Штурман Дора Моисеевна : другие произведения.

Великолепная теория

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава из книги: "Марксизм - наука, или утопия?"

  
  
  
  
  
  "ВЕЛИКОЛЕПНАЯ ТЕОРИЯ"
  
   "Учение Маркса всесиль-
   но, потому что оно верно".
   В.И. Ленин
  
   "Прежняя наша программа бы-
   ла теоретически правильной, но
   практически несостоятельной".
   В.И. Ленин. Соч.,
   изд. 4, т. 32, стр. 201.
  
  
   ""Литературная газета" настоятельно рекомендует мне хотя бы в общих
  чертах ознакомиться с основными трудами основоположников учения. Вероятно, я и в самом деле ознакомился с ними кое-как, ибо в противном слу-
  чае я сумел бы, пожалуй, полностью объяснить себе, почему такая великолепная теория уже столько лет приводит к совершенно противоположным результатам" /Ян Прохазка, Товарищам. "Литературная газета"* 1968, Љ 26; выд. Д.Ш./.
   Действительно - почему?
   Когда в науке ставится эксперимент, направленный на подтверждение ка- кой-нибудь теории и его результат не соответствует ожидаемому, учёные считают, что либо эксперимент был поставлен нечисто, либо теория не верна.
   "Великолепная теория", о которой идёт речь, поставила ряд эксперимен- тов в разных условиях. То, что результаты не совпали с предполагавши-мися, ясно большинству людей, занятых этим вопросом. Но в оценке при-чин этого несовпадения согласия нет по сей день (2003).
   Задача первой части настоящей работы - попытаться ответить на вопрос,
  сформулированный Яном Прохазкой тридцать пять лет тому назад.
   На наш взгляд, основные причины несовпадения марксистской теории с
  марксистской практикой коренятся в ошибках самой теории. Мы попытаем-ся дать аргументацию своему суждению.
   В своей лекции "О государстве" /В.И. Ленин, ПСС, т. 39, стр. 69, 82/ Ленин говорит:
  
  *
   В дальнейшем "ЛГ".
  
  
   "Когда появляется такая особая группа, которая только тем и занята, что- бы управлять, и которая для управления нуждается в особом аппарате при- нуждения, подчинения чужой воли насилию - в тюрьмах, в особых от-рядах людей, войске и пр., - тогда появляется государство. ...Оно всегда было известным аппаратом, который выделялся из общества и состоял изгруппы людей, занимавшихся только тем или почти только тем, или глав-ным образом тем, чтобы управлять. Люди делятся на управляемых и на спе-циалистов по управлению, на тех, которые поднимаются над обществом и которых называют правителями, представителями государства"
   Ленин многократно выступает против утверждения, что государство - это также и орудие примирения противоречивых интересов различных групп населения, и настаивает на том, что государство - ёсть только орудие угнетения одних классов общества другими. Он рассматривает различные типы государственной организации и не делает исключений ни для какого из них.
   По Марксу, Энгельсу и Ленину, "чиновничество и постоянная армия, это - "паразит" на теле буржуазного общества, паразит, порождённый внут-ренними противоречиями, которые это общество раздирают, но именно па-разит, "затыкающий жизненные поры" /II, 2/*. Совершив социалистическую революцию и возглавив общество, пролетариат создаст тем самым государство особого типа, которое тоже является злом, но злом несравненно меньшим, чем любое из государств, существовавших прежде.
   Государство диктатуры пролетариата - это, по Марксу, Энгельсу и Лени-
  ну, последняя историческая форма государственного устройства общества. Его цель - уничтожение классов, а когда классы исчезнут - исчезнет и госу-дарство: некого будет подавлять! У Маркса и Энгельса, у дореволюционно-го Ленина имеются высказывания о том, что уничтожение классовых разли-чий не только возможное, но и сравнительно лёгкое и недолгое дело:
   "Возможен общественный строй, - пишет Энгельс в 1891 году, - в котором исчезнут современные классовые различия и в котором - быть может, после короткого, связанного с некоторыми лишениями, но во всяком случае очень полезного в моральном отношении переходного времени средства к жизни, средства наслаждения, совершенствования и применения всех физических и духовных способностей во всё возрастающей полноте будут представлены во всеобщее распоряжение" /Ф. Энгельс, Введение к циклу статей К. Маркса "Наёмный труд и капитал". К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, т. I, стр. 52. ИМЭЛ. М., 1948; выд. Д.Ш./-
  
  *
   Цитируем по работе В.И. Ленина "Государство и революция" /ПСС, т. 33/. Цитаты из этого произведения снабжены в этой главе данной работы лишь указанием ЉЉ главы и раздела.
  
  .
   Если Энгельс всё же употребляет слова "быть может", то Ленин не со-мневается в этом и вовсе. Говоря о государстве того же "переходного вре-мени", государстве, которое должно послужить орудием построения бес-классового общества, Ленин с уверенностью сообщает читателям, что при переходе от капитализма к социализму, т.е. при построении бесклассового общества, подавление необходимо, а значит необходимо государство. Од-нако "это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление мень-шинства эксплуататоров большинством вчерашних наёмных рабов дело на-столько, сравнительно, лёгкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наёмных рабочих, что оно обойдётся человечеству гораздо дешевле" /V, 2/. Говоря о государстве "диктатуры пролетариата", Ленин употребляет вы-ражения "почти не государство", "почти не машина", "очень простая маши- на", пишет слово "государство" в кавычках, наконец, называет его "простая организация вооруженных масс", подчёркивая этим, что государство диктатуры пролетариата будет существенно отличаться от всех своих предшественников, в первую очередь тем, что будет подавлять немногих и недолго: пока уничтожит классы...
   Классики марксизма-ленинизма первоначально предполагади, что это необычайное государство в силу своих средств и целей не может появиться на свет как результат усовершенствования прежнего государственного устройства. Даже буржуазная демократия не может трансформироваться в диктатуру пролетариата. Для того, чтобы создать пролетарское государство, необходимо сломать прежнюю государственную машину. Позднее появятся различные отклонения от этой категоричности, но лишь как исключения из типического хода вещей
   Говоря же о правиле, а не об исключениях из него, классики марксизма пользуются рядом красочных синонимов: "уничтожить", "отсечь", "разбить", "взорвать", "не оставить камня на камне" и т.д.
   "Если ты взглянешь в последнюю главу моего "Восемнадцатого брюме-ра", ты увидишь, что следующей попыткой французской революции я объ-являю: не передать из одних рук в другие бюрократическую и военную ма- шину, как бывало до сих пор, а сломать ее, и именно таково предваритель-ное условие всякой действительно народной революции. ...рабочий класс не
  может просто овладеть государственной машиной и пустить её в ход для своих собственных целей" /Карлл Маркс - Кугельману. 12.4.1871, цит. по III, 1/.
   Эту мысль Ленин назвал основой учения Маркса о государстве:
   "...вывод делается чрезвычайно точный, определённый, практически осязательный: все прежние режимы усовершенствовали государственную машину, а её надо разбить, сломать. Этот вывод и есть главное, основное в учении марксизма о государстве" /II, 2/.
   Пролетариат, конечно, может сломать государственную машину самым буквальным образом: распустить или даже уничтожить всех чиновников, сжечь всю документацию и даже сровнять с землёй все здания, где размеща- лись аппараты этой машины. Но для того, чтобы эту машину не пришлось тотчас же восстанавливать, надо уничтожить её не физически, а функци-онально.
   По определению Норберта Винера, строение машины или организма яв-ляется показателем их способности выполнять задачу. Следовательно, со-хранение прежних функций потребует и сохранения старой структуры (строения) машины. Машина представляет собой, подчёркивает Винер, не вещество, а форму строения, которая увековечивает себя.
   Общественная машина отвечает этому определению в такой же мере, как техническая или биологическая. Классики марксизма не раз говорят о том, что управление людьми при социализме "упрощается", однако не исчезает совсем, тем более во время переходного периода. По словам Ленина, "революция должна состоять не в том, чтобы новый класс командовал при помо- щи старой государственной машины, а в том, чтобы он разбил эту машину и командовал при помощи новой машины" /VI, 3; выд. Д.Ш./.
   Стало быть, без машины управления обойтись нельзя, и вопрос лишь в том, каковы будут её функции. Чем они будут отличаться от функции прежней машины и совместимо ли их выполнение с производственной дея-тельностью пролетариата.
   Итак, что же такое "очень простая машина", "почти не машина", "простая организация вооруженных масс"?
   Ближайшие продолжатели дела Ленина в первое шестилетие после его смерти неслучайно не на живот, а на смерть передрались, решая, кто же из них в вопросе об организации государства "диктатуры пролетариата" по-следовательней других представляет Ленина. Каждый из них, ссылаясь на соответствующие его высказывания, формально был прав, так как у Ленина имеются по этому поводу весьма разноречивые "руководящие указания".
   В "Государстве и революции" Ленин пишет, что
   "...переход от капитализма к социализму невозможен без известного возврата" к "примитивному" демократизму (ибо иначе как же перейти к выполнению государственных функций большинством населения и поголовно всем населением?)" /III, 2/.
  И ниже /VI, 3/:
  "При социализме многое из "примитивной" демократии неизбежно оживёт, ибо впервые в истории цивилизованного общества масса населения поднимается до самостоятельного участия не только в голосованиях и выборах, но и в повседневном управлении. При социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял" (выд. нами).
   Всё дело, следовательно, в привычке быть управляемыми, а не в каких-то фундаментальных причинах, не позволяющих обойтись без профес-сионального управления?
   В той же главе мы читаем, что "социализм сократит рабочий день, под-нимет массы к новой жизни, поставит большинство населения в условия, позволяющие всем без изъятия выполнять "государственные функции". Иронические кавычки вокруг "государственных функций" выразительно пе-редают отношение Ленина к этому бюрократическому излишеству. Там же сказано, что необходимо бороться за то, чтобы "сам вооруженный проле-тариат был правительством".
   Переиздавая в 1918 году свою книгу, Ленин не мог уже питать никаких иллюзий относительно того, насколько ему и его соратникам удаётся изба-виться от "государственных функций", передав их "самому вооруженному пролетариату". Тем не менее, создавая и укрепляя самое централизованное и самое диктаторское, по крайней мере, в новой истории правительство, Ленин на словах не изменяет классическим марксистским рецептам, чем и превращает всё то, что у Маркса и Энгельса (и у него самого до ноября 1917 года) могло быть заблуждением, в бесцеремонную ложь.
   Даже в 1918 году, в статье "Очередные задачи советской власти" /ПСС, т. 36, стр. 204/, Ленин выделяет в качестве главного принципа социали-стического самоуправления следующее требование:
   "бесплатное выполнение государственных обязанностей каждым трудящимся, по отбытию восьмичасового "урока" производительной работы; переход этот особенно труден, но только в этом залог окончательного упрочения социализма".
   В известной статье 1917 года "О двоевластии" /ПСС, т. 31, стр. 145 - 148/ Ленин следующим образом характеризует пролетарскую власть:
   "Это - революционная диктатура, т.е. власть, опирающаяся прямо на ре- волюционный захват, на непосредственный почин революционных масс снизу, а не на закон, изданный централизованной государственной властью" /стр. 145, выд. Лениным/.
  
  * Это подчёркивание ненужности предварительного обсуждения и утверждения законов парламентом в России, готовящейся к созыву выстраданного двумя столе-тиями борьбы Учредительного собрания, было для Ленина очень важным: после начала регулярной работы Собрания большевикам гораздо труднее стало бы захва-тить власть.
   Только её хроническое опьянение словами "революционный", "револю-ционных масс", "снизу" и т.п. - позволило российской радикально-демо-кратической интеллигенции не видеть, не понимать, чем чревата государ-ственная доктрина Ленина.
   "Эта власть - власть того же типа, какого была Парижская коммуна 1871 года. Основные признаки этого типа: 1) источник власти - не закон, предварительно обсуждённый и утверждённый парламентом*, а прямой по-чин народных масс снизу и на местах, прямой "захват", употребляя ходячее выражение; 2) замена полиции и армии, как отдельных от народа и противопоставляемых народу учреждений, прямым вооружением всего народа; -
  государственный порядок при такой власти охраняют сами вооруженные рабочие и крестьяне, сам вооруженный народ; 3) чиновничество, бю-рократия либо заменяются опять-таки непосредственно властью самого на- рода, либо по меньшей мере ставятся под особый контроль, превращаются не только в выборных, но и сменяемых по первому требованию народа, -сводятся на положение простых уполномоченных; из привилегированного слоя с высокой, буржуазной оплатой "местечек" превращаются в рабочих особого "рода оружия", оплачиваемых не выше обычной платы хорошего рабочего" /Там же, стр. 146; выд. Лениным/.
   Интересно ещё одно высказывание Ленина о ликвидации разделения тру- да в области управления государством после социалистической революции. При социализме, по его словам, могут остаться соответствующие "мини-стерства", или "комиссии", или какие-то специальные учреждения, но это не означает сохранения парламентаризма, ибо при социализме "парламентарии должны сами работать, сами исполнять свои законы, сами проверять то, что получается в жизни, сами отвечать непосредственно перед своими избирателями. Представительные учреждения остаются, но парламентаризма, как особой системы, как разделения труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов здесь нет" /III, 3/. И Ленин опять цитирует Маркса.
   Ожидая в ближайшем будущем мировой, или по меньшей мере, между-народной революции, классики марксизма чаще всего полагали, что воен-ная функция "диктатуры пролетариата" ограничится "экспроприацией экс-проприаторов". Однако в их некоторых работах рассматривается и перспек-тива существования коммунистического общества в окружении некоммуни-стических государств (так что несправедливо обвинять Ленина или Сталина в искажении позиции классиков). Стилистика марксистских прогнозов, уверенно изображающая желаемое как неизбежное и предполагаемое как доказанное, хорошо представлена "Эльберфельдскими речами" Энгельса:
   "В коммунистическом обществе никто не станет и думать о постоянном войске. Да и зачем? Для охраны внутреннего спокойствия? Но мы уже виде-ли /выд. Д.Ш./, что никому и в голову не придёт нарушать это внутреннее спокойствие. Для захватнической войны? Но как может коммунистическое общество дойти до того, чтобы предпринять захватническую войну? Для оборонительной войны? Для этого оно не нуждается в постоянной армии, так как легко будет выучить каждого годного для войны члена общества, наряду с его другими занятиями, владеть оружием настолько, насколько это нужно для защиты страны, а не для парадов. И примите ещё при этом во внимание, что член такого общества в случае войны, которая, конечно, может вестись только против некоммунистических наций, должен защищать действительное отечество, действительный очаг, что он, следовательно, будет бороться с воодушевлением, со стойкостью, с храбростью, перед которой должна разлететься, как солома, механическая выучка современной армии" /К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., изд. II, т. 2, стр. 532-554. М., ГПИ, 1955/.
   И доказательно, и серьёзно, а главное - подтверждается опытом после-дующих почти двухсот лет... Не отсюда ли ведёт свою родословную "бумажный тигр" маоистской пропаганды?
   Сохраняя в своих квазитеоретических (у Ленина, вопреки господствую-щему убеждению, теоретических работ, не приносящих честное развитие мысли в жертву политической цели, нет) послереволюционных работах часть прежних формулировок, Ленин сразу же начинает предъявлять социалистической государственности чёткие требования:
   "Мы живём не только в государстве, но и в системе государств, и суще-
  ствование советской республики рядом с империалистическими государ- ствами продолжительное время немыслимо. В конце концов, либо одно, либо другое победит. А пока этот конец наступит, ряд самых ужасных столкновений между Советской республикой и буржуазными государствами неизбежен" /В.И. Ленин, Выступление на VIII съезде РКП(б) 18 - 23 марта 1919 г. ПСС, т. 41, стр. 139/.
   Этот тезис имеет прямое отношение к ленинской политике "мирного со-существования" и ничем от последующих советских трактовок её не отлича-ется. И далее:
   "Это значит, что господствующий класс пролетариат, если только он хочет и будет господствовать, должен доказать это своей военной органи- зацией" /Там же/.
   Речь идёт об укреплении армии, которую следовало, согласно ленинским требованиям февраля - октября 1917 года, превратить во всенародную ми-лицию ещё до победы пролетариата, при Временном революционном прави-тельстве. Ничто не указывает также на упрощение управления людьми вну-три государства, в гражданской жизни: к прежним обязанностям государ-ства прибавилось управление тотально централизованной экономикой, небывалый доселе контроль над идеологией, насильственное насаждение всеобъемлющего единообразия в духовной, политической, хозяйственной жизни.
   В конспекте к брошюре "Диктатура пролетариата" Ленин писал:
   "Государство - лишь орудие пролетариата в его классовой борьбе, особая дубинка и ничего больше" /ПСС, т. 39, стр. 262/
   Допустим, что кто-то нуждается в таком государстве и жаждет жить под пролетарской дубинкой. Но для того, чтобы пользоваться дубинкой, надо иметь свободные руки, а руки рабочих заняты непосредственным деланием вещей на фабриках и заводах, на транспорте и в добывающей промышленности.
   Поневоле (как это предусматривали и с блестящей убедительностью опи-
  сали прозорливые оппоненты Маркса и Энгельса ещё в XIX веке) рабочие
  будут вынуждены освободить от работы по их пролетарской специальности
  какую-то часть своих коллег по классу, чтобы вручить им эту дубинку и
  уполномочить ею орудовать. Как же иначе найти для дубинки руки?..
   "Дубинка" - это, по-видимому, органы государственного насилия, при-
  нуждения, охраны, контроля и безопасности. Но ведь современное государ- ство - это не только перечисленные инструменты последнего. Это ещё и огромное (в разбираемом случае - национализированное) хозяйство, это наука, это школа (от начальной до высшей), это пресса... Короче говоря, это колоссальнейшие объёмы информации разных родов и видов, которую кто-то должен вырабатывать, передавать исполнителям, корректировать и контролировать её воплощение в жизнь.
   К. Каутский в своё время робко выражал сомнение в том, что рабочий класс способен руководить государством иначе, как через партию.
   Ленин возмущённо ему возражал:
   "Совершенно неверно, что не может управлять класс: такой вздор мог сказать только "парламентский кретин", ничего не видящий, кроме бур-жуазного парламента, ничего не замечающий, кроме "правящих партий". Любая европейская страна покажет Каутскому примеры управления её гос-подствующим классом, например, помещиками в средние века, несмотря на их недостаточную организованность /В.И. Ленин, "Пролетарская ре-волюция и ренегат Каутский", ПСС, т. 37, стр. 250/.
   Неужели от Ленина ускользает различие между рабочим классом и "по-мещиками в средние века"? Аристократия, феодальная в том числе, - класс правящий, ничем, кроме военного дела и власти не занятый, - класс, в исполнении этих обязанностей возникший.
   Рабочий класс - класс исполнительный, занятый не военным делом, не управлением, не контролем, а своей работой, поглощающей всё его время, все силы. Можно ли принимать всерьёз выполнение им "государственных" функций после восьмичасового ежедневного производственного труда?
   Не проходит и трёх лет после категорической отповеди Ленина Каутско-му, и Ленин повторяет суждение последнего в гораздо более резкой форме, не попросив, разумеется, извинения за "парламентского кретина":
   "Мы после двух с половиной лет советской власти перед всем миром вы-ступили и сказали в Коминтерне, что диктатура пролетариата невозможна иначе как через коммунистическую партию. Без этого диктатура пролетариата неосуществима" /В.И. Ленин, Заключительное слово по отчёту ЦК РКП(б), 9 марта 1921 г. Х съезд РКП(б). ПСС, т. 43, стр. 42; выд. Д.Ш./.
   "...вся юридическая и фактическая конституция Советской республики строится на том, что партия всё направляет, всё назначает и строит по одному принципу, чтобы связанные с пролетариатом коммунистические элементы могли пропитать пролетариат своим духом, подчинить его себе, освободить его от того буржуазного обмана, который мы так долго стараемся изжить" /В.И. Ленин, Речь на Всесоюзном совещании политпросветов 2 ноября 1920 г. ПСС, т. 41, стр. 403; выд. Д.Ш./.
   "При переходе к социализму неизбежна диктатура пролетариата, но поголовной организацией промышленных рабочих не осуществится эта диктатура. ...Получается такая вещь, что партия, так сказать, вбирает в себя авангард пролетариата, и этот авангард осуществляет диктатуру пролетариата. ...Но диктатуру пролетариата через его поголовную организацию осуществить нельзя... Диктатуру может осуществить только тот авангард, который впитал в себя революционную энергию класса" /В.И. Ленин, О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках т. Троцкого. ПСС, т. 42, стр. 203-204; выд. Д.Ш./.
   Можно процитировать статистическую выборку социального происхождения той малочисленной активной верхушки "авангарда пролетариата", которая решала в ленинские времена судьбы России (и мира), но какое это
  имеет значение? Правители - это уже не рабочие. Вот в чём суть.
   Итак, может или не может, по Ленину, пролетариат управлять государ-ством? В последовательно демократических государствах можно говорить об активном участии профессиональных союзов в распределении и в улучшении условий труда, в конкурентной борьбе на выборах и т.п. Но в государстве "диктатуры пролетариата" профсоюзы были при Ленине превращены в один из многочисленных инструментов воздействия государства на массы и стали, по образному выражению Ленина, лишь "приводными ремнями" от партийно-государственной власти к массам. Мистическая связь посредством таинственной "революционной энергии" ничего не имеет общего с действительным распределением социальных обязанностей и социальной инициативы, с общественным разделением труда.
   Авангардом (наиболее влиятельной и профессионально компетентной его
  частью) рабочего класса могут быть рабочие высокой квалификации, веду-щие мастера своего дела, наиболее культурные, социально-активные, ува-жаемые люди этого класса, а не профессиональная военная, политическая и государственно-административная бюрократия, из какой среды она бы ни вышла.
   Возникает вопрос и о том, почему диктатура пролетариата - благо для общества, а диктатура любого другого класса - зло.
   Гипотетическую диктатуру пролетариата (по собственному признанию Ленина, - власть, "не связанную никакими законами и опирающуюся толь-ко на насилие") марксисты оправдывали тем, что в развитых капиталисти-ческих странах эта диктатура будет насилием "справедливым", "хоро-шим", - насилием праведного большинства народа над его неправедным эксплуататорским меньшинством.
   Примем на некоторое время этот категорически неприемлемый тезис, утверждающий право большинства народа насиловать меньшинство населения. Но и после принятия этого тезиса диктатура пролетариата не была бы
  для России торжеством справедливости (даже марксистской). По советским данным, состав населения России в 1916 году был примерно таков: крестьянство - 66,7%; буржуазия и помещики - 16,3%; рабочие, служащие и деятели умственного труда, вместе взятые, - 17%. На XI и других съездах РКП(б) начала 1920-х гг. приводится цифра, свидетельствующая, что промышленные рабочие составляли в этот период 2 - 3 процента населения России (со всеми её сохранёнными с царских времён колониями). Значит, даже в том случае, если бы российскому пролетариату чудом удалось, всему поголовно, не переставая быть при этом рабочим классом, сорганизоваться в класс правящий, его диктатура была бы насилием меньшинства народа над его подавленным большинством. Она являлась бы таким насилием в большей степени, чем власть помещиков и капиталистов. Большевики же в 1917 году сражались даже не против царизма, а против сверхмягкой демократии Временного правительства.
   О несовпадении интересов большевиков с интересами колоссального большинства российского населения - крестьянства - Ленин говорил неоднократно и с достаточной определённостью. Обычно он говорил об этом несовпадении в работах, считающихся теоретическими и установочными, адресованных коллегам по партии. О тождестве же интересов крестьян и большевиков он говорил как правило в лозунговых, тактических выступле-ниях, параллельно опровергая эту свою пропагандистскую демагогию в до-кументах для посвящённых. Я не занимаюсь здесь текстологическим иссле-дованием наследия Ленина, но приведу несколько его высказываний о вза-имоотношениях между его партией ("пролетариатом") и крестьянским большинством дореволюционной России:
   "Интересы пролетариата не совпадают с интересами крестьянства и мел-
  кой буржуазии" /В.И. Ленин, Доклад об участии социал-демократии во временном революционном правительстве (III съезд РСДРП). ПСС, т. 10, стр. 128/.
   "...наступит время - кончится борьба с русским самодержавием - минет для России эпоха демократической революции - тогда смешно будет го-ворить о "единстве воли пролетариата и крестьянства..." /В.И. Ленин, Две тактики социал-демократии в демократической революции. ПСС, т. 11,
  стр. 76/.
   "Вместе с крестьянами-хозяевами против помещиков и помещичьего го-сударства, вместе с городским пролетариатом против всей буржуазии и всех крестьян-хозяев" /В.И. Ленин, Социализм и крестьянство. ПСС, т. 11, стр. 291/.
   Когда мы читаем эти и подобные высказывания Ленина, мы как-то за-бываем о действительности, вставшей позднее за осуществлёнными акциями обмана и предательства интересов крестьянства. Его умело и своевременно спровоцировали на борьбу против едва народившейся демократии, а затем победили и уничтожили в войне коммунистического государства "против всех крестьян-хозяев". И это не "перегибы", а продуманная и неизбежная для государственной диктатуры, узурпирующей всю социально-экономическую инициативу, стратегия! Восходит она к аграрным работам Маркса и Энгельса, а не изобретена Лениным. Начав с мечты о самоуправлении "ассоциированных производителей", уничтоживших в обществе всё, тяготеющее к частной собственности - этому, как думалось, истоку всех бед, Ленин так рисует в конце своей жизни схему однопартийной государственной диктатуры:
   "Диктатуру осуществляет организованный в Советы пролетариат, кото-рым руководит Коммунистическая партия большевиков. ...Партией, соби-рающей ежегодные съезды, руководит выбранный на съезде центральный комитет из 19 человек, причём всю текущую работу в Москве приходится вести ещё более узким комиссиям, а именно так называемым "Оргбюро" и "Политбюро", которые избираются на пленарных заседаниях ЦК в составе 5-ти человек в каждом бюро. Выходит, следовательно, самая настоящая "олигархия". Ни один важный политический или организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением нашей республики без руководящих указаний ЦК партии" /В.И.Ленин, Детская болезнь "ле-визны" в коммунизме. ПСС, т. 41, стр. 30 - 32/.
   Иронические кавычки вокруг слова "олигархия" вроде бы здесь ни к че-му. При Ленине это ещё была очень узкая, но олигархия*. Поставив перед собой задачу утопической архаизации (т.е. примитивной демократизации) управления современными производительными силами, марксисты прихо-дят, и неизбежно, к прямо противоположному результату - к предельной абсолютизации (централизации) этого управления. Вместо неосуществимой диктатуры пролетариата возникла вполне реальная диктатура руководящего меньшинства компартии, иногда доходящая до своего естественного предела - до диктатуры одного лица.
  *
   В работах Маркса и ряда других авторов есть понятие "староазиатская, или кастовая, деспотия". Оно же встречается и у досоветского Ленина. В кастовой деспотии между государством и подчинённым ему обществом нет никаких "промежуточных" эксплуататорских классов: таковым является само государство, произвольно экспроприирующее продукты общественного производства.
   Частное рабовладение существует эпизодически и не является экономической основой строя.
   Следует отметить, что во времена великих географических открытий (XV - XVII вв.) европейцы соприкоснулись с тогдашними кастовыми деспо-тиями Старого и Нового света. Фантастические государства, описанные в произведениях коммунистических утопистов тех времён (Т. Мор, Т. Кам-панелла, Д. Верас и др.), по своей структуре и функциям сходны именно с кастовой деспотией.
   Реальный социализм ХХ века (диктатура компартии) удивительно напо-минает эту "староазиатскую" формацию.
   Весьма характерно, что Сталин, в своих работах всегда следовавший Марксовой схеме социально-экономических формаций, в конце 1920-х -начале 1930-х гг. категорически запретил вводить в эту схему (в учебниках и исследовательских работах) "староазиатскую деспотию" и вообще вспоминать о ней. Очень даже понятно, что антипатия к ней Сталина и тайный, а после его смерти - всё более открытый интерес к ней в тогдашнем Советском Союзе вызваны упомянутым выше структурным и функциональным сходством. /См., к примеру, "Утопический роман XVI - XVIII веков". Б-ка Всемирной литературы. Изд. "Художественная литература". М., 1971 и ст. Д. Штурман "Человечества сон золотой". Ж-л "Новый мир". М., 1992, Љ 7, стр. 121-153/.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ УТОПИЯ
  
  
  
   "Главная ошибка всех нас была до сих пор, что мы рассчитывали на лучшее; и от этого впадали в бюрократические утопии. Реализовалась из наших планов ничтожная доля. Над планами смеялась жизнь. Смеялись все.
   Надо это в корне переделать."
  
   В.И. Ленин, "Просто, как всё великое"...
   (Ленин об учении Маркса).
  
  
  
   Итак, диктатура пролетариата оказалась утопией и в ходе коммунисти-
  ческого эксперимента была заменена однопартийной государственной диктатурой (партократией - термин А. Авторханова).
   В конце концов, это ли важно? Важно понять, насколько полно то, что было построено, способно удовлетворять материальные и духовные нужды общества. Важнее всего здесь не качества какой-то конкретной коммуни-стической однопартийной диктатуры, например, советской или китайской, а принципиальные возможности нового способа производства и общественной организации - его возможности в идеальном, наиболее благоприятном случае.
   Поэтому важно рассмотреть идеализированный вариант нового строя, по-смотреть, как представляла себе его экономические основы теория, лежа-щая в основе эксперимента.
   Нам важно понять, почему, согласно искреннему убеждению марксистов, капитализм следует заменить другим способом производства.
   "Манифест Коммунистической партии" так характеризует паразити-ческий, нетрудовой, эксплуататорский класс буржуазии:
   "Буржуазия сыграла в истории человечества чрезвычайно революционную роль".
   "Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов ворудиях производства, не революционизируя, следовательно, производ- ственных отношений, а стало быть и всей совокупности общественных от-ношений".
   "Буржуазия путём эксплуатации всемирного рынка сделала производство
  и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реак-ционеров она вырвала из-под ног промышленности национальную почву.
   На смену местному и национальному самодовлению и замкнутости приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга. Это в равной мере относится как к материальному, так и к духовному производству. Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся всё более невозможными и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература".
   "Дешевые цены её товаров - вот та тяжелая артиллерия, с помощью ко-которой она разрушает все китайские стены и принуждает к капитуляции са- мую упорную ненависть варваров к иностранцам". "Буржуазия подчинила деревню господству города... и вырвала таким образом значительную часть населения из идиотизма деревенской жизни*. Так же, как деревню она сделала зависимой от города, так варварские и полуварварские страны она поставила в зависимость от стран цивилизованных, крестьянские народы - от буржуазных народов, Восток - от Запада".
   Всё это говорится в похвалу буржуазии, и перечисленные процессы здесь представлены как бесспорные феномены прогресса, как заслуга буржуазии.
   "Буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем за все предшествовавшие поколения вместе взятые", - поколения, даже не способные подозревать, что такие производительные силы дремлют в недрах общественного труда".
  
  *
  
   Похвалам по адресу буржуазии противопоставлены в "Манифесте" разоб-
  лачения, которые начинаются преимущественно союзом "но". Суммируя основные "но", мы получим примерно такую картину: но, создав столь могущественные производительные силы, буржуазия уже к середине XIX столетия оказалась не в состоянии ими руководить. С одной стороны, она перестала быть необходимой общественному производству в качестве его организатора (технически мыслимо обойтись без её услуг), а значит, превратилась в чистого паразита. С другой - она "неспособна обеспечить
  -------------------------------
  *
   "Идиотизм деревенской жизни" - роковая ложная формула, которая выросла в аграрную программу партократии.
  своему рабу даже рабского существования, потому вынуждена дать ему опуститься до такого уровня, когда она сама должна кормить его вместо того, чтобы кормиться за его счёт".
   Кризисы перепроизводства, периодически сотрясающие общество, застав-ляют буржуазию то уничтожать колоссальные избытки товаров (тогда как неплатежеспособная часть общества остро нуждается в них), то завоёвывать новые рынки и снова расширять их с тем, чтобы следующий кризис был щё грандиознее. Теряя контроль над хаотически эксплуатируемыми силами, вызванными ею к жизни, буржуазия "производит прежде всего своих собственных могильщиков. Её гибель и победа пролетариата неизбежны".
  
   По этим причинам буржуазию и следует уничтожить "как класс" , а ру-ководство общественными производительными силами передать другому распорядителю.
   Кем же (или, может быть, чем) следует заменить буржуазию как организатора общественного производства?
   Первоначальная идея классического марксизма в области экономического управления состояла в намерении заменить частнособственническое и корпо-ративное руководство и владение - владением и руководством коллективным, т.е. "безаппаратным" архаическим самоуправлением.
   Процесс перехода от капиталистической конкуренции к полному обобще-ствлению производства рисовался аналогично процессу феодальной центра-лизации, но с заключительным актом, уничтожающим центральную управ-ляющую инстанцию и ставящим на её место "самоуправление ассоцииро-ванных производителей".
   Вот схема этого первоначального представления и иллюстрирующее её высказывание Энгельса:
   1) капиталисты, подобно суверенным феодалам, поглощают друг друга в конкурентной борьбе;
   2) победившая монополия, подобно крупнейшему из феодалов - монарху, отождествляет себя с государственной властью;
   3) это слияние монополии с государством является предельным обост-рением противоречий капитализма, а не выходом из них;
   4) пролетариат овладевает политической властью и берёт в свои руки воз-никшую государственно-капиталистическую монополию;
   5) затем победивший пролетариат "взрывает" государственно-капитали-стическую машину управления и передаёт общественное производство в руки "ассоциированванных производителей", предварительно уничтожив классы и "доэкспроприировав" "недоэкспроприированных" монополией капиталистов, если таковые имеются.
   Вот что говорит по этому поводу Энгельс ("Развитие социализма от утопии к науке"; цифрами в скобках отмечены в рассуждении Энгельса пункты приведенной выше схемы):
   "В трестах свободная конкуренция превращается в монополию, а беспла-
  новое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством грядущего социалистического общества. Правда, сначала только на пользу и к выгоде капиталистов. Но в этой своей форме экс-плуатация становится настолько осязательной, что должна рухнуть. Ни один народ не согласился бы долго мириться с производством, руководи-мым трестами с их неприкрытой эксплуатацией всего общества кучкой лиц, живущих стрижкой купонов (1).
   Так или иначе, с трестами или без трестов, в конце концов государство как официальный представитель всего общества вынуждено будет взять на
  себя руководство производством (2)".
   Цитирую сноску Энгельса к слову "вынуждено":
   "Я говорю "вынуждено", так как лишь в том случае, когда средства производства или сообщения действительно перерастут управление акцио-нерных обществ, когда их огосударствление станет экономически неизбеж-ным, только тогда - даже если его совершит современное государство - оно будет экономическим прогрессом, новым шагом на пути к тому, чтобы само общество взяло в свои руки все производительные силы". "Но ни переход в руки акционерных обществ и трестов, ни превращение в госу-дарственную собственность не уничтожают капиталистического характера производительных сил (3). Относительно акционерных об-ществ и трестов это совершенно очевидно. А современное государство, опять-таки, есть лишь организация, которую создаёт себе буржуазное об-щество для охраны внешних условий капиталистического способа производства от посягательств как рабочих, так и отдельных капиталистов. Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой сути своей государство капиталистов, капиталистическая машина, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмёт оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан оно будет эксплуатировать /выд. Д.Ш./. Рабочие останутся наёмными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки (3). Но на высшей точке происходит переворот (4). Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но она содержит в себе формальное средство его разрешения.
   Это разрешение может состоять только в том, что общественная природа современных производительных сил будет признана на деле и что, следова-тельно, способ производства и обмена будет приведен в соответствие с об-щественным характером средств производства (4,5). А это может произо-йти только таким путём, что общество открыто и не прибегая ни к каким окольным путям возьмёт в своё владение производительные силы, перерос- шие всякий другой способ управления ими, кроме общественного (4)".
   Нетрудно убедиться, прочитав этот отрывок из книги, от которой марк-сизм никогда словесно не отрекался, что ни одна из живых реализаций со-циализма под классическое определение этого строя не подпадает, ибо ни одна из них дальше создания "идеального совокупного капиталиста" в лице коммунистического однопартийного диктаторского государства пойти не смогла. Энгельс же создание этой "капиталистической машины" считал
  апогеем капитализма, а не началом эры пролетарского самоуправления. Убедившись, что безгосударственного самоуправления "ассоциированных производителей" он построить не может, Ленин несколько раз повторяет определение, в корне противоречащее Энгельсу в оценке последним "госу-дарства-капиталиста", но совпадающее с ним в признании капиталистиче-ского характера возникшей государственной сверхмонополии:
   "Социализм есть не что иное, как ближайший шаг вперёд от государ-ственно-капиталистической монополии, или иначе: социализм есть не что иное, как государственная монополия, обращённая на пользу всему народу и постольку переставшая быть капиталистической монополией" /В.И. Ленин, Грозящая катастрофа и как с ней бороться. ПСС,т. 34, стр. 192; выд. Д.Ш./.
   Итак, государственная монополия, о которой говорят и Энгельс, и Ленин, по мнению обоих авторов, безусловно капиталистична. Но по Энгельсу на не может быть поставлена "на пользу всему народу" и должна быть народом экспроприирована. А по Ленину эту государственную монополию можно заставить служить не себе самой, а "всему народу". И лишь постольку, поскольку эта возможность осуществлена, монополия перестаёт быть капиталистической, превращаясь в социализм.
   Рассуждение Энгельса о том, что с ростом централизации экономической власти растут возможности монополии действовать в своих интересах, не- сомненно, логично: чем шире монополия, тем ниже её зависимость от рынка сбыта и от рынка рабочей силы. Он только не знал ещё, что у рабо-тоспособности расширяющейся монополии есть предел.
   Убеждение Ленина, что всеобъемлющую государственную экономическую монополию можно поставить на службу всему народу, противоречит более ранним ленинским размышлениям о монополизме как таковом, о социальной опасности сверхмонополизма*.
   Люди, жаждущие поправить, улучшить, оздоровить коммунизм (марк-сизм-ленинизм) или отказаться от него сознательно, а не реактивно, пред-ложат ряд вопросов:
   1) может быть, прав Энгельс, т.е. "идеальный совокупный капиталист" росто-напросто должен быть экспроприирован "ассоциированными произ-------------------------
   *
   См. хотя бы его работу "Империализм как высшая стадия капитализма".
  водителями", и тогда всё придёт в соответствие с классическим марксистским прогнозом?
   2) Может быть, прав Ленин, и всеобъемлющую государственную поли-тико-экономическую монополию можно и нужно поставить на службу всему народу, и тогда получится настоящий социализм, а не его партократический эрзац?
  
   Будем добросовестны и обратимся к этой литературе.
   Рассмотрим конкретные экономические рекомендации классического марксизма.
   Первоначально задача налаживания общественного экономического самоуправления кажется проектировщикам нового мира чрезвычайно простой:
   "В коммунистическом обществе легко будет учитывать как производство, так и распределение. Так как известно, сколько необходимо в среднем каждому в отдельности, то очень просто выяснить, сколько потребуется определённому числу лиц, а так как производство не будет находиться тогда в руках отдельных частных лиц, а будет находиться в руках общины и её управления, то не трудно будет организовать производство соответствен-но потребности" /Ф. Энгельс, Эльберфельдские речи. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., изд. II, т. 2, стр. 532-554. М., ГПИ, 1955; выд.Д.Ш./.
   "Когда с современными производительными силами станут обращаться
  сообразно с их понятой, наконец, природой, общественная анархия в про-изводстве заменится общественно-планомерным регулированием производства сообразно потребности как общества в целом, так и каж-дого его члена в отдельности... с одной стороны, прямым общественным при-своением продуктов в качестве средств для поддержания и раскрепощения производства, а с другой - прямым индивидуальным присвоением их в каче-стве средств к жизни и наслаждению" /Ф. Энгельс, Развитие социализма от утопии к науке. К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, т. 2, стр. 140. ИМЭЛ. М., 1952; выд. Д.Ш./.
   "При общественном присвоении денежный капитал отпадает: общество распределяет рабочую силу и средства производства между различными от-
  раслями производства. Производители могут, пожалуй, получать бумажные
  удостоверения, по которым они извлекают из общественных запасов пред-метов потребления то количество продуктов, которое соответствует вре- мени их труда. Но эти удостоверения - не деньги: они не совершают функ- ции обращения" /К. Маркс, Капитал, т. 2, гл. 18, стр. 356. ГПИ. М., 1951/.
   "Если мы представим себе не капиталистическое общество, а коммуни-стическое, то прежде всего отпадает денежный капитал, а, следовательно, отпадает вся та маскировка сделок, которая благодаря ему возникает. Дело сводится просто к тому, что общество должно наперёд рассчитать, сколько труда, средств производства, и жизненных средств оно может без ущерба тратить на такие отрасли производства, которые, как например, постройка железных дорог, сравнительно долгое время не доставляют ни средств производства, ни жизненных средств, и вообще в течение этого времени не дают никакого эффекта, но, конечно, отнимают от всего годового продукта и труд, и средства производства, и жизненные средства. Напротив, в капиталистическом производстве разум всегда заявляет о себе "пост фестум"; в таких случаях могут и должны происходить крупные нарушения" /Там же./.
   Итак, задача сводится "просто к тому", чтобы разум заявлял о себе не "пост фестум", а заблаговременно. Но беда в том, что всё приведенное вы-ше формулирует лишь задачу, а не её решение. Здесь не сказано, как технологически должна решаться задача; что значит в данном контексте "общество", "всё общество", общественное владение"...
   Сами понятия "разум", "разумные потребности", "правильно" и т.п. не наполнены конкретным содержанием и предполагают априорную тожде-ственность этих определений для авторов и всех читателей.
   Ленин пишет в 1916-1917 и публикует в 1918 гг.:
   "Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного"синдиката". Всё дело в том, чтобы они работали поровну. Учёт этого, контроль за этим упрощён капитализмом до чрезвычайности. до необык-новенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций на-блюдения и записи", для которых, по словам Ленина, достаточно "знания четырёх действий арифметики и выдачи соответствующих расписок" /В.И. Ленин, "Государство и революция". ПСС, т. 33, стр. 101; выд. Лениным/.
   Следует ли удивляться затруднениям в хозяйственной жизни структуры,
  построенной на основании таких прогнозов и констатаций?
   "Когда большинство народа начнёт производить самостоятельно и повсеместно такой учёт, такой контроль за капиталистами, превращёнными теперь в служащих, и за господами интеллигентами, сохранившими капи-талистические замашки, тогда этот контроль станет действительно универ-сальным, всеобщим, всенародным, тогда от него нельзя будет никак укло-ниться, "некуда будет деться".
   Всё общество будет одной конторой, одной фабрикой с равенством труда
  и равенством платы.
   Но эта "фабричная" дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на всё общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзости капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперёд... Ибо, когда все научатся управлять и будут управлять на самом деле самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учёт и контроль тунеядцев, баричей, и тому подобных "хранителей традиций капитализма", - тогда уклонение от этого всенародного учёта и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьёзным наказанием (ибо вооруженные рабочие - люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить они с собой вряд ли позволят), что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой.
   И тогда будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы комму-нистического общества к высшей его фазе, а вместе с тем - к полному отми-ранию государства" /Там же, стр. 101-102; выд. Лениным/.
   Нетрудно теперь, после стольких катастроф и нелепостей, увидеть и оценить роковое и безответственное "простодушие" этих соблазнительных прогнозов-рекомендаций. Легко превращаясь в броские лозунги, они раз-вязали руки жаждущим хлеба и власти толпам и отдали и эти толпы, и их жертвы, и даже их вдохновителей во власть тиранического произвола.
   Тем не менее ничего, кроме такой декламации, в классических работах Маркса, Энгельса, Ленина не обнаруживается.
  
  *
  
   Чем же предопределяется принципиальная утопичность марксистско-ле-нинской схемы построения беспроблемного земного рая?
   Человеческое общество представляет собой так называемую сложную, или "большую" систему. Специфическими проблемами "больших систем" заняты уже несколько десятилетий ученые едва ли не всех областей науки и техники. Так, авторы статьи "Взаимодействие в биологических системах" Ю.М. Васильев, И.М. Гельфанд, Ш.А. Губерман и М.Л. Шик / Ж-л "Природа". М., 1969, Љ 6, стр. 15/ отмечают, что элементы и подсистемы сложных многоуровневых систем могут управляться двояко: либо существует единый центр, который постоянно указывает каждому из элементов, что ему делать (так, например, работает вычислительная машина с введённой в неё программой), либо - и это более естественный способ - система управления имеет иерархическую структуру. Из отдельных элементов управляющей системы в зависимости от задач, стоящих перед организмом, формируются временные объединения - подсистемы. Каждая подсистема решает задачу гораздо меньшей сложности, чем вся система.
   "Управление должно происходить так, чтобы деятельность элементов, решающих свои локальные задачи, приводила к достижению общей цели. При управлении состояние подсистемы должно изменяться таким образом, что её элементы дают "привычные" "запаянные" в них реакции, приспособленные для решения их "личных" задач. Иными словами, формирование сложного живого коллектива идёт таким образом, что реакции, которые должны быть индивидуально целесообразными для каждого элемента, складываются в систему реакций, выгодную для коллектива в целом. Такой подход к проблеме управления сложной живой системой можно охарактеризовать как замену глобального принципа (элементы системы су-ществуют лишь постольку, поскольку это необходимо для системы в целом)
  локальным принципом: каждый живой элемент стремится к осуществлению
  своих "личных" целей, но система сформирована таким образом, что при этом достигаются общие цели.
   ...При формировании коллектива его элементы не должны приобретать каких-то принципиально новых свойств, необходимых для управления ими, речь идёт о приспособлении и организации уже имеющихся "личных" реак-ций этих "элементов". Последние входят в определённые подсистемы "на время решения одной задачи, при решении других задач эти элементы мо-гут входить в другие подсистемы."
   В обоих примерах (вычислительная машина и организм) управление иерархическое. Но в первом случае оно одноканальное, с жестко заданной "сверху" программой, не подлежащей коррективам "снизу", откуда поступают лишь сведения, необходимые Центру системы, но не команды. А во втором - двухканальное, с автоматической обратной связью от структур-ных элементов системы к регуляторам Целого.
   "Самостоятельность" поведения отдельных узлов или недоучёт их особен-ностей приводят к сбоям в работе машины. Отсюда сложные системы про-верки программы. Система такого рода обессмысливается с точки зрения её управляющего устройства, если её узлы и элементы имеют какие-то не за-висящие от него цели и траектории поведения. Авторы статьи утверждают, что естественные живые системы не знают глобального принципа управле-ния и все организованы "иерархически" (я бы сказала - демократически*). Только подходя к вопросу очень поверхностно, можно, к примеру, думать, что организмом "командует" сознание, т.е. одна из способностей мозга.** Состояние мозга, в том числе и сознание, определяется параметрами всех элементов и подсистем организма в их взаимосвязях друг с другом и со сре-дой, а не санкциями сознания. Последнее бессильно прямо и непосред-ственно ("расчётно") определять в организме, которому принадлежит, состояние и поведение молекулы, органеллы, клетки, ткани и ряда органов.
   Н. Винер приводит следующий пример:
   "Допустим теперь, что я поднимаю карандаш. Чтобы это сделать, я должен привести в движение определённые мышцы. Однако никто, за исключением специалистов-анатомов, не знает, какие это мышцы. Даже среди анатомов немногие, да и то вряд ли, сумеют поднять карандаш посредством сознательного акта последовательного сокращения отдельных мышц. На----------------------------
  * Этот вопрос будет рассмотрен дальше.
  ** Лежащих вне биологии человека аспектов поведения и целеполагания мы не касаемся.
  ми осознаётся лишь конечная цель - поднять карандаш. Когда мы решили это сделать, наше движение совершается так, что, грубо говоря, степень, в которой карандаш ещё не взят, на каждом этапе уменьшается. Всё движение выполняется почти бессознательно" /Н. Винер, Кибернетика или управление и связь в животном и машине. Пер. с англ. Изд. "Советское радио". М., 1968, стр. 51/.
   Ни один человеческий ум на сознательную расчётную акцию такой степе-
  ни сложности и скорости не способен.
   Общенациональное, а затем и всемирное "управление по единому плану" - это претензия поднимать каждый карандаш сознательно, последовательно сокращая отдельные мышцы. Для этого надо рассчитать наперёд характер,
  порядок и все количественные соотношения нужных для совершения каж-дого акта реакций и действий. Затем придётся последовательно приводить в действие все связанные с нашими целями частицы, клетки и органы. По-нятно, что Солнце погаснет для нас раньше, чем будут произведены каж-дым из нас такие расчёты.
   Главный же принцип самоорганизации "больших, или кибернетических, систем" сформулирован авторами упомянутой выше статьи так:
   "Каждый живой элемент стремится к осуществлению "личных" целей, но
  система сформирована так, что при этом достигаются общие цели всей системы".
  
  *
  
   В официально изданной ещё в 1966 году в Москве книге читаем:
   "Кибернетическая система отличается тремя характерными чертами: она чрезвычайно сложна - до такой степени, что её структура не поддаётся в деталях определению. Она чрезвычайно вероятностна - до такой степени, то, будучи сложной по строению, она становится неделимой, и каждая траектория движения системы равновероятна. Нереально предположить, чтотакого рода система может управляться посредством предписанных извне правил. Дело в том, что такая система по определению не поддаётся анализу, и поэтому не существует никакого теста, посредством которого соответствие этим правилам могло бы быть доказано. Третья характерная черта кибернетической системы состоит в том, что коренное свойство организации, проявляющейся в ней, возникает изнутри, система является самоорганизу-ющейся" /Ст. Бир, На пути к кибернетическому предприятию. В сб. "Принципы самоорганизации". Изд. "Мир". М., 1966; стр. 48/.
   Рассмотрим несколько схем* управления различными системами такого рода:
  
  
  
   ---------------
   * Предлагаемая читателям работа является частью более обширного исследования "Ннаш новый мир. Теория. Эксперимент. Результат" С 1967 года оно ходило в Самиздате (под псевдонимом В.Е.Богдан). Затем оно было опубликовано в Израиле и Англии (1981, 1986 и 1990 годы. В настоящем варианте нумерация схем начинается не с первого, а с шестого номера.
  
  .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   СХЕМА ВЗАИМООТНОШЕНИЙ МЕЖДУ ОБЩЕСТВОМ
   И ЕСТЕСТВЕННОЙ СРЕДОЙ ЕГО ОБИТАНИЯ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СХЕМА ПРЯМЫХ И ОБРАТНЫХ СВЯЗЕЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО
  САМОУПРАВЛЕНИЯ
  
   Главная особенность самоорганизации систем такого рода (например, биоценоза, общества как природного объекта или конкурентного рынка) заключается в том, что их управляющая инстанция автоматически складывается из всех частностей, образующих управляемую систему. Наличествует некая взаимозависимость. Команды Целого, адресованные каждой входящей в него частности, представляют собой итог, результат поведения, свойств и состояния всех компонентов этого Целого, включая и данный управляемый элемент его. Разумеется, элементы и узлы системы ни качественно, ни количественно не равны друг другу, их воздействия не равновелики и не равнокачественны. Но ни отдельный элемент, ни группа таковых не могут выйти из-под контроля системы как Целого, встать над ней, подчинить её своему монопольному и исключительному диктату. Если это случается, система перестаёт быть сама собой и превращается в качественно иную структуру.
   Частности геобиоценоза живут, питаются, размножаются, борются засвоё существование внутри и вне вида и тем самым воздействуют на гео-биоценоз как на Целое, регулирующее бытие всех своих частностей. Участ-ники рынков, с одной стороны, формируют рынок посредством конкурент-ного предложения товаров, услуг, идей, программ, эстетических ценно-стей и т.п. С другой стороны, все потребители говорят "да" или "нет"каждому поставщику самим актом покупки его товара или отказом от таковой. Как уже сказано, регулятор (то ли геобиоценоз, то ли рынок) струк-турно включает в себя все частности, образующие данную систему. Но (подчеркнём ещё и ещё раз) равенства всех элементов и групп в управлении такой системой и в удовлетворении их потребностей такой регулятор (такая демократия) своим сочленам не предоставляет. В геобиоценозе конкуренто- способность и адаптивность частности и мера её воздействия на статус гео- биоценоза определяются рядом её биологических параметров. Вес каждого из участников рыночного обмена в совокупных санкциях конкурентного
  рынка зависит, с одной стороны, от спроса на предлагаемые им товары всех
  видов, включая труд. С другой стороны, он определяется платежеспособ-ностью и запросами участников рынка, выступающих в качестве потребите-
  лей. В идеальном случае и спрос на товары поставщика, и платежеспособ-ность потребителя зависят от того, насколько общество нуждается в дея-тельности и первого, и второго.
   В условиях естественного отбора неравенство приспособительных качеств видов и особей действует неумолимо. В условиях так называемого классиче-ского капитализма оно, по-видимому, действовало с беспощадностью, близкой к жестокости естественного отбора.
   Человеческое сознание восстаёт против такой автоматической беспощад-ности, изыскивая способы к её снятию или хотя бы смягчению. Теоретиче-ская идеализация архаической примитивной демократии и литературная фе- тишизация всевидящего и всеблагого централизма в значительной степени обусловлены отвращением авторов утопий обоих родов к жестокости есте-ственного отбора, имеющей место в рыночной конкуренции и в природе. Допустим, что из наилучших побуждений они попытаются эту жестокость устранить, заменив конкуренцию властью разума. Что у них получится?
   Если на место конкурентного рынка поставить всевластную политически, экономически и идеологически инстанцию, все команды будут исходить от неё и структура связей в этом случае будет, в основном, соответствовать следующей схеме:
  
  СХЕМА УПРАВЛЕНИЯ АБСОЛЮТНО ЦЕНТРАЛИЗОВАННОЙ
  ЭКОНОМИКОЙ
  
  
  
   Как мы видим, потребитель, он же производитель, каналов влияния на Центр не имеет.
   Выше мы назвали Центр такой системы всевластным. Однако всевластие это носит весьма своеобразный характер: свободная запрещать, искажать, принуждать и пр., инстанция эта (Центр) не может добиться поставленных ею перед системой созидательных целей. Причина такой беспомощности Центра состоит в том, что задача эта (добиться всеобъемлюще целенаправленной деятельности от кибернетической системы "посредством предписанных свыше правил") не имеет решения.
   "Кибернетическая система в каждый последующий момент времени мо-жет прийти в любое из большого числа состояний. Чтобы управлять систе-мой (т.е. чтобы добиться поставленных целей - прим. Д.Ш.), нужно в каждый момент осуществить выбор определённого состояния из всех воз-можных. Для этого необходимо, чтобы разнообразие управляющих сигна-лов было не меньше разнообразия возможных состояний системы (точнее, согласно теореме Шеннона о канале коррекции, количество информации, переносимой управляющими сигналами, должно быть не меньше прироста энтропии системы). В противном случае неопределённость состояния системы (её энтропия) будет неотвратимо нарастать, и система выйдет из-под управления. Кроме того, необходимо, чтобы управляющий сигнал выбирался из некоторого разнообразия не случайно, а определялся на основе ин формации о состоянии системы" /Там же. Предисловие ре-дактора/.
   Иными словами, чтобы действовать наверняка, а не вслепую, Центр должен своевременно получать и превращать в команды всю ту относящую-ся к его задачам информацию, которая заключена в системе, а также - во всех вероятных вариантах её дальнейшего существования.
   Поскольку система непрерывно изменяется во всех своих частностях и параметрах, то снова и снова возникает сакраментальный вопрос: "Можно ли объять необъятное?"
   При каждой попытке решить сложную экономическую задачу Центр дик-татуры оказывается в положении парадоксальной гипотетической машины У.Р. Эшби, пытающейся решить задачу до того, как в неё вложена инфор-мация для решения:
   "Для человеческого мозга и для машины эти ограничения одинаковы, поскольку они присущи любой системе, поведение которой упорядочено и подчинено определённым законам. Система, которая могла бы эти ограни-чения обойти, обладала бы волшебными свойствами" /У.Р. Эшби, Что такое разумная машина. В сб. "Кибернетика ожидаемая и неожиданная". Изд. "Наука". М., 1968; стр. 34/.
   И Эшби формулирует одно из главных ограничений:
   "Любая система, выполняющая подходящий отбор (на ступень выше случайного), ...производит его на основе полученной информации..." /Там же, стр. 38/.
   Центру диктатуры, не располагающему необходимой информацией для решения поставленных им перед собою задач, приходится действовать наугад, произвольно, делая при этом вид, что он действует сознательно, ра-зумно, целеустремлённо.
   Волей-неволей Центр упрощает стоящую перед ним задачу, сводя её к главному для него самого - к сохранению постоянства строя, в котором имеет место его главенство, имеют место его исключительные привилегии. Конечно, и в обеспечении даже этой упрощённой задачи нарастает неуправ-ляемость, беспорядок, увеличиваются искажающие волю Центра шумы, но процесс развивается (неусыпными заботами Центра) достаточно медленно для того, чтобы в масштабах короткой человеческой жизни существование диктатуры казалось вечным: система долговечней и сменяющихся своих правителей, и своих подданных.
  
  *
  
   В условиях конкурентного рынка планирующий свою деятельность по-ставщик любого вида товаров может лишь вероятностно прогнозировать ожидаемый спрос, встречное предложение, поведение своих конкурентов и потребителей, а также изощрённо навязывать последним интерес к приобретению именно его товаров в ряду других предложений. Волеизъ-явле-ние же как отдельного потребителя, так и - в конечном счёте - сово-купно-сти таковых реализуется статистически - во всей массе покупок-отказов, определяющих выигрыш или проигрыш поставщика.
   Этот достаточно противоречивый, хотя и простой механизм не соверше-нен:
   1) он грозит катастрофой не предусмотревшему рыночную ситуацию по-ставщику;
   2) он невыгоден потребителю, не достигающему санкционированного рынком уровня платежеспособности;
   3) он лишен какой бы то ни было нравственной избирательности и без-различно удовлетворяет самые вредные и аморальные (согласно критериям, не разделяемым потребителями каких-то товаров или услуг) запросы поку-пателя. Но катастрофы (1) и (2) носят локальный характер и имеют ряд профессиональных и социальных противовесов, а порок (3), очень опасный, не исключает борьбы за цивилизацию спроса, соответствующую на-шим критериям добра и зла.
   Поставщики, не отвечающие рыночному критерию, либо перестраива-ются, либо уступают своё место поставщикам, более угодным данному рынку. При этом они как правило не умирают, а подвергаются какой-то социальной переквалификации.
   Неплатежеспособный потребитель в последовательно демократических обстоятельствах вступает в борьбу за повышение своей платежеспособности. На его стороне при этом оказывается и стремление конкурирующих поставщиков к завоеванию рынка путём снижения цен, и стремление конкурирующих политических союзов и партий к завоеванию его голоса путём удовлетворения его запросов и интересов.
   Наиболее трудной задачей здесь оказывается цивилизация спроса, ибо в условиях свободного рынка общество и потребитель в состоянии заказать и получить практически любой товар, вплоть до смертельно для него опас-ных. Общий критерий оптимальности возникает здесь как равнодействую-щая многосторонней борьбы, и в нём неизбежно отражены (в разной, ра-зумеется, мере) все индивидуальные критерии участников конкурентных рынков.
   Социальное качество этих критериев, как индивидуальных, так и стати-стически обобщённых, есть проблема не экономическая, так как экономика здесь занята только технологией и процессом удовлетворения потребностей общества как таковых. Она не вдаётся в их качество в моральном, видово-приспособительном, экологическом и прочих аспектах. Ни в коем случае нельзя забывать (забвение об этом всегда социально опасно), что назначе-ние всех рыночных механизмов демократии - удовлетворение потребительского спроса. Рынки не производят этического, нравственного отбора потребностей, не оценивают их с каких бы то ни было футурологических позиций.
   Для рынка существует два основных критерия: критерий прибыли, т.е. платежеспособного спроса, и критерий технической осуществимости потребительского заказа или сулящего прибыль замысла. Ассортимент предлагаемых рынком товаров не имеет морально-этической и экологической шкалы их ценности, ибо механизм конкурентного рынка так же свободен от каких бы то ни было представлений о нравственности или безнравственности, как всякая другая машина. Понятия гуманности, морали, этики, целесообразности, спорные, относительные и расплывчатые для самих людей, в этот стихийно созданный ими механизм не вмонтированы. Он с одинаковой готовностью снабжает общество научно-техническими идеями, порнографией, морально-этическими концепциями, фильмами ужасов, шедеврами искусства, противозаконными услугами вплоть до убийств, хлебом и алкоголем, молоком и наркотиками, социальными исследованиями и аппаратурой подслушивания, евангелиями и оружием и т.п., обходя при наличии платежеспособного спроса и технической выполнимости все законодательные и полицейские тупики и ограничения. Более того: при достаточном единодушии избирателей (потребителей политико-идеологических услуг), политический конкурентный рынок обеспечивает им даже (!) диктатуру, т.е. свою собственную смерть. Так было, например, в Германии 1933 года, когда Гитлер и его партия пришли к власти посредством демократических выборов. Но, вероятно, никто не станет предъявлять претензии типографской машине из-за того, что на ней печатают не только хорошие, но и плохие, с чьей-то точки зрения, книги. Типографская машина безотказно размножит, например, приказ о запрещении книгопечатания, об уничтожении всех печатных машин. Ещё глупее, чем осуждать машину за печатание дурных или вредных, по-нашему мнению, книг, было бы отказаться от её, машины, услуг и вернуться к гусиным перьям, которыми были написаны очень многие хорошие книги.
   Перед обществом, обладающим столь эффективным механизмом удовлетворения своих потребностей, как конкурентный демократический рынок, стоит не задача уничтожения этого механизма из-за его моральной неизби-рательности, а гораздо более сложная задача - цивилизации общест-венного спроса, т.е. своих (всех или большинства своих сочленов) соб-ственных качеств.
   Цивилизация спроса, т.е. цивилизация самого потребителя, личности, её представлений о благе, своём и общем, её критериев оптимальности, приобретает в условиях демократии первостепенно большое значение. Чем шире наши общественные возможности, тем важнее для нас уметь выбирать
  (или угадывать) наиболее выгодные (для себя и других) из этих возмож-ностей, тем важнее оптимально - с точки зрения общества и личности -трактовать понятие личной выгоды.
  
  *
  
   Мы только что говорили об абсолютном аморализме рыночного предло-ложения, обеспечивающего любой платежеспособный спрос, и об опасно-сти этого морального нейтралитета. В связи с этим мы говорили о социаль-ной опасности нецивилизованного и близорукого спроса, заказывающего рыночному механизму самоубийственные (подчас) товары, и о насущной и настоятельной необходимости отыскания демократических способов цивилизации спроса.
   Рынок с одним поставшиком - это тоже рынок, ибо на нём присутствуют поставщик, товары и потребители. Но на этом рынке предложение утрачи-вает свой моральный нейтралитет, точнее - свою моральную слепоту и глу-хоту, "невмонтированность" в него этических побуждений и моральных критериев. Жадность поставщика, его своекорыстие становятся его "мо-ралью", его "этикой" - всепобеждающим поведенческим принципом, невстречающим в обществе никакого противодействия.
   В таких условиях то, что мы определяем как цивилизацию спроса, не-мыслимо, ибо здесь оно означает не просто отказ от покупки и поиски дру-гого товара, а бунт, восстание, войну не на жизнь, а на смерть против все-сильного монокапиталиста, против системы.
  
  *
  
   Частная собственность в условиях рыночной конкуренции заставляют по- ставщика заботиться о потребительских качествах производимых (предлага-емых) им услуг и товаров. В натуральном хозяйстве не возникало такой проблемы, ибо там всё производилось (мы берём идеальный предельный случай) для собственного потребления. Товарное производство лишает про-изводителя (поставщика) субъективного интереса к потребительским каче-ствам основной массы его товарной продукции, которую потреблять не ему,
  а безликому потребителю. Конкуренция вынужденно возвращает произво-дителя (поставщика) к заботе о качестве его продукции и делает это вне всякой зависимости от личных свойств поставщика.
   Одним из главных стимулов к разрушению ("до основанья") "мира на-силья" было отвращение социалистических утопистов к рыночной конку-ренции - к её жестокости, воспроизводящей беспощадность естественного отбора в живой природе. В "Эльберфельдских речах" Энгельс утверждал, что "в коммунистическом обществе... конкуренция исчезает". Но ведь в том-то и ужас, что конкуренция в социалистическом обществе не только сохраняется, но и ужесточается. И ужесточается не только по сравнению с капиталистической конкуренцией, но и по сравнению с естественным отбором, беспощадность которого как правило не выходит из выживательно необходимых границ.
   В условиях конкурентного рынка поставщики конкурируют перед ли-цом потребителя и воюют за его кошелёк. Они стремятся к финансовой победе над конкурентами, но не к их физическому уничтожению. В условиях социализма государство-монокапиталист физически истребляет своих конкурентов по мере того, как они (однажды уже истреблённые, казалось бы, начисто) опять возникают. Совокупный монокапиталист истребляет конкурентов где бы то ни было: в идеологии, в политике, в экономике. В этой ситуации конкуренция разворачивается в другом направлении. Не поставщики (в том числе и поставщики политических партийных услуг) борются за расположение потребителя-избирателя, а подданные всесильного монополиста дерутся друг с другом за благорас-положение ближайшего к ним представителя всесильной партократиче-ской монополии. В XIX веке Октав Муре разорил всех торговцев платьем, тканями и галантереей в своём районе Парижа, осчастливив покупательниц великолепным ассортиментом и дешевизной своих товаров /Э. Золя, "Сча-стье дам"/. В конце марта 1974 года в харьковском ВНИПИЧЭО (Всесо-юзный научно-исследовательский и проектный институт по использованию
  вторичных энергоресурсов и очистке дымовых газов и сточных вод предприятий чёрной металлургии, ныне "Энергосталь") один научный работник объявил другого "тайным евреем", якобы скрывшим в анкете еврейское происхождение своего отца. Цель доноса состояла в том, чтобы устранить конкурентного кандидата на длительную заграничную командировку (в "капстраны" евреев из СССР как правило тогда не пускали). Возмущённый конкурент убил доносчика. Это был один из эксцессов той карьеристской конкурентной борьбы, которая определяла существенную часть добровольных доносов, пронизывавших советскую жизнь с 1917 года.
   Итак, уничтожить конкуренцию не удалось. Удалось лишь изменить её направление и арбитра. После этого она утратила свой положительный смысл для общества, дойдя до предела в своих отрицательных чертах и свойствах. Все ужасы борьбы за существование в природе и на определён-ных ступенях развития капитализма были превышены жестокостью государ-ства-монополиста по отношению к тем, кто осмеливается посягать на его внеконкурентность, и жестокостью борющихся за его милость рабов по от-ношению друг к другу.
   Надёжно избавить поставщика от субъективно ему не нужной заботы о качестве его продукции может только абсолютная монополизация им пред-ложения данного товара. Это происходит в условиях социализма (монока-питализма) по отношению ко всем товарам, включая информацию, ибо их производство и сбыт монополизированы государством. Никакие попытки решить эту проблему законодательно или воспитательными мерами до сих пор ни к чему не привели и, вероятно, не приведут. Природе не свойствен-но стремление к затрате энергии, не абсолютно необходимой для данного типа движения.
   Куда проще сделать предприятия частными и заставить их соревноваться на рынке перед лицом потребителя, а не государства.
   Но это будет уже не социализм.
  
  *
  
   Программа КПСС 1961 года, поставившая задачу построения в течение двадцати лет материально-технической базы коммунизма, предусматривала: увеличить объём промышленной продукции в течение ближайших десяти лет примерно в два с половиной раза и превзойти уровень промышленного производства США. Всего в течение двадцати лет (1961 - 1980) предполагалось увеличить этот объём не менее, чем в шесть раз, оставив далеко позади тогдашний общий объём промышленного производства США.
   Для этого признавалось необходимым поднять производительность труда в промышленности в течение десяти лет более, чем в два раза, а за двадцать лет - в четыре - четыре с половиной раза. Предполагалось, что через двадцать лет производительность труда в советской промышленности превысит тогдашний уровень таковой в США примерно вдвое, а по часовой выработке - в связи с планировавшимся значительным сокращением рабо-чего дня в СССР - намного больше.
   Необходимый для выполнения этих планов среднегодовой прирост должен был поддерживаться на уровне около 9%, характерном для истекших 1950-х годов.
   Программой также предусматривалось увеличить общий объём продукции сельского хозяйства за десять лет в два с половиной раза (тоже 9% средне-годового прироста), а за двадцать лет - в три с половиной раза (около 3,5% среднегодового прироста во втором десятилетии). При этом рост продукции сельского хозяйства должен был опережать растущий спрос на неё.
   По производству основных сельскохозяйственных продуктов на душу населения СССР должен был перегнать США уже в первом десятилетии. Валовое производство зерновых культур предполагалось увеличить за двадцатилетие более, чем вдвое, а их урожайность - удвоить. Объём продуктов животноводства должен был увеличиться: по мясу - за первое десятилетие примерно в три раза, а за двадцать лет - почти в четыре раза; по молоку - за десять лет более, чем в два раза, а за двадцать лет - почти в три раза.
   Производительность труда в сельском хозяйстве долж-на была расти ещё быстрее, чем в промышленности: в течение первых десяти лет не менее, чем в два с половиной раза, а за двадцать лет - в пять-шесть раз. Основой повышения производительности труда в сельском хозяйстве должны были послужить его комплексная механизация, электрификация, химизация, автоматизация, ирригация, специализация - и всё это в незыблемых рамках колхозно-совхозного строя и огосударствленной экономики. Эта программа - среди многих прочих даров - обещала народам Советского Союза:
   " а) в течение 1960-х годов - повысить реальные доходы рабочих и служащих на 100%;
   - обеспечить 11-летнее среднее образование для всех детей;
   - перейти на 35-часовую рабочую неделю;
   б) в течение 60-х и 70-х годов:
   - систематически снижать розничные цены на товары;
   - отменить налоги с населения;
   - обеспечить современную комфортабельную квартиру для каждой семьи;
   - ввести бесплатное пользование квартирами, коммунальным транспортом, водоснабжением, газом, отоплением, лекарствами; ввести бесплатное содержание детей в детских учреждениях и школах-интернатах, бесплатные обеды на предприятиях и в учреждениях, а также для занятых на производстве колхозников;
   - обеспечить более высокий жизненный уровень, чем в любой капиталистической стране, в том числе - США;
   - сократить число заболеваний и увеличить продолжительность жизни;
   - обеспечить советской науке ведущее место в мире по всем основным направлениям.
   При этом программа чётко объявила своей целью предоставить каждому члену общества материальные и культурные блага по его растущим потребностям, индивидуальным запросам и вкусам.
  
   Относительно высокие темпы развития советской экономики в 1950-е годы были обусловлены частичным, причём весьма незначительным, раскрепощением производительных сил в ходе отказа от эксцессов и крайностей сталинского правления. Они могли быть сохранены только в процессе дальнейшего раскрепощения производительных сил страны -- снятия пороков системы, рассмотренных выше. Однако хрущёвское руководство на истинное раскрепощение экономики так и не решилось, а сменившее его брежневское - тем более на него не пошло. В таком случае экстраполировать темпы развития второй половины 1950-х годов на предстоящее десятилетие не следовало. Но "управляемая наука" СССР (М. Поповский) не корректировала бредовых идей его правителей. Поэтому программа КПСС 1961 года изначально была обречена на провал.
  
   Вместо того, чтобы согласно обещанию снижать налоги и цены на потребительские товары, советское руководство сразу же принялось повышать цены и общий объём налогообложения (особенно косвенные налоги, которые входят в цены на товары в государственной торговле). На многие товары цены были повышены уже в 1961 году. В следующем году были значительно повышены цены на масло и мясо. На этот раз повышение цен было официально объявлено властями как результат политики увеличения военных расходов. Реакцией населения стало глубокое недовольство. В ряде мест (Новочеркасск, Темир-Тау, Муром, Александров и др.) оно выразилось в открытых демонстрациях, жестоко подавленных властями. В дальнейшем были повышены цены на многие товары и услуги, в том числе более, чем вдвое, увеличены цены на кооперативные квартиры, в два раза повышена плата за проезд в такси, увеличены цены на книги, водку и т.д.
   По неопубликованным подсчётам Института экономики Украинской Академии наук, стоимость жизни в СССР повысилась в 1966 - 1975 годах более, чем на 50%. Если же взять период с 1960 по 1977 год, то можно считать, что цены на потребительские товары в эти годы повысились в среднем примерно в два раза.
  
  *
  
   В силу тех пороков системы, о которых сказано ранее, темпы развития социалистической экономики 1951 - 1961 гг. неизбежно должны были замедлиться. И замедлились - настолько, что власти СССР оказались не в состоянии это скрыть. Весь характер советских статистических публикаций 1970-х гг. резко сузился и мистифицировался по сравнению со статистикой 1956 -1963 гг. Однако советских специалистов отличала прежде всего духовная двойственность, а советскую жизнь - господствующий в ней беспорядок. Поэтому сделать дезинформацию абсолютной не удавалось. Динамика стала очевидной даже без поправок на дезинформацию.
   Советский Союз обогнал тогда США и все другие страны (взятые в отдельности) по производству в нескольких областях тяжелой промышленности и по изготовлению вооружений, в том числе по производству ракет, танков, артиллерийских орудий, боеприпасов. В то же время и в связи с той же политикой отставание уровня жизни в СССР от уровня жизни в демократических странах не только не уменьшилось, но напротив, возросло. По ряду показателей условия жизни в СССР ухудши-лись. Так, уже в 1975 году в Советском Союзе было построено меньше новых квартир и стало меньше институтов и больниц, чем в 1960 году - несмотря на то, что население за эти 15 лет увеличилось почти на 40 млн человек. Об этом свидетельствует следующая таблица:
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -----------------------------------------------------
   Посевн. Новые ВУЗы Библио- Боль-
   площади квартиры теки ницы
   млн. га тыс. тыс. тыс.
  
   1960 г. 218,5 2591 880 136 26,7
   1975 г. 217,7 2200 856 131,3 24,6
   -----------------------------------------------------
  
   Начиная с 1963 г. СССР импортирует зерновые. В конце 1970-х - начале 1980-х годов экономическая ситуация в СССР стала ухудшаться ещё быстрее. В больших городах получает широкое распространение "талонное", т.е. скрыто нормированное распределение продуктов первой необхо-димости. В малых городах они, за исключением хлеба, из государственной торговли совсем исчезают. Сокращается жилищное строительство. Несмот-ря на ещё продолжающийся рост народонаселения, уменьшается число старшеклассников и студентов. В 1976 году больше половины населения не имеет среднего образования. Падает уровень науки и техники. С конца 1960-х гг. СССР теряет лидерство в соревновании с США в области косми-ческих исследований, которым советское руководство из политических соображений уделяло непропорционально большое внимание /И. Глаголев, Ре шающее поражение. "Посев" 1979, Љ 1, стр. 45 - 48. Ряд статистических данных взят нами из этой работы/.
   Неизбежный "выплеск" непродуктивной системы за её пределы, понача-лу носивший форму конспиративную (инфильтрация агентуры влияния, по-ставки вооружения, создание изнутри просоветских группировок и режимов
  и т.д.) дополнился прямой агрессией (Афганистан).
   Тем не менее брежневское руководство не посягнуло открыто на партий-ную программу. Её стали только постепенно замалчивать. В конце 1982 -начале 1983 года в ряде русских эмигрантских изданий сообщалось, что два жителя г. Балашова (Российская Федерация) хранили в герметичном кон-тейнере с 1961 года газету с этой программой. В 1981 году они извлекли её оттуда и зачитали вслух, при некотором стечении народа, отрывки, ри-сующие обещанное на этот год изобилие. В результате они были арестова-ны и осуждены на несколько лет заключения "за распространение ложных измышлений, порочащих советский общественный и государственный строй".
  
  *
  
   Пятого августа 1983 г. в "Нью-Йорк Таймс" был опубликован отрывок из акрытого меморандума о состоянии советской экономики /"Excerpts From Soviet Study on the Need for an Overhaul of the Economy"/, подготовленного возглавляемой акад. Т. Заславской группой специалистов из Сибирского филиала АН СССР и представленного ими советскому руководству во главе с Ю.В. Андроповым. Весьма показательно, что, адресованный узкой группой авторов узкому кругу руководителей государства, документ этот сразу же нашел путь в нелегальное внутреннее обращение и за границу /Радио "Свобода". Архив Самиздата. Док. Љ 5042/. По-видимому, часть его авторов была заинтересована в том, чтобы их усилия по оптимизации советской экономики стали известны в стране и за рубежом.
   В меморандуме, в частности, сказано следующее:
   "На протяжении последних 12 - 15 лет наблюдалась тенденция к замедлению экономического роста и заметному уменьшению валового объёма продукции. Если в восьмой пятилетке (1966 - 1970 гг.) средний годовой прирост производства составлял 7,5%, а в девятой пятилетке (1971 -1975 гг.) - 5,8%, в десятой пятилетке (1976 - 1980 гг.) он упал до 3,8%. а в первые годы одиннадцатой пятилетки составлял всего 2,5%. При ежегодном приросте населения порядка 0,8% такие темпы не могут обеспечить рост жизненного уровня и ускоренную модернизацию промышленности".
   Ссылаясь на газету "Frankfurter allgemeine Zeitung" (ФРГ), А. Авторханов (ныне покойный) в статье "Андропов и его правление" сообщает:
   "Официальная статистика ООН доказывает: "хозяйственная продукция (доля в мировом производстве) выросла в западных странах с 63,0% в 1960 г. до 67,0% в 1980 г., в то время как по СССР она снизилась с 13,1% в 1960 г. до 9,8% в 1980 г. Распределение валовой продукции между странами было следующее:
  
   1. Европейское сообщество - 2700 млрд. долл.
   2. США - 2600 " "
   3. Япония - 1200 " "
   4. СССР - 1050 " "
   5. Китай - 500 " "
  
   Единственная отрасль советской экономики, которая процветала при Брежневе, - это военная экономика"
  .
   Таким образом, советский социалистический колосс (не говоря уже о сравнении с Западной Европой и США) производил в 1980 году на 12,5% меньше продукции, чем маленькая островная Япония, почти не имеющая сырьевой базы. А гигантский социалистический Китай с его миллиардным населением отставал от Японии более, чем в два раза.
   В 1982 году "Программу построения материально-технической базы коммунизма" сменила "Продовольственная программа"...
   Падение относительного прироста в промышленном и сельскохозяйствен-ном производстве СССР неудержимо перешло в падение прироста абсолютного. Затем последний стал нулевым и перешел в спад. Эта тенденция лавинообразно распространялась на всё новые и новые отрасли советской экономики...
   К середине 1980-х гг. наметился общий (экономический, политический и идеологический) кризис советской системы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ДЕМОКРАТИЯ - ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
  
  
   "Действенно жить - значит жить,
   располагая правильной информацией"
  
   Норберт Винер
  
  
   Что такое демократия?
   Народовластие, ответят, переведя это слово с греческого языка на рус-ский.
   Однако хотелось бы получить не семантико-этиологическое определение термина, а характеристику общественного института, социально-политиче-ского устройства, выступающего обычно под этим названием.
   Открыв советский словарь иностранных слов*, получаем определение: "Демократия (гр. демократиа, демос - народ плюс кратос - власть):
   1/ народовластие, одна из форм государства: демократия в классовом об-ществе неразрывно связана с диктатурой класса, в руках которого находится государственная власть, что и определяет природу соответствующей демо-кратии, например: рабовладельческая демократия в древнем мире, буржу-азная демократия, социалистическая демократия. Буржуазная демократия покоится на формально декларируемых правах и свободах всех граждан и фактическом ограничении прав эксплуатируемого большинства и на наси-лии, защищающем интересы господствующего класса, государственного ап- парата над эксплуатируемым большинством. Советская социалистическая демократия - новый высший тип демократии, подлинное народовластие. "Советский строй есть максимум демократизма для рабочих и крестьян и в то же время означает разрыв с буржуазным демократизмом и возникновение нового, всемирно-исторического, типа демократии, именно: пролетарско-го демократизма или диктатуры пролетариата" /Ленин/. После Второй мировой войны возникли новые формы демократии: народная демократия - государственный строй, возникший в ряде стран Европы и Азии, ставших на -----------------
  *
   Например, "Словарь иностранных слов" под ред. И.В. Лехина, Ф.И. Петрова, В.С. Шаумяна, изд. 6-е. М., "Советская энциклопедия". 1964 г.
  
  
  
  на путь социалистического развития; национальная демократия, - возникшая в ряде освободившихся от колониальной зависимости слаборазвитых в экономическом отношении стран, - основана на блоке всех прогрессивных патриотических сил, борющихся за полную национальную независимость, за широкую демократию, за доведение до конца антиимпериалистической, антифеодальной, демократической революции;
   2/ внутрипартийная демократия - см. демократический централизм;
   3/ самодеятельность и активное участие всех членов коллектива в жизни и деятельности общественных организаций (профессиональных, культурных, добровольных обществ) и в руководстве их работой; выборность, сменяе- мость, подотчётность и подконтрольность перед всем коллективом руково-дящих органов этих организаций".
   В Брежневской конституции, торжественно узаконенной к пенсионному
  возрасту советской власти, государство диктатуры пролетариата было объявлено государством трудящихся - "всенародным" государством. От "перевода" государственного строя СССР под восточно-европейскую вывеску суть этого строя не изменяется. Узаконение этой вывески - ещё один шаг в сторону от литературной логики классического марксизма: основоположники категорически утверждали, что "всякое государство не народно и не-свободно". Государственная организация может быть принята революционным пролетариатом только на переходной от капитализма к социализму (коммунизму) период, только как диктатура пролетариата и только при том условии, что она начнёт отмирать немедленно после победы пролетариата. Однако и в этом случае (как во всех прочих) шаг в сторону от литературной логики основоположников учения означал шаг в сторону неизбежной жизненной логики: "уговорить" государство, что оно должно "отмереть", не удалось - следует изобрести для этого факта номинативное, т.е. чисто словарное, обоснование. Здесь мы вынуждены сделать отступление, позволяющее оценить исконную предусмотрительность большевистского законотворчества. Как это ни странно, диссидентами-легалистами 1960-х - 1987-го годов эта особенность большевистского конституционного права игнорировалась или не замечалась. Легалисты считали (либо утверждали из тактических соображений), что советская конституция постулирует основные демократические свободы. А потому их главное требование к советской власти звучало так: "Соблюдайте свою собственную конституцию!" Между тем, свою конституцию эта власть соблюдала.
   Главной опорой легалистов являлась до 1977 года статья 125-я "сталин-ской" конституции (1936) СССР. Говорят, эта статья была сформулирована Н. Бухариным. Бухарин очень смело оперировал неоднозначными форму-лировками. Статья 125-я не утратила своей коварной синтаксической дву-смысленности и превратилась в статью 50-ю конституции 1977 года. Эта статья гласила:
  
   "В соответствии с интересами народа и в целях укрепления и разви-
   тия социалистического строя гражданам СССР гарантируются свободы:
   слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций.
   Осуществление этих политических свобод обеспечивается предостав-
   лением трудящимся и их организациям общественных зданий, улиц и
   площадей, широким распространением информации, возможностью
   использования печати, телевидения и радио."
  
   Не мудрствующий лукаво читатель полагал, что эта статья конституций 1936 и 1977 годов допускала перечисленные выше "свободы" только "в целях укрепления и развития социалистического строя", в упрочении коего и состоят "интересы трудящихся". За эти пределы статья 50-я не позволяла ступить ни шагу.
   Легалисты же упорно отстаивали своё прочтение 125-й и 50-й статей двух конституций: по их убеждению, эти статьи констатировали, что "интересы трудящихся" и "укрепление социализма" требуют предоставления трудящимся всех перечисленных в обеих статьях свобод.
   Но это ещё далеко не всё, что сказано в двух конституциях СССР о демо-ратических свободах.
   В отличие от синтаксически двусмысленной статьи о свободах, приве-денной выше, в конституции имелись до 1977 года и наличествовали после
  него формулировки вполне однозначные. Так, преамбула, безусловно относящаяся ко всей конституции 1977 года, гласила:
   Выполнив задачи диктатуры пролетариата, Советское государство стало общенародным. Возросла руководящая роль Коммунистической партии - авангарда всего народа /выд. Д.Ш./.
  
   А в статье 6-й раздела I "Основа общественного строя и политики СССР"
  было уточнено, что следует понимать под "руководящей ролью" и "авангар-
  дом всего народа" (заметьте - всего):
  
   Статья 6. Руководящей и направляющей силой советского обще- ства, ядром его политической системы, государственных и об-щественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу.
   Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придаёт планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма /выд. Д.Ш./.
  
   В конституции, действовавшей до 1977 года, партократия откровенно легализовалась ещё и статьёй 126-й, уточняющей и конкретизирующей смысл
  преамбулы к основному закону СССР. Цитируем:
   Статья 126. В соответствии с интересами трудящихся и в целях развития организационной самодеятельности и политической активности народных масс гражданам СССР обеспечивается право объединения в общественные организации: профессиональные союзы, кооперативные объединения, организации молодёжи, спортивные и оборонные организации, культурные, технические и научные общест-ва, а наиболее активные и сознательные граждане из рядов рабочего класса, трудящихся крестьян и трудовой интеллигенции доброволь- но объединяются в Коммунистическую партию Советского Союза, являющуюся передовым отрядом трудящихся в их борьбе за постро-ение коммунистического общества и представляющую руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных /выд. Д.Ш./.
  
   Действительно, "абсолютно нигде не сказано", что бутафорский советский "парламент" или бутафорские же советы "должны быть однопар-тийны-
  ми". Но "руководящей и направляющей силой", "ядром", "основой государственных и общественных" учреждений и организаций в СССР, а следовательно, и советов, и органов информации (в том числе прессы), и судебных, и административных органов, и других партий, ежели КПСС их создаст себе на подмогу, и т.д. и т. п., - являлась единственная объявленная в конституции партия - КПСС.
   Таким образом, партократия была закреплена в СССР конституци-онно. А правозащитники-легалисты вплоть до конца 1980-х годов, когда, они, наконец, потребовали отмены статьи 6 /почему только её, а не (ещё и) преамбулы и статьи 50?/, конституционности коммунистической диктатуры не замечали (или не отмечали).
  
  *
  
   Возможно, однако, определение демократии, не совпадающее ни с марксистским, ни с традиционным определением демократии (как народо-властия).
   Современная демократия представляет собой не что иное как свобо-ду производства, продажи, приобретения, распространения и потреб-ления информации разного рода, производимой в качестве товарной продукции. Демократия переносит в сферу производства и потребления информации законы конкурентного товарного рынка.
   Поскольку явление демократии, которую принято в марксистской лите-ратуре называть буржуазной, то есть своевременной, укладывается в данное определение, постольку нельзя предъявлять демократии требований, лежа-щих вне границ этого определения.
   Чем шире и последовательней обеспечение свободной конкуренции в об-ластях производства, распространения (сбыта) и потребления информации (в самом широком - применительно к социальной жизни - значении по-следнего слова), тем шире и последовательней демократия.
   Конкуренция подразумевает борьбу разнонаправленных и противополож-ных тенденций, стремящихся монополизировать производство и сбыт товара в своей сфере деятельности.
   Победа в обществе одной из таких тенденций и сосредоточение по-бедителем в своих руках полной регламентации производства, сбыта и потребления всех видов информации - это и есть диктатура.
   Говоря об информации, мы имеем в виду не только идеологию, полити-ческую пропаганду, литературу, искусство, философию, научную и техни-ческую мысль, религиозные представления и доктрины, но и команды, регламентирующие бытие гражданина и общества. Структура связей в системах производства и потребления информации при диктатуре совершенно иная, чем при конкурентной демократии.
   Когда Ленин говорит о зависимости производителей информации в бур-жуазном обществе от "денежного мешка", он прав. Информация не может служить средством существования своих создателей и должна быть либо использована ими самими в процессе производства вещественных ценностей (например, крестьянином в его хозяйстве, ремесленником в его мастерской и пр.), либо обменена ими на деньги или предметы потребления.
   В подавляющем большинстве случаев информация - это товар товаров, ибо как правило она производится для сообщения другим лицам. Без обме-на её на какие-то средства существования человек, занятый производством информации не "по совместительству" и не от случая к случаю, не может существовать.
   Ленин обещал при социализме полностью освободить производителей информации от этой порабощающей их зависимости.
   "Действительно свободой и равенством будет такой порядок вещей, ко-торый построят коммунисты и в котором не будет возможности обогащаться за чужой счёт, не будет объективной возможности ни прямо, ни косвенно
  подчинять прессу власти денег, не будет помех тому, чтобы каждый трудя-щийся (или группа трудящихся любой численности) имел и осуществлял равное право на пользование общественными типографиями и обществен ной бумагой" /В.И. Ленин, Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата 4 марта 1919 г. на I Конгрессе Коминтерна. ПСС, т. 37, стр. 495 - 496/.
   Заявление это рассчитано было на западных марксистов, воспитанных в условиях свободы печати, мыслящих социализм как дальнейшее расширение демократии и мечтавших освободить производителя информации от необходимости продавать идеи.
   К моменту этого заявления Ленин уже закрыл большую часть небольше-вистских газет и трактовал на практике свободу печати точно так же, как трактовали её советские конституции: как свободу защищать социализм (большевизм, советизм).
   Однако, повторяем, кто-то должен давать профессиональным произво-дителям информации хлеб в обмен на несъедобные продукты их творчества,
  кто-то должен оплачивать также технические средства распространения их идей. Значит, речь идёт не об освобождении производителя информации от
  необходимости продавать последнюю, а о перемене покупателя. В условиях
  конкурентной демократии завязки от "денежного мешка" держит в своих руках, по утверждению Ленина, буржуазия; в условиях пролетарской де-мократии оплачивать труд производителей информации, будет, по-видимо-му, пролетариат?..
   Когда Ленин говорит о "денежном мешке", находящемся в руках бур-жуазии, последняя предстаёт в его рассуждениях как некий совокупный субъект, имеющий одну пару рук, крепко держащую пресловутый "ме- шок".
   Аудиторию, внимающую большевикам, этот образ не оставляет равно-душной, он ей импонирует.
   Однако информацию всех перечисленных нами выше видов оплачивает отнюдь не только буржуазия. В общенациональном и международном кон-курентном, т.е. демократическом, рынке участвуют все слои и группы об- щества. Классы, союзы, корпорации, партии, учреждения и организации, социальные институты, лица - субъекты с несовпадающими и часто проти-воречивыми интересами - в условиях свободы информационного обращеия
  имеют юридическое право и находят экономические возможности оплачи-
  вать те идеи и образы, которые полагают для себя ценными. В том числе по принципу: "с миру по нитке - голому сорочка". Здесь, таким образом, "денежных мешков", от коих зависят производители информации, не один, а много.
   Существуют, кроме того, ситуации, когда сами производители инфор-мации согласны нести расходы, связанные с предложением ими обществу своих идей и созданных ими образов. Таковы, например, забастовки или совмещение политической, литературной и эстетической деятельности с другой работой, приносящей деньги. Говорит же Норберт Винер, что писателем и учёным должен руководить такой неодолимый импульс к творчеству, что даже если бы их работа не оплачивалась, то они должны были бы быть готовы сами платить за то, чтобы иметь возможность заниматься своей работой.
   Разумеется, Винером описана экстремальная ситуация, неприемлемая для общества в качестве принципа. Но так как "диктатура пролетариата" может быть реализована только как однопартийная государственная дик- татура, то здесь действительно "денежный мешок" один и завязки от него находятся в одних руках. То, что владелец этих рук есть субъект совокупный, не играет роли, ибо идеология его монолитна и подчинена партийным критериям. В социалистическом обществе всю производимую в нём информацию может купить у её создателей только государственная
  власть по навязанной ею же цене. То, чего она не санкционирует, в обра-щение легально не попадает - разве что по её недосмотру. Потребитель по- лучает духовную продукцию только из рук посредника (государства) и пла-
  тит за неё не непосредственно её создателю, а посреднику, который произ-водит отбор и определяет оплату. Всё происходит здесь так же, как с пред-метами материального производства и потребления в полностью национали-зированной экономике.
   Так был произведен чрезвычайной важности переворот. Скачкообразно и полностью (политическими приёмами) победила одна из тенденций моно-полизации предложения, всегда зримо присутствующих в конкурентном производстве и сбыте. Только здесь операция была произведена над особым видом товара: над информацией, а не над вещественными пред-метами.
   Через два с лишним года после того, как Ленин говорил о предоставле-нии всем трудящимся и группам трудящихся разной численности бесплатно
  бумаги и типографий для пропаганды их убеждений, он с полной опреде-лённостью ответил Мясникову в своём знаменитом письме о свободе печати, что коммунистическое правительство будет пускать в обращение только
  ту информацию, которая соответствует интересам коммунизма в России /ПСС, т. 44, стр. 78 - 83/.
  
  *
  
   Несомненно, один бедняк не может содержать своего полномочного представителя в сфере информационного производства. Но группы людей "разной численности" могут оплачивать выразителей своих интересов и вку-сов на общем информационном рынке. Каждая из этих групп, прежде чем оплатить тот или иной духовный товар, оценивает его с точки зрения своих критериев. Здесь возможны промахи при первых встречах с товаром, но устойчивый спрос приобретает лишь тот товар, который выдерживает кри-терий покупателя (о социальных качествах этих критериев мы здесь не го- ворим). Поскольку же в обществе фигурирует множество таких фильтров-критериев, то в нём циркулирует многообразная информация. И чем боль-ше подходов к её оценке и к её оплате, тем больше надежды, что вся про-изводимая информация попадёт в распоряжение общества, а следовательно, не потеряются те крупицы ценного, которые затеряны в её потоках.
   Когда же в общественное обращение сквозь фильтры-критерии един-ственного посредника проникает только одна мировоззренческая модель (а именно - модель, объявленная посредником истиной в последней инстан-ции), - все циркулирующие в общественной умственной жизни идеи и об-разы лишь многократно воспроизводят и несущественно варьируют мировоззрение посредника.
   В таких обстоятельствах те, о ком говорит Н. Винер, т.е. люди "с не-преодолимым инстинктом к творчеству", платят за роскошь "сметь своё суждение иметь" не деньгами, а головой. Последнее достигается "отсеива-нием" неугодных всесильному монополисту идей вместе с головами, в кото-
  рых эти идеи возникли.
   В общественное обращение сквозь фильтры-критерии единственного по-средника проникает только одна мировоззренческая и нравственная модель. Массовые потери информации сопровождаются всеобъемлющим, многооб-разным и неотступным навязыванием обществу одобренного монополистом стандарта.
   Эта односторонность создаёт в конце концов впечатление массового пси-хоза, страшного обеднения общественного сознания, духовной жизни, творческих способностей общества. Даже и после снятия рокового диктата на долгие годы сохраняется впечатление необъяснимой, на первый взгляд, приверженности целых народов к абсурдам. То и дело возникают симптомы потери собственного достоинства и тяги к свободе, агрессивности и психо-логии осаждённости, что характерно для подданных всех государств, пере-живших устойчивые формы тоталитаризма.
   Один бедный комплекс идей, "повторённый тысячекратно" /А. Галич/, становится главной духовной пищей большинства членов общества на протяжении жизни нескольких поколений. Разумеется, даже в самых стандарти-зованных ситуациях разные люди мыслят и чувствуют по-разному. Но ведь тех взглядов, которые не выражаются вслух и не разделяются с другими людьми, а также не реализуются в действии, в активе общественного со-знания и поведения нет!
   Современный человек черпает свои идеи не столько из личных соударений с действительностью, сколько из школы, прессы, литературы, церковной проповеди, искусства - из источников массовой информации. Но при социализме все эти (и другие легальные) источники воспроизводят одну-единственную модель действительности, и волей-неволей эта модель начинает занимать в сознании большинства людей место самой действительности. Она посягает на прошлое, фальсифицирует настоящее и уродует будущее, заставляя человека принимать бессмысленные решения, предопределённые ею. Ситуация эта отлично воспроизведена в антиутопиях Замятина, Орвелла, Бредбери, Лема, бр. Стругацких и ряда других прозорливых мыслителей. Конечно, во многих носителях тоталитарно навязываемой идеологии присутствует чувство несовпадения между словами и жизнью. Это тревожное чувство порождает неверие в слово, отвращение к идейности как таковой, пустоту, психологические и клинические духовные недомогания. В ряде случаев это ведёт к анализу, к самостоятельному исследованию навязываемой модели, к её сопоставлению с оригиналом - к высвобождению из-под идеологического диктата, к борьбе с монополией, с её идеями, с самим принципом идеологического монополизма.
   Но опасный путь выработки собственного мировоззрения, противореча-щего стандарту воспитания и всеобъемлющей пропаганде, нелёгок и не все-
  гда возможен.
   Достоянием большинства остаётся навязываемый монополистом стандарт. В конце концов единообразие нарастает по обе стороны фильтра-критерия, т.е. в области самого производства информации, а не только в области её потребления, образуемой отфильтрованным материалом. Посреднику приходится отсеивать не так уж много идей: нестандартизованные представления возникают всё реже. Людям нехватает для них материала, понимания, потребности независимо мыслить, неудовлетворённости своим духовно зависимым положением. В такие периоды террор в этой области несколько смягчается: монополист позволяет себе ослабить бдительность, его убаюкивает уверенность в прочности его всемогущества. И тогда начинает стремительно падать уровень идеологического единообразия, что, в свою очередь, требует усиления террора со стороны монополии, если она намерена себя сохранить. Мы были свидетелями подобных циклов в нескольких диктатурах ХХ века.
   Самое же ужасное состоит в том, что и после падения долговременной информационной монополии множество людей оказывается неспособным к самостоятельной умственной, политической и духовной жизни.
  
  *
  
   "Истинная" или "полная" демократия представляется множеству произ-носящих это слово людей то как идеализация "вечевого", "соборного", "общинного" равенства, то как свобода в анархистском понимании слова - свобода от ограничений, налагаемых обществом и государством на личность и на объединения таковых.
   Анархия, т.е. свобода личного или группового действия, не ограниченная государственными законами, неизбежно реализуется как примитивное право сильного - как та или иная форма произвола. Там, где все свободны делать, что им взбредёт на ум, этим правом, естественно, пользуется сильнейший. Банальнейший бандитизм - отнюдь не случайное и не побочное следствие идейного и даже философского анархизма.
   Ни "вечевой" способ управления современным государством, ни описан-ная выше "свобода действия", якобы призванная сменить собой опостылев-шую свободу слова, не реальны в нынешних условиях общественного наше-го существования.
   Но демократия в том понимании термина, который предлагается здесь, реальна и существует во многих странах. Свобода пропаганды тех или иных
  идей и образов отнюдь не тождественна ни свободе навязывания кому-то своих команд, ни свободе действий. Свободное мыслеизъявление и волеизъявление общественного человека отнюдь не синонимичны сво-бодной реализации этих мыслей и этой воли. Между волеизъявлением гражданина
  демократии и воплощением его воли в жизнь лежит общепринятая и узако-ненная демократическая процедура борьбы за свою идею, борьбы за свои права и т.д., причём борьбы правовой, ведущейся в рамках закона. Сле-дует при этом не забывать, что и сам закон не является в условиях конку-рентной демократии объектом "табу". Его обсуждают, за или против него борются (правовыми средствами), и он меняется, отменяется или вводится в жизнь.
   Управление людьми и процессами находится в демократическом обществе в компетенции определённых инстанций, учреждений и ин-ститутов. Но здесь никто не лишен (иначе это не демократия):
  1/ права обсуждать вслух и публично законный правопорядок;
  2/ права пропагандировать свои убеждения, т.е. воздействовать на обще-ственную идеологическую и политическую конъюнктуру;
  3/ права использовать необходимую (для себя) информацию.
   Подчеркнём ещё раз: демократия предполагает право для всех своих граждан обсуждать и осуждать законный правопорядок, требовать его изме-нения, пропагандировать свои требования, но не право произвольно престу-пать закон или изменять его силой.
  
  *
  
   Отказ от регламентации предложения не может быть абсолютным. Об-ществу могут быть предложены услуги, идеи и образы, от легализации коих оно вправе отказаться, если в процессе демократического рассмотрения со-чтёт их опасными для самого своего существования. Таковы, например, услуги гангстеров (от предложения наркотиков и кражи детей до платных убийств) или потоки садизма, порнографии и мазохизма в массовых зрели-щах и чтиве. Фактически речь идёт здесь об установлении и перманентном
  пересмотре уголовного кодекса, без чего не обходится ни одно демократи-ческое государство. Но такой пересмотр должен протекать в границах демо-кратического права, а действующий уголовный кодекс должен так же под-лежать критике и обсуждению в целях коррекции, как и другие законода-тельные установления.
   Демократия, подобно Моисеевой заповеди, предполагает борьбу словом против слова, убеждением против убеждения, действием против действия.
   Этот принцип расположен между двумя крайностями - между тотальным принуждением, исходящим от диктатуры, и абсолютным непротивлением злу насилием. Оба крайних принципа отдают общество и личность во власть
  насилия. Оба принципа дают лишь всеобъемлющую общую установку, ко-торая игнорирует конкретный, частный, неповторимый характер любой си- туации во вселенной, доступной нам. Главный принцип современной демократии - узаконенность идеологической конкуренции. Главная опасность в рамках этого принципа - утрата демократией инстинкта социального самосохранения, утрата разумной меры свободы, отведенной обществом его частностям. Эта утрата тем или иным способом отдаёт демократию во власть одной из монополистских тенденций, всегда состязающихся на её внутреннем и на международных политических рынках.
  
  *
  
   Демократия - это очень "трудный" строй. Её стабильность и истинность, её полноценность суть производные от её способности балансировать между тоталитарными политическими приёмами, превращающими демо-кратию в фикцию, в диктатуру, и непротивлением анархическим и монопо-листским тенденциям, тоже отдающим её во власть диктатора-победителя (внешнего или внутреннего).
   Ранее читателю была предложена схема экономического конкурентного рынка. Ниже предлагаются схемы информационного обращения демокра-тии, её политического конкурентного рынка и общая схема взаимосвязей всех рынков в условиях демократии:
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СХЕМА САМОУПРАВЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИОННОГО
  КОНКУРЕНТНОГО РЫНКА
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  СХЕМА ПОЛИТИЧЕСКОГО КОНКУРЕНТНОГО РЫНКА
  ДЕМОКРАТИИ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ОБЩАЯ СХЕМА ВЗАИМОСВЯЗЕЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ
  КОНКУРЕНТНЫХ ОРЫНКОВ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Из этих схем видно, что главным "заводящим" звеном демократической системы является потребитель, выступающий в качестве генератора обрат-ных связей на всех трёх рынках: вещественно-товарном, политическом, ин-формационном. Он заказывает музыку, поэтому на него обрушивается мас-сированная, оглушающая самореклама поставшиков товаров, услуг, поли-тических программ, идей, образов. Его вкусы, его потребности, его "да" и "нет", "беру" - "не беру", формирующие конъюнктуру всех рынков, зависят от этой бесцеремонной атаки. Но последнее слово (если демократия есть демократия) остаётся за ним. Не в том смысле, что он волен вылепить ситуацию по своему усмотрению, вкусу, аппетиту и пр., а в том смысле, что за ним остаётся выбор одного из наличествующих предложений, одной из наличных и потенциально возможных тенденций.
   Иными словами, система демократических рынков приводится в движение
  экономическим и духовным потенциалом потребителя, он же избиратель, он же производитель. Потребитель (избиратель) борется за повышение своего потенциала (платежеспособности и конкурентоспособности) на политико-идеологическом рынке в качестве избирателя и сторонника опре-делённых программ и доктрин. Все участники конкурентных рынков, в том
  числе государство, вынуждены использовать в своих интересах разнообраз-ную информационную продукцию, циркулирующую на информационных: научном, культурном, политическом, идеологическом - рынках. Они по-неволе стремятся избегнуть ограничений и фальсификаций в этой области, так как фальсифицированная или урезанная информация ослабит их позицию в неизбежной конкурентной борьбе. Стремление к правдивости и своевременности используемой информации оказывается автоматическим следствием безвыходной необходимости для всех участников рынков знать правду о себе, о своих противниках, о потребителях, о возможных тенденциях дальнейшего их поведения и состояния и пр.
  
  
  *
  
   Механизм конкурентно-рыночного отбора в экономике, политике, идео-логии, науке и культуре в сочетании с использованием и развитием специ-фичных для такого отбора форм и способов "опережающего отражения" (прогнозирования и планирования) относится, по-видимому, к числу тех немногих фундаментальных принципов, которые лежат в основе функцио-нирования сложных "больших систем". В том числе - и социальных струк-структур, организованных демократически в современном, а не в примитив-но-соборном смысле этого термина.
   Именно поэтому цивилизация спроса есть в условиях демократии задача в высшей степени важная: цивилизованный спрос выровняет предложение, сформирует его по себе; уродливый спрос исказит ситуацию так, что сдела-ет её самоубийственной для демократии. Более того: уродливый спрос мо-жет создать ситуацию, убийственную для человека, для цивилизации, для жизни, как таковой.
  
  *
  
   Диктатура имеет перед демократией большие военные преимущества уже
  потому, что её структура управления совпадает с основными организацион-ными принципами, на которых строится всякая армия.
   Центр диктатуры размахивает подчинённым ему обществом, как дуби-ной, выстраивает его в послушную армию, сосредоточивает его ресурсы, где и когда хочет, сжимает общество "в один громящий кулак" и опускает его на головы своих высокоорганизованных противников. При этом он не связывает себя никакими правилами и обстоятельствами. Все ресурсы и знания общества затрачиваются на сохранение Центром господствующего положения и своих привилегий. Централизация экономики, политический деспотизм, идеологическая и информационная монополия ("монополия ле- гальности" - Ленин), исключение какого бы то ни было духовного разно-образия из жизни общества, унификация культуры - всё это в течение жиз-ни двух-трёх поколений создаёт правительство-мафию и народ-армию. Центр формирует в своих самосохранительных интересах структуру, нрав-ственно, материально, интеллектуально, духовно обеднённую, обладаю-щую пониженными запросами, но стабильную и боеспособную.
   Тем не менее, подданные тоталитарной диктатуры это всё-таки, в отли-чие от шестерёнок и рычагов, живые люди. Они, независимо от своей во-ли, не могут не стремиться "создать для себя условия, когда воздействие на систему факторов, могущих её разрушить, становится минимальным" /Ю.М. Васильев, И.М. Гельфанд, Ш.А. Губерман, М.Л. Шик, Взаимодей-ствие в биологических системах. "Природа", М., 1969, Љ 6/.
   Центр использует и это свойство всего живого: он ставит своих поддан-ных в такие политико-экономические обстоятельства, при которых всякое возмущение против политики Центра грозит человеку падением прочности его существования или гибелью. То же относится к слоям, группам и объе- динениям таковых.
   Однако Homo Sapiens - не муравей и плохо приспособлен по своей природе к роли "винтика" в машиноподобной системе. Это понимали адеп-ты диктатуры ещё со времён Платона (если не раньше). Отсюда следовал вывод, что человека следует переделать, то есть целенаправленно "выве-сти" "нового" человека. Поэтому сразу же после завоевания власти Центр диктатуры ставит перед собой эту задачу, что отмечено многими исследова-телями тоталитарных систем и учений, лежащих в их основании.
  
  *
  
   Тоталитарная диктатура, таким образом, играет, казалось бы, беспро-игрышно.
   Почему "казалось бы"?
   Дело в том, что монокапиталистическое государство из-за отмеченных нами выше ограничений фундаментального характера не может удовлетво-
  рить необходимым условиям эффективного управления: знать - хотеть -мочь - успевать. Невыполнение хотя бы одного из этих условий является фактором, резко ухудшающим качество управления. В пределе это приво-дит систему к распаду.
   Если бы Центр каким-то волшебным образом обрёл достаточную для его
  целей информированность о подвластной ему системе и возможность в лю-
  бой момент своевременно корректировать поведение всех её составляющих, подданные диктатуры попали бы в ту абсолютную и безысходную зависи-мость от критериев Центра, которую так ярко рисуют антиутопии типа ро- мана Орвелла "1984".
   В реальных же условиях Центр не всеведущ (а ведь он взял на себя всё управление) и уже поэтому не всемогущ. Он вынужден упрощать - по возможности - свои задачи, игнорируя и подавляя в системе всякое опас-ное целевое разнообразие. Но подавляемые им интересы, мерки и цели в редуцированном и искаженном виде в системе всё-таки возникают, суще-ствуют и развиваются. Общество по-своему перераспределяет распределён-
  ные Центром права и обязанности, блага и труд. Оно саботирует приказы верховной власти, нарушает её всесторонний монополизм, искажает траек-торию, которую навязывает ему Центр. Да и сама эта траектория, как было показано выше, избирается Центром наугад из-за непоправимого отсут-ствия у него необходимой, достаточной и своевременной информации о си-стеме. Отсюда и невозможность объять своими воздействиями все её, этой системы, частности, их намерения, свойства и действия.
  
  
  *
  
   Итак, если бы диктатура и демократия соревновались только в задачах, выбранных авторами гуманистических сочинений (в способности матери-ально и духовно удовлетворять своих подданных, в науке, в культурной жизни и пр.), не применяя друг против друга столетиями никаких силовых приёмов, то выигрыш демократии в этом соревновании был бы бесспорен. Однако диктатура и демократия, будучи инструментами решения разных социальных задач (диктатура - инструмент насилия, демократия - инстру-мент удовлетворения потребительских запросов общества), соревнуются обычно в плоскостях, навязанных диктатурой: в военной и пропагандист-ской (дезинформационной). А здесь у диктатуры больше возможностей, чем у демократии. Кроме того, диктатура проявляет виртуозность в обла-стях провокации и инфильтрации. Диктатура - бдительна и полна превен-тивной подозрительности, демократия - доверчива и беспечна. Утвержде-ние, что диктатура не победит демократию потому, что последняя, являясь более гибкой и высокоорганизованной социальной структурой, обладает бо-лее высоким уровнем и потенциями научно-технического, экономического, культурного и т.п. развития, чем диктатура, равносильно утверждению, что автомобиль не раздавит скрипача потому что ни он, автомобиль, ни его водитель не умеют так играть на скрипке, как этот скрипач. Действительно, не умеют, но если наедут, - раздавят, как во времена брежневского правления бульдозер раздавил картины независимых художников на выставке в Беляево (Москва). Благородные ткани и органы животного или человека функционально куда богаче и организационно куда сложнее, выше злокачественных новообразований, которые их поражают. Однако в прямом биохимическом столкновении злокачественные новообразования одолевают своих здоровых и благородных противников. Можно ли утешиться тем, что, убив организм, такой победитель гибнет с ним вместе?
   При банальном физическом ударе булыжник оказывается куда прочнее, чем череп, защищающий такое уникальное произведение природы, как че-ловеческий мозг. Что же говорить о самом мозге, для физического столк-новения с булыжником отнюдь не предназначенном?
   Поэтому чрезвычайно важно не дать диктатуре совершить экспансию в окружающий её мир, что может произойти раньше её естественной смерти, т.е. крушения. Заметим и подчеркнём: мы говорим здесь о диктатуре, а не о молодой, становящейся демократии, выбирающейся из-под обломков тоталитарной системы.
   Рассмотрим, однако, ещё несколько схем.
  
  ОБЩАЯ СХЕМА УПРАВЛЕНИЯ ПРИ ТОТАЛИТАРНОЙ ДИКТАТУРЕ
  
  
  
   Ни команды, директивы и коррективы, передаваемые Центром обществу по каналу I, ни сведения, поступающие от общества к Центру по каналу II, в этой системе не являются сигналами прямой и обратной связи в ки-бернетическом смысле терминов. Эти сигналы не обладают способностью
  автоматически воздействовать на поведение своих адресатов. Команды, идущие по каналу I, сами по себе, без дополнительного принуждения, не вызывают у получателя реакций, предусмотренных Центром. Заведомо не-полные сведения, идущие по каналу II, Центр учитывает и использует произвольно. Он может их, вообще, не использовать; может даже заранееинспирировать их содержание. В этом обмене информацией Центр и обще-ство не равноправны: Центр имеет аппараты и институты контроля и при-нуждения к исполнению своих команд; общество же инструментов воздей-ствия на Центр и его аппараты фактически лишено. Таким образом, тота-литарная диктатура (в отличие от конкурентно-рыночной демократии)оказывается по управлению одноканальной и разомкнутой.
  
  СХЕМА ИНФОРМАЦИОННОГО ОБРАЩЕНИЯ ПРИ ТОТАЛИТАРНОЙ
  
  ДИКТАТУРЕ
  
  
  
   Очень важно следующее обстоятельство: и контролирующие инстанции,
  и производители информации (на протяжении всей жизни и деятельности)
  подвергаются массированному воздействию установок Центра. В результате ни отчёты, ни то, что Центр получает в качестве неурезанной (т.е. сек-ретной для всех остальных) информации, не являются свободно воссоздан-ной моделью реальности. В каждой инстанции, занятой информированием Центра, и в каждом производителе информации действует воспитанный на протяжении всей жизни "внутренний цензор". Он заставляет людей и орга- организации поставлять Центру в качестве информации то, что Центр при-учил их считать таковой (или выдавать за таковую). В итоге всего этого Центр в информационном отношении уподобляется змее, заглатывающей себя самоё с хвоста. В качестве истины он получает то, что им же самим предписывается считать истиной. В лучшем случае ему достаётся полу-правда, хорошо откорректированная в желательном направлении. Напом-ним ещё раз, что объём информации о системе "общество" в действитель-тельности бесконечен и Центр ни при каких обстоятельствах не может полу-чить его полностью. Единственная область, в которой Центр старается не допускать собственной дезинформированности, - это область его политиче-ского самосохранения. Здесь ему жизненно необходима быстрота и адэкват-ность реакций на всё, что угрожает его трёхстороннему (политика, идео-логия, экономика) монополизму, и здесь он старается иметь достоверные сведения. Это знают и соответствующие осведомители, и поэтому уровень фальсификации в этой области информационного обращения ниже, чем в остальных. Но те нежелательные для Центра явления, по которым он не предусмотрел для себя анализаторов и реакций, не могут быть им приняты вовремя в расчёт и предупреждены.
   Шумы, помехи, противоречия ощущает и накапливает при своём функ-ционировании любая система. Но демократия, сохраняя свой главный орга-низационный принцип - свободную конкуренцию, может, при достаточной
  эффективности протекающих в ней процессов "опережающего отражения", свои затруднения разрешать, порождая, разумеется, при их разрешении новые противоречия и в их преодолении либо укрепляясь, либо слабея (бы-вает по-разному). Диктатура же необратимо экономически деградирует. Шумы и отклонения накапливаются, экономика подавленного диктатурой общества работает непродуктивно. Огромная часть необъятной машины крутится вхолостую. Центр, держащий своих граждан в безысходной от не-го зависимости и до зубов за их счёт вооруженный, постепенно теряет воз-можность поддерживать жизнь своих подданных на том скромном уровне, который обеспечивал бы их покладистость и готовность служить диктатуре.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  
  
  
  
   Вернёмся к Советскому Союзу конца ХХ века. К середине 1980-х годов экономический "застой" перешел в спад. Война в Афганистане затянулась. В Польше продолжалась "польско-ярузельская" война. Вооруженные силы разъедала "дедовщина". Ширилось недовольство на окраинах. Коммунистической власти не удавалось подавить диссидентские движения. Информационный "железный занавес", и ранее неплотный, проржавел. Выезд евреев и членов их семей был почти свёрнут, но предыдущий выезд массы советских граждан привёл к усилению не контролируемого обмена информацией с заграницей.
   Создалась ситуация, когда "верхи уже не могут, а низы не хотят".
   В ЦК КПСС произошла большая кадровая перестановка. Седьмым генсеком стал Горбачёв а многие старые "брежневцы" были отправлены в отставку. Вскоре состоялся очередной XXVI съезд КПСС, принявший решение о гласности, перестройке и ускоренном экономическом развитии. Гласность, изначально предназначаемая для критики "отдельных недостатков" с целью помощи КПСС в их преодолении, стала быстро переходить в критику самой
  советской системы; перестройка с самого начала обернулась неразрешимым вопросом "что во что перестраивать?" Горбачёв и его окружение хотели всё изменить, ничего по существу не меняя. Какое при этом могло быть развитие, да ещё ускоренное?
   В апреле 1986-го произошла страшная ядерная катастрофа на Чернобыльской АЭС под Киевом. Из взорвавшегося реактора были выброшены количества радиоактивных веществ, сравнимые разве что с таковыми, образовавшимися при взрыве "грязного" термоядерного заряда экви-валентной мощностью более 50 млн. тонн тротила над Новой Землёй в 1961 году. Но этот взрыв произошел не в пустынной Арктике, а в густонаселенном районе почти на стыке Украины, Белоруссии и России. От радиационных поражений пострадали миллионы. Скрыть или преуменьшить последствия Чернобыльской катастрофы властям не удалось. Это стало первой победой гласности над информационной монополией коммунистической диктатуры.
   С середины 1989 года стали по принципу "домино" валиться тоталитарные коммунистические режимы стран Восточной Европы, навязанные им Советским Союзом в ходе и после II мировой войны. Причём бескровно или почти бескровно. И СССР на этот раз не вмешался. В самом СССР уже во всю шли процессы распада. Отчаянная попытка остановить их, выразившаяся в августовском "путче", устроенном группой высших советских руководителей (от которых Горбачёв отстранился) позорно провалилась. Вскоре развалился - и тоже фактически бескровно - Советский Союз, оставив руководителям России и других отпавших республик тяжелое посткоммунистическое наследство.
   Обручи коммунистической диктатуры десятилетиями вызывали у подсоветских народов взаимные чувства страха и ненависти. Но освобождение от них не привело и не могло привести к экономическому благосостоянию. Хуже того - порвались налаженные худо-бедно многие экономические связи. А советские республики были (действительно, мудро) скроены так, что друг без друга экономически существовать не могли.
   Так, когда Литва за непокорность была лишена поставок жидкого топлива, она приостановила производство топливной аппаратуры для двигателей внутреннего сгорания. Это весьма специфическое производство, в своё время имевшееся на каждом автозаводе, было сосредоточено в Литве и его продукция поставлялось автозаводам Союза в порядке кооперации. Такая организация в нормальных условиях позволяет повышать качество и сни- жать стоимость продукции. Но навязанное извне противоборство привело вместо этого к затовариванию советских автозаводов некомплектной продукцией, непригодной к эксплуатации
   Подобных примеров можно привести тысячи.
   Коммунистическая партия всеми способами пыталась доказать, что без неё никакая организованная жизнь общества невозможна.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  К схеме 1
   I формирующие воздействия, информация
  
   составляюшие и формирующие воздействия
  
  К схеме 2
  траектория траектория траектория
   движения движения движения
   (судьба)
  К схеме 3
  управляемого управляемого управляемого
  
   Отбор (поощрение, штраф, элиминация) Среда Среда
  
   Космогео- биоценоз Рынок Рынок
  
   биоценоз I формирующие воздействия,
  
  I Формирующие воздействия I Формирующие воздействия
  
   Объект Упр-мый
   упр-ния объект
  
  Траектория на среду его обитания
   движения
   общества, его воздействия
  управляемого
   объекта его воздействия
  Составляющие и формирующие воздействия объектов управления
  Отбор (поощрение, Общество Общество штраф, элиминация)
  
   I Энергия, сырьё, объект объект
  
   информация
  (формирующие воздействия)
  Результат и факт существования и жизнедеятельности
   Траектория движения (судьба) управляемого объекта (общества)
   Отбор (поощрение, штраф, элиминация)
   объекта (общества)
  Составляющие и формирующие воздействия объектов управления
  
  Траектория движения управляемого объекта
  
   Космогео-
   биоценоз
  
  
   Объект
   упр-ния
  
  
   Упр-мый
   объект
  
  Общество Среда
  
   Центр Центр
  
  
   Потребители информации (лица, группы,
   классы, партии, союзы, учреждения и т.п.)
   Избиратели
   (потребите-
   ли политич.
   программ
   и услуг)
  
  
   Потреби-
   тель, он же
   избиратель
   и произво-
   дитель
   Центр
   диктатуры
  
  
  
  
  
  
  Факт и результат существования Общество Общество
  
  и жизнедеятельности общества, его ; ; 36 и и 29
  воздействия на среду его обитания
   т.е. демократическом, 41
  
   Команды (законы, меняется, 44
  планы, бюджеты, штаты
   люди. 49 . Огромная 53
   фонд зарплаты и др.)
   25 следующей схеме:
  
  Все доходы предприятия, времени 2 " 4
  кроме доли, оставленной . Фан 11
   ему Центром. радикально-демо- 5
  
   да в области 6 вместе взятые, 10
  
  и 12 рынка) 24 идеологическую
  
  
   ССЫЛКИ
  
   "О государстве" ?
  
   1917 "О двоевластии" ?
  
  Выступление на VIII съезде РКП(б) 18 - 23 марта 1919 г. Соч. Изд. IV, стр.
  133/.
   1918 году, в статье "Очередные задачи советской власти" /ПСС, т. 36,
  стр. 165 - 208/
  Соч. Изд. 4, т. 30, стр. 76 "О диктатуре пролетариата" ("дубинка"). ПСС
  т. 39, стр. 259 - 268 ?/
  "Пролетарская революция и ренегат Каутский", Соч., изд. IV, т. 28, стр.
  221/. ПСС, т. 37, стр. 235 - 338/.
  "Государство и революция". Соч., изд. IV, т. 25, стр. 445/. ПСС, т. 33, стр.?
  Письмо Мясникову 1922 ? Соч., изд. IV, т. 32, стр. 479 - 483/.
  
  ЭКОНОМИКА КАТАСТРОФ
  13 процветали
  
   Припомним статью туркменского писателя Ак-Му-хаммеда Валсапара "Там,
  где не вырастет посохї" ("Московские новости" Љ 14 от 8 апреля 1990 г.,
  стр. 7). Вот выдержки из этой статьи:
  15
  с тех, кто повинен в голодной смерти сотен детей, которые сегодня
  вынуждены жить впроголодь на той земле, о которой средневековый
  арабский историк из- рёк: воткни посох, и распустит он листьяї" (Ак-
  Мухаммед Валсапар, писатель, Ашхабад).
  71
   Итак, согласно приведенным выше данным, ВНП СССР составлял 14% ВНП США, причём на военные цели СССР тратил 25% своего ВНП, а США - 6%. Следовательно, при более чем четырёхкратном относитель-ном превышении расходов (25% ВНП против 6%) СССР способен затрачивать на военные нужды почти вдвое меньше реальных средств, чем США!
  183
  СССР. Катастрофы и экологическое вырождение, буквально преследовавшие Советский Союз на протяжении
  срабатывал ускорялся
  184
  метро. Массовые протесты норвежского населения по
  189
  принципу "после нас хоть потоп", полагая, что на её век хватит всего ей необходимого. Отчётливо замаячивший перед ней конец веселия и довольства всё настоятельней толкает её к злобному, как скрежет зубовный, блатному принципу: "умри ты сегодня, а я завт-ра". Об этом "завтра"она просто не думает. Разве что - "авось пронесёт".
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"