Заморосил дождь. В мороси нечеткие очертания домов, деревьев, вывесок магазинов, трактиров, сторожевые будки у департаментов, навевали благоприятность душевного покоя. И вместе с тем в размытости моросящей пелены таилось что-то необыкновенное в обыкновенном, знакомом. Подковы лошади выбивали ритмичную дробь. Коляска катила по булыжной мокрой мостовой. Княгиня Ольга в окно экипажа всматривалась в очертания улиц и домов и вскоре, за поворотом показался знакомый дом, с которым у Ольги были связаны воспоминания. У Софьи Алексеевны Горбуновой после смерти мужа осталась приличная коллекция живописи и в память о супруге продолжала заниматься собирательством живописных работ, хотя представление о живописи у нее было весьма, весьма скромное, но вот каким-то непостижимым образом оценивала: хороша, не очень или плоха работа. Картины продавались, обменивались, приобретались новые. На новые приобретения у нее в гостиной собирались любители живописи. Большая гостиная наверху была приспособлена для осмотра: стеклянный потолок с двумя эркерами. Дневной свет мягко и ровно освещал стены с картинами.
Софья Алексеевна статная, высокая, укладывая русую косу венцом вокруг головы, приобретала сходство с венецианскими крестьянками. А для художников с рубенсовскими пристрастиями могла вполне быть прекрасной натурой.
--
Княгинюшка, Ольга Константиновна, рада то я как вам! - она подхватила под руку княгиню Ольгу, повела в комнаты.
--
Софья Алексеевна, вы угрожающе хорошеете.
--
Да, полно, вам. Кому это я угрожаю. И обе рассмеялись.
За чайным столом народу было немного. В углу в кресле с чашкой сидел молодой граф Разумовский Ипполит. Он поднялся, уступая ей место.
--
Нет, нет, граф ... я сразу пойду наверх.
--
Мне можно с вами, княгиня?
Ей было приятно, что он изъявил желание вместе с ней посмотреть новые приобретения Горбуновой.
--
Вы меня ставите, граф, в неловкое положение. Почему я должна разрешать вам или не разрешать? Кстати, вы уже были наверху?
--
Еще нет. Я только что приехал. Она увидела, что граф был одет для верховой езды.
--
Ага, значит, это ваша красивая коняга под седлом у крыльца.
--
Да, моя, княгиня.
--
Ну, хорошо, идемте же.
Приобретения Софьи Алексеевны были неважные. По крайней мере, по разумению княгини Ольги. Карандашные миниатюры собора Св. Петра в Ватикане, развалины Помпеи, Апиева дорога и неаполитанский залив с парусниками при закате в масле. Княгиня была наслышана, что бойкие уличные итальянские художники выжаривали на солнце белую бумагу, затем делали рисунок на ней и выдавали за старую миниатюру, исполненную свинцовым карандашом. Графа привлекла миниатюра неаполитанского залива.
--
Ну, что же вы, граф. Техника письма изумительна, даже на грани изощренности, но без всякого чувства. Такие картинки дарят на память, кто посетил Италию.
--
Совершенно с вами не согласен, все так выписано тщательно, а поэтому создается впечатление полноты реальности.
--
Разве что полноты реальности и не более.
Граф Ипполит расстроился, что его восприятия не совпадают с княгиней Ольгой. И он ринулся в спор.
- А вот это вы мне объясните, - он перешел к двум акварельным этюдам. На одном зима. Хутор у леса. Два желтых пятна окошек в доме, светло-голубой снег в сумерках с синими сугробами. На другом - черные стволы деревьев, пробивающаяся зелень травки и женская фигура, собирающая подснежники. Акварельные этюды были выполнены по мокрой бумаге. Подобная техника требовала очень быстрой работы, пока не высохла бумага. В процессе работы ничего исправить нельзя, предметы выглядели размытыми, с нечеткими очертаниями и создавали настроение романтической ностальгии.
- Нагромождение размытых пятен, подтеков, с трудом угадывается домик. Отсутствие всякого рисунка. Можно ли говорить о чувственном восприятии? Княгиня покраснела.
--
Я не могу судить, граф.
Софья Алексеевна подошла к ним и со свойственным ей радушием обратилась к графу:
Я рада, граф, что вам нравятся эти акварели. Княгиня обещала мне написать еще несколько этюдов. Смущение графа было так велико, что он как гимназист, которого отчитывают за проступок, не смог поднять головы, рассматривая носки своих сапог.
Софья Алексеевна ушла. Пауза затянулась. Наконец, справившись с собой, Ипполит поднял глаза на Ольгу.
--
Извините.
--
Ну, что вы, граф. Мне не за что вас извинить. Представляете, если бы вы знали - это мои этюды и безудержно хвалили?.. какая гадость. Она вдруг быстро спустилась вниз и отправила экипаж домой. Затем вернулась в дом, набросила на голову легкий ажурный платок и обратилась к графу:
--
Проводите меня, пожалуйста, домой.
Они вышли на крыльцо.
--
У меня нет экипажа. Что-то сломалось, и кучер уехал в кузницу.
--
Я сейчас, достану пролетку.
--
Нет, - остановила она графа, - я хочу верхом.
Граф подтягивал подпругу. Княгиня потрепала лошадь по морде и погладила ладонью мягкие бархатистые губы. Граф помог княгине сесть в седло.
... Дождь усилился. Крупные капли барабанили по крыше экипажа. Княгиня приказала остановиться. Кучер натянул на себя капюшон. Княгиня смотрела в окно на дождь. Какая хлесткость дождя низвергала энергию природы, стремясь смыть последние следы мартовского снега, залежавшегося в укромных местах города. За сплошной стеной дождя уже было не видно дома Горбуновой.
... Княгиня покачивалась в седле. Граф под уздцы вел лошадь.
Княгиня Ольга в напряжении ждала, что Ипполит вот-вот впрыгнет в седло и они вначале иноходью, потом рысью и галопом понесутся навстречу неизведанному, тревожному, в ушах будет свистеть ветер. Она будет чувствовать его руки, коротко держащие повод.
... Буйство дождя пьянило. Княгиня с жадностью смотрела в окно на сплошную стену дождя, на секунду разрываемую порывом ветра - передышка - и снова нескончаемый поток энергии.
Вскоре показалась усадьба. Княгиня покачивалась в седле. Граф по-прежнему вел лошадь под уздцы. Так он и доставил ее домой.
... Княгиня приказала кучеру ехать как можно быстрей. Экипаж несся, переваливаясь с боку на бок в кромешной темноте потока воды.
Желтые газовые фонари разрывали нежные сиреневые сумерки. К подъезду с широкой мраморной лестницей, к городской усадьбе графа Разумовского один за другим подъезжали легкие экипажи. Граф по пятницам давал обед.
В гардеробной толпились приезжие, дамы убегали в туалетные комнаты поправить прически и проверить, не смазались ли мушки.
В дверях зала мажордом, три раза ударяя посохом в пол, сообщал о прибывших. Зал постепенно заполнялся кринолинами с замысловатыми прическами. Мужчины во фраках, в смокингах, в сюртуках, мундирах и даже мелькали рясы. Только что кончилась мазурка, мужчины провожали дам к банкеткам и креслам, расположенным вдоль стен. Снова появился мажордом и возгласил:
- Княгиня Ольга Константиновна Глинская.
Особого внимания к себе она не вызвала. Присутствующие продолжали на банкетках свои беседы, но и немало, особенно мужчины, повернули головы к княгине. Старшие считали ее несколько странной, другая возрастная часть оригинальной, а дамы примерно ее возраста неизвестно к чему ревновали и слегка завидовали ее раскованности и свободному поведению, не укладывающемуся иногда в рамки традиционного этикета.
Княгиня была ослепительна. В бежевой накидке, полы которой красиво опадали на широкие бледно-голубые складки платья. На шее скромный серебряный крестик, в ушах две капельки бриллиантовых сережек, но самое неизгладимое впечатление присутствующих, особенно у женщин, вызвала прическа. Какая прическа? Ее просто не было! Гладкие, коротко стриженые волосы цвета спелой вишни обрамляли ее лицо. На локтевом изгибе* руки княгини висела камышовая сумка, с которой обычно кухарки ходят за провизией, полной пасхальных крашеных яиц. Она обходила присутствующих, дарила каждому крашеное яичко и с улыбкой тихо говорила: в канун благословенных дней пасхи. На короткое время воцарилось замешательство, присутствующие вертели в руках крашеные яйца, с недоумением взирая на княгиню. Но вдруг веселое оживление пронеслось по залу, послышался легкий хруст ударов яиц друг о друга, смех, среди мужчин мелькали ассигнации, расплачивались за проигрыш те, у кого оказывалось яйцо разбитым. Молодые баре козлами прыгали вокруг барышень, предлагая с ними сыграть, наклонившись к ушку что-то шептали, барышни, отпрянув и пряча крашеное яичко за спину, фланировали по залу в поисках того, кому они симпатизировали, в надежде завязать легкий флирт.
Княгиня Ольга, раздавая яички, стояла спиной к входной двери зала, она чуть порозовела от легкого волнения, встряхнула головой, волосы оббежали вокруг головы и успокоились вдоль лица. Она знала, что этот жест красив. Она безошибочно угадала появление в дверях молодого графа Ипполита и обернулась.
В сером сюртуке, в темно-синем бархатном жилете, особенно подчеркнутом белой рубашкой с пластроном, с тростью у бедра граф неторопливой походкой подошел к княгине.
--
А меня, княгиня, вы не хотите одарить?
--
Что вы, граф, пожалуйста, - она открыла сумку, - выбирайте.
Граф выбрал однотонное яйцо с терракотовым окрасом. Княгиня выбрала еще одно - пестрое.
- Вот, возьмите. - Ее переполняло волнение и радость, что вот граф стоит перед ней со снисходительной улыбкой, дарящей* рабу. Она готова отдать ему всю сумку с яйцами, если это не было бы так глупо.
- Помилуйте, княгиня, это же за какие заслуги вы дарите мне сразу два.
Княгиня покраснела. Наступила пауза. Граф лихорадочно искал, как снять смущение княгини. Но она опередила графа, справившись с неловкостью.
- А пестренькое мое. Я потом его у вас заберу.
Поистине - какая женская находчивость и изобретательность. Теперь граф вынужден был находиться поблизости от княгини Ольги, которая в любой момент может попросить свое пасхальное яйцо.
Обеденный зал с длинным столом, покрытым белоснежной скатертью с вензелями рода Разумовских, походил на выставку изумительного хрусталя разнообразных оттенков. Бокалы, рюмки, вазы, графины разных цветов и размеров, хрусташки с салатами и "грюнзее", хрустальные подставки для ножей и вилок с серебряными крестовинами - лапами. И все это плавилось и искрилось всеми цветами радуги от многочисленных горящих свечей потолочных люстр. Лакеи в ливреях шитых серебром бесшумно скользили вдоль стола, расставляя недостающие обеденные приборы, и тут же бесшумно исчезали. С двух сторон распахнутых дверей в зал степенно, не торопясь, с приглушенным говором соблюдая этикет, втекала приглашенная знать. И только княгиня Ольга, нарушив этикет, всех опередила и одна из первых уселась за стол. Украдкой, поглядывая по сторонам, - она искала Ипполита. Наконец, он появился, увидел княгиню и опустился в кресло рядом с ней.
- Не пожелаете ли сыграть со мною, княгиня? - Ипполит в обеих руках держал пасхальные яйца - пестрое и однотонное, терракотовое. Княгине Ольге не понравилось бесстрастное лицо Ипполита. Ни улыбки, ни игры наивного взгляда, которые обычно сопутствуют легкому флирту.
- Если я проигрываю, граф ... - она не успела договорить, Ипполит наклонился к ней.
- Один. Один единственный поцелуй, - прошептал он ей на ухо. Она слегка отстранилась, скользнула взглядом на сидящих напротив пожилых дам и посмотрела на графа.
--
Хорошо. Ну, а если выиграю я ...
--
Все, что угодно, - прервал ее граф.
--
Очень опрометчиво. - В княгине вспыхнул азарт. Наконец она увидела улыбку на лице Ипполита.
Трость графа, прислоненная к подлокотнику кресла, была великолепной. Тонкая, из кипарисового дерева, темно-вишневая, с серебряным набалдашником в виде головы орла. Ниже серебряная тулья с изумрудом в ажурной золотой оправе.
--
Ваша трость.
--
Прекрасно. - Граф передал ей пестрое пасхальное яйцо.
Она встряхнула головой и с улыбкой озорной девчонки незаметно повернула яйцо острым концом. Удар... Граф проиграл, яйцо треснуло. На мгновение Ипполит был обескуражен, но тут же поцеловал руку княгини.
- Поздравляю. - Передал трость.
Княгиня прислонила ее к подлокотнику своего кресла.
Вскоре после обеда, отяжелев, все медленно потянулись в соседнюю залу - к десерту. Граф не пошел к десерту, княгиня, поигрывая тростью, тоже не пошла. Потеряла из виду Ипполита. Побродив по дому, нашла его за ломберным столом, он сидел к ней спиной. Она пристально посмотрела на него, в надежде, что он обернется, но он не обернулся. Она принялась внимательно рассматривать трость. И так, не отрывая от нее взгляда, спустилась по широкой лестнице портала - уехала домой.
Княгиня Ольга проснулась в обыденном чувстве встречи утра: солнечный луч, как всегда, покоился на половине рамы картины Ватто. Она вспомнила, как вчера выиграла трость у Ипполита. Приподнялась на подушках и увидела возле подзеркальника, в уголке трость. Несомненно, она была дорога графу. Она действительно являла собой произведение искусства. Княгиня вдруг ощутила проникновенное чувство радости и волнения. Она прогуливалась по аллеям парка с тростью. То слегка опираясь на нее, то держа ее на весу или, беря в обе руки - ладонью проводила по лаковой поверхности. Однажды она оставила трость у скамейки. Спохватилась и бежала назад от пруда, и лицо ее выражало состояние человека, который бежит навстречу после долгой разлуки.
Каждое утро, проснувшись, она переводила взгляд к подзеркальнику, где в углу стояла трость. Выпархивала из постели и в ночной рубашке фланировала по спальне с тростью.
Она посещала салоны, литературные, музыкальные, званые обеды и ужины в надежде встретить Ипполита, но его не было.
И она решила ехать в усадьбу Разумовских. Она должна увидеть Ипполита. Еще, не зная как она объяснит свой приезд к графу, легкая коляска подкатила к подъезду усадьбы. Княгиня выскочила из коляски, придерживая на весу трость, взбежала по широкой лестнице.
Графу доложили о приезде княгини. Он вошел в гостиную. Княгиня в легком бежевом платье с глухим воротом сидела в широком кресле с атласной синей обивкой, пальцы, придерживающие трость, слегка вздрагивали.
- Неожиданность, какая приятная. - Граф одет был для верховой езды. В кресло напротив княгини не сел и она поняла, что отменять свою верховую прогулку по случаю ее приезда не будет.
--
Вы не больны, граф?
--
Да, слава Господу, нет. Обеспокоить вас изволил?
--
Вас давно нигде не видели. Вчера на вечерней музыке у Холодовых о вас спрашивали.
--
Скучно, княгиня, все эти собрания превращаются в неудержимые сплетни и пересуды.
--
Это такая обыкновенность людей посплетничать. В этом я не вижу укора.
--
Скучно, скучно, княгиня. Вы знаете, я как-то набрел на муравейник. И стал рассматривать муравьев в увеличительное стекло. Хлопоты муравьев меня удивили. Это совершенно непостижимая организация насекомых. Представьте, один муравей ухватил высохшую травинку - бревно, тащит ее и тут же другие подхватывают, помогают ее протолкнуть в норку. Поразительно осмысленно.
Опомнитесь, граф, какие муравьи? Ну, хорошо, это ваше увлечение, но навязывать его княгине, которая так смело решилась приехать к вам совершенно не для того, чтобы выслушивать ваши восторги по поводу муравьев.
Неужели вы не поняли, что она приехала с вашей тростью. Да, да она не расстается с ней. В трости заключено ее еще робкое, но уже определенное к вам чувство, а вы равнодушно лезете с вашими муравьями. Княгиня Ольга почувствовала, что она для Ипполита не представляет никакого интереса. Она смотрела на узор ковра.
Княгиня, милая моя, найдите силы и не обманитесь. Чувство достоинства и гордости должно вас посетить. А, впрочем, простите, нет права у меня советовать как поступить.
Княгиня решительно встряхнула головой и поднялась с кресла.
- Я приехала, граф, чтобы отдать вам трость. Я не могу избавиться от выражения вашего лица, когда, проиграв, вы отдали мне вашу трость. Ваш взгляд был полон досады и мучительного расставания с дорогой вам вещью.
- Помилуйте, княгиня, какие пустяки. Я трость нашел в старых вещах. Видите ли, у меня была очень дорогая древняя римская монета на серебряной цепочке. Она всегда была со мной. Я любил ее иметь (держать) в руке, перебирая. Привычка. И вот потерял. Нашел трость. Не обессудьте, мне нужно, чтобы я что-то имел в руках. И вот подвернулась трость.
- Нет, граф, трость очень искусно сделана. Она красива и изящна. И вы меня не убедили, что она вам безразлична.
- Уверяю вас. Она мне безразлична. Не нужна. И потом, ведь вы ее выиграли.
- Нет. Вот ваша трость. - Она решительно положила трость на кресло. Прощайте. - Быстро пошла к дверям.
Но княгиня уже спускалась по широкой лестнице дома, прыгнула в коляску и уехала. Ипполит стоял у окна и в недоумении смотрел ей вслед.
На следующее утро княгиня Ольга проснулась поздно. Невольно перевела взгляд в угол возле подзеркальника, где она всегда оставляла кипарисовую трость Ипполита с изысканным набалдашником в виде головы орла, но там было пусто. Она закрыла глаза. На ресницах блеснули хрустальные бусинки. Сегодня в Рождество Пресвятой Богородицы погода выдалась солнечная. Купы кленов в лучах солнца пламенели красками от зелено-желтого до красного и бурого.
Целый день она бродила по парку, затем почти до самого ужина была в библиотеке. Поднимаясь к себе в спальню, княгиня пошла через гардеробную. В стойке со старыми зонтами и тростями и оказалась трость Ипполита. Она не удивилась. Равнодушно скользнула взглядом.
Набалдашник в виде головы орла, серебряная тулья с изумрудом в ажурной золотой оправе выглядели обыденно и не столь изящными.
Вскоре у Софьи Алексеевны в коллекции появился акварельный этюд: парковая осенняя. Кленовая аллея, на первом плане скамейка с прислоненной к ней кипарисовой тростью Ипполита.
А у графа в кабинете в рамках, застеклены прежние этюды княгини Ольги, которые он приобрел у Софьи Алексеевны Горбуновой.