Если убежище находится в этом маленьком двухэтажном шлакоблочном бараке, то я ничего не понимаю. Низкий карниз, из которого торчит арматура, нависает над подъездом. Грязный деревянный лестничный пролет наверх, исписанные граффити стены. Вечный запах плесени и сигаретного дыма. Железная дверь с надорванной обшивкой и вереница кнопок звонков, выстроившаяся в ряд по стене. Мне нужен девятый.
Дверь открывает старушка в пуховом платке. Она подносит палец к губам, запрещая говорить вслух. Читай по губам, мать. Мне нужна комната Анны. Старушка указывает нагловую правую дверь.
Узкий неприметный коридор коммуналки. Посередине сушится белье. Из дверей ванной доносится плеск воды и детский плач. С кухни пахнет пирогами и кислым молоком.
Маленький ключ на тонком ремешке. Такие носят на шее, как ладанки. Он точно подходит к дверному замку. Надрывается паутина в углу двери, и та открывается с едва слышным скрипом.
В комнате темно. В таких планировках выключатели обычно справа. Я нащупываю язычок и опускаю его вниз. Комната озаряется светом одинокой ставаттной лампочки. Витая пара открытой проводки, закрепленной на роликах, тянется к абажуру по стене. Красные и рыжие блики пляшут на обоях, когда абажур покачивается от моих шагов. Потолочные перекрытия в углу прохудились: под ними стоит таз для воды. Свободная не сырая стена занята книжными стеллажами. Один посвящен литературе учебной и педагогической, другой - художественной. Все книги расставлены в строгом алфавитном порядке и скрыты от пыли и влаги стеклянными дверцами. Наиболее используемые легко узнать по надорванным корешкам.
У второй стены - старый сервант с лакированными створками, поцарапанными под ручками. В нем всего четыре полки. На самой верхней стоит образок с ликом Казанской Божьей Матери, оплывшая свеча и несколько колокольчиков, привезенных из городов золотого кольца. Остальные заняты сервизом из Гжели на шесть персон, тарелками и хрустальными бокалами для шампанского. Их почему-то всего пять.
У третьей стены стоит диван. На нем так и осталось лежать измятое коневое одеяло. Бордовое покрывало с охристыми цветами совсем вытерлось и изъедено молью. Я сажусь, и пружины предательски прогибаются подо мной. На этом диване долго сидели в одной позе. В изголовье дивана (узнать это можно лишь по подушке) стоит черное трюмо с тремя зеркалами. Флакончики с духами, баночки с кремами и шкатулка с украшениями покрылись пылью веков. Только отпечаток тонких пальцев на краю столешницы указывает, что столом недавно пользовались. Типичный арсенал женщины средних лет, чтобы скрыть свой возраст.
Всю стену за диваном занимает копия старинного гобелена с единорогом, пленяемым воинами в присутствии белокурых дев. Нитки на нем то ли вылиняли, то ли никогда не были яркими. Такие гобелены вешают в замках, не иначе.
Дрожит занавеска на окне, стучит фрамуга форточки. Поднимается ветер. Он сдувает с письменного стола листы самостоятельных работ из непроверенных тетрадей. Отдельная стопка для каждого класса. В углу стола лежат учебники по математике и алгебре для старших классов. Старые страницы с зажатыми уголками вместо закладок дрожат от сквозняка. Просмотренные листы домашних заданий придавлены пресс-папье с малахитовой ручкой. Надо бы собрать их...
Кажется, что-то упало. Так и есть. Я уронила портрет какого-то молодого человека и разбила стекло в рамке. Симпатичный парень в военной форме. На обороте желтой от времени бумаги подпись: "Любимой Анечке от Петра Ивановича". Даты не рассмотреть. Так это ваш дедушка. А на стене слева - фотографии детей. О, а я не знала, что вы, Анна, еще и классный руководитель. Счастливые детские лица, белые банты и фартуки, коричневые костюмы и платьица говорят о вашем умении расположить их к себе.
Еще один свободный угол занят граммофоном. Под тумбочкой пластинки в лексикографическом порядке: нетленная классика и старый рок. Я всегда знала, что у вас хороший вкус. Только в самом устройстве нет иголки, и звучать ему не суждено.
Я не знаю, что тут можно спрятать. Такое жилище мало и для ребенка. Хотя...
Ключик подходит к еще одной дверце - дверце ящика в трюмо. Я достаю музыкальную шкатулку, из которой льется мелодия "Шутки" Баха. Нужно поставить ее точно в центр ромба на ковре. Из глубин шкатулки появляется голубая сфера, от которой электризуется воздух. Это уже интересней.
Сфера расширяется и охватывает всю комнатку этой коммуналки, постепенно преображая ее. Гобелен, ковер и покрывало дивана наливаются краской. Ветхие стены, пол и потолок покрываются слоем каменной кладки. На месте сырого угла вырастает теплый камин. Да и сама комната расширяется. Книжные шкафы пахнут мореным деревом, книги и свитки - пергаментом. Старые фотографии и граммофон немного не вписываются в общую картину, но не лишают ее уюта.
Я буду тут лишней, Анна. Но мне нужно скрыться всего на пару недель.
Личные вещи предыдущей хозяйки услужливо испаряются. Ковер отъезжает под диван и открывает моему взору маленький люк с кольцом вместо ручки. Под ним - крутая лестница, ведущая в неизвестность. Что ж, мне, пожалуй, туда.