Аннотация: Встретились как-то два патриота на карантине...
Вася лежал на скрипучей больничной койке и видел один и тот же старый сон. Его взвод коротал тихую ночь в уцелевшем глиняном бараке на краю какого-то выгоревшего подобия афганского кишлака, только они были в Чечне, а на дворе был девяносто шестой, и тела молодых зелёных срочников продавливали соломенные тюфяки в холодных развалинах среди кавказских гор. От просроченной, ещё советской тушёнки крутило желудок, и Вася часто вставал ночью, чтобы выйти и присесть за валун, слушая ночной стрёкот сверчков, которые неведомо каким чудом выживали этими летними, но жутко холодными ночами.
И хотя опасность была их верной спутницей на всём пути через длинное ущелье горного перевала, эта звёздная ночь была прекрасна и нежна в свете уходящего месяца. Разрывавшиеся мины уже не вселяли в сознание панику, как это было в первые дни их высадки, но на этот раз новый хлопок донёсся где-то совсем близко, словно прямо за их хребтом боевики поставили свой миномётный расчёт.
Ещё через секунду ударная волна сначала сдула кепку с головы молодого рядового, и только уже потом оглушительный звук упавшего заряда ошарашил новобранца. Лишь на одну секунду Вася увидел озарённые пламенем руины своего горящего барака. Забыв про свои снятые портки, он кинулся подальше от эпицентра, запутался в штанах и кубарем полетел с пологого склона по острым камням в сужающееся ущелье.
Мышечный паралич дёрнул грузное тело нынешнего прапорщика. Он открыл глаза, и ещё несколько секунд тупо водил непонимающими зрачками по стенам маленькой комнатки. Дальнейшие события жизни Васи промелькнули в его голове в один миг, по инерции, как всегда и случалось после этого сна. Несколько дней голодных странствий по бесконечным лабиринтам однообразных ущелий, постоянный страх и ожидание засады, и наконец русский блокпост, куда исхудавший и оборванный Вася вышел совершенно разбитым и поломанным.
Не то чтобы этот яркий эпизод из прошлой жизни сильно сказался на его психике и здоровье. Просто въелся где-то в глубине сознания, и до сих пор иногда тревожит его память. После Вася продолжил служить уже в другом взводе и дальше, а через пару месяцев, по окончанию первой чеченской, волею судьбы он оказался в Подмосковном Наро-Фоминске, в своей Таманской мотострелковой на должности каптенармуса, где и продолжал служить по сей день.
- Э, - толкнул Васю кто-то в бок. - Ты чо, велосипеды крутишь?
- Нет, - серьёзно ответил Вася, протёр сонные очи и попытался встать. От местной больничной еды в последнее время у него сильно болел и раздувался живот. Скрипучие пружины кровати натужно застонали под тяжестью грузного тела.
- А чего ногами сучишь? Бежал куда?
- Вроде того, - нехотя вздохнул Вася.
- Тоже по спецвызову сюда? - продолжил интересоваться голос из мрака бетонной комнаты.
- Ага. А ты кто?
- Я Саня. Пару часов назад вот прилетел, а до сих пор ни в одном глазу. Ты как, со мной?
- А есть чего?
- Обижаешь.
- Пошли, - приподнялся на скрипучей койке Вася и аккуратно открыл дверь.
В коридоре обсерватора в поздний час полярной ночи не было никого. Даже комендант - женщина средних лет - пропала со своей стойки, и двое тихонько прошли с пакетом в общую столовую и включили там свет.
Длинное помещение, грязные тумбочки, пригоревшие крошки на электрической плите и покосившаяся вытяжка, обросшая за время жиром и слипшейся пылью. У наглухо задраенного окна затёртый штанами мягкий уголок, стол и пара табуреток. Ничто не нарушало безмолвной тишины кухни, кроме, разве что, тихо гудящего холодильника в углу, у мойки.
Саня вынул из пакета две по ноль-семь, два раза чихнул, утёр нос ладонью и вытер её об штаны.
- Хорошо тебе, сегодня только приехал, - зевнул Вася, притулил свой зад на краешек прогнувшегося под него мягкого уголка. - Меня вот уже доебало всё. Я тут сижу, в окно весь день гляжу, а не выйти...
- Как так? - удивился Саня, доставая из комода рюмки и продувая их от пыли. - Мне говорили - дело срочное, боевая задача, так сказать... Как вышел - сразу в бой!
- Вот и мне, - кивнул головой Вася и разлил содержимое бутылки по рюмкам. - А вообще полная дизмораль. Телека даже нет! Я скоро на стены лезть начну!
- Давай, за знакомство, - нетерпеливо махнул рукой Санёк.
- Ага... Так вот. Ходят эти, в халатах, улыбаются. Я им, мол, какого хуя! Я - военный, русский я, сестричка! А она чё? Лыбится, кивает - Русский, мол, Русский. Из комнаты только не выходи.
- А ты чё? И чего за карантин?
- Я вообше не ебу что происходит. Да и поебать мне на эти их правила. Меня не сломить этими карцерами и бетоном! Да я если захочу, я как в нехуй! Уйду отсюда, и досвидос!
- Так и не разобрался?
- А вот спросишь завтра сам! Мне вообще сказали, типа элитное подразделение, важные задачи...
- Знаешь, какие? - сказал шёпотом Саня и наклонился вперёд. - У них тут ядерные полигоны. Шахты, ракеты дальней дальности, ебобо.
- Кого?
- А этих, что там за океаном на нас пиздят. Они не понимают, что мы раз как ёбнем, так нахуй их всех, с их томагавками, хуявками и прочей отсосиной.
После второй дышаться стало легче. От алкоголя на голодный желудок в животе ещё сильнее забурлил ураган. Вася подошёл к холодильнику и достал оттуда остатки своего ужина - пластиковую крынку с квашеной капустой. За окном завывала метель, и непроглядная чёрная бездна тундровой пустыни глядела своим бездонным зрачком на двух обрюзгших собутыльников, склонившихся над грязным столом с прозрачной стеклотарой.
- Я вот всегда на севере мечтал побывать, - сказал Санёк и руками подцепил капусту. - Это же... Наше всё, понимаешь! Бескрайние просторы! От Волги и до Енисея!
- Дальше...
- Вот именно, и дальше! А после Енисея - ещё половина России! Несправедливо это! Весь восток обидели. И тут, бац: Вызывают! Куда - неизвестно. Езжай, говорят, боевая задача, на месте всё объяснят. А я что? Родина сказала - надо, солдат ответил - есть!
- Добро, добро, - порадовался Вася и разлил по второй. - Я вот смотрю за окно - сколько полей! Видишь? Всё нетоптанные человеком просторы! Всё девственное, чистое, тракторами да полигонами всякими не ёбанное. Это как баба, понимаешь? Ты вот ходишь у нас по этим разъебаным дорогам, складам, и всё это такое засратое, и столько в них мужиков побывало... А тут чистая, девственная матушка Россия!
- Знаешь, я вот честно скажу... - прокашлялся Санёк после второй. - Я вот как вышел, как дыхнул этого воздуха, и у меня прям хуй встал! Давно у меня не стоял так, как здесь. Так что ты вот так это верно подметил! Как будто бабу новую нашёл.
Когда квашенная капуста подошла к концу, равно как и первая выпитая бутылка водки, сразу была вскрыта вторая, а на закуску пошёл чей-то чёрствый батон колбасы и банка огурцов из холодильника.
- Я вот как скажу! - рявкнул Саня. - Вот эти все пидоры, которые там...
- Где? - не понял забывающийся Вася.
- Да везде! Все они пидорасы, понимаешь! Пороха не нюхали, они бублики немецкие под шарманку не грызли, землю на дне реки не жрали, а на это всё залупаются, - кинул небрежно Саня рукой в сторону окна, где всё так же непроглядно что-то недовольно ухало. - Они только в интернете пиздеть могут. А я... Я потомственный, понимаешь?! У меня дед в окопах на Дунае, и пиздец! Ясно тебе? А они всяких там рябчиков с роллами, а всё им мало, сукам! Им кого-то ещё, нового подавай. Старый не нужен! Им надо под чужих прогнуться, вот поэтому они и пидорасы!
- А ты сам где?
- А я на Донбассе, с пятнадцатого! Я пули слышал где-то там! Я сам стрелял! У меня пулемёт и грузовик с патронами! Ранения, боевые, вишь? - сказал Саня и поднёс к лицу нового товарища стёртый ошмёток малиновой мазоли на указательном пальце правой руки. - Нам командир: "Сегодня чтоб всё это списали!" Ну, мы по деревьям! Всю рощу вокруг перекосили. А там этот камыш ебаный, и пиздец! А я два дня стрелял, и видишь? Я этими пальцами два пулемёта к ебеням, до мозолей, до крови! Их всё равно дохуя!
- Так им, пидорасам, - согласно махнул Вася, опрокидывая очередную рюмку, счёт которых он уж давно перестал вести. - Пусть заживо горят! Я вот в горячих точках, в Чечне! Там же ссыкуны... Это щас: "Горцы, горцы...". Дырка в жопе! Понял? Вот, видишь?! - показал Вася собутыльнику свой пухлый, расплывшийся кулак. - Только так разъёбывал.
- Пральна! - гоготнул Санёк. - Жаль, что там не было никого. Я бы этим укропам тоже что-то куда-то натянул. Я бы, может, командиром будь, то нахуй весь Донбас на зачистку! А мы всё по Азову зенитками. Потому что списать всё надо. Там типа война, потому что...
- Потому что можем! Ударил по столу кулаком разозлившийся Вася. - Потому что все эти пиндосы сраные, чтобы они на славян не залупались! Карпатчину, Львов вырезать, а остальные наши... Они уже не наши! Им просто в бошки кукловоды всякое вбивают, а они пляшут! Пляшут за телефоны, за лучшую жизнь, честный выборы и прочую поебень! Тебе вот хуёво живётся, скажи? Хуёво!? Вот то-то и оно. Ничего. Жив будет президент - прорвёмся! Уж я за него постою! Потому что мне не стыдно! Потому что я - Русский!
- И я!
- Я блять русский! - схватил сам себя за шкирку ревущий Вася, пуская по подбородку тоненькую слюну. С некоторой долей страха он почувствовал, как от напряжения горячий напор вырвался из на секунду расслабившейся прямой кишки и растёкся по квадратным ягодицам. Вася на миг осёкся, смутился, но виду не подал. Надо было срочно идти к туалету, оставалось только выгадать правильный момент.
- И я! - эхом отозвался взвизгнувший фальцет Сани.
- Прорвёмся! - опрокинул он последний стакан второй бутылки и мудро заключил: - Мы! Русские. Помнишь, как этот продажный алкаш? Что с Биллом Клитором на сцене танцевал? Хоть и пидор, а верно говорил: "Нахуй кетчук! Чай-сахар есть, и то хорошо".
- Хороший ты мужик! - заключил роняющий голову на стол Санёк. - Сразу видно - истинный патриот! Всякий мусор за страну удавишь. Я и сам такой.
- Ничего. Как разберемся с внутренней гнилью, мы их всех разъебём. Сталин был мужик. Он всех несогласных сразу в расход. И нормальные люди были! Как надо, любили свою страну, на фронте за Родину умирали.
- А я и сейчас за неё умру! Только бы карантин пересидеть... Ты куда?
- У меня появились срочные дела... - нечленораздельно выговорил Вася когда почувствовал что зловонные массы уже неконтролируемо начинают стекать по ляжкам. Он попытался встать из-за стола, но не удержался на шатких ногах и с грохотом распластался на грязном напольном кафеле. Коричневый залп дал вторую крупную дробь и по кухне стремительно стала распространяться характерная вонь.
- Брат, как тебя угораздило! - спохватился Санёк и поднялся. Этиловая жидкость сковала голову как тисками, смяла, закружила, и он схватился за край электрической плиты, чтобы не свалиться следом. Когда он немного привык к пляшущему вестибулярному аппарату, то наклонился и попытался поднять своего товарища.
- Ничего. Мы своих не бросаем. И в бою, и в беде, и в фекалистой бадье.
Путь от кухни до туалета показался Сане чрезвычайно долгим. Сильно раскачиваясь в разные стороны, он тащил за руки по голому кафелю грузное, непослушное, нечленораздельно бормотавшее тело. Предательский пол вероломно стягивал с пропитого Васи плохо подвязанное трико, оставляя на своей затёртой поверхности оранжевые разводы зловонных чиркашей.
- Щас мы... В душик холодный... - бормотал запыхавшийся Саня. - Поднимем с колен... Россию подняли, и тебя оживим.
- Оставь! - рявкал то и дело кряхтящий Вася. - Всё враги России... Травят людей... В подъездах срут.
- На спящий город опускается туман... - пыхтел Саня.
- Шалят ветра по подворотням и дворам! - оживился Вася.
- А нам не впервой, понимаешь? Они нас один раз, а мы их десять! Потому что судьбой доверено...
- Судьбой... - бормотал засыпающий Вася и в третий раз поддал газа на холодный пол.
Тяжёлое дыхание Сани никак не унималось. Он закинул неподъемную тушу Василия в ржавый поддон душевой кабинки. Едва тёплая вода из самодельной лейки начала отбивать дробь по округлому пузу Васи, и тот недовольно застонал и съёжился.
- Давай... Под струю, - пробормотал Саня и начал снимать с колен однополчанина штаны, обнажая перемазанные коричневым белые ноги. Вася же счёл подобный панибратский поступок социально неприемлемым, поэтому одной рукой рванул на себя Саню, пробормотав что-то вроде "Слышьщенок". Саня упал сверху на Васю, вяло оттолкнулся и осел вдоль стены на поддон, заполняемый водой с коричневыми волокнами. Ладони были густо перемазаны желтоватой кровью раненого товарища. От сильного зловония он начал блевать себе на грудь и, полностью покорившись своей судьбе, только вяло отхаркивал и сплёвывал в воду плохо пережёванные кусочки квашеной капусты и колбасы. Прогревшаяся вода из душевой кабинки так приятно поливала его лысую голову, что разморила совершенно, и уже через минуту Саня забылся глубоким сном.