3. Как выглядит пламя свечи до того, как свеча загорится.
Считается, что мысль только тогда становится доступной для осознанного применения логики, когда она становится высказыванием. Нет высказываний - нет и традиционной логики. Действительно, иногда, чтобы логически осмыслить достаточно сложную ситуацию, людям приходится "проговорить" ее про себя или даже начать вслух "разговор со стенкой". Однако, логика всего лишь упорядочивает и связывает между собой изолированные островки знаний, с тем, чтобы обозначить пути внутри образовавшегося архипелага, и ничего не меняет в том порядке, по которому живет каждый остров. Без сомнения, прежде, чем сказать что-либо себе или другому, мы думаем об этом как-то иначе, чем словами или высказываниями (с чем согласятся далеко не все психологи и лингвисты), и в зависимости от ситуации, выражаем свои мысли тем или иным образом. Кэрроловская Алиса, помнится, интересовалась, как выглядит пламя свечи после того, как свеча погаснет. Невольно приходит на ум мысль о том, в какой форме существуют знания в памяти, когда они не являются предметом актуальных размышлений. Вопрос же о том, в какой форме они существуют, когда уже актуализированы, но еще не вербализованы, также весьма напоминает вопрос Алисы, с той лишь разницей, что нас интересует форма пламени еще дотого, как свеча зажглась. Помимо внешней коммуникативной функции язык выполняет также внутреннюю функцию поддержания мыслительного процесса и структуры знаний. Это так называемая самокоммуникация, в процессе которой внутренняя речь, порожденная предшествующей мыслью, оказывает обратное влияние на мысль, сохраняя ее в устойчивом состоянии, препятствуя ее разрушению во времени и помогая ей связываться с другими мыслями и представлениями. Лингвисты знают об эффекте Сепира-Уорфа, когда способ речевого выражения оказывает обратное влияние на мысль, изменяя смысл исходного знания. Но язык и речь, точно также как и логика, надстраиваются над уже существующими знаниями, если только это не чисто словесные, "зазубренные" знания, не имеющие под собой живой, реальной почвы. Любое знание, любая мысль сначала существует в уме в невербальной форме, которая затем может получить, а может и не получить свое выражение в языке, причем выражаться она может различным образом. Такая последовательность справедлива как для процесса актуализации в уме уже имеющихся знаний в ответ на типичную ситуацию, так и для процесса получения новых знаний в какой-либо деятельности (а не в процессе вербального обучения). При овладении новым видом деятельности, появляющиеся знания не всегда могут быть адекватно выражены стандартными языковыми средствами, и потому существуют первоначально только в своей латентной форме. Мы можем наблюдать определенную последовательность в процессе перехода новых знаний из латентного вида в вербализованную форму. Вначале это знания "только понимаемые", проявляемые в деятельности, но никак, кроме как в релевантной деятельности, адекватно не выражаемые. Затем появляется профессиональный сленг, на основе которого рождается терминологический аппарат, и наконец знания получают насколько это возможно полное выражение в естественном (частично формализованном) или формальном языке (разумеется, эта последовательность имеет место только в процессе становления новых знаний, а не при переносе готового формального аппарата, например, математического, на новую предметную область). Самым неизученным местом во всем этом процессе являются те когнитивные механизмы, которые участвуют в латентном, "бессловесном" представлении мысли, и те, которые переводят ее в ту или иную вербальную форму. Не следует думать, что если человек не нашел подходящих слов для того, чтобы описать нечто, увиденное им впервые, то это значит, что он не понимает вовсе, что перед ним. Когда нет слов для описания нового объекта или процесса, это значит, что субъект не имеет готового опыта и не может соотнести со своими знаниями о внешнем мире объект в целом. Однако, он начинает анализировать ситуацию на основе общих своих представлений о внешнем мире (в которых присутствует врожденный и приобретенный компонент), идей, связанных с опытом данной культуры и опосредованных личным опытом. Очертания знакомой вещи всегда связаны с целым комплексом представлений о ее свойствах и системе взаимосвязей этих свойств, и эти постоянные сочетания образуют привычную идею вещи с необходимым уровнем конкретики. Чем меньше увиденное нечто похоже на что-либо из всего виденного ранее, тем более абстрактными, разреженными являются идеи относительно этой вещи, тем более они взаимоизолированы, и даже, возможно, противоречивы. Вероятно, в культуре имеется ряд предельно абстрактных, "атомарных" идей для каждой сферы бытия, которые не существуют в изолированном виде ни в представлениях, ни в языке, а содержатся лишь как составляющие в более конкретных и употребляемых в общении понятиях о реально уществующих вещах. По-видимому, это связано с тем, что люди в громадном большинстве случаев общаются на привычные темы с помощью наборов привычных понятий, сложившихся под влиянием практики и представляющих сложные смысловые структуры. Понятийная сеть, формирующаяся у человека с момента рождения, в основном создается неосознаваемым путем, ее структура определяется вербальным способом общения и создается на основе тех агрегированных понятий, которые циркулируют в языке и в культуре. Вследствие этого "площади" или "объемы" семантических полей в лексическом арсенале естественных языков не могут быть меньше определенной величины, и поэтому точность в выражении мысли средствами естественного языка может быть достигнута только в контексте, путем соединения нескольких понятий с созданием зоны наиболее плотного перекрытия семантических полей в желаемом месте. Вероятно, это единственное средство выразиться наиболее точно, скрупулезно указать только на тот специфический и узкий смысл, который не имеет готовых и ординарных форм лексического выражения. Пожалуй, именно умением адекватно подбирать и точно конструировать такие понятия, а не просто способностью демонстрировать блестящую речь, должен оцениваться уровень вербального интеллекта. Общеизвестно, что когда в речи необходимо заострить внимание на определенном свойстве предмета высказывания, употребляются метафоры, в качестве которых называются вещи, вообще весьма далекие от описываемой, но зато в изобилии обладающие и ярко демонстрирующие необходимое свойство. Не релевантные качества предмета, употребленного в виде метафоры, при правильном ее понимании, отбрасываются слушающим, как балласт.
Такие яркие метафоры встречаются чаще как раз в языках с ограниченными лексическими возможностями, например в латыни. По-видимому, именно это несовершенство языка подталкивало мысль поэтов к поиску неординарных и ярких средств выражения их переживаний и ощущений.
Если говорить о превращении мысли в слово, то необходимо заметить, что в речь трансформируется лишь синтетический смысл, который находится "на поверхности" мысли, в то время как "атомарные" идеи, составляющие этот целостный смысл находятся глубоко "внутри" мысли. Они представляют собой набор простейших идей здравого смысла, которыми человек пользуется почти неосознанно. Очевидно, эти идеи, эти семантические "атомы" формируются у индивида на основе врожденных свойств ума, усваиваясь из культурной среды, способствующей становлению этих идей в развивающемся человеческом уме, их проявлению в деятельности и общении. Понятийный строй каждого индивидуального человеческого интеллекта в значительной мере различен по исходному, генетически определяемому набору базовых смысловых структур и их взаимосвязей, степени их абстрактности, гибкости, возможности комбинаций и переноса, степени связанности с конкретикой, возможностями вербального выражения и множеству других параметров, но культурная среда, то есть общий язык и совместная деятельность создают своего рода интерфейс между множеством индивидов, по разному воспринимающих мир, и этот интерфейс обеспечивает конвенциональность понятий через совместную практику, закрепляя ее затем в языке. Любой теории, претендующая на объяснение структуры и функций интеллекта, неминуемо придется ответить на вопрос о том, что из себя представляет набор атомарных идей, составляющих достояние интеллектуальной культуры, который лежит в основе всех конвенциональных понятий. Единственным путем к изучению и пониманию этих идей является психологический эксперимент и рефлексия над знаниями. Даже простое выявление и описание семантических универсалий представляет собой гигантскую работу, однако без их изучения и выяснения того, как из семантических атомов ассемблируются сложные понятия, наука о представлении знаний вряд ли сможет считать себя наукой. Могут, конечно, возникнуть сомнения как в существовании семантических атомов, так и в возможности их изучения и регулярного описания. Однако, до того, как Аристотель выделил из языка и формализовал логику высказываний, возможно так же находились скептики. Несмотря на значительный, даже по историческим меркам, промежуток времени, отделяющий нашу современность от времен Аристотеля, положение дел в представлении знаний принципиально не изменилось. Формальные языки, применяющиеся для представления знаний в интеллектуальных системах полностью сохраняют парадигму естественного языка в представлении смысла знаний, и связанные с ней недостатки. Самый интересный и "интимный" процесс перевода знаний специалиста в систему формальных высказываний при наполнении баз знаний, остается за рамками "логического подхода" и решается на интуитивном уровне, за которым не стоит никакого иного смысла кроме здравого. Не существует также каких либо общих правил для проведения процедуры формализации смыслового материала. Поэтому разговор об интеллектуальных системах в среде специалистов по AI идет уже в рамках формализованного материала, а все предшествующие этапы для них, как будто, не существуют. Этого "традиционного" подхода не избежала и та отрасль искусственного интеллекта, которую сейчас называют "инженерией знаний". Ограниченность этой сферы формально- процедурным подходом, привязанным к возможностям современной математики, делает невозможным изучение тех идеальных структур, которые лежат вне технологии дискретных знаков, но которые, тем не менее, детерминируют ее применение. Настоящая работа рассматривает именно внелогические структуры представления знаний, существующие на уровне представлений здравого смысла, образов, понятий, стереотипов и схем поведения, соответствующих внутреннему психологическому миру европейского человека, прочно усвоившего культурные традиции своей среды. По мнению автора, эти изначальные, интимные структуры, "обосновывая и предваряя" применение логики, обладают той же степенью инвариантности к специфическим проблемам различных областей человеческого знания, как и сама логика, то есть они составляют изначальный онтологический базис любого знания. Более того, автор склонен рассматривать формальные законы логики как результат рефлексии над формально-ассоциативными механизмами, существующими в той или иной степени во всяком интеллекте и надстраивающимися над содержательными внелогичекими структурами. Эти механизмы осуществляют внешнее сопряжение между собой структур знаний, где между предметами знаний из разных структур зафиксирована регулярного вида смежность или сочетаемость, но в то же время имеет место субъективная разделенность, раздельность восприятия, отсутствие полной внутренней связи на уровне единого представления, "гештальта". Иными словами, логика не изменяет исходных знаний, а лишь сопрягает парциализированные, изолированные знания между собой. Нельзя однозначно сказать, дает или не дает логика новые знания, ибо с одной стороны, выводные знания никак не заменяют эмпирических знаний, а с другой стороны, участие логики и выводного знания в создании абстрактных понятий и классификаций, позволяет систематизировать знания, упростить и обобщить их истолкование, изменить представления об исходных объектах посредством выведения ранее неизвестных закономерностей и систематизации сочетаний и аналогий и, в известной мере, восполнить недостаток в эмпирических знаниях. В этом плане, традиционная и формальная логика уже в достаточной мере определили свое место в структуре познавательных процессов, и проблем почти невозникает. Однако до сих пор считается, что логика может заниматься только и исключительно проблемами выводимости, в полном отрыве от содержательного аспекта знаний, что связь логического и внелогического содержания знаний состоит только в истинностном значении исходных утверждений, и для ее отражения вполне достаточно синтаксиса применяемых формальных языков. Более того, до сей поры многие считают, что и в человеческом уме логические и внелогические механизмы полностью разведены, и проблемы логической выводимости знаний никак не соприкасаются с их внелогическими аспектами. Далее мы постараемся показать, что в естественном мышлении далеко не всегда так бывает, и что парадоксы формальной логики - лишь видимая часть расплаты за отрыв одного от другого. Теория типов Рассела - это лишь первый проблеск осознания этой ошибки, первая попытка связать законы логики с внелогическими аспектами представления знаний.
Инвариантность логики по отношению к характеру и национальности естественного языка указывает на то, что логические отношения отражают независимый класс операций со знаниями по отношению к другим языковым отношениям. Поэтому, несмотря на то, что логика Аристотеля разрабатывалась на материале греческого языка, правильнее было бы сказать, что логика была выделена не из мира языковых явлений, как особый класс языковых отношений (как это принято считать в среде лингвистов), а при посредстве языка, как особый класс мыслительных процессов, наименее всего зависимый от особенностей и направления развития культуры и языка. Базовые инвариантные внелогические компоненты знаний не имеют столь очевидного и регулярного лексического и грамматического представления в естественных языках как логика, с одной стороны, и гораздо более разнообразны нежели логические отношения - с другой стороны. Отсюда - трудности в их восприятии, осознавании, рефлексии, описании, и даже нежелание признать существование последних вне сферы языка среди части лингвистов. Для того, чтобы подвести читателя к их рассмотрению, рассмотрим сперва неформальный смысл логических отношений.