Шрэль : другие произведения.

Стремный городок Сауз-Минск

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Шрэль
  
   Предупреждение: события и лица, описанные ниже, не имеют ничего общего с реальными. Сходство или совпадение возможно лишь случайно.
  
  
  

СТРЕМНЫЙ ГОРОДОК САУЗ-МИНСК

(ШТИЛЬ СТОЛЕТИЯ)

  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ РОМАНА

"ЦИФРОВАЯ БАШНЯ"

  
  
  
   ПРОЛОГ. ГЛЯДЯ ИЗ ГОРОДА-ПРИЗРАКА
   ГЛАВА 1. ЧИТАТЕЛЬ СТИВЕНА КИНГА
  
   ГЛАВА 2. СТРЕМНЫЙ ГОРОДОК САУЗ-МИНСК
  
   ГЛАВА 3. ВЕЧЕРИНКА В АУТСАЙДЕ
  
   ГЛАВА 4. ЧТО СКРЫВАЕТСЯ В ЛАДЛОУ
  
   ГЛАВА 5. ЭЛЕФАНТ ТОЛК (НА ПОЧВЕ СНАРКОМАНИИ)
  
   ГЛАВА 6. СТРЕМНЫЙ ГОРОДОК САУЗ-МИНСК - 2
  
   ГЛАВА 7. ОБИТЕЛЬ ТЕЛ
  
   ГЛАВА 8. МОЛЧАНИЕ В СЕТИ (ОБ ИЗМЕРЕНИЯХ БЕЗДНЫ)
  
   ГЛАВА 9. СТРЕМНЫЙ ГОРОДОК САУЗ-МИНСК - 3
  
   ГЛАВА 10. "КИНГ КРИМСОН" ИГРАЕТ. МИСТЕР ЛИНОУШ ГОВОРИТ
  
   ГЛАВА 11. ОСЕННИЙ ТРАВМАТИЗМ. ПРЕЗЕНТАЦИЯ
  
   ГЛАВА 12. АНДРЕ ЛИНОУШ ПОПРОЩАЛСЯ
  
   ЭПИЛОГ. ЛЮЦ МОРГЕ: TO BE CONTINUED
  
  

* * *

  
  
  

ПРОЛОГ

ГЛЯДЯ ИЗ ГОРОДА-ПРИЗРАКА

  
   9 сентября 2001 года в Минске состоялись президентские выборы. 11 сентября того же года два самолета врезались в Манхэттенские башни.
   По всем каналам передавали горячие новости с другой планеты Земля. Я полеживал не диване, наблюдая, как тысячи гинут под обломками.
   Повторный дубль. Самолет с гражданским населением и пока неизвестными террористами в очередной раз таранил Восточную башню.
   Гудзон заволокло дымом.
   Осыпался второй архитектурный и финансовый колосс.
   Пентагон эвакуировали.
   20 век завершился.
  
   До сих пор Нью-Йорк по-настоящему не бомбили ни разу. Минск за десять веков уже семнадцать раз дотла стирали с лица земли. Я не уверен, что именно семнадцать, но что-то около того. И все это - в совершенно сейсмобезопасной зоне, заметьте.
  
   В том же самом 2001 году, из того же самого 11 сентября, я наблюдал из местного позавчера, что твориться У НИХ в послезавтра. Если какой-нибудь московский специалист по ленинизму, переквалифицировавшийся в геополитика, окрестит этот документальный фильм-катастрофу "очередным эпизодом Великого противостояния между Севером и Югом", мы тут, в Минске, явно оказываемся на стороне Юга. Достаточно посмотреть в окно - и вот он, пожалуйста.
   Юг без признаков Севера. [1]
   Стремный городок Сауз-Минск.
  
   Что ни говори, если в новом, минут сорок, как начался отсчет, мире разразиться этакая мировая-гражданская война, нынешние белорусы окажутся на стороне южан.
   Спасибо Голливуду, картинки в телевизоре были заочно знакомы. Вот только существовал ли в мире падающего New York Market Center building город Минск?
   Ответом было знакомое ощущение: все происходящее - не более чем кино; нереальность. Искусная подделка.
   Но кино - не по ту сторону экрана, а по эту.
   Стремный городок Сауз-Минск - город-дневной призрак.
  
  
  

* * *

ВНЕНЕБЕСНАЯ

Пара для Люца

  
   "НА ЗЕМЛЕ"...
   "На Земле", - то же самое, что сказать "В прошлой жизни", "когда я был вполне человеком", или, просто, "когда я был вполне живым", или...
   Вот здесь всегда зарубало, - когда Лю Мо начинал подбирать слова того еще, "земного языка". "Языка людей", в смысле, "вполне людей", или...
   И вот его снова зарубало.
   Все было "полу". Все было как в полусне.
   Патрулирование в режиме "полуплоть", потом в полупереходе кармическими сквозняками заволокло в воронку сонного "Между" (Бардо Сна). Шатался по фрагментам чьих-то пресонных состояний. Сам, полусон в полусне, в каких-то закоулках. В вымороченных улицах чьего-то сна, разбавленного планами и эпизодами какого-то фильма, воспринятого кем-то бодрствуя.
  
  

* * *

  
   После.
   Режим "полуплоть", осадок ощущения бестелесности на контрасте с ноющими от долгой ходьбы ногами. По каким-то центральным улицам, вспоминая, что было какое-то что-то уже похожее. Словно пьяный или обкуренный, совершенно не соизмеряя восприятие времени с течением, как когда-то тогда, в "еще жизни". "Тогда, "На Земле", "с одним приятелем", в дугу пьяные, на какой-то сеанс, и все, что тогда замечал - это фонари, фонари, электрическое освещение.
   "НА ЗЕМЛЕ".
   На Земле - то же самое, что сказать "В прошлой жизни", "когда я был вполне человеком", или, просто, "когда я был вполне живым", или...
  

* * *

  
   ...автомобиль у какого-то клуба, набирая скорость, как-то странно дернулся, словно врезали по тормозам, и едва подошва коснулась педали, отпустило, ничего не понял водитель. Переход из полуплоти в "Между". Удар почти не ощутим. Снова оно, словно совсем пьяный, в усмерть обкуренный, но без стрема.
   "Режим полусмерть".
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 1

ЧИТАТЕЛЬ СТИВЕНА КИНГА

  
   Я заявился к нему посреди обеда, хотя он, в общем-то, был заранее предупрежден о моем появлении. Лично мной же по телефону. Телефон этот я получил от Файтера, он - от какого-то своего давнего, и давно пропавшего, но вот снова возникшего на горизонте знакомого прошлых лет. Той еще поры домашних концертов и подвальных выставок.
   "У этого парня будет то, что вам нужно", - пообещал не мой старый знаковый и дал телефон. Звонить в любое время. "Договаривайтесь сами, но я уверен, он поможет", - передал Файтер его последние слова, после того как старый знакомый снова сгинул в неизвестность. Я так и не запомнил ни имени этого персонажа, ни минимальных примет.
   Набирая номер, я представлял себе смутный силуэт, некую тень без имени. От лица этой тени через голову Файтера я и звонил, в одной только надежде, что "тот парень" в курсе о причинах моего звонка и "знакомый" все же успел его предупредить о каком-то типе, озабоченном самиздатом. Вдобавок, у меня не было имени "того парня". Я умудрился записать телефон отдельно от позывного, и после ночевки у Файтера, а до нее был еще вполне нетрезвый вечер, абсолютно не помнил, где искать эти позывные.
   Едва на том конце сняли трубку, я сразу же назвал свое имя-прозвище и сказал, что звоню насчет помощи с журналом.
   "А, здравствуй. - отозвались из трубки, точно мы уже были друг другу представлены, - я как раз жду звонка (ну надо же, он уже ждет. Как будто это я ему нужен). Сегодня часов в районе 12-и подойдет?"
   "Конечно подойдет, - отозвался я. - Материалы все со мной".
   "Адрес есть?"
   "Есть".
   "Жду".
   И не том конце повесили трубку.
   Еще немного потолкавшись у Файтера, я поплелся по Минскому центру, искать тот закоулок, где обитал "тот парень". Как же его звали? Я не был уверен, что его имя или ник вообще упоминались в разговоре. Так он и фигурировал у меня в уме - неизвестно кто на том конце, - "Тот Парень, что поможет".
  
   "Тот Парень" отворил дверь после второго звонка. Из квартиры пахнуло вышибающим слюну запахом жареного мяса со специями.
   "К столу не приглашаю, но вином угощу", - Заявил "Тот" с порога и сразу повел меня на кухню, не успел я толком разглядеть ни его, ни обстановку. Уже на кухне пришло то самое, запоздавшее Первое впечатление, естественно положенное при первой встрече. Впечатление, надо сказать любопытное.
   Странноватый он был какой-то. Говоря банально, но точно, - странноватый. Не сказать именно, в чем, но, - какой-то словно уже знакомый. Слегка так прихрамывал, припадал на левую ногу. В целом - хипповатый тип, такие теперь почти не водятся. На Беларуси, возможно, вообще никогда не водились. Неуловимая похожесть на кого-то таки знакомого, но самого давным-давно позабытого, только оттеняла его странную, неброскую такую уникальность.
   Уникальность создавали две вещи. Точнее - одна вещь и сопутствующая ей ситуация. Старая, до белизны вытертая, но чистенькая и аккуратная джинсовая куртка, такую вполне могли носить где-то в восьмидесятые века двадцатого, и книжные стеллажи.
   Две стены его комнаты-кухни были словно построены из книжных корешков. Это первое впечатление возникало и надолго задерживалось из-за особых, узких полок, прилаженных впритык к стенам. Ширина одной полки соответствовала ширине стандартной книжной обложки, высота тоже - где-то со стандартное издание. Но, собственно, сами эти корешки-обои еще не были тем особым контекстом его проживания в доме, - атмосферой, порождавшей это чувство знакомой непохожести. Все книги, насколько хватало зрения отслеживать названия, запечатленные на корешках, принадлежали одному и тому же автору.
   Автора звали Стивен Кинг. Имя-клише, оригинальный штамп, чего лица я то ли не видел ни разу ни на одной фотографии, то ли ни разу не запомнил. Я не видел или не помнил фотографий этого человека. Я никогда не прочел ни один из его романов, хотя нет, кажется, прочел, роман назывался "Туман", в каком-то журнале, еще в детстве. Но о том, что автора звали Стивен Кинг, я узнал только этой весной. То есть в двадцать восемь лет. И все же, имя сопровождало меня всегда, с середины девяностых прошлого века, стоило мне очутиться поблизости с книжной торговлей.
   Эта странная стена из книжных заглавий, притягивающая внимание и подозрительная уже только неизменным повторением единственного авторского имени, от одного глянцевого кирпичика к другому, была первой фазой нашего знакомства-не-на-пороге. Обитатель жилища словно параллельно выставил свои визитные карточки, четко выписав вместо своих фамилии и имени чужие, всемирно известные - и спрятался за этой визиткой из книжных стен. На самого этого обитателя, после первого взгляда, я уже не смотрел, - он вытеснялся в область периферического зрения, терпеливо маяча поблизости светло-белесо-голубым пятном своей джинсовки, дожидаясь, когда взгляд посетителя, оторвавшись от стеллажей, вернется к нему.
   Первый взгляд приходился на него, второй, и гораздо дольше - на книжные стены.
   ЗДЕСЬ БЫЛ ТОЛЬКО СТИВЕН КИНГ. Удостоверившись в стерильной чистоте литературных пристрастий хозяина этих стен, - никого, кроме Кинга, взгляд снова и снова возвращался к ним в поисках какой-то неучтенной, иной книги, другого автора, вовсе без автора, справочника, пособия, разговорника или словаря, чего угодно в печатном виде. Но нет, всюду были только они, - лангольеры, темминокеры, дети кукурузы, кладбища домашних животных после бурь столетия, и все такое же, в том же духе, во всевозможных вариациях. Ни одной из этих книг я не читал. Но все они были мне знакомы. По названия, по обложкам, некоторые - по фильмам и сериалам.
   Он вполне мог быть истовым поклонником, конченным фанатом Стивена Кинга, своеобразным эскапистом, бегущим от мерзковатых наблюдений из жизни в предпостусторонние книжные сумерки. Но даже у конченного эскаписта, если только он не окончательно съехал с катушек, на полке должно было быть что-то еще.
   Возможно, он следил за чистотой хобби, и все не относящиеся к этому автору книги хранятся где-то еще.
   Пока я пялился на его букинистическую лавку, обитатель кухни переместился обратно за стол, доедать свою порцию мяса с картошкой. Не успел я по второму разу обойти полки, как он уже управился и полез в холодильник за вином. За стеллажами со Стивенами Кингами этот холодильник как-то выпал из моего внимания. А был он, между делом, не маленький. На непросторной кухне двухметровый, судя по всему, недавно приобретенный холодильник высился айсбергом. Но, стоящий в нише, сделанной в полках, он как бы врастал в книжные стены, словно стараясь особо не выделяться на фоне бестсцелеров-обоев.
   Хозяин разливал охлажденное красное вино по высоким стаканам. Дела у "Того Парня",к ажется, шли неплохо. Раз он снимал эту хату, явно долларов за 100 в месяц, и пил не минскую дрянь из концентрата, и не болгарское местного разлива. Вино было откуда-то из Восточной Европы, марочное.
   Тот Парень поднял бокал.
   "За знакомство!"
   Своего имени он так и не назвал, а моего не спросил. Либо уже знал, либо это не имело никакого значения.
   Вино и вправду было приличное - если не дорогое, то уж точно не дешевое. Но долго смаковать его не пришлось. Тот Парень опрокинул стакан, точно банку с колой. "Пошли, покажешь", - и мы перебрались в единственную комнату, отведенную специально для жилья. По дороге я вытащил из сумки папку с рисунками и фото.
  
   Комната была, одной стеной, как и кухня, - большая полка. Только вместо книг - видеокассеты. В остальном - что-то вроде редакции-спальни-кабинета. Кассеты на стеллажах все были пронумерованы. Судить об их содержании не приходилось. Триллеры там, видеоверсии все того же Стивена Кинга или что-то другое - поди узнай. С противоположной стороны от стены-стеллажа располагался стол, на нем - клавиатура, плоский дисплей 17 по диагонали, колонки, хай-тауэер и мышь на коврике. Возможно, не будь я так восхищен обилием Стивена Кинга на кухне, я бы тогда подольше задержал внимание на экране дисплея. В качестве обоев на рабочем столе красовались Страсти Христа Нитхарта-Готхарта-Грюневальда.
  
   Рядом с компьютером и периферией, верхом на табуретке, пристроился телевизор. На нем - видеомагнитофон. У стола прибилось раскладное кресло-кровать. То, что помещалось в остальной части комнаты, вызвало бы приступ черной зависти у любого белорусского самиздателя.
   Здоровенный копир "Canon", сканнер, штабеля упаковок высококачественной бумаги. Здесь располагалась маленькая типография. Достаточная, чтобы шлепать свой собственный цветной журнальчик тиражом в несколько раз превосходящим дозволенные 299 штук самиздата. [2] Тут я разглядел, что и под столом, и в промежутках между полом и полками тоже сложены пачки первосортной финской бумаги.
  
  

* * *

ВНЕНЕБЕСНАЯ

Пара для Люца

   Огни, огни. Операционная Клиники вне Небес. Вполне плоть. Люц вяло поднимается со стола. Тошно и пусто. В операционной-приемной пусто.
   "Здесь" никого нет, нет никого в операционной, его никто не встречает. Не во что одеться. Люц плетется по холодному кафелю в коридор, и по коридору. Его "наверное-все-таки-тело" сводит от желания, но совершенно не того. Хочется просто тепла, телесного, тепла чужого, другого тела... нет, не всякого. Но какой-то конкретный образ желанного не конденсируется, утекает.
   Легкая тошнота и сильное головокружение.
   Последний испуг.
   "Ошибся адом. То же самое, но НИКОГО".
   "Ад одиночества".
   "Не знал ничего гадостнее".
   "Созерцать отсутствие Бога".
   "Вот ты и один".
   Совсем Один.
  
  

* * *

  
  
   - Тексты сканировать не надо? - уточнил Тот Парень.
   - У нас все на дискетах. Машинописных уже не держим.
   - И сюда прогресс.
   Надо так понимать, "прогресс дошел".
   Без лишних разговоров Тот Парень запустил сканнер и перегнал всю мою журнальную графику на дискеты. На том, я думал, мы и расстанемся, но он вдруг спросил:
   - Скажи, а как этот ваш журнал будет называться?
   - Ну, дежурное пока название - "Мэйн-Стрем".
   - В смысле, перековерканное "Мейнстрим?"
   - Точно.
   - Слушай, а ты не сильно спешишь?
   - Нет, а что?
   - Ну, если ты не сильно спешишь, то, может, расскажешь про ваш журнал? Про концепцию хотя бы. А мы бы вина на кухне еще выпили.
   "А почему бы и нет?". Вино у Того Парня было славное. Да и сам, тоже, ничего персонаж. То, что он с такой печатной базой мог запросто и без спроса наладить серийный выпуск наших "Мейнстремов" меня не пугало даже при моей паранойе насчет плагиата. В этом растриждыгребанном городишке ни одна живая душа, за вычетом уже подключившихся к проекту, никогда бы не воплотила "Стрем" в нашем, с Файтером и К, варианте. В худшем случае у нас уперли бы название, тем бы дело и закончилось.
   Таков принцип функционирования грантососных команд, способных что-либо издавать помимо официозных компаний под колпаком у правительства. Производить бумажный шлак, перерабатывая ресурсы в макулатуру для заокеанских фондов. А этот парень, тем более, совершенно не походил на классического белорусского грантососа. Даже на неклассического не походил. Разве что караулил огртехнику до появления истинных хозяев "Кэнона". Но сам он был явно не из их породы, и дело даже не в его безупречном русском. (Безупречный белорусский посреди Минска еще большая редкость). Просто он был какой-то очень Сам-По-Себе. Никакой оппозиционщины. Никакой антиоппозиционщины. Этот парень не был политическим неформалом. Этот парень не был врагом белорусского ренессанса. Он не был ни тем, ни этим. Он был вообще Кем-то Другим. Но кем другим, никак не связанным с местной фрондой грантопечатников, - ничем, кроме одной хаты с оргтехникой, он мог бы быть, окажись вся цифровая начинка этой квартиры - его?
   Тайна, покрытая мраком.
   Загадка-так-загадка.
  
  

* * *

  
  
   За вторым бокалом я стал помалу выдавать концепцию. В принципе, ничего особенного. Просто заполняем дыру, оставшуюся в Белорусском мейнстриме после шестидесятых прошлого века. Вернее, дыру, оставшуюся ВМЕСТО шестидесятых и все такое. Ну, в том числе и семидесятых, и восьмидесятых, и девяностых. Да, и кое-что от поколения "бит" тоже.
   - В принципе, журнал можно было бы поименовать и по-другому. Например, было такое название у нас, - "Секонд Хэд". Это как противопоставление секонд-секонд-хеду.
   - В смысле - "из второй-второй головы". - уточнил Тот Парень.
   - Точно. Чья-то голова треть века назад придумала, другая сообщила через десятилетие, а третья еще через давдцатник пересказала, да еще и своего всякого добавила не в тему. Местная золотая молодежь девяносто шестой пробы пасется на российских модных перепевах с послевоенной контркультуры. А та вовсе и не контр давно никакая. Основная масса тех наработок до нас так и не дошла, а что доходит - в рекламно-попсовой обработке. Кислота, разбавленная рекламой пиджаков. Винегрет из Чарльза Буковски с русским музотстоем. И никакой связи с местным реалом. А наши местные реальные - ну, ты сам знаешь. За последним деревенским забором мир заканчивается. Этакие антиглобалисты по жизни. Обзор в пределах огорода. Полный субкультурный герметизм. Ни войти, ни выйти, ни вперед ногами.
   Ну вот, "Мэйн-Стрем", - это переработка контркультурных слагаемых глобализма с внутрибелорусской подачи. Только и без официоза, и без оппозиционщины. Сами по себе.
  
   Я не стал особо углубляться в концепциию "Стрема". Просто вещи, скопившиеся у Авторской команды, хорошо объединялись идеей ненавязчивого экс-контр-культуртрегерства с Запада на Запад от России. [3] Параллельно это была наша мелкая заноза местному антиглобализму. "Анти" - как мы тут, в Аутсайде, его понимали. Непрямо, неявно - но еще одну дырку в местном провинциальном герметизме этот "Мейн-Стрем" должен был проколоть.
   "Брешь не проломит, а дырочку проколет. Хоть какая-то вентиляция. Белорусские какбыантиглобалы, умудрившиеся скрестить свой антиглобализм с антипрезидентскими лозунгами - публика особая. Достопримечательная, как "православный атеизм" местного же, кстати, разлива. Но не белорусам громить "Макодональдсы".
   Пока я говорил, отпивая красное, Тот Парень, не спеша, тасовал эскизы плакатов из рубрики "Для любителей маек с Че Геварой".
   "Буш - отстой! Даешь Хусейна!"
   "За право наций на людоедство!"
   "Долой американскую гегемонию! Поддержим ядерную программу Северной Кореи!"
   - А это что?
   На макете переводной картинки на футболку в тридцать три зуба из пятиконечной звезды улыбался красный Ким чен Ир.
   - Читай надпись на спине.
   Тот Парень перевернул страницу.
   "Чучхе на тебя!"
   - Вообще-то, это уже футболка для глобалиста, приехавшего на саммит антиглобалистов. - пояснил я.
  
   Тому Парню, идея, похоже, понравилась. Чего он завел этот разговор - от тоски, что не с кем пообщаться, или заинтересовался, пока сканировал картинки, - какая мне была разница. Винцо славное. Я уже был в той самой славной стадии винного опьянения, когда на душе легко, голова пустеет в преддверии новых идей, а ноги легчают.
   - Знаешь что, - сказал Тот Парень на прощанье, - ты бы притащил уже макет, или просто, все материалы. Я бы сверстал. Или вместе бы и сверстали.
   - У нас все без гонораро, - сообщил я.
   - Это понятно. Но ты звони, если надумаешь. Хорошая идея. Мне нравится.
   Напоследок он слегка улыбнулся, и от этой его улыбки у меня в голове включились "Deep Purple" - "you, keep in moving".
   "Наш человек", - сказал я сам себе уже за дверью, - мувер. [4] Стеллажи, до краев заправленные Стивеном Кингом отодвинулись в область бессознательного как-то сами собой.
   Наш человек. Это было точно.
  
  

* * *

  
  

"Сатанизм - истинная реальность"

  
   Христианские священники всегда стремились к монопольной власти над своими прихожанами и не терпели конкуренции. Но среди безличного человеческого стада всегда находились индивидуумы, обладающие более высоким интеллектом и критическим мышлением. Их преследовали, заставляли отрекаться от убеждений, сжигали на кострах как еретиков. Они не всегда называли себя Сатанистами - но они были ими за века до основания Церкви Сатаны.
  
   REGE SATAN!!! HAIL LUCIFER!!! HAIL THE SELF!!!
  
   Warrax, September XXXII A.S.
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 2

СТРЕМНЫЙ ГОРОДОК САУЗ-МИНСК

  
   Стоило очутиться во дворе, как благостное настроение, вопреки паре стаканов хорошего вина, стало скоротечно улетучиваться. Когда я вышел со двора на улицу, успели испариться его остатки. Я стоял с опустевшей головой на малолюдном участке улицы Первомайской, под углом в градусов 15-20, а то и все 30, поднимавшейся с востока на запад параллельно ограде Горького парка. [5] Напротив меня как раз, за оградой, высились те самые, еще с самого раннего детства знакомые до тошноты сосны. Рисунок их ветвей на фоне неба никогда не менялся, за четверть века они не подросли и не засохли, и, возможно, их сюда так и вкопали в неведомые времена. В мифическую эпоху очередного сотворения Минска на руинах после Второй мировой.
   Справа, зябкий, точно навеки снаружи отсыревший, в облезлой штукатурке, каменный гроб-гигант, распластался склад Минского Холодильного комбината N1. Совсем недавно этот старый советский склеп под мороженое мясо поставили на реконструкцию. Сейчас как раз началась его косметическая обработка: стены обшивали какими-то особыми досками-панелями из белого синтетического материала. Тротуар у склада выкладывали серой плиткой. К концу осени эта декорация должна была получить вполне респектабельный, европейский вид.
   Я повернулся спиной к холодильнику и зашагал вниз по Первомайской.
   Не знаю, что именно в этой улице внушало мне неизгладимую тоску, - но даже не сам этот уродливый Минский холодильник. Наверное, в первую очередь, меня доводило ее название. Именно оно, уже в сложении с Горьким Парком, с Холодильником N1, со старой трамвайной веткой, вызывало эту тоску цвета свинца. Улица Первомайская.
   За этим названием сразу же вставали тени унылого советского детства. Змеи красных полотнищ над безликими, спрессованными из непримечательных человеческих единиц толпами в стылом промозглом ноябре, под неуютными, пустыми небесами. Почему-то все весенние названия, оставшиеся от эпохи Великого Совка, ассоциировались у меня обязательно с поздней мрачной осенью. Ото всех этих улиц, с такими названиями, в любую погоду веяло грядущей зимой. Словно все имена давались им на закате осени, в канун зимней смерти.
   От этих названий веяло ею, - стылой улицей с горящими в морозных сумерках, никого не греющими, кострами, пожирающими с трудом нажитый скарб предыдущих человеческих жизней. Человеческих жизней, брошенных на растопку, чтобы отогреть улицу. Вот такие у меня были впечатления от этой штрассе Первомайской в теплом начале сентября.
   Я попробовал представить себе, что название не связано с Советской империей, а восходит к празднику майского дерева. Правда, я ничего не знал насчет того, праздновалось ли нечто похожее на этих, ныне белорусских землях. Наверно, что-то подобное обязательно должно было быть.
   Такая игра с прошлым иногда кое-как выручала. Но с тех пор, как я отвык уходить в себя слишком уж глубоко - все меньше и меньше. И, вдобавок, здесь же были проложены трамвайные рельсы. И сейчас по ним, как раз, снизу вверх, тащился старый минский трамвай. Если бы это был новый, то есть по европейским и тем же японским меркам, все равно старый, но другой модели трамвай, было бы еще ничего. Но этот был как раз красный трамвай из все того же красного прошлого.
   Я только учился говорить, а эти уродины уже состарились, и, громыхая, ползали по пыльным улицам с коммунистическими именами. По лишенным ощущения исторического времени улицам, по улицам возведенного после Второй мировой Минского центра. Бутафорского, в стиле провинциальный советский ампир, хотя, проектировали под Санкт-Петербург. Эти невесть сколько раз крашенные и облупившиеся тяжеловесные черепахи на электрическом ходу были для меня как консервные банки с протухшим временем. То есть, нет, скорее сами они были - иное время. Сядешь на такой трамвай в районе улицы Первомайской, - и он отвезет тебя в тридцать девятый год. Ты сойдешь на остановке около здания НКВД и тебя заберут. А после этого на минские улицы обрушится Вторая мировая, немецко-фашистская оккупация, затем снова - советская. И потом, в конце второго тысячелетия от рождества Христова, поперхнувшись дареной независимостью, страна переключится и перейдет в режим самоокупации. Но ты уже этого не застанешь, если только не угораздит переродиться снова здесь же. Ведь тебя уже прикончили в подвалах НКВД, в унылом и гнетущем навалившейся тенью Второго мирового ужаса тридцать девятом.
   В общем, не люблю я эти старые трамваи-рептилии. Даже когда в них не езжу.
   Под давлением впечатлений, подкарауливших меня на обратном пути от Того Парня, я дошагал до Карела Маркеса. [6]
  
  

* * *

  
  
   Какая разница между Сатанистами и дьяволопоклонниками - это ведь одно и тоже, спросите Вы, что и покажет действенность христианской пропаганды, стремящейся приписать все преступления оптом проискам Дьявола, скромно умалчивая об тех зверствах, которые совершались во имя "милосердного" Христа.
  
   REGE SATAN!!! HAIL LUCIFER!!! HAIL THE SELF!!!
  
   Warrax, September XXXII A.S.
  
  

* * *

ГЛАВА 3

ВЕЧИРИНКА В АУТСАЙДЕ.

СИНДРМ БУКОВСКИ.

В ЧЕСТЬ АНДРЕ ЛИНОУША

  
   Вечеринка недобитников на Интернаце [7] намечалась в предминимальном составе. То есть я, Файтер и Бабби-Лум. Бабби запаздывал, я приперся загодя. Мы торчали на файтеровой кухне. В единственной комнате-спальне-гостиной повисла глубокая полусонная тишина теплого осеннего вечера. Теперь, когда даже эхо последнего цикла домашних концертов и выставок покинуло эти стены, комната явила свои подлинные размеры. Вовсе не большая, а как раз наоборот, маленькая и тесноватая, в сущности. И как это прежде в нее по полсотни с лишним человек втискивалось - ума не приложу, - думал я про эту комнату через стену, пока Файтер медленно помешивал ложкой остывающий чай. Ну, допустим, кто-то торчал в проеме, наблюдая из коридора. Кто-то все время дежурил на кухне, куря у форточки, или что-нибудь наливая понемногу, или просто беседуя с кем-то еще из гостей. Но все равно как-то странно - более полусотни человек - и в таком помещении...
   Прожитое с той поры время - надежнее любого железного занавеса. Теперь только ощущение тишины да отголоски воспоминаний как отголоски снов. Вот только осколки сновидений могут впиваться в память поглубже воспоминаний, что остались по эту сторону яви.
   Оверграунд аутсайд. Так мы себя поименовали. "Надземелье Вне"
   Оверграунд аутскай. Над землею вне небес.
   Этот образ родился у меня в сезон осеннего оживления на Аутсайде во второй половине 90-х из игры слов.
   "Клиника Вненебесная".
  
   Да, иной раз ее образы настигали меня. Вот так, вроде ни с того ни с сего. Теперь уже точно не знаю, как давно, но началось все как раз где-то в районе начала цикла тех домашних концертов, последних, прощальных. Цикла "Галерея". Кажется, полгода спустя после "Портретов". Тогда я нарисовал первую страницу комикса. Что-то близкое по стилю японской манге [8]. История про то, как один парень... ну, в общем, он очнулся в какой-то, похожей, на первый взгляд, на больничную, палате и не мог поверить в то, что выжил.
  
  

* * *

  
  

ВНЕНЕБЕСНАЯ

Не с той стороны небес

(общие впечатления)

  
   Вместо ангелов Вендерса - падшие ангелы. Если точнее - Ушибленные. Вместо Западного Берлина, как точка Входа - восточный Минск. Дальше появляются где и когда угодно.
   Машина скорой помощи забирает грешников. В кабине нудно играет "Кармическая полиция" "Radiohead". [9] Демоны бродят среди людей, наблюдают богомерзости, ведут протокол. Пытаются помочь по возможности. Документальная съемка сочетается с художественным любительским видео и более профессиональным а ля Вим Вендерс. Падший сидит на импровизированной висельнице самоубийцы, дожидаясь приезда кармически-полицейской неотложки.
   Эпизод 2. Клинка Непонятно где. Обожженный искалеченный Главный с затуманенными болью глазами принимает отчеты и рецепты.
   Эпизод 3. Ад - синтез изуверской клиники с адским театром. Синтез лаборатории концлагеря с клиникой. Представляя потемневшую Светлую сторону Падшие выполняют роль палачей и затем сами получают определенную дозу страданий. Пытка отчуждением от благодати и глубоким безбожием, - пытка специально для ангелов. Запугивание бессмыслицей и дурной бесконечностью (действует также на некоторых грешников).
   Анестезия молитв не помогает. Крематорий грехов. Ад как продолжительное чистилище. Палата больной совести. В основном клиника психиатрическая, но, - потусторонняя. Не сказать, что этот тот еще, дантовский ад. Но определенно не Небеса.
   Беседы с грешными богословами всех конфессий. Главный глотает обезболивающее и беседует с пациентами. Все мечтают когда-то отсюда выбраться. Палата тотального отчаяния. Синдром безнадежности. Падшие ангелы-анестезиологи, грехи не отмаливаются, души не отмываются. "Полощем кровавое белье человечества". Грязная работа.
  
   Парадокс Люца. (Люц Морге, клиника видна его глазами. Что-то вроде "от первого лица") - "обострение надежды в пока-что-не-аду". Все достали и достают Главного вопросами "А ты действительно был ближе всех к НЕМУ? Ты помнишь ЗАМЫСЕЛ?" и "Насколько адекватны священные тексты?"
   Главный, под грузом человеческих мерзостей и своего равнодушия (расщепление ангела) глотает неангелические дозы кармического наркоза и пытается решить проблему Справедливого воздаяния, согласующегося с идеей Всеблагого Господа. У него ничего не выходит.
  
   Главный принимает лики, которыми его наделяет больное сознание грешных. Падшие анестезиологи советуют пациентам думать о своих хороших поступках (Ну хоть один же должен быть - подбадривают санитары с выдранными крыльями). Те внемлют, и главный приобретает кое-какой приличный лик.
   У Главного тоже бывают кое-какие отпуска и отгулы. Тогда его лик вполне соответствует представлениям об отголосках его мифической былой славы, в которую сам он не очень-то верит, но все равно, персонал старается особо с ним не контачить.
  
  

* * *

  
  
   Обычно я следил за развитием сюжета в полусне, ночью, перед тем как заснуть. Ситуация проигрывалась в воображении, - словно отрывок из фильма. Потом, днем, когда выдавалась свободное время и желание, я зарисовывал историю. И складывал зарисовки эпизодов в ящик стола. А сейчас, у Файтера, я вдруг вспомнил, что прихватил конверт с "Хрониками Вненебесной" с собой и до сих пор таскал в сумке вместе с остальными бумагами, - материалами для "Стрема". Правда, "Вненебесная" не предназначалась для "Стрема". Я вообще не был уверен, что у этой истории из комикса будет конец.
   - Эй, ты меня слушаешь? - Файтер уже отпил половину своего чая и откурил половину сигареты.
   - Нет.
   - О чем-то задумался.
   - Да так, приступ эскапизма. Клиника Вненебесная. Стремноватое местечко, но только для совершенно непосвященных. Думаю, мне бы там не было чрезмерно тяжело. Во всяком случае, не страшнее, чем здесь. Ведь там все-таки посюсторонние противоречия не имеют того веса. Есть правда, свои собственный проблемы. Вот хотя бы тот же "Вечный Кафетерий"...
   В сущности, все ниши самодельные проекты - тоже, - тот же эскапизм".
   Со стороны Немиги доносился звон церковного колокола.
   - Вон, тоже, - хмыкнул Файтер. - Эскаписты звонят к вечерней.
   - Кстати, - Файтер совершил последнюю затяжку и утопил окурок в остатках остывшего чая, - ко мне тут Элефант заходил. Буквально совсем вчера.
   - Ну и как он?
   - Плохо.
   - Здоровье?
   - Нет, не это.
   Файтер приумолк ненадолго. На лице у него проступило характерное выражение - едва заметная досада, как после констатации окончательного и безнадежного диагноза. Диагноз относился не конкретно к Элефанту, чем-то явно Файтера разочаровавшему, а к роду человеческому в целом. Или, точнее, к роду человеческому, проживающему в целом на отрезке суши между Московией и Польшей.
   - Так о чем говорили?
   - Да ни о чем таком, в общем. Просто Элефант слушает всякую дрянь, развесив уши. Молодой еще. Недавно прочитал Энтони Лавэя. По настоянию Морма.
   - А это кто?
   - А это у них в команде Солист.
   - Ну и что?
   - Да вот, говорит, все правильно. Зло - это круто ну и все такое в общем. Дурь короче.
   Когда я слышу про то, что зло - это круто, что зло - это величественно или нам мистично, или возвышенно, или это не для толпы и такое всякое, и прочее эстетство на гробах, мне вспоминается Уильям Берроуз [10], "Полиция сверхновой". [11]
   Пусть те, кто восхваляет зло, окажутся на передовой, за миллион световых лет от ближайшего тыла, пускай столкнуться со ЗЛОМ нос к носу, вплотную. Пускай на своей шкуре почувствуют, ЧТО это такое. После всей этой мерзости у них, глядишь, и отпадет охота облагораживать всякое дерьмо.
   И Файтер наизусть процитировал любимый отрывок:
   "Так выбирайтесь из этих уродливых форм и помните, что добро лучше зла, ведь куда приятнее, если они близко. Вот как все просто. А если кто-то думает иначе, возьмите да и направьте этого летуна из коктейль-бара на линию фронта, чтобы он запомнил лишь, как неприятно, если близко зло, а ты отрезан на световые годы во вражеском тылу". [12]
   - У папаши Ли можно много ценного нарыть.
   - Главное, очень точно. Берроуз вообще очень точен во многих вещах.
   - Угу. Одни люди-крабы чего стоят. "Мы пришли, чтобы питаться"! Кстати, о хавальщиках. Как Лобстер поживает?
   - Ну как... Хавает.
  
   В дверь позвонили условным звонком.
  
  

* * *

  
  
   В дверь позвонили условным звонком. Это был Бабби-Лум.
   Бабби притащил несколько ценных снимков давней поры, еще до нашего знакомства, и папку своего творчества. Будь он завсегдатаем одной комнаты в студенческом общежитии на той же Маркеса, эти шедевры афористики наверняка попали бы в архивы тамошней группировки с философского отделения. "Больное творчество душевных" она называлась. Но Бабби не посещал тех собраний. А когда о них узнал, было уже поздно. Творчество выздоровело, душевные женились и занялись борьбой за существование семьи.
  
  

* * *

  
  
   Разница очень простая: дьяволопоклонники - это, на самом деле, христиане. Они верят в антропоморфного Сатану, который существует на самом деле, с их точки зрения. Они действительно опасные сумасшедшие, которые могут совершить любое преступление во имя своих иллюзий. Однако, это свойство всех фанатиков, христиан, иудеев, мусульман или вообще нерелигиозных террористов. Все они одержимы какой-либо идеей, у них полностью отсутствует критическое мышление и они готовы на все, как по отношению к другим, так и к себе.
  
   REGE SATAN!!! HAIL LUCIFER!!! HAIL THE SELF!!!
  
   Warrax, September XXXII A.S.
  
  

* * *

  
  
   - Как дала? - поинтересовался Бабби, занимая позицию Файтера у Того самого Окна Кухни.
   - Синдром Буковски.
   - Чего?
   - Я называю это "Синдром Буковски". Первый, прочитанный мною сборник рассказов Чарльза Буковски назывался "Юг без признаков Севера". И ты знаешь, - не пойму в чем тут дело. Всю дорогу, весь его "Юг", пока читал, - постоянно было это ощущение чего-то ну до того знакомого. Родного почти. А?
   - Большинство местного населения не отличит Буковски от Чинански. - объявился Файтер.
   - А Чинански от Лебовски, - добавил Бабби. [13]
   - Интересно, как там в Штатах? - Файтер подумал вслух.
   - Думаю, процент знающих дядюшку Чарли выше среднего по Белоруссии.
   - Там население больше.
   - Когда он строчил свои байки, Та Америка была нам ближе. Расизм и все такое.
   - И Буковски тоже мало кто знал.
   - Вот когда он стал писать в газете...
   - Давайте-ка оглавление обсудим, пока не ясно, заявится ли еще кто.
   - Оглавление уже обсуждали, - напомнил Бабби. - Мы сегодня не работать. Вот, отсканируйте и вставляйте.
   Бабби положил на кухонный стол пакет с фотографиями и отправился в прихожую за водкой.
   Файтер вытащил из холодильника банку с томатным соком.
   "Мери" получилась очень кровавой - сока было много.
   Уже захмелев, я вдруг вспомнил про странные обои на кухне у Того Парня.
   - Бабби. Ты вроде из нас самый читавший Стивена Кинга.
   - Ну читал, - хмыкнул Бабби. - Ну и что?
   - У того парня, ну того, что нам со сканером помогает. У него там кухня.
   - Ну?
   - Вся кухня вдоль стен заставлена Стивеном Кингом.
   - Что, серьезно?
   - Кстати, Файтер, ты в курсе, как зовут знакомого твоего знакомого?
   - Нет.
   - Странно как-то. Все стены - как в обоях. В корешках изданий Стивена Кинга.
   - Что, только один Стивен Кинг?
   - Насколько я заметил - только он один.
   - А как его зовут? Того парня со сканнером? - спросил Бабби.
   - Ты же слышал, - не знаем, - напомнил Файтер.
   - А ты не спросил?
   - Неудобно было.
   - Ну так назови его как-то, для себя. Надо же как-то называть.
   - Как?
   - Ну, например, что ни будь из того же Стивена Кинга.
   - Мистер Линоуш. - сказал я.
   - Почему именно так? - спросил Файтер.
   - Потому что последний сериал, что я смотрел по Стивену Кингу, назывался "Буря столетия". И там был такой Андре Линоуш с тростью. А этот парень как раз прихрамывает, и у него тоже трость. Я, когда уходил, разглядел. Стояла у самой входной двери. Так и назову его - Мистер Линоуш".
   (Вообще-т о, звали его, как мне потом говорили, не Линоуш, а Линож. Но в сериале, кажется, в переводе, произносили Линоуш. Я же не обязан, в конце концов, строго придерживаться первоисточника). [14]
   - Ох, гляди, с огнем играешь. - сказал Бабби-Лум, улыбаясь улыбкой Такеши Китано.
   Пока он вот так улыбался, я решил в первый же ночной выход в инет выяснить побольше о персонажах Стивена Кинга и его произведениях. Ну и еще кое-что изучить параллельно.
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 4

  

ЧТО СКРЫВАЕТСЯ В ЛАДЛОУ

  
  

* * *

  

Кое-что скрывается в Ладлоу (Something Lurks in Ludlow)

Энни Готлиб (Annie Gottlieb)

New York Times 6 ноября 1983г.

"Кладбище домашних животных" Стивена Кинга

   ...Большинство своеобразных и завораживающих творений мистера Кинга - первоначально вполне безвредные предметы и животные, которые его беспокойное воображение наделяет еле ощутимой и неприятной угрозой. В "Сияющем", например, это был оживший огнетушитель. В "Кладбище" - это белый ** кот по имени Черч (Church) (сокращение от Уинстона Черчилля), который был... ну хорошо - который был не совсем котом.
  
   ...Или что-то было неправильно в устройстве вселенной с самого начала?
   Независимо от первопричины кое-что притаилось и ожидает в Ладлоу, в старом месте захоронения индейского племени микмаков и на лесном кладбище домашних животных, за которым любовно ухаживают дети.
  
   ...И вот в это место попадает Луис Крид, врач 30-ти лет, с женой, 5-ти летней дочерью и сыном-младенцем. Крид находится в излюбленном авторами положении рационального человека (подобно Ренфилду (Renfield) в "Дракуле"), которым темные силы любят овладевать и использовать. Его недостаток - рациональность. Для того чтобы уклониться от тьмы, он недостаточно ее знает...
  
  

На глазах у Бабая били женщину

ВИЗИТ ШАЙМИЕВА В НАБЕРЕЖНЫЕ ЧЕЛНЫ ЗАКОНЧИЛСЯ СКАНДАЛОМ

Инцидент произошел у ДК "КамАЗ". Здесь проходил митинг в честь двадцатипятилетия автогиганта. Во время выступления президента РТ сквозь густое кольцо охраны к нему прорвалась женщина. Дама поднялась на площадку, где находились важные персоны, и попыталась что-то сказать Шаймиеву.

   Речь президента стала сбивчивой. Минтимир Шарипович почувствовал неладное. Организаторы митинга экстренно срезали выступление. Шаймиева пригласили пройти к так называемому тарантасу - опытной модели автобуса "КамАЗ". (столь ехидное прозвище автобус в народе получил из-за проволочек с запуском в серийное производство. Горожан злит, что экспонат выкатывают на обозрение аккурат к приезду гостей, чтобы пустить пыль в глаза.) Дама пошла за президентом. В нескольких метрах от автобуса ее скрутили милиционеры и стали избивать на глазах публики.
   Президент, помогите! - закричала женщина.- Меня убивают!
   Минтимир Шарипович остановился. Несколько секунд он молча смотрел на происходящее, затем развернулся и направился к автобусу. Войдя внутрь, Шаймиев стал деловито осматривать салон, отпуская короткие реплики. В это время стражи порядка словно мешок картошки поволокли даму по снегу к милицейскому "уазику".
   -Что вы делаете? - возмущались люди. - Пожалейте женщину!
   "Мешок" бросили в машину. На нем комфортно расположились три здоровые держиморды, и милицейский "бобик" рванул с места. За минуту до этого в порыве вдохновения стражи порядка поколотили и затолкали в машину топтавшегося поблизости студента.
  
   ...Как доктор, Луис Крид думает, что приемлет смерть. Но это непроверенное, поверхностное принятие смерти.
  
   ..."Террористку" доставили в Боровицкий РОВД. В возмутительности спокойствия милиционеры узнали горожанку Лилию Амирзянову. Молодой человек, которому дядечки здорово намяли бока, оказался ее сыном.
   Амирзянова объяснила, что пришла на митинг, чтобы высказать в лицо Шаймиеву по поводу выдвижения на третий срок. После этих слов стражей порядка чуть не хватил удар. Мать и сына раздели догола и избили.
  
   ... Подобно большинству романов мистера Кинга, "Кладбище" теряет достоверность к концу - все просто утопает в крови. Потеря контроля, и, возможно, интереса к материалу после середины - повторяющийся недостаток (особо заметный в "Сияющем" и "Исходе"), который мистер Кинг смягчил, но не преодолел полностью. "Кладбище" пожалуй лучшая книга из написанного им (эта честь относится и к "Куджо" - также интересного произведения мистера Кинга, в котором элемент сверхъестественности наиболее приглушен и метафоричен).
  
   ...-Сука! - кричали милиционеры. - Думаешь, баба - не тронем ? Мы беременных бъем, не то что тебя!
   Больше всех орал майор Шайхутдинов. Ему вторили начальник угро Боровицкого РОВД Самат Мухамадинов и прибывший зам. начальника Челнинского УВД Гарипов. Кто-то позвонил мужу Амирзяновой и сообщил неприятную новость. Азгар Амирзянов немедленно вызвал "скорую". Неотложка приехала прямо в РОВД. Состояние его жены было столь тяжелое, что ее нужно было вести в больницу. Но Лилия Хабибуловна категорически отказалась от госпитализации. Она опасалась, что под предлогом лечения ее угробят.
   Едва врачи осмотрели пострадавшую, к ним стали придираться. Милиционеры ни с того ни с сего обвинили их в краже.. Затем раздели догола и обыскали. Сгорая от стыда, врач Андрей Сердюков и сопровождающая его медсестра потребовали прекратить издевательства. Но их унижения не этом не закончились. Бедных медиков заставили "сыграть на рояле" - сняли отпечатки пальцев. Продержав арестантов в РОВД около пяти часов, стражи порядка отпустили Амирзянову и ее сына восвояси без оформления протокола. Медицинскую помощь "арестантке" оказали знакомые врачи, неофициально. Они обнаружили у Амирзяновой сотрясение мозга, гематому печени, высокое давление. Вдобавок ко всему челнинские милиционеры профессионально отбили ей почки.
   ..."Кладбище", однако, самое мрачное из его произведений. Через страницы романа, подобно инфекции, осуществляется проникновение первобытной недоброжелательности, настолько сильной, что в каждую из трех ночей, потребовавшихся мне для прочтения книги, мне снились кошмары. Читатель, остерегайся! Эта книга для тех, кому нравится ощущать дыхание мрака и безнадежного отчаяния за своей спиной.
  
   * Статья датирована 6 ноября 1983-го года. (прим. переводчика).
   ** Кот был явно не белый, скорее черный с "белым пятном, подобно детскому нагрудничку облегающим шею" (цитата из романа) (прим. переводчика).
  
   ...По поводу случившегося местные СМИ хранят гробовое молчание. Ни один журналист не написал ни строчки о том, о чем с быстротой цунами узнал весь город.
   Сергей Тополянский.

вернуться http://kprt.narod.ru/initial.htm

Bottom of Form 0

http://www.kprt.narod.ru/contents/hitwoman.htm - с коммунистами к спасению и возрождению!

Здравствуйте !

Это - главная страница официального сайта республиканского комитета Коммунистической партии Республики Татарстан.

* * *

  
   К терм часам после полуночи я не выдержал. Бросил листать интернет-сайты, прыгать со страницы на страницу, урывками читая сразу все выгружавшиеся статьи, отключился, выключил машину, в полусне почистил зубы, завалился спать.
  

* * *

ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

В РЕГИОНАХ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

доклад 2000 (события 1999 г.)

----------------------------------------

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ И ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ

РАЗДЕЛ 1. УВАЖЕНИЕ НЕПРИКОСНОВЕННОСТИ ЛИЧНОСТИ

   Пытки и другие жестокие, бесчеловечные или унижающие достоинство виды обращения и наказания...

* * *

   ...В редакцию "Петербург-экспресс" позвонила женщина и попросила о помощи. 16-летнего Ильчина, азербайджанца по национальности, избили и изнасиловали в 34 отделении милиции милицейской дубинкой, разорвав ему внутренности. По заверениям родственников, Ильчин не пьет, не курит, не употребляет наркотиков. В квартиру, где он находился с приятелем в гостях, около шести часов вечера ворвались люди в штатском. Они избили хозяев и гостей. Ильчина погрузили в багажник "Жигулей", приятеля в милицейский "уазик" и доставили в 34 отделение милиции. Их обыскали. Ничего не найдя, достали откуда-то пакетик героина и предложили приятелю Ильчина подписать протокол об изъятии наркотика. Парень отказался. Его стали избивать шесть милиционеров, зажигалкой прижигали бороду и заставляли звать на помощь Аллаха. Затем наступил черед Ильчина. Мальчика били, надевали на него противогаз, пережимали шланг, поливали голову кипятком из чайника. Два раза он терял сознание. Когда в очередной раз пришел в сознание, его спросили: "В каком кармане у тебя будет наркотик?". После этого появилась дубинка. Сцену насилия милиционеры фотографировали, обещали прислать на зону: "Чтобы все видели, что ты не Ильчин, а Ирина". "Если бы его убили, было бы не так больно", - сказали родственники корреспонденту, - "страшно смотреть на ребенка, стыдно смотреть ему в глаза".8
   О пытках и жестоком обращении при ведении следствия в СИЗО см. в разделе "Положение заключенных".
   ----------------------------------------------------
   1 Программа ТСБ Петербургского ТВ от 10 февраля 2000 г.(вернуться)
   2 Ермолин В, Крутиков Е. Аргумент крупного калибра // Известия. 1999. 21 декабря. N 224.(вернуться)
   3 Лызлов К. Дело, начатое старшиной, продолжил майор // Смена. 1999. 23 июня. N 155.(вернуться)
   4 Морозова Т. Врача избивали в милиции // Известия. 1999. 19 октября. N 196; Санкт-Петербургские ведомости. 1999. 21 октября.(вернуться)
   5 Морозова Т. Круговая порука за честь мундира // Известия. 2000. 17 марта. N 49.(вернуться)
   6 Программа "Информ ТВ" Петербургского телевидения от 18 января 2000 г.(вернуться)
   7 Борисова А. Как голодный не может не думать о хлебе... // Вечерний Петербург. 1999. 26 июня. N 113.(вернуться)
   8 Юношу изнасиловали в отделении милиции // Петербург-экспресс. 1999. 1 декабря.(вернуться)
  
   Дальше...
   Права человека в Санкт-Петербурге и Ленинградской области (оглавление)
   Общее оглавление
  

* * *

  
   ...Поскольку Сатанист не верит в Рай или Ад - жизнь является для него главной ценностью.
  
  
   REGE SATAN!!! HAIL LUCIFER!!! HAIL THE SELF!!!
  
   Warrax, September XXXII A.S.
  

* * *

  
   (Назавтра с утра навестить Файтера и застрявшего у него Бабби. Я уволок с собой только рисунки, а папку с баббилуомовым творчеством забыл).
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 5

ЭЛЕФАНТ ТОЛК.

(НА ПОЧВЕ СНАРКОМАНИИ)

   День был стремный с самого утра. Осадок от вчерашнего сетевого чтива, параллельно критике на Стивена Кинга, застрял где-то в между диафрагмой и кадыком.
   Чтобы слегка развеяться, я решил по дороге прогуляться по центру. Но не рассчитал траекторию, и нарвался на старого знакомого, - памятник Феликсу Дзержинскому, что торчал перископом через дорогу от здания КГБ на Скорина-экс-Ленин-авеню. Сегодня примелькавшийся бюст на постаменте снова стал заметным, просто таки выделяющимся на остальном минском фоне артефактом. На проспекте как-то сразу стало неуютно.
   Похмелье от вчерашнего чтива о филиалах колымского ада в Постсовке немного развеивалось. Солнечный свет, утренняя свежесть... Но этот ком из удушливой мути на дне горла - всегда у меня внутри. Просто я иногда забываю о его существовании, а потом снова вспоминаю.
   После встречи с каменным хозяином я еще немного побродил по окрестностям, спустился по Интернационалю до "Победы" [15] и оттуда побрел к Файтеру с Бабби. Но там тоже было как-то не так.
  
  

* * *

  
  
   - Рум-пу-пум-пу-пум-пурум. Рум-пупум. - Бабби-Лум раскачивался взад-вперед и бубнил под нос песню-ворчалку, пародируя Медведя Вни-Пуха. - рум-пу-пум. У Розмари будет ребеночек. Будет ребеночек у нашей Розмари.
   - Давай сделаем аборт, - предложил я.
   - А-а-а!!! - сказал Бабби, обнаружив в комнате меня. - Ну, и что поделывают наши литературные диджеи?!
   - Я не диджей, нечего на меня гнать. Я Неуловимый Джо белорусского литературного псевдоандеграунда. И рисовального немного. Сам ты диджей, короче.
   - Неправда, - раскачиваясь взад-вперед не согласился Бабби. - Я сам себя цитирую. А ты - в основном других.
   - Я и себе самому цитатник.
   - ... но сегодня, - продолжал Бабби, меня не слушая, - я тоже буду читировать. То есть, я буду цитировать и толковывать. Улавливаешь?..
   И Бабби "отрубился на ходу". То есть его телесная оболочка продолжала свои колебания взад-вперед, а остальное куда-то ни-то отлетело, ни-то нырнуло. И Бабби стал внешне неприятно похож на человекоподобную куклу, слепленную из мяса и костей, но с полым черепом, без мимики и каких бы то ни было кожно-мышечных реакций. Только вот эти незатухающие колебания.
   Мне стало неуютно, и я перебрался на кухню.
   - Впервые таким его вижу, - сказал я Файтеру.
   - Я тоже его впервые таким вижу, - сообщил Файтер.
   - Как думаешь...
   - Не думаю. Ничего похоронного. Скоро придет в себя.
   - Да нет. Чего он мог наглотаться такого? Наширяться, нанюхаться, напиться, наесться, накуриться?
   - Я думаю, все обойдется, - сказал Файтер и задумчиво, крайне сосредоточенно закурил, прислонившись к подоконнику.
   У меня возникло ненавязчивое подозрение, что Файтер тоже, того, - одной ногой на Желтой Субмарине. Чем это они тут без меня занимались?
   "Не нравится мне это".
   "Да не волнуйся".
   Я на всякий случай выглянул в комнату и увидел вполне в-себе-Бабби, спокойно сидящего на диване. На коленях у него был какой-то журнал, и Бабби листал его туда-сюда, словно проверял какие-то записи в гроссбухе.
   Журнал оказался номером издания "Фантакрим Мега", 3-им, за 1991 год. Бабби что-то сверял в тексте "Охоты на Снарка" Льюиса Кэрола, переводе с английского. [16] И журнал, и публикация были мне знакомы. Точно такой же хранился в архивах у меня дома.
   - Так я уже сказал, что буду читировать. То есть, толковать текст.
   Видишь ли. Я тут понял кое-что.
   - Что?
   - Данный текст есть ни что иное, как предсказание развития отношений России и Белоруссии после 1994 года. Вот.
   - Данный текст, с учетом перевода и высокой смысловой плотности может означать все, что угодно, ибо контекст определит толкование. А оно будет безошибочным, как решение в уравнении с бесконечным числом решений. Кроме того, это не оригинал, а перевод, и социокультурная ситуация, давившая на переводчика, тоже сказывается. А перевод сделан, кажется, после 1990-го.
   А Бабби тем временем снова начал раскачиваться.
   И я снова сбежал на кухню.
   - Эй, Фай, а ты все еще уверен, что наш Бабби в порядке?
   - Да, в принципе, да.
   - "В принципе", - славно утешил. Тогда чего он?
   Файтер все так же флегматично пожал плечами.
   - Да так. Снаркомания.
   А Бабби, делая ударения на избранных словах, из-за стены тем временем декламировал из "Охоты". "Приступ шестой. Сон Барристера":
  

"В парике и при мантии, в туфли обут,

Сквозь монокль на присяжных взирая,

Снарк СВИНЬЮ защищает: рассматривал суд

Дезертирство свиньи из сарая.

Подтверждают свидетели: там ПУСТОТА

(В том сарае) - сомнения нету;

что-то мямлит судья, поясняя места

Из законов, свиньею задетых".

  
   Бабби читал кусками, явно уверенный, что выбор цитат, и что он там за ними разглядел, вполне мне и Файтеру понятен.
  

, судья говорит, Снарк ответствует:

"Стыд! Вы кругом абсолютно неправы..." [17]

  
   Из разгромленного Кухонного магнитофона Файтера, тем временем, с подвываниями и хрипами, доносился "Elephant Talk" King Crimson.
  

...Я считаю, друзья, обойтись здесь нельзя

Нам без МОНОРЕАЛЬНОГО права. [18]

  
   - Неправда - сказал я Бабби-Луму. - В переводе с оригинала было "манориального". Манориальное право.
   - В данном конкретном прочтении мною право МОНО-РЕАЛЬНОЕ. Единстенно правое.
   - И с каких это пор, лицо неопределенного исповедания, ты заделался монотеистом?
   Бабби ненадолго умолк, ввергнутый в недоумение. "Багровый Король" все напевал.
  

Elephant Talk

Talk, it's only talk

Arguments, agreements, advice, answers,

Articulate announcements

It's only talk

  
   "Или они здесь обдолбанные оба, или пьяные, или вместе". Я решил, что пора сваливать и зайти как-нибудь потом, когда угар развеется. Тогда можно будет выяснить, что же такого приключилось у них этой ночью. Если заторможенность Файтера еще можно было списать на недосыпание, то снаркотические чтения Бабби-Лума были явно чересчур. Впрочем, у него уже случались номера и на трезвую голову. Или на не очень еще пьяную.
  

Talk, it's only talk

Babble, burble, banter, bicker bicker bicker

Brouhaha, boulderdash, ballyhoo

It's only talk

Back talk

  
   Помнится, был случай на Новый год. Посреди вечеринки он вдруг объявил двух девчонок ведьмами, и закатил страшной силы истерику. Такую могут устроить только дети, испугавшись чего-то безнадежно незаметного взрослым. Потом он отходил всю оставшуюся праздничную ночь, а под утро, когда пришел в себя, внял доводам.
   "Ну что, теперь ты понимаешь, что никакие это не ведьмы?" - говорили ему.
   "Да. - соглашался Бабби. - Вижу. Но это было ужасно!!!"
  
   Когда я выходил, Бабби высунулся из комнаты и сказал:
   "Знаете. А ведь Достоевский не убил ни одной старушки!"
   Я закрыл за собой дверь.
   Сзади, по коридору, затухая, гудело:
  

Ущелье все уже, и солнце спешит

Спуститься все ниже и ниже;

Они (гнал их страх, не веленье души)

Друг с другом сходились все ближе! [19]

  
  

* * *

  
  
   "Мне бы горсть Веры, мне бы пригоршню надежды". Это из так и не записанной на аудио песни Файтера. Talk talk talk, it's only talk. Уже не помню зачем, и что я задумывал в начале, но потом первоначальный замысел, фундамент моей затеи, исчез под грузом накопленных сведений, а сам поиск стал чем-то самодостаточным. Коллекция из интернет вышла из-под контроля.
   Comments, cliches, commentary, controversy.
   Папка "Evil" [20] в моей директории "Слишком человеческое" все разрасталась и разрасталась в объеме. Она давно уже перевесила по числу занятых на жестком диске мегабайт не только все остальные директории в "Человеческом", но и вообще все накопленные электронные документы.
   Chatter, chit-chat, chit-chat, chit-chat.
   Здесь было всего полно. Текстов, картинок. От описаний пыток и казней до сводок о бытовой поножовщине в пределах Минской кольцевой. От порноканнибалических комиксов Дольчета до любительской фотографии из Ауштвица. "Агрессия. Так называемое зло" Конрада Лоренца, рецензии на "Сало" Позолини, "Молот ведьм" Шпренгера-Инститориса, сканы из "Семи" и гравюры Гоййи. Документальное и художественное. Но все же, больше, вырезки и фото из электронной прессы.
   Talk, talk, it's only talk.
   Особая папка была посвящена Белоруссии. Президентские выборы 2001 приближались. Потом, вот недавно совсем, состоялись.
   Debates, discussions.
   Директория пополнялась файлами ночь от ночи. Белорусские новости я выдирал с сайта минского филиала IREX. [21] Но сама по себе, в сравнении с размерами всей директории, "Белоруссия" занимала довольно мелкий объем. Такой я, видно, был космополит.
   These are words with a D this time. Худо-бедно систематизированная энциклопедия распухала из вечера в вечер, из полуночи в полуночь, пожирая все новые мегабайты дискового пространства. Порой я и в правду начинал чувствовать себя извращенцем. Dialogue, dualogue, diatribe.
   Как другие выуживают из сети старое доброе порно, я выкачивал это самое "слишком человеческое". Процесс был предельно прост. Запускаешь в поисковую машину словосочетания и выуживаешь результаты:
   "продажные менты" и "жестокие копы". "условия содержания заключенных", "приравненные мировыми правозащитными организациями к пыткам". "сексуальное рабство на оккупированных Японией территориях". "во время Второй мировой войны". "изнасилование". "женщин побежденной Германии солдатами красной армии". "нравы". "советской". "постсоветской". "зоны". "за ее пределами".
   "1973 год в Чили".
   "Культурная революция в Китае".
   "Северная Корея".
   Dissention, declamation.
  
  

* * *

  
  

ВНЕНЕБЕСНАЯ

Пара для Люца

  
   - Ну, у тебя и кошмары, - голос Сано продребезжал почти над самым ухом.
   - Что было?
   - Возбуждаешь кармические помехи. Я бы так объяснил, если доступно. Неизгладимое чувство вины и потребность в наказании. Думаю, я скоро решу твою проблему.
   - Решит мою проблему. О чем это он?
  
  

* * *

  

Double talk, double talk

  
  

* * *

  
  
   Убравшись от заторможенного Файтера и снаркующего Бабби, я уже выбрался на Ленина-Скорины проспект, и тут сообразил, что снова оставил папку Бабби-Лума в файтеровой конуре. Но возвращаться к ним-в-таком-состоянии мне не хотелось. "Или потом наберем и сверстаем, или от Бабби-Лума в "Стреме 2" останутся одни фотографии".
   И я поплелся сканировать то, что было, к Тому Парню, но потом передумал, и решил, что сильно доставать его, даже такого склонного к сотрудничеству, не стоит. А потом снова передумал, и все равно пошел к Линоушу. Даже если Тот работает на компьютере, и ему некогда возиться со сканированием, у него был еще, кажется, и копир. Я бы вполне мог, не отвлекая хозяина, воспользоваться аппаратом. Надо же было где-то размножить пригласительные билеты на презентацию.
   По дороге я вспоминал стеклянные глаза Бабби-Лума, усталое безразличие Файтера и снова - Бабби-Лума, но уже его выразительно чтение Кэрола. Меня тревожила даже не сама ситуация, а собственная реакция на нее. Слишком крепкий осадок остался от этого нелепого посещения. Стоило на нем сосредоточиться, и на поверхность всплывали всякие мрачные мысли, провоцировавшие внутренние диалоги.
  
  

* * *

  
  
   Диалоги стоило пресекать поскорее.
   Я вспомнил, - кажется, последнее время, дома. Да, я стал все чаще разговаривать сам с собой. Вслух.
   "Парень, тебе уже 28 лет, на что ты еще надеешься?"
   "Кто сказал, что я на что-то надеюсь?".
   На этом беседа с самим собой вслух обычно заканчивалась. Talk, talk, it's all talk. Но она могла продолжаться внутри, про себя.
   Верстая левые подработки на персональном компе, я продолжал заниматься тем, за что не платили. Ни назначенные издатели-совки, ни патриотические грантососы. Ни мелкие литературные плантаторы, сплавлявшие в Россию низкосортный букинистический ширпотреб, возвращавшийся назад, на местные же магазинные полки. Ряды литературного отстоя напрашивались на сравнение с батареями дерьмового, фальшивого белорусского вина-отравы в винном у заводской проходной.
   Кое-чего, я, конечно же, достиг в этой жизни. Too much talk. Small talk. У меня было какое-то, ненадежное, жилье и работа, чтобы прокормиться, высшее, по здешнему счету, образование. Зато не было моей страны, моего города и их истории; уверенности, достаточного потенциала воли, чтобы заняться чем-то другим.
   Talk that trash.
   Другим - это полезным и перспективным, чтобы свалить отсюда куда-то еще. Поближе к Первому миру.
   Но у меня не было надежды на лучшее где-то там еще. Я упорно отворачивался от этого, очевидного и отчетливого, и понемногу возводил собственную Башню из слоновой кости под девизом "I like my privacy!"
   Но башня не возводилась.
   Мне не хватало материала.
  
  

* * *

  
  
   Наш единственный позапрошлогодний "Стрем" с тиражом, смешно сказать, 100 экземпляров, разошелся по студенческим общежитиям и знакомым. Потом доходили слухи, как его зачитывают до дыр. То те, то другие просили подкинуть еще пару штук. Подкидывать было нечего. Спрашивали, когда следующий выпуск. Следующего выпуска не предвиделось. Нет, мы даже не планировали. Мы свалили.
   Все, нас больше нет. "Аутсайд" финишировал. Остались только я, да Файтер, да его жена Ю. Да иногда в Минск наведывался Бабби-Лум, наконец, осевший, получивший работу на заводе по производству вазелина.
   Понемногу из Могилева и Гомеля доносились неутешительные слухи. "Лаус Део" вот-вот норовили прекратить репетиции. Гомельский Монзано собирался убираться в Россию.
   Так что, возвращаясь к разговорам себя с собой, ни на что я не надеялся. Как те же Бабби-Лум и Файтер с Ю. Такое приключается вдруг.
   Вдруг Файтер снова кого-то встретил. Вдруг оказалось, что все, окончательно не свалившие с минского горизонта завсегдатаи файтеровых вечеринок три года что-то откладывали в стол. А потом я все пытался избавиться от навязчивого образа обложки. Потом выяснилось, что Файтер уже ищет способы, как бы нам нашлепать ну хоть тридцать штук нового "Стрема". Просто чтобы они были, хоть какие-то, хоть самые слабые следы иного существования посреди всего этого инобытия.
  

Expressions, editorials, expugnations, exclamations, enfadulations

  
   Надо было это сделать. Хоть никаких перспектив, кроме самого факта, вот вам еще один "Мейнстрем", дело сулить не могло. "Какой там успех, вернуть бы Лорду проценты", как выразился нетрезвый Бабби. [20] Просто-просто надо было уже что-то делать в зазоре между мутациями Совка и патриотическим отстоем.
  

It's all talk

  
  

* * *

  
  
   9 Заповедей Сатанизма:
  
   Сатана предоставляет терпимость вместо воздержания.
   Сатана предоставляет полноценное существование вместо духовных мечтаний.
   Сатана предоставляет истинную мудрость вместо лицемерного самообмана.
   Сатана предоставляет доброту к тем, кто это заслуживает, вместо любви, потраченной впустую на заискивания.
   Сатана предоставляет месть вместо подставления другой щеки.
   Сатана предоставляет ответственность ответственному вместо заботы о психических вампирах.
   Сатана представляет человека только как другое животное - иногда лучше, чаще хуже, чем те, что ходят на всех четырех - который, из-за его "Божественного духовного и интеллектуального развития" стал наиболее порочным животным из всех.
   Сатана представляет все так называемые грехи как поступки, ведущие к физическому, умственному, или эмоциональному вознаграждению.
   Сатана - лучший друг, которого Церковь когда-либо имела, как Он единственный, кто сохраняет этот бизнес все эти годы.
   Я не буду их комментировать подробно, поскольку на этом сайте есть статьи, в которых это уже сделано. Как видите, принципиальное отличие Сатанинских Заповедей от христианских в том, что, если христианская "свобода" основана на десяти жестких ограничениях, то Сатанинские заповеди лишь в явном виде указывают на свободы, которыми пользуется любой нормальный человек в своей жизни.
  
   REGE SATAN!!! HAIL LUCIFER!!! HAIL THE SELF!!!
  
   Warrax, September XXXII A.S.
  

* * *

  
  

Elephant talk, elephant talk, elephant talk

Frame by Frame

  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 6

  

СТРЕМНЫЙ ГОРОДОК САУЗ-МИНСК - 2

  
   Прежде чем позвонить в дверь Того Парня, я позвонил ему по телефону. Но никто не поднял трубку. Было за полдень, и если Тот куда-то вышел, предполагалось, что он, скорее всего, скоро и вернется на свое рабочее-жилое место. И я присел возле дома, подождать его возвращения.
   Прямо под скамейкой валялся промасленный обрывок газеты, вверх заметкой о президентской инаугурации. На ум сразу пришил слова знакомого, Старого Дока, о бедах текущей осени. Как сказал в нашу последнюю, кажется, неделю назад, встречу Двига-Док, этой осенью, 2001 года, на нас свалились две беды. Разрушение New York Market Center building и инаугурация президента.
   Обрывок российской газеты оповещал случайного читателя о том, что среди прочих равных, полицейских и армейских чинов, спецслужб и министерства чрезвычайных ситуаций, у Дворца Республики снова-здорово президента встречали курсанты военных академий и суворовского училища. Вяло скользнув по строкам, глаза зацепились за прилагательное "Суворовское".
   Военные училища имени российского полководце Александра Суворова возникли в Белоруссии в советский период Империи, как и на остальной имперской территории. Ирония же этого газетного обрывка, для учивших неофициальную историю, заключалась в том, что русский граф Суворов огнем и мечем подавлял военное сопротивление Империи, начавшееся после разделов Речи Посполитой в 1772, 73 и 95 годах. [23]
   Теперь не было ни Империи, ни Суворова. Российские ушли, оккупационный режим остался, хоть сами оккупанты давно умерли. Нет больше российской короны, не стало имперской администрации.
   Призрак российского военачальника 18 века по прежнему обитает где-то в закоулках военных училищ, возведенных уже в эпоху Новой Империи. [24]
   РЕЖИМ АВТООККУПАЦИИ ВКЛЮЧЕН.
   В голове вертелось что-то вроде "парад гауляйтеров на Октоубер-плятц". Хоть убей, размышлял я над газетой, но чем функционально отличались германский гауляйтер фон Кубе и советский Петр Машеров - этого мне уже не уяснить. В сущности, большинство средних белорусов о первом не вспоминает, а если бы вспомнило, то недобрым словом. Но они же любили второго! За Кубе числились карательные акции. Машерову ничего такого делать уже не требовалось. Партия руками НКВД выкосила всех, кого надо, еще накануне Второй мировой.
   Непонятно, - ну и непонятно. Какое мне, теперь, в сущности, до этого дело. Я теперь сам по себе, Чума на дома ваши оба. Если игнорировать людей и сосредоточиться на деревьях, то как-то легче. Я так и сделал.
   - Что, меня ждешь? - раздался над левым ухом голос Линоуша.
  
  

* * *

  
  
   "Вы даже можете быть Сатанистом и не принадлежать к Церкви Сатаны официально, поскольку первое - это религия или философия, а второе - организация, что является эквивалентом только для оболваненных христиан".
  
   REGE SATAN!!! HAIL LUCIFER!!! HAIL THE SELF!!!
  
   Warrax, September XXXII A.S.
  
  

* * *

  
  

ВНЕНЕБЕСНАЯ

Пара для Люца

  
   "А ты видел? Я видел Грешника. Мы волокли его на каталке, а он разваливался на глазах. Наши структуры не могли удержать его, кармазащита испарялась по ходу дела, его зацепило каким-то светлым воспоминанием детства. Ладди застал его в приемной с двумя из Мрачного сопровождения. Те убрались, Ладди тут же вызвал носилки, ну и мы катили этого обломка. Он-образ таял на глазах, я уже сказал, и от него оставалось только что-то гнилое и грязное, и этот безмолвный вопль, и чувство ужаса и отчаяния. Здесь, в Клинике, я только однажды увидел что-то похожее. Когда заглянул в зрачки Кисботу. Обычно он так не смотрит, но тогда мы обсуждали проблемы посмертного воздаяния. А ты сам знаешь, какие о нем слухи ходят".
  
  

* * *

  
  
   О Лорде Кисботе (насколько титул лорда был шуточным, а насколько нет - никто толком не знал, может, за исключением Мираэля) действительно, ходили слухи. Ладди и Сано говорили, что он на самом деле видел Ад. Единственный из блицтрегеров-ушибленных, составлявших и персонал, и основной контингент пациентов Загробной клиники. Люца тянуло к Кисботу, но и дистанция давала себя знать. Он чувствовал неравноценность, несоразмерность сущностей. И не слишком-то думал о молчаливом мрачном пациенте 666-й-А-дробь-101.
   "Так вы с ним беседуете. Не думал, что Кисбот что-то с кем-то может обсуждать".
   "Он говорит. Вот представь себе. И даже улыбаться может".
   "И смеяться тоже?"
   "Вот смех его слушать я бы не рекомендовал. Впрочем, надо очень-очень постараться, чтоб так его рассмешить".
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 7

ОБИТЕЛЬ ТЕЛ

  
  

* * *

  

ОБИТЕЛЬ ТЕЛ-1

  
   Допустим, я вполне разделял его точку зрения. И даже видел примерно то же, что и он. И называл так же примерно. Но его разговор меня удручал. Возможно, будь он здешнего, белорусского разлива, знай я это наверняка, что здешнего, - его комментарии последних минских новостей меня бы не доставали так глубоко. Но Тот Парень Линоуш был слишком анонимен. И когда он так говорил, я воспринимал его как лицо заезжее.
  
   "Есть республики банановые, а есть, как оказалось, картофельные. Бананы в этих широтах не произрастают, хотя и продаются на каждом углу. С учетом событий последних шести-семи лет - намек более чем прозрачный".
   "Ну так и нечего намекать, раз такая прозрачность", - проворчал я, пялясь в портативный телевизор-подделку, что обосновался на кухонном столе с моего последнего визита.
   "Да, парни. Далеко вашему антиглобализму до 11 сентября".
   Показывали какой-то репортаж задним числом. - президентскую инаугурацию. Я бы с удовольствием выключил, но Линоуша картинка явно занимала. А хозяин был он.
  
   - Кажется, в Белоруссии завелся картофельный каудильо? - Мистер Линоуш улыбнулся без явных признаков веселья и извлек зубочистку.
   - То есть?
   - "20 числа [25] войска присягали президенту". А ты в курсе, что они уже присягали белорусскому народу? Ну, допустим, народа у вас нет, есть популяция. Вместо "people" - "population". [26] Но это же не меняет сути дела".
   Линоуш извлек вторую зубочистку.
   - Нет у вас такой церемонии. Ни в одном законе к осени 2001 года не было текста присяги лично президенту. А ведь присягнули же. Ну, как тебе небытие воочию? Я бы рекомендовал и дальше носить фуражку с высокой тульей, как на маневрах. [27] Она ему очень идет, и, главное, все сразу понятно.
   - А ты сам-то откуда будешь? - спросил я.
   Прежде чем отозваться, Тот Парень Линоуш с пару секунд сверлил воздух глазами, словно сверяя свой ответ с невидимой надписью.
   - Теперь уже ниоткуда.
   От голоса Линоуша пахнуло улицей в ноябре.
   А сам он вдруг внезапно куда-то засобирался.
   - Погоди немого, а? Мне надо тут сбегать ненадолго. Время есть?
   - Я сегодня никуда особо не спешу.
   - Я скоро.
   И Тот Парень, вот так, резко и в миг, исчез за дверями, оставив меня наедине с грудой драгоценной техники.
   Не теряя ни секунды, я, первым делом, выключил телевизионную мыльницу. На пропахшую специями кухню снизошла тишина. Только едва различимое гудение холодильника да пара детских голосов изредка, со двора через форточку.
   Интересно, а он-то помнит мое имя? - думал я. - Или, уточним, - а я сам-то ему, вообще, успел представиться? Тогда, когда в первый день заявился: привет, я по звонку, от такого-то с тем-то?..
   Или я для него тоже - Тот Парень?
   Или Тот Еще.
  
  

* * *

ВНЕНЕБЕСНАЯ

Пара для Люца

  
   "Он хочет тебя".
   "Кто? Кисбот?!"
   "Да. По-моему, я ясно выразился".
   "В каком смысле?"
   "Именно в том самом".
   "В смысле, кто кого должен поиметь?"
   Кванту сощурился. Его, как видно, задело.
   "Подумай-ка, Лю-Мо, чего хочешь ты? Ты знаешь, любовь тут всем нужна, а не тебе одному. Многим тоскливо. И "на земле" было тоскливо, и тут тоже не весело. Хотя уже и достаточно безопасно".
   "Не знаю, какие формы может принять его любовь. К тому же, не скрою, Киз мне симпатичен, но как долго..."
   "На Земле" ты об этом не думал, - тут же возразил Кванту, - ты просто шел на знакомство, если партнер тебе нравился, и смотрел, что дальше будет. Но ты не блокировал развитие событий".
   "И все же... - Люц колебался. Предчувствие, что скоро могут сбыться какие-то смутные ни-то опасения, ни-то желания, - могут сбыться! - тревожило и возбуждало. - Что это значит, быть с Кисбом?"
   "Это и есть мое решение твоих проблем".
   "Каких моих проблем?"
   "Мы уже говорили. Пойдем. Кисби не то, чтобы ждет, но мы не будем нежданными. Вернее, ты".
   "Кисби. Ну-ну. Так вы знакомы теснее, чем я мог подумать".
  
  

* * *

  
  

ОБИТЕЛЬ ТЕЛ-2

  
   Мистер Линоуш вышел, да так все и не возвращался. От нечего делать я стал сначала варить себе его кофе. Потом слоняться по кухне без дела под бубнящее радио, настроенное на какую-то польскую волну. Потом, все от того же нечего делать, начал рыться в бумагах, пачкой наваленных на холодильнике. Какие-то черновики грантов, диаграммы, таблицы, обрывки макетов каких-то дебильных, типа националистических, квазианархических самоделок. Бумажная отрыжка антиглобалистской мути в антиглобалистской стране с антиглобалистским режимом. Уже даже не смешно, уже даже не грустно.
   Но вот ближе к низу в этой куче пошли какие-то блеклые, выполненные на принтере со сдыхающим картриджем распечатки, явно с намеком на художественный текст. Среди них, по листкам, набрался целый рассказ. Почему-то с самого начала у меня возникла уверенность, что текст принадлежит хромому верстальщику или кто он там.
   Я сел на ворох бумаг на полу, подперев спиной холодильник, так было прохладнее, и стал читать.
  
  

* * *

  
  

"ОБИТЕЛЬ ТЕЛ"

  
   "Он вынырнул из подземки в районе "Купаловской" [28], там, напротив театра, прямо мне в лицо, красивый, как статуя, и меня едва не прошиб ледяной пот. Пока он совершал свой первый шаг из подземки наружу, я переживал Миг чистейшего животного ужаса, налетевшего внезапно и мистически-необъяснимого. Едва он сделал второй шаг от ступеней, вспышка молниеносной паники погасла. На третьем шаге мы поравнялись, почти вплотную, и руки уже состыковывались в отстраненном рукопожатии.
   С того первого жуткого взгляда было ясно, что это Он, а это - Я, и даже не будь у нас фотофайлов, притачанных к письмам, думаю, взаимное опознание было бы тем же самым. Пожимая его, нейтральной температуры и хватки, руку я уже был уверен, что можно расходиться восвояси, и ловить нам тут взаимно нечего. Не скажу, почему; но это как бы само собой подразумевалось.
   Короткая стильная стрижка, стильная одежда и стильное лицо, стильный стиль и что-то еще, не передать словами. Он был, точно, красив, но главное, что заставило меня ощутить свою недостаточность, это его неявно убойная манера держаться.
   Неуловимо-неумолимое превосходство надо всем и вся, но, в частности, над тобой, но сам в этом вовсе не виноват, просто это ты сам такой, не дотягиваешь, "ты же знаешь, парень, чтобы здесь прилично жить, надо не менее трехсот зеленых американских в месяц", а ты так и запечатлел в себе свое нищее прошлое. И даже теперь никуда от этого, долгая очень память, слишком долгая. И так далее, так далее, так, как это было.
   Так это где-то отмечалось на краю сознания под отпустивший шок, и я чуял, что знакомство не выгорит. И сразу так и сказал.
   "Знаешь, почему-то мне кажется, что ничего у нас не получится. Попрощаемся?"
   Вместо согласия он спросил почему и предложил пройтись прогуляться. Парень не любил Мак-Дональдс как и я, хотя я лично не любил исключительно из-за своего прошлого, - из-за того финансового ценза.
  
   Мы пошли по улице в разряженной минской атмосфере, в атмосфере пронзительной минской осени, где свет прозрачен, и воздух прозрачен, и пыль в зазоре между тротуаром и выметенным шинами авто асфальтом проезжей части как будто исподволь светиться сама собой.
  
   Я говорил. Я исторгал слова, предложения и абзацы всего о себе понемногу, чувствуя себя полным, безнадежно конченным придурком, воплощенной несостоятельностью и суетливостью, краем ума допуская, однако, что это может мне все и примерещиться, краем пеняя на заниженную самооценку. Я говорил, заполняя угрожающе нависающие паузы, нутром и кожей ощущая, - стоит заткнуться, и между нами обвалиться гробовая кладбищенская тишина, где даже ветра не слышно.
   Он изредка вставлял пару реплик про местную скуку. Скучающим голосом в характерной, но какой-то очень ненавязчивой манере сами знаете кого, - но как-то очень легко, без пережима, мягко, интонацией выдавая едва, но свою совсем недвусмысленную ориентацию.
  
   ПАРНЮ НЕЧЕГО БЫЛО СКАЗАТЬ. Я УПОРНО ИГНОРИРОВАЛ ЭТОТ ОЧЕВИДНЫЙ ФАКТ.
  
   Он был самое то, он был моложе года на три-четыре, он был для меня слишком, но он предложил продолжить знакомство, и ужас столкнувшихся взглядов уже позабылся, и надежда на что-то уже тлела и подогревалась. Он был явно не в моей категории - прагматика плюс эстетика, плюс новейший дизайн.
  
   Вроде, понемногу, я его разговорил.
   "Ну и тоска у вас. Я приехал из России, думал, - столица. В Казани и то веселее".
   Ну и произношение.
   - И клубы?
   "А тут есть?"
   - "Вавилон" вроде есть.
   "Там и то больше".
   - Что поделать, болото; социализм. Важна не прибыль, а воспроизводство. Какие тебе клубы без прибыли.
   "Нормальный город, чего ты. Спокойно"
   - От того и спокойно, что скучно.
   Еще сколько-то метров до очередного, теперь уже, я чуял, финального тупика.
   - Скажи, вот ты ответил на мой ответ на твое объявление. Почему?
   "У меня уже есть партнер. Я ему твой ответ показывал. Это он посоветовал сходить на встречу".
   - Так а зачем тогда объявление?
   "Я здесь недавно, никого не знаю".
   - Погоди. Твой парень не против, чтобы ты был еще с кем-то?!
   Вникнуть дальше не удалось. Теперь уже Он сказал мне, что никакого стратегического партнерства у нас не получиться.
   - И когда ты это понял?
   "Когда ты поговорил со мной".
   - Ясно. Я, вообще-то, еще с первого мгновения. Заметил, как только тебя увидел. Знаешь, а я ведь тогда жутко перепугался, когда ты только вышел из метро!
   "Правда? Я что, такой страшный?"
   - Нет, ты очень даже красивый.
   Но вот что-то в твоих глазах... не знаю...что-то...
   Во мне вызревала догадка, и я, наконец, рискнул ее проверить. Это был тестовый вопрос. Ответ и степень уверенности - и ты уже точно знаешь, стоит ли продолжать. Хотя здесь и так все было ясно, и я, тупо вышло, только затянул процесс. Ну надо же было как-то оправдать время, потраченное на путь, на переписку, на надежды и приготовления. И я спросил.
   Напоследок, затягивая расставание, я спросил то, что надо было бы спросить в самом начале. Хотя, наверное, если бы более себе доверять, то и вопрос был ненужен. Тот самый страх был достаточным намеком.
   Я спросил, предчувствуя, предугадывая, наперед ожидая непреложный ответ. Я спросил о том, что и так прочитал в его невообразимом взгляде в то, первое, шоковое мгновение, когда наши глаза едва соприкоснулись, там, на его выходе из подземки.
   "Погоди. Вопрос напоследок, - сказал я. - Ты - Верующий?"
   "Нет".
   "То есть, уточню, ты - атеист не все сто?"
   "Да".
   "Бога нет, души нет? Я правильно тебя понял?"
   "Да, правильно".
   Мы расходились не оборачиваясь, спина напротив удаляющейся спины. Все становилось на свои места.
  
   Старое, старое воспоминание. Я понял, вспомнил, вытащил из-под многолетнего хлама воспоминаний то, одно из мертвых. Один из первых страхов моей жизни. То, на что это было тогда похоже, - тот внезапный, необъяснимый, испытанный с его появлением страх.
   Вот оно, то старое воспоминание.
   Манекены.
  
   Мне три года. Мать ведет меня за руку мимо витрины. Женские и мужские куклы-вешалки стоят в витрине. Рядом, снаружи, толпятся живые люди. Но я не знаю, что там, за стеклом - манекены, чучела людей. Я не знаю, что там - не люди. Я просто что-то остро переживаю от того, что там их вижу. Это, члоевеконелюдское, в витрине. Они одинаковые, они очень похожие. Они такие же самые. Но в них нечто необъяснимое, неправильное, необъяснимо ужасное. И мой плач-вопль наполняет летнюю улицу, отражается от стекла витрины, а по ту сторону, по-прежнему, непреложное и самодостаточное, ужасное, незыблемое, неподвижное. Я не могу еще четко отличить это от живых людей, столпившихся у витрины. И этому нет названия. И у меня нет слов. Тогда у меня было очень мало слов. А теперь, даже объясняя себе самому тот позабытый ужас, я не могу точно сказать, что же тогда произошло. Хотя слов, казалось бы, теперь у меня - навалом. Такой незначащий, позабытый эпизод из далекого детства...
  
   Я говорил с телом без души. Вот что я только что пережил. Ничего особенного, и, в принципе, процедура совершенно будничная. Это не было манекеном из-за той витрины, той, затерянной в семидесятых минских улиц. Это, то, - что только что говорило. Двигалось, описывая в пространстве сложнейшие, малопредсказуемые траектории. И даже имело какие-то желания. И даже демонстрировало все признаки интеллектуальной деятельности. С физиологической точки зрения это жило. В общем, если сравнить, это было гораздо страшнее тех бездвижных вешалок за стеклом.
   Это было смертное говорящее тело. Сверхсложная мясная кукла, подвижная органическая статуя. Образ без Подобия. Нечто, обитающее по ту сторону добра и зла, как позабытые манекены по ту сторону стеклянной границы из моего раннего детства.
  
   ...Редкий поток человеческих тел наполнял пространство тротуара. Я бодро двигался в этом подозрительном потоке из спин и лиц. Почему-то мне было весело. Хотя повода для веселья как бы и не выпадало, - очередной облом, никакие перспективы, внутренняя эмиграция и просроченные права человека на всей территории Белой Родины.
   Я родился здесь. Я все время здесь. Мне некуда деться отсюда, я слишком здешний. Я порождение этой безбожной территории, и я плоть от ее плоти, но...
   Что-то говорило мне в моей голове. Как бы заезженная пластинка ожила под иглой древнего проигрывателя; что-то твердило мне "Ты здесь чужой".
   Ты здесь чужой. Ты здесь чужой.
   Ты здесь чужой.
   Чужой Здесь.
   И это - хорошо".
  
  

* * *

  
  
   Я не литературный критик и не мэтр местного разлива. Так что рассказ мне понравился, и, в основном, из-за общности переживаний. Автор достаточно точно описал состояния, порой посещавшие и меня на родных улицах и во дворах.
   Но что-то автор сам все не шел. Уже более получаса прошло, минут сорок, а Мистер Линоуш все не возвращался.
   От скуки я попытался глянуть пару книг, извлеченных из стены-полки. Вполне обыкновенные издания обыкновенного Стивена Кинга. Читать его у меня не было ни малейшего интереса, и я запихивал все эти кирпичи из сшитых листов бумаги и цветных обложек назад в стеллажи.
   Вдобавок разыгрался дикий голод. Не мешало бы чего-нибудь съесть, хотя бы, скажем, ломоть хлеба. А так как хлебницы на кухне не наблюдалось, то я отправился искать в холодильнике.
   В просторном холодильнике было достаточно таки пусто. От этого он казался еще просторнее. Банка йогурта, с остатками содержимого на дне, да подтаявшее мороженное на блюдце. Странно, если только он не любит есть подтаявшее мороженное. Куда логичнее было бы запихнуть его в морозилку.
   И я открыл морозилку.
  
  

* * *

  
  
   Нет. Я не испугался.
   Я просто долго не мог понять.
   В глубине, у стенки морозильной камеры, из-за запакованных в полиэтилен, промороженных кровавых кусков мяса и жира, словно в приветствии, выглядывала закоченевшая кисть.
   Закоченевшая кисть человеческой руки с неестественно бледными, покрытыми налетом инея пальцами.
   Самая обыкновенная кисть человеческой руки.
   Долго разглядывать не пришлось. Моя собственная рука, сама собой, захлопнула дверцу морозильной камеры, и, сразу за ней, холодильника.
   Так, надо поглубже вдохнуть, - решил я.
   Как раз, - на пороге раздались характерные звуки: шаг и глухой удар трости.
   Это возвратился хромой Мистер Линоуш.
  
  

* * *

  
  
   - Ничего рассказ. На мой вкус. Правда, я не литературный критик, а так, случайный читатель.
   - Написал как-то. Бессонница мучила.
   О причинах бессонницы я предпочел не спрашивать. Впрочем, не стоило переоценивать впечатлительность типа, спокойно поедающего жаренную человечину под красное вино.
   - Я больше не пишу, - Сказал Мистер Литноуш. - Давно уже. Эта вещь - года два назад сделана, что ли. Я никогда толком и не знал, как писать книги.
   - А ты пиши мемуары.
   - Рановато еще. Хотя...
   - Так, погоди. Ты сам тоже из Минска?
   - Ну... по рождению - да.
  
  

* * *

  
  
   Вы залезаете в холодильник и обнаруживаете там отсеченную человеческую конечность.
   И еще целую груду человеческого мяса. По крайней мере, тип разделанной туши, если сложить фрагменты, явно тянет на человеческий корпус. Кажется, мужской.
   Уж не то ли это бездушное тело из рассказа, что так подействовало на автора?
   Разумеется, в интернет этой ночью я не полез.
   Я вытащил заначенную бутылку водки, припасенную на случай удачного финала с нашим журнальным самопалом. Пришлось открыть и томатный сок.
   И вот я пил водку с томатным соком, и, понемногу успокаиваясь, соображал.
   Стучать иль не стучать, -- вот в чем вопрос?
   "Стучите и откроется - говорил начальник лагеря стукачам".
   Но я не верю начальнику лагеря. Надо будет проконсультироваться с Файтером насчет моих шансов, обратись я с заявкой на людоеда в центре Минска. Так я решил и отрубился.
  
   Мне снилось, как метастазы Колымского ада расползаются по карте и разъедают ее. Сначала это была географическая карта, затем - медицинская, потом она превратилась в план какого-т здания, и, наконец, - в план разделки свиной туши.
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 8

  

МОЛЧАНИЕ В СЕТИ

(ОБ ИЗМЕРЕНИЯХ БЕЗДНЫ)

  
  

* * *

  
   ...я знаю, вы здесь. Нет, это не вирус. Почта не работает. Пришлось создать этот "плавающий сайт".
  

* * *

  

СЕРГЕЙ САЦУК Белорусская деловая газета /N1017 от 17.08.2001/ Первомайский отдел "гестапо"

   ...В самом центре Минска сотрудники милиции применяли зверские пытки к подозреваемым, показывая "чудеса" раскрываемости преступлений.
  

* * *

  
   ... Заглатывет человека в свои нечеловекомерные пространства и там размалывает. Москва неэргономична. Так я тогда думал.
  

* * *

  
   ...Согласно Конвенции ООН сегодня в мире различают как минимум 15 типов пыток, основанных на физиологии человека: изнасилование, пытки лишениями (сна, воздуха, пространства, воды, возможностей отправлять естественные надобности и т.п.), принудительные позы, применение электрических разрядов, избиение, принудительные инъекции, подвешивание (а также бросание, растягивание...
  

* * *

   ...Минск просто рассасывает тебя, как таблетку. Растворяет в своей призрачной, водянистой синеве небес. Днем он зачастую какой-то условный, пародийный что ли. Город-дневной призрак, маскирующий свою призрачность, ирреальность под покровом дневного света.
  

* * *

  
   ...злонамеренное использование медикаментов или нетерапевтических веществ, ожоги, погружение в воду, воздействие на нервы устрашающими звуками или светом, психологическая пытка...
  

* * *

  
   Сейчас здесь по ночам на центральных улицах подсветка домов. С наступлением сумерек Минск обретает некую телесность, осязаемость. Башня со шпилем на Коммунистической, дома возле парка Купалы...
  

* * *

  
   ... В цивилизованном мире пытками называют даже оскорбления и вообще грубое обращение.

* * *

  
   Материальность. Благодаря холодному, цветному электрическому освещению эти дневные призраки-дома приобретают материальность, плотность культурных объектов.
   Но это материальность театральной декорации.
  

* * *

  
   ...По данным столичной прокуратуры, особой фантазией сотрудники Первомайского РУВД не отличались, но, несмотря на это, их зверства приводили в шок всех, кто с ними так или иначе сталкивался. Обо всем этом наверняка было известно руководству РУВД...
  
   ...согласно показаниям некоторых свидетелей иногда жуткие крики находящихся под пытками людей разносились по всему отделу, от чего у обычных посетителей буквально кровь в жилах стыла.
  
   ...начальству нужны были результаты раскрываемости...
  
   ... похоже, просто закрывало глаза.
  
   ... с каким трудом сотрудникам прокуратуры удалось пробить круговую поруку...
  
   ... говорить не стоит.

* * *

  
   ARCHE
   Народны нумар
  
   Сяргей Дубавец
   Ня трэба двух, каб пачаць
   ----------------------------------------
  
   Сучасны беларускi нацыяналiзм -- гэта праява арыстакратызму духу i антыпод пралетарскай плебэiзацыi.
   Чалавек не радавiты, не багаты i не адукаваны, якi, тым ня менш, умее цанiць такiя кашто?насьцi, як род, багацьце i адукацыя, ужо тым самым далучаецца да iх i атрымлiвае магутны жыцьцёвы стымул. Ня так важна, што кажа пра цябе нато?п, што кажуць "усе", што кажа ?лада. [29]
  
  

* * *

  
   ...Скажем только, что в начале расследования в деле фигурировало более 50-ти преступных эпизодов, совершенных сотрудниками Первомайского РУВД. Но поскольку подозреваемые в течение практически всего следствия находились на свободе, очень скоро многие из потерпевших просто отказались продолжать борьбу.

* * *

   0x08 graphic
   Внимание!
   Эта страница входит в состав набора фреймов сайта Russian Pages of Jethro Tull.
   Без фреймов навигация по сайту невозможна. Рекомендуется восстановить фреймы.
  

* * *

   ...Впрочем, и оставшихся эпизодов достаточно, чтобы получить представление обо всех творимых милиционерами зверствах... Так, как вина наших "героев" судом еще не установлена, все фамилии изменены.
  

* * *

  
   МЕНЕСТРЕЛИ РОК-Н-РОЛЛА.
   ИСТОРИЯ ГРУППЫ ДЖЕТРО ТАЛЛ.
   По материалам одноимённой книги и с любезного
   разрешения Џ Александра Владимировича Галина.
  

* * *

  
   Ты -- беларус, значыць, адносна нато?пу, "усiх" i ?лады -- жывеш у большай згодзе зь мiну?шчынай, поступам i густам.
   Арыстакратыя пакiнула Беларусь. А менавiта яна ? колiшнiя часы будавала краiну -- падымала гарады, адкрывала ?нiвэрсытэты, назапашвала скарб краю, адбiвала вонкавыя агрэсii i ?таймо?вала нiзкiя iнстынкты люду паспалiтага. Зьехалi-прапалi Радзiвiлы, Сапегi, Панято?скiя -- носьбiты арыстакратычнага гарту i высакародзтва. [30]
  

* * *

  
   Я знаю, Вы меня читаете. Так вот, по поводу нашего разговора. Кажется, Блаженному Августину приписывают следующую фразу. За точность не ручаюсь, но...
   "И если под Бездной понимают великую глубину, то не есть ли сердце человеческое Бездна?"
  

* * *

  
   Аднак нiкуды ня дзе?ся арыстакратызм духу -- блiзкi кожнай беларускай душы. Гэтае самапачуцьцё i зьвязаную зь iм жыцьцёвую практыку мы называем сучасным беларускiм нацыяналiзмам. [31]

* * *

   ... В результате этих действий подозреваемому были причинены многочисленные телесные повреждения, а его лицо превратилось в один большой синяк, не говоря уже о кровоизлияниях в белочных оболочках глаз.

* * *

   ...Догляд, назапашваньне, стварэньне скарба? матэрыяльных i духо?ных -- вось што супрацьпаста?ляе нацыяналiзм папулiсцкiм лёзунгам калектывiзму, ро?насьцi ? жабрацтве i адзiнству-"единообразию". [32]
  

* * *

   ...Но и этого милиционерам показалось мало, и они стали угрожать задержанному изнасилованием. Естественно, тот не выдержал, и арсенал оперов пополнился еще одним раскрытым преступлением.

* * *

   Нацыяналiзм -- зусiм прыватны ? зародку, ягоная свабода -- iндывiдуальная. Але якраз на ягоных прынцыпах будуецца нацыя, яе самапавага i яе прэстыж у сьвеце. [33]

* * *

   ... С целью склонить человека к самооговору опера нанесли ему не менее 20-ти ударов тупыми твердыми предметами по голове, туловищу, верхним и нижним конечностям.

* * *

   Дальше началась обычная рутина - "И создал Бог нашу Землю за семь дней..." Акваланги, по евангелию от Андерсона, - это никчемные создания, ведущие бездуховную жизнь, своего рода Полые Люди (как у Томаса Стерни Элиота). Настоящих же людей на нашей земле очень мало, но и Акваланг может стать одним из них, если "прозреет" или испытает сильное душевное потрясение.

* * *

   ... Уложив гражданина Ж. животом на ребро стула, он стал подтягивать его скованные наручниками руки и ноги вверх, отчего тот испытывал страшные мучения.

* * *

   ...Нескладана адчуць сябе арыстакратам духу. Дастаткова адчуць сябе беларусам. [34]

* * *

   В одноименной песне альбома Акваланг - это старый бродяга, неопрятный и вечно чихающий туберкулезник.

* * *

   ...Но этого им показалось недостаточно, и они, заведя ноги задержанного сзади за наручники, подвесили его в такой позе между двумя столами на предмете, напоминающем лом или черенок лопаты. В результате всех этих действий потерпевшему были причинены множественные увечья, и он вынужден был оговорить себя в совершении квартирной кражи и разбойного нападения.

* * *

   Складана зрабiць такi арыстакратызм праектам цi зьместам уласнага жыцьця. Важна не памылiцца -- не азiрацца па баках, не iмкнуцца да гурту, не дзялiць адказнасьцi. [35]

* * *

   Некоторые из жертв, наиболее пострадавшие во время пыток, настолько запуганы, что до сих пор боятся выступить против своих мучителей, не веря в торжество правосудия. И для этого есть все основания. Как рассказал корреспонденту "БДГ" один из свидетелей, на прокуратуру в ходе следствия оказывалось мощнейшее давление. Даже сейчас, когда дело доведено до суда, милиционеры не сомневаются, что выйдут сухими из воды. Ведь за ними - все МВД.

* * *

   Як пiса? Караткевiч, "ня трэба двух, каб пачаць". [36]

* * *

Конец

* * *

Все ваши вопросы и рекомендации по работе с архивом просьба направлять по адресу webmaster@irex.minsk.by.

* * *

  
   ...P.S.
   Так вот, по поводу Бездны. Хотя все мы блуждаем по ее краю, ужас этого соседства не тот, что обычно ассоциируют с именем Бездна. Помните, "Зверь из бездны".
   Что Вы чувствуете, проникнувшись впечатлением от этого имени? "Дыхание мрака", дрожь души под пронизывающими ледяными ветрами из безмерной глубины? От этого имени, как будто, веет ужасом Тайны?
   Я заглядывал в Бездну. И вот что я хочу Вам сказать.
   У Бездны всего лишь ДВА измерения.
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 9

СТРЕМНЫЙ ГОРОДОК САУЗ-МИСНК - 3

   Файтер через сутки сторожил небольшой склад со всяким барахлом. Как раз была его дневная смена. К нему я и пошел. Вроде бы как в гости, прихватив полуторалитровую бутылку пива и чипсы. Никто из знакомых, даже вовлеченных в журнальную авантюру, его не навестил, так что мы могли спокойно посидеть вдвоем у пульта с сигнализацией и поговорить на разные, отвлеченные и не очень, темы. Между делом я перевел разговор на исчезновения людей.
   - Как думаешь, если бы вот, скажем, ты, или я, или Бабби вот, например, исчезли, - пропали без вести. Как думаешь, будут искать?
   - Ну, если бы мы были крупными политическими фигурами, то, конечно же, при нынешнем раскладе - нет. Ну, официально нас не искали бы.
   - А если как теперь?
   - Все зависит от того, кто ты такой. Кто твой папа, кто ты сам, связи, знакомства, положение. Записать бы исчезнувшего в поиск и записали бы. А вот насчет самих поисков... Не знаю.
   - Ну ладно, - я решил подъехать с другой стороны. - Допустим, мы с тобой кого-нибудь убили.
   - Тогда, опять же - кого убили. Если бы какого-нибудь бродягу, нищего - одно. Какого-нибудь крутого бандита или чиновника - тогда другое. Тогда бы искали будь здоров.
   - А кого попроще?
   - Не знаю. Ты слышал официальную статистику? Сколько убийств, сколько раскрывают?
   - Нет.
   - Ну тогда скажи сразу, не зная статистики, - ты бы поверил в официальные данные?
   - Вообще-то, если бы спросил про экономические показатели там, - я бы сразу сказал "нет". А на эту тему не думал.
   - Ну так подумай сейчас.
   Я подумал и решил:
   - Скорее нет.
   - Ну и правильно. Есть у меня один знакомый. Он к информации доступ имеет. Не будем уточнять, кто такой. Так вот, по его рассказам количество убийств в одном только Минске превышает официальную статистику будь здоров.
   - Если хочешь кого-нибудь отыскать, можно еще обратиться в конкурирующую фирму. Но без подвязок в криминальном мире... так что надеяться таким как мы с тобой не на кого.
   Про убийства с исчезновениями не знаю, а вот пример с ограблением могу привести.
   И Файтер стал мне рассказывать про одного очередного знакомого, совсем не друга и не приятеля, а просто - знал вот человека. Как того ограбили и он точно знал, кто.
   - Все рассказал в участке. Как того звали, из какой зоны недавно вышел, приметы, что украл. Обратился в тот же день.
   - Ну и?
   - До сих пор "ищут". Я его спрашивал: а ты сколько пробашлял за поиски? Он так удивился.
   - Что, без взятки никаких шансов?
   - Ну почему никаких. Все зависит от того, нарвешься ты на честного мента или нет. Вон, помнишь того парня, - мы с Ю на новый год на улицу ему кусок торта с кофе специально выносили? Ну, он дежурил тогда. Вот если бы ты к нему скажем, попал - проблем бы не было. На его уровне, по крайней мере. Но ведь он же простой патрульный. Вернее - Файтер вздохнул, - был простой патрульный".
   - Что с ним случилось?
   - Да ничего. Уволился.
  
  

* * *

  
  
   Никакого выхода Файтер мне не подсказал, хотя выходов из моей ситуации было всего два: заложить Того Парня или не заложить, и, тайком от него, но разделить тайну холодильника. Мало того, напоследок Файтер поведал мне грустную историю про Яблочного торговца.
   В микрорайоне на окраине Минска, где теперь обитала мать Файтера, возле универсального магазина, находился небольшой базарчик. На низком каменном ограждении по утрам располагались владельцы приусадебных участков, торговавшие овощами и фруктами, выращенными в своих маленьких садах и огородах. Среди них бывало, появлялся пожилой жилистый дядька, с морщинистым загорелым лицом, выгоревшими пшеничными усами, - этакий лубочный крестьянин-белорус. Только шляпы соломенной не хватало для полного колорита. Этот мужичок-белорус торговал отборными яблоками, в основном - белым наливом. Приходил с парой ведер и продавал все до обеда. Отборный белый налив.
   Какое-то время мелких торговцев-работников пытались теснить перекупщики, но обычно все они торговали у магазина вперемешку. А потом вольные торговцы пропали. Исчез и Яблочный Дядька. Остались только перекупщики и магазин. У них было и хуже и дороже.
   Как-то, после этого исчезновения, Файтер по делам поехал в другой окраинный район, уже совсем у Минской кольцевой, и там, на небольшом рынке, встретил того самого Яблочного Торговца. У него, покупая по дешевке ведро белого налива, Файтер и узнал, как вольных торговцев прогнали с крошечного рынка.
   "Сначала менты подъезжали на машине и всех разгоняли. Но частники потом снова возвращались. Так что никакого особого урона от этих рейдов не было. А однажды - мне еще мать рассказывала - какой-то ни-то азербайджанец, ни-то еще какой-то с юга, ходил с патрулем чуть ли не в обнимку, - он, похоже, и нанимал перекупщиков и местечко это себе присмотрел. И скоро менты перестали наезжать с облавами, а просто, поставили машину возле магазина и всех оттуда шугали. Официально-то рынка там не было, взяток давать некому, официально платить за место тоже некому. Место-не место, - никто не держит. Ну и правила торговли там всякие - у нас ведь повод всегда найдется. Нет разрешения, - ну и гуляй! У перекупщиков, нанятых тем азербайджанцем, или кто он там, тоже, положим, никакого разрешения. Ну так он же не просто так с ментами здоровался, раз они такое дежурство организовали. Ну и государственный магазин, конечно, тоже со счетов списывать не стоит. Им тоже выгодно было придушить конкурента. В общем, как рассказал тот дядька с яблоками, наших торговцев-производителей выжили с точки вполне законным видом. Вот Яблочный Дядька убрался на самую периферию.
   Ну и как, случись у тебя что серьезное - доверишься ты таким "Силам правопорядка"? А? Может, как я уже сказал, и наревешься на честного мента. Или друг у тебя там, или родственник. А если нет? Ни ты ни я взятки давать не умеем. Родственников-шишек у нас с тобой нет, сами мы - тоже сошки мелкие. Так что оплачивать эксклюзивные услуги монополистов на узаконенное насилие - не по нашей части. Выводы делай сам".
   Если визит к Файтеру имел какой-то эффект, так это укрепил мою и без того уже окрепшую уверенность ничего никому пока не говорить. Приватизированному государству со всеми его карательными подразделениями я и так не доверял. Беседа с Файтером на больные темы укрепила мою решимость бездействовать.
   Но, с другой стороны, у меня созрела очень удобная зацепка, - а кто даст гарантию, что в той морозилке действительно хранятся человеческие останки?! Гораздо правдоподобнее было бы предположить, что мертвечина в холодильнике мне померещилась. И не было там никакой руки, а торчало, скажем, свинное копытце на холодец. А я, в полумраке морозилки, да еще этот скрученный целлофан, ребрышки там какие-то, - я принял все это за кисть, торчащую в холодильнике.
   Надо бы еще туда наведаться и при случае проверить. Тем более что Него все равно остались материалы, и их полагалось забирать в ближайшее время.
   Как бывало прежде, я бродил по улицам, прилегающим к проспекту Ленина-Скорины [37], коротая время. Чем дольше бродил, - тем спокойнее становилось на душе. Рука в холодильнике имела очень мало шансов оказаться чем-то большим, чем плод моего недавнего недосыпания. Я и рассмотреть-то все не успел как следует. Только открыл - тут и Линоуш приперся.
   Но оставался гнусный осадок. Что, если бы та примерещившаяся рука была там на самом деле? Что бы я делал тогда? Ведь до сих пор я был уверен, что в холодильнике НА САМОМ ДЕЛЕ ЧЕЛОВЕЧИНА. И будь это так, я бы, уж это точно, поступил бы точно вот так же - сперва потоптался немного на месте, а потом спрятал концы. Сделал вид для всего света, что никогда этот холодильник не открывал. (Ну, может, так, за ручки подержался). Хотя, к чему гадать. Ведь ситуация все еще развивается. Так что если там все же и вправду лежит рука, - еще представится возможность порассуждать на тему "А что было бы, если".
   На душе стало как-то слишком спокойно. Я вспомнил один случай.
  
   Однажды мне пришлось ехать вечером мимо городской Больницы скорой помощи. В троллейбусе был пьяный. Мужичок сошел на остановке возле больницы и сразу же припечатался головой об асфальт. Никто больше не выходил, на остановке никого не было, а из его головы уж натекло крови.
   Я выскочил наружу. Лужица у неподвижного тела разрасталась. У входа Скорой дежурила машина, еще одна доставила срочного больного. Я вбежал следом за носилками и наткнулся на дежурного в погонах. Я пытался объяснить, что там человек разбил голову, у остановки и лежит неподвижно, надо помочь, и так далее, - но дежурный не спешил покидать свой стул, никого не позвал помочь, и я кинулся наружу посмотреть, как там это раненный алкаш.
   Пьянчуга понемногу вставал на ноги. Подъехал троллейбус, и он умудрился в него войти, и укатил. А на остановку вышло несколько человек, на пересадку. Только лужица крови из разбитой головы натекла.
   Когда же это было... году в девяносто третьем, девяносто четвертом наверное. Давно было. Да.
   Под вечер, я отправился к Линоушу.
   Забирать сканы.
  
  

* * *

  
  

ВНЕНЕБЕСНАЯ.

ДЕЛО ПЛОХО. ЗАГАДКИ МИРАЭЛЯ.

  
   Определенно, дело плохо.
   Люц поеживался на своем сидении в коридоре.
   "Если в плату заявился лично лорд Кисбот, дело, определенно, плохо".
   До таких случаев Люца не допускали. Ему вообще не стоило ошиваться рядом с этой злосчастной дверью.
   "Не надо...! Не..."
   "Не надо..."
   Жалобное "не надо", доносившееся сквозь стену, а Люц сидел как раз спиной к этой стене, снаружи Этой палаты, эхом отдавалось внутри Люца. Разливалось тяжелой немощью по всему телу, - расползалось по мышцам, дрожью распространялось по костям, пропитывало кожу, волосы. И хотя сам по себе это стон был явно беззвучным, мысленным, нельзя было избавиться от ощущения, что голос - обыкновенный, земной, человеческий. Обыкновенный звук, и распространяется как обычный звук.
   Но, учитывая что тут за перегородки - каким же сильным он должен был быть! Сквозь глухую стену накатывало придавленное ужасом и болью "не надо".
   В голове, минуя уши, звучал умирающий-никак-не-умирающий стон. Как будто из глубины взрослого пытался докричаться маленький испуганный ребенок, - свернувшийся, застывший и загипнотизированный, безнадежно наблюдающий, как на него надвигается Неотвратимое.
   Начинало казаться, что это стонет уже сам Люц. Тихое мысленное "не надо" с дрожью в костях.
   Он начинал ощущать себя проводником. Вот по нему медленно, понемногу усиливая напряжение, пропускают электрический ток.
   "Вон отсюда"!
  
  

* * *

  
  
   Над Могре горой вырос всколоченный лорд Кисбот. На этот раз его вечно грязный халат был пропитан свежей кровью, - "Ветеран Кисби" словно только что пожаловал с живодерни.
   Люц был бы рад послушаться, но его уже здорово мутило. По костям растекалась нарастающая дрожь, ватные мышцы таяли, переполненные слабостью, вебрирующее "не надо" играло в черепе заезженной пластинкой.
   "Вон"!
   Лорд Кисбот плыл и мерцал, его лицо странно трансформировалось, - то на миг обретая резкость, делалось прекрасным, как у Мираэля из Реабилитационного, то вместо него вылезало лоскутное одеяло из кожи, сшитое вкривь и вкось, обожженное, с парой глядящих из прорех кровавых, переполненных болью и злобой глаз.
   Беспомощного Люца тем временем понемногу засасывало спиной в сделавшуюся бесплотной стену, навстречу источнику мысли-голоса, беспомощному "не надо...нет...".
   Неотвратимое нависало над больничной койкой за бесплотной стеной; ребенок внутри растворялся в колышащемся омуте ужаса, мягких и теплых, кровавых испражнениях боли, смешиваясь с Неотвратимым.
   Ветеран Кисбот выдернул Люца из кресла и швырнул к противоположной стене. Пролетев тряпичной куклой, Люц, так же мягко, как тряпичная кукла, тихо приземлился у ног Сано Кванту.
   "Пошли, проваливаем".
   Сано куда-то спешил, но теперь ему пришлось отвлечься на Новичка Лю. Кванту доволок его до сидений в вестибюле и там бросил.
   "На, почитай. Не убивайся". - убегая, Сано сунул Люцу Историю пациента.
   В вестибюле, понемногу отходя от шока, Люц принялся листать пухлую папку. Через несколько страниц отголоски жалобного стона окончательно умолкли. Но на смену им уже готовы были зазвучать новые голоса.
   Люц прислонился затылком к холодной стене и захлопнул Историю. Плотно зажмурил глаза и отодвинул папку подальше, на другое сидение. Неприятно ковырнула мысль - сидения обиты кожей. На ощупь История была обычная бумага, но казалось, что на самом деле это нечто совершенно иное.
   На миг Люцу снова сделалось дурно. Вот еще чуть-чуть, - и он бы увидел истинную сущность этого предмета. Страницы из теплой, свежесодранной человеческой кожи, покрытые Письменами Боли.
   Разлепив глаза, Люц увидел, что перед ним, осторожно улыбаясь, в белоснежном халате и своем Обязательном галстуке, стоит Мираэль.
   - Пойдем, выпьем чаю Снаружи? - предложил Заведующий Реабилитационным отделением.
  
  

* * *

  
  
   - Люблю это Место.
   Лучащийся теплым светом Мираэль из Реабилитационного дождался, пока ломтик лимона перестанет кружиться по поверхности чая, и положил ложку рядом с блюдцем.
   - Почему оно называется "Вечный кафетерий"?
   - Потому что здесь можно сидеть бесконечно долго.
   Объяснение было вроде бы убедительное, но как всегда, и за этим ответом, наверняка, крылось что-то еще.
   Люц огляделся. Они сидели как раз на Внешней части, на огороженном участке тротуара. Мимо, не обращая внимания, проходили люди. Было тепло. Мягко светило сентябрьское солнце, и люди спокойно шли по своим делам. Будний день, время перед окончанием обеденного перерыва.
   - Это все иллюзия? Или мы, на самом деле, на Той еще Земле?
   - Думай, как тебе удобнее.
   - А если я попрошу кого-нибудь из них закурить?
   - А у тебя есть сигареты? Ты же вроде не куришь.
   - Тогда спрошу который час.
   - На каком языке?
   Люц с сомнением покосился на покрывавшие вывеску убористые иероглифы. Потом оценил гиперурбанистический пейзаж.
   - Если это Япония, то почему ты тут сидишь и пьешь чай с лимоном, а не что-нибудь другое?
   - А что, нельзя? - Мираэль ехидно извлек из-под стола коробочку с рисовыми колобками.
   - Угощайся.
   Люц принялся жевать еще теплый, сладкий рисовый колобок.
   - Кванту любит этот столик, - будто невзначай промолвил Мираэль напоследок.
   "Все же надо было побороть смущение и спросить у кого-нибудь время. Пусть бы хоть что-нибудь ответили, пусть непонятное. Тогда бы... что бы тогда бы? Стало бы больше уверенности, что из Вненебесной действительно есть выходы на Ту - эту Землю?"
   Вот так думал Люц, нехотя отправляясь следом за Мираэлем назад, во Внутренне пространство Вечного кафетерия.
   Может, Мираэль на это намекал, пригласив его выпить чаю Снаружи?
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 10

  

"КИНГ КРИМСОН" ИГРАЕТ. МИСТЕР ЛИНОУШ ГОВОРИТ

  
   В квартире Линоуша играл "King Crimson". "Starless". Беззвездие. Песня из альбома "Read".
  

Sundown dazzling day

Gold through my eyes

But my eyes turned within

Only see

Starless and bible black

   Стоя в прихожей и прокручивая в памяти путь в квартиру, я удивлялся - насколько ситуация соответствовала песне. Вечер, погода, настроение. Словно те растянувшиеся минуты я жил в каком-то непонятном, запутанном клипе, где мне отведена значительная - но все же не главная роль. Сценарий был утвержден задолго до того, как меня на нее пригласили.

Ice blue silver sky

Fades into grey

To a grey hope that oh years to be

Starless and bible black...

  
   - Привет, - поздоровался я. - "Красный альбом" [38] слушаешь.
   - Да, - отозвался Мистер Линоуш. - Очень под настроение. И день сегодня подходящий.
   - Я бы предпочел что-нибудь из "При дворе багрового короля". [39]
   - Не заню... - Тот Парень Линоуш слегка вроде замялся. - Я имел в виду "под твое настроение". Очень хорошая песня. Моя, что называется. И твоя, кстати.
   - Вот как? Почему?
   - Потому что сегодня... ничего, если мы пойдем на кухню?
   - Ничего.
   Наверно, полагалось испытывать волнение. Но напряжения было не больше, чем от прогулки по двору чужого района не окраине. Что-то стало с моей детской впечатлительностью.
   На кухне Мистер Линоуш без лишних церемоний открыл холодильник, морозильную камеру и произнес, обращаясь ко мне.
   - Знакомься. Это Марко. Точнее, его останки.
   Скоро я это доем.
  
  

* * *

  
  
   - Если ты думаешь, что яичница отравлена, не ешь. Я настаивать не буду.
   - А я и не думаю.
   - Странно, почему?
   - Слишком изысканно. Не по нашему.
   - А я, значит, наш.
  
   - Ну и как она на вкус?
   - Человечина? Не знаю. Лучше этого не знать. Да...
   Я не людоед. Да. Я в этот сезон ем человеческое мясо. Вымоченное в уксусе, с перцем, с луком, с разными специями. Я ем его с минимальным гарниром, чтобы сожрать это поскорее.
   Как это на вкус. Не знаю...
   Когда голодный...
   ...Это вкусно.
   Но я не людоед.
   Тот парень Мистер Линоуш словно переваривал собственное признание в том, что он не людоед. По крайней мере, в душе.
   Очевидные факты душили его. Душили его, его душу, как сартровская белвотина очевидности, онтологической непреложности происходящего быта. В быту был холодильник, набитый мороженным мясом. Мясо было неправильным.
   "Я убийца. - Линуош ожил, словно замкнувший перегоревшую проводку старый советский приемник-радиоточка.
   Я убийца, заметающий следы.
   И ты меня не выдашь".
   Я, как будто, все еще не был уверен, но он-то знал наверняка.
   Мне нечего было говорить в ответ.
   Я читал где-то, что человеческое мясо по вкусу напоминает свинину.
   - Я читал, что человеческое мясо напоминает свинину.
   - Не знаю, - огрызнулся Линоуш. - Я не дегустировал. Зачем все эти специи, по-твоему? Я не хочу знать, какое оно на вкус, человеческое мясо! Вполне возможно. Вполне возможно, что оно напоминает свинину.
   Мы немного помолчали. Как бы взяли передышку.
   - Как это получилось?
   - Что?
   - С Марко.
   - Ну-у-у-у... мы вступили в контакт.
   - Не понял. Что, в сексуальный?
   - В огневой. Выражаясь по-военному. Глуповатое сочетание слов. "Огневой контакт", - Мистер Линоуш усмехнулся. - И в правду, отдает чем-то интимным. По-моему, куда уместнее было бы говорить "конфликт". А? "Огневой конфликт".
   - Ну, не знаю.
   - Ну и не знай.
   - Ты что, наемником воевал?
   - Почему?
   - Ну не миротворцем же. Я бы по тебе не сказал.
   - Не похож на миротворца, да?
   Мистер Линоуш явно не намеревался посвящать меня в тайны своих похождений, предопределивших в итоге "огневой контакт-конфликт" с военным, как он говорит, преступником с Балкан.
   - А дальше?
   - Что дальше? Ах да, "огневой контакт". Пришлось заметать следы. Только и всего-то.
   Судя по тону, только и "всего-то" давалось не особенно, н-да.
   - Н-н-у... - Линоуш как бы вздохнул, - я все же, как бы, считаю себя человеком.
   - Хотя, - продолжил Мистер Линоуш, - возможно, я зря это... А куда деваться рожденному от мужчины и женщины? Люди же не совсем то, чем они кажутся... Что считать человеческим, парень? Что?.. откуда считаем? Определенно, Жан Кальвин был вполне человеком, как и мы с тобой.
   Тут я и вспомнил свой старый компьютерный коллаж-плакат. Адольф Гитлер в фуражке, и цитата-заглавие из Ницше.
   "ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ. СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ".
   А "King Crimson" все играл и играл.
  

West side skyline crying

Fallen angel dying

Risk a life to make a dime [40]

  
  

* * *

  
  
   Мистер Линоуш нагло выфтащил из кармана коробок запрещенной травы, свернул самокрутку и подпалил от дешевой одноразовой зажигалки, предположительно китайского производства.
   - Мы здесь с тобой за миллион лет до рождества Христова, - сказал Мистер Линоуш злобно попыхивая косяком. - Вот так-то.
   Так-то вот.
   Потом, немного успокоившись, продолжал.
   "Я некоторое время жил в Варшаве. Странноватый контраст с вашим Минском. Здесь на центральных улицах я не видел облезлых домов. Там их, таких, хватало. Таких, с облупившейся штукатуркой, внешне обветшалых. Но там я чувствовал себя в Городе. Понимаешь. Там был Город. Там было чувство города. Ощущение цивилизации. Уточним. Христианской цивилизации. Что у вас здесь - не пойму.
   Странное место, этот Минск. Не знаю как вам тут, тебе, а для меня - странноватое. Настоящее продолженное время. Вот что здесь. Вы сами по себе, время само по себе. Минск - не город. Теперь это скопление построек, производств разного назначения и коммуникаций.
   Одна из форм английского глагола. Вот что такое ваше квазивремя. А ВРЕМЕНИ, переживания исторического, у вас просто нет. Незаметно что-то. Вы здесь, в своей массе - доисторические. Очутившись среди вас, я очутился в месте вне истории".
   Линоуш прервался, жадно всасывая жиденький сладковатый дым.
   "Даже если здесь есть изменения, - у них нет направления. Изменения накапливаются, - да так и остаются. Координата времени. Вот что тут не то. Координатная ось времени у вас перпендикулярна моей. Может, когда-нибудь ваша координатная система изменится. Но пока... знаешь как я это называю? "Штиль столетия".
   - Так вот, Варшава, - продолжал Линоуш, - Это, конечно, не Лондон, и не Оксфорд. Не Киото. Но! Время, парень. Оно там есть. История! Так что там его можно было заметить, уловить на контрасте с вашим Сауз-Минском. Вот только...
   Андре Линоуш зло, сосредоточенно затянулся, да так и не выдохнул, словно проглотил этот дым.
   - ...Мне там было паршиво.
   "Паршиво" повисло в воздухе кухни, оставшись там, словно тень от характерного запаха дыма.
   - Нет, не в том смысле, что плохо жилось. Но там я был чужой. Этот вариант Европы не принимал меня. Весь этот католицизм, церкви, кресты повсюду, все это "отче наш", замурованное в камне. Ад, рай, весь этот христианский ужас. Монополия на спасение - жуткая штука. А я там учуял эту монополию. Это меня и прибивало. Жуть. Я не могу вообразить Бога, санкционировавшего Вечные Муки. Это выше моих способностей. Понимаешь... - Линоуш снова замедлил темп и теперь слегка растягивал слова. Видно, сказалось обволакивающее волю действие травы. - Наверно, добрые христиане видят во всех этих храмовых постройках надежду на спасение. На прощение. На что-то там еще... А я вижу тень мастера Данте. Камеру пыток, спроецированную на мироздание. И до Бога тут нет никакого дела. Есть канон, есть отступление от канона.
   - Нет, - сказал Линоуш, - наверное, скорее самому себе. - Бог не умер. Его просто придавили Каноном. Бог и благодать похоронены каноном. Таинства задавили Тайну. Ладно, это все мои проблемы...
   В общем, за церквями Варшавы для меня крылся не рай, а ад. И даже не канонический потусторонний, а здешний, трехсот с чем-то летней давности. Пыточные застенки экспертов по истинной вере. Сочетание-то какое - истирнная вера. Прямо логичная эмоция какая-то!
   Линоуш поглядел в окно, выдирая из своего повествования кипу страниц, не подлежащих оглашению.
   - ...Перебрался в Минск. Это ощущение, этот гнет, исходивший от старых костелов - все это пропало.
   Бум!
   Вот тут и начался сатанизм.
   Это, скажу тебе, давит куда сильнее. Пустота Безбожия. Нет, парень. Я не про тех придурков, что сделали огарок из Заславльской церкви [41]. Тут у вас истинный сатанизм. Еще тот, тот самый. От Энтони Лавэя. Только на Белой, как ты ее называешь, Родине, [42] Лавэя давно и незаметно переплюнули. Придурок Энтони нервно курит бамбук.
   Тот отрицал Господа, употребляя такое понятие, а здесь это вообще - даже не псевдопроблема. Так, слово, изредка звучащее в общем потоке. Что-то вроде междометия.
   Абсолютно нерелигиозная местность. Полная религиозная невинность. Все до такой степени посюстороннее, плоское... ни высоты, ни глубины.
   Линоуш докурил косяк и смыл пепел с окурком в унитаз.
   - Иногда мне начинает мерещиться, что я брожу мимо живых тел. Чувствуешь разницу - иметь дело с живым человеком, и иметь дело с живым телом. Вот так и стирается грань между человечиной и мясом.
   Жутковатое это зрелище - кругом тела - и ни одного человека рядом!
   - У меня возникло такое впечатление, что финал тебе писал Ежи Ленц.
   - Ты прав. Жуткое время. Все, что угодно, может оказаться правдой. [43]
  
  

* * *

  
  
   - А Марко что?
   - Марко - особый случай. Марко - военный преступник. Правда, его не судили, так что юридически он не преступник. В религиозном отношении, - наверное, он грешник, - но я - не прокурор дьявола, так что... - Линуош запнулся. Его объяснение разрасталось в объеме, а ему не хотелось.
   - Марко - военный преступник. - отрезал Линоуш. - Был.
   - Серб или албанец?
   - А какая разница?
   Никакой разницы.
  
  

* * *

  
  
   - Невинность, парень. Абсолютная-полная-невозможная невинность, - Мистер Линоуш устало и безнадежно облокотился о свою самодельную трость. - Добро, Зло... большинство тех, кого я здесь наблюдал, - чудовищно невинны. Те, что родились под Пустыми небесами. Абсолютно пустыми. Подлинное зло ничего о себе не знает. Оно, действительно, невиннее младенца. Ничего потустороннего.
   Ты удивляешься, почему у меня тут полно Стивена Кинга. Знаешь, многое, большинство из его писанины я не читал. Даже "Бурю столетия" смотрел по видео.
   - А зачем он тогда тебе в таком количестве?
   Линоуш странновато покосился по сторонам и едва сдавленным голосом произнес.
   - Это мои ОБЕРЕГИ.
   И потом добавил.
   - От посюсторонних.
   Он не показался мне психом.
  
  

* * *

  
  
   - Я многое знаю. - сказал Мистер Линоуш.
   - К глубокому моему сожалению, - добавил Андре Линоуш. - Но это сожаление разума, а не сердца. Я знаю, как смотреть на расчленненое тело и не испытывать тошноты. Как смотреть на вывернутые человеческие внутренности, и не испытывать тошноты. Как запихивать в себя эти внутренности, и не выблевывать их обратно. Как испытывать боль, но не страдать от нее. Как испытывать унижение, но быть к нему безразличным. Я могу многое из того, что хотели бы уметь такие как ты.
   Но я способен испытывать ужас от вещей, для большинства совершенно заурядных. Привычных и от того едва ли заметных. И даже ты и твои друзья, те, что делают этот ваш журнал, - вы тоже ЭТОГО не боитесь. Хотя уже довольно близко подобрались, но - не видите. И я вас поздравляю.
   - Мой страх... - произнес Мистер Линоуш. - Мой страх - повторил, словно испорченная виниловая пластинка.
   - Мой страх приходит ко мне днем и душит меня, душит...
   Иногда по ночам, но днем чаще. Когда я один, когда можно себе позволить испытывать чувства.
   И этот страх полностью по ЭТУ сторону. Когда я чувствую себя ЭТИМ".
   - Чем? Чем "Этим"?
   - Тем самым. Телом без души.
   Плотью. Только. Живой. Без духа. Просто живущим и мыслящим телом.
   И все.
   И ничего больше.
   И НИКАКОГО БОГА.
  
   Мистер Линоуш задумчиво глядел на рукоять своей трости.
   - Я вполне вменяем. И, уж наверняка, более нормален, чем подавляющее большинство местной популяции. И я это знаю, и ты это видишь. И что тут еще сказать? Мы ведь такие мелкие сошки, в принципе.
   - Моя беда в другом. - сказал Мистер Линоуш. - И не только моя.
   Надо было вставлять какую-то реплику для видимости диалога.
   - Ты о людоедстве ради сокрытия улик или о своем страхе? Или о нормальности?
   Ворочать языком мне совершенно не хотелось, но я шкурой чувствовал, - надо было что-то говорить.
   - Отчасти обо всем. Видишь ли... или не видишь... надеюсь, что я прав. Или нет, так... наверное, все же... да... все же нет...
   - А можно короче?
   - На самом деле людей на Земле не так уж и много.
   И после очередной длительной паузы снова, скатываясь в полушепот, сказал еще:
   - Но, часто, те, кто такое говорят, сами...
   ...ну-у-у...
   ...ты меня понимаешь.
  
  

* * *

  
  
   - ...Но... - добил Мистер Линуош напоследок.
   Добавил, словно вдруг переключился на другую мысль, что развивалась параллельно в нашем разговоре, - словно другой фильм шел по другому каналу, а он на него перескочил.
   - Подлинное зло вполне может о себе знать. Даже все. И все равно - остается подлинным.
   Я переключился вместе с ним.
   - Так ты выбрал то, что знает, - уточнил я.
   Линоуш вполне искренне и весело усмехнулся.
   - Отгадай-ка мою загадку, парень. Что выбирают, выбирая из двух зол?
   - Нет, - сказал Мистер Линоуш, - Дело не в людоедстве.
   - Может, в тех, кого едят?
   - Хватит. Не надо дальше.
   Не надо так не надо. Тем более что я тут у него засиделся. Все же соседство этого холодильника, пускай и не так явно, но действовало угнетающе. Сам по себе Мистер Линоуш не производил такого уж гнетущего впечатления, даже когда говорил. Но рядом с этим холодильником!
   - Ну, так я тогда пойду?
   - Погоди, я твои сканы скопирую. И верстку, - ты не забыл?
   Не то, чтобы я забыл, для чего к нему заходил и зачем знакомился до тех пор, пока узнал. Просто те дела стали какими-то фоновыми, вроде заднего плана не в фокусе.
   - Вот, держи, - Мистер Линоуш уже сбегал в комнату и принес четыре дискеты. - Если что такое еще - могу помочь. Только, пару дней прошу не беспокоить - надо кое-что еще сделать...
   Под конец беседы с поеданием уже остывшей яичницы Линоуша и вовсе пробило на паузы, многоточия и пробелы. Уместная недосказанность окутывала нас, словно дымка, словно рекордно выдохшийся запах от его запретной травы-конопли.
   - Ну, я пойду.
   Уже в дверях я почему-то задержался. Вообще-то желательно было убираться отсюда поскорее, да и, тоже, - пора было завязывать с этим развеселым знакомством. Но было еще что-то, словно эхо из будущего. Эхо будущей беспробудной тоски по этим мгновениям - вместе - и такого поверхностного, и такого тесного, ничего не скажешь, знакомства с этим странноватым типом, кого-то мне, так неуловимо, напоминавшем.
   У Линоуша, похоже, возникли аналогичные проблемы. Чего-то ему не хватало из-за моего скорого ухода. Недосказанность тоже угнетала его, но корни этого неуютного молчания были не во мне, и, быть может, даже не в нем самом.
   Обыденность. Вот что еще меня доставало у его двери, что вела наружу, - кроме легкого будничного стерма и осадка досады, какая обычно возникает, когда цепи твоей краткосрочной памяти бесповоротно замкнуло и ты уже давно и прочно осознал, что мысль, догадка, удачная шутка или что там еще безвозвратно тебя покинули. Испарились, так отчетливо и не проступив на мельтешащем от рутинной ряби экране сознания.
   Что за рутина. Куски мертвеца в холодильнике, - страшно, конечно, но до чего же буднично. Словно каждый день. И мысли не о том, не о том, а как бы убраться от этого подальше и не попасть под раздачу, когда, буде такое случиться, Линоуша накроют вместе с его мороженным десертом.
   Обоюдная немота в глазах. Так, наверное, это увидел бы кто-то третий, наблюдавший тогда за нами.
   - Ты, не думай, что я... - Линоуш попробовал, было, начать, но понял, что дело безнадежное. Возможно, все его объяснения были обречены на провал просто потому, что ему нечего было мне объяснять. А, какая разница. Пора было сваливать и беречь здоровье и репутацию.
   Линоушу, Тому Парню, пусть он так и будет без точного имени, надоело мяться и разводить руками, как, впрочем, надоело и мне.
   - Пока, в общем, - сказал он.
   - Пока.
  
   Я брел вниз по Первомайской. Вдогонку-в-голове играло и играло из "Кримсона".
  

Old friend charity

Cruel twisted smile

And the smile signals emptiness

For me

Starless and bible black

  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 11

ОСЕННИЙ ТРАВМАТИЗМ.

ПРЕЗЕНТАЦИЯ

  
   Спустя восемь дней я заболел.
   Все началось с элементарной мелочи. Я просто натер ногу. Между пальцами на правой ступне лопнула кожа, возникла ранка, и я обработал ее йодом. Потом я мазал йодом еще несколько раз, и сжег кожу вокруг раны. Потом я начал хромать, потом уже вовсе не мог ходить на двух ногах.
   Я смастерил трость из алюминиевой трубки, обточенного куска резины и ручки от оконной рамы. Опираясь на это устройство, я направился в поликлинику. Но сначала сделал туда звонок по телефону.
   Была суббота.
   Женский голос из регистратуры сообщил, что сегодня хирург работает до 15.00. Я, не спеша, поковылял на прием.
   На месте выяснилось, что рабочий день у хирурга уже закончен, хотя времени было всего 14.00. Молодой травматолог из соседнего кабинета сказал, что моя распухшая посиневшая нога не в его компетенции, а медсестра из хирургического тоже - уже ушла. Травматолог посоветовал дождаться понедельника, а пока делать ванночки с соленой водой.
   Вместо соленой воды я на всякий случай поехал в городскую больницу Скорой помощи. В регистратуре спросил, где травмапункт. Мне показали, - в конце коридора.
   Какой-то практикант из медицинского училища вел учет пациентов. Он подробно записал мои данные, и, наконец, дошел до вопроса, на что я жалуюсь.
   Когда выяснилось, что у меня распухла нога, практикант огорчился.
   "Понимаете, у нас травматология. А у вас - что-то другое. Это не к нам".
   "А к кому?" - спросил я для приличия, нутром чуя, что "гуд бай", в принципе, мне уже сказали.
   "Это надо в 10-ю, - сказал крепко сбитый, средних лет травматолог, вынырнувший из соседней двери, когда речь зашла "про другое".
   Он глянул на мою ступню и заявил, что принять меня не может.
   "Иначе придется делать дезинфекцию всего помещения. У вас уже инфекция началась. Вы - инфекционный больной".
   "Что, так серьезно?"
   "Нога заражена. У вас заражение. Я просто не имею права оказывать вам помощь здесь".
   "Но ведь это же скорая".
   "Это не сюда".
   "А куда?"
   "Сегодня выходной. Вот если бы вас на скорой привезли".
   "А так что?!"
   "Поезжайте в 10-ю", - посоветовал бывалый из травмапункта.
   И я последовал его совету.
   Приятно было, наверное, почувствовать себя уже не нищим. Если бы не обстоятельства моего транспортного шика. 10-я больница находилась на другом конце, в ЧУЖОВКЕ [44], а транспорт по случаю выходного ходил из рук вон. Так что в 10-ю я ехал на такси. С ветерком по Минской кольцевой.
  
   В регистратуре уточнили, действительно ли мне уже 28, записали данные и указали кабинет.
   Врач, чем-то смахивающий на медведя, доброго такого степенного белого медведя в белом халате, осмотрел больную ногу и прописал двухнедельный курс ампицилина тригидратда. Напоследок он заметил, что мазать надо было не йодом, а бриллиантовой зеленью. Пожилая медсестра обработала рану и наложила повязку.
   Так моя нога была спасена от гангрены.
   После этого я еще пару недель ходил со своей тросточкой, припадая на правую ногу.
   Весь этот период я ничего особенного не делал, не считая кое-каких мелких подработок на компьютере, и не с кем особо не встречался. Только пару раз меня навестил Файтер, - сообщить, что выпуск "Стрема" затягивается, потом - посоветоваться насчет окончательного варианта. А потом еще раз - просто так.
   Бабби на некоторое время исчез из Минска.
   Про Мистера Линоуша я вспоминал всякий раз, когда гляделся в зеркало. Там, в зазеркалье, мое отражение хромало на правую ногу. И я, наконец, понял, на кого же был так похож Тот Парень.
   Хипповатый тип, хромавший на левую ногу, с волосами едва не до плеч, - как у меня год назад; в вылинявшей, застиранной до белизны, потертой джинсовой куртке, похожей на ту, что я носил дома.
  
  

* * *

  
  

REGE SATAN!!! HAIL LUCIFER!!! HAIL THE SELF!!!

И тут раздался чей-то спокойный, усталый голос:

- ЗАТКНИСЬ, А?

* * *

  
  
   Пока я выбыл из игры, Файтер и Ю через других знакомых добрались таки до ризографа и настрогали 100 экземпляров "Стрема" без обложки. Из-за обложки выход и задержался. Но зато, пока пачки несшитых страниц пылились в конуре Файтера, они с Митичем нашли человека в Педагогическом университете и договорились насчет презентации, - "Как только - так сразу".
   Я уже оставил трость, и тут Митич ухитрился прорваться к ризографу еще раз. Так у нас получилось 200 обложек на 100 штук журнала. Лишние обложки решили использовать как рекламные листовки.
   Потом мы снова устроили ночевку у Файтера.
   Я, Файтер, Ю, Митич и Влад из последнего состава "Мех Апов" [45] попивали Кровавую Мери, домашнее вино Ю и фирменный лимонно-водочный коктейль Влада под Тома Уэйтса и сшивали экземпляры. Мистер Линоуш с Первомайской обосновался так далеко на периферии моего сознания, что никак меня не доставал в эту славную ночь перед наступлением. Как и новый старый президент, патриарх Всея Руси Алексий, дружески нагрянувший с визитом в Белую Родину в пику Папаше, [46] присяга [47] у Саркофага Республики [48] и прочие житейские комментарии к Лавэю.
   За окнами плескалась ночная тьма. Конура Файтера затонула на дне минской ночи, а мы сидели, потягивали "Мэри" и "лимонник" под "Yesterday is here" и "More than rain", [49] и грелись под лампой. В комнате, куда когда-то набивалось по полсотни человек, где по углам попрятались призраки тех еще домашних концертов и из позапрошлого года, словно из-за стен времени, доносилось их тихое, ненавязчивое эхо.
  
  

* * *

  
  
   -У нас на сотню больше обложек, чем сшитых экземпляров. - сообщил Митич.
   - А сколько у нас сшитых экземпляров? - поинтересовался Файтер.
   - Ровным счетом сотня, но пять штук с мелким браком. Что делаем с лишними?
   Лишние экземпляры обложек, те, что не пошли на объявления, использовали как листовки-указатели. Нарисовали черным маркером стрелки и расклеили по станам на лестнице и в коридорах до самой аудитории X. Остальными обклеили ту самую "Аудиторию X". Расклеили с помощью скотча.
   Народ, тем временем, подтягивался, группируясь в коридоре возле аудитрии и внутри.
   Гостей презентации всего набилось человек 150. Кое-кого я уже видел на домашниках Файтера, но в основном народ был незнакомый, от тинэйджеров до около тридцати. Приятели Шухерева сконденсировались отдельно и тихонько разливали под партами на заднем ряду, но вели себя пристойно. Независимо от длинны волос прибывавших, каждый новый посетитель приносил с собой какую-то дозу хипповости.
   После вступительного слова и вопросов авторам гости тянули фанты с заданиями. Потом незнакомые друг другу ребята и девчонки воплощали задание на сцене. Мне особенно понравился хэппининг-номер Митича и одной, как выяснилось потом, художницы, прочитавшей листовку-афишу за час до нашей акции. На пару они исполнили "Брачный танец скафандра и пугала". Когда меня потом просили это пересказать, я пускался в долгие сожаления по поводу прокола с видеосъемками. Раздобыть видеокамеру к презентации так и не удалось.
   Потом был перерыв с раздачей-распродажей "Стрема". (Сперва мы думали раздавать аутсайдский самопал даром, но Файтер настоял, - "Пусть платят хоть символическую цену. То, что получают даром, в грош не ставят. По крайней мере в нашем нородишке". Он хотел сказать "городишке", но закуривая, промычал неразборчиво, и получилось "народишке".)
   "А сейчас перерыв. Ориентировочная цена одного номера журнала - сто белорусских рублей!" - гаркнул Файтер, слезая со сцены с кипой журналов. Влад повозился за звуковым пультом. Захрипел Том Уэйтс. Народ повскакивал с мест. Митич, Файтер, Ю, Баба Таня и Бабби-Лум с Джимом и Владом, Баба Люба от могилевских, с пачками "Стрема", очутились в окружении гостей с белорусскими сотенными. Я взял оставшуюся для раздачи тощую стопку и вяло поплелся в народ.
   Подошел какой-то парень лет шестнадцати, и предложил: "Номер журнала за все, что есть в моем кармане".
   - Если там дырка, я получу целый мир.
   - Да нет, - сказал он серьезно, - там есть немого.
   - С вас символическая пятерка.
   Журнал ушел за пять белорусских единиц.
   Остальные экземпляры из моих рук тут же утащила Ю - распространять среди могилевских, сосредоточившихся в коридоре.
   В конце перерыва Файтер заговорщицким тоном процедил:
   - Видал того парня из гостей, что помогает Владу со звуком?
   - Ты его знаешь?
   - Да они только что познакомились.
   - Ну?
   - Только что припрятали несколько штук. Хорошо. Кое-кто тоже решил прибарахлиться. Похоже, скоро наш "Стрем" будут зачитывать по общагам.
   Определенно. "Стрем-2" ждала участь "Стрема первого и последнего". Затаскают до дыр - и привет.
   - Хорошо.
   - Журналы тырят, - сообщил Митич.
   - А зачем мы их там разложили? - заметила Ю.
   Влад спешил к звуковому пульту.
   - Все, продолжаем.
   Мимо, не спеша, прошествовал внезапно располневший Шухерев в кожаной куртке. Из-под куртки позвякивало.
   Я улыбнулся и почему-то снова вспомнил: Тот Парень Линоуш, улыбаясь, разливает красное вино по стаканам. Это теперь мне так стало казаться, или тогда я просто не заметил, что в его глазах улыбается грусть?
   "Вином поделюсь, но свинина с перцем - моя". Вот что он тогда сказал, угощая меня вином в нашу первую встречу.
   А спать хотелось невыносимо. Я присел в уголке и закрыл глаза.
  
  

* * *

  
  

Back in the good old world

(Уэйтсовское караоке)

  
   Это была картина Питера Брейгеля (Мужицкого). "Крестьянский танец". Но что-то в ней было не так.
   Вернее, нет, так: поначалу это была как бы картина Питера Брейгеля. Хотя внешне это совсем на нее не походило.
   Но предметы ведь могут меняться. Пускай внешне совсем не то -- все равно понимаешь, что это такое. Те же старые, брошенные и мертвые дома, например. Они выглядят совсем не так, как в прошлом, новые и обжитые, но их все равно узнаешь. И если такой дом вдруг куда-то ни с того ни с сего побредет, поедет сам собой, или просто пригрезится там, где ему вовсе не место, - с провалами выломанных окон, выдранными дверям и, заполненный изнутри тенью, с бликом луны в осколке стекла, застрявшем в куске рамы, - его, такой дом, все равно ведь узнаешь. Вот и здесь входило то же самое. Кстати, из дома все это и было видно.
   Вид открывался с чердака, разрушенного, трухлявого, затянутого паутиной чердака, сквозь дырявое окно.
   ОНИ были там. Праздновали. Деревянные кружки, наполненные пеплом и пылью, сшибались, издавая неживой деревянный стук. ОНИ хохотали. Веселье их проходило в невнятном полумраке, без солнца, но и без тьмы.
   Мертвый деревянный стук, мертвый деревяный смех. Деревянный топот одеревеневших ног. Окоченевшие, но не остывшие окончательно, все еще несущие на себе печать дневного, - не их, внешнего, тепла, ОНИ там хохотали и отплясывали не в такт, под неслышное пение истлевших дудок и скрипок, стукались кружками, расплескивая мертвую пыль.
   Этот мертвый хохот переполнял крошечную вселенную, полусгнившую и мумифицировавшуюся, вселенную картины. Но в ней откуда-то взялось третье измерение. Из этой-то трехмерной проекции, сквозь чердачное окно, и виднелись все те квазисобытия.
   Вот так-то, - сказал Люц Морге. - А я это вижу каждый день.
   Эй, погоди, это же сказал Андре Линоуш со своего трехмерного чердака.
   ОНИ были давно мертвы. Но ОНИ не знали этого.
  
  

* * *

  
  
   - В чем дело?!
   - Не спи! - огрызнулся Митич. - И подвинься. Что это там играет?
   - А?
   Влад убрался из-за пульта, оставив музыкальном фоном для кулуаров что-то навязчиво-знакомо-родное.
   - Это... - я сообразил, стряхивая остатки накатившей дремы, - Russian Dance Тома Уэйтса. [50]
   Шухерев подсел с другой стороны.
   - На вот хлебни.
   Приятели шухеревские были при деньгах, и накупили с приличным запасом. А после моего ухода от Линоуша под "Starless" мне все еще было не лишне хлебнуть.
   - Чего это такое?
   - Коктейль Молотвоа-Риббентропа.
   - Ну, давай.
   Шухерев разлил под столом в пластиковый стакан, и с бутылкой за пазухой поплелся к сцене. Файтер и Ю перехватили его в двух шагах от ступенек. На сцену объявляли Джима-Неморисона. [51]
   Прикрывшись отворотом куртки, я враз влил в себя Молотова-Риббентропова.
   Мразь оказалась редкостная. Но пробрало уже на второй минуте.
  
  

* * *

  
  
   Андре Линоуш, прихрамывая, поднялся на сцену. С моей, между прочим, тросточкой. Я уже не хромал, но ее притащил с собой на сейшен, - повыпендриваться.
   - А ты чего не пошел? - спросила какая-то смутно-незнакомая личность мрачного пошиба откуда-то справа-из-за затылка. - Так тебя звали.
   - Сам я со сцены не пою, и не хэппингую.
   Влад объявил "Уэйтсовское караоке" с "Дальних Улиц". Чарльзу Буковски и остальным посвящается.
  
  

* * *

  
  
   - Что, уже?!
   - Чего "уже"?!
   - Не отвлекайся!
   - Продолжай, давай.
   Файтер объявил, втискиваясь между Неморисоном и микрофоном: "Листы бумаги на столе у пульта, ручка одна, остальные - ваши. Готовьте вопросы, - если кому охота, конечно!"
  
  

* * *

  
  
   Линоуш отакшлялся.
   - Когда я был мальчиком... То есть, когда я был еще ребенком...
   Тут он умолк. В гробовой тишине было слышно, как икнул Шухерев.
   Не зная, что там еще добавить, Линоуш махнул рукой, - подал знак Владу, и тот включил.
   "Уэйтсовское караоке" началось.
  
   - I was a boy, the moon was a pearl the sun a yellow gold.
   But when I was a man, the wind blew cold the hills were upside down [52]
  
   Линоуш пел точь-в точь голосом Тома Уэйтса.
   Мне аж жутко стало.
  
  

* * *

  
  
   - Ты сколько суток не спал?
   - По моему, всего одни.
   - Все в порядке?
   - Что, опять перерыв?
   - Да. Но "Речь Фреди Крюгера на Празднике огня в Нигерии" ты уже прохлопал, - сообщил Фай. - Пойдем на улицу, воздуха глотнем.
   Табачный дым, вопреки всем запретам и уговорам, смогом повис над рядами. Окна в аудитории Икс были заколочены.
   Я, Файтер, еще кто-то поплелись вниз, на выход, на Экс-Ленинскую площадь, ныне Независимости плац, и на входе нас уже караулила вахтерша. Я проскочил, остальные застряли. Файтер что-то выяснял на вахте про недошедших участников презентации.
   Я выкатился на улицу.
  
  

* * *

  
  
   - Это, знаете ли, засасывает, - сказал Линоуш с постамента, где также торчал Главный Белорусский Ленин. [53] - Кстати, Кто такие "ОНИ"?
   - Местоимение третьего лица множественного числа русского языка, - ответил я.
   - Они, - сказал Люц, делая ударение на первом слоге, - японские злые духи.
   - Эй, погоди. Это я сам сказал.
  
  

* * *

  
  
   "Что за мерзкая местность"
   "Уж какая есть. Хотя, точнее было бы "нет".
  
  

* * *

  
  
   Андре Линоуш торчал один на сцене, в аудитории, где на зретиельских местах сидели издания Стивена Кинга, и хрипло напевал:
  
   "Scare crows are all dressed in rags out at the edge of the field I lay
   and all I've got's a pocket full of flowers on my grave".
  
  

* * *

  
  
   - Не спи! - на это раз Файтер разбудил меня уже наяву. - Брачный танец скафандра и пугала на бис! Митич на сцене. И, слушай, - а ты, вообще, здоров?
   - Не уверен, - ответил я, пытаясь сфокусировать на нем свой взгляд и все промахиваясь мимо, в счастливую рожу Шухерева.
   ...И что-то там еще было. Напоследок.
   Точно.
   Визг тормозов?
  
  

* * *

  
  
   Больше я не засыпал. Но и события второй части представления толком не запомнил. Разве что как Шухерев кувыркался со стула, отвечая на вопросы аудитории.
   - Правда, что в издании "Мейнстрема" участвовали члены объединения "Дальние улицы"?
   - Пр.. авда...
   - А, в частности?
   - В... Ч...астностия.
   Кувырк!
   Похоже, это тоже воспринимали как часть хэппенинга.
  
  

* * *

  
  
   От шухеревского пойла утром голова трещала - умереть. Я бы не удивился, если бы позже мне сказали, что он окочурился на руках собутыльников, относивших его домой.
   Но Шухерев не умер.
   Так мне потом сказали.
  
  

* * *

  
  
   "...and all I've got's a pocket full of flowers on my grave.
   Вut summer is gone! I remember it best
   Back in the good old world".
  
   Песня умолкла.
   Сано выключил свой старый приемник. Когда-то у них дома был точно такой же. До декабря сорок первого года отец вот так же ловил на него американские радиостанции.
   Сано закрыл глаза.
   Он не мог вспомнить их лица. Ни отца, ни матери, ни сестер. Никого. Взамен образов и голосов, - какое-то электрическое потрескивание.
   Шорох в эфире и тьма. Как будто он сам стал радиоволной и несется в пустоте вместе с остальными, не подозревающими о своем бесплотном соседстве, вот так же несущимися в пустоте, засоряя частоты, прорываясь в чей-то слух посторонним хрипом из приемника. Но они нечего не знают друг о друге, и только сухой треск в эфире позволяет догадаться, - кто-то еще по соседству.
   Сано проверил, действительно ли приемник выключен.
   Шорох дождя в ночи.
   - Прошлый раз там была воронка от бомбы, - проговорил Сано в темноту за окном.
   "А в позапрошлый - выла сирена воздушной тревоги", - подумал он молча.
   Он нарочно выбрал этот покинутый дом, отселившись подальше от коек Клиники. Этот брошенный дом показался ему похожим на ТОТ. А для надежности он повязал белые ленты на дерево во дворе, и написал на них отрывки из молитв.
   Шорох дождя за окном навевал воспоминания о грамофонной игле, что проехала всю пластинку, и застряла на той части виниловой поверхности, где уже нет никаких записей.
   Кажется, игла застряла прочно.
   Когда-то он любил засыпать под дождь в ночи.
   "Back in the good old world", - повторил Сано.
   Снизу, с крыльца, постучали.
  
  

* * *

  
  
   На этом Уэйтсовское караоке закончилось.
   Потом я часто вспоминал непривычное тепло той атмосферы. Как будто вместо пары глотков Молотова-Риббентропова удалось хлебнуть из шестьдесят девятого за Железным занавесом. Но вот последовательность событий в яви, сами события в подробностях - все это стерлось из памяти довольно быстро. Словно остатки грез растаяли поутру, вскоре после пробуждения.
   После оказалось, что презентацию я запомнил лишь урывками, эпизодами, а между ними все заполнилось какими-то смазанными, ни-то сквозь слезы, ни-то сквозь туман, нечеткими образами: скопление людей в аудитории и обложки-листовки на стене, где должна была висеть доска. Возможно, на фоне Мистера Линоуша с его холодильником и кошмарами из мясных говорящих кукол хэппининг по поводу белорусского самиздата выглядел достаточно бледно.
   Зато куски сновидений с того вечера до сих пор вспоминаются, точно события наяву. Особенно кошмар Линоуша с Дервенским праздником. Его я помню в мельчайших подробностях, и это ощущение мертвой, неупокоившейся плоти, не освященной присутствием бессмертной души, приходит мне на ум всякий раз, когда я заслышу смех, - похожий на тот, услышанный со своего чердака в кошмаре Тем Парнем Линоушем, - если только это был действительно - его кошмар, почему-то приснившийся мне, а не мой собственный, выданный за его сон.
   Но хэппининг, впрочем, если судить по оставшимся эпизодам и отзывам, в общем, удался.
   Только мне потом не было до этого уже никакого дела.
   Как сейчас помню. Линоуш сидел на памятнике Ленину перед Домом Правительства, а мимо катились проржавевшие машины, набитые мумифицированными мертвецами.
   Впрочем, между этими нынешними моими смазанными воспоминмниями-полуснами и презентацией в "Аудитории Икс" расположились еще кое-какие события.
  
  

* * *

  
  

ГЛАВА 12

  

АНДРЕ ЛИНОУШ ПОПРОЩАЛСЯ

  
   На другой день после презентации, часов в одиннадцать с чем-то, когда остатки Молотова-Риббентропа и сновидческого угара от Линоуша выветрились, а я, наконец, почувствовал, что вдруг враз выспался за все эти удушливые августовские-сентябрьские недели, мне позвонили.
   Звонил Буглаков, неофициальный минский специалист по переводам классики Political Science [54] на белорусский язык.
   На своем безупречном белорусском, вариант Тарашкевича [55], Буглаков сообщил, что у него для меня подарок. Что он сам тут ни при чем, но его попросили знакомые, там какой-то неизвестный ему мой знакомый, знакомый также его знакомым, оставил мне какой-то сюрприз вроде, и очень все просили передать.
   - Так што ты можаш зараз забраць. Я тут яшчэ буду гадзiн да чатырох. [56]
   - А это где? - спросил я.
   Как и следовало ожидать, в ответ он назвал адрес Того Парня.
   Через час я звонил в Ту Самую дверь.
   Мне открыла совершенно незнакомая девчонка с льняными волосами, схваченными бело-красно-белой повязкой, в хипповских феньках и со значком "Погня" [57] на ободранной джинсовой безрукавке. Буглаков на кухне деловито что-то обсуждал с каким-то худым парнем, с конопляными волосами как у той девчонки, только короче, и с вытянутым, костистым лицом .
   Я нагло поздоровался по-русски.
   - Здаро?. - Буглаков кивнул и снова кивнул, - на узколицого, - Знаемся. Гэта вядомы беларускi мастак. [58]
   Я подумал: "Гэтага "вядомага мастака" я бачу ?першыню". [59]
   Тем временем Костистолицый удостоил меня исполненным презрения взглядом.
   - День добрый, - сказал я. - Кстати, я тоже в некотором роде мастак. ( маст так, маст этак, маст фак, а порой даже маст дайд).
   Костистолицый тоже-патриот ушел в комнату, где несколько человек оперативно паковали оргтехнику и пачки каких-то отчетов.
   - Калi па-беларуску разма?ляць пачнеш? - поинтересовался Буглаков.
   - Без комментариев. - ответил я. Хотя мне очень хотелось ему ответить: "Когда мне за это пробашляют туеву кучу бабала!"
   - Ты хорошо эту контору знаешь? - я кивнул на проем, откуда доносились голоса паковальщиков.
   - Не, толькi дзьвух больш-меньш. Ненадзейная кантора. А ты iх так сама добра ня ведаеш? [60]
   - Да я тут через знакомых. Посоветовали. Сканировал для журнала и все такое. Тут один парень дежурил, караулил все это барахло цифровое. Ты его не знаешь.
   - Не. Я тут упершыню. И, здаецца, у апошнi раз таксама. [61]
   - Вось. Трымай. [62] - Буглаков выудил из своей огромной кожаной сумки пеструю подарочную коробку, перевязанную алой лентой.
   Я принял коробку из рук Буглакова и задержался на опустевшей кухне. Голые стены, мусорное ведро, забитое пивными банками, целлофановой шелухой чипсовых упаковок, окурками и обрывками сигаретной пачки.
   Голый поцарапанный стол - в крошках от чипсов, в табачном пепле. Сплющенная кофейная банка-пепельница. Пожелтевшая металлическая раковина-умывальник, тоже, припорошенная пеплом.
   Совершенно другая обстановка. Совершенно другая кухня. Совсем другая квартира на том же самом месте. Да еще эти говоруны за стеной, Мастак этот знаменитый невесть кому.
   Нет полок, забитых тиражами Стивена Кинга, нет холодильника с человечиной. Мистер Линоуш испарился вместе с аксессуарами.
   Я сунулся в комнату.
   "Эй, тут парень был..."
   Как оказалось, Того Парня эти парни не знали в помине, они просто приехали забрать аппаратуру. Так мне объяснили.
   Я оттуда убрался. Буглаков задержался уладить какие-то дела с Мастаком.
  
  

* * *

  
  
   Со стороны можно было подумать, что человек идет на день рождения. Я не торопился. Купил непрозрачный полиэтиленовый пакет и запихнул сюрприз в него. Потом отправился к Файтеру, чтобы подстраховаться, если мои худшие ожидания оправдаются.
   Но Файтера я посвящать в суть дела, разумеется, не собирался. Думал, запрусь в туалете, и уже там. Или как-нибудь, украдкой, краешком глаза. В общем, как-нибудь соображу.
   Файтер распахнул дверь мне навстречу, не успел я дотронуться до звонка.
   - О! Здоров. А я как раз за сигаретами.
   - Как там после презентации было? Все разошлись?
   - Ю с компанией сейчас в городе шатаются. Провожают могилевских на поезд. Я за сигатерами. Ты подождешь?
   - Ага.
   И я минут на десять остался в конуре у Файтера наедине с посылкой от Того Парня.
   Я развязал ленточку, аккуратно развернул пеструю праздничную упаковку. И, не дожидаясь, резко сорвал крышку с коробки.
   Я ожидал чего-то похожего. Только похуже.
   На дне коробки, в пятнах запекшейся, точно давно пролитый кетчуп, краски, лежала восковая, отломанная рука манекена. Кисть и кусок запястья.
   Вот так Мистер Линоуш помахал мне рукой на прощанье.
  
  

* * *

  
  
   Потом я обнаружил на обратной стороне крышки надпись, печатными буквами. "Извини за глупую шутку. Я люблю розыгрыши, но, похоже, пора с этим завязывать".
   Я не показывал Файтеру свой сюрприз, и, хотя после его возвращения остаться стоило, ожидалась Ю с заночевавшими после презентации минскими товарищами, я убрался домой. Сказал, надо уладить кое-какие личные дела.
   Руку я разбил молотком, доломал руками и рассовал по мусорным бакам в центре города. От упаковки я тоже избавился.
   В сущности, этот Мистер Линоуш, или кто он там такой, неплохой парень. Заботился о покое моей совести, раз прислал такой подарочек.
   Но я-то знаю. Теперь-то я знаю наверняка.
   Там, в морозильной камере его айсберга-холодильника, хранилась настоящая человеческая рука. Не кусок пластиковой куклы, а натуральная человеческая рука. И настоящие куски омертвевшей человеческой плоти, заиндевевшие, промерзшие насквозь, дожидались своего часа, чтобы отправиться на сковородку, а затем - в человеческий желудок самого Линоуша.
   Едва я прочитал строки его извинения, картинка, запечатлевшаяся в моей памяти в миг, когда я открыл дверцу холодильной камеры, забытая, затертая, похороненная на дне подсознания, засияла во всей своей отчетливости. Точно неоновая вывеска в кромешной ночи.
   Мертвая, порубленная на куски человеческая плоть. Покромсанная, точно свинина. Человеческая грудинка и растопыренная ладонь у стенки на заднем плане. Они возникли передо мной, точно сон наяву, заслонив и коробку, и обломок манекена, и находившийся в поле зрения кусок файтеровой конуры.
   Людоедская бытовая зарисовка. Повседневная-рутинная. На-тюр-морт.
   Людоедство с целью сокрытия улик, или в этом еще что-то было, - какая теперь разница.
   Мистер Линоуш сгинул с моего горизонта.
   "Мистер Линоуш сгинул с моего горизонта, - сказал я своему отражению в зеркале. - Его недораскрытая тайна сгинула вместе с ним, аминь и аллилуйя. Как тома Стивена Кинга из его кухни. Лангольеры. Темминнокеры. Кладбища домашних животных и всякая прочая дрянь, оберегающая наше сознание от посюстороннего".
  
   Я не читаю Стивена Кинга. Иногда я залезаю в интернет и качаю оттуда списанные в архивы статьи и сводки. А иногда - смотрю в окно, смотрю вокруг и просто прислушиваюсь к тому, что здесь происходит. Ты меня понимаешь?!
   Отражение в зеркале грустно разводит руками.
  
  

* * *

  
  
   Пепел заката уже скопился в небесах над заходящим солнцем. Скоро он осядет вниз и запорошит призрачный городок Сауз-Минск.
   Знаешь, когда его строили на руинах Второй мировой, центральную часть попытались возвести, подражая образцам Санкт-Петербурга. То есть, тогда уже-еще ленинградские фасады.
   Фальшивые осколки города-призрака из белых северных ночей попытались вкрапить в белорусский ландшафт.
   Помнишь мост над Свислочью возле Горького парка? На что похоже?
   Вот то-то же.
   Вот так и начался дневной город-призрак.
  
  

* * *

  
  
   С первого этажа пропиликало начало припева из "Кармической полиции".
   Рядом появился Вельзен.
   - В Приемное приволокли очередного обломка.
   Люц Морге тряхнул головой, отгоняя накатившую муть каких-то воспоминаний, и поплелся в Приемное.
  
  

* * *

  
  

Люц Могре. http:// vnenebesnaja.... e-mail: ...@....net

  
  

* * *

  
  
   P.S.

СЛЕНГ УШИБЛЕННЫХ

  
   Обломок - "обломок человека", моральная развалина с соответствущим образом.
   Живые трупы - пренебрежительное название живых людей. Обычно имеется в виду бездуховный человек-масса, но в стиле черного юмора и циничных шуток, характерных для ушибленных, могут подразумеваться вообще люди как вид живых существ.
   Та еще канцелярия. Вариант: Загробная. - Антипод Небесной Канцелярии.
  
  
  
  

* * *

  
  

ЭПИЛОГ

ЛЮЦ МОРГЕ: TO BE CONTINUED

  
   Наступил ноябрь. Минский холодильник N 1 полностью покрыли новой облицовкой в стиле "евроремонт", а тротуар рядом, взамен старого асфальта, выложили плиткой. К белым пластиковым стенам прикрепили бежевые водосточные желоба.
   Как-то утром, уже в 20-х числах, мне снова позвонил Буглаков. Он сказал, что у него для меня снова посылка. Из телефонного разговора стало ясно, что тот подарочек-извинение, в сентябре, накануне вывоза оргтехники с квартиры, был не единственным приветом от Того Парня. По словам Буглакова, команда эвакуации, шарившая в логове Линоуша, когда тот уже исчез, не сориентировалась, и вторую посылку ему, Буглаукову, только сейчас передали. Так что, не можем ли мы встретиться в городе, чтобы я забрал свое.
   - Дзiва, што яе зусiм тады не страцiлi. Той мастак, памятаеш, на мiнулым тыднi зайшо? да сябро? у радакцыю, нейкiя матэрыялы, яшчэ з той кватэры, забраць, - i знайшо?. Спыта? мяне, чые гэта. [63]
   - И от кого это, как думаешь?
   - Ты лепш ведаеш. Гэта ж табе варта?нiк дапамага? нешта выдваць. Як там ваш часопiс? [64]
   - Уже разошелся.
   Мы договорились встретиться у памятника Феликсу Дзержинскому. Тому, что напротив Комитета Госбезопасности.
  
  

* * *

  
  
   Я забрал у Буглакова посылку и сразу же отправился обратно домой.
   Сверток, выполненный как обычная бандероль, вдобавок был обильно обмотан скотчем. Под слоем скотча, маркером на оберточной бумаге, был указан адресат: "Редактору и художнику "Мейнстрема". Я был только одним из соредакторов, но посылка точно предназначалась мне. Видимо, надпись, выполненная на русском языке, сразу рассеяла у "мастака" сомнение, кому из посетителей Той квартиры могла предназначаться посылка.
   Что-то мне не очень верилось в версию Буглакова: якобы более двух месяцев сверток пылился среди прочего бумажного хлама в какой-то там редакции невесть где.
   "Вряд ли там бомба или что-то вроде", - решил я. И ножом вскрыл оболочку из скотча и бумаги.
   В посылке, в стопке чистых листов, оказалась короткая рукопись. К рукописи прилагалось письмо. Разумеется, распечатанное на принтере.
  
  

* * *

  
  

Письмо от Андре Линоуша

   Доброе время суток (ведь я не знаю, когда к Вам попадет мое письмо). Мы расстались внезапно, а теперь я покидаю страну. Нет никакой уверенности, что мы с Вами еще когда-либо встретимся. Но... тот Ваш комикс, помните? Я приметил Ваши рисунки еще в нашу первую встречу, когда Вы принесли больше материалов, чем требовалось, просто потому, что они оказались в одном конверте вместе с иллюстрациями к журналу. Там была обложка - изображение главного персонажа, эмблема - маска, или лицо с нимбом, пораженное молнией из нимба. И название, выполненное в стиле граффити. "Хроники Вненебесной".
   Меня сразу же очень заинтересовал этот комикс.
   У меня сложилось впечатление, что Вы так и не закончили эту историю в рисунках. Возможно, это нечто вроде сериала, и Вы дорисовываете истории, как серии. Впрочем, это всего лишь мои догадки. Мне бы очень хотелось, чтобы эта история развивалась дальше.
   Дело в том, что знакомство с несколькими страницами комикса и персонажами, действующими в Вашей истории, вызвало у меня желание написать рассказ. Историю, чье действие происходило бы в мире, зарисовки из которого и составляют Ваши "Хроники Вненебесной". Это не комикс, это рассказ. Но, если у Вас возникнет желание, буду рад, если Вы как-нибудь нарисуете эту историю. Я дарю Вам этот рассказ.
   Всего хорошего и с наилучшими пожеланиями.
   Увы, без подписи.
   P.S.
   Почему-то мне кажется, что Вы до сих пор не знаете моего имени.
   Тем лучше.
  
   P.P.S. Еще раз всего наилучшего.
  
  

* * *

  
  

"АТАВИЗМ"

(рассказ)

  

***

  
   Едва Люц выбрался за ворота Вненебесной клиники, как его окутала сырая, пронизанная мелким дождем и вялым, простуженным ветром, ночь. Спину ломило невыносимо. Люц не хотел обращаться ни к ому из персонала, и решил искать помощи у Сано Кванту, единственного, с кем более-менее сблизился за время реабилитации.
   Оказывается, Сано обитал вовсе не в Клинике. Он жил по соседству, в полузаброшенном старом районе дешевых особняков. Принадлежал ли этот ветхий квартал миру, где находилась Вненебесная, или он располагался на той самой, - Той Земле? Люц не был уверен ни в том, ни в этом. Скопление старых построек тянулось от клиники до железнодорожной станции. Завывание скоростных поездов было подтверждением слов Мираэля о том, что где-то поблизости, действительно, находится такая станция. И с нее можно отправиться в Город. Большой Город... не тот ли, где они пили чай и ели рисовые колобки?
   Люц уже не слишком интересовался, как оно обстоит дело "на самом деле". Режущая боль подталкивала его в спину, попутно выковыривая из головы застрявшие там навязчивые вопросы. Морге брел под ленивым ночным дождем, сквозь еле освещенное скопление понастроенных как попало домов. В редких горел свет. В большинстве дома стояли заколоченные и пустые, дышащие сквозняками, мрачные и сонные.
   Дом Сано Люц опознал по белым полосам ткани, расписанным иероглифами. Отсыревшие белые полотнища болтались на отпертых воротах и на голых ветвях дерева, что торчало на тесном дворе Сано. Дом выглядывал из-за забора светящимся окном второго этажа.
   Боль выламывала лопатки. Тихонько подвывая от ее толчков, Морге поднялся по ступенькам и позвонил.
   Люц дожидался, пока Сано откроет, выпятив грудь. Кажется, если расправить плечи и стоять, как на плацу, будет легче.
   Дверь скрипнула, выпуская наружу полосу света, и в проеме показался взъерошенный Кванту.
   - Помоги... пожалуйста... спина, - процедил Люц, вваливаясь внутрь не дожидаясь приглашения.
   - Идем наверх.
   Сано без лишних расспросов проводил его наверх, помог снять плащ.
   - Раздевайся.
   Пока Люц, мысленно скуля, скидывал с себя рубашку, Сано вышел из комнаты и вернулся с хирургическим набором, эмалированным лотком и пачкой стерильных тампонов.
   Потом Кванту усадил Люца на табуретку и осторожно снял с него майку.
   Люц услышал, как Сано присвистнул и принялся возиться с инструментами.
   - Очень серьезно? - спросил Люц.
   - Для полевых условий терпимо, - отозвался Сано, проводя за его спиной какие-то подозрительные манипуляции.
   Люц забыл, что именно собирался сказать, - игла шприца резко впилась в районе правой лопатки. Потом вошла под левую.
   - Ну что, боль ослабла? - спросил Сано, выждав паузу.
   - Немного, кажется, - отозвался Люц. - А больше ослабить ее нельзя?
   - Этого будет достаточно. На, держи.
   - Что это?
   - Кожаный бумажник, - ответил Сано. - Нашел в письменном столе, когда вселялся. Сожми зубами.
   - Спасибо, - Люц постарался влить в "спасибо" побольше сарказма, но прозвучало как искренняя благодарность.
   - Не волнуйся, я его помыл.
   Люц поглубже вздохнул и сжал зубами пахнущий мокрой кожей и мылом бумажник. На всякий случай зажмурился и стал ждать, когда к жгуще-ломящей боли добавится боль от скальпеля.
   Но дело оказалось не таким безнадежным. Что-то ощутимо царапало его спину, однако не настолько, чтобы прокусывать язык. Морге глухо мычал и сжимал мокрую дубленую кожу - больше для порядка, на всякий случай, чем от самой боли. И все же он устал, пока Сано, пыхтя над ухом, не менее получаса, вскрывал и выковыривал что-то своим дежурным скальпелем. Неожиданный глухой треск отозвался последним резким приступом боли под лопатками, разошелся эхом по всему телу, - и боль отпустила.
   Морге выплюнул бумажник, вытер пот со лба и уронил голову в ладони, переводя дух.
   Сано тоже утер пот и с грохотом отправил скальпель на окровавленный лоток. Следом шлепнулось что-то мягкое.
   - Ну, как?
   - Все.
   - Заживет?
   - Конечно заживет, - успокоил Кванту. - Даже следов не останется. Скоро заживет.
   Морге провел ладонью по лицу и обнаружил на щеках слезы. Подвигал плечами. Слабые отголоски недавней боли прочно застряли в спине. Но скоро они совсем растают, затухнут.
   - Кровотечение прекратилось?
   - Почти, - отозвался Сано. - Давай-ка я тебя перевяжу.
   Через несколько минут перевязанный Люц застегивал плащ.
   - Можешь остаться у меня переночевать, - предложил Сано. - Места, как видишь, хватает.
   - Нет. Спасибо, конечно, но... не сегодня.
   Люц не решился ему напоминать про тот разговор. Про Лорда Кисбота и так далее... Тема как-то сама собой заглохла. Похоже, Сано отказался от идеи свести их с Кисби. "Возможно, мои "проблемы" оказались не такими уж серьезными", - решил Люц.
   - Ладно, тогда приходи утром. - предложил Сано.
   - А Тут Бывает Утро?
   - Не знаю, про какое "Тут" ты спрашиваешь, но Здесь утро бывает.
   - Ну, так я пойду.
   - Всего хорошего. Эй, постой! - спохватился Сано. - А с этим-то что делать?
   Люц покосился на кровавый лоток.
   - Кремировать, я думаю.
   - Ну, тогда сам и кремируй, раз ты возвращаешься в Клинику. Отнесешь в крематорий и привет.
   А то - засуши. Сувенир будет.
   - У себя в армии ты тоже так шутил?
   Морге понял, - укол достиг цели. Сано на миг помрачнел. Но скоро его лицо вновь обрело дежурное, умеренно-приветливое выражение.
   Сано запихнул ампутант в прозрачный пакет и передал Люцу.
   - Я серьезно сказал насчет сохранить. Не обижайся.
   Люц посмотрел сквозь пакет на лампу. Внутри лежала пара крошечных, окровавленных крыльев.
   - Дикость какая-то. Это-то здесь зачем? Что это может значить?
   - Засунь в карман и принимай это как факт. Вот и все, что могу тебе посоветовать.
   Морге последовал совету и запихнул пакет с крыльями в карман плаща.
   - Спасибо, - сказал он уже у двери. - И... до свидания?
   - До свидания. Выздоравливай.
   Люц кивнул, махнул на прощание рукой и шагнул под дождь.
   Сано глядел в окно, провожая глазами его тающую в дожде и ночи фигуру.
   - Бывает...- проговорил Сано ему вослед. - Утро бывает.
  

Минск. 2002 год.

Дополнено летом 2003.

  
  
  

ПРИЛОЖЕНИЕ

Список использованных электронных и печатных публикаций (на момент написания)

  
   Кое-что скрывается в Ладлоу (Something Lurks in Ludlow) Энни Готлиб (Annie Gottlieb) New York Times 6 ноября 1983г. // Џ The New York Times Company, 1983 ; Џ Перевод Дмитрий Голомолзин, 2000. http://www.stephenking.ru/texts/articles/something_lurks_in_ludlow_petsem.html
  
  
   Льюис Кэрол. Охота на Снарка // Фантакрим Мега, N 3, 1991. Перевод с английского Михаила Пухова.
  
   Менестрели рок-н-ролла. История группы Jethro Tull. По материалам одноименной книги и с любезного разрешения Александра Владимировича Ганина. http://j-tull.com.ru
  
   Сатанизм - истинная реальность. http://warrax/croco/net/satan/own/My_article.htm
  
   Права человека в регионах Российской Федерации. Доклад 2000 (события 1999 года) Сенкт-Петербург и ленинградская область.
  
   Сергей Сацук. Первомайский отдел "гестапо" // Белорусская деловая газета N1017 от 17.08.2001
  
   Сергей Тополянский. На глазах у Бабая били женщину. Визит Шаймиева в Набережные Челны закончился скандалом. http://kprt.narod.ru/initial.htm. Главная страница официального сайта республиканского комитета Коммунистической партии Республики Татарстан.
   Сяргей Дубавец. Ня трэба двух, каб пачаць // ARCHE. Народны нумар. N 2, 2001.
  
   Янка Запруднiк. Беларусь на гiстарычных скрыжаваннях. Мiнск. ВЦ "Спадчына", 1996.
  
  
  

СНОСКИ

   [1] "Юг без признаков Севера". Название сборника рассказов американского писателя Чарльза Буковски.
  
   [2] На момент описываемых событий разрешено выпускать без регистрации издания тиражом до 300 экземпляров
  
   [3] В досоветский период Империи белорусские провинции именовались Северо-Западным краем.
  
   [4] Мувер. Пребывающий в движении. (из словаря минских недобитников).
  
   [5] Парк культуры и отдыха имени русского писателя Максима Горького. Имя
   пролетарского литератора постоянно использовалось в Советский период Империи для названий городских парков и улиц, независимо от месторасположения города и местных этнокультурных традиций.
  
   [6] Улица имени Карла Маркса. Здесь и далее фигурируют названия, принятые у минских недобитников.
  
   [7] Улица Интернациональная.
  
   [8] Манга. Японские комиксы.
  
   [9] Песня "Karma Police".
  
   [10] Уильям Берроуз. Американский писатель, один из лидеров движения битников.
  
   [11] Имеется в виду роман Уильяма Берроуза "Нова экспресс", или, в другом переводе, "Экспресс "Сверхновая". В романе действует т.н. Полиция Сверхновой.
  
   [12] Цитирует из издания: Барроуз. У. Мягкая машина: трилогия / Пердисл. и пер. с англ. В. Когана. - СПб.: Азбука, Амфора, 1999. - 544 с.
  
   [13] Чарльз Буковски - американский писатель. Генри Чинански - герой многих рассказов Чарльза Буковски. Лебовски (Чувак Лебовски) - главный герой фильма братьев Коэнов "Большой Лебовски".
  
   [14] Имя, под которым в сериале "Буря столетия", снятом по одноименному произведению Стивена Кинга, в поселение на острове, изолированном снежной бурей, действовал могущественный демон.
  
   [15] Кинотеатр в центре Минска.
  
   [16] Смотри: Льюис Кэрол. Охота на Снарка. Журнал "Фантакрим Мега", N 3, 1991. Перевод с английского Михаила Пухова.
  
   [17] Там же.
  
   [18] Там же.
  
   [19] Охота на Снарка. Приступ Пятый. Урок Бобру. Перевод с английского Михаила Пухова.
  
   [20] "Зло" (англ.).
  
   [21] International Recearch and Exchange Board (Международный совет исследований и обменов).
  
   [22] Господу.
  
   [23] В 1772,1773 и 1795 годах Российская империя, Пруссия и Австрия разделили между собой территории Речи Посполитой. Территории Великого Княжества Литовского Русского и Жемойтского (до разделов входившие в Речь Посполитую), где проживали этнически близкие русским белорусы, отошли Российской империи. С этого периода развивается процесс русификации, интенсивно проводившейся уже в 19 веке. Ему предшествовал процесс полонизации. Старый белорусский язык утратил статус официального языка Великого Княжества еще в 1696 году, после решения Генеральной Конфедерации в Варшаве.
  
   [24] Советский Союз.
  
   [25] 20 сентября 2001 года.
  
   [26] Вместо "народ" - "население".
  
   [27] Военно-полицейские маневры "Неман 2001", проводившиеся накануне президентских выборов в Беларуси 9 сентября 2001 года под руководством белорусского президента как верховного главнокомандующего.
  
   [28] Станция метро имени Янки Купалы в Минске.
  
   [29] Современный белорусский национализм - это проявление аристократизма духа и антипод пролетарской плебеизации (бел.).
   Человек не родовитый, не богатый и не образованный, который, тем не менее, умеет ценить такие ценности, как род, богатство и образование, уже тем самым приобщается к ним и получает мощный жизненный стимул. Не так важно, что говорит о тебе толпа, что говорят "все", что говорит власть. (бел.)
  
   [30] Ты - белорус, значит, относительно толпы, "всех", и власти - живешь в большем согласии с прошлым, действием и вкусом.
   Аристократия покинула Беларусь. А именно она в давние времена создавала страну - поднимала города, открывала университеты, накапливала сокровища края, отражала внешние агрессии и сдерживала низкие инстинкты люда посполитого. Съехали-пропали Радзивилы, Сапеги, Панятовские - носители аристократической стати и благородства (бел.).
  
   [31] Однако никуда не делся аристократизм духа - близкий каждой белорусской душе. Это самоощущение и связанную с ним жизненную практику мы называем современным белорусским национализмом. (бел.)
  
   [32] Присмотр, накопление, создание сокровищ материальных и духовных - вот что противопоставляет национализм популистским лозунгам коллективизма, равенства в нищете и единству-"единообразию". (бел.)
  
   [33] Национализм - совершенно приватный в зародыше, его свобода - индивидуальная. Но как раз на его принципах строится нация, ее самоуважение и престиж в мире (бел.).
  
   [34] Несложно почувствовать себя аристократом духа. Достаточно почувствовать себя белорусом. (бел.)
  
   [35] Сложно сделать такой аристократизм проектом или содержанием собственной жизни. Важно не ошибиться - не оглядываться по сторонам, не стремиться в стадо, не делить ответственность (бел.).
  
   [36] Как писал Короткевич, "не нужно двух, чтобы начать". (бел.)
  
   [37] Проспект Ленина, главная магистраль советского Минска. Переименован в Проспект имени Франциска Скорины, белорусского первопечатника, деятеля эпохи Возрождения.
  
   [38] Альбом "Read" 1974 года.
  
   [39] Альбом "In the Court of the Crimson King: An Observation by King Crimson" 1969 года.
  
   [40] Из магнитофона доносится песня "Fallen angel" ("King Crimson").
  
   [41] Свято-Преображенский храм в Заславле, недалеко от Минска. Архитектурный и исторический памятник. До возвращения верующим в церкви Преображения Господня находился исторический музей. Пожар в храме, произошедший в 1995 году, приписывается сатанистам. На уцелевшей после пожара стене храма была обнаружена надпись "смерть христианам", у входных дверей - изображения перевернутого креста.
  
   [42] Белоруссия. В одной из статей "Мейнстрема" фигурирует под этим названием.
  
   [43] Цитата из Ежи Ленца, "Непричесанные мысли".
  
   [44] Имеется в виду район Минска "Чижовка".
  
   [45] "Мех-Ап". Развалившаяся рок-группа Файтера.
  
   [46] События, происходившие примерно за три месяца до описываемых Визит главы Русской Православной Церкви патриарха Алексия II в Белоруссию. Незадолго до этого Папа Римский Иоан Павел II посетил соседнюю Украину.
  
   [47] О ней рассуждал вслух Андре Линоуш и было написано в обрывке газеты, см. выше.
  
   [48] Дворец республики в центре Минска, напротив здания Администрации президента Республики Беларусь. Здание начало строиться в конце 80-х 20 века, было закончено в конце 90-х. Заслоняет собой вид на Старый город. По форме напоминает постройку из игры "DUM". За время строительства получило название "Саркофаг".
  
   [49] Песни из альбома Тома Уэйтса "Frank's wild years".
  
   [50] Из альбома "The Black Rider", 1993 год.
  
   [51] Участик проекта "Портреты" объединенеия "Оверграунд Аутсайд".
  
   [52] Песня "Back in The Good Old World" из "Night On Earth", 1992.
  
   [53] Этот памятник Ленину расположен возле дома правительства на площади Независимости в Минске. Рядом находится Педагогический университет, где проходила презентация.
  
   [54] Политическая наука. Имеются в виду переводы западных авторов, специализировавшихся в области политических исследований.
  
   [55] Вариант белорусского языка, употреблявшийся на территории Белоруссии до языковой реформы, начатой в 1933 году советскими властями с целью приблизить правописание белорусского языка к нормам русского. В 1957 году вышло постановление Coвета министров БCCP, уточняющее некоторые вопросы орфографии и грамматики, оставшиеся неразрешенными после реформы 1933 года. Эти нормы, т.н. "наркомовка", до сих пор действую в белорусской системе образования и официальных СМИ. Этот вариант белорусского языка именуется "наркомовка", так как был введен постановлением Coвнаpкoма БCCP.
   Тарашкевица, вариант белорусского языка, соответствующий дореформенному правописанию, получил свое название в честь составителя "Белаpуcкай гpаматыкi для шкoл" 1918 года Бpoниcлава Таpашкевича (расстрелян в 1938 году).
  
   [56] Так что ты можешь сейчас забрать. Я тут еще буду часов до четырех. (бел.)
  
   [57] Белорусский герб "Погоня": скачущий всадник в доспехах на красном фоне.
  
   [58] Здорово. Знакомься. Это известный белорусский художник (бел.).
  
   [59] Этого известного художника я вижу впервые (бел.).
  
   [60] Нет, только двоих более-менее. Ненадежная контора. Ты их тоже толком не знаешь? (бел.)
  
   [61] Нет. Я тут впервые. И, кажется, в последний раз тоже (бел.).
  
   [62] Вот. Держи (бел.).
  
   [63] Странно, что ее совсем тогда не потеряли. Тот художник, помнишь, на прошлой неделе зашел к друзьям в редакцию, какие-то материалы, еще с той квартиры, забрать, - и нашел. Спросил меня, чье это (бел.).
  
   [64] Ты лучше знаешь.Это же тебе охранник помогал что-то издавать. Как там твой журнал? (бел.).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"