В который раз убеждаюсь, что когда Стругацкие получают в качестве интерпретаторов мощный талант - получаются шедевры. Вспомним "Сталкер" Такрковского. Теперь к этому шедевру можно добавить "Трудно быть богом". Ахиллесовой пятой Стругацких всегда было неумение "спрятать мозги". Интеллектуальная составляющая была сильнее художественной, и это несмотря на то что писатели осмысленно пользовались художественными приемами - метафорами, художественными деталями, искусно строили характеры, причем типические. И все-таки, создавалось впечатление, что интеллектуальная составляющая не обусловлена художественной, что это две разных силы, которые не вполне согласованы, и из-за этого произведения получались тяжеловатыми, воспаряющими несколько натужно, не так как могли бы. К слову, Артуру Миллеру, пьесы которого тоже грешат "заметной интеллектуальностью", удалось сделать интеллектуальность гораздо более естественной, чем у Стругацких, а художественные приемы, используемые им, по-настоящему поэтичны и такая пьеса как "Смерть коммивояжера" по-настоящему берет за душу, и только потом, спустя некоторое время по прочтении, начинаешь соображать, как это было сделано.
Повторюсь: когда появляется талант, способный из интеллектуальной основы прозы Стругацких извлечь заложенный в нее недюжинный художественный потенциал, произведение становится выдающимся. У Тарковского и Германа - получилось.( У Бондарчука получился обычный, очень неплохой, фильм. Не хуже и не лучше повести).
Фильм Германа не просто тяжел для восприятия, он утомляет. Каждый кадр - продуман до мелочей. Если честно, никогда не видел столь невероятно тщательной работы. Каждый кадр - оживший Брейгель. Каждое движение - или иллюстрация характера, или символ добровольной западни, отчаянной ситуации, в которой оказался Румата. Эта западня - следствие благих намерений, никак не могущих дать плоды на скудной почве. Молодые, уверенные в своих силах земляне прилетели устраивать Возрождение в мрачном средневековье. Задача оказалась неподъемна. Жизнь превратилась в мрачный серый тоннель, в конце которого не брезжит никакого света. Более того, тоннель мало-помалу отклонялся от прямой линии и привел назад. Произошло то, что часто бывает с заблудившимися в лесу - ходьба по кругу. Так и здесь: попытки изменить что-то в косном мире, похожем на пищеварительный процесс, разбиваются одна за одной. Каждый раз, чтобы ни предпринимал Румата, он оказывается перед разбитым корытом, и нужно начинать все с начала.
Это безнадежное движение по кругу, это вращение без смысла вокруг одного и того же, превращается в основной художественный прием. Вещный мир, необыкновенно выпуклый, мир оживших средневековых гравюр и полотен, царствует в картине. Это действительно Великая Иллюзия, Майя, которая затягивает в себя до предела, до изнеможения. Жизнь невероятно обыденна и скучна, каждые пять минут становится невыносимо от изображения. Монотонный ритм сонной жизни в болоте вызывает отвращение и усыпляет одновременно. Мир предельно вещественен, реален и в то же время странен("остранен" по Шкловскому). На экране кипят страсти, происходят страшные события - попытки переворотов, восстания, казни "умников", поиски инквизиции - а воспринимаешь это как шевеление химер в замедленном темпе кошмарного сна, как вялое колыхание подводных растений. Ты не участник, тебя не втягивает - ты зритель, созерцающий нечто отвратительное, и от этого очень тяжело.
Но удивительным образом смотришь, и понимаешь, что фильм не просто ни на что не похожий, а в этой непохожести замечательный. Да, картинка, изображение - доминируют, поэтому смысл ускользает, для понимания, сцену приходится пересматривать. Но когда пересмотришь, происходит диво. Тогда смысл становится отчетливее и яснее, чем в с юности известной повести. Со второго захода начинаешь "слышать", что говорят персонажи. И соединенное с изображением слово становится весомо, мрачно и трагично. Слово наполняется болью, в которую веришь. Это уже не упражнение на тему учебников истории, это не холодноватый интеллектуальный эксперимент Стругацких. Это жизнь, это трагедия лет, растраченных понапрасну сил, жизнь, которую можно было бы прожить иначе. Это трагедия безнадежности благих намерений. Это трагедия всего яркого и тонкого, гибнущего в сером мире. Это - трагедия, и это становится понятно после того, как продираешься через картинку. Не так ли и в жизни - за серыми буднями не сразу видно трагедию индивидуальной жизни: несбывшиеся мечты, несостоявшаяся любовь, несложившаяся карьера, недружная семья, не-...,не-...,не-... Слезы обыденного, хронические болезни жизни.
Содержание, мысли и слова, становятся не менее яркими, чем изображение - только нужно прорваться сквозь эту паутину, через тягомотину повседневности.
Умберто Эко уже сказалс, что фильм Германа - яркое описание средневековья, причем описание нового уровня - ты оказываешься внутри этого мира, который вечно тонет в нечистотах и втайне надеется на нечто прекрасное. Но Герман - не изобретатель, все было взято из гравюр, из книг, таких как "Гаргантюа и Пантагрюэль", с их сальных и груюым юмором, из страшных описаний инквизиторских будней, Да и в кино мы видели средневековую грязь, не менее отвратительную, чем у Германа.
Новаторство Германа, пожалуй, в том, что метафора болота с нечистотами, в котором клубится жизнь, похожая на брожение, на жизнь инфузорий, становится сквозной - с бесконечно льющейся водой, постоянной грязью, с зыбким дрожанием между теплом и холодом. Речь персонажей звучит размыто, приглушенно, они в страстях - но как будто спят, их разум как будто покрыт пыльной паутиной. Трудно внести разум в этот мир, трудно заставить его развиваться. Для этого нужен не страх - для этого нужно, чтобы проснулась творческая энергия. А для этого люди должны перестать чувствовать себя рабами, должны научиться чувствовать себя сперва личностями, и только потом рабами, пусти и господними.
И как же тяжела эта задача - преодоление людской косности и нежелания что-либо менять в себе и вокруг себя. Ведь миром правят "серые" - и это образ. Миром правят те, кто считает, что есть незыблемый мировой порядок, в котором они не на самом краю, и поэтому всегда есть надежда, что им удастся подставить другого. За это они готовы уничтожать покушающихся на порядок и готовы принять "черных", которые обещают им такой порядок устроить. Какая мрачная иллюстрация к истории человечества и к сегодняшнему дню.
Возвращаясь к словам Эко о средневековье, можно присоединиться к нему в том, что фильм - критика средневековья. Это лежит на поверхности. Действительно, идеализация средневековья, происходящая сейчас, идеализация отношений господин-отец - дети-слуги всего лишь идеализация. Средневековье - грязь и страдания, лицемерие и ханжество, распутство и жестокость, расправа с неугодными во имя господне и власть алчности, отсутствие настоящей культуры, основанной на знаниях, постоянные войны. Да, это так. Но все-таки фильм Германа не об этом.
Фильм о тех загадках, которые меня волнуют. Первая загадка. Действительно ли человечество это серая инертная масса, которая без Бога, без развивателей, так бы и гнила в грязи? Вторая загадка. Действительно ли человечество способно только завидовать и ненавидеть и совершенно равнодушно к возвышенному и прекрасному - искусству, любви, доброй религии? Следствием первой загадки, вероятно, должно быть оправдание феодализма и рабства. Следствием второй загадки, вероятно, должно быть оправдание концлагерей и инквизиции. Хотя, если честно, эти следствия никакой логикой не оправданы - только софистским желанием выдать частные случаи за истину (индукция, которая, как известно, точной не бывает, если только это не полная индукция).
Оба вопроса сложны и явного ответа я лично не знаю.
Что касается первого. Есть пример племен, живущих в тропических джунглях, находящихся в равновесии с окружающей средой, и совершенно не развивающихся. Напрягаться практически не нужно и развития никакого. Есть пример северных народностей, чукчей, например, которые много богаче в плане культуры. Но жизнь в условиях тундры или северного леса очень тяжела и энергии хватает только на поддержание того что есть. Цивилизации возникали в условиях умеренного климата. Это говорит в пользу того, что при наличии нерастраченной энергии и необходимости бороться за жизнь, при сочетании этих двух факторов, может проявиться творческое начало. Вспомните настенные фрески Ласка (они поразительны), фрески других пещер. Вот они - первые духовные плоды человеческой творческой энергии, которая есть, существует. Другое дело, что это все равно не отменяет возможность целенаправленного воздействия. И оно наверняка было. Вопрос в том, только ли оно было, не было ли встречного творческого движения людей.
Мне представляется, что культурное воздействие богов должно иметь одной из целей религиозные культы с жертвоприношениями - ведь должны же боги питаться, и должны заботиться об этом. Далее, я возможно ошибаюсь, но эту мыль мне навеяло творчество французского писателя Бернанда Вербера, поражающего порой тонкими догадками и знанием гештальд-психологии. Согласно его творчеству, мир похож на соревнование богов, которые с помощью определенный инструментов (в прошлом - пророков, ныне экстрасенсов и колдунов, сновидений, фобий и маний), развивают нации и соревнуются друг с другом. А без войны доказать превосходство совсем непросто. (Об этом, кстати, творчество Гомера, которого наказали слепотой за то что видел не то что должен был). Поэтому там, где мы видим развитие цивилизации жрецов, где развивается культура войны, наверное, должен быть след богов. (Я говорю о культе силы и культе сильного божества). Спарта, цивилицации американских индейцев, ислам идеально соответствуют такой постановки задач.
Но на определенном этапе человечество, чему-то научившееся у богов, начинает развиваться само. И это должно выявляться в некоторых отклонениях, которые потом уничтожаются и проклинаются. Демократия, изобретенная Солоном в древних Афинах, приведшая город к расцвету и лидерству в Пелопонесе, была уничтожена Спартой.
Христианство, утверждавшее равенство людей в другом царстве, подчеркивавшее их ценность, чудом победило. То, что оно выстояло - заслуга людей, по всем признаком оно должно было быть уничтожено, но люди выстояли. Их воодушевление привело к победе.
Как раз на основании подобных примеров можно сделать выводы, действительно ли люди способны только к жестокости и зависти? Точно можно сказать, что это не так.
Посмотрите, как охотно люди приобщаются к грамоте, когда появляется возможность для этого. Даже в наше время, когда высшее образование большинству людей ничего не дает, люди стремятся получить образование, они отказывают себе во многом для этого. Человеку хочется уважать себя не только из-за силы, но и из-за знаний и интеллекта. Человеку хочется, чтобы его уважали из-за его порядочности. Разве это не прекрасно? Разве не к этому нас должны вести развиватели? Если они ведут нас только к страху божьему, то это грустно.
Многие люди - идеалисты по природе. А идеалисты готовы развиваться и для общего развития готовы пожертвовать своей жизнью. Недаром циничные Савинковы и Желябовы использовали неравнодушных для самоутверждения, достаточно было прикрыться декларациями о том, что теракты необходимы для будущего счастья человечества (это именно то, по поводу чего Иван Карамазов отказался от царствия небесного).
Не могу утверждать, что я прав, но думаю, что человечество способно к прогрессу и развитию. Но нельзя отрицать, что при возможном влиянии высших сил (Бога, богов) ситуация становится слишком запутанной для того чтобы ее разобрать с кондачка.
А вот то, что люди, несмотря на свою жестокость, являющуюся порождением жестокого мира, тянутся к добру, к созиданию, это точно. Так было во все времена. Смотрите на результат - даже в наше жесткое время жизнь намного мягче, я бы даже сказал либеральнее, чем она была в средневековье.
Тем не менее, Герман не просто живописует средневековье - он живописует нас. Посмотрите, вопрошает он, посмотрите, сильно ли вы изменились? Вы такие же ленивые, вы такие же глупые, наглые, когда защищены, и трусливые, когда зад никем не прикрыт. Вы все так же не любите умников, а любите тех, кто называет умниками вас, чтобы использовать. Изменились ли вы, люди?
Искусство не только задает вопросы, но и решает их. Конечно, оно решает их в ограниченных рамках творчества, конечно, осмысление искусства не есть осмысление уровня социологии, религиоведения или философии, но какие-то позитивные попытки решения вопросов искусством есть.
Так и в фильме Германа не только поставлены острейшие вопросы бытия - способны ли мы развиваться, способны ли мы выйти за пределы личной защиты, кто мы без богов, в конце концов, но и дан, на мой взгляд, простой, хотя и примитивный ответ.
Постарайтесь найти в себе какой-то непрактичный интерес, постарайтесь объединиться с другими, чтобы его защитить, постарайтесь быть лучше.