Аннотация: Телефонный разговор с девочкой Лерой из 1943 года не забыт. Но видимо его оказалось не достаточно, потому что теперь Матвею предстоит очная ставка. Содержит нецензурную брань.
Пролог.
Первое, что я почувствовал, это боль в затылке. Она была адская. Голова гудела пульсирующими терзаниями даже в тёмной неге отключки. Мне холодно, невозможно холодно. Бок, на котором я лежу онемел.
- Ауфштейн абсхаум!
Удар сапогом под ребро вывел меня из состояния небытия. Немного приоткрываю правый глаз. Получается плохо. Всё мутно.
- Штейтауф! Бетрункен руссише швайне!
Еще один удар придаёт ясности. Предо мной две пары грязных армейских сапог. Хозяин второй пары отводит ногу назад для ещё одного удара...
Глава первая. Провал.
Помню, как в детстве обожал арахисовое масло. В начале 90-х жили мы так себе. Вся страна жила так себе. Всем нам резко разонравилась нормальная еда, и наши столы наполняли анкл бенсы, галины бланки, маргарин рама, юппи, китайская лапша быстрого приготовления и прочая дрянь. Это сейчас мы понимаем, что это дрянь и во всём мире считается пищей бичей. А тогда считалось круто встретить гостей растворённым в воде крахмалом из коробки с изображением седого лысоватого негра. Среди всего этого разнообразия было моё любимое лакомство - Нутелла. Шоколадно-ореховая паста вызывала у меня истинный восторг. Но лакомство стоило не дёшево и перепадало мне по большим праздникам. Баночка бережно хранилась, а содержимое растягивалась как можно на дольше. За целую банку ореховой пасты я мог смело родину продать. Что, собственно, мы всей страной и сделали тогда... Но однажды отец из какой-то очередной гуманитарной помощи дружественных (как все мы тогда считали) США, раздаваемой на их предприятии, урвал для меня трехкилограммовое ведро этой вкусняшки! Я, не стесняясь ел её ложками. Большими ложками. Разбавлял в чае, молоке, даже в воде. Мазал её на всё съедобное, исследуя оттенки вкусов. И вот однажды, в очередной раз открыв банку, зачерпнув ложкой божественной вязкой пасты, понял, что больше не хочу её. Наелся. Надоело. Помню, как с гордым лицом вышел во двор и угостил всех пацанов и девчонок. И я ни разу не сожалел о том, что тогда сделал. Вот и с Лерой у нас случилось также. Мы наелись. Перенасытились друг-другом. Моя Лера больше не моя. Разбежались чуть меньше месяца назад, в разгар нарастающей предновогодней суеты. Прощальный секс и никакой ругани, никаких взаимных претензий. Она не сожалела. Я тоже. У меня оставались огромный багаж приятных воспоминаний о наших развлечениях и моя верная правая рука. И новых отношений я пока не ищу.
События августа прошлого года ещё долго преследовали меня. Вместе с Лерой мы долго анализировали произошедшее, сойдясь на том, что эмоциональное напряжение, усталость, жара, алкоголь и кокс могут творить чудеса с человеческим сознанием. И скорее всего оно так и было. Но записка! Я пытался разыскать Наталью, ту самую женщину, принёсшую эту чёртову бумажку. Безуспешно.
Чья-то злая шутка? Многоходовый однако розыгрыш. И зачем? Но самое главное на такую-то тему? Беспринципность в полный рост. По этому вопросу я долго пытал Жорика с Васей. Пацаны с пониманием выслушали. А потом мне от Жоры на ватсапп пришло сообщение с контактом "Иосиф Натанович. Мозгоправ. Обратись бро, норм док".
Я прикинул: телефон Леры, отвечали точно с него, собственно вариантов не много. То был единственный раз, когда мы с ней поругались. На этом всё закончилось. С Лерой я, конечно, помирился. Ситуация постепенно забывалась. Но краешком сознания, вспоминая тот день, я всё же считал это жесткой, если не шуткой, то какой-то проверкой моей Леры. Нет, я не винил её. Просто не мог понять зачем всё это было нужно. И даже расставаясь, мы эту тему не обсуждали. Прошло. Забыто. Залито алкоголем. Занюхано и закурено.
Практически все Новогодние каникулы я провёл в компании жирного Васи и Жорика. Вискарь литрами, трава горами, покер, боулинг, бани, случайные девочки и остальное, всё, что полагается. Сегодня очередная алко пятница, точнее уже суббота. В понедельник начало нового рабочего года. Поэтому беру два дня на приведение организма в порядок и снова в циничный и неравный бой всех со всеми, как того желает его величество капитализм.
Таксист растолкал моё пьяное тело уже возле дома. Я молча сунул ему пятихат (мол без сдачи) и вышел из машины. Вышагивая неуверенной походкой в сторону подъезда, понимаю, что только что просто так подарил таксисту 500 рублей. Придурок. Я уже оплатил поездку картой при заказе в приложении. Тынь. Поднимаю эпл вотч - сообщение о списании средств с карты за поездку: 349,00 рублей. Сука. Ладно, сам мудак, а таксист, наверное, подумал, что это чаевые. Да и хер с ним, мы за вечер с пацанами просаживали гораздо больше. Пусть порадуется, не от хорошей жизни таксовать подался. Я тут же вспомнил, что когда-то и сам недолго занимался этим. Приходилось.
Краснодарская погода зимой удивительна. Ночью может быть -5, а днём +10, а то и +15. Насыпавшийся вчера ночью снег, за день почти весь растаял, и местами лужи превратились в пятна льда. Махнув в сторону таксиста рукой, двинулся в сторону подъезда. На следующем шаге нога поехала по льду, нелепо взмахивая руками, пытаясь эквилибрировать, подлетает вторая нога, и гравитация со смачным стуком вонзает мой затылок в лёд.
***
Над лежащем на дороге, полностью голым мужчиной, стояло три фигуры в серой, скорее мышиного цвета, форме. Тот, что с погонами старшего унтер-офицера стоял к нему спиной и что-то выговаривал другим двум в разномастной одежде. На их руках белели повязки с надписью "Polizei".
Один из солдат, стоящий рядом с голым мужчиной, наклонился к нему и тут же отпрянул.
- Шайсе! Эр ист тот бетрункен! (Дерьмо! Он же мертвецки пьян!)
- Ауфштейн абсхаум! (Вставай мразь!) - выкрикнул второй и двинул голого сапогом.
- Тауб? Штейтауф! Бетрункен швайне! (Оглох? Вставай! Пьяная русская свинья!) - и двинул ногой ему ещё раз. Отводя ногу для нового удара, солдат заметил шмат грязи сверху носка сапога и вместо очередного удара, просто вытер его об этого поганого русского.
В том, что это именно русский, сомнения не вызывало, на каждом из его предплечий были вытатуированы надписи крупными кириллическими буквами.
- Хер офицер, да он же не дышит вроде, помер! Да точно. Вон смотрите синий весь. - обратился к унтер-офицеру один из полицаев.
Унтер брезгливо глянул на лежащего русского и обернувшись к полицаю, картавя букву "р" на "г" по-русски сказал:
- Убиргайт этот диргмо от сюда.
Оба с повязками ухватили голого, один за руки, другой за ноги, потащили в проход между домами. Унтер, сопроводив троицу презрительным взглядом, сплюнул на мёрзлую землю, достал из портсигара сигарету Экштейн, чиркнул зажигалкой Имко и прикурил. Выдохнув струю дыма, убрал сигареты и зажигалку в карман шинели, покачав головой, сказал:
- Дер Фюрер хат рихт, дизе национ фердинт эс, нур склафен цу зайн. Ком шон, вир хабен вил цу тун. (Фюрер прав, этот народ достоин быть только рабами. Пошли, у нас ещё дела.) Троица в серой форме зашагала дальше вдоль домов.
Глава вторая. Экзамен.
Я то приходил в себя, то сознание снова милосердно покидало меня. Сначала меня кто-то бил сапогом. Потом мне мерещилась грубая отрывистая речь с гырчайщей "р". Затем снова кто-то бил. Сейчас меня несут за руки и за ноги. Моя голова свесилась промеж рук назад-вниз. И черт возьми, как же холодно. Допился? Охрененно погулял. Сколько меня несли, от куда, кто и куда я не понимал. Открыв глаза, и попытавшись приподнять подбородок к груди, силился осмотреться. Почти получилось, но острая боль в затылке помножила все усилия на ноль, моя голова опять беспомощно повисла на шее.
- Йоптыть! Да он живой! - сказал тот, что держал за руки.
- Ты стукнутый чтоль? Он там несколько часов провалялся. - ответил ему второй.
- Да говорю тебе. Живой, как есть. Вон головой мотает.
Меня грубо бросили на промёрзшую землю. Всё тело прострелило болью от затылка до пяток. Над головой нависли две фигуры в шапках и ватниках.
- Э, родной, ты чёль, в натуре живой? Один из них пошлёпал меня по щеке шершавой ладонью и помахал ею перед глазами.
Я шумно с хрипом выдохнул и снова провалился в тошнящую муть отключки.
***
В тускло освещённом лампой коптилкой помещении, стоял перекатываясь с пяток на носки седой невысокий мужчина лет сорока. Перед ним в грязном ватнике виновато топтался заросший парнишка не больше двадцати лет.
- Вы нахрена его сюда принесли?
- Ну так он же это, живой вродь.
- Бараны, кто он вообще такой? Где вы его подобрали?
- Так это же не мы, Василь Прокофич, эт наши из полицаев. Его патруль немчурский нашёл, ну наши его и забрали, ну вроде как мертвый казался. А он глядь - живой. Молчит, глазами лупает и опять, таво, сознание потерял. И точно наш то.
- Как узнали? Он же голый и молчит.
- Ну так у него же это, ну на руках, это на обоих эти... татуировки: Маша и Даша.
- Я тебе такие нарисую - закачаешься.
- Прокофич, ну мы то, что, ну коль не наш, ну шлёпнем, да и делов то.
- Погоди шлёпать. Так, дайте ему одеть что-то, мы же не как эти, не будем издеваться. Кипятка что ли налейте. Жрать не давать! Нечего переводить. Я поговорить с ним хочу.
- Ну я пойду?
- Ступай и это, как очухается, сразу сюда его. Да свяжите хорошенько. Мало ли...
- Так связан уже.
- Иди.
Василий Прокофьевич Будко, будучи до оккупации директором школы, не слыл глупым человеком, информацию анализировать умел. Из просачивающейся в подполье информации Будко знал, что на Краснодар с флангов начинают подходить дивизии 56-й армии Гречко. А в Адыгею вошли уже Рослый и Рыжов. И такими темпами если всё пойдёт, то через месячишко погоним мы немчуру ссаными тряпками до самого их поганого фатерлянда. У нас в качестве помощи заготавливаются две акции. И нагадим мы фрицам ох как хорошо. И знают они гады, что просто так мы сидеть не будем. Вот и засуетились активнее шавки фашистские. И как раз подкидыш этот. Будко, конечно, не был разведчиком и нюансов не знал. Но и не сведущему в таких вопросах человеку понятно, что сработали (если это действительно шпик) очень и очень грубо. Подсунули бы грязного и лохматого, подозрений было бы меньше. Тут что-то другое. А выглядел подкидыш и за правду очень странно. Первое татуировки. Кто такие делает? Да и выглядят они не свежими. Короткие волосы аккуратно подстрижены. Выбрит опять же. Руки холёные без отпечатков физического труда, ногти аккуратно подстрижены. Даже мозолей на ногах нет. Обязательно нужно поговорить, шлёпнуть успеем всегда.
***
Ужасное похмелье. Голова раскалывается. Болит так, что глаза открыть больно. Но я ж, как всегда, молодец - в холодильнике бутылочка Гролша. Но чуть позже. Пока даже двигаться лень. Всё тело трясёт. Что мы вчера потребляли с пацанами? А наснилось то какой херни. Вроде фашисты горланили и сапогами махали, мужичьё в ватниках. Вонь их грязных тел и сейчас чувствую. Это все от переизбытка всяких хроник и литературы о войне. После того августовского случая увлёкся. Стыдно было, что ничегошеньки не знал об этом. Уффф, затылок. Нет. Всё-таки надо подниматься за похмелятором. Доползти до холодильника и вскрыть бутылку. Ровно с первым глотком появятся силы, мысли прояснятся.
Открыв глаза, щурюсь. Грязный, со свисающей паутиной, низкий потолок. Нос улавливает запах заскорузлых тряпок, плесени и пыли. Пытаясь оглядеться, поворачиваю голову на бок, перед лицом чьи-то ноги в грязных ботинках, давно требующих ремонта. Левый "отремонтирован" какой-то тряпкой.
- Очухался?
Поднеся руки к лицу, пытаюсь потереть глаза и понимаю, что руки связаны. Эй, что за х**ня?! Пытаюсь сесть, успеваю заметить, что ноги тоже связаны и на мне одеты какие-то лохмотья. Хозяин ботинок, грубым толчком отправляет меня обратно.
- Кудой собрался? Полежи покамись. Карась, что делать с ним? Очухался.
Я смотрю на говорящего, вроде молодой, почти пацан - лет восемнадцать, может двадцать. В драном пальто, в штанах, внизу перемотанных полосками ткани до берца ботинок. В левой руке пистолет-пулемёт, похоже МП-38. Второй подошедший двинул говорящего кулаком в живот.
- Пестрюк, сколько раз говорил, карасей ты в Карасуне ловишь, а для тебя я товарищ Карасёв.
- Б*я ну Карась, ну че ты. - ещё один удар по затылку.
- И не ругайся по матери!
Карась, или как он сам себя назвал товарищ Карасёв, был высоко роста, довольно плотного телосложения, округлое грубоватое лицо. На первый взгляд лет ему было около тридцати.
- Ну что, подкидыш, по нашенскому говоришь или шпрехен зи дойч?
- Вы, бл**ь, вообще кто? Какова х*я я связан? Вы что за ох**вшие пида... - его огромная ладонь умело прервала мою брань смачным лещом по щеке. Вся левая сторона лица онемела.
- Завали, а то добавлю! Матом умело пользуешься, значит русский. А наш ли? Выясним. Вставай, пойдём поговорим.
Вынув нож, он навис надомной и разрезал веревку, опутывающую ноги. Рывком поднял меня за связанные руки, в голове опять всё поплыло, виски пульсировали. Поднеся лезвие к моему лицу, амбал проговорил:
- Будешь дёргаться, воткну тебе это глубоко, больно и немного проверну. Ферштейн?
- Я, я, их ферштейн, ты ест очейн злюкен собакирен, ты майне яйцен клац-клац.
- Шутишь. Это хорошо. Голова работает. - убрал нож на пояс и наотмашь двинул мне в живот.
- Это тебе прививка, для лучшего усвоения.
Я бы, наверное, вырвал, но похоже нечем. Меня просто свернуло в рвотном позыве с мерским звуко "ууууеее". Откашлявшись, сказал:
- Дай хоть воды попить, видишь - мне даже блевать нечем.
- Потерпишь.
На затёкших ногах я поплёлся ведомый Карасём.
Пока шли я размышлял. Кто они, почему так странно одеты, почему тут такая вонь и грязь? Взгляд пытался зацепиться за что-нибудь, что могло бы выдать ответы на мои вопросы. И всё тут какое-то... ну слишком аутентичное. Реконструкторы? Но зачем бьют? Для пущей реалистичности? Или розыгрыш? Слишком натурно всё!
Карась завёл меня в небольшое помещение и усадил на деревянный грубый табурет. Такие сейчас не делают. Вынув нож, здоровяк опустился на корточки и его грубое лицо оказалось напротив моего. Кончиком лезвия он поигрывал перед моими глазами.
- Помнишь, да? Яйцен клац-клац. Или может прививку для памяти? - улыбаясь произнёс Карась.
- Я понятливый, воды дай. В горле пустыня.
Карась проигнорировал просьбу и поднялся, оборачиваясь на входящего.
В помещение вошёл невысокий седой мужчина, лет сорока, примерно мой ровесник. Обойдя импровизированный стол, составленный из каких-то ящиков, сел на такой же как подомной табурет.
- Давайте познакомимся?
- Воды дайте. - прохрипел я совсем осипшим от сушняка голосом.
Седой кивнул Карасю. Здоровяк отвинтил крышечку фляги и прислонил к моим губам горлышко. Я жадно втянул воду, пытаясь проглотить побольше. Карась отдёрнул флягу.
- Хорош пока.
- Жлоб.
Карась незамедлительно выписал мне прививку в печень.
- Иван, хватит. И так. Кто вы?
Меня снова скрутило и я чуть не вывернул крохи проглоченной воды.
- Интересный вопрос. Это ваши заморыши меня связали, избили. Ничего не объясняют, пить не дают. У меня очень болит голова, мы вчера с корешами хорошо выпили.
- Мои, как Вы выразились, заморыши, Вам жизнь спасли. Вас за малым немецкий патруль не прибрал. И так кто Вы?
- Какой патруль?
- Перестаньте. Вы явно не из местных. Не похожи на наш контингент. Давайте поговорим открыто. Я не собираюсь с Вами играть. Если меня не убедят Ваши ответы, Иван просто и быстро оформит Вам бессрочный отпуск на тот свет, если он существут.
- С превеликим удовольствием. - ощерился Иван-Карась.
- Ну давайте попробуем. - играть он не любит, ну-ну.
- Ваше имя, от куда Вы, когда родились, как здесь оказались?
- Матвей Дмитриевич Жуков. Родился в Краснодаре в восьмидесятом году. Вырос здесь же. Как сюда к Вам попал без понятия. Это вы должны знать. А ещё больше я не понимаю КУДА СЮДА? Я шёл домой, поскользнулся, упал, гипс. Эмм ну в смысле ударился затылком, дальше уже вот вы.
- Для восьмидесятого года рождения Вы слишком молоды.
- Почему же? 1980 год это сорок один мне значит годик.
- Матвей, я думал мы договорились.
Удар Карася вышиб воздух из лёгких, я судорожно закашлял и пытался вздохнуть. Ещё одним ударом Ивана-дурака в левую челюсть меня снесло с табурета на грязный пол. Лёжа на боку, щекой размазывая по грязному полу собственные слюни, сопли и кровь, отхаркивал комья обиды и непонимания. За что? Немного отойдя, я захрипел:
- Суки... вы что б*я... совсем ох... кху-кху... ох**ли? Закрывайте это е**ное шапито б**ть, кху-кху... когда всё это закончится, я вам гарантирую грандиозный пи**ец. У меня достаточно знакомых, кху-кху... которые с удовольсвием заткнут вам во все дыры весь ваш ё**ный реквизит. Кху-кху... А ты Ванюша, будешь счастливым и почетным табуретоносцем в своей здоровой жирной жопе, вот этой самой табуретки.
- Ваня хватит! - седой остановил Карася, замахнувшегося мне в лицо ногой. - Подними его.
Усадив меня обратно на табурет, амбал вылил мне на лицо воды из фляги.
- Матвей Дмитриевич, надо отметить, что Вы в совершенстве владеете матерной бранью, ругаетесь как сапожник.
- Я на мате говорю, ударьте меня ещё раз, и вы услышите, как я ругаюсь.
- Ну хорошо, я предположу, что у Вас травма головы, и несёте Вы околесицу, в связи с этим. Плюс старательность Ивана, вполне могла этому поспособствовать. - седой встал и начал расхаживать по помещению.
- Вы утверждаете, что родились в 1980 году.
- Всецело. - покосился на Ивана. Карась стоял, сложив руки на груди и недобро ухмылялся.
- Угу. - он прошёлся из угла в угол, явно катая в голове и пробуя на вкус какую-то мысль. Он подошёл к столу, и что-то с него взял - какой-то желтоватый листок формата А5.
- Как думаете, что это?
- Листовка какая-то. - я пробежался по тексту глазами. - Очень похожа на те, что выпускало краснодарское подполье. Ты смотри, достали же где-то. Такие рукописные листовки Володя Головатов со своими подпольщиками выпускали и распространяли во время оккупации Краснодара.
Седой и Карась переглянулись, на их лицах явно читалось недоумение. Иван убрал руки с груди и упёрся ладонями в бока.
- Вы знаете Володю?
- В Краснодаре его знают все. О нём в школе рассказывают. Его именем названа улица в центре города. Молодой герой. Жалко мальчишку. - седой явно опешил.
- И что Вы про него знаете?
Да йопт, что за экзамен? Ну ОК. Слушайте.
- Володя Головатов сколотил небольшой куст подпольщиков из таких же как он старшеклассников. Они увлекались радиоделом, это увлечение и пустили в работу на подполье. Они принимали сводки совинформбюро, или как там оно называлось, записывали всю информацию на листовки и распространяли их среди жителей. В конце января началась атака советских войск на город, во время авианалёта фашики попрятались по норам, а Володя со своими товарищами подожгли склад горючего вместе с мастерскими, где ремонтировали нацистские танки. Там всё к чертям сгорело нахрен. Естественно, это не понравилось гестаповским крысам. Они начали искать диверсантов и довольно быстро нашли. Сдала их какая-то тварь, тётка, у которой они все вместе собирались. - с каждым словом я чувствовал, как наливаются напряжением мои скулы и сжимаются кулаки. И не только от того, что меня заставляют это рассказывать, а больше от того, что история Володи действительно меня задевала.
- На следующий же день, во время распространения очередных листовок, их всех месте взяли на Сенном базаре. Володю мучали несколько дней, 31 января его расстреляли... всего-то за одиннадцать дней до освобождения Краснодара. Я учился в школе ?42, которая носит его имя. На фасаде школы и у бывшего завода "Красный литейщик" расположена мемориальная доска с его фигурой. Если бы у меня был сын, я бы его назвал Владимиром! Экзамен сдал? - я закончил и зло выдохнул. Мне не нравилось такое вспоминать, когда я узнал про Володю, я долго думал, насколько сильны духом были тогдашние дети. Не то, что сейчас, жертвы блогов.
Седой и Карась смотрели на меня с удивлёнными лицами. Они были именно что поражены моим рассказом. Первым оттаял седой.
- Простите, но как это можно знать? Ведь ещё же не... Погодите, а когда говорите освободили Краснодар?
- 12 февраля 1943 года.
- А война закончилась?
- Совсем за идиота держите? Хорошо. Наверное, хотите подробнее. 1 мая бойцы 150-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта водрузили на крыше Рейхстага штурмовой флаг. 2 мая Берлин полностью взят. В ночь с 8 на 9 мая Германией подписана капитуляция. 9 мая отмечается как День Победы над нацистской Германией. Это любимый праздник всех наших людей и по сей день! Что ещё вам рассказать?? - я зло смотрел то на одного, то на другого.
После недолгой паузы седой выдавил:
-По сей день... А как Вы считаете, какой сейчас день?
- Вчера, если это было вчера, и из-за ваших изысков я не провалялся несколько суток в отключке, было восьмое января.
- Так и есть, сегодня девятое. А какой, по-Вашему, сейчас год?
- 2021.
Глава третья. Побег.
Наша беседа продолжалась ещё несколько часов. Я также рассказал им историю про девочку Леру, опустив подробности про ватсапп. Меня развязали и даже покормили. Шокированы были все. Они моими рассказами о будущем. Я тем, что оказался в оккупированном нацистами Краснодаре 1943 года. Всё происходящее начинало вставать на свои места. Но вопросов было предостаточно. А основных два. Зачем я сюда попал и как вернуться назад? И пока ни одного ответа.
- Что будете делать? - спросил, представившись Василием Прокопьевичем седой.
- Понятия не имею.
- Давай к нам?
- Я? Какой из меня боец?
- А ты думал мы все тут комбатанты? Я директор школы. Иван Учитель физкультуры у меня был. Тут многие с заводов, мастера, подмастерья. В нашем кусте военных нет.
- Да, да, я так и понял по умению Ванька физически воздействовать на людей.
- Ты на Ваню зла не держи. То, что он физически силён - это природа матушка наградила. Он чемпион края по греко-римской борьбе. И злоба его вполне оправдана. Двух месяцев не прошло, как его жену и дочку в душегубке умертвили. И к врагам он беспощаден. Ты для него на тот момент был врагом.
На какой-то момент мои мысли потянулись к размышлениям. Представьте, вы идете по улице, и вдруг крик "Облава!". Вас хватают люди в серой форме и заталкивают в фургон без окон. Десять минут, и вы задыхаетесь, а ещё через какое-то время ваш труп скинут в яму на окраине Краснодара. Такое в нашем городе происходило во время оккупации с августа 1942-го до февраля 1943 года, погибли более 11 000 человек, из них почти 2 200 детей, и многие из них погибли именно в этих адских машинах. Чтобы понимать масштаб, население Краснодара в сентябре 1942 года составляло примерно 150 000 человек. Нехитрыми математическими исчислениями выясняем, что за шесть месяцев захватчиками был убит каждый тринадцатый житель города.
Существует ошибочное мнение, что именно в Краснодаре фашисты впервые применили душегубки. Это не совсем правда. Впервые газенваген гитлеровцы применили в Польше ещё в 1939 году. Но именно в Краснодаре их использование было поставлено нацистами на поток. Душегубками нацистами было уничтожено более 7 000 краснодарцев.
- Ну так и всё-таки, у меня к тебе предложение. Идти тебе некуда. Что делать ты не знаешь. И пока ты решаешь, что дальше, я предлагаю поучаствовать в приближении Победы.
- Да в принципе есть одна идея. Если исторические данные верны, то должно получиться.
- Рассказывай. - заинтересовался Василий Прокофьевич.
- Вы знаете кто такой Курт Кристман?
- Эту мразь у нас знают все.
- Так вот главный по газенвагенам в феврале упархнёт к себе на родину начальником гестапо. А до этого, он лично руководит уничтожением людей во дворе здания комендатуры в стационарных душегубках. Значит сейчас он здесь.
- Давай обдумаем.
***
Всё пошло не по плану. Вообще редко в нашей жизни всё идёт по плану. Особенно если эти планы строят и исполняют дилетанты. Наитупейшая ситуация. Бойцы подполья расположились в домах по двум сторонам дороги. Тут проедет автомобиль, в котором, по информации "наших" полицаев, должен находится Курт Кристман. План был прост. Расстрелять автомобиль с нацистом внутри. Когда показался автомобиль, в котором предположительно находился объект, все устремили своё внимание именно на него. Но никто не заметил, как из окон третьего этажа соседних зданий по обеим сторонам высунулись солдаты с фаустпатронами. Раздались хлопки и несколько окон обоих зданий с подпольщиками вспыхнули огнём. Застрекотали пулемёты, закашляли автоматы и винтовочные хлестки. Типичная и банальная засада. Нас кто-то сдал.
Повезло, меня просто вышвырнуло в коридор взрывной волной, и я сильно приложился в стену. В голове гудело. По затылку стекало что-то горячее и липкое. Пахло пылью и порохом, на языке медный привкус крови. Не могу встать, ноги подгибаются, всё вертится кругом. Кое как поднимаюсь на карачки и как подпитая собака передвигаюсь по коридору. Куда, не знаю. Подальше от огня. Через провал в стене вижу копошащегося на спине Ивана. Здоровяк ранен. Под ним приличных размеров лужа, по которой он скользит локтями пытаясь встать. В его ватнике не малых размеров дыра, из неё толчками выплёскивается сок жизни.
- Матвей! - голова повернута ко мне, глаза блестят, зрачки превратились в сплошные черные круги. И он снова хрипит - Матвей!
- Ваня, я тут, что мне делать? Как помочь? - я лежу на животе вымазываясь в его крови, рукой держу за фуфайку на груди. Стену над нами клюют пули. На нас сыпется штукатурная крошка и куски кирпичей.
- Найди её.
- Кого? Давай я постараюсь тебя вытащить.
- Оставь. И я лучше к ним... К своим... А ты иди. Найди!
- Я не смогу уйти.
- Уйдёшь. Ты тут для того, чтобы её найти. - его глаза потеряли осмысленный взгляд и уставились куда-то сквозь меня.
Пулемёт МГ с дома напротив затих. На секунду наступила давящая тишина, откуда-то снизу раздались голоса на немецком. Будет зачистка. Сосредоточится! Думай! Это если конечно хочется выжить и разобраться со всем этим.
В своё время я увлекался различной выживальческой литературой, которая учила что и когда нужно делать в первую очередь. Ну и конечно же я это всё благополучно забыл по истечению лет без практики. Но всегда и везде, если глобальный пи**ец сопровождался боевыми действиями - первым делом оружие. Вспомнив про нож Ивана, обшариваю его бок под ватником, ага есть. Оглядываюсь в поисках огнестрела. Неподалёку от тела Ивана лежит его МП-38. Краткий инструктаж по применению мне провели. Постараюсь справиться. Отстегиваю магазин, перед глазами блеснули цилиндрики патронов, вывесил "брусок" на ладони, вроде половина - лучше, чем ничего. Вернулся к Ивану. У него должны быть запасные. Обшарил все карманы, прощупал одежду под ватником - ничего. Снизу в здании раздался хлопок взрыва гранаты, затем несколько одиночных и короткая очередь выстрелов, смешок и немецкая речь. Похоже фрицы уверены, что живых не осталось. Вольготно как-то ведут себя. Значит они на первом этаже и сейчас поднимутся ко мне. В здании три этажа, я на втором. Вниз нельзя. Наверх! Как-то пробираться на крышу, а там как повезёт. Внизу же меня точно ждёт конец.
Выхожу в коридор и аккуратно ступая, чтобы не шуршать осколками камня и штукатурки, продвигаюсь в сторону лестницы. У лестницы аккуратно выглядываю за угол, пролётом ниже поднимаются два солдата. Наклонившись, тихо на цирлах двигаюсь на противоположную от лестницы сторону коридора. Тут тупик, в нём навалено всякого хлама. Какой-то старый шкаф, поломанные стулья. Угол довольно тёмный. Ныряю за шкаф и прижимаюсь к стене. В коридор с лестницы поднимаются оба солдата. Один поворачивается в мою сторону. Стой! Не ходи сюда! И он не идёт. В щель между шкафом и стеной вижу, как он поднимает свой автомат и пускает короткую очередь перечёркивая мой тупик. От шкафа летят щепки и остатки стёкол, от стены тупика мне в лицо и за шиворот летят ошмётки стеновой отделки. Фриц потерял интерес к моему шкафу и отвернулся лицом к коридору, куда пошёл второй. Аккуратно ощупываю себя, вроде не задело. Сердце бухает как кувалда, его эхо отдаётся в ушах, ощущение что его может услышать враг. Второй немец зашёл в первое помещение.
Что делать дальше? К лестнице не пройти. Нужно убрать солдата. Убрать? Я сам удивляюсь этому слову. Как у брать? Я что морской котик? Краповый берет? Может подождать? Ага, подождать пока они поднимутся на третий этаж и оба пути: вниз и вверх, будут закрыты.
Я смотрю на Ванин нож в правой руке и на МП в левой. Стрелять нельзя, это ежу понятно. Снова смотрю на нож. А смогу ли я убить ножом человека? Резать живого человека? Физики то, наверное, хватит, а морально? Морально? Сам себя переспрашиваю. Эти звери уничтожили каждого тринадцатого гражданского человека в твоём городе! Они убили 20 000 000 советских людей! Никакой марали, только злость и ненависть, только жестокость! Ощущаю, как забегали по челюсти желваки, как рука сжимает рукоять ножа, как глаза наполняются красным туманом. Аккуратно вешаю МП через голову за спину. Делаю несколько глубоких вдохов. И уже приготовившись сделать первый шаг, я увидел, как солдат поворачивается к моему шкафу и двигаясь ко мне, вешает автомат на плечо, раздвигает полы шинели и расстёгивает мотню. Ему захотелось поссать? И, судя по всему, ссать он будет прямо на шкаф, за которым я. Сердце бухает в ушах заглушая его шаги. Снова вжимаюсь в стену. Фриц вынимает прибор и начинает поливать шкаф, стулья, стену. Промеж стеной и шкафом струя попадает на меня, обильно орошая мне штанину от пояса до колена. Встряхнув член, солдат фыркнув с чувством удовлетворения поднимает голову и его взгляд падает на меня. Я не успел осознать свой прыжок из-за шкафа, хотя за эту секунду произошло многое: под бум-бум-бум в ушных перепонках вылетаю из-за шкафа, солдат сделал широкие глаза, шарахнулся с моей траектории влево к стене, приложился боком об неё, шаркнув о стену автоматом и каской. Под бухающие барабаны в ушах наваливаюсь на него всем телом и сильнее впечатываю в неё, закрывая его рот левой рукой, правой вонзаю нож ему в шею справа. Глядя в его ошарашенные глаза, на долю мгновения я замер в растерянности - он не умирал. Его широко открытые глаза таращились на меня, руками он пытался ухватить меня за одежду. У меня в животе будто свернулось что-то большое и холодное, казалось, от такого удара в горло человек сразу теряет сознание и умирает. Но он не умирал, и даже, как мне показалось, не собирался! Наверное, происходящее показалось мне каким-то нелепым сном. Но мгновенье пронеслось, и к реальности вернула первая, обжигающе-острая струйка крови, ударившая мне в руку, лицо и одежду. Я очнулся и провернул нож в его шее от себя, там что-то хрустнуло и враг, закатив глаза, начал оседать. Аккуратно опустив его на пол, вынул нож из шеи, вытер левым рукавом пыль, пот и его кровь с моего лица. Барабаны продолжали стучать в голове подталкивая к дальнейшим действиям. Что делать? Бежать сразу на верх? Нет. Второй солдат, осмотрев первое помещение выйдет в коридор, если он не делает это уже сейчас услышав возню у лестницы, и тогда времени у меня точно ни на что не останется. И скорее всего так и есть, он слышал звонкий металлический удар автомата о стену и барахтанья наших тел на строительном мусоре. Однозначно убирать второго.
- Макс? Аллес итс гут? (Макс? Всё хорошо?)
Разворачиваюсь в нужную сторону и в несколько широких шагов преодолеваю расстояние от лестницы до проёма двери, в этот момент из него появляется фриц.
- Макс?
- Ху*кс! - рычу я!
И со всего хода впечатываю его спиной в откос проёма выбивая воздух из груди одновременно по самую рукоять вгоняя нож ему в живот. Он роняет автомат и размыкая губы в попытке закричать - у него, естественно, ничего не получается. Затыкая левым рукавом ватника его рот, правой рукой с ножом продолжаю бить его в живот и в грудь, вынимаю и нова бью, и снова, и снова, и снова. Красный туман в глазах поглотил моё сознание, бум-бум-бум в ушах дирижирует частотой моих ударов. Опять вынимаю нож, смещаю правее от себя и бью с проворотом его в бок, там, где по моему мнению находится нацистское сердце. Чувствую, как лезвие скрипит о ребро. Фриц перестаёт биться и оседает на пол. Тяжело дышу, смотрю на творение рук моих и меня выворачивает прямо на него. Рукавом ватника вытираю рвоту с губ. Срезаю с него подсумок с магазинами к МП. Вынимаю из другого подсумка колотушку гранаты М 24 и сую себе в карман. Правая рука вся липкая в вязкой красной жиже. Двумя движениями вытираю ладонь с обеих сторон о полу шинели нациста. Бежать! Проскальзывая на луже крови, выскакиваю обратно к лестнице. Наверх! Быстрее! Бум-бум-бум! Барабаны в ушах долбят ещё сильнее. Сердце вот-вот проломит грудную клетку и выскочит. Влетаю на площадку третьего этажа. Ну, где же чердак? Вон лесенка, уходящая в потолок в конце коридора.
С первого этажа раздались немецкие возгласы, они явно слышали возню. Сейчас попрут наверх, конечно, они не кинутся сломя голову, но надо выжать им тормоз до упора. Пусть подумают, что тут ещё есть бойцы. Пусть у меня будет чуть больше времени на побег. Снимаю МП со спины и пускаю очередь до последнего патрона вниз промеж перилл. Отстегивая магазин, отпускаю его туда же - типа граната. Раскусите мою дерзкую подъ**ку! Через несколько бум-бумов в ушах - настоящую гранату, не хер расслабляться! Дергаю за шнур внизу ручки, считаю до 3 и отпускаю колотушку гранаты вниз. Вот вам ручник! Жрите! Вслух ору:
- Уё*эн зи битте, нацистская мразь! - и рву когти обратно в коридор.
Граната внизу хлопнула секунд через пять. Правы были кинохроники, где говорилось, что М 24 часто не рвалась в свои положенные 4-5 секунд, а детонировала только через 7-8. Там внизу слышны крики боли. Замечательно! Значит они не сунутся сразу на верх. У меня будет ещё немного времени. И в этот же самый момент по третьему этажу с улицы заработал пулемёт. Запрыгивая на лестницу молю бога чтоб чердак был открыт. Повезло! Что дальше? Окошко. В окне нет ни стекол, ни рамы, выбираюсь через него на противоположный дороге скос крыши. Ноги не могут устоять на сколькой кровле и меня потащило по скосу вниз. На выступ крыши. Падаю на него грудью выбивая весь воздух из груди. Вниз улетает подсумок с патронами. Голова кружится. Поднимаюсь на карачки. На снегу крыши отпечатались: моё тело, грязь и кровь. Кровь Ивана и этих двух.
Сейчас они поймут, что на этажах никого нет и полезут на крышу. Нужно срочно уходить. Соседнее здание на расстоянии метров пять, но оно на этаж ниже. Если разбежаться есть шанс допрыгнуть. Делаю разгон и прыгаю. Падаю на крышу сильно ударяясь коленом. Из глаз искры. Снегом обтираю лицо и руки. Так, магазины утеряны, значит МП бесполезен и обременяет лишним грузом, отправляется следом вниз. На поясе ещё остался карасёвый нож - оставлю. Доказал нужность. Припадая на одну ногу (вроде не сломал), карабкаюсь по крыше дальше. Нужно двигаться, если хочу выжить. Выжить, чтобы найти её. Только непонятно для чего. С мыслю об этом, достигаю противоположного края крыши. На углу дома (о чудо!) металлическая лестница. Спускаясь по скользким обледенелым перекладинам, очень стараюсь не соскользнуть, и примерно на середине пути это происходит. Лёжа на спине, медленно уходя в темноту, я думал о том, что я сделал всё что мог.
Глава четвёртая. Очная ставка.
И снова озноб. Снова болит всё тело от пят до темечка. Снова тошнотворное пробуждение. Открываю глаза. Белый потолок. Осматриваюсь. Бедная комната: серые стены, у окна простенький стол, два табурета. На одном из них лежит одежда. Окно занавешено какой-то тряпкой, стекла частично заклеены газетами. Я лежу на старой железной кровати с "шариками". У входной двери сервант. В комнате больше ничего и никого нет.
Я укрыт одеялом. Поднимаюсь с кровати, комната завертелась. Снова под скрип кроватных пружин бухаюсь назад. Не рискуя подняться вновь, лежу и тупо смотрю в потолок. В открывшуюся дверь просунулась чья-то мордашка.
- Мам! Он очнулся! - прокричала мордашка в коридор девчачьим звонким голоском. Дверь распахнулась шире и в помещение вошли мордашка и женщина лет тридцати пяти. Мордашкой оказалась девочка лет десяти, может чуток постарше, соломенные, висящие на ушах волосы, высокий лоб, глаза василькового цвета. Женщина невысокого роста с похожими чертами лица. Я снова попытался подняться, и снова комната пошла кругом.
- Лежите. Вам нельзя вставать! - женщина подбежала ко мне и потрогала лоб.
- Жара нет, но у Вас ушибы, и сотрясение. Тошнит?
- Есть такое. - я заёрзал на скрипучей кровати, стараясь улечься ровнее. - Где я?
- У нас дома. - прозвенела девочка тоненьким голосочком. - Вас наши мальчишки и притащили. Вы партизан? Из подполья?
- Тише золотце, не шуми, у дяди голова болит, да и не дай бог кто услышит. - и обращаясь ко мне сказала. - Мальчишки слышали бой, и нашли Вас без сознания. Вы весь были в крови. Думали, что мёртвый, хотели снять с Вас ботинки и нож. Но Вы зашевелились и начали ругаться плохими словами. До оккупации я работала медсестрой в нашей больнице, вот они Вас сюда и принесли.
- Это очень зря. - нахмурился я. - Где они меня подобрали, это далеко от сюда?
- Два квартала.
- Если меня будут искать, неизбежна облава с обысками. Пострадают люди. Вы пострадаете. А меня точно будут искать, я там немного повоевал.
- Вы убили немцев? - восторженно вскрикнула девочка.
- Лерочка, тише, я же просила тебя!
По моим жилам вместо крови потекла тугая холодная жидкость.
- Лера? - я смотрел на девочку широко раскрытыми глазами. Неужели это она? Да мало ли Лер в Краснодаре? - А вас зовут Наталья Викторовна? - оторопь, мурашки по всему телу.
- Да, а от куда Вы...
- Наверное сквозь бред от мальчишек слышал. - я было уже хотел всё рассказать, но в последний момент спохватился. Наш с Лерой созвон был в августе сорок третьего, а сейчас январь того же года, т.е. разговор с ней ещё не состоялся.
Я рассматривал Леру и не мог поверить своим глазам. Она выглядела точь-в-точь как я себе представил её тогда в августе: тощая, одета в колготы с отвисшими коленями, куцую юбочку и перештопанную несколько раз кофточку.
Голова снова закружилась, затошнило. Наталья заметила изменения в моём состоянии, намочила тряпку водой из кружки и приложила к моему лбу, обтёрла лицо и шею. Тошнота отступала, я тяжело дышал и думал. Нужно что-то делать. Тут мне оставаться нельзя, они пострадают, и я себе этого никогда не прощу, на том свете мне покоя не будет. Не для того я сюда провалился. Не для того я помог ей тогда, что бы сейчас из-за меня же с ней случилось плохое и непоправимое. Нужно срочно уходить от сюда, и уносить грозящую от меня опасность с собой.
- Мне нужно уходить. У Вас есть какие-нибудь таблетки?
- Какие таблетки? У Вас множественные ушибы и сотрясение, ссадина на голове. Вам обязательно нужно отлежаться пару дней, Вы не сможете пройти и квартала. Да и нет у нас никаких лекарств, я промыла ссадину на голове кипячёной водой, поставила Вам компрессы на ушибы. И это всё что я могу для Вас сделать. Вам нужен покой.
- Вы не понимаете, у гестапо отличные ищейки, они меня найдут, и вы как пособники... Вас... Глупые мальчишки, сняли бы ботинки да оставили там. И всё закончилось бы. А теперь...
- Ну перестаньте, Вы же за нас воюете! Мы должны Вам помогать.
- Ага, я прямо такой супергеройский боец. Всего-то двух фрицев укокошил.
- Неважно, Вы делаете что можете. Мы тоже.
- Но глупо же, если, воюя за Вас, я подставляю Вас же под смерть? Нет, мне нужно идти.
- Ну и куда же Вы пойдёте?
- Подальше от Вас. Не знаю. Но здесь я не останусь.
Все трое молчали. Каждый прекрасно понимал ситуацию. Даже маленькая Лера, в свои годы уже видела и знала предостаточно.
Где-то в глубине квартиры постучали в дверь. Стучали настойчиво, а затем раздался звук ломающегося замка. По коридору застучали несколько пар в тяжёлой обуви. Сука! Всё как в тарантиновском кино: каждые 10 минут происходит какое-то ожидаемо неожиданное говно!
Дверь в комнату распахнулась и в помещение ввалились два человека в немецкой форме. Лера, взвизгнув спряталась за маму. Я поднимаюсь на локтях в попытке встать, но солдат больным толчком приклада винтовки толкает меня обратно.
- Лег дихь! Нихт бевегн! (Лежать! Не двигаться!) - он развернулся и направил винтовку на женщину с ребёнком. - Байде зетсен сихь. (Обе сели.) - и указал пальцем на табурет. Наталья с Лерой сели. Второй солдат, убедившись в выполнении нами команд крикнул в коридор:
- Хер лёйтнант! Виляйхт хабн вир ихн гефундн. (Господин лейтенант! Возможно, мы его нашли.)
В комнату вошёл немец в форме с офицерскими знаками различия, за собой, держа за воротник он втащил подростка в драном пальтишке. Парень стоял, опустив вниз мокрое от слёз лицо со следами от побоев. Офицер, перехватив его за волосы, задрал его голову в направлении меня. И с акцентом на русском спросил:
- Этот человек бежать крыша? - самого вопроса ему показалось недостаточно, он тряхнул голову парня.
- Я не видел, я прибежал с ребятами, он там на земле лежал в снегу. - парнишка лепетал сквозь плач.
- Ты и твой ребята принести его здесь?
- Да.
Офицер с силой двинул парня в живот. Мальчишка упал на пол скрутившись в позу эмбриона и застонал. Я смотрел на всё происходящее как со дна колодца, охваченный досадным бессилием, злясь от невозможности что-либо сделать.
- Руссише мюль! (Русская погань). - и посмотрев на солдат добавил. - Нимм байде. (Берём обоих).
- Дизе? (Этих?) - спросил один из солдат указывая стволом на женщину с девочкой.
- Унд дизе аух. (И этих тоже).
***
И снова я связан и сижу на табурете в помещении с кирпичными стенами. Передо мной стоит офицер в черной форме с петличками SS. Крысиное вытянутое лицо, увенчанное острым носом и оттопыренными ушами, сверлило меня холодным небесно-голубым взглядом. Справа и немного позади от него стоял мужичок в ватнике и мял в руках шапку.