На засыпанной песком площади, окруженной руинами некогда величественных зданий, до сих пор еще гордо высится бронзовая статуя. Женщина, юная и прекрасная, простирает над городом правую руку, словно благословляя его. Другой рукой сжимает она большой круглый щит. Трепещут на ветру ее легкие одежды, глаза пристально вглядываются вдаль, словно ищут что-то на пустынном морском берегу, где перекатываются у песчаных осыпей беспокойные вспененные волны. Уже несколько столетий стоит так она на страже родного города.
Ветры бродят по разрушенным улицам когда-то могучего Херсонеса, кидая пригоршни песка в обвалившиеся стены домов. Но если ты захочешь узнать о минувших днях его славы, - остановись возле статуи, о путник, смахни пыль с каменного пьедестала и прочти о подвиге Гикии - героини Херсонеса.
* * *
Радостно шумит разряженная толпа в доме архонта Ламаха - правителя Херсонеса. Без устали снуют слуги, разнося тяжелые подносы со всевозможными яствами. Льется рекой доброе вино из отборных сортов винограда. Ныне празднует Ламах свадьбу дочери своей, красавицы Гикии, с Клитандром, сыном боспорского царя Асандра. А значит - приходит конец давней вражде Боспора и Херсонеса, значит, - мир наконец-то воцарится между двумя могущественными соседями, и скоро не военные корабли, а купеческие суда проложат постоянные пути от одного берега Эвксинского Понта до другого.
Не сразу согласился на этот брак Ламах, собрал на совет именитых граждан своего города. Долго думали они, и, наконец, обратился к собранию мудрый старейшина Сават:
- Граждане, - сказал он, - ныне есть у нас повод предать забвению старые распри. Не раз и не два приходилось нам военною силой противостоять мощи Боспорского царства. Но, видно, они, как и мы, утомлены долгой борьбою. Пусть же соединятся дети наши, и этим положим мы начало великой дружбе между Боспором и Херсонесом.
Но возразил ему Зиф, сын Зифов.
- А что если очередной предательский план затеял Асандр? Что если, не сумев одолеть нас силой, задумал он хитростью овладеть Херсонесом? Мудро ли будет собственными руками открыть врата города сыну врага, поселить лазутчика в самом нашем сердце?
Внимательно выслушал их Ламах и принял такое решение:
- Неведомы нам помыслы боспорского царя. Но не можем мы отринуть возможность примирить две наши державы. Пусть же свершится брак Гикии и Клитандра. Но есть у меня одно условие, и на него должен будет согласиться боспорский царевич.
Тут же позвали Клитандра. Вместе со своим отцом и свитой ожидал он решения совета перед покоями архонта и немедля явился на зов.
Радостью осветилось его лицо, когда объявил ему Ламах, что согласен отдать ему в жены свою дочь. Но омрачилось печалью, когда потребовал от него архонт дать священную клятву:
- Слишком много обид разделяет наши государства, - сказал Ламах, - и не так-то легко переступить через них. Потому для спокойствия нашего желаем мы, чтобы ты, Клитандр, поклялся, что после того, как принесете вы с Гикией друг другу свадебные обеты, никогда больше нога твоя не ступит на берег Боспора и никогда не увидишься ты со своим отцом. Если нарушишь это условие - будешь казнен.
В замешательстве посмотрел Клитандр на отца и вдруг увидел, как тот чуть наклонил голову в знак согласия. Никто из херсонеситов не заметил этого жеста. А Клитандр, ободренный, улыбнулся и с готовностью согласился принять условия Ламаха.
Свадебный пир назначили через несколько дней. А до тех пор боспорян со всеми удобствами разместили в гостевом доме, но не забыли на всякий случай приставить к ним стражу, - а вдруг все же не с добром прибыли иноземцы. Асандр не возражал, понимая, что нелегко хозяевам так сразу довериться бывшим недругам. Много времени проводил он в беседах с сыном. О чем они говорили - никто не ведал, но все думали, что царь печалится, предвидя безвременную разлуку. Иные стали даже осуждать Ламаха за жестокое условие, которое он поставил своему будущему зятю.
Юная Гикия не противилась воле отца и беспрекословно согласилась на брак с чужеземцем. Ради счастья и спокойствия родного города была готова она принести эту жертву, но не могла не грустить о том, что никогда не суждено будет ей познать радость настоящей любви.
До сих пор никому из юношей не удавалось тронуть сердца Гикии. Чиста и невинна была девушка, словно дикая лилия, взлелеянная солнцем на каменистом морском взгорье. И хоть слышала она от подружек о радостях любви, хоть видела не раз, как сияют волшебным светом глаза влюбленных, но сама любви не знала. Часто ловила она восхищенные взгляды юношей, многие, очень многие молили ее о снисхождении, но Гикия оставалась неприступна.
И вот теперь должна была она стать верной подругой тому, кого привыкла считать врагом родного города, и разделять с ним все радости и невзгоды...
Наступил день свадьбы. С раннего утра дом архонта наполнился праздничной суетой. Подружки помогли Гикии облачиться в свадебный наряд и убрали ее густые кудри шелковыми лентами и цветами.
Собрались гости, прибыл жених и обряд начался.
Вот в окружении подруг появилась юная невеста. Скромно опущена была ее голова, покрытая прозрачным белым покрывалом, стыдливо потуплены глаза, осененные длинными ресницами.
Вот подвели ее к жениху, и запели подружки торжественный свадебный гимн, когда Клитандр поднялся навстречу своей нареченной. Робко взглянула Гикия на своего жениха, - ведь до этого не доводилось ей его видеть, - и забилось, затрепетало девичье сердечко, жаркий румянец покрыл смуглые щеки.
Не ждала Гикия для себя такого счастья. Думала, провести жизнь с нелюбимым, а и оглянуться не успела - легкой пташкой впорхнула в сердце любовь, и теперь уже, даже если бы и захотела, не изгнать ее оттуда.
Хорош был сын боспорского царя, ох, хорош, в своих расшитых золотом одеждах. Но не изнеженным увальнем выглядел он, а настоящим воином и истинным властелином. Венок из роз лежал на его светлых кудрях, и они сверкали живым золотом в ослепительных солнечных лучах.
С восторгом смотрела Гикия на его широкие плечи, с которых струился за спиной темно-синий, как морская волна, короткий плащ, на сильные руки, привыкшие обращаться с оружием, на гибкий, стройный стан, перетянутый в талии поясом из узорных позолоченных блях. А потом глянули на нее с загорелого лица озорные, лукавые глаза, жемчугом блеснула белозубая, ласковая улыбка.
И возрадовался Ламах, увидев сияющие глаза дочери, и громкими криками приветствовали молодую прекрасную пару веселые гости.
Лишь один из гостей, Леонид, не мог веселиться наравне со всеми. И хоть искренне желал он счастья Гикии, и считал, что достойный она сделала выбор, взяв в мужья Клитандра, не мог не видеть он, что теряет свое собственное счастье.
Долгие годы, с самого детства безнадежно любил он дочь архонта. И хоть считался он первым женихом в Херсонесе, хотя многие девушки заглядывались на него, никто был ему не нужен, кроме Гикии. А она относилась к нему, как к брату. Привыкла делиться с ним своими радостями и печалями, привыкла просить совета, но когда Леонид признался ей в своем чувстве, - лишь рассмеялась.
- Ты ведь мне как брат, Леонид, - промолвила она, насмешливо изогнув брови. - Как же ты можешь стать моим мужем? Что люди скажут? - и убежала, смеясь, лишь пыль взметнулась на дороге от ее маленьких ног.
С тех пор Леонид молча хранил в своем сердце безумную надежду, но рухнули все его мечты, когда увидел он Гикию рядом с Клитандром. И потому, не дождавшись окончания торжества, покинул он гостеприимный дом Ламаха, чтобы никто не увидел его печали.
Он пришел на обрывистый морской берег и долго сидел, укрывшись среди камней, слушая шелест волн и наблюдая, как медленно сползает за горизонт пламенеющий солнечный диск, но все никак не отпускала резкая боль, сдавившая грудь, и глухо ныло сердце, словно от незаживающей раны...
Не знал Леонид, сколько времени прошло, когда послышался ему где-то невдалеке легкий шорох. Луна уже взошла, и ее неровный свет отбрасывал резкие тени на острые грани камней.
Вот как будто бы пошевелилась одна тень, отступила от скалы и превратилась в человека, закутанного в плащ. Вскоре к нему присоединился другой, и Леонид услышал тихий разговор. Юноша вжался в камни и затаил дыхание, стремясь ничем не выдать себя, потому что в одном голосе узнал он хриплый выговор царя Асандра, а второй человек - высокий и широкоплечий, был, конечно же, его сыном.
- Ты уверен, что мы здесь одни? - спросил тем временем Клитандр, внимательно оглядываясь по сторонам. Леонида, скрытого в тени камня, он не заметил.
- Да, уверен, - откликнулся царь.
Некоторое время они молчали, ветер рвал их плащи, словно черные вороньи крылья, затем царь со вздохом повернулся к сыну:
- Теперь я должен оставить тебя, сын мой. Одни боги знают, когда мы свидимся вновь. Но верю, ты не забудешь, зачем на самом деле ты здесь, в Херсонесе.
- Я не забуду, отец, ты можешь на меня положиться, - откликнулся Клитандр. - Придет время, и наши замыслы воплотятся. А пока я буду прикидываться верным гражданином Херсонеса. Вот увидишь, я завоюю доверие Ламаха. Он стар и слаб здоровьем, и после его смерти старейшины сами предложат мне знак архонта!
Царь усмехнулся, и они пожали друг другу руки.
- Да услышат тебя боги, сын. Верю, разлука будет недолгой. А теперь прощай. Я уйду первым. Неразумно, чтобы нас увидели здесь вместе.
- До встречи отец.
Леонид слышал, как зашуршали камни под ногами Асандра, а чуть позже и сын его покинул обрыв. Леонид смотрел им вслед. Мысли вихрем неслись в его голове.
Прав, значит, был благородный Зиф, призывавший не доверять боспорянам. Вот какой способ придумал Асандр, чтобы завладеть Херсонесом.
И снова захлестнула сердце боль, когда понял Леонид, что Гикия, его Гикия, - лишь орудие в руках лживого предателя. Но что мог он поделать? Никогда не поверит его словам юная невеста, решит, что ревность ослепила его, отняла разум, что всюду мерещится ему измена. Да и архонт вряд ли прислушается к нему. Подумает, что злобный навет придумал юноша из мести.
Но был в Херсонесе один мудрый старейшина. К нему-то и пришел Леонид, поведал все, что видел. Выслушал его Зиф и сказал:
- Правильно ты поступил. Ни Ламах, ни Гикия не прислушаются сейчас к твоим словам, слишком ослеплены они достоинствами Клитандра. Так что о том, что тебе известно, пока молчи. Но буду я зорко следить за боспорянином, и стоит ему только оступиться, я найду способ покарать изменника.
Царь Асандр уехал сразу же по окончании свадебных торжеств, сердечно распростившись с Ламахом. Крепко обнял на прощание сына и взошел на свой корабль. Но даже когда скрылись из глаз скалистые берега Херсонеса, продолжал смотреть вдаль боспорский царь, и играла на губах его загадочная улыбка.
Шло время. Гикия счастливо жила с Клитандром. Она искренне любила мужа и считала его преданным гражданином Херсонеса. Он был умным и щедрым и никогда не скупился на добрые дела. Очень скоро он заслужил всеобщее уважение. Ламах старел, и многие прочили на его место молодого сына Асандра, а Леонид все чаще спрашивал себя: уж не приснилось ли ему то ночное свидание на продуваемом всеми ветрами морском берегу?
Через два года умер Ламах, и старейшины собрались, чтобы избрать нового правителя. Клитандр с трудом сдерживал свою радость: наконец-то он был близок к долгожданной цели. Он уже видел в мечтах, как входят в гавань Херсонеса остроносые боспорские корабли и гордые старейшины преклоняют головы перед своим новым царем и правителем.
Но когда объявил совет свое решение, выяснилось, что архонтом избран не Клитандр, а Зиф, мудрый сын Зифов.
Рухнули хитроумные замыслы Клитандра. Ничего не оставалось ему, как стиснуть зубы и искать другой способ завладеть Херсонесом. И такой способ был вскоре найден.
Гикия попросила совет разрешить ей отметить пышным празднеством первую годовщину смерти Ламаха. Совет согласился, и Гикия разослала приглашения всем согражданам, а сама стала готовиться к предстоящему торжеству. Ей хотелось, чтобы горожане надолго запомнили этот праздник. Клитандр же понял, что само небо посылает ему подходящий случай для осуществления его коварного замысла. Тем более что до назначенного дня оставалось еще несколько месяцев.
Он отправил гонца к отцу в Пантикапей с посланием, в котором изложил свой план. Тогда Асандр через определенные промежутки времени стал прислал сыну корабли с дарами для Гикии и старейшин. Вместе с дарами прибывали боспорские воины, якобы для охраны. Передав дары Клитандру, они возвращались на корабль, а ночью, под покровом темноты, садились в лодки и высаживались на пустынный берег неподалеку от Херсонеса. Там уже ждал их доверенный раб предателя и провожал к месту, где они могли укрыться.
Так шло время, и наконец до празднества осталось всего три дня. Никто из херсонеситов даже не подозревал, что под самым боком у них собирается грозная опасность. Архонт Зиф считал, что Клитандр, потерпев неудачу, хотя бы на время оставил свой преступный замысел. Боспорянин был как никогда добр и нежен со своей красавицей женой. И только Леонид предполагал неладное: уж больно щедро осыпал подарками херсонеситов царь Асандр. Тогда решил он выяснить, в чем тут дело. И когда очередной боспорский корабль вошел в гавань и бросил якорь в отдалении от других кораблей, затаился Леонид на берегу и стал наблюдать.
Вот вынесли воины на берег сундуки и тюки с подарками, погрузили на телеги и увезли в город. Много времени миновало, прежде чем вернулись они на свой корабль. Леонид продолжал терпеливо ждать: не верил он в добрые намерения Асандра.
Наступала ночь, темнота сгущалась. Бледный диск луны прятался за облаками, и юноше приходилось напрягать зрение, чтобы не упускать из виду иноземный корабль. Вдруг показалось ему, что на палубе что-то зашевелилось. Послышался плеск воды, и от корабля отошла лодка. Длинные весла легко вспенивали воду. Лодка скользила почти бесшумно, только о борта еле слышно бились волны.
Лодка ткнулась носом в берег, и сразу же вооруженные люди стали выпрыгивать из нее. Луна вышла из-за туч, и бледные лучи ее засверкали на щитах и доспехах боспорян. Их было двенадцать. А на палубе корабля уже готовилась к переправе следующая партия воинов.
Когда все боспоряне - полсотни человек - переправились на берег, появился из темноты человек, в котором Леонид узнал доверенного раба Клитандра. В полном молчании, по извилистым тайным тропам, двинулись воины к Херсонесу.
Леонид прекрасно знал окрестности родного города, и очень скоро понял он, что направляются воины к дому Гикии. Там, в выходящей наружу стене существовала маленькая дверца, через которую пастухи загоняли с пастбища коз, чтобы не вести их по улицам города. Вот к этой-то двери и пробирались тайком боспоряне.
Тревожно забилось в груди сердце Леонида. Понял он теперь, чем должен был закончиться праздник Гикии. Не музыка, не хвалебные песни, а звон мечей и стоны раненных и умирающих вскоре зазвучат на улицах Херсонеса, не в танце, а в смертельной схватке сойдутся люди.
Но только повернулся он, чтобы бежать, предупредить архонта, как огромная тень выдвинулась на него из темноты.
- Торопишься куда-то? - услышал он насмешливый голос. В лунном свете сверкнула сталь меча, и Леонид вскинул руки в безнадежной попытке защититься. Страшный удар обрушился ему на голову, и юноша, как подкошенный, ничком рухнул на землю. Боспорский воин вложил меч в ножны и носком сапога перевернул упавшего юношу.
- Он мертв? - спросил из темноты Клитандр.
- Никто не выдержит моего удара, - самодовольно заявил воин.
- Тогда бросьте его у обрыва, пусть решат, что он упал со скалы, - распорядился Клитандр.
Его приказание было тут же исполнено.
Наступило утро, и одна из служанок Гикии направилась к морю, поискать перламутра на ожерелье. Но не прошло и часа, как она прибежала обратно с громким криком.
- Что случилось? - удивленно спросила Гикия. Клитандр как раз уехал в отдаленное поместье и должен был вернуться лишь через день.
- Что у скалы? - нетерпеливо прикрикнула на нее Гикия.
- Там Леонид, он... лежит неподвижно, весь в крови! - выкрикнула служанка и разрыдалась.
Кровь отхлынула от лица Гикии, на миг перехватило дыхание. Леонид, верный друг и наперсник всех ее девических тайн! Слезы навернулись ей на глаза, когда представила она, как лежит он там, распростертый под скалой, бессильно раскинув руки, раненый, возможно, умирающий, и чайки вьются над ним с жалобным криком, а каменистое его ложе лижет прибой. Но не растерялась она. Тут же кликнула слуг, приказала захватить носилки и направилась к морю. Впереди бежала служанка, указывая путь.
Первой спустилась Гикия по осыпающейся дорожке к подножию скалы, где лежал Леонид. Приникла головой к его груди и радостно вскрикнула, уловив легкое дыхание. На голове юноши виднелась страшная рана, темные волосы слиплись от крови, но он был жив. Со всеми возможными предосторожностями его доставили в дом Гикии.
Там позвала девушка своего врачевателя и предоставила Леонида его заботам. Юноша был в забытьи.
Целый день провела Гикия возле постели Леонида. Она поила его, меняла повязки, или просто держала его за руку, вспоминая беззаботные дни своего детства, когда играли они детьми на цветущих улицах Херсонеса. Каким простым и радостным все казалось тогда! И хотя Гикия искренне любила своего мужа, в последнее время ей казалось, что Клитандр всецело поглощен своими тайными мыслями, и она никак не могла понять, что творится в его душе.
Ближе к вечеру Леонид пришел в себя. Он повел вокруг затуманенными глазами, но вдруг взгляд его прояснился и он узнал Гикию.
Долго с печалью смотрел он на нее, любуясь безмятежной ее красотой, зная, что своими словами разрушит он ее счастье, но молчать больше не мог.
В ужасе отшатнулась Гикия, выслушав рассказ Леонида.
- Ты лжешь! - в ярости крикнула она. - Ты просто ревнуешь меня к Клитандру! Ты не можешь простить, что я выбрала его, а не тебя.
Ничего не ответил Леонид, лишь смотрел на нее с горечью и грустью, и постепенно гнев в душе Гикии стал угасать, но не могла поверить она, что юноша говорит правду. И в это время в дверь заглянула молоденькая служанка.
Гикия вздохнула. Фила была служанкой, очень резвой на язык. Выведенная из себя ее дерзостью, Гикия приказала запереть ее в подвале: пусть научится, как надо разговаривать с госпожой.
- Я скоро приду, - сказала она Леониду и вышла из комнаты. Юноша устало откинулся на подушки. Он уже жалел, что доверился Гикии. Могло ведь случиться, что ее любовь к мужу окажется сильнее любви к родному городу. Если это так - Херсонес погиб. Да и ему самому вряд ли удастся во второй раз спастись от Клитандра.
Между тем Гикия спустилась в подвал. Здесь были сложены амфоры с драгоценным вином и благовониями. У дверей ждала ее взволнованная Фила.
- Что случилось? - начала Гикия, но служанка приложила палец к губам и увлекла ее в глубь подвала.
- Я сидела здесь, госпожа, и пряла, чтобы время не тянулось так долго, - заговорила она шепотом. - И вдруг я уронила веретенце. Оно закатилось в щель, и мне пришлось вынуть из пола камень, чтобы достать его. И тогда, госпожа, я увидела... Да вот, посмотрите сами.
Служанка осторожно приподняла камень, и Гикия заглянула в образовавшуюся щель. Под домом Ламаха были издавна устроены огромные подземелья, чтобы можно было хранить всевозможное добро, хозяйственную утварь и снедь. В одно такое подземелье и смотрела теперь Гикия. Но не сундуки, не мешки с зерном увидела она. Внизу были люди. Много людей. И все вооруженные. Гикия рассмотрела слабый блеск оружия, потом до нее донеслось звяканье стали.
Руки девушки не дрожали, когда клала она на место древний камень, только со щек внезапно отхлынула вся кровь. Со страхом смотрела на нее служанка. Долго молчала Гикия, а потом взглядом, как огнем, обожгла вдруг притихшую Филу.
- О том, что видела, будешь молчать, - сурово сказала она.
Медленно поднималась Гикия по ступеням, ведущим из подвала, словно страшная тяжесть легла ей на плечи. Тихо вошла в свои покои, и только тут заструились, побежали из глаз слезы и сорвались рыдания с искусанных до крови губ. И одни лишь всевидящие боги знали, как билась она о стены, словно раненая птица, не в силах заглушить распоровшую сердце острую боль.
Позже, бледная, но спокойная, зашла она в комнату к Леониду. Твердо глянула ему в глаза.
- Я иду к архонту.
- Значит - решила, - тихо промолвил Леонид.
- Решила, - эхом откликнулась девушка.
- Позволь мне защитить тебя.
Но Гикия грустно улыбнулась в ответ и покачала головой.
- Я сама отвечу за дела моего мужа, - сказала она. - Слуги отнесут тебя домой. Прости, Леонид, - и ушла.
- Прости, и ты, Гикия, - прошептал ей вслед Леонид...
Наступил день годовщины Ламаха. С утра возбужденные, приодетые горожане потянулись к дому Гикии, во дворе которого были уже накрыты длинные столы, уставленные всевозможными яствами. Звучала веселая музыка, повсюду звенел смех. Все расхваливали Гикию и Клитандра за доброту и щедрость.
Радостная улыбка цвела на губах боспорского царевича, когда низко кланялся он гостям. Но думы его были черны, как мрак самой темной ночи.
"Этой ночью, когда все вы, уставшие от веселья и пьяные от вина, будете спокойно спать в своих постелях, выйдут на улицы две сотни моих славных воинов. А в потаенной бухте уже ожидает условленного сигнала флот моего отца. И не успеет восход окраситься зарей, как к моим ногам падет гордый Херсонес. И вы, старейшины, диктующие свою волю вашим слабоумным правителям, склонитесь под нашими ударами. Я, Клитандр, буду править в Херсонесе. А ты, Гикия, ты, чей отец когда-то оскорбил меня, превратил в изгнанника, оторвал от семьи и от родины, - я продам тебя в рабство на чужбину, чтобы и ты испытала то же, что пережил я."
Праздник затянулся дотемна. Далеко за полночь стали расходиться по домам хмельные гости, их нестройные выкрики еще долго звучали в ночном воздухе.
С сияющими глазами приблизилась к мужу Гикия, обвила шею руками и увлекла в опочивальню. Клитандр поддался ее очарованию. Ему не было нужды спешить, захват города должен был начаться лишь на рассвете, когда наиболее крепок будет сон ничего не подозревающих горожан.
Гикия поднесла мужу кубок с вином, но не успел сын Асандра осушить его до дна, как почувствовал, что тяжелеют и сами собой смыкаются веки. С изумлением глянул он в строгие и печальные глаза жены, и страшная догадка внезапно озарила его.
- Ты! Ты подмешала мне сонного зелья в вино! - прохрипел он, но, побежденный сном, упал на ложе.
- Спи, Клитандр, - прошептала Гикия. - Спи, моя презренная любовь. Никогда тебе не быть царем Херсонеса.
Долгим взглядом окинула она прекрасное лицо своего мужа, потом повернулась и быстрым шагом покинула дом. Да, крепко любить умела Гикия, но умела и ненавидеть.
Во дворе уже стояли повозки, слуги быстро грузили на них все ценности. Другие обливали вином и смолой стены и обкладывали соломой огромное квадратное здание - ее дом, ставший прибежищем врага.
К дому с оружием в руках подходили горожане. О, как удивился бы Клитандр, узнав, что на празднике не было выпито ни капли вина. Гикия предупредила горожан о планах мужа, и гости лишь притворялись захмелевшими, наполняя кубки вином и тут же потихоньку выплескивая его на землю. А сама хозяйка приказала своим служанкам наливать ей воду в кубок пурпурного стекла, в котором вода казалась вином.
- Дом пуст, моя госпожа, - подбежала к Гикии Фила. - Все погрузили на повозки. Все двери заперты.
- Поджигайте, - приказала Гикия.
Бледная, с горящими глазами, смотрела она, как смоляные факелы упали в солому, как в один миг вырвалось из-под них жаркое пламя, как рванулось оно вверх по стенам, и стали скорчиваться от нестерпимого жара покрывавшие их цветущие плети вьющихся роз. А потом вдруг из гудящего треска пламени донесся жуткий многоголосый вопль, - это воины Клитандра поняли, в какую дьявольскую ловушку попали они.
Крик не смолкал очень долго, то понижаясь, то вновь набирая силу. Потом раздались глухие удары, - это отчаявшиеся люди пытались высадить двери. Но на славу был выстроен дом архонта, никому не удалось вырваться из огненного плена.
Неподвижно и сурово смотрели на дело своих рук Гикия и горожане. И хоть страшны были крики гибнущих в пламени людей, Гикия знала, что еще ужаснее была бы судьба Херсонеса, если бы захватчики привели в исполнение свой чудовищный план. Боспоряне пришли под видом друзей, чтобы убивать беззащитных, безоружных людей, - и теперь они платили за собственное коварство.
И вдруг один человек, страшный, покрытый ожогами и пеплом, вырвался из огня. Гикия узнала Клитандра. Ужасен был его вид, безумством и яростью горели глаза, рука сжимала огромный меч.
- Гикия!! - ревел он, перекрывая треск пламени. - Где ты, любовь моя?! Иди сюда, прими дар, что я тебе приготовил!!
Горожане сгрудились вокруг Гикии, выставив перед собой оружие.
И тут дорогу Клитандру преградил Леонид. Повязка все еще обвивала его голову, но шаг был тверд, и сосредоточенно спокоен был взгляд его темных глаз.
- Отойдите, - сказал он согражданам. - Этот человек принадлежит мне!
Расхохотался Клитандр, потрясая мечом. И от этого смеха содрогнулись горожане. Но страха не было в душе Леонида.
- Значит, ты восстал из мертвых? - издевался боспорянин. - Что ж, иди, сразись со мной, проклятый выскочка. Я посмотрю, так ли ты хорош в честном бою, или ты способен только наносить удары в спину!
Кровь ударила в голову Леониду.
- Тебе лучше меня известно, что такое предательство. Мы доверились вам, поверили в вашу дружбу! Но довольно слов, пусть за нас говорит наше оружие!
Гикия рванулась к юноше.
- Ты еще не оправился от ран! Ты не должен сражаться! Он убьет тебя!
Леонид отстранил ее твердой рукой. А Клитандр уже летел на него, занося меч для удара.
И вот столкнулись мечи, брызнули во все стороны искры. Непобедим и могуч был боспорянин, но не дрогнул Леонид. Молча бились они, лишь гудело за их спинами пламя и жирный черный дым взвивался в небо.
Силы начали постепенно покидать Леонида, боль клещами сдавила виски, - это давала знать о себе рана, - а напор Клитандра все не ослабевал. Вот поскользнулся Леонид, невольно взглянул себе под ноги. С торжествующим криком обрушился на него боспорянин, занося меч для решающего удара, - и вдруг застыл, словно пораженный молнией. А затем медленно-медленно начал валиться вниз. Из груди его торчал меч Леонида: последним усилием юноша вскинул клинок, и в своем неистовстве изменник сам напоролся на острие...
Так закончил свою жизнь Клитандр, сын боспорского царя Асандра. Жизнью своей поплатился он за предательство. В память о своей поруганной любви Гикия упросила горожан позволить ей совершить последний обряд над телом мужа. И кто знает, о чем думала она, глядя, как взвиваются к небу языки погребального костра. А потом пепел Клитандра развеяли над морем, и, верно, там, в объятьях переменчивой стихии, наконец, нашла свое успокоение его мятущаяся, дерзкая душа.
Благодарные горожане выстроили для Гикии новый дом, взамен старого, от которого остались лишь обугленные стены. И поставили на площади статую, на пьедестале которой высекли письмена, подробно рассказывающие о подвиге отважной дочери Херсонеса. А через год, когда утихла в душе боль измены, Гикия обвенчалась с Леонидом. И с ним обрела счастье, которое, казалось, навсегда отняло у нее предательство Клитандра.
* * *
Промчались годы, и всемогущее время прахом забвения занесло старые распри и обиды. Забылось могущество когда-то великих Боспора и Херсонеса, новые государства встали на месте их обрушенных стен. И другие цари стали строить козни против своих соседей, забыв о том, что за нарушенные клятвы и невыполненные обеты когда-нибудь приходится дорого платить.
И только юная женщина со щитом в руке, выкованная из бронзы, все так же стоит на засыпанной песком площади древнего Херсонеса, и полустертые письмена, повествующие о предательстве, любви и коварстве, все еще видны под слоем пыли у ее ног.