Шитиков Алексей Владимирович : другие произведения.

Саламандр

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    по мотивам сказки Э.Т.А. Гофмана "Золотой горшок"

  

Алексий Шиц

САЛАМАНДР

По мотивам сказки Э.Т. А. Гофмана "Золотой горшок"

  

Действующие лица:

   ГОФМАН, Эрнст Теодор Амадей, писатель
   АНСЕЛЬМ, студент богословского факультета
   ЛИНДГОРСТ, архивариус, он же Саламандр
   ТРИ ЗМЕЙКИ, дочери Саламандра
   СЕРПЕНТИНА, младшая дочь Саламандра, одна из трех змеек
   ПАУЛЬМАН, конректор
   ВЕРОНИКА, его дочь
   ГЕЕРБРАНД, регистратор, впоследствии надворный советник
   СТАРУХА, она же торговка яблоками, она же ведьма
   ЧЕРНЫЙ КОТ, помощник ведьмы, он же ее двоюродный брат
   СЕРЫЙ ПОПУГАЙ, главный помощник Саламандра
   ЦИННОБЕР, он же крошка Цахес
   ФАБИАН, студент
   СЕКТАНТ, тоже студент
   ПРИВИДЕНИЯ В ДОМЕ ГОФМАНА, ОБИТАТЕЛИ САДА САЛАМАНДРА, ЖИВОТНЫЕ В ДОМЕ ВЕДЬМЫ
   ТОРГОВКИ НА БАЗАРЕ, СВИТА ЦИННОБЕРА И ДРУГИЕ ЖИТЕЛИ ГОРОДА
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Действие первое

  
   Сцена первая
  
   Кабинет писателя Гофмана. Ночь. Комната в почти полном мраке. Окна занавешены. Слышно, как громко тикают большие часы, стоящие вдоль стены посередине. На цыпочках начинают ходить шесть ПРИВИДЕНИЙ, окруженные мерцающим светом. Звучит музыка, напоминающее вступление к "Реквиему" Моцарта.
  
   ПРИВИДЕНИЯ. (к зрительному залу тревожным шепотом) Вы слышите?
   1-ОЕ ПРИВИДЕНИЕ. (таким же шепотом) Хозяин сейчас здесь будет.
   2-ОЕ ПРИВИДЕНИЕ. Сейчас будет очень страшная сказка!
   3-Е ПРИВИДЕНИЕ. Предупреждаем, будет так страшно...
   4-ОЕ ПРИВИДЕНИЕ.Что вы будете смеяться от ужаса...
   5-ОЕ ПРИВИДЕНИЕ. И плакать от своего злого смеха.
   6-ОЕ ПРИВИДЕНИЕ. И все закончится плохо!
   ПЕРВЫЕ ПЯТЬ ПРИВИДЕНИЙ (резко повысив голос) Ты что? В этой же сказке все кончится хорошо!
   6-ОЕ ПРИВИДЕНИЕ (как будто вспомнило что-то). А! Забыла, что это не "Песочный человек".
   3-Е ПРИВИДЕНИЕ (заглядывает за дверь в правом конце сцены и цыкает на всех остальных). Всем прятаться! Хозяин!
  

ПРИВИДЕНИЯ все прячутся кто куда. Вдруг музыка резко замолкает. Слышатся резкие, быстрые и громкие шаги. И тут под звуки 40-й моцартовской симфонии входит ГОФМАН медленной тяжелой , но бесшумной походкой, весь сжавшись то ли от страха, то ли от холода. Волосы всклочены, торчат в разные стороны, глаза горят безумным огнем. В правой руке канделябр с зажженными тремя большими свечами. Одет в черный пиджак. Подходит к своему черному письменному столу, который стоит в центре комнаты. Нервно и резко с сильным грохотом ставит канделябр на него. Комната немного освещается. На столе лежит гора книг и чернильница с пером. ГОФМАН резким движением садится за стол, достает из ящика стола стопку чистых листов и начинает писать. Тут его глаза приобретают спокойное выражение, а движения плавность.

   ГОФМАН (довольно громко и внятно бормоча себе под нос, пишет) Золотой горшок... Сказка новых времен... Вигилия первая. (Поворачивается тут же к зрителям с приветливым выражением лица, улыбаясь) Господа зрители! Прошу прощения за то, что я забыл представиться. Вас приветствует Эрнст Теодор Вильгельм... хм... не так... Амадей Гофман, автор известной сказки про щелкунчика, которая, правда, пока не написана. (несколько смущен) Но я обязательно ее напишу! (пауза) Кстати, я - не только писатель. Я еще и художник, и композитор. Вы моей оперы "Ундина" не слушали? Жаль... Темные вы люди!
   ПРИВИДЕНИЯ (показываются и хором напевают) Темные - темные! Темные-претемные.
   ГОФМАН (сердито, но не скрывая смеха, обращаясь к Привидениям) А вы-то что тут делаете? Не про вас сказка!
  

ПРИВИДЕНИЯ обижаются и исчезают

  
   ГОФМАН (досадно пожимая плечами) Ну, вот! Обидчивые они у меня. (поворачивается назад и продолжает писать) Так... Вигилия первая... Злоключения студента... (останавливается и озадаченно начинает чесать голову пером) Боже мой! Как же мне студента-то назвать? (пауза) Придумал! (пишет) Злоключения студента Ансельма. (останавливается, смотрит на зал печальными глазами и глубоко вздыхает) Да! Именно в день Святого Ансельма родилась та, которую я безнадежно... (осекается и прикладывает палец к губам) Тсс... Тихо! Жена услышит. Она там (указывает на дверь), за дверью. Сидит, вяжет носки и привидений отгоняет. (Продолжает писать) Вот так... В день вознесения, часов около трех пополудни через Черные ворота в Дрездене стремительно шел молодой человек...

Свет гаснет. Сцена заканчивается.

  
  
   Сцена вторая
  
   Рынок около Черных ворот. Около трех часов пополудни. Жизнь рынка в разгаре. У прилавков стоят торговки, торгуют яблоками, пирожками, водкой и т. д. Среди них выделяется уродливая, тощая СТАРУХА в черном платке со зловещим взглядом, торгующая яблоками. Мимо проходят множество людей в повседневном уравновешенном настроении спокойно и размеренно. Тут неожиданно стремительно прорывается через рынок, явно куда-то торопясь, студент АНСЕЛЬМ в старомодном щучье-сером пиджаке. Взгляд его направлен ни вниз, ни вверх, ни по сторонам, а куда-то вдаль. Стремясь быстрее протиснуться вперед, студент спотыкается о корзину с яблоками, которыми торгует СТАРУХА. Корзина сломана, яблоки частично подавлены, а частично разобраны невесть откуда взявшимися мальчишками.
  
   СТАРУХА (упавшему Ансельму) Попался, змееныш! Никуда не денешься теперь! Ты мне ответишь за мои яблоки!
  

ТОРГОВКИ окружают студента и орут на него

   1-Я ТОРГОВКА. Распустили студентов совсем!
   2-Я ТОРГОВКА. У! Интеллигенты паршивые!
   3-Я ТОРГОВКА. Мало их стреляли и сжигали в наше время!
   4-Я ТОРГОВКА. Думают вечно о чем-то и под ноги не смотрят!
   СТАРУХА. А вот и плоды их раздумья! Все яблоки мои подавил.
   1-Я ТОРГОВКА. В облаках все витаешь! Ворона рассеянная!
   2-Я ТОРГОВКА. Разиня! Слон с посудной лавки!
   3-Я ТОРГОВКА. Мы тебе покажем, как быть не от мира сего!
   4-Я ТОРГОВКА. Небось один перпеттум-мобиле в мозгах!
   АНСЕЛЬМ (с ужасом и удивлением на лице). О чем вы говорите?! Какой перпеттум-мобиле? Я - студент богословского факультета.
   ТОРГОВКИ (вместе) А нам какая разница?! Разбираемся что-ли во всех ваших... этих... ( переглядываются, но никто не может ничего сказать)
   АНСЕЛЬМ (старухе, протягивая кошелек) Вот, возьмите! Может этого не хватит, но больше у меня нет...
   СТАРУХА (забрав кошелек, с ненавистью) Ну, ладно, проваливай, саламандров сын! Но мы еще встретимся. И попадешь ты у меня под стекло!
  

Вздохнув от облегчения, АНСЕЛЬМ вскакивает и убегает. ТОРГОВКИ расступаются и пропускают его. СТАРУХА, неторопливо собравшись, также покидает сцену. ТОРГОВКИ тем временем перешептываются, понизив голос.

   1-Я ТОРГОВКА И чего она на него так взъелась? Ну, торопился человек, упал.
   2-Я ТОРГОВКА. Действительно, с кем не бывает! Он - студент, мало ли куда спешит. Бедный молодой человек!
   3-Я ТОРГОВКА. Проклятая баба! Жить теперь ему не даст.
   4-Я ТОРГОВКА. Да, ведьма она! Просто ведьма! Вот на что спорим...
  

Дальнеших слов не слышно. Базарный гул переходит в свое обычное русло. Свет гаснет. Сцена заканчивается.

  
  
   Сцена третья
  
   Линковы купальни. Недалеко от берега Эльбы. Приятное уединенное местечко около разрушенной стены. Здесь уже давно все поросло травой, которая кажется темной и таинственной под тенью выросшей, раскидистой бузины. Листва у нее настолько густая, что никак не видно веток. Мимо проходят разные празднично одетые люди в праздничном настроении, но никто здесь особенно долго не задерживается. Далеко за правым концом сцены звучит веселая музыка, туда все и стремятся. Наконец, когда никого здесь не остается, входит АНСЕЛЬМ с унылым и мрачным лицом, садится под бузиной, обхватив руками голову.
   АНСЕЛЬМ (тяжело вздыхая). День вознесения! Мой любимый праздник. И надо же этому случиться именно сегодня. Я думал, что сегодняшний день будет не такой, как другие, но нет!
  

Ходит кругами, не отходя далеко от бузины.

   Скорее змеи заговорят человеческим голосом, чем наступит такой день, когда мне повезет. Когда я родился, у меня на лбу, наверное, было написано, что я - законченный неудачник. (Достает из кармана карты, тасует их и выбрасывает по одной на сцену) Начнем с того, что мне никогда не везло как в картах, так и в любви, вопреки известной пословице. Я ни разу не угадал, орлом или решкой упадет монета...(Бросает монету на сцену) Опять не угадал! (пауза) Кстати, а что я загадывал? (Махает рукой) Наверняка, не то что выпало. (Ему приносят бутерброд на подносе) Мои бутерброды всегда закономерно падают маслом вниз. (Подкидывает бутерброд, он падает маслом вверх) Ну... Это не ту сторону маслом намазали. Но скажите мне, пожалуйста, как можно жить человеку, у которого каждый раз, когда он снимает шляпу, волосы встают вот так дыбом (лохматит свои волосы). На которого каждый раз, когда он выходит из дому, выливают чего-то на голову из окна... (сверху выливается целое ведро воды, но Ансельм успевает отскочить) Особенно, знаете ли, было весело, когда Анхен, жившая в соседнем доме, каждый день покупала подсолнечное масло и постоянно сталкивалась со мной. Когда я поскальзывался, моя голова тут же попадала под колесо мимо едущей кареты. И каждый раз мне удавалось высунуть голову обратно. И когда мне уже это стало нравиться и я уже надеялся, что рано или поздно благодаря этому обстоятельству всем моим земным страданиям придет конец... (вздыхает с глубоким сожалением) Старая Анхен переехала! (Пауза) Ну, что еще могу сказать? Результат моей попытки посидеть на скамейке (поворачивается спиной к публике, на брюках и на пиджаке - следы краски) вы можете видеть. (оборачивается назад) И не только поэтому меня не впускают в богатые дома. Вы знаете такое свойство моих ног, что я падаю только на ровной и гладкой поверхности? И как назло, в таких домах именно чистые, гладкие и отполированные пола.И почему-то вместо сочувствия меня всегда выгоняют с криками и с собаками. И правильно, потому что, падая, я всегда разбиваю с собой всю стоящую рядом посуду. И нужно ли после этого говорить, что не видать мне даже чина коллежского регистратора, как своих ушей? А конректор Паульман еще надеется на то, что я доберусь до надворного советника! Как же! Хорошо, если мне еще найдется место писца! Да! (вздыхает и продолжает после паузы) Конечно, это все сплошная глупость. Я нашел из-за чего переживать! Но, ради Господа Бога скажите мне, ведь даже у самых смешных и эксцентричных шутов бывают времена отдыха, когда они могут никого не смешить, когда они просто сидят, разговаривают, пьют в компании своих друзей? Бывают времена, когда они сами веселятся, а не веселят других? Но мне почему-то судьба уготовила роль вечного шута! Нет ни одной минуты, чтобы расслабиться и вдоволь посмеяться самому. И только поэтому меня никто не считает за человека, кроме пожалуй конректора Паульмана, его дочери Вероники, регистратора Геенбранда. И что самое страшное, я - совершенно нормальный человек! Если бы все мои деньги не уходили бы постоянно на разбитые на базаре горшки и сломанные корзины, вроде сегодняшнего дня, я бы тоже может бы крикнул: "Эй, человек, иди сюда!" (Щелкает пальцами)
  

Входит ТРАКТИРЩИК и услужливо спрашивает: "Чего изволите-с?".

   АНСЕЛЬМ (восклицает с гордостью) Мне, пожалуйста, двойного пива самого лучшего! (Снова щелкает пальцами)
  

ТРАКТИРЩИК кланяется и уходит.

  
   АНСЕЛЬМ (продолжает мечтать) Да еще чтобы была компания хорошеньких девушек!
  

Мимо дерева проходят великолепно разряженные смеющиеся девицы.

За кулисами начинает играть: "Сердце красавиц склонно к измене...".

   АНСЕЛЬМ (в сторону) Э! Я бы знал, как к ним подобраться! (Кричит девушкам, которые оборачиваются к нему) Эй! Прелестные незнакомки! Вы знаете, какая музыка там играет? Это, смею вам сообщить, ария герцога из оперы "Риголетто"!
   ДЕВУШКИ (еще больше хохоча) А мы, представьте себе, не знали! Благодарим за учтивость! (Уходят, музыка смолкает).
   АНСЕЛЬМ (зрителям, гордясь собой) Вот видите, как надо! (и тут же сникает, возвращаясь в реальность) Да вот только из-за этого коварного случая на базаре, мне теперь ничего этого не светит! Что ж... (садится под бузину в полном отчаянии) Видно судьба моя такая, сидеть здесь в тишине и покое под бузиной (достает трубку, набивает и раскуривает) и курить этот проклятый цикорий. (курит, пауза) Пора, наверное, переходить на индийскую коноплю!
  

В траве и в листве бузины начинает что-то шелестеть, шуршать и шептать. Вместе с тем слышится тихий-тихий звон хрустальных колокольчиков. Постепенно все эти звуки становятся все громче и громче.

   АНСЕЛЬМ Да! Пожалуй насчет индийской конопли я несколько поторопился. (прислушивается) Но откуда эти звуки? Боже мой! Такие прекрасные звуки! Как божественна сама природа! Прочь цикорий! (бросает трубку на землю)
  

Лицо АНСЕЛЬМА расплывается в блаженной, усталой и спокойной улыбке. Между тем слышны чьи-то голоса, сначала неразборчиво, потом вдруг звучит какая-то песенка. И тут в листве бузины показываются ТРИ ЗМЕЙКИ. Они подолжают извиваться где-то на ветках бузины, время от времени выглядывают и опять изчезают в листве. АНСЕЛЬМ смотрит и ничего не понимает.

   ТРИ ЗМЕЙКИ (поют прекрасными голосами под звуки хрустальных колокольчиков)
  

Сестрицы, сюда! Сестрицы, скорее!

По веткам зеленым скользите быстрее!

Мы - золотисто-зеленые змейки,

В любых деревьях найдем все лазейки.

Но почему-то по вкусу нам

Одиноко растущая здесь бузина.

Как славно! Как дивно!

Пусть даже наивно!

Качается, кружит сияющий мир.

Сегодня нас, словно, позвали на пир.

И все здесь нам мило, и все здесь прекрасно!

Зачем же грустить и плакать напрасно?

Нам по сердцу листья, роса и цветы.

Здесь обитают все наши мечты.

Сестрицы, сюда! Сестрицы, скорее!

По веткам зеленым скользите быстрее!

  

АНСЕЛЬМ слушает их, но его взор устремлен не на бузину, а вверх, в небо. Потом он вдруг начинает смотреть вниз, на траву. Затем, упираясь локтями в колени, положив подбородок на ладони, смотрит на зрительный зал широко распахнутыми глазами, улыбаясь широкой, но кривоватой и пугливой улыбкой. Взгляд его отсутствующий и наивный одновременно.

   АНСЕЛЬМ (в восхищении) Боже, как все прекрасно! Все вокруг словно живет, дышит и успокаивает меня. Очевидно, мир не так уж и враждебно настроен ко мне. (прислушивается) Этот ветерок... Обычный вечерний ветерок. Что-то он мне хочет сказать. Он говорит со мной! Но я не понимаю его.
  

Тут в листьях бузины опять показываются ТРИ ЗМЕЙКИ. Тут же АНСЕЛЬМ оглядвывается на бузину и замечает их. ТРИ ЗМЕЙКИ вновь исчезают. АНСЕЛЬМ удивленно протирает глаза и поворачивается назад к зрителям.

   АНСЕЛЬМ (в том же спокойном восхищении) А это солнце! Оно так мило играет своим светом на листьях, что даже рождает такие прекрасные видения, вроде этих трех чудесных золотисто-зеленвых змеек.
  

Тут голос одной из змеек зовет Ансельма. Тот поворачивается и видит в листве одну из змеек-сестриц, самую младшую, с большими темно-голубыми глазами. Из сестер она - самая юная, прекрасная и жизнерадостная, но кажущаяся самой мудрой из них. АНСЕЛЬМ прикован своим удивленным, пораженным взглядом к ней и не в силах произнести ни слова. Тут общий свет сцены гаснет, а остается вокруг Ансельма и змейки. Звучит композиция "Chi mai" Эннио Морриконе.

   АНСЕЛЬМ (тихо-тихо шепотом) Кто ты?
   ЗМЕЙКА (нежным шепотом с эхом). Мой аромат обвевал тебя. Аромат - это мои слова, но ты не понимал меня. Ветер веял около твоей головы. Ветер - это мои слова, но ты не понимал меня. Солнечные лучи обливали тебя раскаленным золотом. Жар - это мои слова, но ты не понимал меня. Ты поймешь все, если будешь верить в меня. Тогда мы будем вместе понимать друг друга.
   АНСЕЛЬМ (взволнованно) Я верю тебе и верю в тебя! И твои глаза прекраснее всего на свете. Но я нескоро смогу понять тебя...
   ЗМЕЙКА. Всему свое время... Время, когда ты поймешь меня, наступит, только верь в меня... и в себя.
   ГОЛОСА ДВУХ ДРУГИХ ЗМЕЕК. Серпентина! Пора домой!
   СЕРПЕНТИНА (Ансельму с легкой досадой) Ну, хорошо... До скорой встречи, Ансельм! (сестрам) Сейчас! Сейчас, сестрицы! (Изчезает в бузине)
   АНСЕЛЬМ (Кричит в исступлении) О, нет! Не уходи! Не исчезай! Прошу тебя, останься! Я полюбил тебя с первого взгляда! Ты самая прекрасная де... не то... существо в мире.
  

Обхватывает дерево и начинает нетерпеливо трясти его, ударяясь лбом о ствол. Тут включается свет, музыка смолкает, и сцена оказывается заполненной жителями Дрездена. Толпа окружила Ансельма, стоит и хохочет. Среди них женщина с двумя детьми - девочкой и мальчиком, компания подвыпивших студентов, а также профессор с острой серой бородой, в очках и трубкой в кармане.

   АНСЕЛЬМ (причитает, не замечая людей вокруг) О, пожалуйста! Как бы я хотел увидеть вас снова, о дивные зеленые змейки! Только бы услышать мне ваш звонкий, хрустальный голос, увидеть ваши глаза... Особенно последней. Господи! Где можно еще найти такие же глаза?
   ЖЕНЩИНА (своим детям, которые пытаются протиснуться через толпу, окружившую Ансельма) Кай! Герда! Пойдемте отсюда! Господину не очень хорошо. Ну, что на него глазеть? (настойчиво) Давайте, пойдем домой! (сердито) Кай! Герда! Дался вам этот забулдыга! Нализался студент, а то и попросту накурился анаши. А ну, быстрее отсюда! (уводит детей, несмотря на их отчаянное сопротивление, и уходит за ними сама, бросив на студента любопытный взгляд)
   1-ЫЙ ПОДВЫПИВШИЙ СТУДЕНТ (товарищам заплетающимся языком) Да... уж. Ребят-та! Бывает, что надирался... хик... до чертиков, до ведьм всяких, даже до розовых... иых-к... слонов. Но чтобы до каких-то змеек, да еще и с пр-р-рыкрасны-ыми глазами и пыр-р-рыкрасны-ым голосом, звучащим, как хрустальны-ый колокольчик... хчик...
   2-Й СТУДЕНТ. Нуу, людии! Че-о вы сры-зу? Мошшшь он влюбыл-ся... хилк... Да и крыш-нак от ламура сду-ло... ухк...
   3-Й СТУДЕНТ (Ансельму, кладя руку ему на плечо) Бр-рат ст-тудент! Чт-ты у тебя за проблемм-то? Отыхк! Жи-вы! И радуй-ся! Ухкик! Пшшли, ребятта!
  

Вся компания в обнимку уходит. Ансельм в ужасе очнулся, схватился за голову, воскликнул: " Боже мой!" и сел у дерева, сжавшись в комок от стыда и страха. К нему подходит профессор, зажавший себе уши.

   ПРОФЕССОР (Увещевая) Господин студент! Чего вы так истошно вопите?! Коноплю, что ли, курили? Но это не повод... (Смотрит с удивлением на испуганного студента, разжимает уши и всплескивает руками) Да, чего вы такого испугались-то? У всех бывает умопомрачение! И у Платона было, и у Фомы Аквинского было, и у Декарта... Да и у меня самого, в принципе, тоже бывает... Ну, бывает, что ж такого? (Замечает лежащую на траве трубку, поднимает ее) Хм... Трубка... (Принюхивается) Стойте! Да ведь это же не конопля! И даже не гашиш... Это - цикорий! Вы не возражаете? (Не дождавшись ответа пересыпает в свою трубку и прикуривает) Слушайте, хороший цикорий! Знаете, я обычно за такой цикорий сразу зачет ставлю... Считайте, что вам уже поставил.
   АНСЕЛЬМ (вздыхая с облегчением, вскакивает на ноги и, воздевая руки к небу, кричит профессору) Возьмите, ради Бога! Возьмите этот чертов цикорий, только отпустите меня! (Всем, окружившим его) Выпустите меня, умоляю вас!
  

"Кольцо" расступается, АНСЕЛЬМ убегает.

   ПРОФЕССОР (недоумевая и крутя пальцем у виска) Странно... Ну, студенты пошли! От цикория уже... балдеют... (вдруг довольным тоном, будто читает лекцию) Но все-таки приятно, что не все студенты злоупотребляют всякой гадостью, а курят вот эту штуку. Это, знаете как здоровью полезно! (Видя, что его никто не слушает, и все расходятся, сам уходит вместе со всеми)

Свет гаснет, сцена заканчивается.

  
   Сцена четвертая
  

Линковы купальни. Там же. Студент АНСЕЛЬМ бежит, сломя голову.

   АНСЕЛЬМ (останавливается перевести дух) Уф! Слава Богу, ускакал! А то еще не вышло бы хуже! (бьет себя по голове) Господи! Уж не спятил ли совсем я? Бредить! Не даром все же нам лекциях говорили про тех, кто сам с собой разговаривает: "Сатана вещает их устами!" (усмехается) Ну, уж нет! Быть принятым в Линковых купальнях за напившегося студента или за наркомана, обкурившегося цикорием. Это ни в какую арку не лезет!
  

Бежит дальше, но тут же сталкивается с вышедшим навстречу с конректором ПАУЛЬМАНОМ. Конректор - человек уже немолодой, мешковатого телосложения и серыми приглаженными волосами. Одет в меру консервативно, но по моде. Встрече с Ансельмом рад, хотя и старается не показывать этого, изображая больше удивление и досаду.

   ПАУЛЬМАН (останавливая Ансельма) Боже мой! Где вы ходите, господин Ансельм? И куда вы так яростно бежите? Мы, видите ли, ждем вас, ищем, а вы куда-то запропастились. Забыли, что мы с вами договорились встретиться, чтобы вместе с моей дочерью Вероникой и регистратором Геербрандом покататься на лодке?
  

АНСЕЛЬМ останавливается, долго и безрезультатано смотрит на конректора. Наконец, узнав его, начинает обеими руками немедленно трясти его руку.

   АНСЕЛЬМ (восторженно) Как я мог?! Как я мог вас сразу не заметить, господин Паульман?! И как я несказанно рад этой встречи! Ну, как ваше здоровье, да благословит его Бог? Как Вероника? Как Геербранд?
   ПАУЛЬМАН (немного раздражено, но еще довольно мягко и вежливо) Не беспокойтесь! Все по-прежнему в порядке, как и должно быть во всем мире. Я, Вероника и регистратор совершенно здоровы и прекрасно себя чувствуем, чего нельзя сказать о Вас...
   АНСЕЛЬМ (прекращая трясти руку Паульмана, потупившись) И верно... Мне что-то сегодня с самого начала дня как-то не по себе. И случается невесть что - сейчас расскажу! (осекся) Вспомнил! Конечно же... Не знаю, что на меня нашло! Мы же действительно договоривались о встрече, и я помнил об этом до трех часов пополудни. Извините меня, ради Бога! Все вылетело из головы! Как же я мог обо всем этом забыть?! О, простите!
   ПАУЛЬМАН (успокаивает Ансельма, но без некоторого самодовольства) Не стоит так расстраиваться, господин Ансельм! У всех бывают свои разные неврозы. Мы Вас не так-то и долго ждали, чтобы по-настоящему рассердиться. Пойдемте, а то нас все ждут!
  

Направляются к выходу. Ансельм все продолжает расспаться в извинениях, а конректор - его успокаивать.

Тут в бузине слышится шелест, и на ветках показываются ТРИ ЗМЕЙКИ. Свет гаснет. Сцена заканчивается.

   Сцена пятая
  

Там же. Входят раскрасневший и пристыженный АНСЕЛЬМ, конректор ПАУЛЬМАН, за что-то горячо упрекающий студента. За ними - ВЕРОНИКА, молодая цветущая девушка лет 18-и с длиными пепельно-рыжими волосами, с родинкой на носу и с зоркими, выразительными карими глазами, имеющими свойсво каждый раз сверкать во время раздражения, ведет себя смело и непосредственно, как ребенок, а также полулысый регистратор ГЕЕРБРАНД, который выглядит моложе конректора Паульмана, выше ростом, ходит с тростью, у которой набалдашник в виде ослиной головы. Вся компания, как кажется, возвращается после катания на лодке.

   ПАУЛЬМАН (отмахиваясь руками) Нет! Нет! Это все какая-то глупость или какое-то безумие. Не знаю, что за этим стоит, но согласитесь, что люди, которые грезят наяву и готовые ни с того, ни с сего выпрыгнуть из лодки в воду, вряд ли в нашем обществе величаются иначе, как дураки или умалишенные. А вас, господин студент Ансельм, я всегда считал человеком благоразумным и солидным, но очевидно ошибался...
   АНСЕЛЬМ (положив руку на сердце) Любезный господин конректор! Если бы вы только видели, то что видел я под бузиной. Если бы вам тоже явились эти удивительные зеленые змейки, которые вам поют такие чудесные песни и таким совершенно неземным голосом. О! Я не знаю, что бы вы тогда сказали... Впрочем, сказали бы, наверное, то же, что и сейчас.
   ПАУЛЬМАН (в отчаянии) Нет! Вы решительно тяжело больны! Серьезная умственная и душевная болезнь, бред...
   ВЕРОНИКА (конректору, вступаясь за Ансельма) Но, милый мой папа! Вы слишком строги к Ансельму. Он вовсе не безумен, он просто такой человек... (улыбнулась) эксцентричный. А эти змейки наверняка ему приснились, когда он решил вздремнуть под вот этим деревом бузины (указывает на бузину) . О! У Ансельма фантазии воистину безграничны! И воображение у него так неудачно разыгралось.
   ГЕЕРБРАНД (поддакивая, кивая головой) Верно, Вероника! Ведь и наяву можно погрузиться в весьма сонное сотояние. Недавно у меня вот такое видение было. Сижу после обеда в состояние физического и духовного пищеварения и тут вижу перед собой большой-большой белый лист, на котором - приказ о присвоении мне звания надворного советника и о том, что я должен поскорее жениться. К чему бы это?
   ПАУЛЬМАН (мрачно качает головой, в то время когда все остальные смеются) Да! Мне кажется, что вам действительно нужно жениться, дружище Геербранд. Дабы не лезли в вашу голов подобные бредни. Иначе у вас начнется болезненная тяга к фантастическому и романтическому.
  

ВЕРОНИКА и АНСЕЛЬМ тем временем ушли далеко вперед. Вероника горда и весела, Ансельм тоже заметно повеселел.

   АНСЕЛЬМ (галантно) Мадемуазель Вероника! Я премного вам благодарен за ваше заступничество в отношении меня. Поэтому позвольте проводить вас до дому, а то здесь очень скользко, можете упасть. (Берет ее под руку).
   ВЕРОНИКА (немного жеманно, но с юмором и явным торжеством) С вами шансов упасть больше, но я позволю вам, так и быть, такую неслыханную дерзость - проводите меня под руку домой.
  

Уходят, оживленно и весело о чем-то разговаривая. Паульман, глядя на них, стал весьма доволен. Регистратор Геербранд бросает искоса взгляд на Веронику, но тут же поворачивается к конректору.

   ГЕЕРБРАНД (Паульману) Вот так, дружище, все наладится! И не надо вешать ярлык сумасшедшего на человека только из-за того, что ему вдруг что-то такое на миг привиделось. Есть, знаете, замечательное средство от галлюцинаций - ставить пиявки на... (откашливается) на задницу.(поворачивается к залу с виноватым лицом) Прошу прощения у зрителей, особенно у дам!
   ПАУЛЬМАН (невозмутимо) Я уже слышал, Геербранд, об этой теории. Но я лично думаю, что здесь есть один способ - не забивать себе голову всякой ерундой. Только так и не как иначе!
  

Уходят вслед за Вероникой и Ансельмом. Свет гаснет. Сцена кончается.

  
  
  
  
   Сцена шестая
  
   Дом конректора Паульмана. ВЕРОНИКА стоит возле рояля и поет арию Кармен из одноименной оперы, а студент АНСЕЛЬМ сидит за роялем и аккомпанирует. Конректор ПАУЛЬМАН и регистратор ГЕЕРБРАНД сидят за столом и слушают их. Когда пение закончилось, раздались аплодисменты и крики "Браво!" со стороны конректора и регистратора.
  
   ГЕЕРБРАНД (Веронике, посылая ей воздушный поцелуй) Мадемуазель Вероника! У вас прекраснейший голос! Все равно, что хрустальный колокольчик.
   АНСЕЛЬМ (неожиданно с возмущением) Ну, уж нет! Вы ничего не знаете про хрустальные колокольчики. Там под бузиной я слышал такие голоса...

Тут же что-то осознает и в ужасе зажимает себе рот. ВЕРОНИКА подходит к нему и руками поворачивает его голову в свою сторону. Пристально смотрит ему в глаза, разгневанным взором.

   ВЕРОНИКА (жестко) Ансельм, вы что-то сказали?!
   АНСЕЛЬМ (тяжело вздыхая и отводя взгляд) Ничего...
  

ВЕРОНИКА набрасывается на АНСЕЛЬМА и начинает его душить. В шутку, конечно, но со зверским выражением лица. АНСЕЛЬМ смотрит на нее с испугом.

   ГЕЕРБРАНД (шепотом Паульману) Упаси, Господи! Ну и характер же у вашей дочери, конректор!
   ПАУЛЬМАН (шепотом Геербранду) Вы не представляете, регистратор, как я измучился с ее непомерным своеволием. Она ведь - Скорпион по гороскопу!
   ГЕЕРБРАНД (шепотом Паульману) Неудивительно! Хотя, признаюсь честно, такие темпераментные девушки порою кажутся очень привлекательными.
   ПАУЛЬМАН (сердито) Что вы сказали, регистратор?!
   ГЕЕРБРАНД (вздыхая) Ничего...
  

Между тем ВЕРОНИКА уже успокоилась и, смеясь, поцеловала АНСЕЛЬМА в лоб. Уходит напевая: "Как ярко светит после бури солнце...". АНСЕЛЬМ, ГЕЕРБРАНД и ПАУЛЬМАН садятся за круглый стол.

   ПАУЛЬМАН (торжественно) Господин Ансельм! Господин регистратор сегодня собрался сообщить вам приятную новость!
   ГЕЕРБРАНД. Да! Новость для вас, Ансельм, просто замечательная! Ну, (пауза) начнем все по порядку! У нас в городе объявился некий чудак по фамилии Линдгорст...
  

В этот момент в комнате неожиданно появляется архивариус Линдгорст. Это высокий, худой человек, который вначале предстает, как обыкновенный ученый, в очках, с высоким лбом и редеющими волосами. Но в его облике есть что-то демоническое, что подчеркивают большие огненные глаза, как у дракона и бородка в духе Мефистофеля. Его никто из сидящих за столом не замечает, но при его появлении начинает играть соната "Дьявольские трелли".

   ГЕЕРБРАНД (продолжает) ...про которого ходят слухи, что он занимается какими-то тайными науками...
  
   ЛИНДГОРСТ в это время быстро снимает очки, надевает черную шляпу с петушиным пером и напускает на себя загадочный и мистический вид.
   ГЕЕРБРАНД (Комментируя последнюю фразу) Но так как научно установлено, что таковых просто-напросто не существует...
  

ЛИНДГОРСТ снимает и прячет шляпу, презрительно приговаривая: "Тьфу! Серость!", но очки обратно не надевает.

   ГЕЕРБРАНД (продолжает, не останавливаясь) ...то я лично считаю, что он самый обыкновенный архивариус, который немного увлекается химией.
  
  

ЛИНДГОРСТ быстро реагирует на последнее слово и достает из внутреннего кармана пиджака дымящую пробирку. Нюхает дым и морщится. Тут мимо проходит девушка в одежде служанки. Архивариус со словами: "Подержите, пожалуйста!" отдает ей пробирку. Девушка нюхает дым и падает без чувств. Ее уносят.

   ГЕЕРБРАНД (не замечая архивариуса) Этот Линдгорст просто очень экстравагантный человек, шутить любит, поэтому про него ходят всякие слухи. Живет он уединенно в своем особняке, целый день проводит или в библиотеке, или в химической лаборатории, куда никого не пускает. Архивариус - человек феноменальной эрудиции. Он дошел уже до того, что сам начал разбирать какие-то древние рукописи, каббалистические записи, арабские манускипты, индийские и тибетские письмена и еще какие-то на совершенно непонятном языке.
  

ЛИНДГОРСТ, пропуская мимо ушей все слова, с самым серьезным выражением лица, садится на пол, вынимает из другого внутреннего кармана пиджака какие-то древние рукописи, складывает каждую из них, делает из нее "самолетик" и пускает в сторону зрительного зала.

  
   ГЕЕРБРАНД. И ему, естественно, необходим человек, который бы переписывал ему все эти замороченные символы. Помощнику он платит ровно один специес-талер в день. Причем, этот архивариус до крайней степени придирчив. Стоит вам поставить хоть еле заметную кляксу, допустить малейшую помарку - и вам все под чистую переделывать. А если вы позволите себе испачкать оригинал, то в лучшем случае вылетите в окно, а в худшем можете вообще не выйти живым... (эффектная пауза) Да! Говорят, что сердитый архивариус - просто змей какой-то!
  

Реагируя на последнюю фразу, ЛИНДГОРСТ разъяренный вскакивает, скалит зубы, растопыривает пальцы, шипит, как змея и уходит хлопнув дверью.

   АНСЕЛЬМ (Услышав хлопок двери) Ой! Кажется, дверь хлопнула?
   ПАУЛЬМАН (нервничая) Ерунда! Ветер! Дослушаем господина Геербранда!
   ГЕЕРБРАНД (продолжает, не обращая внимание на дверь) Хотя, вообще-то, человек он не злой. Работают у него, как правило не более шести часов с одночасовым перерывом на перекус, что по нашим меркам не так уж и много. А для работы выделяет отдельную комнату... Если бы вы видели эту комнату! В ней сразу же возникает желание остаться там навсегда. Атмосфера у него дома великолепная, доброжелательная... К тому же, если сделаете все отлично, он, кроме специес-талера, приподнесет какой-нибудь хороший подарок. Как вам, перспектива, Ансельм! У вас много свободного времени, к тому же вы излечитесь от своей тоски по непонятно чему. У вас прекрасный почерк...
   АНСЕЛЬМ (в сторону) Надо же! Никогда бы не подумал!
   ГЕЕРБРАНД. Прекрасный почерк. Вы достаточно хорошо владеете пером. Так, что вас возьмут, если вы покажете свои каллиграфические работы. И вы, наверняка, справитесь!
   АНСЕЛЬМ (встает с неподдельным чувством благодарности) Спасибо, вам большое, господин регистратор! От всего сердца благодарю! (Пожимает ему руку) Завтра же пойду к этому архивариусу. Adieu, господа! (Направляется к выходу)
   ПАУЛЬМАН (вежливо) Adieu, господин Ансельм! Спокойной ночи!
   ГЕЕРБРАНД (ободряюще) Удачи, студент!
   АНСЕЛЬМ (уже в дверях) Благодарю вас еще раз! (Уходит)
   ГЕЕРБРАНД (Паульману заговорщическим шепотом) Вот видите, конректор! И никаких вам пиявок!
   ПАУЛЬМАН (усмехнувшись) Вы кажется первый изволили заговорить про пиявки?
  

Тихо смеются. Свет гаснет. Сцена кончается.

  
   Сцена седьмая
  
   Та же комната. ВЕРОНИКА сидит одна на диване и что-то вышивает, напевая ту самую арию, которую пела в предыдущей сцене. Затем вдруг прекращает и смотрит на зрительный зал сверкнувшими глазами, но через секунду же успокаивается и смотрит на рояль.
  
   ВЕРОНИКА (задумчиво) До чего же интересный молодой человек, этот студент Ансельм! Непонятно, что у него на уме... Змейки какие-то, бузина... (вопросительно смотрит на зрителей) Что бы это значило? (Тут ее глаза опять сверкнули) Но неужели я пою хуже, чем какая-то змея?!
  

Тут дверь распахивается и спиною входит конректор ПАУЛЬМАН, на его лице озабоченность.

   ПАУЛЬМАН (кричит тем, кто за дверью) Теперь вот сюда его заносите! И поосторожнее! Это вам - не мебель какая-нибудь!
  

Отступает в комнату. Из дверей входят два больших, крепких и рослых грузчиков, неся под руки студента АНСЕЛЬМА без сознания.

   ВЕРОНИКА (схватившись за голову, близка сама к обмороку) Боже мой! Папа! Что случилось с Ансельмом?!
   ПАУЛЬМАН (Веронике, не теряя спокойствия) Потом расскажу... Вероника! Принеси быстрее нашатырь!
  

ВЕРОНИКА быстро убегает на кухню.

   ПАУЛЬМАН (отдает распоряжения грузчиками) Вот, а теперь несите к дивану. Осторожно, я сказал! Вы что?! Угробите студента!
  

ГРУЗЧИКИ волочат АНСЕЛЬМА к дивану, ПАУЛЬМАН закрывает за ними дверь.

   ПАУЛЬМАН . Хорошо! А теперь укладывайте его!
  

ГРУЗЧИКИ берут студента с двух сторон и кладут на диван.

   ПАУЛЬМАН (пока те укладывают) Так... Да осторожней же! Как слоны с посудной лавки... Вот! Теперь нормально!
  

ГРУЗЧИКИ уложили студента и смотрят на конректора.

   ПАУЛЬМАН (грузчикам, улыбаясь) Что вы на меня так смотрите? Святые угодники! (Хватается за голову) Совсем забыл! Вот вам за работу. (Дает каждому грузчику по монете) Очень хорошо работали! Большое вам спасибо! Благодарствую! Adieu!
  

Протягивает им руку. ГРУЗЧИКИ переглядываются, потом по очереди пожимают руку конректора, затем друг другу и уходят. ПАУЛЬМАН стоит и смотрит на дверь. Студент на диване стал шевелится и что-то произносить еле-еле звучащим голосом.

   АНСЕЛЬМ Старуха... Ведьма! Боже мой! Медная дверная ручка... Шнур, обратившившийся в змею... Умертви меня! Слышишь... Старуха...
   ПАУЛЬМАН (поворачивается к Ансельму и произносит с презрительной интонацией) Господин Ансельм! Что вы опять такое говорите? Помолчать не можете? Ваш бесконечный бред, право, мне надоедает и действует на нервы! (Поворачивается обратно)
  

Тут вбегает ВЕРОНИКА с пузырьком

   ПАУЛЬМАН (обеспокоен) Вероника! Где ты ходишь?! Тут студент уже бредить стал...
   ВЕРОНИКА (с сожалением, но не без улыбки) Я извиняюсь, но на меня так подействовало состояние Ансельма, что я сама, придя на кухню, первым делом хлопнулась в обморок. Поэтому нашатырь пригодился и для меня.
  

Откупоривает пузырек и подносит нашатырь к носу студента. АНСЕЛЬМ медленно открывает глаза, осматривает комнату и тут резко вскакивает

   АНСЕЛЬМ (прийдя в себя) Где я нахожусь?
   ПАУЛЬМАН (доброжелательно) У меня дома, не беспокойтесь! Ох, и волноваться же вы нас всех заставили! (проводит рукой по лбу, словно стирая холодный пот) Что было?! Господи боже! Я вас застал сегодня около дома архивариуса Линдгорста. Вы лежали совершенно без чувств и над вами хлопотала какая-то старушка. Я, видя, что мой друг в беде, не мог его оставить и вызвал грузчиков, чтобы они доставили вас сюда.
   ВЕРОНИКА (смотрит на Ансельма с непритворным сочувствием) Как вы себя чувствуете, Ансельм?
   АНСЕЛЬМ (смотрит Веронике в глаза, надеясь на понимание) Вероника! Вы мне не поверите, если я расскажу, что произошло со мной! (переводя недоверчиво глаза на конректора) Вам, конректор, тоже будет интересно. (смотрит в потолок) Я действительно пошел сегодня к этому архивариусу. Захватил с собой все мои каллиграфические работы, все мои карандаши, перья и китайскую тушь. И все было в порядке, даже ни одна пуговица не упала, ни один шов не порвался, что против всякого обыкновения! Решил для храбрости выпить желудочного ликера у Конради, что и сделал. Прошел до того самого дома, где вы сказали, что он живет. Подошел к двери, взялся за молоточек и только собрался постучаться... Тут лицо той бронзовой фигурки у дверной ручки до неузнаваемости исказилось и расплылось в отвратительной улыбке! (Его охватывает дрожь) О, Бог мой! Это было лицо той самой старухи, у которой я на рынке опрокинул тогда корзину!
  

В двери появляется СТАРУХА и злорадной улыбается

   АНСЕЛЬМ (продолжает, собравшись) Вот она так мерзко и издевательски усмехнулась, заскрипела, зашипела и произнесла...
   СТАРУХА (злорадно и издевательски усмехаясь) Дурррак! Дурррак! Дурррак! Вррешшшь! Вррешшшь! Не уйдешшшь! Не уйдешшшь! Никуда не денешшшься!
  

АНСЕЛЬМ смотрит в сторону двери, в ужасе отскакивает назад.

   АНСЕЛЬМ. О, небо! Это она! Та самая старуха. Ведьма!
  

ВЕРОНИКА и ПАУЛЬМАН смотрят в сторону двери. Но СТАРУХА тут же исчезает и закрывает дверь за собой.

   ВЕРОНИКА (недоумевая) Там никого нет!
   АНСЕЛЬМ (немного успокоившись) Меня, конечно, тут же охватил страх... Я стал метаться, схватился за косяк двери... Потом зачем-то решил позвонить в колокольчик, но тот тоже в ответ только зашипел и превратился в гигантскую белую кобру размером с удава. А старуха все насмехалась...
   СТАРУХА (вновь показавшись в двери) Попадешшшь ты у меня! Ох, попадешшшь! Под стекллло! Под хххрусталлль! (опять закрыла за собой дверь)
   АНСЕЛЬМ (вновь впадая в ужас) Белая кобра обвила меня, стянула так, что из меня чуть не брызнула кровь. Я ее просил, чтобы умертвила меня. Но кобра также зловеще и издевательски шипела, как старуха. И, наконец, вонзила свои кошмарные острые зубы, как раскаленный металл, мне в шею... (вздыхает и мигом опять успокаивается) Больше я ничего не помню.
  

Его рассказ произвел сильнейшее впечатление. ВЕРОНИКА в замешательстве, а ПАУЛЬМАН рассержен.

  
   ПАУЛЬМАН (Ансельму) Знаете, господин Ансельм, по-моему у вас действительно не в порядке с головой. Придется вам лечь, устроим постельный режим, вызовем доктора Экштейна.
   АНСЕЛЬМ (Паульману) Премного вам благодарен, Паульман, за вашу заботу обо мне! Но мне ничего не надо, я чувствую себя нормально. А этот доктор все равно ничего не скажет, кроме своего обычного "Ну, ну!". Я лучше пойду себе в каморку, там я могу сам себе постельный режим устроить, если надо. К тому же, мне готовиться надо к завтрашнему семинару.
   ПАУЛЬМАН (довольно) Ну, идите, тогда идите! Семинар - дело святое!
   ВЕРОНИКА (схватив Ансельма за руку и глядя на него сверкнувшими глазами) Ансельм! Вы никуда не пойдете!
   АНСЕЛЬМ (виновато) Вероника! Мне действительно надо.
  

ВЕРОНИКА отпускает его. АНСЕЛЬМ, прощаясь, в спешке уходит. ПАУЛЬМАН еще долго перемигивался с ВЕРОНИКОЙ, пытаясь понять, что со студентом. Свет гаснет. Сцена заканчивается. Занавес.

Конец первого действия

Действие второе

   Сцена первая
  
   Обстановка та же, что и в третьей сцене первого действия. АНСЕЛЬМ сидит под бузиной в подавленном настроении, лишь изредка поднимает голову в надежде увидеть золотисто-зеленую змейку. Тут входит ГОФМАН.
  
   ГОФМАН (обращаясь к залу спокойным тоном повествователя) С тех пор, наш главный герой, студент Ансельм больше не ходил к архивариусу и впал в довольно интересное, но все же мучительное состояние. Набегает непонятная грусть, тоска и чувство, что все на свете безнадежно осточертело. Все важное, все высокое и все занимательное теперь кажется пошлым скучным и бессмысленным. Признайтесь, господа зрители, вы бывали когда-то в таком состоянии? Разумеется! И это состояние называется очень просто... МЭ-ЛАЙН-ХОЛИЯ! Вот как! Каждый день он посещал теперь это место на Линковых купальнях, надеясь вновь увидеть на ветвях бузины его возлюбленную золотисто-зеленую змейку с прекрасными темно-голубыми глазами и голосом, чистым и звонким, как хрустальный колокольчик... Такая вот, извиняюсь за выражение, патетика!
   АНСЕЛЬМ (Гофману, раздраженно вздыхая) Послушайте, господин Гофман! Ради Бога, если вам так нравиться сказки рассказывать, рассказывайте где угодно и сколько угодно, только, умоляю, оставьте меня в покое! Без вас проблем предостаточно...
   ГОФМАН (зрителям с досадой, но понимающе) Это правда... Надо, действительно, уйти! И как можно скорее... Вообще, писателю никогда лучше не вмешиваться в дела своих героев... (уходит)
   АНСЕЛЬМ (горестно ветвям бузины) О, прекраснейшая змейка! Если бы ты тогда сказала, когда и где бы я смог снова увидеть твою красоту, которая выше всяких описаний! Впрочем, ожидая, когда ты мне изволишь подарить хоть капельку надежды, я готов просидеть здесь хоть целую вечность и зачахнуть!
   ГОЛОС СЕРПЕНТИНЫ. Вот, этого не надо! Мне дорога твоя жизнь!
   АНСЕЛЬМ (безумным голосом) Это ты! Боже! Ты здесь! Какое негаданное счастье!
   ГОЛОС СТАРУХИ. Ха-ха! Размечтался!
   АНСЕЛЬМ (раздосадованно усмехаясь) Гм... Ничего себе! Не хватало еще, чтобы видения уверяли меня, что они лишь видения.
  

Продолжает сидеть под бузиной в еще больше печальном настроении. Мимо проходят жители Дрездена, разговаривают друг с другом, но взглянув на АНСЕЛЬМА, замолкают и крутят пальцем у виска. Входят также две дамы, одна в очках, с разумным и серьезным взглядом на вещи, другая в розовой шляпке с цветами, а в глазах восторженный блеск. Их сопровождает полковник, нарастивший большие полновесные усы.

   ДАМА В ОЧКАХ. Я не понимаю, почему этого студента до сих пор не упекли в дом умалишенных... Куда смотрит полиция? Кто следит за порядком? Куда катимся?!
   ДАМА В ШЛЯПКЕ. Нет, здесь что-то больше, чем просто безумие. Здесь замешано великое чувство!
   ДАМА В ОЧКАХ. Ну, и что? Общество не должно так просто допускать это. Если от великого чувства все с ума сойдут, кто работать будет?!
   ДАМА В ШЛЯПКЕ (с умилением глядя на Ансельма). А он мне нравиться! Этот студент такой симпатичный и такой несчастный! Ему просто не везет в жизни, к тому же он влюблен. Да, здесь явно какая-то любовь...
   ДАМА В ОЧКАХ. Любовь и любовь... Но зачем с ума-то сходить? Это противоречит всем этическим, общественным и логическим нормам. Никакое сумасшествие не должно иметь место в просвещенной стране! Вы согласны со мной, полковник?
   ПОЛКОВНИК (сурово). С ума сходить разрешается только в особых случаях, оговоренных в Уставе. В противном случае сумасшествие рассматривается, как симуляция...
   ДАМЫ (смеются). Все служба на уме!
   ПОЛКОВНИК (обижается). И не смешно вовсе! И, вообще, это из другой пьесы!
  

Уходят. АНСЕЛЬМ же продолжает сидеть под бузиной, не шелохнувшись, как сидел в течении всего диалога. Неизвестный голос кричит: "Дорогу министру Цинноберу!". Входит ЦИННОБЕР, горбатый карлик с большим крючковатым носом, со злобными бегающими маленькими глазами, с нечеловеческим оскалом, вместо улыбки, со сморщенным лицом, на голове - покров из густых кудрей. Смехотворно ковыляет на своих паучьих ногах, опираясь на трость. За ним входит, делая вид, что еле-еле поспевает, его свита.

   СВИТА (по очереди восклицает в восторге) Какая божественная походка! Какая великолепная, безупречная осанка! И какая скромная, застенчивая улыбка! О, божественный Циннобер! И кто так красиво расчесал вам волосы, несмотря на то, что вы отказались от услуг княжеского куафера?!
   ЦИННОБЕР (неожиданно рассверипев, вопит шипеляво и потрясает тростью). Шаткнитесь, сфолощи!
  

Теряя опору, падает. Его поднимают и отряхивают.

   СВИТА. Боже, какой величественный слог! Какие благородные и изящные слова! И какая превосходная дикция! О, наш министр так твердо стоит на ногах!
  

Уходят. Тут сразу же вбегает ЖАНДАРМ.

   ЖАНДАРМ (сурово Ансельму) Простите, господин студент! Это не вы так орали дурным голосом, мерзко шипелявя: "Заткнитесь, сволочи!", когда проходил мимо министр Циннобер?
   АНСЕЛЬМ (удивленно) Кто? Я?
   ЖАНДАРМ (достает блокнот и смотрит настороженно) Назовите вашу фамилию и род занятий...
   АНСЕЛЬМ (методично) Я - несчастный студент Ансельм, профессия - неудачник, должность - шут гороховый, хобби - меланхолия и галлюцинации.
   ЖАНДАРМ (с облегчением) А! Ну, кто же вас не знает?! Студент Ансельм! Вы - вне всяких подозрений. Я вот ищу другого студента. Вот он - опасный бунтовщик! Некий Бальтазар. Знаете такого?
   АНСЕЛЬМ (пожимает плечами). Не имею чести знать.
   ЖАНДАРМ. Тем лучше для вас! Вот этот Бальтазар совершл безумное по своей дикости и бессмысленности злодеяние - напал на министра Циннобера и избил палкой в присутствии его невесты. И как-то незаметно скрылся в неизвестном направлении. Теперь он объявлен в розыске, как опасный уголовный и политический преступник. Ну, теперь мне пора! Не смею далее беспокоить! (отдает честь и уходит)
   АНСЕЛЬМ (встряхивает головой) Бррр... Ничего не понимаю! Какой такой министр Циннобер? Еще вчера такого не было! (вскакивает и разводит руками) И они еще пытаются меня убедить в том, что я - сумасшедший и грежу наяву! Да, если сама действительность напоминает глупый сон, кого, вообще, стоит считать за нормального человека, позвольте спросить? (падает на колени перед бузиной) Если и можно считать правдой, так это ту божественную змейку, с такими упоительными глазами, в которых заключена целая вселенная! Эти глаза - глубже самого глубокого океана и утягивают за собой сильнее самых зыбучих песков! Я верю в тебя, моя незабываемая, как верю, наверное, только в Господа Бога!
  

Входит СЕКТАНТ, в сером сюртуке без рукавов, но с полами достающими до пят, а также в черной шляпе, надвинутой на глаза для пущей таинственности.

  
   СЕКТАНТ (подходит к Ансельму и шепчет ему на ухо) Простите, вы, насколько я понимаю, верующий?
   АНСЕЛЬМ (брезгливо и с желанием избавится) Скажем так, что верующий. Что еще изволите у меня спросить?
   СЕКТАНТ (шепчет с особой конфиденциальностью) А вы никого не видите вокруг?
   АНСЕЛЬМ (с удивлением оглядывается) Никого...
  

СЕКТАНТ мигом веселеет, на его лице быстро изображается полное счастье. Он снимает шляпу и заговоривает восторженно, с полной убежденностью, воздевая руки к небу.

   СЕКТАНТ. Вы даже представить себе не можете, какой нам всем шанс даровал Бог! Он позволит нам искупить все наши грехи и грехи нашей так называемой Церкви. Явился пророк, пока один. Он такой же студент, что и мы с вами. Но их станет больше! И еще больше! И к ним мы будем готовы, так как стремимся к этому. Имеющий уши да услышит! Скоро к нам придет Мать Мария из Индии. Она нам расскажет как жить и покажет, где третий глаз. А для начала мы организуем Серое Братство Рукавишников- Фалдистов. Вставайте под наше знамя, пока мы еще берем! Наш отличительный знак (указывает на свой сюртук) - короткие рукава и длинные фалды. О! (поворачивается к другому концу сцены) А вот и наш преподобный - Фабиан.
  

Входит студент ФАБИАН, бледный, худой с короткими прямыми черными волосами, носит сильные, но немного затененные очки. Одет в черный сюртук, который, как у сектанта, с короткими рукавами и длинными фалдами. Входит в спокойном, но мрачном настроении. Завидев СЕКТАНТА, подходит к АНСЕЛЬМУ. Тот прислушивается к нему с несколько большим интересом.

   ФАБИАН. Милейший Ансельм! Вы даже представить себе не можете, какую ахинею вам только что наплели. Все дело совершенно в другом! Просто некий шарлатан по имени Проспер Альпанус, которого суеверные называли магом, навел на меня порчу. Теперь вся одежда у меня превращается вот в это! (указывает на сюртук) Мало того, что меня засмеяли за короткие рукава и длинные полы, так еще некоторые профессора пустили слух, что это отличительные знаки какой-то секты, в которой я якобы состою. И, представьте себе, находятся вот такие идиоты (указывает на сектанта), которые этому всему верят!
   СЕКТАНТ (в радости) Что?! Я - идиот? Ура! Фабиан меня причислил к лику святых!
  

Убегает, прыгая от счастья.

   ФАБИАН (грустно). Но куда хуже приходится моему другу Бальтазару, у которого мелкий, мерзкий и глупый Циннотоп... то есть Циннобер, назначенный вчера министром, отбил девушку. Как ему это удалось, ума не приложу. И чего Бальтазар нашел в этой в Кандиде? Зачем поставил ее на пьедестал и назвал ангелом? Неудивительно, что он решил, что здесь не обошлось без колдовства! А этот чертов Проспер Альпанус, вместо того, чтобы остановить действие якобы колдовских чар, подставил Бальтазара. И теперь моему трижды несчастному другу приходится скрываться!

Быстро входит ГОФМАН и на ходу говорит.

   ГОФМАН (ободряюще Фабиану) Да вы не горюйте, Фабиан! С вас заклятие снимут рано или поздно! А этот Проспер Альпанус, которого вы ругали, поможет вам и вашему другу разоблачить Циннобера. Бальтазар женится на своей Кандиде. Все будет хорошо! (Ансельму) К вам это тоже относится, хотя у вас и сказка другая! (Фабиану) А мы пойдем и оставим его в покое! (Уходит с Фабианом)
   АНСЕЛЬМ (у бузины) Где же ты, моя милая змейка, и где же твои прекраснейшие глаза? Если ты мне только приснилась, то явись хотя бы видением. Я согласен грезить наяву, лишь бы видеть тебя!
  

Входит ТОРГОВЕЦ, весь в черном, лысый, с оттопыренными ушами, несет черный чемоданчик.

   ТОРГОВЕЦ (с сильным итальянским акцентом) Э, нет у меня индийской конопли! Но у меня сегодня есть кароши глаза! Кароши глаза! (Указывает на чемоданчик)
   АНСЕЛЬМ (с ужасом и яростью глядит на торговца) Глаза?! Про какие глаза вы болтаете? Ах, глаза! Безумец! Безумный негодяй! Изверг! Как ты можешь тогровать глазами?! (Встает с решительным видом)
   ТОРГОВЕЦ (ретируясь) Не нужны глаза, так не нужны, чего орать-то? Но кароши глаза! Смотрите! (достает из чемоданчика очки и одевает их) Ну, как?
  

АНСЕЛЬМ смеется громким, почти истерическим хохотом. ТОРГОВЕЦ в спешке убегает. АНСЕЛЬМ же постепенно успокаивается и опять садится под бузину, правда, опять в печальнейшем настроении. Сидит молча некоторое время. Тут входит архивариус Линдгорст в длинном сером плаще.

   АНСЕЛЬМ (не замечая архивариуса) Любовь моя! Весь этот бредовый мир со всеми красавицами не стоит тебя! Если ты из какого-то высшего мира, я сделаю все, чтобы попасть туда. Если надо, с ума сойду или умру! Без тебя мне нет совершенно никакого счастья и никакого смысла жить в этом мире!
   ЛИНДГОРСТ (Ансельму, громко, как будто издалека) Эй! Кого я вижу?! Кто это тут сидит под бузиной и причитает, словно одинокая ворона? Да это же тот самый студент Ансельм, который собирался у меня переписывать манускрипты!
  

АНСЕЛЬМ тут же резко испуганно вскакивает и пятится. Потом успокаивается, останавливается и долго высматривает, где бы присесть. Не найдя ничего садится под бузину, прижавшись спиной к стволу. Снизу вверх смотрит на архивариуса.

   АНСЕЛЬМ (устало) Вы - тот самый архивариус Линдгорст?
   ЛИНДГОРСТ (одобрительно). Совершенно верно! Будем знакомы! (протягивает руку, рукопожатие состоялось)
   АНСЕЛЬМ (спокойно, но с некоторым удивлением) Откуда вы меня узнали?
   ЛИНДГОРСТ. О! Я много чего знаю! К тому же о вас уже весь город говорит. А я, скажу вам по секрету, (понизив голос) знаю уже обо всех ваших чудачествах в последнее время и знаю каким они вызваны состоянием. Я ведь еще врач немного и могу сказать, что вас беспокоит.
   АНСЕЛЬМ (с недоверием). Правда?
   ЛИНДГОРСТ. Еще бы!
  

Склоняется над студентом и исследует его глаза. Похмыкав, выдает заключение с ученым видом.

   ЛИНДГОРСТ. Ммм... да. Ну, с вами все ясно! Вы влюблены.
   АНСЕЛЬМ (с усмешкой). Знаете, очень сложно было догадаться.
   ЛИНДГОРСТ (не обращая внимания на реплику Ансельма) Более того, я знаю в кого вы влюблены... (пауза) Вы по уши влюбились в мою младшую дочь, Серпентину.
   АНСЕЛЬМ (выпучив глаза) Что?!
   ЛИНДГОРСТ (понимающе кивая). Да, да! Эти три золотисто-зеленые змейки - мои дочери! Очень прелестные молодые девушки, только вот не любят показываться в своем человеческом облике. Они очень часто вот так выползают на прогулку, чтобы вдоволь напиться солнечных лучей и вкусить свежего воздуха. При этом они так увлеченно поют свои песни, что порою даже мне становиться их слышно. Люди, естественно, стараются не замечать их. Кому охото прослыть помешанным? Но некоторые все же видят и слышат их! Например, вы.
  

Слышаться звуки хрустальных колокольчиков. В ветвях бузины появляются три змейки. АНСЕЛЬМ встает и зачарованным взглядом наблюдает за ними. Но змейки вскоре исчезают. АНСЕЛЬМ поворачивается к архивариусу с сияющим от радости лицом и жмет ему руку.

   АНСЕЛЬМ. Как я рад! Чем могу отблагодарить вас, архивариус?!
   ЛИНДГОРСТ (впервые удивившись). За что? Я пока ничего вам не сделал.
   АНСЕЛЬМ. Вы воскресили меня! Когда я могу увидеть ее?
   ЛИНДГОРСТ. Хоть завтра. Приходите ко мне переписывать манускрипты, вы же собирались. Кстати, почему вы так и не пришли, раз собиралисьь ?
   АНСЕЛЬМ (хватается за голову из-за плохих воспоминаний) Ох, вы знаете, что такое было! Прям чертовщина какая-то! (шепчет что-то архиариусу на ухо).
   ЛИНДГОРСТ (кивнув головой, когда Ансельм закончил). Старуха? Я знаю эту старуху. Да! Если вы, Ансельм, действительно вызвали ее гнев, то скажу, что вы крупно нарвались. Но ничего! (успокаивая) Старуха сильна, но я сильнее! Не бойтесь ничего! Можете смело идти ко мне, никто вас не тронет, тем более она. Эта ведьма мне не страшна!
   АНСЕЛЬМ (скептически) Вы действительно думаете, что она - ведьма?
   ЛИНДГОРСТ. А! Я много лет уже знаю эту старуху и враждую с ней. Но всегда одерживаю над ней верх. Так что, пока я с вами, вам страшиться нечего. (вспоминает что-то) Да! Обязательно приходите завтра! Уверяю вас, что Серпентине вы тоже приглянулись. Она только хотела проверить ваши чувства к ней, поэтому так долго вам не показывалась. (усмехается) Судя по вашим словоизлиянием под бузиной, она оказалась права. Ох, уж эти мои дочери - змейки! Все пошли в мать. А она была, знаете ли, самая настоящая змея!
   АНСЕЛЬМ (сдерживая смех). Вы, наверно, ее не очень любили, если так о ней отзываетесь.
   ЛИНДГОРСТ (чуть было не рассердился). "Не очень любили"?! Да много ли вы в этом понимаете, студент! Если бы вы любили Серпентину хотя бы на десятую долю того, как я любил ее мать, вы бы не смогли это даже предположить. Из-за нее я в свое время спалил почти весь сад самого князя духов! А вы говорите... (тут успокаивается) Впрочем, по молодости все возможно. Вы еще услышите эту историю. Кстати! Вечером все собираемся у конректора Паульмана, вашего рекомендателя, и вы там все узнаете. До вечера! (хватается за плащ, взмахивает руками, как крыльями, и исчезает со сцены. На втором плане видно, как летит коршун.)
   АНСЕЛЬМ (растерян) Ничего не понимаю! (улыбается и машет рукой) Ну, и ладно! Главное, что я завтра увижу глаза моей змейки, Серпентины. (восклицает) О, Серпентина! Какое прекраснейшее имя! Узнав его, я полюбил тебя еще больше. Серпентина! Боже, какое имя!

Мимо проходят жители Дрездена.

   ОДИН ИЗ ПРОХОЖИХ (ворчит глухим голосом) Какое скверное нехристианское имя!
  

Прохожие уходят. Ансельм смеется.

   ГОЛОС СТАРУХИ. И все-таки ты попадешшшь под стек-лецо!
  

Ансельм в замешательстве, но быстро решает, что ему послышалось и уходит. Свет гаснет. Сцена заканчивается.

   Сцена вторая
  

Вся сцена во мраке. В кругу света стоит архивариус.

   ЛИНДГОРСТ (величественно)

Так было когда-то вначале веков.

Дух на воды взирал с высоты облаков.

Проснулись они, услыхав ветра вой,

Волны ринулись в черную бездну толпой.

Гранитные скалы поднялись из воды,

Солнца свет превратил их долину в сады.

Там были цветы, что не снились глазам,

Даже тех, кто живет, повинуясь сердцам.

Но стоял черный холм в середине долин,

Одиноко смотрел сквозь чернеющий дым.

Луч, хоть с борьбой, но пробил себе путь.

Лишь коснулся холма через душную муть,

Тут же солнечной радостью, вспыхнув огнем,

Рождена была Лилия этим же днем.

Свет загорается вокруг ЛИЛИИ.

Все цветы поклонились такой красоте,

Ничего нет прекрасней на той стороне.

Что было потом? Возникло сиянье,

То юноша Фосфор пришел на свиданье.

Свет загорается вокруг ФОСФОРА.

  
   ЛИЛИЯ
  

О, будь вечно моим!

Умоляю тебя.

Я погибну в любви,

Коль покинешь меня.

   ФОСФОР

Будь со мной, но тогда

Позабудешь родных,

Бросишь их навсегда,

Похоронишь живых.

Всех подруг ты оставишь,

Одинокою станешь.

Захочешь быть выше,

Чем все, что рядом дышить.

Терзанья познаешь, меня полюбя,

Томление будет мучить тебя.

Чувство тысячелико,

Безнадежная грусть.

Занесет искру лихо

Мысль моя...

   ЛИЛИЯ

Ну, и пусть!

Не бояться мне смерти,

Бьется пламя во мне.

Я твоя в твоем свете

Сгораю в огне.

  

ФОСФОР целует ЛИЛИЮ.

   ЛИНДГОРСТ

Поцеловал ее Фосфор, и пронзенная светом,

Вспыхнула Лилия, а жестоким ответом

В пламени том существо родилось

И на крыльях свобод

ы прочь понеслось.

Нету больше любви, улетела, забыла.

Юношу горе едва не убило.

Печально вторили черные скалы,

Но вдруг из одной показались оскалы,

Крыльев раздался металлический звон

И выпорхнул мигом черный Дракон.

   ДРАКОН

Мои братья уснули внутри горы,

Я тоже там спал до этой поры.

Теперь всегда весел, нахален и бодр.

Помогу я тебе, настолько я добр.

Поймана мною быстрее тебя.

Меня победишь - будет вечно твоя..

ФОСФОР сражается с ДРАКОНОМ и его побеждает. Освобожденная ЛИЛИЯ бросается к нему в объятия.

   ЛИНДГОРСТ

Побежденный Дракон под землю низвержен

И снова не раз еще будет повержен.

Любовь перестала кошмарным быть сном.

Из Фосфора выйдет князь духов потом.

Все скалы, цветы повернули вдруг лица

И Лилию в голос назвали царицей.

Тут зажигается свет. Перед зрителем предстает опять дом конректора Паульмана. Посередине комнаты стоит ЛИНДГОРСТ, с видом рассказавшего длинную поэму. В самом большом кресле, во главе стола сидит конректор ПАУЛЬМАН, который явно в недоумении, будто чего-то не ожидал. ГЕЕРБРАНД смеется, держа в руке трубку, хотя ясно видно, что он тоже не понимает ничего. ВЕРОНИКА приветливо улыбается, но нервно елозит на стуле, бросая острые взгляды на АНСЕЛЬМА, который сидит в самом дальнем углу,скрестив руки, серьезно и внимательно смотрит на ЛИНДГОРСТА. На Веронику и тем более на остальных лиц - ноль внимания.

   ЛИНДГОРСТ (закончив историю, раскланявшись) Вот, пожалуй и все на сегодняшний день!
   ПАУЛЬМАН (озадачен) Постойте, господин Линдгорст! Мы, кажется, Вас просили совсем о другом - рассказать нам о ваших родственниках, какие-то интересные факты из их жизни, забавные истории, наконец, о себе. А Вы? Начинаете нам читать наизусть какую-то восточную сказку... Согласен, что интересная сказка, прекраснейшая поэма, но все-таки... Мы люди образованные, нам следует рассказывать что-то достоверное и желательно в прозе...
   ЛИНДГОРСТ (нисколько не досадуя, словно этого и ждал) Вот-вот! Рассказывали мне много о вас, господин Паульман, что вы понимаете только прозу. Но мне кажется, что господину Геербранду, госпоже Веронике очень понравилось, не говоря уже об Ансельме...
   ПАУЛЬМАН (возмутившись) Оставьте студента Ансельма! Ему нездоровиться...
   ЛИНДГОРСТ (спокойно) Напротив, мне кажется, что он сегодня вполне в хорошем физическом и душевном состоянии.(подмигивает Ансельму, тот даже не шелохнулся) А что касается достоверных и интересных фактов из жизни моих родственников, так неужели того, что я рассказал вам недостаточно? За достоверность рассказанного я ручаюсь. А та Лилия, между прочим и есть моя пра-пра-пра-пра-прабабушка. А я, собственно говоря, принц...
  

ВЕРОНИКА и ГЕЕРБРАНД заливаются смехом. ПАУЛЬМАН, у которого абсолютно отсуствовало чувство юмора, в смущении и замешательстве. ЛИНДГОРСТ улыбается ему ядовитой улыбкой. Только АНСЕЛЬМ полностью погружен в свои мысли.

   ПАУЛЬМАН (злобно, сквозь зубы). Докатились, достопочтенный архивариус!
   ЛИНДГОРСТ. И тем не менне все это правда! Вы, конечно, вольны принять меня за сумасшедшего, но от этого истины в моем рассказе не станет меньше. (Все перестали смеяться) Можете смеяться - смех пойдет вам только на пользу. Но, к сожалению, ничего того, что не показалось бы вам чем-то вздорным и неправдоподобным, без всякого рода чудес, я рассказать не могу. Сочинять я, извините, не умею. А придумывать истории, которые вы называете обыкновенными, тем более. Известно ли вам, господа, что мой братец мне давеча сказал...
   ПАУЛЬМАН (всполошился и мигом заинтересовался) У вас есть брат? О, что же вы молчали?! Давайте, расскажите нам о нем, пожалуйста! Очень просим!
   ЛИНДГОРСТ (немного склонив голову). Мой брат? Не очень хочется о нем говорить... (пауза) Вобщем, он стал на плохую дорогу, пошел в драконы.
   ВСЕ (в величайшем изумлении) В драконы?!
  

Эхо повторяет: "В драконы?!"

   ЛИНДГОРСТ (вздыхает) Да! В драконы. Видите ли, мы с ним повздорили из-за наследства. В конце концов отец рассердился, восстал из гроба и прогнал брата. Роскошный оникс в итоге досталось мне, а мой брат был проклят, удалился и ушел в драконы. Теперь живет у одного некроманта, стережет его мистический карбункул. Мы иногда встерчаемся, он мне рассказывает, что нового на берегах Нила. Кстати, мой отец умер только лишь триста восемьдесят пять лет назад, поэтому я до сих пор ношу траур.
  

Все удивленно переглядываются. ГЕЕРБРАНД ронят трубку, полнимает, насыпает табак и тут обнаруживает, что ему нечем прикурить.

   ГЕЕРБРАНД. Прошу прощения, господа, не найдется ни у кого огоньку?
   ЛИНДГОРСТ (невозмутимо). О! Сколько угодно, господин конректор!
  

Тут к удивлению всех ЛИНДГОРСТ высекает из пальца искру, которую и подносит к трубке Геебранда.

   ПАУЛЬМАН (строго) С пальца не прикуривают!
   ГЕЕРБРАНД (архивариусу) Премного благодарен! (Прикуривает) Какой дивный химический фокус!
   ЛИНДГОРСТ (скромно) Это ничего! Я уже практикуюсь в этом все свои пять тысяч лет жизни.
   ПАУЛЬМАН (в раздражении) Скажите, архивариус Линдгорст... А вам не знаком некий граф Калиостро?
   ЛИНДГОРСТ (улыбаясь) Калиостро, вы сказали? О, это один из наших самых непутевых родственников! Побочная ветвь, незаконно рожденный, но возомнил себя невесть кем. Ничего, однако, толком не умеет кроме как дурачить людей. Тысячелетний оболтус, еше не взявшийся за ум.
  

Конректор ПАУЛЬМАН совсем обескуражен. Все остальные, кроме АНСЕЛЬМА смеются.

  
   ЛИНДГОРСТ (зевнув) Приятно было с вами беседовать, но мне, к сожалению, пора! (Паульману и Геербранду) Adieu, господа! (Веронике) До свидания, очаровательная Вероника! (Ансельму) Увидимся завтра, господин Ансельм!
  

АНСЕЛЬМ очнулся и тоже попрощался. ЛИНДГОРСТ уходит, резко хлопнув дверью.

   ГЕЕРБРАНД (отойдя от изумления) На редкость чудной старик!
   АНСЕЛЬМ (повторяет) Чудной старик! (тут оживляется) Но все равно я пойду к нему завтра и даже тысячи бронзовых старух теперь не остановят меня! Спокойной ночи, господа! Спокойной ночи, Вероника! (Встает и уходит вприпрыжку, напевая что-то невообразимое)
  

ВЕРОНИКА сидит почему-то в подавленном настроении, ее пальцы впиваются в ручки кресла.

   ВЕРОНИКА. У меня плохие предчувствия! Не стоит Ансельму туда ходить.
   ПАУЛЬМАН (также настороженно). Хоть и не привык верить предчувствиям, но тоже не думаю, что из их сотрудничества выйдет что-нибудь путное.
   ГЕЕРБРАНД. Что вы так испугались? По-моему, архивариус Линдгорст очень милый человек. Чудаковатый, правда, но говорят, что у него большие связи. Наш Ансельм далеко пойдет, если будет стараться. Может добраться до надворного советника!
  

У ВЕРОНИКИ загорелись глаза, а ПАУЛЬМАН, напротив, скептически настроен.

   ПАУЛЬМАН. Я так не думаю! Он же сумасшедший...
   ГЕЕРБРАНД (прищурив глаза). Простите, кто? Ансельм или архивариус Линдгорст?
   ПАУЛЬМАН. Оба, регистратор.
   ВЕРОНИКА (в сторону) Надворный советник! Надо же! Значит, я буду женою надворного советника!
  

Свет гаснет. Сцена заканчивается.

  
  
  
   Сцена третья
  

Дом архивариуса Линдгорста. Большая комната с голубыми, успокаивающими стенами, похожая на оранжерею. Поэтому ее вполне можно назвать садом. Здесь всюду расставлены горшки с какими-то растениями. По углам растут кипарисы. По стенам разросся гигантский плющ. Всюду так много зарослей, что в них не составляет труда спрятаться. При этом очень много больших экзотических цветов. Среди них много лилий. Всюду слышны спокойные и одновременно живые, способные вдохновлять, звуки, которые сопровождают чьи-то неразличимые голоса, щебетания птиц и звон хрустальных колокольчиков. Однако вдоль дальней стены стоит большой красный шкаф, до отказа забитый какими-то толстыми книгами. На шкафу стоят часы. Рядом стоит небольшой стол, на нем чернильница с пером и прочие письменные принадлежности.

Входят архивариус ЛИНДГОРСТ и АНСЕЛЬМ.

   ЛИНДГОРСТ (приветливо) Добро пожаловать в мой дом, любезный студент Ансельм! Я очень рад, что вы сдержали слово и почтили меня своим приходом. Вот в этой комнате вам и предстоит работать. Ну, как? Нравится?
   АНСЕЛЬМ (озираясь с удивлением и восторгом) Хм... Очень мило!
  

Вокруг разразился хохот. Из кустов выглядывают птицы, обитатели этого чудесного сада, и мелодично смеются.

   ГОЛОСА ОБИТАТЕЛЕЙ (насмешливо) Студент, вы - прямо образец красноречия! Да! Что же -вы еще нам скажете, кроме слова "мило"? Как?! Ничего? Вы посмотрите на себя! Чего вы так вырядились? Намерены споткнуться и упасть на ровном месте в своем лучшем костюме, как на приеме у одного юнкера? Знаете ли вы наизусть ту арию, которой научил вас скворец? И все-таки вы забавно выглядите в стеклянном парике и костюме из почтовой бумаги!
   АНСЕЛЬМ (смутившись) Почему-то всех очень смешит мой внешний вид... Эти пестрые птицы так насмехаются над моим ничтожеством!
   ЛИНДГОРСТ (обитателям сердито) Эй! Что тут за вранье такое?! Прекратить!
  

Все быстро смолкают. Тут из-за кустов выходит СЕРЫЙ ПОПУГАЙ в очках с важным и серьезным видом.

   ЛИНДГОРСТ (попугаю) Дружище! Ваши ученики что-то взяли много вольностей, особенно в отношении к моим посетителям...
   СЕРЫЙ ПОПУГАЙ. Пр-рошу пр-рощения, господин! Мои озорники опять расшалились, но ведь господин студент сам...
   ЛИНДГОРСТ (резко перебивая его) Довольно! Я знаю этих негодяев, их надо держать в дисциплине! (Ансельму, более спокойно) Простите, Ансельм, этих пестрых птиц! В сущности, это очень милые создания! Итак... Вы, кажется, принесли мне что-то?
  

СЕРЫЙ ПОПУГАЙ уходит.

   АНСЕЛЬМ (словно ждал этого момента). О, да! Я хотел вам показать некоторые мои каллиграфические работы, чтобы вы убедились в моем недурном владении пером. Мое мастерство общепризнано. (подает ему рукописи)
  

ЛИНДГОРСТ внимательно изучает. Однако, на его лице появляется усмешка.

   АНСЕЛЬМ (разволновался) Что такое? Кажется, господин архивариус не очень-то доволен моими каллиграфическими способностями.
   ЛИНДГОРСТ (со вздохом) Молодой человек! Талант некоторый ваш виден, но похоже на то, что мне придется рассчитывать больше на ваше трудолюбие, чем на мастерство.
   АНСЕЛЬМ (удивленно) Почему? Что-то не так?
   ЛИНДГОРСТ (протягивает обратно его работы) Вот смотрите! Тут утолщение не там, где надо. Там буква не соответствует должному размеру. А тут, вообще, клякса!
   АНСЕЛЬМ (еще больше удивляясь) Быть такого не может! Я тщательно следил за всеми помарками. Откуда взялась клякса?! Бог - свидетель, что...
   ЛИНДГОРСТ (сниходительно) Не беспокойтесь! У вас, наверное, был ужасный материал.
   АНСЕЛЬМ (нервничая) У меня материал отменный! Китайская тушь, карандаши, перья! Все высшего сорта!
  

Пестрые птицы снова смеются.

  
   ЛИНДГОРСТ. Вы еще не видели моих письменных принадлежностей! Ведь мне приходилось иметь дело с такими закоряками, что у всех тут же рука немеет. Вот! Смотрите! (показывает какую-то древнюю рукопись, вынув ее из внутреннего кармана) Это тут писания некоторых древних каббалистов.
   АНСЕЛЬМ (посмотрев писание, в сторону) Вот это дают евреи!
   ЛИНДГОРСТ (дружелюбно) Ну, не надо так огорчаться! В вашей комнате небось ужасная атмосфера, которая глушит все таланты. Но попробуйте поработать у меня, в такой комнате и таким материалом! Вы увидите, как пойдет ваше дело. (протягивает манускрипты) Вот вам задание на сегодня. А я пойду, пожалуй! Желаю удачи! (уходит, но вдруг останавливается) Да! Кстати, у моей младшей дочери сейчас заканчивается урок музыки. Она скоро будет совсем свободна! Adieu! (уходит)
   АНСЕЛЬМ (просматривая манускрипты) Ох уж, этот архивариус! Задал мне работу! Все-таки о нем мне верно рассказывали. Вот это загогулины! Способна ли это вывести все хоть чья-нибудь человеческая рука? (тут вдруг замирает на некоторое время) Постойте! Он сказал, что Серпентина будет скоро свободна. Серпентина! Я не верю своим ушам! Все! Ради Серпентины надо сделать это!

Бежит и быстро садится за стол и начинает переписывать.

   АНСЕЛЬМ (переписывая) Серпентина! Я верю в тебя, верю в мою любовь и твою. Черт! Как же легко оказывается это все дело переписывать! Интересно! Я же до этого никогда такие сложные вещи не вырисовывал, а сейчас? И чем больше думаю о Серпентине, тем больше получается.
   ГОЛОС СЕРПЕНТИНЫ. Ансельм!
   АНСЕЛЬМ (отрываясь) Серпентина! Где ты, любимая? Отзовись!
  

СЕРПЕНТИНА показывается в зарослях.

   СЕРПЕНТИНА. Твоя любовь и твоя вера помогают тебе! Продолжай переписывать. Ты уже близок к цели!
   АНСЕЛЬМ (отворачиваясь от стола, безумным голосом) Серпентина! Не покидай меня! Только твои глаза привели меня сюда. Твои глаза и твой голос - вот единственные мои повелители. Я перепишу все эти проклятые манускрипты без помарок, если ты мне скажешь! (поворачивается и продолжает переписывать)
  

СЕРПЕНТИНА вновь исчезает и тут выходит из кустов в обличие прекрасной высокой гибкой девушки с длинными светлыми волосами. Подходит к АНСЕЛЬМУ и обхватывает его руками за шею.

   СЕРПЕНТИНА (шепчет) Скоро ты будешь совсем моим!
   АНСЕЛЬМ (поворачивается к ней лицом) Серпентина! Что мне до всего, если ты будешь моей! Я хочу пропасть во всей этой красоте, если ты - ее часть! Ты - больше, чем моя жизнь. Ты - основа всей красоты мира.
   СЕРПЕНТИНА (улыбаясь) Будь терпелив и тверд! А главное - верь в меня. Если твоя вера пошатнется - быть беде!
   АНСЕЛЬМ. Как мне не верить в тебя, если я тебя уже вижу перед собой, чувствую! Дай мне свои божественные губы, чтобы не погибнуть в твоих речах!
   СЕРПЕНТИНА (целует его в губы) Да! Но сейчас я должна рассказать тебе кое-что о моем отце. (садится рядом с ним) Ты должен понять, что все те штучки, которыми мой отец поражал остальных, не просто ловкие фокусы. Он делает все это от скуки, ибо обладает куда большей силой, чем кто-либо из людей может себе представить. Но есть обстоятельства, которые заставили его жить среди людей. Знай, же что мой отец принадлежит чудесному племени Саламандров...

Свет тут же гаснет. Сцена во мраке. Свет загорается вокруг Серпентниы, которая стоит посередине сцены.

   СЕРПЕНТИНА

В ту древность царил могучий князь Фосфор,

Атлантидою правил он мудро и просто.

Все духи стихий ему верно служили,

В гармонии вечной с природою жили.

Саламандр, который был духом огня,

(Тот самый, кто будет отцом для меня)

Услышал, однажды по саду гуляя,

Как Лилия пела, листками качая.

  

Свет гаснет вокруг Серпентины и загорается вокруг ЛИНДГОРСТА в обличиии Саламандра и ЛИЛИИ, сидящей на троне из зеленых стеблев и листьев. На коленях у Лилии дремлет ЗМЕЙКА.

   ЛИЛИЯ (поет колыбельную)

Крепко хрустальные глазки закрой,

Пусть ласковый сон потихоньку пребудет,

Пока ветер восточный, возлюбленный мой

Поутру на рассвете тебя не разбудит.

САЛАМАНДР долго глядит влюбленно на змейку, боясь пошевелиться, потом вдруг резко подходит к Лилии и дышит на нее паром. ЛИЛИЯ поднимает руки, и в это время Саламандр уносит ее дитя с собой. ЛИЛИЯ схватывается за голову и рыдает. Свет вокруг нее гаснет и загорается вокруг ФОСФОРА, князя духов. ЗМЕЙКА просыпается и осматривается, совершенно не понимая происходящего.

   САЛАМАНДР (встает на колени и отпускает змейку)

О, владыка, сочетай меня с этою змейкой!

Ведь никак не уйти от любви, от злодейки.

Дай согласие, князь, умоляю, скорее,

Чтобы стала любимая вечно моею!

   ФОСФОР

Несчастный безумец! О чем же ты просишь?

Ты сам свой огонь еле-еле выносишь.

И царица сама едва не сгорела,

Когда моей искры вкусить захотела.

Лишь плененьем Дракона, сумел я спасти.

И теперь она сможет ту искру снести.

Как только змею ты свою вдруг обнимешь,

Своим жаром душу у тела отнимешь.

САЛАМАНДР, не послушав, ловит в объятия Змейку. Однако, раскрыв их замечает, что от его возлюбленной осталась лишь маленькая горка пепла. Опечален и взбешен. Свет вокруг него и князя духов гаснет. Загорается опять вокруг Серпентны.

   СЕРПЕНТИНА

Обезумел отец совершенно от горя,

И огнем стал палить он вовсю без рабора.

И весь сад, красота где веками цвела,

Опустевший вдруг стал и сгоревший до тла.

Весь огонь Саламандра потух без возврата,

И несчастного князю ведут на расплату.

Свет гаснет и зажигает вокруг Саламандра и Фофора. Князь духов разгневан, а связанный Саламандр в раскаянии опустил голову.

   ФОСФОР

В наказанье за тяжкое преступленье

Я отдал бы тебя земным духам в мученье.

Но вступился тот дух, кто хранил дивный сад,

И не будет тебе потому вечный ад.

Возгорится огонь, но в несчастное время

Ты взвалишь на себя повседневности бремя.

В общенье с природой человек будет глух,

Не услышится им ни один жалкий дух.

В человечьем обличье тебе там ходить

И троих дочерей своей змейки растить.

Они с детства научатся в змей превращаться,

И весной на ветвях они будут качаться.

Хрустальные будут звучать голоса,

Завлекающие молодые сердца.

Тот юный мечтатель, который услышит,

Поверит, узнает, неровно задышит,

Тот, кто сможет смотреть сквозь житейские тучи,

На сияние змейки с любовью певучей,

Возмет в жены одну из твоих дочерей.

Чем быстрее найдут все три счастье скорей,

Тем быстрее проклятье твое будет снято

И вернешься в страну Атлантиду обратно.

Свет гаснет вокруг ФОСФОРА и САЛАМАНДРА и зажигается вокруг СЕРПЕНТИНЫ.

   СЕРПЕНТИНА. Так сказал князь. Теперь ты понимаешь, каково моему отцу, сосланному в мир ничтожных условностей, особенно в эту потерянную эпоху, когда обесценивается красота и полностью утрачена связь человека с духами природы, когда поэзия превратилась в товар для старьевщиков? Каково великому огненному духу Салмандру принять вид скромного архивариуса, со всеми особенностями и тяготами этой роли? Легче приходится гигантскому горному орлу, привыкшего к беспредельным просторам, исполнять роль попугая в позолоченной клетке. Или могучему дракону притворяться огородной ящерицей, прячущейся в зарослях. Кстати, тому Черному Дракону все же удалось вырваться на свободу. Фосфор опять победил его и наложил новые оковы, надежнее прежних. Но драконовы перья, упавшие во время столь жестокой битвы, разлетелись по земле и породили много мелких, но неописуемо озлобленных тварей, противостоящих саламандрам и духам земли. Одно из перьев, соединившись с гнилой черной свеклой породило одну из них, ту самую старуху-ведьму, что преследовала тебя. В стонах и судорогах пойманного дракона ей открылись тайны чудесных созвездий. Эта ведьма старается воспользоваться своими знаниями и умениями, чтобы всячеки вредить нам, и вызывать много злых чар, которые наводят ужас на людей и отдают под власть демонов, слуг Дракона.Ты уничтожил уже много ее чар, она никогда не оставит тебя в покое за это. Берегись старухи, Ансельм! Верь мне, не отступай от своей веры, и никто никогда не сможет остановить тебя и разлучить со мной!

Свет загорается. Серпентины нет, а АНСЕЛЬМ сидит спящий за столом, держа в руке перо.

   АНСЕЛЬМ (просыпается) Серпентина... Где ты? Какой все-таки чудесный сон! (с ужасом смотрит на часы) Боже мой! Я проспал столько времени! Сейчас придет архивариус и мне крышка... Я и половины не написал, хотя... (смотрит на написанное) Постойте! Я все уже закончил. Да! Все переписано до единого символа! И как мне удалось? Во сне? (задумывается ненадолго) А! Понял! Это же та самая история, которую я слышал и которую записал. Ай да Серпентина! Ну, теперь все! Сейчас пусть приходит этот архивариус!
  

Входит ЛИНДГОРСТ.

   ЛИНДГОРСТ. Ну, как манускрипты, господин Ансельм?
   АНСЕЛЬМ (протягивая копии) Все списал, господин Линдгорст! Смотрите!
  

ЛИНДГОРСТ несколько раз просматривает копии и не верит своим глазам.

   ЛИНДГОРСТ. Юноша! Я поражен. Беру свои слова назад! Все так тщательно и безукоризненно сделано! Вы действительно лучший каллиграфист в этом городе. Хотя... (хитро улыбается) Я понимаю, что стоит за этим! Прекрасная атмосфера этой комнаты, которая еще дополнена присутствием моей младшей дочери? Так? (усмехается) Продолжайте в том же духе! Я вижу, что Серпентина воистину не равнодушна к вам, мой друг! Ваша любовь способна сотворить чудо! (протягивает монету) А вот и ваш специес-талер! Вы его заслужили.
   АНСЕЛЬМ (в смущении). Благодарю, господин архивариус! От вас ничего не скроется.
   ЛИНДГОРСТ. Ну, вы же меня знаете! А теперь, до завтра! Приходите к двенадцати... И Серпентина вас ждать будет! Adieu!
   АНСЕЛЬМ. Adieu, господин архивариус! (уходит и боромочет себе под нос) Серпентина... Завтра! Снова я ее увижу. Какое счастье! Возможно ли отказаться от него?
  

ЛИНДГОРСТ задумчиво смотрит ему вслед. Свет гаснет, сцена закканчивается

  
   Сцена четвертая
  

Дом конректора Паульмана. Где-то в дальнем углу сидит ПАУЛЬМАН и читает книгу. Входит ВЕРОНИКА в крайне веселом и возбужденном настроении и держит у руке ромашку. ПАУЛЬМАН продолжает читать.

   ВЕРОНИКА (гадает на ромашке) Любит меня Ансельм... Не любит... Любит... Не любит... Любит... (бросает гадать и засовывает ромашку за ухо) Да, Бог с ней, с ромашкой! Любит, конечно! (Садится на диван) Я помню, как он держал меня за руку, там на Линковых купальнях! Я помню, как он смотрел на меня, когда аккомпанировал мне! Что-то он сказал, правда, про бузину... Не важно! (глаза ее снова сверкнули) Студент Ансельм любит меня! Только боится в этом признаться... (закрывает глаза) Подумать только! Он любит меня, а когда станет надворным советником... А станет им довольно скоро! Тогда Ансельм наберется, наконец, смелости и... попросит руки Вероники. (смотрит гордым взглядом на зрителей) Я, конечно, скажу, что подумаю, потерзаю его немного, но потом... (встает, вытягивает вперед руку и идет торжественно, как будто к алтарю, напевая марш Михельсона, потом останавливается и говорит чужим голосом) Берешь ли ты, надворный советник Ансельм, в законные жены Веронику Паульман. (изображает мрачное лицо Ансельма и говорит его голосом) Да, конечно! (вновь тем голосом) А ты, Вероника, берешь ли в законные мужья Ансельма? (своим голосом воодушевленно) Да! Да! (вновь тем голосом) Объявляю вас мужем и женой! Жених, можешь поцеловать невесту! (целует воздух и изображает обмен колец, потом продолжает обычным голосом) А потом мы будем жить с ним в прекрасной квартире на Замковой улице... (задумывается) Нет! На Новом рынке. Или на Морицштрассе? Бог его знает! И вот я сижу у окна в шляпке новейшего фасона, в новой турецкой шали. А там на улице ходят какие-то франты и кричат: "Что за божественная женщина, надворная советница и как ей идет этот чепчик!". Тайная советница приглашает меня на званный ужин, а я ей отвечаю: "Ах, как это неудобно, но я уже приглашена на вечер к президентше Те-Цет!". Потом Ансельм приходит домой и спрашивает: "Как поживаешь, милая женушка, смотри, что у меня есть для тебя?". И достает пару великолепных блестящих сережек новейшего фасона. (будто примеряет их, смотритчся в свое зеркальце и говорит громко) Ах, какие замечательные сережки мне подарил мой муж Ансельм!
  

ПАУЛЬМАН от неождиданности роняет книгу и с ужасом смотрит на ВЕРОНИКУ.

   ПАУЛЬМАН (в сторону). Боже мой! И у этой такие же припадки, как и у Ансельма! Воистину заразительны эти романтические бредни. (Веронике) Дочка! Ты себя хорошо чувствуешь? Может пойти за доктором Экштейном?
   ВЕРОНИКА (все стоит у зеркала). Спасибо, папа, очень хорошо!
   ПАУЛЬМАН. Я все-таки пойду! (уходит)
   ГОЛОС СТАРУХИ (хохоча). Зря надеешься, дура! Не будет он твоим мужем! Он не любит тебя, несмотря на всю твою крастоту.
  

ВЕРОНИКА падает в обморок. ПАУЛЬМАН возвращается с ДОКТОРОМ.

   ПАУЛЬМАН (доктору, с тревогой). Вот! Видите!
   ДОКТОР (трогает пульс Веронике, качая головой) Ну-ну!
  

Достает нашатырь и подносит к носу Вероники. Та вскакивает.

   ВЕРОНИКА (успокоившись, но обреченно) Ах! Ансельм никогда не будет моим мужем.
   ПАУЛЬМАН (доктору, с тревогой) Видите! Какие-то совершенно романтические бредни!
   ДОКТОР (качая головой) Ну-ну!
  

Уходит, а за ним конректор. ВЕРОНИКА встает на ноги.

   ВЕРОНИКА (возмущенно) Как это не будет?! Как это не будет?! Что за бред!
  

Раздается смех СТАРУХИ.

   ГОЛОС СТАРУХИ. Не будет он твоим мужем! Не будет он твоим мужем!
   ВЕРОНИКА (нахмурившись) Так-так-так! Что здесь тут такое, колдовское! Мне рассказывали, что у Озерных ворот живет некая фрау Рауэрин... И говорят, что она - ВЕДЬМА! (С гордостью) Но я тоже немножечко ведьма! Ха-ха-ха! (Одевает шаль и уходит)
  

Свет гаснет. Сцена заканчивается.

  
  
   Сцена пятая
  
   Чердак СТАРУХИ. Комната вся в каком-то полумраке. Стены красные и сильно закоптелые. Посреди комнаты стоит большой котел, под ним слабое голубоватое пламя, изредка вспыхивающее желтыми искрами. С потолка свешиваются чучела летучих мышей. По углам разброшены всякие мешки. У стены стоит шкаф с колдовскими книгами. Обычная деревянная дверь еле заметна. Перед котлом сидит в большом красном кресле СТАРУХА, бросает в него корешки и бормочет непонятные слова. Рядом с ней, на ручке кресла сидит ЧЕРНЫЙ КОТ и мурлычет. По комнате бродят странные и ужасные ЖИВОТНЫЕ. Слышна какие-то гоготания, смешки и стоны. Вдруг становится слышен скрип ступенек на лестнице, затем стук в дверь.
  
   ГОЛОС ВЕРОНИКИ (за дверью) Простите, могу я видеть фрау Рауэрин?!
   СТАРУХА (обращаясь со злобой к своим животным, угрожая кулаком) Тише вы, сволочи!
  

ЖИВОТНЫЕ быстро прячутся за мешками, но ЧЕРНЫЙ КОТ по-прежнему сидит.

   СТАРУХА (ласково) Входи, дочка, я давно уже тебя жду!
  

Входит ВЕРОНИКА и со страхом озирается. Но быстро приходит в себя.

   ВЕРОНИКА (смело) Добрый день, госпожа Рауэрин! Я хотела спросить...
   СТАРУХА (раздражительным тоном резко перебивает) Я знаю, зачем ты пришла! Я все слышала, ведь я была в твоей комнате, когда ты говорила про то, что хочешь выйти за Ансельма. Оставь надежду, дочка! Этот студент тебя не любит. Он никогда не станет надворным советником, ибо пошел на службу к Саламандру и собрался женится на золотисто- зеленой змее.

ВЕРОНИКА сначала недоуменно оглядывается. Затем лицо наполняется краской ярости.

   ВЕРОНИКА (твердо) Знаете что, фрау! Я пришла сюда с целью узнать у вас о том, что все-таки на уме у Ансельма и будет ли он когда-нибудь моим. К сожалению, мои ожидания не оправдались. Если ваших так называемых тайных искусств хватает лишь для какой-то бессмысленной и совершенно неостроумной болтовни, то я лучше, наверное, отправлюсь восвояси. Adieu!
  

ВЕРОНИКА собирается уходить, но тут лицо старухи искажается страхом, а на глаза навернулись слезы.

   СТАРУХА (жалобно) Вероничка, дитя мое! Прости, милая! Я не хотеля тебя обидеть. Не уходи! (в слезах подползает к Веронике на коленях и хватает ее за подол) Неужели, ты не узнаешь свою старую няньку Лизу, которая тебя носила на руках?!
   ВЕРОНИКА (презрительно оглядываясь) Глупые шутки! Старая Лиза исчезла из нашего дома много лет назад. Вы совсем не похожи на нее!
   СТАРУХА. Сейчас, сейчас...
  

Отбегает и садится перед котлом. Из него вырывается пар, который создает перед старухой завесу на некоторое время. Теперь ведьма стала моложе, на лице нет ожогов, на голове белый чепец, а на черных лохмотьях -желтый фартук с нарисованными крупными васильками. Вероника потрясена увиденным, и тут же с радостью кидается старухе на шею.

   ВЕРОНИКА. Лиза, это ты! Как же мне тебя не помнить?! Куда ты так надолго пропала?
   СТАРУХА (обнимает ее) Вот так, милая! Жизнь постоянно гонит нас то туда, то обратно. И все-таки я увидела такую повзрослевшую Веронику.
   ВЕРОНИКА. Что с тобой стряслось? Как ты вдруг стала ведьмой?
   СТАРУХА. Долго рассказывать, дитя мое! А теперь - к делу! (освобождается из объятий, сажает Веронику рядом с собой возле котла) Студент Ансельм, в сущности, неплохой человек, но он связался с очень хитрым и злым колдуном Саламандром, который известен как архивариус Линдгорст. Он воспользовался незлобливым и романтическим нравом Ансельма, задурил ему голову и теперь собирается женить его на своей дочери. Несчастный молодой человек бредит теперь некой золотисто-зеленой змейкой с голубыми глазами. Скоро у студента совсем помутниться рассудок и архивариус сможет с ним делать что угодно.
   ВЕРОНИКА (еле говорит от ужаса) Что же теперь делать? Я... я люблю его.
   СТАРУХА. Я знаю, теперь я это хорошо вижу. Слушай меня! Я знаю средство...


Шепчет что-то Веронике на ухо. Та методично кивает головой, потом, будто загипнотизированная, встает и начинает ходит вокруг котла, дрова под которым тут же загораются. Когда вода закипает, Вероника, слушая бормотание ведьмы, ищет и подбрасывает в котел нужные ингредиенты. Повалил странный фиолетовый дым. Старуха приобретает свой первоначальный вид.

   СТАРУХА (зловеще) А теперь, дочка, смотри!
  

Достает откуда-то небольшое продолговатое зеркало. Протирает его, погружает в котел, вынимает и демонстриует Веронике. Та внимательно всматривается в это зеркало.

   СТАРУХА. А сейчас будет Ансельм!
  

В котле неожиданно появляется студент Ансельм. ВЕРОНИКА переводит на него взгляд, вскрикивает и бросается к нему. СТАРУХА смеется.

   ВЕРОНИКА (в ярости) Что здесь смешного?!
  

СТАРУХА продолжает смеяться. АНСЕЛЬМ тут же исчезает, а ВЕРОНИКА падает без чувств. Свет гаснет, в кругу света только Вероника, лежащая на полу. Тут к ней подходит доктор ЭКШТЕЙН, проверяет пульс, говорит: "Ну, ну!" и уходит. Вероника приходит в чувство, осоловелым взглядом осматривает зрительных зал, кладет руку на сердце, обнаруживает и вынимает то самое зеркало.

   ВЕРОНИКА (встает полная радости и предвкушения) Это подарок старухи! Значит все это правда! (Смотрит в зеркало, держа его так, что его не видно зрительному залу) Я вижу Ансельма. Он мне говорит... Да! Мне! Он говорит, что мне угодно изиваться как самая настоящая змейка. (начинает кокетливо по-змеиному извиваться) Ансельм! Я освобожу тебя от этих зловредных чар, которые мешают тебе полюбить меня. Ты будешь нормальным человеком, станешь надворным советником и женишься на мне, чего бы это мне ни стоило.
  

Сначало неровно, учащенно дышить, а потом вдруг разряжается низким демоническим хохотом.

Свет гаснет. Сцена заканчивается. Занавес.

Конец второго действия

Действие третье

   Сцена первая
  
   Дом конректора Паульмана. Повсюду слышна суета, но в комнате нет никого. Тут раздается стук в дверь. ПАУЛЬМАН выходит и открывает. Входит АНСЕЛЬМ несколько растерянный.
  
   ПАУЛЬМАН (радуется) О! Приветствую вас, мой друг! (кричит в другую комнату) Вероника! Посмотри, кто пришел.
   АНСЕЛЬМ. Да... Здравстуйте, конректор!
  

Входит ВЕРОНИКА с праздничной улыбкой в праздничном платье, держа за спиной зеркало старухи.

   АНСЕЛЬМ (с огнем в глазах). Вероника! Как прелестно Вы выглядите сегодня! (целует руку)
   ВЕРОНИКА (подает левую руку, правой держит за спиной зеркало) Рада вас видеть, студент Ансельм!
  

ПАУЛЬМАН на цыпочках уходит. АНСЕЛЬМ, держа Веронике левую руку, другой проводит по правому предплечью, локтю и обнаруживает зеркало. ВЕРОНИКА без всяких колебаний показывает зеркало студенту, который заворожено смотрит в него. ВЕРОНИКА отдает Ансельму зеркало, усаживает его в кресло, сама садится на ручку и смотрит в зеркало вместе с ним. Долгая пауза.

   ВЕРОНИКА ( вкрадчиво, тихо и с придыханием) Ансельм! Что ты видишь в зеркале?
   АНСЕЛЬМ (не отрываясь) Я вижу тебя!
   ВЕРОНИКА. Кого?
   АНСЕЛЬМ. Тебя, Вероника! И себя ... конечно. Нас двоих.
   ВЕРОНИКА. Вдвоем нам хорошо?
   АНСЕЛЬМ. Безусловно! Какие дивные мгновения!
   ВЕРОНИКА. А ты еще говорил про какую-то зеленую змейку. Как ее зовут?
   АНСЕЛЬМ (пожав плечами, но продолжая смотреть в зеркало) Не помню... Кажется... Серпентина. Или около того? Да! Она в самом деле прекрасна! Боже! Какие у нее большие голубые глаза! Они вроде растаявших льдов, превратившихся в целый поток такой чистой бездонной воды. Туда можно глядеть и глядеть... (сбивчиво) И... вот так! Утонуть просто можно.
   ВЕРОНИКА. А кого из нас ты больше любишь?
   АНСЕЛЬМ. Не понимаю... Что значит больше? Разве ты и она - это не одно? (отложив зеркало, смотрит на Веронику)
   ВЕРОНИКА (с легким смешком) У меня, кажется, карие глаза?
   АНСЕЛЬМ (не в силах оторваться от глаз Вероники) Правда. Какой я глупый! Серпентина - лишь образ созданный когда-то моим воображением. Этот образ имел надо мной такую власть, что даже являлся ко мне постоянно в видениях. Эта змейка помогала мне переписывать манускрипты. Она даже превращалась в прекрасную девушку. Но только я пытался воссоздать в голове ее образ, так сразу же появлялась ты. Потом ты начала появляться все чаще и чаще. Я даже стал вас путать. Говорю: "Вероника!", а имею в ввиду Серпентину. И наоборот. Теперь я осознал... Я несколько образумился и осознал, что все это время любил именно тебя. И сейчас я вижу тебя, только тебя и никого другого!
   ВЕРОНИКА (в сторону) Теперь он уже точно мой! (Ансельму с притворным упреком) Все-таки жаль, что твои фантазии нарисовали сначала не меня.
   АНСЕЛЬМ (пылко) Не правда! Тебя... Я уже понял. Всегда только тебя!
   ВЕРОНИКА (облегченно и жеманно вздохнув) Ох! А ты обещаешь, что получив женишься на мне, как только станешь надворным советником?
   АНСЕЛЬМ. Всеконечно!
  

Обнимает ее стан, она же слегка касается ладонями его плеч, подводит свои губы к его. Тут входит ПАУЛЬМАН. ВЕРОНИКА с наигранным смущением отстраняется от Ансельма.

   ПАУЛЬМАН (будто ничего и не видел) Ну-ус... Теперь, мой дорогой Ансельм, без супа я вас не отпущу. Потом еще пунш будет!
   АНСЕЛЬМ (немного очнувшись) Благодарствую, господин конректор! Только, к сожалению, мне пора идти переписывать манускрипты у архивариуса Линдгорста.
   ПАУЛЬМАН (показывая ему часы) Спохватились! Смотрите, сколько времени?
   АНСЕЛЬМ (озадаченно чешет затылок) Верно! Уже ведь половина первого. Куда я сейчас пойду? Опоздал уже.
   ПАУЛЬМАН. Ну и чудно! (Уходит)
   АНСЕЛЬМ (ни к кому не обращаясь) К тому же... Может я в самом деле хочу побыть с такой девушкой как...
  

ВЕРОНИКА не дала Ансельму произнести ее имя и, поцеловав его в губы, тут же умчалась. АНСЕЛЬМ погнался за ней. В дверь постучали.

   ПАУЛЬМАН. Да где ж вы все?! Никто открывать не идет! Регистратор Геербранд пришел.
  

Открывает дверь. Входит ГЕЕРБРАНД в бодром, торжественном настроении.

  
   ГЕЕРБРАНД. Приветствую вас, дружище! Рад сообщить вам...
  

Тут вбегают Ансельм и Вероника. АНСЕЛЬМ ловит ее за талию и прижимает к себе. Оба смеются. Лицо Геербранда немного мрачнеет, но ненадолго.

   ГЕЕРБРАНД (в сторону сквозь зубы) Какая милая парочка! Ох, уж этот Ансельм! (Паульману веселым тоном) Какой все же прекрасный денек сегодня, не правда ли? (Ансельму и Веронике машет рукой) Здравстуйте, мадемуазель Вероника! Как поживаете, Ансельм?
  

ВЕРОНИКА, будто и не замечая, протягивает Геербранду руку. Тот ее целует, но с довольно обескураженным видом. АНСЕЛЬМ также в рассеянности протягивает руку, которую регистатор считает долгом не заметить.

   ПАУЛЬМАН (Геербранду). Вы ведь что-то хотели сообщить?
   ГЕЕРБРАНД (Паульману, рассеянно) А, ерунда! Давайте лучше к столу! (старается вновь привести себя в хорошее настроение) Конректор, что мы все в самом деле... медлим! У вас всегда отличный суп, пунш высшего сорта. Таким другом как вы можно только гордиться!
   ПАУЛЬМАН (конфузясь) Право, регистратор! Что-то на вас напало! Я совершенно нормальный, обычный, ничем не выдающийся человек. Но на всякий случай (шепчет на ухо Геербранду) постучите по дереву. И не смотрите на тех двоих, ладно?
   ГЕЕРБРАНД (громко). Ради Бога! О чем вы говорите?!
  

АНСЕЛЬМ и ВЕРОНИКА убежали на кухню. ГЕЕРБРАНД и ПАУЛЬМАН за ними.

Свет гаснет. Сцена заканчивается.

   Сцена вторая
  
   Там же. Посреди комнаты стоит большой стол уставленный пустыми тарелками из-под супа, тарелками со всякой закуской и бутылками пунша, пустыми и полными. За столом сидят те же. Все уже немного выпили пунша, что сказывается на выражении их лиц.
  
   ГЕЕРБРАНД (с некоторым заискиванием). Простите, дорогой студент Ансельм, можно задать вам один вопрос?
   АНСЕЛЬМ (переглядывается с Вероникой) . Спрашивайте! Что-то про архивариуса Линдгорста?
   ГЕЕРБРАНД (потупившись). Да... Что он, собственно говоря, такое? Я им, признаться, здорово заинтересовался.
   АНСЕЛЬМ (с каким-то пьяным торжеством) Так вот! Слушайте, господа! Архивариус Линдгорст в действительности является тем самым единственным и неповторимым Саламандром, который сжег сад Фосфора, царя духов.
   ВСЕ (в удивлении). Вот как!
   АНСЕЛЬМ (продолжает). В наказание он вынужден жить здесь, среди людей в качестве скромного королевского архивариуса. У него на выдане три дочери необычайной красоты, которые и есть те самые золотисто-зеленые змейки поющие в кустах бузины, как самые настоящие сирены.
  

ВЕРОНИКА с ревностью и раздражением смотрит ему в глаза. ПАУЛЬМАН мотает головой и бормочет: "Бред! Не может быть!"

   ГЕЕРБРАНД (похлопывая Ансельма по плечу). Это правда! Вы ведь все видели, как он высекает искры пальцами. Какие еще нужны доказательства? Ты прав, брат Ансельм, и кто этому не верит, тот мой личный враг! (удавряет кулаком по столу)
   ПАУЛЬМАН (пытаясь установить порядок) Господин регистратор, вы совершенно взбесились! Пить пунш, конечно, надо, но меньше. И закусывать больше. Вот сколько закуски! А вы, господин Ансельм, что же такое говорите? Хотите всем заморочить головы?
   АНСЕЛЬМ (смеется). Да, ладно, господин конректор! Неужели не видите, что все ваши попытки опровергнуть истину тщетны? Да вы просто птица филин, завивающая тупеи!
  

Все смеются вместе с Ансельмом. Сердитый ПАУЛМАН пытается заставить всех замолчать, при этом поневоле издает звук, напоминающий крик филина.

   ПАУЛЬМАН (вне себя от оскорбления). Вы забываетесь, студент! Я похож на филина?! Это неслыхано! Вы просто все посходили с ума!
   ГЕЕРБРАНД (в сторону) А ведь и вправду похож! (вслух Ансельму, немного тревожно) А что же ведьма? Та самая старушенция! Вы ее не встречали, надеюсь, больше?
   АНСЕЛЬМ (несколько бравируя). Старуха! Хе-хе-хе! Да она не более, чем дочь оборванного драконьего крыла и какой-то скверной свеклы. Большая часть ее силы заключена в тех злобных тварях, что ее окружают.
   ВЕРОНИКА (уже не может сдерживаться) Неправда! Старая Лиза - мудрая и очень добрая женщина, а ее черный кот - это милейшее существо, к тому же ее кузен.

Все на некоторое время приумолкли, чтобы не доводить Веронику до слез.

   ГЕЕРБРАНД (немного успокоившись, но не протрезвев) Интересно, а может все-таки этот самый Саламандр жрать, не спалив себе бороды?
   АНСЕЛЬМ. Да он и не такое может! Саламандр всемогущ и сильнее ведьмы. А его младшая дочь Серпентина любит меня за наивную душу и доверчивое сердце. Она будет моей, а ее прекрасные глаза будут озарять мой жизненный путь.
   ВЕРОНИКА (злобно, выставив ногти) А кот их выцарапает, эти глазки!
   ПАУЛЬМАН (тоже уже навеселе). Саламандр всех одолеет! Саламандр всех победит! Саламандр всех одо... (осекся) Послушайте, что это говорю?! Кажется, я как и все сошел с ума. (кричит всем) Ура! Я с вами, друзья мои! (Бросает свой парик под потолок)
  

ГЕЕРБРАНД и АНСЕЛЬМ пьют на брудершафт. ПАУЛЬМАН выпивает еще кружку и тут же начинает носиться по комнате с растопыренными руками, крича филином. Затем все трое с удвоенной энергией снова набрасываются на пунш и закуску, выкрикивая тосты-лозунге вроде "Vivat, Саламандр! Старуха must die!" Одна только ВЕРОНИКА в истерике бросается на диван и рыдает. Вдруг в дверь постучались.

   СЕРЫЙ ПОПУГАЙ (за дверью) Пр-ростите, можжно войти?! Я ищу студента Ансельма. (не ожидая приглашения, входит) Всем добррого вечерра! Господин архиварриус Линдгоррст свидететельствует вам свое почтение. Он сегодня понапррасну ждал вас, господин Ансельм, и покоррнейше прросит не прропустить завтррашнего дня. Честь имею! (Уходит)
  

Все немножко в недоумении. Что же касается Ансельма, то тот приходит в безумный ужас и выбегает за дверь. За ним тут же тихонько, но быстро выходит ВЕРОНИКА. ПАУЛЬМАН и ГЕЕРБРАНД обнявшись продолжают допивать пунш, бросают тарелки и поют: "Gaudeamus igitur...".

Свет гаснет. Сцена заканчивается.

  
   Сцена третья
  
   Дом архивариуса Линдгорста. Та же голубая комната, но атмосфера в ней скорее печальная. Листья у растений поникшие, плющ обвис. Пестрых птиц не видно. Слышны лишь редкие крики ворон. Звучит музыка, напоминающая "Холод". Входит АНСЕЛЬМ, усталый, но отнюдь не печальный, держась за голову.
  
   АНСЕЛЬМ (зевая). Как повеселились вчера! Голова гудит до сих пор. Надо же! Напиться до таких видений, что конректор Паульман превращается в филина, а посыльный архивариуса - в серого попугая. Хорошо, что еще вечером ко мне в каморку заглянула Вероника. Куда мне без нее? Ей одной я обязан избавлением от всяких нелепых фантазий. (смеется) Я был похож на человека, уверяющий всех, что он стеклянный, да еще влюбленный в змею. Ха-ха-ха! А у мадемуазель Вероники очень хорошо получается утешать. Особенно ночью! Я определенно женюсь на ней, когда стану надворным советником. Однако, где же господин архивариус?
  

Входит архивариус ЛИНДГОРСТ.

   ЛИНДГОРСТ (приветливо). Ах, кто решился посетить нас! Как самочувствие, господин Ансельм? Вы так здорово вчера выпускали пар за пуншем! Это надо лицезреть собственными глазами.
   АНСЕЛЬМ (сконфужен) А откуда это вам известно? Ах, да! Этот серый попугай...
   ЛИНДГОРСТ. И не только! Не сообразили, что я сидел в миске, которую вы или кто-то из ваших друзей пытались швырнуть в потолок? Вовремя же я смылся в трубку конректора! Ну, ладно, кто старое помянет, того в склянку не посадим. Adiue, продолжайте переписывать. (Начинает уходить и вдруг останавливается и говорит с высокомерием и сожалением одновременно) Да... Я кое-что забыл. Вот вам специес таллер за пропущенный день! (отдает монету Ансельму) Решил вас не лишать его за прогул. Будьте прилежны, до сих пор вы хорошо работали. (Уходит)
   АНСЕЛЬМ (садится за стол). Как болит голова! Как неохото сидеть и переписывать эти треклятые каракули! (смотрит в манускрипты) Боже мой! Эти завитушки, закорючки... Как можно их воспроизвести? Получалось ведь когда-то, умел. Что же теперь стряслось? Нет никакого вдохновения. (через силу берется за перо, обмакивает в чернила, пытаясь что-то написать) Черт! Не пишется ничего. (встряхивает перо и тут же смотрит на оригинал) Клякса! Нет!
  

В ужасе бросает оригинал и садится на стул. Звучит композиция М. Фадеева "Время диких зверей". Тут из кляксы вырывается молния и взлетает к потолку. Комната погружается во мрак, в кругу света лишь Ансельм. Молния тем временем разрастается на потолку и ударяет в кипарисы, из которых выходят гигантские змеи и подползают к студенту.

   ГОЛОС ЛИНДГОРСТА (величественно и грозно) Претерпи наказание, безумец, за свой дерзновенный поступок!
  

Змеи окружают онемевшего от страха студента. Отовсюду слышно громкое шипение. Вокруг Ансельма образуется будто огненный столб, внутри которого не видно что происходит. Затем все гаснет. Сцена заканчивается.

  
   Сцена четвертая
  

Там же. Посередине комнаты стоит большая плотно закупоренная склянка, в которой сидит студент АНСЕЛЬМ в полном отчаянии. Входит ГОФМАН.

   ГОФМАН. Вот так, дорогие зрители, наш симпатичный, но ужасно невезучий студент Ансельм оказался заточенным в хрустальную склянку. Случалось ли вам, уважаемые, хотя бы во сне испытать те адские муки, когда вам не удается даже пошевелится, даже громко заговорить, не услышав осточертевший звон хрусталя. А знаете какой спертый воздух внутри! Склянка наглухо закупорена, через нее не пройдет даже одного глотка свежего воздуха. А вот Ансельму удалось испытать это наяву, а не во сне (если, конечно, не считать реальность сном другого рода). От любого кошмарного сна можно проснуться, а здесь... Вобщем, судите сами. (указывает на склянку)
  

АНСЕЛЬМ с превеликим раздражением молча грозит Гофман кулаком.

   ГОФМАН (выставив руки) Ухожу, ухожу, ухожу... (зрителям) Сейчас все увидите! (Уходит)

АНСЕЛЬМ встает и начинает бить руками по стенкам склянки, крича: "Выпустите меня!". В ответ раздается только хрустальный звон. АНСЕЛЬМ снова садится на дно.

   АНСЕЛЬМ (тихо и скорбно) Бесполезно. Меня не слышат, скорее всего и не хотят слышать. Чем больше стучишь, кричишь и пытаешься что-то делать, тем меньше становится воздуха и труднее дышать. Отсюда не выбраться. Освободит ли меня смерть отсюда? Вряд ли. Может быть... Серпентина? Серпентина! Нет ответа.
   ГОЛОС ГОФМАНА. А ты чего хотел? Сам же виноват! Ты изменил ей, изменил своей любви, своей мечте, своей вере.
   АНСЕЛЬМ (в гневе) Это все вы подстроили, Гофман! Вы - мастер на такие делишки. Ради создания страшненьких сказок навлекаете страдания на своих собственных героев. А их самих толкаете на грехи и ошибки, чтобы они казнили себя изнутри. Вы - злой гений!
   ГОЛОС ГОФМАНА (с печальной усмешкой) Ансельм! Ты же сам сказал мне, чтобы я оставил тебя в покое. Я так и сделал, я больше не лезу в дела своих героев. И вот, что получилось!
   АНСЕЛЬМ (тихо и виновато) Да... Я сам во всем виноват. Неразумно завел себя в эту отвратительную склянку. Я заслужил это наказание, хотя мог быть счастлив, ибо любил Серпентину (да и сейчас люблю). Достаточно было только верить! Верить в этот идеал и жить ради него. Моя змейка так и говорила. Теперь вместо ее прекрасных голубых успокаивающих глаз, вместо ощущения ее губ, несущих такой сладкий яд любви, теперь гибель в этой склянке из-за безверия.
  

Слышиться стук хрусталя о пол. В совершенно таких склянках подскакивает компания подвыпивших студентов.

   1-Й СТУДЕНТ (радуясь) Ба! Какие люди! Вечно страдающий Ансельм. Кто же не знает студента Ансельма?
   2-Й СТУДЕНТ. Все! Пошли пить пиво. Ты ведь тоже на архивариуса работаешь?
   3-Й СТУДЕНТ. Работает, я его уже видел поблизости.
   1-Й СТУДЕНТ. Архивариус заплатил тебе специес-талер?
  

АНСЕЛЬМ кивает.

   2-Й СТУДЕНТ. Тогда пойдем с нами! Сейчас зайдем к Иозефу в самый кассовый трактир, с самыми обалденными девками и с самым хорошим пивом.
   АНСЕЛЬМ (устало). Благодарствую! Вчера я изрядно перебрал пунша.
   1-Й СТУДЕНТ. Ну, как знаешь... Может быть, опохмелимся?

Смеется и с ним смеются другие студенты. Готовятся уйти.

   АНСЕЛЬМ. Да куда ж вы пойдете? Разуйте глаза! Вы же, как я, закупорены в хрустальные склянки. Вас, видно, тоже наказали за порчу оригинала. Вы также потеряли расположение у трех его дочерей, золотисто-зеленых змеек?
   1-Й СТУДЕНТ. Что-то ты бредишь, брат-студиозус! Какие змейки? Какие склянки?
   2-Й СТУДЕНТ. Архивариус, хоть и сумасшедший, но добрейшей души человек. Он никого еще не запирал ни в какую склянку за кляксы.
   3-Й СТУДЕНТ. Напротив, набивает наши карманы до отвала специес-талерами, что позволяет нам вдоволь посещать веселые места и не отказываться от радостей жизни.
   АНСЕЛЬМ. Да опомнитесь же! В этой склянке нельзя нормально дышать, говорить, даже шевелиться. Куда там гулять! И каждый из вас сейчас сидит в такой же склянке.
   1-Й СТУДЕНТ (всем остальным). Пойдемте! Пусть этот Ансельм стоит на Эльбском мосту, продолжает себе смотреть в воду и нести чушь. А мы счастливы, веселы, пьяны! Давайте споем нашу любимую!
   ВСЕ ТРОЕ (начинают петь) Gaudeamus igitur... (Ускакивают в своих склянках)
   АНСЕЛЬМ. Что же такое? Они все глухи, слепы, не чувствуют хрусталя, не дышат воздухом? Да нет же! Ничего с их чувствами не произошло. Им просто здесь удобно, в этой склянке. А что? Хорошая склянка, из настоящего хрусталя. Тепло, светло и мухи не кусаются. Все прекрасно видно. А им больше ничего не нужно. Им не нужна свобода! Они так живут, жили раньше и будут жить. Зачем живут - это уже другой вопрос. Зато они даже и не ведают, что есть на Земле настоящая красота, есть то, во что стоит верить. Они не знают, что есть Серпентина! Никогда не видели, ни змеек в бузине, ни их глаз, не слышали их голоса. О чем с ними говорить? Мне одному выпала доля страдать. И пускай! Теперь я этому даже рад. Я буду верить, что есть Серпентина, что она спасет меня, ибо любит, как я ее.
   ГОЛОС СЕРПЕНТИНЫ. Ансельм!
   АНСЕЛЬМ (взволнованно) Что? Серпентина?!
   ГОЛОС СЕРПЕНТИНЫ. Верь, люби, надейся.
   АНСЕЛЬМ. Я не стою тебя, но я люблю, хоть не достоин любви. А кто достоин? Только тот, кто способен страдать. Надеюсь обрести свободу? Но свободу нельзя просить, ее надо требовать. Я сам лишь виноват в своей несвободе и я же способен возвратить себе свободу. Верю в это и верю в тебя, моя Серпентина!
   ГОЛОС СТАРУХИ. Ха-ха-ха! Какая патетика! Умереть с досады можно.
   АНСЕЛЬМ (с отвращением) Сгинь!
  

Входит СТАРУХА.

   СТАРУХА. Милый мой, я же тебе говорила, что ты попадешь под стекло! Вот так оно и стряслось. А ты еще хочешь доказать, что способен противиться мне. Нехорошо!
   АНСЕЛЬМ (в ужасе, но смело). Пошла отсюда прочь! Хоть к самому Дьяволу.
   СТАРУХА. Хе-хе! Какие мы слова красивые знаем! Ты раздавил морды моим племянникам, замаскированным под яблоки, но я тебя прощаю. Ты неплохой человек, поэтому я составлю тебе счастье. Отнесу тебя к Веронике, которая любит тебя, такого глупого урода. Потом подумаем, как вызволить тебя из твоей склянки и сделать из тебя надворного советника, чтоб ты смог жениться на дочери Паульмана.
   АНСЕЛЬМ (гордо). Даже и не думай! Можешь не стараться зря. Для меня брак с Вероникой будет, что жизнь в этой склянке. Убирайся! Я предпочитаю погибнуть здесь, но заслужить прощение Серпентины, которую одну люблю. Вон! (указывает на дверь)
   СТАРУХА (нисколько не огорчась). Вот дурень! Ну и пропадай в своем пузырьке, задыхайся помаленьку, слушай бесконечный хрустальный звон! Нужен ты мне больно! У меня здесь более важные дела. Например, напакостить как следует этого Саламандру.
  

Исчезает в зарослях и возвращается с золотым горшком. Ставит его на стол. Из горшка показывается испуганное лицо Серпентины.

   АНСЕЛЬМ (снова в ужасе). Ты что собралась делать, грязная тварь?!
   СТАРУХА (обращаясь к своему черному коту). Давай, котик! Иди сюда. Полезай.
  

Входит ЧЕРНЫЙ КОТ и прыгает на стол.

   СТАРУХА. Полезай сюда!
  

КОТ готов запрыгнуть в золотой горшок и погубить Серпентину. АНСЕЛЬМ вскакивает и со всей силы бьет головой о хрусталь так, что сам теряет сознание. Раздается оглушительный звон, на который вбегает в комнату архивариус ЛИНДГОРСТ в своем блестящем камчатом шлафроке. Начинают играть "Дьявольские трели".

   ЛИНДГОРСТ (обращаясь зло и насмешливо к старухе) Попалась, сволочь! Подойди сюда! Не уйдешь.
   СТАРУХА (забегала по комнате, изображая панику) Ох, горе луковое! Енто ж сам Саламандер нагрянул!
  

ЛИНДГОРСТ начинает преследовать старуху. КОТ тем временем неожиданно напрыгивает на архивариуса со спины. Однако, тут подоспел СЕРЫЙ ПОПУГАЙ и начинает клевать коту в голову. ЧЕРНЫЙ КОТ вцепляется в попугая, затем оба они, охваченные борьбой выходят из комнаты. Свет гаснет. В кругу света ЛИНДГОРСТ в обличие Саламандра метает огненные лилии в Старуху. Та увертывается и, в ответ, начинает забрасывать Саламандра комьями раскаленной лавы, но та безвредна ему. Свет опять гаснет и загорается вновь. Теперь в той же комнате, где совершенно не нарушена обстановка стоит архивариус ЛИНДГОРСТ вновь в камчатом шлафроке и держит в руках черную старую свеклу. Входит победоносно СЕРЫЙ ПОПУГАЙ в разбитых очках, держа длинный черный волос.

   СЕРЫЙ ПОПУГАЙ. Победа Саламандрру! Поздрравляю!!! (протягивает волос) Вот, что осталось от вррага!
   ЛИНДГОРСТ (вздыхает) Бедный котик!(Берет волос и прячет в карман. Потом, морщась, протягивает попугаю свеклу) Волос мы сожжем, будь покоен! А ты, мой верный друг, выкинь, пожалуйста, куда-нибудь эту поганую свеклу. Будь так добр! Да так, чтобы ведьма больше не ревоплотилась никуда. Вобщем, знаешь без меня, что делать. (Попогай забирает свеклу, а Линдгорст продолжает) Кстати, я тебе ужасно благодарен за помощь! В качестве премии презентую новые очки. (протягивает очки попугаю)
   СЕРЫЙ ПОПУГАЙ (снимает старые очки и надевает новые) Служу Саламандрру! (Уходит)
  

Архивариус подходит к склянке, где заточен Ансельм и стучит по хрусталю.

   ЛИНДГОРСТ. Ансельм, очнись! Старухи больше нет.
   АНСЕЛЬМ (вскакивает) Как это?
   ЛИНДГОРСТ. Кучер цыкал, цыкал, цыкал, а старушки больше нет. Ведьма побеждена, мною.
   АНСЕЛЬМ (осел) Мда... И что теперь?
   ЛИНДГОРСТ (наклоняясь к золотому горшку) Серпентина, выходи! Все закончилось.
  

Берет неизвестно откуда взявшийся посох, ударяет им о пол. Свет гаснет, в кругу лишь склянка с Ансельмом внутри. Неожиданно ударяет молния, которая рассекает склянку надвое. Опять огненный столб. Свет гаснет, загорается снова, склянки нет, архивариуса тоже. АНСЕЛЬМ, не веря своим глазам, облегченно вздыхает.

   СЕРПЕНТИНА (радостно вбегает) Ансельм! (кидается ему на шею, целует его)
  

Входит ЛИНДГОРСТ. Видя целующуюся пару, откашливается.

   ЛИНДГОРСТ. Кхм... Я рад, Ансельм, что Серпентина тебя, так сказать... простила. Не ты, но враждебное начало в лице этой старухи-ведьмы, упокой Сатана ее душу, привело тебя к безверию и к измене. Твои словоизлияния в склянке, а также тот факт, что ты не перешел на сторону ведьмы и даже предупредил меня, выше всякой похвалы. Я благославляю твой брак с моей младшей дочерью, а в качестве приданного тебе и Серпентине достается поместье в Атлантиде. Эй! (обнаруживает полное отсутствие внимания) Прекратите же целоваться, когда с вами разговаривают! Ох, дети-дети! (разводя руками, уходит)
  

Свет гаснет. Сцена заканчивается.

   Сцена пятая
  
   Дом конректора Паульмана. За столом над грудой перебитой посуды и целых бутылок сидят ПАУЛЬМАН и ГЕЕРБРАНД. Оба также совершенно разбитые. Парик конректора плавает в разлитой луже пунша на столе. Голова регистратора обвязана голубым платком. На улице шумно, все кричат: "Крошка Цахес! Вы только посмотрите на него! Мелкий жалкий урод! Но как вырядился? Точно министр! Ха-ха-ха!". Входит ЦИННОБЕР.
  
   ЦИННОБЕР (заливается слезами) Щпасите, юди добрые! Я - минищтр Цхиннобер!
   ГЕЕРБРАНД (бросает в него свою трость) Сгинь, мерзкий альраун! Тебя тут не хватало!
  

Дверь захлопывается.

   ПАУЛЬМАН (очнулся) Послушайте, почтеннейший регистратор! Неужели мы так перепили вчера этого пуншу, что устроили этот тарарам? Вы знаете, сколько стоит вся эта разбитая посуда? А мой парик? В чем я завтра пойду на службу?
   ГЕЕРБРАНД (устало и сердито). Нет, конректор! Во всем виноват этот проклятый студент! Его сумасшествие, как оказалось, заразно и передается. Он сам распсиховался, всех с ума свел и под шумок слинял. Тут то все и началось! Да еще и этот попугай прискокал. Словно потолок на голову!
   Потом в голове что-то свистело всю ночь.
   ПАУЛЬМАН. Это я храпел...(встрепенулся) Какой еще попугай? Что вы такое болтаете? Это был простой посыльный. У вас похмелье, господин регистратор!
   ГЕЕРБРАНД. Уже не регистратор... (вдруг что-то вспомнил) Точно! Я же забыл, кое-что сообщить. Этот негодяй-студент все испортил! Я сейчас вернусь. (неожиданно убегает за дверь)
   ПАУЛЬМАН (вертит головой) Ничего не понимаю! У всех словно мозги набекрень. Если сумасшествие заразно, то надо изловить этого Ансельма. Скорее всего это так! Один дурак плодит тысячу, как гласит пословицу.
  

Входит ВЕРОНИКА, бледная, вся в слезах.

   ПАУЛЬМАН (шепотом) И эта тоже! (побраговев, кричит) Что за умоисступление в моем доме?! Если студент Ансельм еще заявится здесь, я ему собственноручно голову оторву! За ненадобностью.
   ВЕРОНИКА (плача, обнимает отца за шею) Папочка! Как же Ансельм может прийти? Он же сейчас заперт... в ужасной склянке! Боже мой! (уходит, причитая) Почему, почему так достается этому несчастному человеку? Пусть даже он не любит меня... (скрывается в своей комнате)
   ПАУЛЬМАН (в тревоге) Надо сбегать за доктором Экштейном! (Уходит и возвращается с доктором)
   ЭКШТЕЙН. Ну-ну, опять что ли? (идет в комнату к Веронике и возвращается через некоторое время) Что я могу сказать? Нервные припадки - само пройдет. Гулять, гулять и гулять побольше. Посмотреть "Сестры Праги", здорово помогает. (уходит)
   ПАУЛЬМАН (в недоумении) Никогда еще не был доктор так многословен и так красноречив! Что с ним случилось?

Входит ГЕЕРБРАНД в праздничном наряде, с гордой осанкой, держа в руке маленькую черную коробочку.

   ГЕЕРБРАНД. У меня превеликолепнейшая новость, господин Паульман! Мне позавчера пожаловали чин надворного советника. Да! Я теперь имею патент, скрепленный подпись и печатью. (достает патент и протягивает Паульману) А теперь, (переходит на шепот) позовите, пожалуйста, Веронику.
   ПАУЛЬМАН (кричит и стучится в ее комнату) Вероника! Ты можешь выйти? Тут ре... надворный советник Геербранд просит...
   ВЕРОНИКА (резко распахивает дверь, вытерев слезы, решительно входит, ядовито улыбаясь) Что такое? Господин Геербранд, доброе утро!
   ГЕЕРБРАНД (в смущении, но твердо) Моя дорогая Вероника! Ввиду того, что студент Ансельм ушел и вряд ли вернется, я решил, наконец, признаться, что все это время втайне любил вас.

ПАУЛЬМАН от удивления открывает рот и не закрывает до следующей реплики.

  
   Ныне, набравшись смелости я делаю вам предложение. К тому же, как вы слышали, я уже надворный советник. Примите от меня этот скромный подарок. (открывает коробочку)
   ВЕРОНИКА (подскакивает от нежданной радости) Боже милосердный! Да это же те самые сережки! (бежит к зеркалу примерять)
   ГЕЕРБРАНД (несколько обижено) Что значит "те же самые"? Я же их только что купил на Замковой улице...
   ВЕРОНИКА (подбегает к Геербранду и целует его в щеку) Спасибо вам, милый Геербранд! Вы знали, как расстрогать мое сердце, когда еще я была совсем маленькой. (садится на диван, полностью успокоившись) Присядьте, господа!
  

Все присаживаются.

   ВЕРОНИКА. Благодарю вас, господин Геербранд, что вы сделали мне такое признание! Я давно уже догадывалась о ваших чувствах, потому и обходилась с вами несколько холодно. Извините, такой уж у меня характер. Позвольте мне раскрыть теперь, что у меня на душе. Да, я очень любила Ансельма. Он довольно неглупый, красивый и незаурядный молодой человек, несмотря на свою скромность и неряшливость. К тому же, обещание довести его до надворного советника так взволновало меня, что пробудило во мне глубокую и сильную страсть к этому студенту. Я даже пришла к некой ведьме, которая выдала себя за мою старую нянюшку Лизу. Эта колдунья сделала все, чтобы помочь мне заполучить Ансельма. Я его почти влюбила в себя, но его любовь к зеленой змее оказалась сильнее. А теперь, мне остается лишь пожелать ему счастья с его новой невестой, которая богаче и красивее меня. Я торжественно отрекаюсь от тех темных чар, коими наделила меня ведьма, к тому же она скончалась, а то зеркало, которое дала мне (показывает всем осколки) разбилось... Подождите, дослушайте меня! Я согласна также выйти замуж за вас, надворный советник Геербранд. Вы тоже очень хороший человек. Обещаю вас любить, уважать и быть преданной вам всю жизнь, насколько хватит у меня сил.
   ПАУЛЬМАН (придя в себя) Этого быть не может! Она сумасшедшая! Какая из нее выйдет надворная советница?
   ГЕЕРБРАНД (очень доволен) Отчего же, милейший Паульман? По-моему, ваша прелестная и умная дочь метафорически дала понять, что окончательно разрывает с Ансельмом. К этому студенту она действительно имела какую-то склонность. По своей детской наивности Вероника обратилась к одной гадалке и ворожеи, которой надо полагать является известная старуха Рауэрин, жившая у Озерных ворот. Трудно отрицать существование всяких тайных искусств, производящих зловредное воздействие на человека. Однако, девушка не дала себя увлечь всякой глупостью и теперь символически дает нам понять это через поэму о браке Ансельма с некоей зеленой змеею.
   ВЕРОНИКА (отмахнувшись) Думайте, как хотите. Считайте это хоть за дурной сон.
   ГЕЕРБРАНД. Но нет, Ансельм же действительно одержим какими-то тайными силами...
   ПАУЛЬМАН. Ни слова более, господин надворный советник! А то я рассержусь и не отдам вам свою горячо любимую Веронику. И хватит злоупотреблять пуншем, дружище! (Веронике) Дорогая моя дочь! Я рад, что ты выходишь замуж за такого серьезного человека (к тому надворного советника) как Геербранд. Ты немного шаловливая и страстная девушка, но твой муж будет тебе надежной опорой, слушай его всегда. Да благославит вас обоих Господь Бог! А вот и суп подоспел.
  

СЛУЖАНКА вносит кипящий суп. ПАУЛЬМАН торжественно снимает крышку супницы.

   ГЕЕРБРАНД (поднеся руку к пару) Клянусь хранить любовь и верность своей будущей жене Веронике в болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас!
   ВЕРОНИКА (поднеся руку к пару) Клянусь хранить любовь и верность своему будущему мужу Геербранду в болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас!
   ПАУЛЬМАН (зрителям) Да! Клятва у пара горячего супа имеет древний мистический смысл.
  

ГЕЕРБРАНД и ВЕРОНИКА целуются, затем все трое садятся за стол. Свет гаснет. Сцена заканчивается.

  
   Сцена шестая
  
   Дом Гофмана. Комната освещена свечами стоящими на писменном столе, за которым сидит сам автор сказки и продолжает писать. Однако, ГОФМАН здесь уже немного простуженный, горло обмотано шарфом, на столе лежит грязный носовой платок. Писатель постоянно кашляет, чихает и сморкается. Вокруг на цыпочках ходят испуганные ПРИВИДЕНИЯ, вздрагивая при малейшем чихе или кашле Гофмана. Тем временем входит еще одно приведение и подносит ему стакан с пуншем. ГОФМАН на некоторое время отрывается от сказки.
  
   ГОФМАН (хрипло, но с чувством благодарности) Спасибо вам, мои дорогие! (пьет пунш) Вы не обижаетесь на больного сварливого писателя? У меня ведь такой тяжелый характер, поэтому я иногда срываюсь на вас, как было в начале пьесы.
   ПРИВИДЕНИЯ (дружно) Что вы?! Что вы?!
   1-Е ПРИВИДЕНИЕ. Вы - наш благодетель, наш создатель!
   2-Е ПРИВИДЕНИЕ. Где мы еще можем найти приют, кроме как у вас?
   3-Е ПРИВИДЕНИЕ. Все стали скучные, злые, бесчувственные...
   4-Е ПРИВИДЕНИЕ. И ни капли не бояться привидений!
   ВСЕ ПРИВИДЕНИЯ. Вы совсем не такой! Мы вас так любим. (подходят и целуют его)
   ГОФМАН (расстроган) Ой, не надо... Не так уж я вас и боюсь. Хотя, признаюсь, все никак не излечусь от ночных страхов. Ну, что бы я без вас делал? Но хватит нежностей! Надо, наконец, закончить эту сказку.
  

ПРИВИДЕНИЯ отходят и опять прячутся по углам.

   ГОФМАН (серьезно) Вот так все пришло к развязке. Можно сказать - happy end! Две счастливые свадьбы. Остается одно но... Никак не могу описать ту самую Атлантиду, там где Саламандр оставил Ансельму и Серпентине свое имение. И в этом все дело! Тут уж никакое воображение поэта, никакие слова мне не помогают. Ничего не получается с последней вигилией. Сдается мне, что это происки друзей ведьмы! Они демонстрируют передо мной зеркало, где я выгляжу такой измученный, как Геербранд после попойки. Кстати, моя супруга готовит великолепный пунш!
  

Горестно вздыхает, встает и начинает, громко топая, ходить кругами. Тут в дверь раздается стук. Одно из ПРИВИДЕНИЙ выходит открывать и возвращается докладывать.

   ПРИВИДЕНИЕ (вытягиваясь в струнку) К вам королевский тайный архивариус Саламандр Линдгорст.
   ГОФМАН (опешил) Как?! Герой сказки в гости к сказочнику? Очень мило! (привидению) Веди его сюда, конечно. Милости прошу!
  

Садится на место. ПРИВИДЕНИЕ исчезает за дверью. Входит ЛИНДГОРСТ.

   ЛИНДГОРСТ (приветливо улыбаясь) Как поживаете, ваше благородие? Как ваше драгоценное здровье? Неважно, насколько я вижу. А как не менее драгоценное здоровье вашей уважаемой супруги? Хорошо, я уже знаю. Так в чем проблема? Не можете написать последнюю вигилию? Помилуйте! И так уже чего только не написали вы в тех одиннадцати! Я побаиваюсь, как после этого на меня бы не стали косо смотреть на службе. Как вам известно, в просвещенном государстве не поощряют занятие высоких постов всякими волшебниками и духами. Мои друзья трясутся уже при общении со мной, опасаются воспламения своих фраков. Но не волнуйтесь! Как говорится, первое правило - не стоит расстраиваться из-за ерудны, второе - все на свете ерунда. Вы очень даже недурно высказались в мой адрес, а также в адрес моей младшей дочери. (мечтательно) Эх! Как бы мне двух остальных замуж выдать? (пауза) А между прочим, вам привет от бывшего студента богословского факультета - а ныне поэта - Ансельма! Он на вас нисколько зла не держит, даже вам очень благодарен. Так вот... Помятуя ваше симпатичное отношение, я решил помочь вам дописать двенадцатую вигилию. Приглашаю вас к себе в гости! Зайдете ли в ту голубую комнату? Хотите ли немного поиграть в студента - переписчика манускриптов?
   ГОФМАН (кашлянув) Простите меня великодушно! Я, право, действительно сейчас нездоров и поэтому...
   ЛИНДГОРСТ. Ну и ладно... Не хотите приходить и не надо, я только предложил. У меня тут есть один элексир! (достает пузырек, хрустальный бокал и ставит на стол) Попробуйте, он разбудит ваше воображение. (смотрит на испуганное лицо Гофмана) Да вы не бойтесь, это не наркотик и не яд! Какой смысл герою травить своего создателя?
   ГОФМАН (в сторону) Какой однако раговорчивый этот архивариус! (Линдгорсту) Заранее вас благодарю! Спасибо также за то, что навестили больного человека. (Наливает полный бокал элексира выпивает и мгновенно засыпает)
  

ЛИНДГОРСТ вкладывает в его правую руку перо, обмакивает в чернила и, не дождавшись прощания, тихо выходит. ГОФМАН спит и во сне записывает. В это время играет восточная медитационная композиция. По сцене проходят АНСЕЛЬМ и СЕРПЕНТИНА, держась за руки и шепча друг другу какие-нибудь японские трехстишия.

  
   ГОФМАН (проснувшись) Вот это сон! Какой счастливец, этот Ансельм! А еще говорят, что он неудачник. Так запросто сбросить все тяготы обыденной жизни! Переместиться, жить в этой прекрасной стране воображения и творить, творить, творить... (останавливается) Кстати, а где архивариус? Ведь это надо же проспать уход со сцены собственного героя! (опускает голову и читает написанное) Хорошая все-таки сказка у меня получилась! (обращается к зрительному залу) Или нет? Впрочем, лучше выскажите свое мнение на страницах книги отзывов, ее мне читать куда приятнее, нежели критические статьи. Обещаю, что следующая сказка будет пострашнее. (собирает листы, упаковывает их, одевается и собирается уходить, но вновь поворачивается) Теперь все! Отнесу все эти вигилии в редакцию и пусть со мной делают, что хотят. Но предупреждаю! Если какой-нибудь доморощенный критик опять скажет мне, что это (показывает рукописи) формализм и поток сознания, то... Я тогда собираю свои вещи, оканчиваю работу на этой Земле, улетаю в Атлантиду на постоянное место жительство и ухожу в драконы.
   ПРИВИДЕНИЯ (выглядывают в испуге) А мы?
   ГОФМАН. Ничего с вами не будет, не бойтесь! Думаете, жена меня отпустит без нее и без вас? Как бы не так! (зрителям) Ну, все! Благодарю вас за внимание, дамы и господа! (откланивается, закрывает за собой дверь, но тут же возвращается) Простите меня, я кое-что забыл сказать. Что же именно? Вспомнил! (максимально серьезно) ПОЭЗИЯ СПАСЕТ МИР! Adieu, господа! (уходит)
  

Занавес. Конец пьесы.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"