Аннотация: Мощный артефакт, дар дракона, в руках врагов. Только Кзатар может спасти Великую Нурогнию. Но сначала он должен умереть.
Предисловие.
Свинцовые тучи собирались у маленькой бухты. Гроза обещала быть страшной. Угрожающе нахмурилось море, приняв вызов небес. Одна за другой поднимались сердитые волны, накатывались на замерший берег, забрасывая его серой пеной, и отступали, рыча, как дикие звери.
Ночь опустилась непривычно быстро, поглотив малейшие признаки света в рыбачьей деревушке. В домах притихли люди, опасаясь божьего гнева. Вот первые капли ударили по соломенным крышам, по желтому песку, канули в черноте кипящих вод.
- Наконец, уснул, - рыжеволосая красивая женщина отошла от колыбели, устало присела к столу.
- Ливень так и хлещет,- отозвался мужчина, отложив починенный сапог, - как бы лодку не унесло. Пойду, посмотрю.
Он накинул куртку на широкие плечи и вышел из дома.
Анна, так звали рыжеволосую женщину, больше никогда не видела своего мужа.
Осень. Она появилась, как обычно, внезапно. Духота словно испарилась. За окном запахло желтеющей листвой, потянуло прохладой. По утрам небо серое, безмолвное, неживое, а к вечеру обычно накрапывает дождь. Море тоже серое, скучное, недоброе.
Моя мать молча смотрит вдаль, туда, где волны касаются неба. Я знаю, что она вспоминает своего мужа, моего отца, которого я совсем не помню. Он пропал именно в такую погоду, тогда тоже шел дождь, и была гроза. Это было семнадцать лет назад.
- Сынок, - словно встрепенувшись, проговорила мать, - пойдем в дом, холодно, промокли совсем...
- Пойдем, мам, - я обнял единственного родного мне человека.
Дома было тепло, поленья потрескивали в очаге, пахло жареной рыбой. Мать уселась за прялку, я открыл книгу. Мать не препятствовала моему увлечению чтением, она принимала меня таким, каким я был, каким хотел быть. Хотя, я и сам не понимал еще, чего хочу от жизни, каким вижу свое будущее. Знал наверняка лишь то, что не задержусь в рыбачьей деревне.
Я должен уйти. Оставить все и всех, кого люблю и знаю с детства. Ради чего, почему, когда придет это время? Этого я не знал. Задумавшись, перелистывал страницы старой книги, которую знал уже наизусть. Воображение уносило меня далеко-далеко, за море и еще дальше, где, я точно это знал, меня ждет настоящая жизнь, наполненная смыслом, освещенная целью, другая, новая, настоящая.
ГЛАВА 1
Жизнь в деревне была тихой и размеренной. Мужчины и мальчики с тринадцати лет выходили в море, женщины занимались хозяйством и детьми, рыбы было вдоволь, на жизнь, небогатую, но сытую, хватало, несмотря на то, что перекупщики рыбы держали низкую цену.
Мать берегла лодку отца, пока я не стал взрослым, в тринадцать лет я впервые вышел в море один. Морская гладь мощно вздымалась и опускалась, но я не боялся, мне нравилось вдыхать соленый воздух, чувствовать брызги на лице, радоваться богатому улову, самостоятельности и свободе, которую я чувствовал, только покинув берег.
В остальное время дни были похожи один на другой. А ночи... Иногда мне снились странные сны. Словно вспышки, краткие, так, что я едва успевал заметить то, что мне снилось. Очень высокие деревья с кронами, похожими на пики, острые серые скалы, чужие берега, незнакомые лица, и шумный город. Это при всем при том, что я ни разу в жизни не покидал деревню. Сны появились года три назад. Поначалу я встревожился, переживал, но матери ничего не сказал, зачем ее пугать. Чем она может мне помочь. Потом привык и перестал думать об этом.
Еще у меня есть друг Синяк. На самом деле его зовут Сенька, это прозвище приклеилось к нему из-за пристрастия к хмельному. Синяк жил всегда один в старенькой, но крепкой избушке. В море он не выходил, деревенские привлекали его к починке снастей, лодок, он отлично умел солить рыбу, выполнял другую домашнюю работу. За это его кормили, одевали. Сенька всегда был на две головы выше сверстников, только очень худой, жилистый, русые волосы всегда всклокочены. Деревенские считали его ущербным потому, что Синяк молчал, не говорил с детства, хотя слышал хорошо, все понимал, и еще потому, что взгляд его был всегда каким-то отсутствующим, туманным, словно он находился в состоянии глубокой задумчивости.
Синяк был примерно моего возраста, но его дружбу я принял не сразу. Ребята не принимали его в свои игры, прогоняли. И мне зазорно было находиться с ним рядом. А Синяк всюду ходил за мной. Я убегал от него, тоже прогонял, но он не отставал, ходил по пятам. Более того, Синяк заступался за меня в мальчишеских разборках, оказывался рядом, когда мне была нужна помощь. И, в конце концов, мне стало стыдно. Откуда взялась эта бескорыстная преданность, я не знал, но понял, что она больше всего стоит. Теперь я защищал Сеньку, когда ребята подтрунивали над ним и дразнили. Потеряв дружбу с деревенскими мальчишками, я не переживал. Мне было не интересно с ними и раньше. Забавы их были пустыми и глупыми. Наши молчаливые прогулки с Сенькой были мне нужнее. Он стал единственным моим другом.
Где-то далеко из темно-серых подушек на горизонте показалось ярко-оранжевое крохотное солнце. Облака, в беспорядке разбросанные по небу, розовели на глазах. А море все еще находилось во власти тьмы. Волны, разгулявшиеся без присмотра дневного светила, сердито пенились, вздымались, как крылья исполинских птиц, и тогда из-под голубой пены проглядывала на свет черная бездна. Небо стремилось укротить строптивые волны. Завораживающая картина.
Рядом со мной Сенька. Мне на миг показалось, что его взгляд прояснился. Я уже собрался возвращаться домой, как вдруг стало трудно дышать, перед глазами поплыли красные круги.
Когда сознание ко мне вернулось, я сообразил, что оно покидало меня надолго - солнце уже в зените. Надо мной озабоченное лицо Сеньки:
- Ну, ты как? Отошел?
Ничего так басок, с хрипотцой. Я обалдел:
- Ты что, заговорил? А ну, еще скажи что-нибудь! - обрадовался я.
Сенька широко улыбнулся, пригладил волосы непривычным для себя жестом, но ответ его я не успел услышать, потому что зазвучал другой голос, сильный, звучный, властный:
'Ну, здравствуй, белый свет! Наконец-то пришло мое время!'
Я завертел головой, никого нет поблизости, кроме Сеньки.
- Эй, кто это? - крикнул я.
Никого. Сенька уселся на камни и с сочувствием наблюдал за мной. Наверное, я заболел. Я вздохнул поглубже и прикрыл глаза.
'Да открой ты глаза, дурень! Дай полюбоваться!'
С ума, что ли, схожу? Сердце стучит бешено, мысли покинули, все до единой.
'Открой глаза! Как там тебя, Ваня!'
Точно с ума схожу...
'Да никуда ты не сходишь! Хотя... Лучше бы сошел. Меньше проблем было бы. Вот Клеменсу, как я вижу, повезло'.
Ничего не понимаю... Какому еще Клеменсу?....
'Ну, ты и бестолочь'!
Этот окрик разозлил меня и, как ни странно, успокоил.
- Эй, ты кто? И почему я тебя не вижу?
'Ну, когда же до тебя дойдет? Да не верти ты головой! Я внутри'!
- Где внутри?
'Дурень! В твоей голове'!
- А...Понятно, - протянул я, вставая, - сейчас пойду, искупаюсь, и все пройдет...
'Ну, ну'.
Голос теперь был не раздраженный, а насмешливый.
- Это что, правда? - остановился я.
'Дошло, наконец-то'?
- Я тебе все объясню, - увидев, что я успокоился, - сказал Сенька.
Я выставил предостерегающе руку:
- Ты не Сенька, ведь так?
- Правильно, я не Сенька. Я Клеменс, оруженосец Кзатара.
- Какого еще Кзатара?
- Того, с кем ты сейчас говорил.
- А...Понятно, - я все еще не мог переварить то, что свалилось мне на голову, - а где Сенька?
Клеменс вздохнул, снова пригладил непослушные вихры и, сделав примирительный жест, уселся на камень:
- Ну, ты готов выслушать меня?
Я встал перед ним, сложив руки на груди, как мне показалось, это придало мне уверенности и спокойствия:
- Хорошо, я тебя слушаю.
Клеменс улыбнулся чему-то, потом тряхнул головой, еще один незнакомый мне, но, кажется, привычный для него самого жест.
- Тебе, конечно, трудно это все переварить, но ты должен мне просто поверить. Договорились?
Я кивнул, хотя начало его монолога насторожило меня.
- Так вот, прими на веру, что кроме вашего мира есть еще другие, их много, они разные, непохожие друг на друга, находящиеся на разных ступенях развития, как люди разных возрастов, имеющие достоинства и пороки, миролюбиво настроенные по отношению к другим или враждебно. У каждого из них своя история.
Клеменс, я начинал думать о нем именно, как о Клеменсе, вздохнул, замолчал и внимательно посмотрел на меня, словно желая понять, прижились ли ростки новых знаний на непаханой почве моего сознания. Я постарался, чтобы мое лицо приобрело выражение спокойствия и беспристрастности. Похоже, Клеменс остался доволен.
- В одном из миров жили мы: Кзатар - воин и маг, принадлежащий к королевской семье Нариндэр, и я, его оруженосец, также из высшего сословия. Наш мир, уже несколько лет сотрясаемый войнами, трещал по швам. Верные правящей династии люди вели непримиримую борьбу с происками коварных завоевателей. Битвы, в которых плечом к плечу сражались люди и маги, унесли тысячи жизней. В одной из них, в горном ущелье, погибли воин-маг наследник престола Кзатар и я, его верный оруженосец...
История была невероятной, но я поверил.
- Ты спросишь, - продолжил Клеменс, - как получилось то, что мы имеем сейчас? Это дело техники, ну и, конечно, мастерство Кзатара. Враги охотились за ним несколько лет. Мы много раз попадали в ловушки, которые устраивали не менее сильные и опытные маги. Заговоры, предательство тех, кому мы доверяли... Короче, возникла острая необходимость защиты. Династия полностью зависела от того, сумеет ли Кзатар сохранить свою жизнь. И он нашел способ сохранить свою душу, если вдруг будет убит. Старинный обряд требовал много сил и участия двух магов, вторым, как ты понимаешь, был я. И, когда мы с Кзатаром были обмануты, ослеплены действием колдовства и предательски убиты, наши души отправились в ваш мир и семнадцать лет назад вошли в тела, оказавшиеся наиболее приспособленными для совмещения душ. Сенька, бедный умалишенный, принял мою душу, а ты принял душу наследника престола Великой Нурогнии.
- Но почему я услышал голос Кзатара, и ты стал Клеменсом только сегодня?
- Сегодня произошло полное объединение. Так действует заклинание, это техника процесса, - ответил Клеменс.
- И что теперь? - спросил я.
'Теперь'? - зазвучал властный голос Кзатара в моей голове, - 'Теперь я вернусь домой'.
- То есть, как это вернусь? Не понял. Вы покинете мою голову? - спросил я, и надежда затеплилась в моей груди.
'Не обольщайся, ты вместе со мной отправишься в Нурогнию, освобождать престол, принадлежащий мне по праву рождения от коварных захватчиков и предателей'.
- Еще чего! - воскликнул я. - Никуда я не собираюсь отправляться. Меня ваши разборки не касаются. И попрошу освободить мою голову от вашего присутствия. Мне, знаете ли, не совсем уютно, когда мои мысли слышит посторонний человек... Вы ведь человек?
'Ты должен быть счастлив оказать помощь великой династии, но, вероятно, этого еще не осознал. В любом случае, привыкай к мысли, что скоро ты покинешь свой мир'.
- А я говорю: нет, нет и еще раз нет. Никуда я не собираюсь отправляться. У меня здесь мать, я не могу ее оставить одну. И мой мир здесь, здесь все, что я люблю'.
Кзатар в моей голове повысил голос так, что я почти оглох:
'Твоего согласия и не требуется, глупец! Я заставлю тебя, и ты не сможешь мне противиться, потому, что ты - это я! Только милосердие, благородство и честь воина останавливают меня от полного и безоговорочного захвата контроля над твоим сознанием. Поэтому, последний раз спрашиваю: да или нет'!?
Я понял, что теперь путь мой предопределен, выхода нет.
- Хорошо. Но после всего, когда мы освободим престол от захватчиков, я смогу вернуться домой?
'Ты вернешься, обещаю', - ответил Кзатар.
Мы не покинули деревню сразу. Вернулись и стали вести себя как прежде. Клеменсу это явно не нравилось, но он честно старался соответствовать образу Синяка, разве что не пил. А в остальном у него неплохо получалось. Клеменс таращил и закатывал глаза, делал глупый вид, так что мне было немного обидно за Сеньку. Увы, он напрочь забыл все, что умел делать, и за это ему часто попадало тряпкой от женщин, а мужчины награждали его легкими подзатыльниками. Но в целом его жизнь не изменилась и была вполне сносной.
Мне было непросто привыкнуть к постоянному присутствию в своей голове чужого сознания. Кзатар изучал тело, в котором оказался, а заодно мысли и характер того, с кем его делил. Я постоянно чувствовал, что меня постоянно подслушивают, что за мной подсматривают. Вдобавок ко всему, Кзатар заимел плохую привычку комментировать мои действия, поправлять меня, критиковать. Надо сказать, что с некоторыми его замечаниями я был вполне согласен. Они чаще всего касались культуры, речи и манер. Я злился на него, но замечания усваивал, знания применял. И, кажется, Кзатар был мною доволен.
Говорили мы с ним мысленно, так что нас никто не слышал.
'А почему вы выбрали именно наш мир'? - как-то спросил я.
'Во-первых, он был ближе всех по структуре, это гарантировало безопасность при переносе и внедрении в сознание принимающих тел. Во-вторых, ваш мир более всех из известных нам миров изучен. В-третьих, из вашего мира я могу вернуться. Он открыт для входа и выхода. Есть миры закрытые полностью, есть такие, что способны только впускать, поглощать энергию. А душа - это не что иное, как энергия. Миры-поглотители впитывают энергию, как губки. Наши ученые-маги опасаются, что, в конце концов, но это произойдет еще очень не скоро, останется один единственный такой поглощающий мир. Это, конечно, не доказанный факт. Я склонен считать, что для всякой величины есть свое предельное значение, так называемая точка насыщения. Если такой предел будет достигнут, то свойства величины могут измениться, причем, иногда кардинально'.
'Когда мы отправимся в ваш мир'?
'Для начала мне нужно кое с чем разобраться, кое-что найти...'
Я не стал настаивать на объяснениях. Тем более, что Кзатар, казалось, задумался, спрятался в глубины моего сознания глубоко, и я не стал его беспокоить. Теперь остаться одному для меня стало подарком.
Утро было теплым. Как всегда, я вышел в море один. Хотя, какое там теперь один. Я теперь и ... ну, то есть совсем никуда один пойти не могу.
Морская гладь нежного серовато-жемчужного цвета еще спала, ни единой складки, ни одного шевеления, ничто не тревожило это невероятно гладкое полотно. Из-за горизонта, прикрытого затейливыми многоярусными конструкциями облаков, веером расходились смелые, но еще не слишком яркие лучи. Они еще не коснулись воды, это чудо вот-вот случится. Мгновение, другое. И вот по морю побежала яркая дорожка. Мгновение - и заиграла чудным сиянием вся морская гладь. Проснулась каждая капелька и приняла частичку света и тепла.
'Бесподобно', - непривычно тихо произнес Кзатар.
Я промолчал, а через некоторое время спросил:
'А у вас там как'?
'Не так, как у вас. Наши маги на протяжении столетий активно вмешивались в природу, в животный мир, это привело к необратимым последствиям. Реки и озера обмелели, вода ушла. Это было началом конца. И самое страшное то, что магией уже не вернуть все на свои места. Наш мир может спасти только слияние с другим миром, не осложненным магией, таким, как ваш, например. Это означало бы для вас одно - гибель. Я был противником такого решения проблемы. Но со мной согласились далеко не все члены совета'.
'Ужас. Но, раз до сих пор мой мир жив, значит, они все-таки нашли другое решение'?
'Не уверен. Прошло слишком мало времени'.
Я не совсем понял, как можно считать семнадцать лет небольшим сроком. По мне, так это целая жизнь. Ну да ладно. Главное у нас пока все в порядке. И солнце светит, и море, вон какое, вода прямо горит. Где еще увидишь такую красоту?
Разглядывая меня в зеркале, Кзатар очень огорчился, более того, рассердился:
'И как ты думаешь, я смогу победить, если у нас с тобой такое чахлое тело!? Нет мышц, нет пресса! Ты оружие в руках держал? Хоть какое-нибудь'?
'Нет, не держал. Я же не воин, а рыбак. А силы у меня достаточно, между прочим. Это просто телосложение у меня такое', - оправдывался я.
А что, не хуже других: высокий, широкоплечий, довольно стройный, волосы светлые слегка вьются, серые глаза с прищуром, как мне казалось, с выражением иронии.
'Телосложение', - бурчал Кзатар, - 'позор на мои седины'.
'Кстати, а сколько тебе лет'? - заинтересовался я.
'Немного больше, чем тебе', - нехотя ответил Кзатар, - 'но выгляжу, выглядел я гораздо привлекательнее. Итак, завтра начинаем тренировки. И не смей возражать'.
Мне снился город. По правде говоря, он больше был похож на гигантский муравейник. Разноцветные дома, облепившие скалу, стояли один на другом, так что крыша нижнего представляла собой пешеходную дорожку для жителей верхнего яруса. Со стороны моря со скалы свисает неопрятная, чахлая растительность серо-бурого цвета. В удобных местах предусмотрены спуски, огороженные перилами.
Странно видеть дома, как бы вырастающие из скалы, а, по сути, врезавшиеся в нее. Слева возвышается зеленая вершина. Издали кажется, что она стоит на крыше большого бардового дома, который чудом выдерживает такую махину, и готов вот-вот развалиться. Внизу волны забрасывают брызгами пустую лодочную пристань.
Времени для тренировок у меня было достаточно, учителем, как я и думал, стал Клеменс-Сенька. Уходили мы подальше от деревни, нашего отсутствия никто не замечал, мать моя была занята домашней работой. Когда я задержался в первый раз, спросила, а потом перестала волноваться, она привыкла к моим прогулкам с Сенькой.
Не могу сказать, что занятия мне были не по нраву, и характер у Клеменса был вполне дружелюбный. Он терпеливо объяснял мне простые для него и совершенно незнакомые мне вещи.
А вот Кзатар постоянно дергал меня, подстегивал, подсмеивался и иронизировал. Это поначалу здорово нервировало, приходилось заставлять себя стараться вдвойне и пропускать мимо ушей все колкости. В его комментариях было много полезного, мне сразу стало ясно, что на постой в мою голову явился опытный воин.
Помимо общеукрепляющих упражнений, Клеменс учил меня обращаться с оружием, которое заменяли шесты и палки. К вечеру я так уставал, что буквально валился с ног. Но не тут-то было, Кзатар нудил мне засыпающему о тактике, теории и хитростях боя. Думаю, это он делал для себя, потому что командовать войсками в его мире придется не мне. Однако, помешать мне уснуть он не мог.
Сны. Они теперь стали почти реальными, красочными и, главное, понятными. Мне снился разрушенный город, битвы. Я знал теперь тех людей, чьи лица, искаженные болью, гневом, чьи глаза, полные боли и отчаяния, вижу. То же самое видел и Кзатар.
Я видел мертвые рощи, высохшее русло некогда полноводной реки. Близкое и огромное бардовое солнце. Странно и жутковато. Только скалы вдалеке выглядели так, как им положено, - серые безмолвные.
Крепость. Ночь необычайно звездная. В небе два месяца, один огромный, а второй, ниже и левее, словно его копия, уменьшенная в десять раз, тусклая, как тень, но все-таки реальная... Лязг металла. Крики.
- Нас предали!
- Кзатар, - кричит один из воинов, зажимая смертельную рану на груди, я оборачиваюсь к нему, он уже падает и едва слышно шепчет, - прости...
Мне горько. Я очень устал. Я изможден. У меня болит каждая мышца.
Если бы не звездная ночь, то видеть можно было бы только его глаза, полные решимости и священной ярости. Воин сдерживает наступление пятерых противников, им, несмотря на численное превосходство, приходится туго.
- Можешь проститься с жизнью, самое время, - гадко ухмыльнулся один из его врагов, облаченный в серебряные доспехи белокурый воин.
- Ригар! Ты снова проиграешь. Мое время еще не пришло. Сначала я уничтожу тебя и твоих хозяев, - отвечает воин в черном.
За спиной защитника заскрежетала массивная дверь. Выбежавший воин тут же принял удар одного из нападавших, отбросив его клинок и переходя в наступление.
- Кзатар! Они все уже мертвы! Мы опоздали! - прорычал он.
- Проклятье! - воин в черных доспехах отвлекся и едва не пропустил удар.
Однако он тут же превратил свой промах в преимущество, и противник рухнул, обливаясь кровью. Нападавшие стали спешно ретироваться, отступая в густые заросли.
Вдруг воины заметили струйки дыма, струящиеся из-под каменных плит, подобно маленьким юрким змейкам. Они мгновенно поднимались вверх, образуя розовое, темнеющее на глазах, марево.
- Клеменс! Беги в крепость! - закричал Кзатар.
Но было уже поздно. Первая змейка коснулась лица верного оруженосца, и он упал. Из зарослей показались враги. Кзатар поднял меч, готовясь защитить друга, и одновременно четко проговаривал слова защитного заклинания.
Враги не приближались. Выжидали. Кзатар не успел, совсем немного. Последнее, что он видел - занесенные над ним мечи, сразу несколько, озлобленные лица врагов и меркнущие звезды.
- Я видел твою смерть, - сказал я, едва открыв глаза.
'Знаю'.
- Мне жаль.
'Мне тоже', - ответил Кзатар, - 'вставай, пора за работу'.
Клеменс уже ждал в условленном месте. Я чувствовал, что Кзатар взволнован:
- Если вам надо поговорить, то я могу уступить тебе. Вам ведь есть что обсудить?
'Спасибо...'
- И какие у нас планы? - Клеменс пожевал травинку и выплюнул.
- Я кое-что вспомнил. Мой друг, ты знаешь, что в каждом мире по конвенции магов обязательно должен быть Наблюдатель, - голос Кзатара был таким же, каким я до сих пор его слышал.
- Но мы не можем быть уверены, что он истинный, а не подосланный, чтобы ждать нашего появления.
- У нас нет выбора. Разберемся на месте.
- И как нам его найти? - Клеменсу явно не нравилась идея.
- Место, которое занимает наблюдатель во вверенном ему мире, выбирается всегда по общим признакам: оно должно быть в безлюдном месте, выше уровня моря, желательно в горах.
- Этого мало. Мы будем искать всю жизнь и не факт, что найдем.
- Самое главное. К месту нахождения Наблюдателя должны сходиться все естественные силовые магические потоки.
- Согласен, это уже кое-что. Но вопрос, как ты сможешь их обнаружить? Не забывай, ведь сейчас ты не маг.
- Значит, надо развить необходимые способности. Надеюсь, хоть что-то от мага да попало в это жалкое тело вместе с моей душой.
'Кх-кх'... - кашлянул я, напоминая, что все еще здесь.
- Да, прости, - отстраненно произнес Кзатар, и, уже обращаясь к оруженосцу, сказал, - надо решить, как будем возвращать мою силу.
- В любом случае, надо уходить отсюда, - проговорил Клеменс.
Кзатар, подумав, сказал:
- И я знаю, куда мы отправимся. В монастыри, к целителям, знахарям, ведунам, к ведьмам, наконец. И, возможно, по крупицам, мне удастся вернуть магию.
'Ну что ж, я не против', - вставил и я свое слово.
- Значит, договорились, - ответил Клеменс.
Мать знала, что мне тесно в рыбачьей деревне, я давно мечтал покинуть деревню и искать счастья, поэтому весть об уходе она восприняла почти спокойно. Я даже не ожидал. Мать хотела мне лучшей доли, всплакнула и благословила в дорогу. Последнюю ночь я проводил в родительском доме.
Сон пришел как-то внезапно, словно перед моими глазами вдруг раздвинулись темные шторы. Я иду по песчаному берегу, море тихо плещется, отражая сияние ночных светил. Вдали угадывается очертание города-муравейника, очень похожего на тот, что я видел во сне раньше.
Я иду и иду, мне хорошо знаком этот берег. Потом понимаю, что должен остановиться. Поворачиваюсь лицом к морю. Бескрайнее, спокойное, одинокое... Мои руки сами собой чертят в воздухе какие-то знаки, губы шепчут незнакомые слова, при этом знаки начинают слабо светиться. И вдруг начинают двигаться вперед, одновременно увеличиваясь в размерах все сильнее и сильнее. Слабый зеленоватый свет, исходящий от них вначале, превращается в изумрудное яркое сияние, которое освещает и все вокруг. И вдруг среди ярких искрящихся брызг начинает проявляться нечто, находящееся за стеной света. Я напряженно всматриваюсь вдаль, но не могу угадать, что это.
'Это мой дворец', - услышал я знакомый голос.
Через мгновение я и сам смог разглядеть его. Из искрящейся синевы волн словно выросли невероятно красивой формы стены, напоминающие скалы из голубого стекла. Прекрасный дворец, неприступная крепость.
Вот изумрудное сияние погасло, поглощенное стеклянными стенами, они теперь ровно светились разными оттенками зеленого, желтого и голубого. Я не мог оторвать взгляд. Кажется, дворец совсем близко, стоит только протянуть руку. Но когда у основания его вспыхнул свет и яркий лучик побежал в сторону берега, я понял, что ошибся. Луч очень быстро, как и положено свету, чертил дорожку по воде. И вот он достиг берега в том месте, где стоял я. Интересно.
'Что это значит'?
'Смотри', - отозвался Кзатар.
Светящаяся линия, прочерченная лучом от дворца к берегу потускнела немного, расширилась, словно расплылась, стала похожа на тропинку среди травы. Только вокруг были синие волны. Дорожка все еще казалась зыбкой и непрочной, волны то и дело накатывались на нее, словно раздумывая, разрушить ли это неизвестно как появившееся препятствие или не обратить на него внимание.
'Иди', - произнес Кзатар.
Я с опаской ступил на тропу, заливаемую волнами, она слегка прогнулась и затрещала от моего веса, как тонкий лед на реке. Освоившись, я пошел быстрее. Происходящее со мной, хоть и во сне, было настолько необычно и интересно, что вскоре пропали последние капли страха.
'Поторопись', - обронил Кзатар.
'Почему? Тебя что-то беспокоит'?
Но Кзатар не успел утветить. Это не понадобилось, я все понял сам, когда передо мной на тропу выползло покрытое слизью тело. Человек, судя по цвету кожи, утопленник. Движется, словно плывет, извивается, противно чавкает скрюченными конечностями, водянистые белые глаза явно видят меня. Пока я разглядывал существо, оно подобралось ближе и вдруг, резко выбросив вперед руку, которая оказалась гораздо длиннее, чем можно было предположить, и крепко схватив меня за щиколотку, стало тянуть в воду.
Я изо всех сил ударил тварь в голову свободной ногой, почувствовал, что хватка его ослабела, ударил еще раз по руке и столкнул отцепившееся существо с тропы, освобождая себе дорогу.
Волны разгулялись. В них то и дело мелькали острые плавники, змеились чьи-то щупальца, скрюченные пальцы скребли по скрывшейся под водой тропе, стараясь поднять на поверхность тела мертвецов. Отовсюду алчущие крови и плоти страшные глаза.
Я был безмерно рад, что все это только сон, хотелось проснуться или хотя бы повернуть назад.
'Вперед, только вперед', - подгонял меня Кзатар.
Его боевой настрой передался и мне, я побежал, перепрыгивая через выползающих на тропу мертвецов, уворачиваясь от щупалец, выстреливающих из глубин в надежде прилепиться ко мне. Огромные рыбины со страшными челюстями касались моих ног. Тропа, моя единственная опора, ходила ходуном, трещала. А до дворца еще далеко.
'Используй силу'! - приказал Кзатар.
'Как? Я не знаю, как? У меня нет никакой силы'!
'Зато она есть у меня. Сейчас ты - это я'.
Ладно. Ведь я уже как-то сумел сотворить изумрудное сияние. Только тогда я сделал это, не задумываясь, все получилось само собой. Ну что ж, попробуем. Я воздел руки к небесам, открыл рот, готовясь изречь громовым голосом убийственное заклинание... И ничего.
Трупов тем временем наползло на тропу столько, что уж и не перепрыгнуть. Вся эта мерзкая толпа двигалась ко мне. Позади них на тропу выползла огромная черно-зеленая безглазая клякса. Внутри толстого брюха животного что-то происходило, как будто его тошнило. И, действительно, вскоре кляксу вырвало чем-то черным прямо на спину ближайшего утопленника. Черная жижа быстро растеклась по телу утопленника, запечатав его глаза, воющую пасть, сжала его и стала вновь втягиваться в рот кляксы. Неужели она так питается? Едва втянув в себя жертву, клякса двинулась догонять следующую. На нее не обращали внимания. Клякса, тяжело подпрыгивая, как жаба- переросток, догоняла трупы и съедала. Спасибо, жабка.
Но что-то мне подсказывало, что она теперь нацелилась на меня. Слепая морда мгновенно реагировала на мои перемещения, словно чудище видело меня. Я остановился, перестав стряхивать с ног склизкие руки местных утопленников. Жаба уже близко, медленно открывает пасть, вот-вот выплеснет свой желудок. В голове моей закружилось. Я что-то произнес, сопроводив слова заклинания движениями рук.
Жабе оставалось сделать последний прыжок. И вдруг пошел дождь. Я ничего не чувствовал, только сейчас подумал о том, что даже ноги были сухими. Ничего удивительного, это же сон. Чудища закричали на все лады и рванулись с тропы. Капли дождя, соприкасаясь с их слизистыми телами, шипели, прожигая глубокие раны. Твари уже скрылись под водой, но их вопли и стоны, приглушенные безмолвной морской пучиной, все еще были слышны.
Путь свободен. Я сделал шаг на твердую площадку перед дворцом. И вдруг темнота поглотила все: дворец, море, меня.
Я иду по просторным пустым коридорам. Это дворец. Сон продолжается. Здесь очень красиво. Я никогда не видел такой роскоши. Изящная мебель, сияющие люстры. По большей части, назначение предметов, привлекших мое внимание, стоящих на столах, на полу, висящих на стенах, мне было неизвестно, поэтому я просто любовался великолепной работой.
В одном из многочисленных залов дворца на стенах висели портреты правящей династии. Кзатар рассказал, кто есть кто. Он являлся последним представителем великой династии, но его портрет еще не успели повесить рядом с портретами великих предков. Перила, ведущие на верхние этажи дворца, состояли из секций, искусно сделанных из неизвестного мне материала, им была придана форма растений, животных, которые также были мне неведомы.
Кзатар вел меня уверенно. Наконец, я подошел к двери, которая была ему нужна. Я не решался спросить, что же он ищет. Может быть, он и сам пока этого не знал или не помнил. В комнате находился один единственный предмет - ларец из красного стекла. Он был открыт. Внутри, на синей подушечке, лежало выпуклое зеркальце.
'Что это'?
'Это лиатос', - задумчиво ответил Кзатар.
'Я бы сказал, зеркало, очень красивое'.
'Это зеркало помогло мне осуществить связь с твоим миром и осуществить перенос души', - пояснил Кзатар.
'Им можно пользоваться вторично'? - спросил я и тут же пожалел об этом. Забыл, что мне все снится.
Но мой вопрос не показался Кзатару ни смешным, ни обидным.
'Можно, конечно. Но не сейчас. Оно в работе. Видишь яркий синий отсвет?
Действительно, зеркало отражало густую синеву, хотя в комнате не было ничего синего.
'Что это значит'?
'Это значит, что у нас появилась надежда вернуться, - повеселел Кзатар, - в моем мире осталась тень лиатоса, само зеркало находится там, куда была перенесена душа. Иначе оно было бы прозрачным. Мы найдем его'.
Я хотел было напомнить, что все это сон, не более, но удержался. Вдруг в мире Кзатара все по-другому.
- И куда мы направляемся? - спросил я вслух.
Кто хочет, тот пусть и отвечает. Клеменс бодро вышагивал рядом, сбивая сорванной веткой росу с придорожной высокой травы.
- Разве ты еще не понял? На поиски лиатоса, конечно, - улыбнулся Клеменс.
Кзатар молчал. Я отчетливо почувствовал, что он напряженно размышляет о чем-то.
- Я и спрашиваю, где мы его будем искать? - не отставал я.
На этот раз мой вопрос остался без ответа. Солнце поднималось все выше, прогоняя густой туман в низины. Роса еще блестела в траве. Стало заметно теплее. Последние дни лета. Все еще зеленеет, цветы на лугах еще тянутся к солнцу, а утро уже холодное.
На душе как-то неспокойно. Я не чувствовал себя свободным, впервые покидая родную деревню. Все как-то не так, не так, как я представлял в своих мечтах. Я уже не считал Кзатара и Клеменса чужими, успев привыкнуть к ним за те несколько недель общения в деревне. Только друзьями мы пока не стали. Что-то стояло между нами, разделяло нас. Мы все еще были чужими, из разных миров, и сами слишком разные. Я простой рыбак, Кзатар - наследник династии, воин и, в придачу, маг, Клеменс тоже воин знатного происхождения. Я отчетливо осознавал, какая пропасть лежит между нами во всем, и в образовании в частности.
'Ну-ну', - услышал мои мысли Кзатар, - 'с образованием ты прав. Но это все дело наживное. Дай время, и ты будешь блистать не хуже дворцового вельможи. Так что не забивай голову ерундой. И... спасибо за то, что тебя не пришлось заставлять'.
Я не ответил, но мне было важно услышать эти слова. Что надо для дружбы? Быть людьми одного круга? Иметь общие интересы? Или общее дело? Или все это не важно, и надо быть близкими по духу? Сможем ли мы стать друзьями? Для этого нам нужно узнать друг друга лучше.
На привале я уступил Кзатару контроль над телом и с удивлением наблюдал, как он чертит в дорожной пыли множество пересекающихся линий, дуг разного размера, кругов, расположенных один в другом, касающихся друг друга, наложенных один на другой. Тонкой веточкой Кзатар выводил непонятные мне знаки и символы. Эти расчеты, как пояснил мне Кзатар, должны помочь определиться с местонахождением лиатоса.
Кзатар говорил что-то о притяжении, траектории, мощности и откате, о волнах. Клеменс напомнил ему об инерции, кажется, очень кстати.
- Ориентир весьма приблизительный, - сказал Кзатар, подчеркнув глубокой линией последнюю запись, - поэтому существует значительная погрешность.
- Это лучше, чем ничего, - ответил Клеменс.
- Мы найдем его. Появление лиатоса семнадцать лет назад не должно было остаться незамеченным. Откат обязательно сопровождается неслабым взрывом.
'И вы думаете, что зеркало при этом уцелеет'? - спросил я.
Клеменс усмехнулся:
- Несомненно!
- Лиатос остался невредим, - серьезно сказал Кзатар, - и лежит где-то в глубокой воронке от взрыва.
- Если им за семнадцать лет никто не заинтересовался, - добавил Клеменс.
Пополнив быстро убывающие запасы пропитания в придорожной бедной, но щедрой деревеньке, мы остановились на ночлег в небольшой рощице. Прохлада медленно наползала, растворяя в себе дневные запахи, приближалась ночь.
- Эх, скучновато у вас тут, без женской красоты разве это жизнь? - Клеменс пнул носком сапога зеленую кочку.
- Укладывайся, ценитель, - хмыкнул Кзатар.
- А что? Это правда. Вот я сейчас расскажу про одного портного.
- Какого еще?
- Да ты его, Кзатар, вряд ли помнишь. Какое тебе было дело до каких-то там портных. Тем более, что обшивал он сначала только слуг. Мастер, надо сказать, был хороший. А в остальном - тот еще пройдоха. Все служанки, горничные были от него просто без ума, все его красавцем считали, знали, что ветреник, но никто не обижался. Вот везунчик-то, а? Вот как-то обо всех его талантах стало известно одной знатной даме, и она пригласила его, чтобы заказать наряд. И он не оплошал, мерки снимал в танце, речь вел обходительную и учтивую. Его пригласили еще в один богатый дом, потом в другой, третий. Знатные дамы тоже остались довольны и качеством пошива и всем остальным.
- А что же твой портной?
Клеменс хмыкнул:
- Катался, как говорится, как сыр в масле. Все у него было: и деньги, и покровительство, и даже кое-какая власть, и любовь с избытком. Только пока он был портным - ему хватало и меньшего, всем был доволен. А как довелось подняться из низшей доли - все было мало. Забыл он, что как был портным, так им и остался, несмотря на претензии. Надоело ему пальцы колоть да спину гнуть, да улыбаться против воли. И решил он рискнуть и все изменить в своей жизни, остепениться, заиметь достоинство.
- И что же?
- Он-то решил, а другие - нет. В общем, его падение было гораздо быстрее взлета, как это всегда случается. Ибо все видели в нем только слугу, но никак не равного.
Кзатар зевнул и повернулся на бок:
- Правильно. Знатным надо родиться. А если и есть пути верх, так только не те, что он выбрал.
- Согласен, - сказал я, - но он правильно сделал, что рискнул. Лучше рискнуть и все потерять, чем всю жизнь сидеть у разбитого корыта и не сделать ничего, чтобы жить лучше.
Клеменс не ответил. Кажется, он уже спал.
'Ты еще очень молод и не знаешь, что не всегда можно позволить себе такую вольность, как риск'.
Разбудил меня резкий окрик Клеменса:
- Кто разлил воду? Кто у нас дежурный?
Всучив мне котелок, он буквально вытолкал меня полусонного к реке за водой, а сам принялся ломать сухие ветки для костра. Я брел, не глядя по сторонам, про себя ругая Клеменса, вдруг чей-то истошный визг безжалостно стряхнул с моих глаз остатки сна. Из-за кустов осоки выглядывала перепуганная на смерть девушка. Голая.