Штернлихт Ана. Турнир (рабочее)

Начало пути

Глава 1 Весть

-- Объявляется новый Турнир, -- пронеслась долгожданная весть в кристально-чистом осеннем воздухе. Веск-росомаха встрепенулся, словно охотничья собака, почуявшая свежий след преследуемой добычи. Он бросил тяжёлый топор и взревел так, что оглушенное эхо заметалось между сосен, сбивая с ног остальных лесорубов.

--Наконец-то, -- выдохнул он, хищнически осклабившись. Одним резким ударом он повалил на треть подрубленное дерево, вскинул топор на плечо и покинул свою делянку. Навсегда.

Мать немного поплакала, пока собирала в дорогу самое необходимое, но делала это украдкой, чтобы сын не видел её слёз. Она слишком хорошо знала, что значит для него и других мужчин их рода этот осенний зов раз в шесть лет. Её старший брат не вернулся из Великой Столицы. Был заломлен одним из Герджи. Другие братья, по счастью, были не так сильны в боевых искусствах и потому благополучно остались дома, как и её муж.

Но то было лишь к счастью женщин, ибо сами лесорубы из рода Росомахи нередко сокрушались, что не могли всё бросить и уйти на Турнир. В состязании могли участвовать лишь холостые или вдовые мужчины, не имеющие детей. И потому, едва лишь приходила весть о новом Турнире, они дружной толпой бросали топоры и отправлялись к Мокре-на-Болоте, где пили до первого снега, проклиная свою юношескую тоску по девичьему телу.

И только Веск упорно крутил топором на длиннющей ручке, воображая себя рыцарем двора Его Величества, и плевать хотел на местных девок, которые не соответствовали его идеалам. А те и не тратили на этого медведя своей девичьей свежести, раздаривая её более охочим претендентам.

В прошлый раз Веск был слишком молод, чтобы отправится на Турнир, да и к тому же умудрился защемить ногу кривой сосной, от чего хромал весь месяц, проклинал всё на свете, но всё-таки не пошёл пить к Мокре-на-Болоте.

Теперь же он был здоров как буйвол и полон решимости покинуть родной дом, вопреки слезам матери и увещеваниям отца.

И вот, не успело ещё Жёлтое солнце войти в зенит, а Веск-росомаха уже несся вскачь на косматом бешеном мерине, которого ему отдал мельник в обмен на поленницу из сотни брёвен и то потому, что этого коня боялись все работники.

Путь его лежал далеко, в столицу края, ко двору графа Хиртвара, где собирались все желающие попасть на Турнир, чтобы пройти тщательный отбор. Здесь проводились краткие состязания по владению оружием, а так же проверялись особые бумаги от старост и мэров, в которых должны было содержаться подтверждение того, что претендент не прижил детей и не связан узами брака. За подделку такого свитка граф нещадно карал раскалённым железным прутом по спине. И многие молодые повесы отправлялись домой к своим обрюхаченным полюбовницам располосанными от шеи до пяток.

Ну а Веску бояться было нечего. Мокра-на-Болоте только плюнула, когда писала ему этот свиток. "Такой парень, а все туда же, на умертвище, рвешься. И далась тебе эта Белая Нежить, столько девок вокруг ходит, слёзы по тебе льёт. Тьфу. Пропащий, да и только", -- бурчала она, скатывая жёсткий пергамент, сплошь покрытый таинственными значками.

Была у него одна зазноба. Хорошо с ней было в душистой траве под восходящим Белым солнцем, когда серебряная роса мерцала на разметавшихся тёмных волосах. Она сильно любила его, никогда наперекор не поступала. Но раз, почувствовав себя дурно, запаниковала и побежала к Мокре-на-Болоте. Тайком выманила у неё горькое снадобье, вроде как для сестры, выпила всю бутылку и умерла, изойдя чистой кровью. Мокра и сделать-то ничего не успела, только глаза закрыть резными бляхами и укутать травяным саваном. Веск сам опустил любимое тело в топь.

От того и не боялся молодой медведь ни железного прута, ни стальных рук Герджи, и ехал в столицу гордой птицей, поминутно похлопывая грубые ножны у бедра.

Столица, однако, встретила Веска-росомаху негостеприимно. Зима вступала в свои права, заметая узкие улочки мокрым снегом и заплёвывая редкие окна разлапистыми ёлками. Большинство претендентов на Турнир приехали из больших городов, в добротной одежде, с полными кошельками, и им не ведомы были мучения Веска, пытавшегося за свои гроши и поесть, и поспать. Столица рассчитывала на бесшабашных юнцов с деньгами, а не суровых лесорубов и пахарей.

Да и сами крестьянские поселения уже давно перестали посылать своих юношей, сберегая их для повседневной работы. Их мало волновало, что там происходит в Главной Столице. Свой стол и дом гораздо ближе, чем неизвестные хоромы Белой Дамы, которая уже добрую сотню лет озабочена Турниром и давным-давно позабыла про своих подданных.

Проехав город насквозь, Веск остановился на самой окраине, в таверне для местных пропойц, с единственной свободной комнатой, в которой когда-то померла бабка трактирщика и с тех самых пор никто не жил. Боялись призрака покойницы -- сущей ведьмы, если верить пьяным бредням.

Кормили там плохо, спать было зябко, но Веску было всё равно. Он ждал вестей из канцелярии графа.

И вот, через три мучительных недели из дворца пришло коротенькое письмо с подтверждением, что свиток сочли подлинным и Веск из рода Росомахи приглашен на официальный прием в честь Турнира.

Глава 2 Незнакомец

Прием оказался обычным балом, на который собрались все незамужние столичные прелестницы, в надежде заполучить выгодного жениха. И надо отдать им должное, они знали, где искать, ибо для приезжего юноши соблазнительно приоткрытая грудь танцующей с ним девы намного притягательнее, чем сомнительные достоинства Белой Дамы, которая по слухам хоть и вечно юна, прожила на этом свете вчетверо дольше любого из претендентов.

На балу Веск увидел высокого статного северянина, который был весьма популярен у дам, чем, как легко заметил Веск, вызывал немалое неудовольствие остальных кавалеров и рыцарей, которые, однако, держались на почтительном расстоянии от него. Его это возмутило. Уж он-то, Веск-росомаха, не позволил бы какому-то щеголю с длинными волосами так свободно общаться с его дамой.

Он решил разозлить незнакомца, а заодно показать свое превосходство в мастерстве владения оружием перед остальными "слабаками". Веск выбрал себе одну даму, на которую незнакомец обращал больше внимания, чем на других красавиц. Несомненно, у этого северянина был вкус к женщинам, ибо Марэль (так звали приманку Веска) кроме красоты, обладала еще и на редкость мелодичным голосом. Однако Веск не отличался любовью поговорить с женщинами. Он быстро перешел от ненужной болтовни к делу, закружив девушку в каком-то диком танце, который был весьма популярен при дворе в то время. При этом он старался как можно чаще проходить мимо незнакомца.

Тот не обращал на Веска никакого внимания. Он спокойно беседовал с несколькими дамами, веселя их своими, по-видимому, остроумными шутками.

Когда начался новый круг танца, Веск оставил Марэль под предлогом того, что хочет проветриться в саду, и вышел из зала. По возвращению он едва мог сдержать удовлетворенно-злорадную улыбку: северянин танцевал с его дамой. С точки зрения Веска, это был прекрасный повод, чтобы затеять ссору и поединок.

Быстрыми шагами он направился в середину круга и довольно грубо схватил Марэль за руку, оттолкнув ее от незнакомца.

-- Как вы смеете приглашать на танец мою даму? -- гневно спросил Веск.

Незнакомец посмотрел на него с усмешкой на бледных губах, но ничего не ответил.

-- Я еще раз повторяю, как вы посмели посягнуть на мою даму?

Незнакомец молчал, однако, его насмешливо-гордая улыбка стала еще шире.

-- Мне кажется, я довольно хорошо говорю на человеческом языке, чтобы мои слова можно было понять! -- Веск начинал злиться по-настоящему.

Тут незнакомец и вовсе рассмеялся. Марэль недовольно отстранилась от Веска.

-- Вы сошли с ума! Что за комедию вы устраиваете! -- резко бросила она, нервно постукивая сложенным веером о ладонь.

-- Женщине незачем лезть в разговоры мужчин, Марэль, -- грубо ответил Веск.

-- Я полагаю, что сей юный петушок приехал в столицу из глухой провинции, -- сказал чей-то дьявольски бархатный голос.

Веск обернулся к незнакомцу. Несомненно, это сказал он, так как последние звуки еще стекали с его губ, готовых снова растянуться в издевательской улыбке.

Теперь Веск был оскорблен до глубины души. При всем дворе его обозвали деревенщиной. Это могло означать только одно: или он с позором должен уйти из дворца, или отомстить обидчику на поединке.

-- Я думаю, нам необходимо объясниться. Я жду вас в саду у заводи. -- Веск пылал от негодования.

Незнакомец махнул рукой в знак согласия, но не пошел за ним, а остался в зале.

Веску пришлось ждать его около часа, пока не закончился последний круг танца. Он не входил в зал, чтобы не слышать язвительных смешков кавалеров и дам, которые теперь предпочитали называть его не иначе как "этот петушок".

Незнакомец явно не торопился, сознавая свое превосходство в общественном мнении. Веск успел порядочно замерзнуть в зимнем саду, когда северянин изволил наконец появиться на пороге дворца в сопровождении Марэль.

Знаком он показал, что хочет, чтобы она удалилась. Марэль склонилась в прощальном поклоне и, бросив равнодушный взгляд на Веска, исчезла за витражной дверью.

Северянин стал не спеша спускаться в сад, стряхивая с мраморных перил пушистый снег. Веск мысленно оценивал потенциал противника. Незнакомец был среднего роста, не слишком мускулистый, скорее поджарый, словно матерый лис. Кисти рук говорили о благородном происхождении своими изящными формами и черными перчатками из тонкой кожи. Необычно светлые волосы были распущены по плечам.

-- Я не хочу прослыть убийцей детей, -- сказал незнакомец, снисходительно улыбаясь.

-- Я не дитя, -- ответил Веск, стискивая зубы.

-- Пожалуй, это было слишком самонадеянно с вашей стороны вызывать меня на поединок. Я не занимаюсь убийствами, -- он смотрел на Веска с высока, хотя был едва ли выше.

-- Я не трусливая баба, которая боится пустых угроз.

-- Это я заметил, -- усмехнулся незнакомец и добавил, -- Однако глупости тебе не занимать.

Это окончательно вывело Веска из себя. Он выхватил клинок.

-- Если тебе хочется поупражняться в фехтовании, пожалуй, я могу преподать урок попозже, -- скептически сказал северянин, с любопытством разглядывая грубый клинок лесоруба.

Веск не ответил. Он сделал выпад, который, по его расчетам, должен был быть неожиданным для противника, но...

Молниеносное движение руки -- и Веск лежал на снегу, а его меч в шагах тридцати от него торчал из земли.

-- Я думаю, на сегодня достаточно, -- сказал северянин, стряхивая снежную пыль с камзола, -- Убирайся отсюда, пока еще можешь.

С этими словами он удалился, неслышно ступа по заснеженной траве. Марэль уже ждала его наверху. Несомненно, она подглядывала из-за гардины.

Веск был ошеломлен и унижен. Никогда противник не был так равнодушен к нему и так силен. Он встал, выдернул из земли меч и направился в сторону конюшен.

Его исхудавший на пустом сене конь в нетерпении стучал копытом о деревянные загородки, всем видом намекая на полные зерна ясли соседей. Однако Веск поспешно вывел его через задний двор, чтобы не попадаться на глаза случайным свидетелям его неудачного поединка.

Он полагал, что в такой час никто не встретится ему на дороге, но за поворотом его ждал северянин. Веск старательнее закутался в свой плащ, стараясь как можно быстрее, но без лишней спешки проехать мимо него. Однако тот присоединился к Веску, и его лошадь шла нога в ногу с его конем.

В полном молчании они достигли гостиницы на окраине города, той единственной, в которой Веск смог найти комнату по своим средствам. Зачем туда ехал северянин, Веск не мог понять.

Глава 3 Птичка

По приезду Веск сразу же увел коня в хлипенький загон за огородом, где беднягу ждала все та же сухая трава. Северянин предоставил эту работу служке, который с величайшей неохотой вышел из жаркой столовой на мороз.

Хозяин весьма нерадушно встретил Веска, намекая на то, что он задолжал за неделю, и хотел даже выгнать его, но тут вступился северянин.

-- Это мой гость, -- резко отрезал северянин.

-- Однако это не отменяет его долга. Надеюсь, у вас более весомый кошелек, иначе вы оба отправитесь за ворота, -- не оборачиваясь, буркнул хозяин.

Тут уже северянин вышел из себя и хватил ладонью о стойку.

-- Я не привык разговаривать со спинами простолюдинов. Тебе бы стоило платить своим постояльцам за пребывание в этой поганой дыре.

Толстяк обернулся, чтобы полить его бранью, но пресекся на полуслове, увидев дорогой камзол и меховой плащ.

-- Прошу прощения, милейший, -- залебезил он, часто-часто моргая свиноподобными глазками, -- Я, право, принял вас за одного скандалиста и нахлебника с улочки Бродяг. Я вовсе не желал вас оскорбить. Я...

-- Заткнись и подай на стол лучшее, что у тебя есть. Вон туда к камину. И скажи своей девке, чтобы протёрла стол чистой тряпкой, а не своим вонючим подолом.

Веск с удивлением наблюдал эту сцену. Щеголь, час назад сражавший дам чистотой своей речи, теперь ругался не хуже заправского моряка.

Хозяин побежал на кухню, а несколько человек, сидевшие в столовой, предпочли поспешно уйти по домам.

Вскоре стол был накрыт. Жаркое, конечно, было жестким и слишком жирным, вино -- кислым, хлеб -- черствым, но в целом, это был первый за неделю приличный ужин Веска. Он угрюмо жевал волокнистое мясо, не желая разговаривать с северянином, но обычай гостя не позволял ему отказываться от угощения.

Тот, напротив, был чрезвычайно весел. Не морщась глотал яблочную кислятину, изящно отрезая куски жаркого маленьким ножичком. Потом он заметил стоявшую в углу девушку в платье гостиничной певички.

-- Почему же не поёт твоя птичка, хозяин? Или она ждёт золотого рассвета? -- насмешливо спросил он, подбрасывая на ладони несколько золотых.

Хозяин угодливо поклонился, забрал деньги и грубо тряхнул ее за плечо.

-- Ступай петь, маленькая потаскушка. Господин щедро платит.

-- Я не хочу, -- ответила та, отталкивая толстяка.

-- Что?! -- побагровел тот. -- Да я тебя сейчас без гроша на мороз выкину, дрянь ты этакая. За тебя золотом платят, ты ноги лизать должна.

-- Я не стану.

Веск засопел, пытаясь нащупать на поясе меч.

-- Эй, хозяин, она мне нравится. Сколько хочешь за ее свободу? -- крикнул северянин.

-- О, она очень дорогая. Она поет как малиновый соловей из лесов Его Высочества...

-- Я не спрашиваю о её достоинствах, которые вижу и сам. Сколько?

-- Две тысячи золотых, господин.

-- Прекрасно. Я плачу. Дай-ка мне бумагу.

Хозяин принес замасленный обрывок желтой бумаги и обгрызенное перо.

Северянин быстро начертал несколько строк. Потом отдал деньги хозяину, потребовав, чтобы тот подписал контракт. Толстяк нехотя нацарапал какую-то закорючку. Затем подтолкнул девушку к столу и ушел, сыто потирая руки.

-- Теперь малиновый соловей на свободе. Спой мне что-нибудь, птичка. Или я не заслужил твоей милости? -- усмехнулся северянин, протягивая ей клочок бумаги. -- Ты ведь грамотная, не так ли?

Та неуверенно кивнула и взяла листок.

"Сей контракт подтверждает, что четвертого дня месяца смерти у хозяина гостиницы "Дом-на-окраине" была куплена певица по имени _______ за две тысячи золотых Его Величества дворянином рода Вереска и отпущена на свободу".

-- Имя впишешь сама, птичка.

Она взяла перо и быстро написала "Птичка".

-- Теперь меня зовут так, -- сказала она, глядя в глаза северянину.

-- Ты не сильно изменила свое имя, Фёгелин.

Птичка отшатнулась от стола, судорожно сжимая листок.

-- Откуда ты знаешь?

-- А разве ты не из местечка Лесные кущи? -- с невинным видом спросил северянин.

-- Да, -- ответила она, склонив голову. -- Это, наверное, мой говор.

-- Может и так, -- задумчиво ответил он.

Веск сидел насупившись. В его душе боролись юношеское задиристое самолюбие и глубокое уважение к своему незнакомому спутнику.

Девушка запела, правда, очень грустную песню.

Он стоял меж древ высоких.

Тень, о тень, не зови!

Средь веселья -- одинокий.

Тень, о тень, не зови!

Он кивал мне головою.

Тень, о тень, не зови!

Танцевать он звал с собою.

Тень, о тень, не зови!

В волосах его осока.

Тень, о тень, не зови!

А глаза -- два рыбьих ока.

Тень, о тень, не зови!

Он кружил меня, как волны...

Тень, о тень, не зови!..

А на утро труп холодный

Рыбаки нашли...

-- Птичка, спой что-нибудь повеселее, а то мой гость совсем загрустил.

Она спела старинную плясовую, позванивая тонкими браслетами в такт Заводной мелодии. Потом северянин встал и жестом пригласил Веска следовать за ним наверх в комнату. Птичка осталась внизу.

Глава 4 Вопросы без ответов

-- Зачем ты преследуешь меня? -- спросил наконец Веск, едва закрылась скрипучая дверь будуара старой ведьмы.

-- Так надо, мой юный друг. -- ответствовал северянин, по-хозяйски разворошив остывающие угли в камине. -- Нужно ещё дров, ночь будет долгой.

Он рывком открыл разбухшую от сырости дверь (Веск даже крякнул от удивления) и недвусмысленно рявкнул на хозяина, требуя топлива и одеял. Минута, и всё необходимое уже лежало на пороге. Трактирщик заискивающе жался к закопчённой стене, стараясь украдкой разглядеть дорогой камзол северянина.

Веск завернулся в одеяло. Честь-честью, но он, как обитатель более южных земель, не привык к промозглой зиме столицы.

-- Я не нуждаюсь в уроках фехтования. -- буркнул лесоруб, не желая оставлять начатый разговор.

-- Если бы ты и правда в них не нуждался, я бы не был сейчас с тобой, Веск. -- ответил северянин, подкидывая дров в камин. Оранжевый огонь причудливо плясал в его ледяных глазах.

-- Ты, смотрю, умеешь отгадывать имена.

-- Я многое могу, Веск. И ты должен этому научиться.

-- Почему и зачем?

-- Потому, что ты -- Веск из рода Росомахи.

На этом разговор закончился. Веск лег спать на старую кровать у рассохшегося шкафа, северянин предпочел остаться в разваливающемся кресле у камина.

В полночь кто-то постучал в дверь. Вернее, хотел постучать, но северянин открыл ее до того. На пороге стояла Птичка.

-- Хозяин хочет ограбить вас. Я подслушала их разговор на кухне. Он идет сюда с двумя своими работниками.

Северянин прислушался, потом втолкнул Птичку в комнату.

-- Раздевайся.

-- Что? -- взвизгнула девушка, инстинктивно прикрывая руками ещё неразвившуюся грудь.

-- Не задавай вопросов и раздевайся. Ложись у камина на мой плащ. Быстро.

Девушка повиновалась. Северянин разбудил Веска и велел ему быть начеку. Сам же разделся и накинул на голое тело свой длинный камзол, наподобие халата.

Через полчаса в комнату ворвались хозяин и двое из его вышибал.

-- Что это значит? -- гневно спросил северянин, делая вид, что его оторвали от любовных утех. -- Мне кажется, я честно купил эту певичку и имею право с ней забавляться.

-- Мне мало тех денег. Я бы предпочел, чтобы вы, господин, по доброй воле отдали остальные, иначе мы можем попортить ваше личико, -- сладенько проворковал трактирщик

-- Если вы сейчас не уберетесь отсюда, я повешу твоих молодцов вместо дверных колокольчиков, -- рыкнул северянин, ощеривщись словно волк. Знаком он велел Птичке одеться и присоединиться к Веску.

Хозяин только ухмыльнулся, приглашая его пройти вниз. Северянин накинул на плечи белый меховой шарф и последовал за ним.

-- Оставайся здесь, -- сказал он Веску, почувствовав, что юноша рвётся в бой. -- За тобой Птичка.

Наутро он разбудил Веска, чтобы поехать в сторону Лесных Кущ, где, по его словам, можно было достать приличного коня и меч.

-- Из гостиницы выходи через черный ход. -- сказал северянин, поправляя филигранную серебряную пряжку на плаще.

-- Почему?

-- Не придется обходить дом, чтобы дойти до конюшни, -- ответил он таким тоном, что исключало какие бы то ни было вопросы.

Внезапно в комнату вбежала Птичка, перепуганная до смерти.

-- Там на двери повешены мертвецы. У них глаза выедены, -- кричала она.

-- Я не разрешал тебе выходить вперед меня, -- сухо ответил северянин, накидывая на плечи свой меховой шарф. -- Мы едем с тобой в Лесные Кущи. Так что собирайся быстрее.

-- Там живет мой брат, Олоферн-кузнец. Он вернет вам деньги. -- затараторила девушка, складывая одеяла.

-- Пусть лучше он сработает хороший меч для моего спутника, -- ответил северянин. -- И брось ты эту дрянь, некогда.

Птичка уронила на пол последнее покрывало и пулей выбежала из комнаты.

Конечно же, завтрак их не ждал. Хозяин куда-то запропастился, а с ним и все посетители. Веску удалось застать на кухне только сонного служку, который нехотя достал из погреба старый сыр и пол-каравая чёрствого хлеба. Запивать пришлось простой водой, вскипячённой в камине с щепоткой каких-то душистых трав из запасов Птички.

Утро было довольно безрадостным. Лошадь северянина была убита хозяйскими работниками, видимо, чтобы не дать ему убежать из гостиницы. Конь Веска просто отказался выходить из конюшни, припадая на все четыре ноги. По совету Птички, его оставили у одного старичка крестьянина за пару золотых.

Выходило так, что до Лесных Кущ предстояло идти пешком. Лошадей зимой было невозможно достать.

Перед тем, как отправиться в путь, северянин не без наслаждения разворотил комнату трактирщика. В углу под кучей вонючего тряпья он нашел то, что искал: две седельные сумки, которые были сняты с его убитой лошади. В них лежали деньги, сменная одежда, набор всевозможных ножей и несколько запечатанных писем. Теперь эти два кожаных мешка, ещё пахнущие конским потом, свисали с его левого плеча.

У Веска пожитков было меньше. В холщовом узле были завязаны три чистые рубахи, шерстяные носки и кошелек с несколькими серебряными монетами.

У Птички в фартуке были три каравая, кусок вяленого мяса и бутылка вина из хозяйского погреба.

Гостиница вполне соответствовала своему названию. За огородом протекала река, являвшаяся естественной границей города. Каменный мост соединял лабиринт темных домов с чёрным еловым лесом. Среди деревьев вилась единственная белая от снега тропа, вокруг нее плотно смыкались колючими лапами ели. Хмурый рассвет кутался в снежную метель.

Если бы не северянин, Веск остался бы в гостинице и переждал непогоду. Но тот, словно голодный волк, чуял дорогу и довольно быстро прокладывал себе путь среди бывших картофельных грядок.

Через несколько минут Птичка, поначалу сторонившаяся Веска, вцепилась ему в руку, чтобы не отстать и не потеряться в снежном крошеве.

Белое полотно овощного поля резко перерезала тёмно-коричневая лента реки. Уродливо горбатый мост висел над густой жидкостью.

Вдруг вдалеке послышался гул.

-- За нами погоня, -- сказал северянин, вглядываясь в метель. -- Дурак хозяин понабрал своих завсегдатаев с дубинками.

Веск судорожно соображал, где бы им скрыться. Он-то хорошо знал, что значит толпа озверевших любителей выпить. Однако северянин спокойно перешел мост, жестом приказывая следовать за ним. Потом он остановился и стал ждать.

В тумане замаячила чёрная туча, которая с гулом приближалась. Трактирщик, сверкая свежими фонарями под обоими глазами, нёсся впереди всех с оглоблей наперевес. Однако чтобы достать путников, им необходимо было пересечь реку по узкому мосту. По инерции вся толпа загрузилась на каменный горб. Но едва они ступили на середину моста, как северянин взмахнул рукой и зло крикнул что-то. Мост будто замер на мгновение, а потом рухнул в реку, увлекая за собой кричащих. Оставшиеся на берегу охнули и замолчали.

"Плезир!" -- пронеслось в голове Веска. Теперь он понимал, почему тогда во дворце остальные кавалеры остерегались северянина.

Птичка тихонько заскулила, вцепившись в руку Веска. Коричневая вода уносила тела нескольких захлебнувшихся.

Северянин развернулся и резким шагом направился в сторону леса. Веск поспешил за ним, таща за руку упирающуюся девушку.

Почти два часа они шли в полном молчании. Свежий снег хрустел под ногами. Метель улеглась, и Белое солнце светило во всю свою зимнюю силу.

От тропы в разные стороны расходились ответвления, но северянин шел не сворачивая. Его поступь казалась тяжёлой, но на снегу почти не оставалось следов, только лёгкие безразличные отпечатки.

Через несколько часов путники остановились возле сломанного дерева и северянин предложил сделать привал, краем глаза заметив, что Птичка изрядно хромает и уже почти повисла на руке Веска. Костёр разводить не стали, только молча сжевали один из караваев, скудно запивая его вином. Птичка вытряхнула снег из ботинка и набила его сухим мхом, содранным с нижней части ствола.

Затем снова прямая белая дорога в полной тишине. Даже ели не двигали ветвями. Потом ещё один привал, который прикончил большую часть запасов. И снова путь в тишине.

И вдруг перед ними открылось безграничное поле, ровное, словно набело выскобленная поверхность кухонного стола. Редкие веточки низкорослых кустарников были покрыты кристалликами льда, словно морской солью. Между ними вились цепочки зимних следов. В небо взвилась испуганная птица, оставив на земле окровавленный трупик полевой мыши. Веск посмотрел на северянина. На лице последнего играла хищная улыбка.

-- Месяц смерти в самом разгаре, -- сказал он молчащему Веску. -- Те, кто были до нас, назвали его правильно.

Веск кивнул и отвернулся. Ему не хотелось говорить. Мороз тысячью иголок связал губы.

Птичка дрожала от холода. Ее старый плащ на общипанном меху едва ли мог согреть коченеющее тело. Северянин покачал головой и набросил на ее плечи свой меховой шарф.

И они поплыли через это белое море, оставляя за собой глубокую изломанную борозду. Темная кайма леса становилась все уже. Снег казался гуще липкой болотной жижи; затягивая ноги в рыхлую массу, предательски таял и стекал в сапоги. Красное солнце уже катилось за горизонт, расплываясь кровавым пятном на белом зимнем саване.

Глава 5 Кузнец

Начинало темнеть. За горизонтом курился розоватый дым, завитками расчерчивая серое марево ползущих сумерек. Поле пересекали черные ограды из тонких мокнущих хворостин. Если днём мороз уходил, позволяя снегу немного сопреть, то к ночи он возвращался с утроенной силой, чтобы сковать снежную кашу стальной броней ледяного наста.

Далеко впереди замаячили бревенчатые дома. Это были Лесные Кущи, вернее, часть поселения. Здесь жили люди, которые сеяли хлеб на очищенном от леса пространстве. Сердце же деревни скрывалось глубоко в лесах.

У полузамерзшего пруда стоял чёрный от копоти внушительных размеров сруб, настоящий чёртов дом, -- кузница Олоферна. Окна пылали красно-жёлтым светом, значит, кузнец был за работой.

Птичка ввела мужчин в тёмные жаркие сени. Северянин тут же снял с её шеи меховой шарф. Веску показалось, что тот как-то подозрительно легко соскользнул с плеч девушки и обвился вокруг шеи своего хозяина, даже будто потёрся о его щеку. Он тряхнул головой. Верно, ему показалось. Просто руки северянина двигались так быстро и плавно.

Они вошли в огромную комнату, которая была отделена от кузницы только тонкой перегородкой из досок, обитых тонкими листами железа, потому печи в ней не было. Навстречу непрошенным гостям вышел сам кузнец. Он был невысок и коренаст. Огромные волосатые лапищи были красны от жара. Круглую голову покрывали чёрные волосы. Кустистые брови и широкая борода были осыпаны пеплом. Тёмные глаза смотрели жарко и сурово.

-- Ага, вернулась таки, -- громыхнул он. -- Что, новых женихов привела? По лицу мне нравится этот, -- он бесцеремонно ткнул пальцем в грудь Веска,-- а вот этот, видать, хорошо живет, денежно.

Он не прикоснулся к северянину, как-то странно зыркнув на его шарф.

-- Нет, братик. Эти люди спасли меня, -- проворковала Птичка, ластясь к суровому кузнецу. Она показала ему клочок бумаги. Олоферн хмыкнул и швырнул его в угол.

-- Стало быть, ты дворянин, незнакомец. На кой черт ты выбросил эти деньги за неё? Столичных потаскух мало? Или тебе нужно...

-- Мне нужно твоё мастерство, мастер Олоферн из Лесных Кущ, -- перебил его северянин. -- Моему другу нужен твой боевой меч, какой ты ковал для первого ополчения против Герджи.

--Хм-м. Это дорого и долго. Зачем твоему другу такой меч? Может, ему и попроще что подойдет?

--Он идет на Турнир.

--Турнир?! Хо-хо. Да ты смеёшься надо мной!

--Отнюдь! Я не привык так часто смеяться.

--Хорошо. Но у меня я вам жить не позволю. Сегодня ночуйте, а завтра ищите себе другой дом. Попроще.

Кузнец ушел обратно в свой лязгающий ад, наказав Птичке собирать на стол.

Вся пища в доме кузнеца подавалась холодной. Черствый серый хлеб, солонина, холодная дичь, копчёная рыба, варёные овощи. В кувшине была вода, подёрнутая тонкой коркой льда. Вина кузнец не пил. Зато говорили, что он "глотает огонь и дым", то есть курит.

Когда все уже стояло на столе, Птичка позвала брата. Олоферн сел во главе стола на огромную дубовую колоду. Своим огромным ножом он нарубил хлеба, потом накрошил себе в миску мяса и овощей и залил это кислым молоком. Гостям Птичка тонко нарезала солонины и рыбы. Сама же довольствовалась хлебом и овощами. Ели молча, не поднимая голов от тарелок. Изредка кузнец бросал странные взгляды на шарф северянина, и если бы не густые брови, можно было подумать, что он и вовсе не спускает глаз с него. Птичка же во все глаза смотрела на Веска. Заметив это, Олоферн выгнал её из-за стола, наказав больше в кузнице не появляться, пока сам не позовёт.

После ужина кузнец снова ушел в свою мастерскую, чтобы выкурить трубку и подумать о том, где достать хорошего металла для нового меча. Его смутил этот северянин. Будь то обычный человек, он бы мог переломить его через колено, как делал не раз с ворами. Но от этого исходила сила. Да и шарф был непростой. Он вспомнил, что сам когда-то чуть не погиб от такого.

После этого он впервые помянул добрым словом своего отца , за то что из хиляка сделал его богатырем, хоть зачастую побоями и бранью. Шерстистая змея могла сломать шею взрослому мужчине. Тогда Олоферн успел разорвать смертельные кольца змееныша, который полоснул всё-таки зубами по щеке, пытаясь добраться до глаз.

Северянин приручил такую тварь. Хорошо, а как насчёт другой твари? Олоферн вскочил с лежака и двинулся в сени.

Гости отдыхали. Веск с любопыством мальчишки рассматривал мечи и копья, развешанные по стенам вперемежку со шкурами и связками грибов и лука. Северянин растянулся на лежанке и перебирал тонкими пальцами мех на своём шарфе. Он даже не повернул головы, когда Олоферн содрогая пол вошёл в комнату.

-- У меня есть один меч. Правда, старый, -- буркнул кузнец. -- Могу отполировать его.

-- Покажи мне его, кузнец. У тебя так просто старые мечи не лежат, -- улыбнулся северянин уголком рта.

-- Сними сначала свою меховуху. Ей нечего делать в моей кузнице. Погорит ещё ненароком, -- рявкнул кузнец. Веск заметил, что у него непроизвольно дёрнулась левая щека, пересечённая белым шрамом.

-- Не волнуйся, мастер. Она тебе не помешает, -- ответил северянин, лениво вставая с лежака.

Кузнец насупился. По всем меркам северянин против него что лис перед медведем, одним пальцем перешибить. И всё же от него исходил странный холод. Этот будет поопаснее своего питомца.

-- Хорошо. Иди так, дворянин, -- проворчал Олоферн, ныряя в жар свое кузницы.

Веск едва ли что-либо понимал.

Северянин вернулся через минуту. В руках его тускло мерцал длинный меч.

-- Смотри, Веск, как расщедрился кузнец. Какое же сокровище отдает тебе Олоферн за свободу одной птички.

-- Это старьё?! Да это же бесполезная железка, -- в сердцах воскликнул Веск

-- Ты не так глуп, как хочешь казаться, -- сухо ответил северянин. -- Ты кое-что знаешь, но не хочешь думать над тем, что знаешь. Бери, потом ещё вспомнишь эту кузницу.

"Да, -- подумал Веск. -- уж разве только недобрым словом". Он взял в руки меч. Тот был тускл и некрасив. Эфес был обёрнут змеиной кожей, изрядно потёртой и замасленной. Единственным украшением был металлический ромб в навершии.

Веск поперекидывал меч с руки на руку, пробуя вес. Но неловко поймав его, порезал ладонь остриём украшения. На минуту ему показалось, что руку полоснула огненная молния. Меч как-то странно задрожал. Северянин неожиданно вырвал его у Веска и с размаху вонзил в тельце пробегавшей по полу крысы. Меч содрогнулся и замер. Зверёк издох, даже не пискнув.

-- Будь осторожнее, -- сказал он, стряхивая трупик с лезвия.

-- Этот меч называют Аскарь, по имени украшения, -- продолжил он, медленно поднимая меч, чтобы полюбоваться кровавым бликами на сером лезвии. -- Но в своё время я дал ему имя Мары. Кузнец не мог бы дать тебе что-либо лучше этого. Правда, он не рассчитывал на меня.

Северянин дьявольски улыбнулся, передавая меч Веску.

--Мары мог бы прикончить тебя в одно мгновение.

Веск с отвращением посмотрел на дохлую крысу и отпихнул её ногой. Крови не было. В то же время порез на ладони нещадно болел и кровоточил.

И тут в комнату вошёл кузнец.

-- Ты сделал драгоценный подарок, мастер, -- обратился к нему северянин.

Тот хмуро посмотрел на Веска, потом на северянина, перевёл взгляд на тёмный комочек под лавкой и ещё больше помрачнел.

-- Раз вы получили то, что хотели, убирайтесь к дьяволу отсюда, -- буркнул он.

-- Не совсем всё. Вызволив твою сестру, мы остались без коней, а зимой пешком до Торона не дойдёшь.

-- Где я достану тебе здесь коней? -- гаркнул кузнец, уперев ручищи в бока.

-- В противном случае, мы останемся здесь на всю зиму, пока мой друг не научится владеть мечом, -- невозмутимо ответил северянин.

Кузнец развернулся и ушёл обратно в свою мастерскую.

--Да, и не забудь, Олоферн, что я люблю белых лошадей, -- крикнул ему вдогонку северянин, улыбаясь тому, что так разозлил кузнеца.

--Где я тебе такого достану, белобрысый чёрт? -- прорычал себе под нос Олоферн.

Глава 6 Призраки

Через два дня кузнец привел двух лошадей. Для Веска предназначалась коренастая бурая лошадка, а северянину он достал тонконогого белоснежного иноходца.

--Если твоя кляча переломает себе ноги в снегу, ко мне не возвращайся, -- бросил на прощание кузнец.

Северянин громко и заливисто расхохотался.

За Лесными Кущами простирались зимние равнины.

--Зачем нам ехать в Торон? -- спросил Веск, сжимая больную ладонь.

--На Турнир.

--На кой черт тебе сдался этот турнир. Я не собираюсь туда ехать, -- в нетерпении выкрикнул Веск. Он хотел отделаться от северянина, чтобы добраться до Великой Столицы без позорного сопровождения, победившего его соперника.

--Куда же ты тогда собираешься ехать ? -- язвительно спросил северянин.

--В столицу, -- соврал Веск, натягивая удила.

--Ха, да тебя и на полет стрелы не подпустят ко двору.

--Пусть только попробуют.

--Идиот, -- выдохнул северянин.

--Мне надоело тебя слушать, -- крикнул Веск и, пришпорив лошадь, двинулся в обратную сторону.

--Давай, давай! До столицы часов десять! Я и не думал, что тебе доставляет удовольствие быть всеобщим посмешищем! -- северянин похлопал коня по шее, и тот легко, словно чайка, рассекая пространство, понесся прочь.

Веск гнал лошадь в сторону деревни, но извилистая дорога предательски скрылась в снежных барханах. Он был потерян в бесконечности сливающихся небес и земли.

В бессильной злобе он сорвал меч с пояса и бросил его далеко в снег. Лошадь послушно брела вперед.

Вдруг его голову пронзил дикий нечеловеческий вой. От неожиданности он выпустил поводья. Лошадь встала, понуро опустив голову. Гневные стоны и визг теснились в его голове. Он снова взял поводья и стал двигаться дальше. Терзающие звуки усилились во сто крат. Против своей воли Веск развернул лошадь и направился в сторону брошенного меча. Визг стал переходить в довольное ворчание. Веск болезненно поморщился, сжимая раненую ладонь.

На снегу сидел человек. То ли мужчина, то ли женщина. Тень с длинными черными патлами. Оно обернулось в сторону Веска, подняв огромные зелёные глаза, сверкавшие безумием.

-- Ты не можешь от меня избавиться, хозяин. Я кровь от крови твоей.

Веск отшатнулся от тени.

-- Возьми меня, люби меня, хозяин. Ты дал мне жизнь, а теперь хочешь бросить меня.

Призрак снова завыл. В ужасе Веск закрыл уши руками. Порез пульсировал огнем. Он упал на снег.

-- Хватит!!

Тень захихикала. Меч сам лег в руку лесоруба, содрогаясь и обжигая. Украшение сияло неистовым блеском.

-- Дай мне крови, хозяин, -- сладострастно зашептал голос.

Меч дернулся и потянул руку в сторону лошади. Животное в страхе отпрянуло, но лезвие перерезало горло раньше, чем жертва успела осознать близость смерти. Туманным взором Веск видел, как черная тень пила кровь. На снегу не было ни капли. Он беззвучно рыдал. Снова безжизненный меч лежал возле его ног, тусклый и некрасивый.

Будто бокал из тончайшего хрусталя разбился о мрамор. Зазвенели серебряные колокольчики.

-- Веск, вставай. Веск, пойдем со мной, -- переливчато дышало в воздухе.

Он приподнял голову. Перед ним на снегу стояла сама Весна: дитя в зелёном платье, с розовыми кудрями, осыпанными белыми цветами.

-- Пойдем со мной, -- звали её золотистые глаза.

Словно во сне Веск пошел за ней в ту сторону, где горизонт был темнее.

Вот уже видна кромка елового леса. Вдруг Весна звонко и заливисто рассмеялась и пропала. Веск поглубже втянул в себя воздух, улавливая непривычный для зимы запах. Голова болела и была тяжела, как после долгого сна в душной комнате. В вышине загорались первые звёзды, и на языке таял аромат весенних цветов.

Глава 7 Паяц

Лес представлялся Веску более надёжным убежищем, чем открытое поле, и потому он смелым шагом направился в глубь колючих дебрей. Здесь снег порой едва прикрывал бурую землю, осыпанную толстым слоем хвои и шишек. Оставалось только найти более сухое место или сломанное дерево, чтобы устроится на ночлег.

К запаху мёрзлой почвы и хвои примешивался кислый душок падали. Значит, здесь обитали волки или другие крупные хищники. Это было уже хуже. Веск изрядно вымотался и не хотел провести ночь в обществе желающих им поужинать.

Вдруг этот сонм лесных ароматов перебил отчётливый запах дыма. За деревьями полоскался оранжевый лоскут костра.

-- Что-то твой ученик долго не идет, сын Вереска, -- сказал чей-то старческий голос, сопровождавшийся странным посвистом.

-- Не торопи его, Гар-Па-Харт, ему нужно время, -- ответил знакомый бархатно-переливчатый голос.

Веск вышел на опушку. У костра сидел северянин. Его конь стоял под разлапистой елью, роя копытом снег и прядая ушами. Его собеседником был карлик в шутовском наряде с раскрашенным лицом и хитроумно просверленными ноздрями, которые при выдохе производили тот странный музыкальный свист.

-- Что-то он на себя не похож, сын Вереска. У тебя-то конь есть, а где его? -- спросил шут у северянина.

-- Не спрашивай, Гар-Па-Харт. Ему часто придётся ходить пешком, пока не научится.

-- И то верно, сын Вереска.

-- Садись-ка к огоньку, молодой воин, -- обратился к Веску Гар-Па-Харт и сунул ему в руки кусок ещё тёплого мяса.

Веск не заставил приглашать себя дважды и, поудобней устроившись на лапнике, с нескрываемым удовольствием съел предложенный ужин.

-- У твоего ученика хороший аппетит, может статься, ты меня и не обманываешь, -- захихикал паяц.

-- Разве я тебя когда-либо обманывал, почтенный Гар-Па-Харт? -- с наделанной обидой спросил северянин.

-- Да, ладно, уж мне-то тебя не знать, старый пройдоха, -- замотал головой шут. -- Разве не ты тогда чертовски разозлил князя страны Золотого Солнца, подсунув ему вместо обещанного коня развалюху Мастина?

-- А разве Мастин не был конем, добрая ему память?

Паяц расхохотался, шлепая себя ладонью по колену. Потом вдруг резко осёкся и продолжал вздыхающее-плаксивым голосом.

-- Нынче совсем перевелись достойные воины. На Турнире побеждают одни Герджи.

-- Ну, а я-то на что, Гар-Па-Харт.

-- Ты, сын Вереска, слишком хорош. Да и не молод. Сам знаешь, на Турнир старше тридцати не допускают. Да и детей у тебя, поди, уже целый выводок.

-- Только одна дочь. Ты же знаешь, -- мрачно ответил северянин.

Паяц только защёлкал языком, качая головой одну ему только известным воспоминаниям.

Веск посмотрел на северянина. На вид тому было едва ли больше двадцати пяти.

-- Вот до Предотвращенного Потопа были воины так воины, -- продолжал шут, выйдя из минутно транса.

-- Ты бы ещё вспомнил эпоху Вагро Вилажа, Гар-Па-Харт, -- фыркнул северянин.

-- Да ну тебя, не так уж давно-то и было, -- махнул рукой шут. -- Да, кстати, как зовут твоего ученика?

-- Мое имя Веск-росомаха, -- поспешно вставил юноша, потом, немного подумав, добавил, -- Почтенный Гар-Па-Харт.

Раскрашенный старик расхохотался, утирая слёзы.

-- Когда ты его этому научил, сын Вереска?

-- Чему, Гар-Па-Харт? -- недоумённо спросил северянин.

-- Ой, да ладно. Забудь, -- отмахнулся шут, размазывая краску по лицу. -- Смотрю, меч у него уже есть. Да еще какой.

-- Меч-то есть, нет рук, Гар-Па-Харт.

-- Руки будут, если научишь его. До Турнира ещё почти год ждать. До дня Белой Королевы.

Северянин тяжело вздохнул.

-- Что, не выходит из головы старая зазноба, сын Вереска? -- ехидно спросил шут.

-- Заткнись, Гар-Па-Харт, -- грубо оборвал его северянин, швырнув шишку в костер. Она вспыхнула ярким синим пламенем, взвилась на высоту человеческого роста и рассыпалась на пылающие чешуйки.

-- Хо-хо, смотрю, не забыл своих старых шуток, сын Вереска, -- покачал головой паяц.

Северянин был мрачнее тучи. Он щёлкнул пальцами и в воздухе разлился аромат весенних цветов. К нему подошла девочка Весна.

-- Чего ты хочешь, хозяин? -- спросила она, ласково касаясь его руки.

-- Сегодня я вызываю тебя в последний раз. Ты знаешь, что срок твоей службы истёк.

-- Да, хозяин, -- ответила она, печально склонив голову.

-- Почему ты не радуешься?

-- Потому, что ты печален, мой хозяин.

-- Тогда, станцуй для меня в последний раз.

Весна встала на цыпочки и закружилась в лёгком вальсе. Она была подобна цветку, который качают белопенные волны. Казалось, она забылась в весёлом танце, но её глаза пристально смотрели на северянина. Он молчал и даже не смотрел в её сторону. Паяц покачивал головой в такт неслышимой музыки. Веск же был очарован ею, всё плыло перед его глазами как от весеннего вина.

Северянин встал и подошел к коню, склонив голову на его шею. Весна оборвала танец.

-- Хозяин, почему ты недоволен? Ты совсем не смотришь. Тебе не нравится мой танец?

-- Ты прекрасно танцуешь. Я доволен, -- глухо ответил он. -- Теперь ты свободна. Ступай.

-- Позволь мне остаться с тобой, -- жалобно попросила Весна, припадая к его коленям.

-- Я устал. Ты знаешь, что я устаю, когда призываю вас.

-- Позволь мне стать слугой твоего ученика.

-- У него есть свой слуга.

Веск болезненно поёжился, когда вспомнил чёрную тень своего меча. Мары.

-- Я не хочу уходить, пожалуйста. Смилуйся надо мной.

--Не ты ли молила меня о свободе, когда я впервые поймал тебя на цветущих лугах?

Весна огорчённо опустила голову.

-- Не ты ли пыталась убежать от меня, не ты ли... -- продолжал наступать северянин.

-- Но это было давно! -- воскликнула Весна.

-- Довольно. Ты получила то, что хотела так много лет назад. Уходи.

-- Даже Белая Королева была бы более милостива ко мне, -- со злобой последней надежды прошептала она.

-- Убирайся, -- прорычал он.

Весна пискнула и растворилась в воздухе.

-- Повелитель духов сегодня не в духе, -- протянул шут, похлопывая руками о колени.

-- Она слишком прилипчива. С чертями намного проще, -- мрачно промолвил северянин.

-- Подарил бы её мне, -- усмехнулся шут.

-- Бери, не жалко, -- саркастически бросил северянин.

Гар-Па-Харт покачал головой и прилёг на лапник, всем своим видом показывая, что он был бы не прочь вздремнуть.

-- А ты что не ложишься, Веск?

Веск отвернулся и молча уткнулся носом в колючие ветки. Рука болела.

Глава 8 Еловые врата.

Веск заснул только под утро, проворочавшись всю ночь от боли в руке.

К утру костёр погас, и неприятный влажный холодок защекотал кожу. Лапник начал колоться, значит сон прошёл. Веск нехотя поднялся. Было ещё довольно темно, но небо над головой уже начинало зеленеть первыми лучами рассвета. Царила божественная тишина.

Веск выдохнул облачко пара и зябко поёжился. Шут сидел на своем ложе, скрестив ноги, и самозабвенно красился, глядя в маленькое зеркальце. Сначала он замазал лицо белилами, навёл красной краской губы и брови. Чем-то чёрным он провёл полосы над глазами и обвёл контур лица. Веки были густо намазаны синим. Жидкие рыжие волосы были собраны на затылке в старушачий пучок. Закончив размалёвывать своё лицо, он напялил колпак из разноцветных лоскутов с массой погремушек и украшений. В ушах висели медные кольца.

-- А-а, проснулся, молодой воин? -- радостно приветствовал Веска Гар-Па-Харт. Веск кивнул в ответ, хотя это было и не совсем учтиво.

Белый конь всё так же стоял под елью, мерно покачивая изящной головой. Северянина не было.

-- Сын Вереска пошел за завтраком, -- сказал шут, заметив недоумение юноши, и отвернулся к костру, чтобы погреть застывшие руки.

Вскоре невдалеке захрустел снег и на опушку вышел северянин, швырнув перед собой свежесодранную волчью шкуру. На его плече лежала безголовая туша оленя. Предоставив мясо шуту, он выполоскал волчью шкуру в снегу. Потом, стряхнув розоватые комочки, щедро натер её золой.

-- Конечно, эта шкура довольно скоро задубеет, но тебе её хватит на какое-то время, -- сказал он, завязывая лапы на шее Веска. Волк был изрядным, так как серое полотнище свисало до пят, а морда закрывала голову, наподобие капюшона, до самых бровей. Хвост северянин забрал себе, прицепив к седлу своего коня.

Особо пировать свежей олениной не пришлось, северянин велел нарубить мяса в дорогу. По его словам, скоро должен был грянуть сильный мороз, когда редкая съедобная тварь выходит на поверхность, предпочитая прятаться в норах. А идти надо было быстро, чтобы, почти не отдыхая, добраться до ближайшего города за три-четыре дня.

Итак, все припасы были навьючены на белого иноходца и невесть откуда взявшего кривоного мула, раскрашенного не хуже самого Гар-Па-Харта. Людям же предстояло идти пешком. Правда, престарелый паяц быстренько смекнул, что на широкой спине Веска ему будет гораздо удобнее, и потому большую часть пути он болтами ногами перед самым носом лесоруба и горлапанил непонятные песни на совершенно тарабарском языке.

Еловый лес простирался в бесконечность. Ни одна тропа не пересекала его. На второй день путники вышли на широкую дорогу. С обеих сторон её огромные ели смыкались верхушками, создавая нечто вроде причудливой арки, тянувшейся до самого горизонта.

Веск задрал голову, чтобы получше рассмотреть это странное явление.

-- А-а, увидал Врата Короля, -- усмехнулся Гар-Па-Харт, выбираясь из сугроба. -- Ты уж предупреждай, когда снова захочешь поиграть в осла.

-- Скажи мне, почтенный Гар-Па-Харт, отчего эти деревья так странно растут? Вроде следов молнии на них нет, -- спросил Веск, помогая шуту снова взобраться ему на шею.

-- Это Еловые Врата Короля, -- притворно закряхтел старик. -- Сказывают, что это произошло давным-давно, когда некоторые деревья ещё умели говорить и двигаться. И зачем им это только нужно было? Ну да ладно. Некий юноша, видишь ли, отправился на первый Турнир, объявленный служителями Умикуна. Тогда, знаешь ли, возникла проблема междоусобиц. Каждый князёк своего края хотел получить власть над всей нашей обширной Элледой, чтоб всегда она плыла безмятежно по Мировому океану. Тогда и пришла весть из Небесных Чертогов, что нужно-де объявить Великий Турнир в городе на самом носу Каменного Дракона. Уж не знаю, чего там накурились эти служители, но умнее ничего придумать не смогли. Там, говорили, и определится истинный король, который сможет возглавить всю землю и рассудить воинственных правителей. Чушь! Кому охота мечи почесать о чьё-то брюхо, никого слушать не станут. Так вот, когда этот беленький юноша ехал себе преспокойненько по этому лесу, насвистывая под нос какую-нибудь похабненькую песенку про местных красоток...

-- Не увлекайся, паяц, -- перебил его северянин.

-- Да ладно тебе обижаться. Так вот, ехал он себе и насвистывал... Ну ладно, ладно. Молча ехал, -- хихикнул Гар-Па-Харт. И тут тон его изменился. -- "И увидали его владыки деревьев, и склонили главы свои перед ним, признавая его право на единую власть над всей землей и тварями, её населяющими...".

-- Вот и до сих пор стоят, разогнуться не могут, от старости что ли, -- добавил шут обычным голосом.

-- А не положено, -- вскинул голову северянин, таинственно улыбнувшись, -- Раз признают право, так пусть и стоят до самой его смерти.

-- Ага, они скорее сами сгниют, вон уже каждое пятое без веток стоит, -- крякнул Гар-Па-Харт.

Северянин только тряхнул длинными волосами и рассмеялся.

Путь Синего Латника.

Глава 1 Тёмное озеро.

- Отпусти меня, - закричала Лучь, всеми силами пытаясь вырваться из сладострастных объятий Вогена. Её волосы совсем растрепались от скачки, а теперь ещё и платье поехало по швам под пальцами южного варвара. Она отнюдь не была худосочной малышкой, подобно своим "менее удачливым" сверстницам из стана госпожи Ветивер, но и Воген был лучшим из мужчин-кочевников. Лучь никак не удавалось высвободиться. Конечно, будь на её месте одна из темноглазых дев пустыни, она бы растаяла как ночной иней под пальцами умыкнувшего её жениха. Но Лучь была найдёнышем, диким зверьком с рыжей шерстью и золотыми глазами, и кровь её, помнившая леса породившие её, никак не хотела подчиниться законам пустыни. Прохладный оазис, хранивший в себе целое озеро драгоценной влаги, всколыхнул в её уснувших на время генах то горько-сладкое чувство свободы, что испытывает каждая женщина тех краёв. Сиануры, солёные реки Крыла.

Но для Лучь это пока только неясные уколы предчувствия-воспоминания, заставившие с удвоенной силой сопротивляться последнему порогу закона пустыни. Внезапно лёгкая зелёно-золотая тень касается её глаз, и она находит выход. Неожиданно для Вогена Лучь полностью расслабляет тело, это приводит его в приятное недоумение, он ослабляет хватку. И вот - секунда- и она выскальзывает из рвущегося в клочья платья, словно ящерица, оставляющая своему противнику хвост. Отчаянный прыжок - и вот она уже посередине озера. Так она и знала. Воген-кочевник боится воды. Одно дело, пить её после долгих вывариваний с травами, и совсем другое, столкнуться с целым озером отравы. Лучь давным-давно перестала бояться воды, хотя её приёмная мать всячески вдалбливала твердолобой дикарке, что вода - это неминуемая смерть для человека пустыни. И действительно, на их тёмной от солнца коже немедленно вздувались жутчайшие волдыри, стоило дождевым каплям попасть на неосторожно оголённое тело. Но светлой коже Лучь вода не вредила, напротив, она всячески пряталась от солнца, сжигавшего её, и выходила только ближе к ночи, а в редкие дни дождя устраивала себе тайный праздник бешеных скачков по лужам, пока её приемные родители прятались в скалах.

Теперь вода стала её хранителем. Увы, ненадолго. Воген был слишком опьянён вожделением, чтобы думать о водяных ожогах. Кроме того, ему в голову ударила горячка обиженного самца. Он стал приближать к озеру. Всё в его позе говорило, что он был готов наброситься на девушку и скрутить её одним грубым движением мощных рук. Лучь отступила на несколько шагов, склонившись настолько, чтобы её длинные волосы закрыли голое тело, но глаз с Вогена она не сводила. Левой рукой она шарила по дну озера, надеясь нащупать камень. Её рука коснулась чего-то длинного и твёрдого. "Палка". Следующие несколько секунд слились для неё в один ослепляюще белый миг. Только много позже она поймёт, что же произошло на самом деле.

Воген со страшным криком отшатнулся от озера и бросился бежать в сторону своего коня. Только песок взметнулся вдали. И тишина.

Лучь перевела дыхание. Странная сосущая боль от соприкосновения с палкой пропала. Она опустила взгляд на свои руки и не смогла сдержать крика. Насколько она могла видеть её пальцы и запястья покрывала синяя с фиолетовым отливом броня из узких треугольных пластин. Её руки сжимали не палку, а меч, покрытый налётом водорослей и водяного мха. Лучь провела рукой по лицу и только выдохнула от ужаса. Вместо кожи металлические пластины, даже глаза закрыты чем-то прозрачным, но твёрдым и холодным словно металл. Она медленно вышла на берег и дождалась, когда утихнет рябь. Тёмная вода как зеркало отразила мощную фигуру латника с мечом в левой руке. Хотя латы по ощущениям были словно вторая кожа, они странным образом деформировали девичье тело, сделав его неким бесполым подобием рыцарей Короля Золотого Солнца. Широкие плечи и грудь, сужающиеся к талии, потом кольчужный килт до середины бедра. Кто скажет, что это женщина получит клинок в горло, кто скажет, что это наверняка мужчина, ошибётся. Лучь усмехнулась. Сейчас бы она ничуть не усомнилась бы в том, что среди рыцарей Короля были и женщины, но простым подданным этого знать не нужно.

- Хей-но, Воронок, - крикнула она. И на зов её явился красавец-великан, без единого белого пятнышка, с широкими копытами, не увязающими в песке. Он тоже был подкидышем, добыча кочевников, добравшихся до кромки Крыла. Но только Лучь смогла приструнить коня-убийцу, размозжившего череп брата Вогена. Возможно, именно с того самого момента она невольно стала объектом тайной мести самого Вогена, желавшего заполучить в свои руки необычную деву и отрубить голову её коню.

Несколько секунд конь напряжённо обнюхивал её, широко раздувая огненно-алые изнутри ноздри. Потом тряхнул гривой и склонил голову для привычного приветствия-поглаживания. Лучь усмехнулась. Её не заботили странные доспехи, теперь она свободна. Ей не за чем возвращаться назад. Скорее всего, Воген заявит, что девушка не была девственна и он зарезал её, но из уважения к её приемным родителям, которые, конечно, не могут отвечать за сумасбродство дикарки, он не будет ничего разглашать, а просто возьмёт себе их родную дочь. Естественно, ему должны быть возвращены все свадебные подношения, а о новых речь даже и не будет идти. Он совершит великую милость. Лучь мертва, а значит свободна.

Глава 2 Синее проклятье.

Прошло уже более суток с того момента, как Лучь в синих латах покинула оазис. Удивительно, но она не ощущала ни голода, ни усталости. Даже когда пришлось сделать привал у очередного жалкого скопища серых кустиков, чтобы Воронок хоть немного передохнул от бешеной скачки, которую она на радостях ему задала, Лучь продолжала беспокойно бегать кругами, размахивая мечом. Она смеялась, взбираясь на дюны. Ей казалось, что вот-вот она распахнёт руки и взлетит в небеса и скроется в их синеве. И так продолжалось довольно долго.

Уже наступала ночь, и иней начинал свою неравную борьбу с остывающим песком. Воронок стоял у подножия скалы, мерно покачивая тяжёлой гривастой головой. Лучь ещё находилась в эйфории, когда внезапно её скрутила жуткая боль, заставившая упасть на песок и завыть. Казалось, доспехи прилипли к коже и пустили тончайшие щупальца в её тело, высасывая внутренности. Лучь начала кататься в агонии, пытаясь сорвать с себя проклятую броню, но пальцы только бессильно скользили по переливчатым пластинам.

Она бессильно раскинула руки, зарываясь пальцами в песок. Сознание уже мутнело от боли. Неожиданно её пальцы инстинктивно сжали что-то. Послышался треск маленьких косточек, и боль отступила. Лучь поднесла руку к глазам. С пальцев безжизненной тряпочкой свисала песчанка. Странное умопомрачение заставило девушку вскочить на четвереньки и с остервенением впиться в песок, дав в своих пальцах пушистые комочки. Через несколько минут всё было кончено. Она полностью разорила гнездо песчанок, разбросав вкруг себя серые трупики. На неё снова снизошла блаженная эйфория, словно тело снова начало дышать и чувствовать. Она опустилась на песок и впервые за это время заснула.

Сначала её преследовали образы приёмной семьи. Ей виделось, что она пришла в стан и просит приюта, но мать в ужасе отшатывается от неё. В гневе Лучь начинает косить своим мечом направо и налево, пока не наступает гробовая тишина, только масса серых тел, то ли люди, то ли зверьки. Она выходит из пещеры и видит в ночном небе белое зарево, окрашивающееся алым и зелёным. И вот перед её глазами возникает образ. Лучь словно видит себя в зеркало. В странном свете зари синие щитки переливаются фиолетовым. Ей кажется, что она слышит музыкальное позвякивание колец на килте, словно ветер ерошит металлическую шерсть. И вот в её сознание проникает беззвучный голос.

- Я та, что владела этими доспехами до тебя. И они стали моим проклятьем. Сотни лет назад нас было много и мы были призваны на борьбу против Мрака. Мы не знали ни голода, ни усталости, пока шла война, ибо тела наши питались силой наших врагов. Но битвы завершились, и мрак отступил. Страшное проклятье обрушилось на нас, ибо доспехи пожирали нас изнутри. Таков был замысел, чтобы они уничтожили нас без следа, и людям не осталось бы ни напоминания о прошедших войнах, ни возможности развязать их снова. Но мы сами стали людьми и боялись смерти. Мы грызлись, словно псы, не смея прикоснуться к плоти тех, кого защищали раньше. Мы убивали слабейших из нас, питаясь их силами, мы убивали тех из нас, кто поднимал оружие на создания Звезды, но голод наш был неумолим. Я была последней, мой возлюбленный сложил свою голову под моим мечом, продлив мою агонию в слепой надежде спасти меня от смерти. Я не могла убивать живые создания, а потому похоронила себя в песках, надеясь, что доспех растворит моё тело и исчезнет с лица Кадры. Но то было не так. Прошли века. В своём покое латы обглодали моё тело до последней косточки, но не исчезли, слишком много силы было вложено в них. Они ждали своего нового носителя. И вот моё проклятье пало на тебя. Чтобы жить, тебе придётся убивать. С болью рождаемся, с болью умираем, и даже само наше существование это боль.

Последние слова призрак повторял снова и снова, пока Лучь в ужасе не проснулась. Она судорожно сгребла трупики песчанок и молча наблюдала, как они растворяются на её ладонях. Через несколько минут от них ничего не осталось.

Глава 3 Пустыня

Бесконечность золотого песка поглощала все мысли и чувства. Лучь находилась в состоянии странного отупения, сковавшего разум и тело в единую неподвижную массу серости. Воронок кругами бродил вокруг скалы, следуя ходу тени, отчасти спасавшей его от безжалостного солнца. Лучь же неподвижно сидела, обняв колени чешуйчатыми синими руками, положив стальной подбородок на острые щитки колен. Изредка песчаный демон звенел кольцами её килта, в остальном в её внешнем мире царила полная тишина.

Однако внутри неё всё разрывалось криками боли. Она снова и снова видела древние битвы глазами призрака, чёрные легионы бесформенных или деформированных существ Мрака и сияющие серебром и сталью армии Звезды. Потом Мрак отступил, но белое серебро обагрилось кровью не взирая на отсутствие врага. Лучь видела, в какой жуткой агонии корчились те, кто избрал путь, предначертанный самой Звездой. Она видела, как их тела проваливались в самих себя, рассыпаясь синей пылью. Потом пришли убийцы, одни с болью, другие со злобной радостью. Одни погружали свои не знающие поражения мечи в мягкие тела эфемерных обитателей земли, другие отрубали головы уже сытым от бесконечного потока крови соратникам. И так продолжалось очень долго.

Лучь видела каждую смерть, ибо кровь помнит всё. И вот самое чёткое видение, самое болезненное. Ей чудится, что слабеющими руками обнимает синего рыцаря. Её мозг уже затуманен агонией приближающего поглощения. Но даже через этот туман она видит, угадывает его глаза за лицевыми пластинами. Вот он берет её руки и вкладывает в них меч. У Лучь нет сил держать его, он тянет её вниз, но рыцарь упрямо направляет её руки. Вот острие остановилось на уровне его сердца. Мгновение, и он припадает к её скованным губам, растворяясь. Она сопротивляется этой безумно экстатичной энергии хлынувшей в неё, но доспех сильнее, он поёт от сытости, он заставляет её тело петь с ним в унисон. Ещё бы! Силы всех армий Звезды собрались воедино, многократно усиленные кровью созданий Звезды. Это само бессмертие в жидком виде, вливающееся в её жилы. Теперь само время не властно над ней. Время вечной скорби и пустоты.

Лучь снова видит пустыню, однако невозможно сказать, реальность это или всё тот же бесконечный кошмар воспоминаний. Пески слой за слоем покрывают её тело. Она ищет умиротворение, забвение, смерть, но вечные оковы Звезды не отпускают её. Она отпускает своё сознание. Ей это наконец удалось! Но нет. Это лишь расставание с телом, теперь она всего лишь чешуйка в собственных оковах. Все её усилия оказались напрасными, ибо само бессмертие победило её.

И вдруг голос. Ещё один? "Ты снова пришла мучать меня", - прошептала Лучь.

- Аа, значит, ты слышишь меня, маленький найдёныш, - промурлыкал голос. Это был вовсе не сумасшедший призрак синей воительницы.

- Не бойся, она ушла навсегда. Теперь, когда ты занимаешь её место внутри и будешь питать Скреву новыми силами, она обрела покой.

- Скрева?

- Да-да, эта вот вампирящая тебя чешуя. Слушай мен внимательно. Не все воины Звезды встретили такую страшную смерть, как показала тебе Последняя. Далеко не все. Только потерявшие веру и отвернувшиеся от себя и своего создателя, ибо легко победить врага мечом, но тяжело искоренить врага в себе. Боль обостряет злость, но боль и очищает. Если, конечно, хватит терпения, - голос тихонько хихикнул.

- Но довольно философии. Ты не воин Звезды, и войны против Мрака на широких фронтах не ведётся. Тебе нет смысла оставаться в этом обличии и тащить за собой хвост чужой боли. Я жду тебя в Столице, и ты туда придёшь.

Голос растворился. Лучь встряхнула головой. Пока она сидела вот так, как статуя, под камнем, её изрядно засыпало песком. Воронок сонно кивал гривастой головой, тяжело раздувая алые шелковые ноздри.

- О ужас, сколько же времени прошло? - воскликнула Лучь. Увы, напитанное бессмертной силой тело не могло дать на это ответ, ибо ничего не болело. А Воронок был слишком хорошо знаком с пустыней, чтобы тратить силы понапрасну.

Лучь резко встала и пошла в сторону заходящего солнца. Воронок последовал за ней.

Сколько раз он спасал её, заблудшую, почти ревущую от страха, приносил на своей спине обратно в деревню. Теперь она должна вернуть ему этот долг. Закованные в стальные пластины руки легко ломали колючие ветки кактусов, обнажая их сочные сердцевины. Как можно скорее, чтобы доспех не поглотил и эту растительную жизнь, она совала куски водянистой мякоти в рот Воронку, стараясь немедленно убрать руки. Она жутко боялась, что в ней внезапно проснётся голод.

Пустыня простиралась до самого горизонта и конца ей не было.

CANI LUPUS, LUPUS HOMO

Глава 1 Спутник обретённый

"Эти длинные, исстарившиеся дочерна, свитки...

Голубое солнце восхода...

На башне зажегся зеленый кристалл..."

Игт откинулся на мягкую спинку крытой повозки. Однако, до чего же скучна это витиеватая придворная поэзия. Пожалуй, если бы Гермит не хотел таким способом передать кое-какую важную информацию, Игт в жизни бы не стал читать подобную тягомотину. Итак, осталось только расшифровать эти метаморфические образы, чтобы понять, что же на самом деле твориться в Столице. До чего же просто, если смысл послания так и горит в тебе! Белая Дама наконец-то решилась на новый Турнир по истечению долгих месяцев Зимы. Есть надежда, что она всё-таки выберет нового короля.

Однако стоит обратиться к вещам более насущным, решил Игт, обращаясь к своему дневнику.

"Пожалуй, мне стоит полностью запечатлеть на этих страницах историю моего, как я считаю, удачного эксперимента, ибо в скором времени ему предстоит выступить среди других состязающихся и доказать свою полную жизнеспособность. Итак, с чего же начать?"

Игт улыбнулся про себя, ещё раз вспомнив витиеватые строки Гермита.

"Утром ресница луны еще висела над головой, обороненная самой девой-ночью, но потом и она растаяла в гиацинтовом рассвете.

И вот я иду по городу. Дома до самых окон залеплены грязным снегом, смешанным с песком, землей и лошадиным навозом. Темнеет. Трусливые горожане торопятся зарыться в свои каменные норы, словно крысы.

У стены одного дома лежит пес. Крупный, изжелто-серый, больной. Он лает на прохожих, надрывно, с ворчанием, срывается на вой, потом смолкает. И снова начинает лаять.

Отличный экземпляр. Дождавшись, когда скроются последние люди, я подхожу на три шага к псу, завладеваю его взглядом и волей, и приказываю броситься на меня. При этом я обнажаю правую руку, чтобы наверняка.

И вот я вижу, как в его изъязвленной груди рождается рык. Он бросается на меня и глубоко вонзает зубы в мою оголенную руку. Мне смешно от этой глупой человеческой боли. Но достаточно. Я приказываю ему остановиться и снова покориться хозяину. Он отступает, в его глазах горит полухищнический, полупокорный огонь. Он с удивлением облизывает окровлённые брыли и сглатывает. Отлично.

Теперь я приказываю ему следовать за мной. Там, в темноте подвала я укладываю его на подстилку из шкур. Если все верно, то мне даже не придется лечить его. Осталось только ждать.

Слепой и немой слуга приносил ему пищу. Время шло.

Изменения происходили странно. Сначала у него начали расти конечности и распрямляться позвоночник, словно в попытке принять антропоморфную форму. Однако морда еще больше удлинилась и стала похожа на волчью. Потом полезла шерсть, обнажая пятнистое серо-бурое тело. Потом все прекратилось. Форма более не изменялась, но начались внутренние изменения. В глазах разгорался интеллект. Я решаюсь учить его.

Призвав моего слугу, я приказываю ему выполнять различные действия, при этом я говорю о том, что он делает. Пес слушает. Или вернее уже назвать его псочеловеком. И вот в горле его рождаются первые звуки. Он произносит: "Ес-сь". Слуга, наученный мною, немедленно приносит ему мясо и хлеб. Да! Свершилось! Зверь-человек берет хлеб. Его длинные руки с волчьими когтями плохо приспособлены, но все же лучше, чем короткопалые лапы пса. Четыре пальца неимоверно длинны, а пятый, слабоотстоящий, составляет только треть от них. Он больше служит для опоры, ибо существо это, созданное моей аморфной кровью, передвигается несколько опираясь на руки, однако свободно стоит на задних ногах и действует передними конечностями подобно оборотню.

Отдав лишь малую толику энергии на изменение формы, кровь ударила по мозгу. Ум псочеловека начал стремительно развиваться. Он с легкостью освоил речь, хотя и плохо мог воспроизводить звуки из-за недоразвитой гортани и волчьей челюсти. Затем он выучил письмена.

Да, это было быстро, с моей точки времени, ибо пятнадцать лет это не срок для меня. Старение не коснулось его. И, видимо, уже не коснется, ибо раны его заживают так же быстро, как и мои.

Однако с интеллектом пришла и печаль, ибо раньше он мог удовлетворять себя псицами, которых мне приходилось убивать, дабы избежать нежелательного плода. Только потом ко мне пришло осознание, что он бесплоден, вследствие произошедших метаморфоз. Это было все равно, что пытаться получить плод от соития птицы и ящерицы.

Но в один прекрасный день он отстранил собаку. Мне пришло в голову предложить ему женщину, пришлось, правда, усыпить ее, но он отстранил и ее. Через неделю он потерял последние половые признаки, пополнив собой ряды бесполых. А через месяц он обратился ко мне: "Зачем ты меня сделал? Это печаль". Печаль. Зверь осознал чувства.

- Сочти это моей прихотью, мой друг. А может и отчаянием. Ибо я - почти то же, что и ты, а ты кровь от крови моей, - сказал я тогда, подивившись его прогрессу.

- Ты печаль?

Возможно и так. Странно, но он называл состояние именем чувства, и эта связь была нерушима. Он говорил "я голод", "я жажда", "я печаль". И по сути он был прав, ибо в какое-то время мы все олицетворяем эти чувства.

- Я - нет, мой друг, ибо моя печаль умерла с последним из тех, кто рос со мной. И твоя умрет скоро, ведь ты не сможешь этого сделать.

- Я не смерть?

- Кто знает. Возможно, ты будешь нести ее, тогда тебя так назовут.

- Я зверь?

- Нет. Ты псочеловек, волкочеловек, псоволк и никто. Ты получил мертвую человеческую душу взамен смертной собачьей.

На этом наш разговор часто обрывался. Мой друг погружался в молчаливое раздумье.

Вскоре ему надоело говорить. Его горло и челюсти едва могли производить членораздельную речь. Он предпочел писать, выдумав целую систему штриховых знаков. И зачастую наши вечера проходили так:

Мы садились друг напротив друга. Я на низком табурете, он на своей лежанке. Мой вопрос или слова находили выражение в звуках речи, а он начинал с поразительной скоростью чертить свои знаки на песчаном полу. Своими длинными пальцами он мог чертить четыре разных знака одновременно, при этом опираясь на короткий большой. Его рука двигалась от ложа до моих ступней, вычерчивая перевернутые знаки, чтобы мне было удобно читать.

Так прошло около пяти лет. И вот я говорю своему слуге: "Ты стар и твой час подходит. Я помню твое желание вернуться в страну чумы, лишившей тебя языка и глаз. Но родина мила даже в час смерти и разрушения, не так ли? Мы возвращаемся туда".

Он быстро собрал свои скромные пожитки и позаботился о лошадях и повозке. Мне оставалось только уложить книги и найти одежду для псочеловека.

Зима в этом году теплая, но к самому дню отъезда вдруг резко похолодало. Всю ночь метель гнала снежные клоки, засыпая дома по самые окна второго этажа. Псочеловек метался и выл во сне. Я лежу и слушаю ночь. Мне слышен каждый шорох, прозябание мыши под полом, вой псочеловека, набухание луны, готовой вот-вот лопнуть и растаять. Черный перешел в гиацинтовый, потом гиацинтовый выцвел до серого, а метель ещё свистела.

В такую погоду у моего слуги болят кости, но радость скорого возвращения на родину как рукой сняла многолетние мучения. Как мальчишка он суетился, перенося дорожные сумки из дома в повозку. Пока еще совсем не рассвело, я вывожу псочеловека. На его плечи накинут длинный плащ, что-то вроде монашеской рясы. Какая ирония! Этот задумчивый бесполый мог бы стать лучшим послушником, ибо его не одолевают бесы похоти, болтливости и чревоугодия, но он - зверь.

Путешествие наше было довольно утомительным и серым. Никаких препятствий в пути, никаких примечательных событий - только тряска разболтавшейся от долгой дороги повозки и унылые равномерные звуки подкованных копыт. Из зимы и камня города мы медленно переехали в жару и пески бескрайней пустоши.

Страна Золотых Песков обязано своим названием огромной пустыне, покрывающей почти пять шестых государства. Оставшееся пространство принадлежит городу Золотого Солнца - столице страны. Пожалуй, столица - единственное место, где можно увидеть высокие деревья и чистые источники пресной воды. В пустыне большая часть колодцев просолена насквозь богатыми залежами цветных солей. Растения и животные, а вместе с ними и люди, избрали редкий приспособленческий образ жизни - в предрассветные и вечерние сумерки пустыня кипит жизнью, в остальное время там царит тишина и ветер. Несмотря на солёную сушь, пустыня страны Золотых Песков изобилует цветами. Среди камней, в тени песчаных дюн и кое-где даже просто на голом песке можно встретить заросли жёлтых клостисов, алых кенро и изумительных лазурных лорий, похожих на сплетение чешуйчатых щупальцев. Кажется, эти цветы парят над песком - их стебли настолько обезвожены, что похожи на сухие ветки или серые нити. Неудивительно, что лории избрали для себя плотоядный способ питания.

Мой слуга возрадовался как ребёнок, когда услышал скрип первых песчинок под копытами лошадей. Он воспринимает этот мир ушами лучше, чем я своими привыкшими к полумраку и книгам глазами. Псоволк хранит непроницаемое безразличие".

Игт захлопнул дневник, наконец-то отдав ему все мысли, которые тяготили его до сего момента. Старик слуга сидел рядом с возничим, впитывая в себя как губка все впечатления. Игт невесело усмехнулся, понимая, что в скором времени у него же не будет сил даже поднять голову от подушки. Пожалуй, для старика было бы лучше в какой-то момент просто захлебнуться ароматом только что распустившегося клостиса и покинуть своё бренное тело.

- Отчего же ты не хочешь присоединиться к Орсу, мой друг? - обратился книжник к псоволку, неподвижно сидевшему напротив.

Тот едва приподнял морду. "Он пахнет смертью", прожестикулировал зверь.

- Аа, ну этого уже не избежать, - покачал головой Игт. -Поэтому мы и едем в город Золотого Солнца.

-"Я не могу быть с ним рядом. Это несправедливо, что я буду жить долго, а он скоро умрёт", - вычертили в воздухе длинные пальцы.

- Почему ты так считаешь? - спросил Игт, слегка наклоняясь вперёд.

-"Я зверь, я ничего не сделал в своей жизни. Он же дарит людям надежду".

- Он смертен и знает это. Я исполняю его последнюю волю, даю ему надежду воссоединиться с духами его предков.

-"Это несправедливо. Ты знаешь, что нет никаких духов предков. Всё равно, где умирать. Это конец".

- Орс верит в своих предков. И это самое главное. Ты хочешь отравить ему последние дни жизни?

-"Нет. Поэтому не сажусь рядом с ним. Он может читать мои мысли, если я не закрыт твоей тенью".

Игт понимающе кивнул. Орс пока что остаётся единственным на этой земле смертным магом, способным проникать в мысли других существ. Этим он и был близок другим. К нему приходили разные люди, ища совета. Орс внимательно читал, что творилось в их голове и на основе этого давал свиток, в котором были изложены разные предположения о том, как повернуть жизнь вопрошающего к лучшему.

Игт в дела смертных не вмешивался. Достаточно было того, что он по рождению своему стал изгоем. Да и к чему? Для него смертные жили в другом времени, исчезая быстро, словно срезанные цветы.

Книжник отвернулся к окну, желая на некоторое время забыться бесконечностью песка, напоминавшему ему о тяжком грузе дней, который, однако, можно было так легко стряхнуть со своих плеч. Всё зависит от того, во что ты веришь.

Внезапно его внимание привлёк странный силуэт, чётко обрисовавшийся на фоне бледно-жёлтого неба. Неужели кто-то из народа пустыни решил приблизиться к дороге Императора так близко? Вот уж и взаправду, странные времена, если пустынники решили вылезти в Столицу. Однако по мере приближения человека, Игт стал испытывать всё более сильное чувство беспокойства.

- Клянусь Умикуном! - воскликнул книжник, вскочив с сидения. Он ясно различал сине-фиолетовые чешуйчатые доспехи, которые служили отличительным знаком воителей Звезды. Ему потребовалось несколько десятилетий, чтобы всеми правдами и неправдами раздобыть свитки Войн из пяти храмов-хранителей. И вот сама древность за пределами времён воплотилась перед ним в одиноком человеке с чёрным конём.

Глава 2

Спутник-спутница

Игт приказал остановить повозку и терпеливо ждал, пока одинокий воин приблизится к ним. И всё же, за внешним спокойствием книжника скрывался огонь нетерпения, свойственный разве что неопытным юнцам. Те несколько минут, которые понадобились чешуйчатому воину, чтобы преодолеть бархан, в голове Игта разыгрывалась настоящая буря.

Просто немыслимо, чтобы это был один из армии Звезды. Согласно древним свиткам, они по неизвестной причине исчезли с лица Элледы почти сразу же по окончанию Войны на Пороге. С другой стороны, похожие доспехи имелись и у охранников Императора, которых также именовали воинами Звезды, в дань древней традиции почитания своего пра-создателя. И всё же, простой смертный просто не выжил бы в пустыни без необходимого провианта. Да он сварился бы в своей чешуе. Не стоило забывать, что Император правил в более холодных краях. К тому же... Это женщина!

Игт так сильно сжал свой дневник, что на обложке образовались вмятины. Удивительно, но при всей невыразительности доспеха, мельчайшие детали всё-таки выдавали в воине женщину. Да, она почти не увязает в песке (юноша-подросток тоже не обладает большим весом, но несовершеннолетних ни в одной Звёздной армии не было), её рука почти любовно скользит по длинным чёрным прядям чудовищно огромного коня. И конечно, это ни с чем не сравнимое покачивание бёдрами, которое доступно только женщинам с тонкими талиями. Игт улавливал мелодичное позванивание колец килта, сравнимое разве что с искусными танцами дворцовых прислужниц.

И вот чарующая воительница подошла к повозке. Игт немедленно выскочил на песок, отшвырнув дневник на сидение, заваленное книгами.

-Прошу почтить нас своим присутствием, о Великая. Да осветит Ваш луч нашу скромную повозку.

При слове "луч" воительница вскинула голову, и Игт ощутил на себе всю пронзительность невидимого взгляда. Потом она кивнула и передала поводья возничему, который не без опаски привязал коня сзади.

Книжник жестом показал своему спутнику потесниться и убрать книги. Он предоставил воительнице, как и полагалось по её рангу, целое сидение, а сам уселся рядом с облачённым в рясу псоволком, стараясь заслонить его от ненужных взглядов.

-Меня зовут Игтерни Эвии А-Сиани, но за мою жизнь это имя так обтрепалось, -- усмехнулся книжник, -- что от него осталось совсем немного. Только три жалкие первые буквы, которые, я боюсь, скоро тоже рассыплются в небытие.

Псоволк неожиданно взмахнул рукой в странном жесте. "Тогда ты станешь пустотой?", - прочитал Игт и ответил незначительным наклоном головы: "Возможно".

Воительница только кивнула головой, подтверждая остроту слов книжника. Конечно, она никогда не назовёт своего имени. Игт даже не посмел бы задать этот вопрос. Вся соль этих доспехов была в том, что воины становились почти неотличимы друг от друга. Конечно, среди своих в казарме воины Императора наверняка как-то общаются между собой. Но! Ещё неизвестно принадлежит ли она войскам Императора или всё же... Игт даже не стал загадывать так далеко. Так или иначе, ему крупно повезло. Хватит с него того, что она не прирезала его за титул "Великая", который намекал на её женское происхождение, что было крайне недопустимо со стороны Игта. Как он мог забыть, что подобным воинам обращаются на древнем языке!

Нити истории

Глава 9 Яхъ-яхъ

Глава 10 Наитие и Явь

Оставить комментарий © Copyright Штернлихт Ана (sigyn11@yandex.ru) Размещен: 04/07/2010, изменен: 04/07/2010. 84k. Статистика. Повесть: Фэнтези Кадра Элледа		Ваша оценка:
Аннотация: Начатая сборка двухлинейного (пока) путешествия к критической точке

Штернлихт Ана : другие произведения.

Турнир (рабочее)