“Человек есть мера всех вещей: существующих - в том, что они существуют, и не существующих - в том, что они не существуют” - изрёк Протагор и умер. Потомки нашли это изречение слишком длинным и заумным и отбросили всю его вторую половину. Потомки так и не поняли, как можно измерить то, чего не существует. Раз можно измерить - значит существует. В результате этой сугубой ошибки на свете до сих пор преспокойно существует множество вещей, которых на самом деле никогда не было, да и быть не могло. Впрочем, какая разница! Всё равно все вещи бренны, а все люди смертны.
“Все люди смертны, Сократ - человек...” - сказал Сократ и умер. Точнее, ему помогли это сделать, не дав даже докончить фразу. Впрочем, из этой фразы даже и без окончания понятно, что вещи суть слёзы, и разум соприкасается с бренным.
“Sunt lacrime rerum et mentem mortalia tagunt”. “Вещи суть слёзы, и разум соприкасается с бренным”- написал Вергилий и умер. Древние римляне ничего не знали о слёзных железах, о процессах секреции, о молекулярном строении вещества и о сущности процесса испарения. Поэтому появление и исчезновение слёз было для них неразрешимой загадкой. Вот так и вещи, - сказал Вергилий, - совсем как слёзы. Неизвестно откуда они берутся, неизвестно куда они уходят... Всё бренно в этом мире, не существует ни одной вечной вещи, на которую мог бы опереться разум в поисках пятой сущности, “квинт эссенции”.
Кстати, поисками этой самой пятой сущности как раз и занимается онтология.
Существует давняя легенда о некоем прапорщике советских времён, который однажды построил солдат и велел им рассчитаться по именам.
--
Иванов!
--
Я!
--
Логично...
--
Петров!
--
Я!
--
Логично...
После каждого “Я!” прапорщик грустно произносил своё неизменное “логично”.
--
Товарищ прапорщик, разрешите обратиться!
--
Обращайтесь, рядовой Иванов...
--
Товарищ прапорщик, почему вы всё время повторяете слово “логично”?
--
А вот посмотрите воон туда, рядовой Иванов! Видите дом, серый? А рядом с ним ещё один, с балконами... Вот так и люди - живут-живут, и умирают...
Очевидно, что мысли вергилиевского Энея и размышлизмы легендарного прапорщика направляла одна и та же внутренняя логика. Другими словами, пассаж Вергилия о вещах и слезах и притча философствующего прапорщика о домах и людях равновыразительны. Люди утверждают, что этот прапорщик спился и умер.
Вергилий умер, и прапорщик умер, но их идея жива и поныне. Из пыли обветшавших и рухнувших домов построят новые дома, из останков умерших людей возникнут новые люди. Вещи тленны, но природа вечна.
“Вещи тленны, но природа вечна” - провозгласил Аристотель и умер. Аристотель умер, а его последователи до сих пор не теряют надежды найти первоэлемент бытия, который вечен, и из свойств которого можно было бы вывести все свойства самообновляющейся природы. Ведь если отказаться от самой идеи вечного и всеопределяющего первоэлемента всего сущего, то получится, что ничего на свете не существует, потому что всё на свете существующее должно же из чего-нибудь состоять! Ведь если всё, что есть в мире, в своей основе основ не состоит из чего-либо, или состоит из ничего (что не одно и то же, но в подробности вдаваться мы не будем), то получается, что в мире вообще ничего не существует, а это мы только так говорим друг другу для удобства, что оно, будто бы, существует. А на самом-то деле, как может существовать что-то, если оно не состоит ни из чего? Если это действительно так, то всю науку онтологию надо немедленно закрывать как псевдонауку. Поневоле приходится искать философские песчинки, из которых состоит всё сущее - искать пятую субстанцию, которая умеет только существовать, а кроме существования никак себя не проявляет.
Тут сразу возникает нехороший вопрос: если существует эта самая квинтэссенция, не обладающая никакими свойствами кроме существования, то как эти “единичные кванторы существования” выстраиваются в структуры, обладающие не только свойством существовать, но и иными свойствами, которые можно зарегистрировать органами чувств и приборами?
А потом приходит на ум еще более скверный вопрос: если материализованный атомарный квантор существования, эта Ансельмовская выворотка, то есть, “нечто, меньше чего нельзя помыслить”, действительно существует, то как его обнаружить-то, ёлы-палы? Ведь свойств-то у него никаких нет, кроме как свойства существовать. Он даже если и существует, то всё равно - где, когда, и в каком виде он существует, никому не понятно, и никогда понятно так и не сделается. Понятно прямо сейчас только то, что именно из него всё и состоит, потому что иначе получается, что всё не состоит ни из чего. Или всё состоит из ничего. А если всё-таки всё состоит из чего-то, то возникает уж и совершенно отвратительный вопрос. Ведь всё обладает множеством свойств только потому, что элементы, из которых состоит это всё, тоже обладают своими свойствами, и взаимодействие свойств элементов производит более сложные свойства комплексных структур, состоящих из этих элементов. Так вот, непонятно, откуда берутся свойства первоэлемента, если они не являются производными от свойств элементов, составляющих его собственную структуру? Если у первоэлемента нет собственной структуры, так с какого хера у него должны быть какие-то ещё там свойства? С другой стороны, если у первоэлемента есть-таки внутренняя структура, то какой же он тогда в жопу первоэлемент?
Ну ладно уж, хуй с вами со всеми. Предположим, что у первоэлемента набор первичных свойств получается сам собой, безо всякой внутренней структуры. Ой, какое же хорошее допущение! Ну прямо заебись, как мы всё хорошо придумали! Поздравление, шампанское победителям за счёт хозяина заведения, красивые бабы дают бесплатно. И тут же прибегает толпа воодушевлённых математиков во главе с самим Гильбертом и вопит: А подать нам сюда ваш первоэлемент! Мы на него поглядим, мы его формализуем, и весь мир опишем алгебраически.
Ага, щас. Один такой Фреге уже как-то раз описал. Гёделя на вас нет, сукины дети! И вообще, с теми, кто путает алгебру и логику, давно пора поступать как с Джордано Бруно.
Впрочем, если бы физики даже и нашли нечто неразложимое на дальнейшие элементы, и обладающее набором свойств, то кто доказал, что оно действительно далее неразложимо? А может, физики просто не умеют его разлагать? А может, электрон также неисчерпаем как и атом?
“Электрон также неисчерпаем как и атом, материя бесконечна” - провозгласил Ленин и умер. Ну хорошо, бесконечна. Раз бесконечна, значит принципиально непознаваема за конечный промежуток времени, не правда ли? Так как же тогда закоренелого агностика Ленина объявили чуть ли не на целый век автором единственно верного философского учения, коль скоро это учение прямо утверждает, что за конечное время мир не познаваем?
Вообще говоря, ничего крамольного нет в предположении о том, что мир принципиально непознаваем за конечное время, и все познания сугубо относительны. То есть, голая логика, вынутая из философия, никогда не сможет оказывать практическую помощь частным наукам. Но как можно было громогласно объявить такую философию точной и единственно верной наукой на целых семьдесят лет? А хуй его знает! Это историческая загадка, которая непознаваема так же как и все прочие свойства сущего, которые мы наблюдаем.
А кстати, весьма не вредно задуматься еще и над тем, а что, собственно, представляют из себя те самые свойства сущего, которые мы наблюдаем? Ведь свойства сущего, вероятно, не могут проявляться в наших чувствах и мыслях, не изменяясь сообразно им самим. Свойства сущего, которые мы считаем свойствами только сущего, на деле являются соединением свойств сущего и способа нашего восприятия и мышления. Но тогда, что же на самом деле существует? Сущее или наши мысли о сущем? Получается так, что сущее существует для каждого из нас в том виде, в каком мы способны его помыслить, и собственно, до тех пор, пока мы вообще способны мыслить. Мыслю, следовательно существую... Не мыслю, значит не существую, или крепко сплю, или под наркозом, или просто глубокий идиот от рождения.
“Мыслю, следовательно существую.” - изрёк премудрый Картезий и умер, оставив интеллектуальный мир в длительном и непреодолимом противоречии.
Понадобилось много веков, чтобы только сообразить, что онтология - это наука о неразрешимых логических заморочках, которые логика отказалась решать и выплюнула в отдельное судопроизводство, заранее посчитав его бросовым. Так теневые предприниматели открывают предприятие-обречёнку для ухода от налогов, то есть юридическое лицо, которое используется как жертва страшному, неумолимому богу налогового управления. Наука логика жива до сих пор только потому, что она освобождена от налогов на недостоверность знания.. Но освобождена она от них явно не по-честному. Вместо логики налоги платит онтология, а с последней взятки гладки, потому что она - обречёнка. Хорошо устроились философы. Разъелись, суки, на чёрной бухгалтерии! Парадоксы Рассела развели.
Ну подумайте сами, уважаемые! Может ли быть подшипник одним из собственных шариков? Может ли быть библиотечное собрание одной из своих книг? Может ли быть батальон собственной ротой? Может ли быть колода карт одной из своих карт?
Короче говоря, может ли быть целое одной из своих частей?
Разумеется, ответ на этот вопрос может быть только один: “Вы чё, совсем охуели?”
Но многие математики до сих пор на полном серьёзе считают, что библиотека и каталог, содержащий сведения о всех её книгах - это совершенно одно и то же. Коль скоро библиотечный каталог может быть одной из книг в библиотеке, то получается, что библиотека может быть одной из своих книг. Вот так и рождается поверье о том, что целое может быть одной из своих частей. Множество может быть одним из своих элементов. Вот такая вот херня.
Но тут можно и еще повредничать и сказать, что если уж коли оно его содержит, то ведь и в содержащемся в виде элемента множестве опять-таки содержится оно само. Более того, оно опять содержит себя в виде своего элемента, и опять, и опять, и так до бесконечности. Ни Кантор, ни Гильберт, ни Рассел не удосужились сделать простые программистские проверочки на отсутствие скрытого бесконечного цикла в своих структурах. Различие между объектом, то есть, библиотекой, и указателем на объект, то есть, каталогом, они тоже не делали, потому что объектная ориентация еще не была придумана.
Сейчас-то понятно, что объект может содержать ссылку-указатель на самого себя в своей структуре. То есть, библиотека может содержать в себе свой каталог. Но библиотека не может содержать себя в качестве своей книги, то есть в качестве объекта. Но поскольку во времена Гильберта, Рассела и прочих разбойников от математики никто этого не знал, то парадокс Рассела продолжает гулять по учебникам, несмотря на то, что с точки зрения грамотного программиста это обычные грабли, о которые может споткнуться только начинающий кодер, который еще толком не разобрался в структурах и типах данных.
Точно так же обстоит дело и с формальной арифметикой. Если задать с помощью любой нотации все возможные операции над конечным отрезком натурального числового ряда, никакой теоремы Гёделя не будет в принципе. Появляется эта непонятка исключительно потому, что формальная арифметика задает лишь правила построения и совершение действий. Но она вовсе не задает принципов поиска всех свойств чисел, как например, нахождение простых чисел на всей бесконечности натурального ряда. Неразумно требовать от формальной системы объяснения тех её свойств, которые возникают в результате построения структур по предложенным её правилам, при том, что в системе никак не формализован принцип исчерпывающего исследования всех без исключения свойств этих структур. Для того чтобы это формализовать, не вредно бы сперва просто понять, как это делать. А формализовать только то, что уже поняли, и ждать от формальной системы, что она сама по себе доформализует всё остальное - это установка на халяву, которой в природе не бывает.
И вот, после того как Гёдель объясняет, что нельзя ждать халявы от природы, если ты не потряс дерево, на котором она растёт, возникают унылые воззрения, что трясти его и вовсе бесполезно, потому что всё равно все формальные системы не полны. Хотя сам Гёдель совершенно чётко сказал, что вовсе не все, а только без ума сделанные.
Ну подумайте сами: если бы все формальные системы были не полны, ни одна компьютерная программа толком бы не работала, потому что не было бы никакой гарантии, что она когда-нибудь остановится. Быть в состоянии остановить программу - это значит полностью исследовать все варианты её работы.
Существует по-настоящему только то, что можно смоделировать и воспроизвести. Всё остальное - это мираж, за которым неизвестно что скрывается, и это правило должен знать каждый, кто взялся изучать онтологию.
Исходя из этого, необходимо сделать поправку на два тысячелетия и немного модернизировать Протагора:
“Системный аналитик есть мера всех вещей - моделируемых, в том что их можно смоделировать и реализовать в софте, и не моделируемых, в том что эксперт не может внятно объяснить разработчику, как эта хрень, собственно, работает, и по этой самой причине экспертом не является, а является хуеплётом и очковтирателем”.
От себя добавлю: отсутствие эксперта по проблеме означает отсутствие проблемы и наличие неустранимых неудобств. На этой оптимистической ноте разрешите мне закончить данный трактат.