31 декабря 1945 года. Главный редактор районной газеты "Ударник" Павел Иванович Рябинкин внимательно читал рукопись и что-то черкал там карандашом. В дверь кабинета постучали.
- В чём дело? - недовольный тем, что его оторвали от работы, Павел Иванович глянул поверх очков на стоящего в дверном проёме человека.
На пороге кабинета стоял офицер в расстёгнутой шинели, из-под которой выглядывал боевой орден. Офицер улыбался.
- Павел Иванович, - подошёл поближе к столу военный. - Неужто не признал?
- Серёжа! - Павел Иванович так стремительно бросился навстречу военному, что повалил локтем на пол три потёртых серых папки. - Ты?! В отпуск?
- Совсем, - улыбался офицер, обнимая главного редактора. - Демобилизовался. Как говорится, народное хозяйство без меня некому поднять. Ха-ха-ха...
- Отлично! - Павел Иванович не сводил восхищенных глаз с гостя. - Завтра же выходи на старое место - ответственным секретарём. Осмотришься, а потом я тебе своё место уступлю. Одно дело завершу и всё. Знаешь, какая оказия у меня случилась? Хотел написать фельетон о мелких недостатках промысловой кооперации в районе, а как копнул поглубже, так просто жуть какая-то. - Рабинкин поднял с пола папки и положил их прямо перед собой. - Я, вроде как, двойную бухгалтерию там нащупал. Воистину говорят: кому война, а кому мать родна. После праздника я им всем покажу кузькину мать. С этим делом разберусь и тебе всё передам. Устал я очень. Понимаешь?
Главный редактор вздохнул и указал на заваленный бумагами стол.
- Понимать-то, я тебя понимаю, Павел Иванович, - чуть-чуть понизил голос Сережа, - но у меня немного другие планы: предложили мне поработать в обкоме. Только большая просьба, Павел Иванович, никому об этом.
- Никому так никому, - подмигнул редактор гостю. - Всё понимаю... Жаль, конечно, но куда нам против обкомовских харчей. Ты, всё равно, подумай над моим предложением. Ладно, потом об этом; давай рассказывай, как воевал.
-Да, чего там рассказывать, - махнул Сергей рукой, - воевал как все. Да, кстати, а у меня для тебя гостинец есть, Павел Иванович. Из самого Берлина!
- Какой гостинец?
- Я из Германии на самолёте летел. Груз важный сопровождал. Вот. Приезжаю на аэродром, и там нос к носу сталкиваюсь с Иваном Аськиным.
- С Иваном Степановичем? - вскинул брови Павел Иванович.
Если бы Рябинкину сказали, лет пять назад, что он будет называть Ванюшку Аськина по отчеству, то помер бы Павел Иванович со смеху. Ванюшку? Этого ершистого селькора, часто приходившего из соседнего села разобраться, насчет того, почему его заметку напечатали в сильно сокращенном виде? Да разве можно было бы такое подумать, чтоб по имени да по отчеству? Его и Ваней никто не называл: Ванюшка - и всё тут. Но чудеса в жизни иногда случаются, особенно в годы лихолетья. Ваня в начале войны поступил в авиационную школу, а потом стал летчиком - штурмовиком. И не просто летчиком, а боевым асом, которого недавно представили к званию Героя! Так что теперь Павел Иванович Ивана Степановича только по отчеству и называл.
- С ним! - кивнул офицер, развязывая вещевой мешок. - А он, как узнал, что я домой отправляюсь, так сразу велел тебе подарок передать. - Сергей вытащил из вещмешка бутылку. - Вот. Французский коньяк фин шампань. Десять лет выдержки. Поди, не пробовал никогда такого?
- Да, где уж..., - осторожно, словно хрустальную вещь, Рябинкин взял из рук Сергея бутылку и стал её рассматривать.
- Обрати внимание на этикетку, Павел Иванович, - гость ткнул пальцем в этикетку, где рядом с большой темно-красной печатью красовалась размашистая подпись. - Узнаёшь подпись?
- Неужто сам Иван Степанович расписался?
- Он.
- Чудеса, - улыбнулся Рябинкин, - человек так высоко поднялся, а подпись всё та же. Я эту бутылку буду хранить до скончания века.
- Бутылку храни, - засмеялся Сергей, - а вот содержимое должен в этом году обязательно выпить. Так Иван распорядился. Сказал, что непременно приедет и проверит.
- Тогда сегодня вечером, - кивнул Павел Иванович. - Мы всей редакцией собираемся отметить встречу Нового года, вот тогда и употребим сей буржуйский продукт. И ты, Сережа, обязательно должен с нами праздновать.
- А как же я без вас-то, Павел Иванович? - Сергей хлопнул по столу ладонью и стал подниматься. - Вечером буду как штык, а сейчас...
- Подожди, - остановил гостя Павел Иванович. - Давай-ка, мы с тобой, Серёжа, сейчас одно дело обсудим: и мне спокойней будет, и тебе определиться надо.
- А что за дело? - Сергей опять сел на стул и внимательно посмотрел на главного редактора.
- Понимаешь, - Рябинкин потёр пальцами лоб, - слушок у нас нехороший пролетел. Ты же вместе с Иваном Федоровичем Парамоновым воевал? С бывшим заместителем районного прокурора...
- Вместе.
- А, как погиб он, знаешь?
- Знаю, - нахмурился Сергей. - Мы тогда в окружение попали... На войне не всё так просто... Слушай, Павел Иванович, не хочу я об этом вспоминать... Давай лучше выпьем. Помянем павших.
Гость быстро взял бутылку коньяка и стал её открывать.
- Сережа, - вскинул брови Рябинкин, - я хотел вечером, вместе со всеми эту бутылку...
- Не волнуйся, Павел Иванович, - махнул рукой офицер, - у меня еще такая есть. Я её к праздничному столу принесу. Давай стаканы.
Павел Иванович немного порылся в столе и достал две слегка помятые серые кружки из алюминия.
- Самая подходящая наша посуда для их коньяка, - подмигнул Сергей главному редактору и разлил по кружкам коньяк.
Они выпили, закусили шоколадом, две плитки которого Сергей достал из мешка. Сергей хотел разлить еще, но Павел Иванович остановил его.
- Понимаешь, Серёжа, - сказал Рябинкин, не выпуская из рук кружки, - ты должен мне всё рассказать. Я не хочу, чтобы имя моего ученика мешали здесь с грязью.
- С какой еще грязью? - нахмурился Сергей.
- Ты помнишь Федю Мальцева?
- Еще бы не помнить! Он с нами в штабе дивизии служил. Ординарцем у Парамонова.
- Так вот, он вернулся с фронта после ранения и стал рассказывать...
- Федька жив? - Сергей быстро провёл ладонью по лицу.
И тут дверь редакторского кабинета открылась и вошла женщина в модном темно-синем жакете.
- Сергей Петрович! - всплеснула руками женщина, увидев офицера. - В отпуск приехали?
- Нет, Людмила Семёновна, - поднялся навстречу старой знакомой улыбающийся Сергей. - Совсем приехал. Газету родную поднимать.
- Газету? - брови Людмилы Семёновны взлетели вверх, а голос слегка задрожал. - На старое место, значит. Не шутите? -
- Людмила Семеновна, - Сергей взял смутившуюся женщину под локоток и подвёл к редакторскому столу, - давайте выпьем с вами коньяка. Это не простой коньяк, его сюда прислал Герой. Вон, видите, подпись Ивана Аськина.
- Ивана? - машинально переспросила Людмила Семеновна и залпом выпила коньяк из кружки.
Мужчины тут же последовали её примеру.
- Значит, насовсем, - Людмила Семёновна прикоснулась пальцем и нижнему веку и тут же перевела слегка затуманенный взор на Рябинкина. - Материалы для новогоднего выпуска вы посмотрели, Павел Иванович?
- Подожди, Люда, - вздохнул Павел Иванович, перебирая на столе бумаги, - не успел. Зайди через часик, если меня не будет, то я всё на столе оставлю.
- Ну, как она? - спросил Сергей редактора, как только за Людмилой Семёновной затворилась дверь.
- Кошмар, - прошептал Рябинкин. - Как только она твоё место заняла, так я, словно на минном поле живу. Вроде, баба-то не глупая, но безалаберная очень. В сентябре поехал я на семинар и поручил ей подготовить передовицу. Так она, вместо того, чтобы написать - "грандиозные планы партии", написала "грациозные планы партии". У неё одни журналы мод на уме. И корректорша проморгала, пришлось её уволить...
- А Людку? - нахмурил лоб Сергей.
- А ей всё как с гуся вода, - махнул рукой редактор. - У неё муж тогда вторым секретарём райкома работал, так он всю её линию и замял. Но теперь всё! Сняли его на последнем пленуме за плохую отчётность по урожаю. Теперь он всего лишь заместитель директора на гальваническом комбинате. Покатился в яму. С месяц уж я ей замену присматриваю. Я, как тебя увидел, так сразу подумал: вот она - моя звезда счастливая, а ты вон как...
- Не переживай ты так, Павел Иванович, - сказал Сергей, наливая еще коньяка в кружки, - найдёшь кого-нибудь. Давай выпьем за тебя.
Они выпили, но даже закусить не успели. За дверью послышался шум. Павел Иванович проворно убрал со стола бутылку и кружки, а потом положил руки на стол, приняв позу примерного ученика начальной школы. В кабинет вбежали несколько женщин - сотрудницы редакции.
- Сергей Петрович! - наперебой обнимали они офицера. - Товарищ Степанов! Как мы рады! Значит, опять к нам? Ответственным секретарём? Сергей Петрович! Расскажите, как на фронте было?
- Вечером он вам всё расскажет, а теперь за работу, товарищи, - встал из-за стола главный редактор и начальственным жестом предложил щебечущей компании очистить помещение. Павел Иванович с Сергеем остались вдвоём.
- Ну, ладно, пойду я, - протянул руку Рябинкину офицер и посмотрел в окно: туда, где на другой стороне дороги стояло серое приземистое здание народного суда.
- Подожди, - быстро перехватил взгляд гостя Павел Иванович, - просьба у меня к тебе огромная: не ходи к Кате.
- Это почему еще?
- Я понимаю тебя, Сергей. У вас была любовь, но с той поры воды много утекло: Катя недавно вышла замуж.
- За кого?
- За нашего фотографа. За Синицкого.
- Он же старик!
- Ну, не такой уж старик, - Павел Иванович чуть-чуть наклонил голову набок. - Пятьдесят четыре, всего. Крепкий мужчина во всех отношениях. Состоятельный. А, потом, он физкультурник у нас. Недавно мы гонку лыжную организовали на приз газеты, так там Виктор Викторович всем молодым нос утёр. Не ходи к ней, Серёжа.
- Да, что же это такое? - Сергей посмотрел прямо в глаза Рябинкину. - Я сюда бежал как мальчишка на первое свидание, а вы... То обвиняете в чём-то, а теперь указываете: куда мне ходить, куда не ходить. Нет, так дело не пойдет!
Сергей быстро надел шинель и вышел из редакторского кабинета.
- Серёжа, я помочь тебе хочу, чтоб всё как лучше было! - только и успел крикнуть Павел Иванович, но рассерженный офицер, даже не обернулся, лишь дверью хлопнул. Так громко хлопнул, что сразу несколько человек выглянули в редакционный коридор.
Сергей перешёл улицу и зашёл в здание суда. Катя раскладывала бумаги на столе и не обратила на вошедшего посетителя внимания.
- Катя, - тихо сказал Сергей.
Катя обернулась.
- Ты?
- Катя, почему ты мне не отвечала на письма? - Сергей подошёл к женщине и попытался обнять за плечи. - Я все четыре года только и думал о тебе.
- Уйди, Серёжа, - высвободилась Катя. - Мы с тобой всё решили. Во всяком случае, я решила. У нас больше ничего не будет.
- Но почему?! Чем я тебя так обидел!?
- То есть, объясняться мне вечером в любви, а на ночь идти в койку к другой бабе - это нормально! Это для меня не обидно?
- Катя, это было затмение, - Сергей опять попробовал обнять Катю. - Минутная слабость. Ты должна меня понять...
- Отойди от неё! - раздался жесткий звенящий голос, но Сергей даже не обернулся, а лишь отмахнулся рукой.
Отмахнулся и тут же почувствовал, что его локоть сжали, словно железными клещами. Теперь уже не обернуться никак нельзя. Сергей быстро поднял локоть и ударил в лицо нападавшего. Сперва ударил, а только потом разглядел фотографа Синицкого. Из носа Синицкого закапала кровь, но фотограф совсем не собирался сдаваться. Он схватил противника за отворот шинели и быстрой подсечкой сбил Сергея с ног. Раздался женский визг, крики, а потом драчуны оказались на улице, вот только здесь их и смогли разнять.
- Сергей! - орал Павел Иванович, расталкивая злых буяном. - Я же говорил тебе!
На помощь главному редактору подбежали еще несколько человек и бузотёров растащили по разным сторонам дороги. Они еще немного покричали друг на друга, а потом: Синицкого супруга увела в здание суда, а Сергей ушёл в ближайший переулок. Павел Иванович посмотрел Сергею вслед и побрёл к крыльцу редакции. Усевшись за стол, главный редактор опять взялся за рукопись, но никак не мог сосредоточиться: сильно шумело в голове. Павел Иванович поднялся из-за стола, посмотрел в окно, но успокоиться опять не получилось. Распахнулась дверь и в кабинет, опираясь на палку, ввалился молодой человек лет двадцати пяти с бледным лицом. Это был помощник редакционного наборщика - Фёдор Мальцев.
- Он был здесь?! - закричал Федор, тараща свои оловянные глаза.
- Кто?
- Ну, этот гад! Спепанов!
- Серёжа?
- Какой, Серёжа! Это сволочь! Он рассказывал что-нибудь про меня?!Не верьте ему, Павел Иванович! Ни единому слову не верьте! Он всегда всё врёт!
- Успокойся, Федя, - Павел Иванович достал из-под стола бутылку коньяка. - Ничего он мне не рассказывал. Успокойся. Давай-ка, попробуем с тобой вот этого заморского зелья.
Федор взял в руки коньяк, внимательно посмотрел на этикетку, потом поставил бутылку обратно на стол и так резко мотнул головой, что прислонённая к столу палка свалилась на пол.
- Он привёз. Не буду я это пить. Гнида. Не верьте ему, Павел Иванович. Ни единому слову не верьте. Очень прошу вас!
Мальцев передернулся всем тело, потом стал поднимать упавшую палку. У него не гнулась спина, поэтому, сначала пришлось ему встать на колени, подобрать палку и потом уж, с её помощью, подняться обратно. С большим трудом Мальцев встал и, неуклюже переваливаясь с боку на бок, вышел в коридор. На пороге с ним плечо в плечо столкнулся фотограф Синицкий.
- Я заявляю решительный протест, Павел Иванович, - прямо с порога начал ругаться фотограф. - Этот подлец сегодня домогался моей жены и, если вы его обратно возьмёте в газету, я уволюсь. Меня уже давно зовут в химико-механический техникум.
- Виктор Викторович! - прямо-таки взмолился главный редактор. - Уж, вы-то будьте выше всего этого. Вы же умнейший человек. С мальчишкой связались... Хотите коньяка? Мне из Германии прислали.
- Я не пью коньяк, - мотнул головой Синицкий, разглядывая редакторский стол, - находящиеся там танины дурно влияют на бактерии кишечника. Я могу выпить водки, но две- три рюмки, не более. А коньяк - нет. Покорно брагодарю. И еще раз прошу вас учесть моё заявление. Это очень серьёзно.
- Ладно, ладно, - вздохнул главный редактор. - Кстати, Виктор Викторович, у меня к вам есть тоже очень серьёзный разговор, но не сейчас. Завтра поговорим.
Когда Синицкий вышел из кабинета, Павел Иванович Рябинкин вздохнул и опять принялся за работу.
В девять часов вечера работники редакции и типографии собрались в общем отделе, где поставили ёлку и накрыли праздничные столы. Для устройства праздника каждый желающий сдал по два обеденных талона, а также принёс из дома - всё что смог. Стол получился на славу: не очень разнообразный (много картошки и квашеной капусты), но, достаточно обильный. Сперва краткую торжественную речь сказал главный редактор, потом выпили за Победу, за товарища Сталина, за уходящий год, а под бой часов и за год наступивший.
Сергей Спепанов говорливый и улыбчивый, сидевший рядом с Павлом Ивановичем, сразу после торжественной речи открыл бутылку коньяка фин шампань и стал предлагать всем отведать заморского напитка, но желающих не оказалось. Женщины, улыбаясь, кивали на бутылки с вином, а мужчины, в большинстве своём, уже наполнили рюмки водкой из запотевших бутылок.
- Товарищи, - поднялся поддержать Сергея Павел Иванович, немного озадаченный подобным неприятием зарубежного горячительного напитка. - Это же подарок из Берлина. От нашего героя, от Ивана Степановича Аськина. Не стесняйтесь. Налетайте!
После этакой информации, всё-таки, вызвались испробовать французский напиток: сторож Носов и заведующая отделом писем Серафима Пантюхина. После первой пробы, Пантюхина сморщила нос, а Носов, прошептал что-то о клопах и попросил срочно налить ему водки, подкрепив эту просьбу таким доводом:
- Запить надо эту безобразию чем-нибудь существенным.
- Ну, товарищи, - опять попытался агитировать за коньяк Павел Иванович. - За тридевять земель везли, пейте.
- Да, нет - отвечали главному редактору подчиненные, - мы лучше своё. За товарища Сталина!
Своего было в достатке. На встречу этого Нового года редакции от райкома выделили пять бутылок водки и ящик вина "Кюрдамир". И еще председатель райпотребсоюза немного подбросил от своих щедрот и от военкомата малая толика "Московской особой" подоспела. Газету в районе уважали и никогда не забывали. Так что, коньяк пришлось пить только Павлу Ивановичу и Сергею. После тоста "за нашу газету" послали Синицкого за патефоном, и запели хором сперва "Имел бы я златые горы...", а потом про удалого Хазбулата. Сергей, заметив, что Катя осталась за столом одна, хотел подойти к ней, но Павел Иванович остановил его.
- Давай, Сережа, споём боевую журналистскую.
Без глотка товарищ,
Песни не заваришь, -
Так давай по маленькой хлебнём,
Выпьем за писавших,
Выпьем за снимавших,
Выпьем и опять себе нальём!
- А мне, Павел Иванович, другая песня нравится, - сказал Сергей, поглядывая на Катю, - мы её всегда у себя в редакции на фронте пели. Вот послушай. Товарищи, гитару подайте.
Сергею подали гитару. Он прислушался к звучанию струн, а потом запел. Сразу же после первых аккордов, Фёдор Мальцев встал и вышел вон из праздничной залы на улицу. И так он торопился, что даже пальто с вешалки не забрал. Сергей же ничего этого не заметил, он весело пел:
- Оружием обвешан,
Прокравшись по тропе,
Нетерпелив и бешен
Он штурмом взял КП.
Был комиссарский ужин
Им съеден до конца.
Полковник был разбужен
И побледнел с лица.
И чтобы в путь неблизкий
Отправить нужный факт,
Всю ночь с телеграфисткой
Налаживал контакт...
Песня о весёлом репортере была принята за столом на ура: все аплодировали, Сергея заставили спеть еще, а потом Синицкий принёс патефон и чемодан с пластинками; сдвинули столы и начались танцы. Сергей закружился в вальсе с верстальщицей Ниной, потом его перехватила заведующая молодёжным отделом Верочка. И они так с Верочкой увлеклись, что чуть было не сшибли ёлку, уронив с неё шар со звездой и красноармейца в будённовке. Пока другие танцевали, Людмила Семеновна, что-то настойчиво требовала от Рябинкина, не принимавшего участия в танцах, но тот в ответ только мотал головой и с места не поднялся. Людмила Семеновна махнула на него рукой и пошла к Синицкому, этот оказался сговорчивей и они вместе куда-то удалились.
Скоро появился на празднике Дед Мороз со Снегурочкой. Начались подарки. Раздавали подарки не просто так, а при посредстве фантов. Сергею выпало станцевать "цыганочку", за этот номер достался танцору приз - темно-синие семейные трусы. Все смеялись навзрыд. Павел Иванович вместо чечётки рассказал басню и получил за свой подвиг лыковую мочалку. Подарки из мешка доставала Людмила Семёновна. И никто не остался без новогоднего приза. И веселись, как говорится, до упаду. Потом Дед Мороз со Снегурочкой ушли переодеваться, а столы опять стали ставить на центральное место.
Всего что угодно ожидали развеселившиеся люди в первые часы нового мирного года, но только не беды. Как гром с ясного неба раздался истошный крик:
- Пожар! Типография горит!
Пожар?! Быть того не может в такой день! Только продолжалось это наваждение недолго. Одно мгновение, а потом все побежали в типографию. Первым рванул туда Сергей, а за ним, морщась от боли и, сильно припадая на левую ногу, спешил Павел Иванович.
В полуподвальном помещении типографии было очень дымно, но огня не видно. Источник задымления (ком из бумаг да масляную тряпку) нашли быстро. Бумага валялась как раз под покосившейся чугунной дверцей подтопка. Видимо, из подтопка вывалился уголь; от угля загорелась бумага, а потом и тряпка задымилась. Когда стали проветривать помещение, разбудили старого наборщика Семенова. У Семенова недавно умерла жена, а потому он старался пореже ходить в пустую квартиру и целыми днями работал в типографии. И не только работал - он жил в типографии.
- А я порядок тут навёл, выпил чуток и прилёг на лавке подремать, - часто вздыхая, рассказывал наборщик. - Хорошо хоть не угорел. Сколько раз уж всем твердил, чтоб не бросали бумагу возле печки. Не понимают!
- Дядя Ваня! - прямо с порога набросилась на старика Людмила Семеновна. - Я тебя же предупреждала, чтоб не курил, где попало!
- А я и не курил, - обиделся старик. - Это кто-то бумагу возле печки бросил... Я-то здесь причём?
- Ладно, разберёмся, - махнул рукой Рябинкин и повернулся к наборщику. - А сейчас все за стол. И ты, Иван Михайлович тоже.
- Нет, - стал отказываться старик, - не люблю я эти посиделки.
- Я приказываю, - притворно нахмурился и топнул ногой Павел Иванович. - Пошли коньяк пить!
Старика наборщика посадили напротив главного редактора. Сергей быстро наполнил стопки. Ему хотелось, чтобы это досадное недоразумение с пожаром поскорей исчезло и праздничное веселье опять захлестнуло всех, закружило и унесло подальше от этих скучных житейских забот.
- Ну, с Новым Годом! - сказал Иван Михайлович. - И, как говорится, чтоб не последнюю.
И старик залпом выпил свою стопку. Его примеру сразу же последовали и другие.
Первым плохо себя почувствовал Павел Иванович. Он сильно побледнел и даже стопку не успел поставить, она упала под стол. Началась суматоха. Пока все кружились возле Рябинкина, потеряли сознание: Семёнов и Сергей. Побежали за главным врачом больницы, но того дома не оказалось. Пока искали других медиков, Павел Иванович, Иван Михайлович и Сергей скончались.
Руководство расследованием этого дела поручили начальнику районной милиции майору Страхову Александру Егоровичу. Шутка ли, сразу три трупа, один из которых редактор районной газеты, а другой без пяти минут заведующий сектором в отделе агитации обкома. Сам первый секретарь райкома в три часа ночи из-за праздничного стола в милицию прибежал. Задействовали все резервы. К семи утра уже знали, что все трое были отравлены цианидом. Но каким-то особым подвижкам в расследовании этот факт не способствовал. Цианиды применяли на гальваническом комбинате для приготовления рабочих растворов ванн, а потому многие жители города боролись с крысами с помощью именно этого яда. Банки с ядовитым веществом стояли в подполе у каждого уважающего себя домовладельца. После опроса свидетелей, появилась версия, что отравились пострадавшие зарубежным коньяком, которой они пили перед смертью, но в бутылке с коньяком следов отравляющего вещества не выявили. Сейчас эксперт-криминалист (час назад его привезли на машине из областного центра) устроил возле бывшего праздничного стола целую лабораторию. Он брал пробы из бутылок, стопок, стаканов, тарелок; помещал эти пробы в пробирки; что-то добавлял, смешивал, высушивал на стекле, а потом рассматривал стекло через микроскоп.
Майор Страхов подошёл к эксперту и вопросительно глянул на него.
- Пока ничем порадовать не могу, - развёл руками химик.
Страхов пошёл в кабинет главного редактора и сел за стол Рябинкина. Перед майором лежал только чистый лист бумаги, да стояла бутылка заморского коньяка, принесённая с места происшествия. Рядом следователь Соловьёв продолжал опрашивать свидетелей. С подозреваемым пока точно не определились, но первым в этом ряду стоял редакционный фотограф Синицкий. Об его драке со Степановым, в городе говорили на каждом углу. Только вот, без ясной картины преступления, решили пока Синицкого не трогать. Нечем его (кроме драки) прижать. Соловьёв беседовал с другими сотрудниками редакции. Беседовал в своей особой и любимой манере.
- Так, вы говорите, что сидели за столом рядом с Рябинкиным, - внимательно рассматривал через стёкла круглых очков в стальной оправе глаза свидетельницы Пантюхиной Соловьёв.
- Сидела, - еле слышно вымолвила свидетельница.
- Хорошо. А что скажете мне о сути происшествия?
- Ничего...
- Что значит "ничего"?! - голос Соловьёва окреп, в нём появилась стальная строгость и ураганный напор. - Кто Рябинкина отравил?! В глаза мне смотри! В глаза!
- Я н-не знаю. Говорят, что коньяк отравленный. Они как втроём его выпили и сразу...
- А ты почему коньяк не пила?!
- Я пила, только не понравилось! - закричала Пантюхина и громко расплакалась.
Через час следовать докладывал майору Страхову о первых результатах (а вернее об отсутствии этих результатов) следственной работы.
- Коньяк за столом пили пятеро, - следователь погладил ладонью свежевыбритую макушку, - но отравились только трое. Кроме того, в бутылке яда не обнаружили. Значит, не коньяк.
- А чего же тогда? - майор задумчиво посмотрел в окно. - С коньяком-то всё бы аккуратно получилось... Одна была бутылка коньяка за столом. Её Степанов из Берлина привёз. Вражеская диверсия. Но в бутылке всё чисто. Я всю голову сломал: куда же им яд-то подмешали?
- Есть! - вбежал в кабинет сержант Кротов, приставленный сегодня в помощники областному эксперту. - Нашли!
- Чего нашли?
- Вот, - сержант поставил на стол стопку. - Под шкафом валялась. Мы всё проверили, а потом я решил еще под столом чего-нибудь поискать. Полез, значит, и случайно под шкаф заглянул, а она там и лежит. Я её достал и на проверку. Пётр Иванович водички в стопку плеснул, потом эту водичку в пробирку, добавил чего-то, и посинела пробирка. Короче, в этой стопке был яд. Иваныч почти уверен, но решил еще пару анализов через микроскоп сделать. Дотошный человек, доложу я вам.
Способ отравления теперь понятен! Яд добавили в стопки, когда началась суматоха с пожаром. Потом две стопки преступник убрал со стола, а вот третья (на счастье сыщиков) свалилась оттуда и закатилась под шкаф. Сразу решили "крутить" фотографа Синицкого. У фотографа мотив самый что ни на есть серьёзный - ревность. Весь город знал, что у жены Синицкого Кати и отравленного Степанова был когда-то жаркий роман. И, по всем приметам, Степанов пытался те романтические отношения возобновить. Не зря же сегодня они с Синицким крепко подрались возле народного суда. Кроме того, в помещении типографии активности фотографа никто не приметил. Ни один из свидетелей "пожара" ни полсловом о не не обмолвился.
- Я к смерти Степанова не имею никакого отношения, - с порога заявил Синицкий и спокойно уселся перед следователем.
- А чего так сразу, господин хороший? - нехорошо прищурил глаза следователь Соловьёв. - Решили нас с панталыку сбить? Дескать, наперёд все мысли знаю? Не выйдет! Так вот слушай сюда, гнида белогвардейская, меня на арапа не проймёшь! Ты в стопку Степанова яда подмешал?
- Какой ещё яд?
- Цианид, мразь белая. Думал, что замаскировался? Да? Но у нас ещё никто от карающего меча не уходил? Ты офицера-орденоносца из-за бабы погубил? Признавайся!
Следователю Соловьёву давно Синицкий не нравился своей надменной старорежимностью. Говорили, что он перед революцией учился в юнкерском училище. По всем выходкам: ни дать ни взять - белый офицер. А еще, год назад, пошёл следователь со всей своей семьёй в фотоателье артели "Красная заря", где Синицкий подрабатывал по субботам, и попросил его сфотографироваться вне общей очереди. Как человека попросил, но эта сволочь полтора часа заставила вместе со всеми на скамейке сидеть. И теперь у Соловьёва появился шанс поквитаться, но, оказалось, что Синицкого голыми руками не возьмёшь.
- Во-первых, - ничуть не смутившись, свысока смотрел на гневные потуги следователя фотограф, - служил я не в белой армии, а в Красной. Я, знаете ли, вместе с товарищем Сталиным Царицин оборонял. Во-вторых, цианид - кристаллическое вещество, и как я, по-вашему, успел его сразу в три стопки насыпать? И, самое главное, почему никто этого вещества не заметил?
Упоминание фотографа о совместной службе с товарищем Сталиным озадачили Соловьёва. Такими вещами не шутят. Поэтому следователь обороты сбавил.
- Выпивши все были, потому и не заметили, - неуверенно сказал он, понимая, что Синицкий прав. Если б отравили одного человека, еще куда б ни шло, но три грязных стопки, кто-нибудь заметил бы точно. Кроме того, ранее проведенный опрос свидетелей выявил факт: перед тем, как после танцев поставить столы, посуду помыли. Версия о том, что яд подсыпали в стопки не лезла ни в какие ворота.
- Вот, если б, водкой отравили или еще хотя бы одна бутылка этого самого фин шампаня имелась в редакции, - размышлял майор Страхов, рассматривая стоявшую на чистом редакторском столе бутылку заморского коньяка, - тогда всё встало на свои места. Сперва бутылку с ядом поставили на праздничный стол, а потом в суматохе убрали куда-нибудь подальше...
- Вам надо вторую бутылку коньяка искать, - будто прочитал мысли майора Синицкий.
- А откуда здесь вторая? - изумлённо глянул на фотографа Страхов.
- Во-первых, я знаю, что у главного редактора неполная бутылка точно такого же коньяка днём на столе стояла, он мне предлагал попробовать, - сказал Синицкий и вынул из кармана фотографию. - Во-вторых, я вчера фотографировал, как раз перед самым тем происшествием. И бутылка та в кадр попала. Я её увеличил. Обратите внимание на этикетку: на той бутылке, что у вас сейчас на столе стоит - этикетка чистая, на фотографии этикетка с чьей-то подписью.
Страхов схватил фотографию и увидел там этикетку с размашистой подписью. Синицкий фотографировал главного редактора, а бутылка как раз и стояла на столе перед ним. Сзади редактора был подоконник, а на подоконнике стоял какой-то черный ящик. Вот как раз на фоне этого черного ящика фотограф и сделал увеличенное фото бутылки. Этикетка и подпись на ней были очень хорошо видны.
- Теперь всё ясно! - грохнул кулаком о стол майор и принялся ходить по кабинету из угла в угол. - Две бутылки! А я-то голову всю сломал... Ты давай, Виктор Викторович, иди к себе и печатай все вчерашние фотографии, раз фотографировал. Нам тут пошептаться надо.
Фотограф ушел, а майор Страхов никак не мог успокоиться. Птица удачи кружила где-то рядом, осталось её только за хвост схватить. За быстрое раскрытие такого громкого дела без наград точно не оставят. Оставался сущий пустяк: найти хитрого убийцу.
- Ну, Соловьёв, - майор опять сел за стол, - что думаешь?
- Сначала надо разобраться: многие ли в редакции знали о второй бутылке коньяка в кабинете Рябинкина, - вздохнул Соловьёв, всё еще обескураженный неудачным допросом фотографа. - Потом определим, кто был вхож в кабинет, а дальше посмотрим.
- Я видела эту бутылку с подписью, - сказала Людмила Семеновна, когда пришла её очередь отвечать на строгие вопросы следователя. - Там ещё на этикетке автограф нашего Героя Ивана Аськина был. Иван эту бутылку в подарок Павлу Ивановичу прислал. Вот здесь серые папки лежали, а как раз около них и бутылка. Я даже пила этот коньяк. А что тут такого?
Кроме Людмилы Семеновны о второй бутылке коньяка никто не знал; все остальные делали удивлённые лица и разводили руками. Возможно, кто-то и врал, но поймать за руку пока никого не получилось.
- А, может, Людмила их оприходовала? - осторожно высказал не совсем правдоподобную версию Соловьёв. - Мотив у неё имеется.
- Какой ещё мотив? - удивлённо посмотрел на следователя Страхов.
- Место в газете. Она же начала на этом месте работать, когда Степанов в армию ушёл. Теперь же, получается, что ей подвинуться бы пришлось. Мужа-то сняли с должности, заступиться некому.
- Нет, - покачал головой майор, - из-за этого не убивают.
- Не скажи, - Соловьёв подошел к окну и стал смотреть на улицу. - Редактор газеты - величина заметная. Уважаемая в районе должность. Людмила способна рискнуть, она баба умная. Именно на это и могла рассчитать, что в голову никому не придёт на неё подумать. А редактором газеты теперь она будет. Бутылку бы найти, эксперт сказал: дайте бутылку и вам по отпечаткам пальцев в два счёта преступника выявлю.
Как раз в этот момент в кабинет вошёл Синицкий и выложил на стол еще теплые фотографии.
- А это кто вас сфотографировал, - обратился к фотографу майор, указывая на фото, где стоял Синицкий в образе Деда Мороза, а рядом с ним Людмила Семеновна. В руке Людмила Семеновна держала мешок.
- Жена, - ответил Синицкий.
- Подожди-ка, - взял из рук майора фотографию следователь. - Слушай, Егорыч, а она в этом мешке как раз могла бутылку и принести. Сходится всё: о бутылке коньяка в кабинете редактора она знала, всегда туда вхожа была и мотив у неё ...
- Вы Людмилу Семёновну подозреваете? - от удивления округлил глаза фотограф.
- А у нас выбор небольшой, - усмехнулся Соловьёв. - Только вы и Людмила знали, что в кабинете Рябинкина стояла ещё одна бутылка коньяка. Все остальные понятия об этом не имеют...
- Подождите, подождите, - поднял вверх ладонь Синицкий. - Федор Мальцев еще о той бутылке знал. Он был в кабинете у Павла Ивановича, когда эта бутылка на столе стояла. Это я точно знаю.
- Мальцев?! - следователь рванулся к фотографу. - Точно! Вот у кого железный мотив есть.
Сыщики быстро попросили выйти Синицкого из кабинета, а сами занялись разработкой весьма любопытной версии.
- То что Мальцев ненавидел Степанова, так это ни к какой бабке ходить не надо, - рубанул ладонью воздух Страхов. - Он как пришёл домой по ранению, так на каждом углу твердил, что Степанов - подлец, будто он струсил и оставил истекать кровью Ивана Парамонова. Но военком сделал запрос в часть, где служили Парамонов со Степановым, и оттуда ответили: Парамонов погиб в окружении, а Степанов проявил там себя самым геройским образом. Слухи не подтвердились, но Мальцев не утихомирился и продолжал Степанова всячески поносить.
- А ещё стопка под шкафом, - подмигнул майору Соловьёв.
- Причём здесь стопка?
- Спина у Мальцева не гнётся. Он наклониться не может, а потому ногой стопку под шкаф и запулил. Бутылку с отравой и две стопки со стола взял, а за третьей нагибаться не стал. Понял, Егорыч? Всё сходится!
Сыщики велели привести Мальцева, но того в типографии не оказалось. Не вышел он на работу. Срочно послали двух милиционеров к Мальцеву домой. Привели подозреваемого минут через двадцать. На Фёдоре, как говорится, лица не было, а вот температура под сорок имелась. Простудился вчера Мальцев и заболел.
- Признавайся, - сразу же оседлал любимого конька Соловьёв, - ты Степанова отравил! Говори, гнида!
- Я знаю, - прохрипел в ответ Мальцев, - это Степанов вам всё наговорил. Не верьте ему. Врёт он.
- Не может он врать! - грохнул кулаком по столу следователь. - Ничего он теперь не может. Ты убил его, сволочь!
- Я не убивал, - поднял мутные болезненные глаза на Соловьёва подозреваемый. - Это он меня хотел убить. Это он ранил меня. Он...
- Стой, - жестом осадил горячечный пыл следователя майор Страхов и глянул прямо в глаза Мальцеву. - Давай рассказывай, чего у вас там случилось? И не вздумай мне врать! Я тебя сейчас насквозь вижу...
- Нас окружили, - словно в полубреду, шептал Мальцев. - Поступил приказ: всем отойти к реке и там окопаться. И тут что-то случилось с моим командиром ... С Иваном Фёдоровичем .... С Парамоновым... Он поднял руки и побежал к немцам... Я бросился за ним, чтоб остановить... А этот гад... Степанов... Стал стрелять нам в спину... Я больше ничего не помню... Всё из-за него...
- И ты убил его? - Соловьёв подошел к Фёдору и схватил его за отвороты пиджака. - Отвечай! Ты бутылку с отравой на стол поставил?!
Мальцев дёрнулся, замотал головой и упал со стула на пол. Пришлось вызвать фельдшера. Фельдшер сделал Мальцеву укол и уложил на диване в фотолаборатории, дверь которой была как раз напротив редакторского кабинета, а потом попросил следствие не беспокоить подозреваемого часика два.
- Все-таки, не похоже, что это он, - недовольно сдвинул брови Страхов, в который уже раз просматривая фотографии. - Его нет ни на одной фотографии, скорее всего, он ушёл в самом начале праздника.
Высказанное майором предположение скоро подтвердили и свидетели. Ушёл Мальцев, как раз перед танцами: не было у него времени подменить бутылки.
- Остаётся одна Людмила, - сказал Страхов, после крушения очередной версии. - Только, давай горячиться не будем, давай сначала мешок найдём, вдруг, там еще бутылка.
Мешок нашли в общей раздевалке под лавкой. Бутылки в мешке не было.
- Не такая она уж и дура, чтоб бутылку здесь оставить, - сказал майор, вынимая один за другим свертки с не врученными вчера подарками.
- Егорыч, - Соловьёв взял у Страхова мешок, - давай его эксперту отдадим, пусть поколдует.
Пятна растворённого цианида на внутренней поверхности мешка эксперт нашёл за десять минут.
- Спиртовой раствор цианида, - неторопливо докладывал он сыщикам. - Немного этого раствора пролилось...
Теперь, вооруженные уликами сыщики велели привести главную подозреваемую.
- Ты особо не напирай на неё, аккуратней, - напутствовал майор следователя. - Как бы хуже не вышло, у её мужа связи ещё кое-какие остались. Бутылку бы нам найти с отпечатками, вот тогда бы она точно не отвертелась. Ты её поспрашивай аккуратно, а я пока всё здесь вверх дном переверну.
- Вы меня уж спрашивали, товарищ Соловьёв, зачем я вам опять понадобилась? - вбежала в редакторский кабинет Людмила Семёновна. - Некогда мне, мы сейчас номер с некрологом готовим. Слушаю...
Майор Страхов выскользнул за дверь и, собрав подчинённых, начал тщательный обыск редакции. Искали бутылку с подписью героя Ивана Аськина. И нашли бутылку, только не в редакции, а в таком месте, что и говорить не хочется: в уборную её преступница бросила. Хорошо, что мороз на улице серьезный, а доски в уборной немного подгнившие. Придумали способ бутылку достать и достали. Дальше - эксперта работа, а он мужик не брезгливый.
Отпечатков пальцев не бутылке не нашлось. Кто-то их очень аккуратно стёр, и, по словам эксперта, стёр недавно. Страхов даже застонал жалобно, у него столько надежд на эти отпечатки было и вот всё прахом пошло.
- Ну, ты поищи еще чего-нибудь, - уже без всякой надежды на успех попросил он эксперта и поплёлся в редакторский кабинет, где Соловьёв пытался изобличить преступницу. Майор недавно мечтал ворваться в кабинет с отпечатками пальцев, чтобы сразу пригвоздить отравительницу к нужному месту, но не сбылась мечта, поэтому открывал майор дверь кабинета еле-еле и нехотя.
- Да как высмеете?! - стояла перед следователем Людмила Семёновна и яростно топала ногами. - Я вас всех! Такое обо мне подумать! Я сейчас же к первому секретарю пойду жаловаться! Думаете, мужа понизили так и всё? Я до обкома дойду! Я жену второго секретаря знаю отлично!
- А ты не ори! - пытался перехватить инициативу Соловьёв. - У тебя в мешке следы яда нашли. И мотив был!
- Какой еще мотив? - не сдавалась Людмила Семёновна.
- За своё место боялась! Ты ж его Степанову должна была место уступить!
- Ничего не должна! - трясла кулаками разгневанная женщина. - Его в обком взяли работать. Я об этом еще полгода назад знала. Запрос на характеристику к нам пришел, и мой муж ответ готовил. А вчера днём я еще раз проверила! Какой мне смысл его убивать?!
- А про отраву в мешке чего скажешь? - не унимался следователь.
- Мешок? - чуть задумалась Людмила Семёновна. - Когда пошли переодеваться я его кому-то отдала. Не помню...
- Разрешите? - заглянул в кабинет усталый эксперт. - Я тут кое-то на бутылочке нашёл...
Людмилу Семёновну на время удалили. Как только посторонних в кабинете не осталось, эксперт в двух словах доложил, что бутылку обтёрли смоченной в растворителе тряпкой и на стекле остались следы гидрохинона...
- Это что еще за зверь? - насупился следователь.
- Это двухатомный фенол, - начал рассказывать эксперт, - его применяют в красителях, в проявителях для фотоплёнок. Но это ещё не всё: на вогнутом дне бутылки я нашёл пылинки шеллака.
- Ну и что с того? - уточнил Соловьёв.
- Скорее всего, эта бутылка лежала где-то рядом с граммофонными пластинками...
- Вот здесь! - быстро нашёл на столе нужную фотографию Страхов и, обернувшись к следователю, сказал негромко. - Чемодан с пластинками! Не там мы с тобой искали, Коля. Не Степанова травили, а Рябинкина.
- А его-то за что?
- Он тут недавно к нам приходил и бухгалтерией системы промысловой кооперации интересовался с намёком каким-то. У нас на них ничего не было, а он, видно, что-то нашёл. Я думал, что ничего серьёзного, а тут вон как получается!
- И к чему это ты всё? - поправил очки Соловьёв.
- А к тому, что Синицкий по выходным в фотоателье кооперативной артели подрабатывал, - сказал майор. - Второе, растворитель фотографический, а третье, - Страхов ткнул пальцем в черный чемодан, видневшийся на фотографии как раз за спиной главного редактора. - Вот в этом чемодане для грампластинок он вполне мог бутылку с отравленным коньяком принести. Улавливаешь?
- Улавливаю, - радостно блеснули глаза следователя. - Он заранее бутылку в чемодане с пластинками спрятал, потом, когда после роли Деда Мороза переодеваться пошёл, поджёг в типографии ком бумаги. И пока все бегали тушить, он подменил бутылки, затем, когда другая суматоха началась, бутылки опять местами поменял и две стопки в этот же чемодан полетели. Третью не нашёл, потому и засуетился. И в мешок Людмилы коньяка отравленного накапал. Вот, мудрец...
- А я ещё подумал сегодня утром, почему у Павла Ивановича стол такой чистый, никогда такого не было, - почесал шею майор. - Пока там за праздничным столом пели, Синицкий все бумаги в фотолабораторию отнёс и бутылку коньяка заодно прихватил, чтоб редактора вместе с бывшим любовником жены ухайдакать, раз такой случай представился. Всё сходится.
Страхов сразу же велел обыскать квартиру Синицкого, и там нашли некоторые бумаги Павла Ивановича Рябинкина, где были описаны махинации на ниве бытового обслуживания. Почему их Синицкий сразу не уничтожил? Скорее всего, решил кого-то немножко пошантажировать. Мудрый гражданин, но здесь немного перемудрил.