Планета называлась Эктор II, однако Денис Лавров, похоже, перекрестил ее в Проклятую. Во всяком случае, именно это слово чаще других слетало с его языка, когда он раз за разом обходил по кругу свой разбитый звездолет, прочно увязший в широкой прибрежной отмели.
И все-то на Проклятой было до кучи: и звезда, скудно освещавшая планету, несмотря что заслоняла собой полнеба, и полуторная сила тяжести, превращавшая в обузу даже собственное ваше тело, и ураганы с грозами невиданной силы, налетавшие внезапно, так что о дальних прогулках можно было забыть навсегда. Атмосфера на семьдесят процентов состояла из аммиака, а в океане плескался чистейший нашатырный спирт. В шторм гигантские бурые волны с верхом захлестывали звездолет, перекатывались через отмель и стекали в более спокойные воды лагуны. Сплошная пелена кровавых туманов заволакивала по утрам бесплодную, каменистую пустыню раскинувшуюся к западу, утыканную одинокими скалами-столпами, похожими где на лезвия кинжалов, где на оплавленные свечи.
Этому унылому миру было чуждо буйство красок. В монохромных лучах Эктора все виделось либо красным разных оттенков, либо черным - и океан, и пустыня, и небо вместе с плывущими по нему взлохмаченными облаками.
День длился одиннадцать часов, в два раза дольше тянулась ночь. Две луны - два огромных, налитых кровью глаза - безмолвно, но угрожающе следили за Лавровым с черных небес. За долгую ночь они дважды всходили и садились за горизонт. Их частое мелькание раздражало, и в то же время луны странным образом одушевляли окружавший Лаврова враждебный мир. Это им он чаше всего адресовал проклятия, именуя Оками Дьявольской Планеты.
А ведь около трех месяцев назад, покидая систему Сирикса, он и не подозревал, какая злая судьба ему уготовлена. В космическом порту планеты с тем же названием его провожала внушительная делегация соратников и компаньонов. Но ведь так и полагается, когда исполнительный директор и фактический хозяин крупнейшей в Галактике фармацевтической компании отправляется в романтическое путешествие на Нимфею - планету Любви, чтобы встретиться там со своей суженой. Разумеется, поздравлениям, цветам, улыбкам и завистливым взглядам не было числа.
Ближайший помощник, Джон Илс, остававшийся заправлять делами фирмы на время отсутствия Лаврова, горячо тряс ему руку:
- Счастливчик Дэн! Э-хе-хе, счастливчик Дэн! Желаю сладкого медового месяца! Можешь подольше к нам не возвращаться. Отдыхай в полное удовольствие и ни о чем не тревожься: старина Джон на месте, он за всем проследит. Но лететь одному, Дэн, это неблагоразумно, нет, неблагоразумно. Взял бы хоть парочку спутников. Все-таки глубокий космос. Э-э, эгоист Дэн. Понимаю, понимаю, тебе хочется от всех нас немного отдохнуть, тебе ни к чему соглядатаи твоего счастья. Ладно. Надеюсь, это путешествие запомнится тебе на всю жизнь. Прощай, Дэн, счастливого пути. И ни о чем не беспокойся. Джон на месте, все будет о'кей!
Умиленный словами друга, Лавров в последний раз помахал всем рукой и зашагал вверх по трапу. Он уже не видел, как техники, за минуту до того закончившие профилактический осмотр звездолета и доложившие, что все в полном порядке, обменялись многозначительными взглядами с Илсом, а старший из них - так даже слегка кивнул головой, как бы подтверждая: "Порядок, дело сделано".
Далекий от подозрений, Лавров поднялся на борт корабля и приблизительно через час благополучно стартовал в космос, взяв курс на Нимфею в системе Алцейса.
Только к исходу вторых суток Лавров постиг чудовищный замысел младших компаньонов. Преступный саботаж был налицо.
Вынырнув после очередного гиперпрыжка в обычное пространство где-то в окрестностях красного карлика Эктора, Лавров с удивлением обнаружил, что находится далеко к северу от плоскости Галактики; звезды впереди практически отсутствовали, экран покрывала непроницаемая чернота с редкими бледными овалами далеких туманностей. Зато позади небо сплошь усеивали звезды, и в их кажущейся беспорядочной россыпи ясно проступали очертания спиральных рукавов.
Лаврова прошиб озноб - ведь он смотрел на Галактику практически со стороны!
Но за каким дьяволом его сюда занесло?
Предчувствуя неладное, Лавров наскоро протестировал все системы.
Так и есть! Многие намеренно выведены из строя, о чем бортовой компьютер предательски умалчивал, по-видимому, зараженный какой-то вирью. Разумеется, то было делом рук подкупленных сириксийских техников!
Однако худшее ждало Лаврова впереди. Как он выяснил, в результате диверсии повредился главный реактор. Возмущения в его работе нарастали в логарифмическом масштабе, так что, несмотря на все старания стабилизировать процесс, Лавров вынужден был признать очевидное: самое большее через пять-шесть часов звездолет обречен испариться в вспышке фиолетового пламени. Звезды, да что там - вся Галактика равнодушно наблюдала за борьбой и отчаянием человека, заброшенного на самый край мира.
И человек отважился на последний шаг: он отстрелил от корабля весь массивный блок отсеков гиперпространственного двигателя вместе с его реактором - конструктивные особенности звездолета позволяли сделать это.
Через четыре часа двадцать пять минут в миллионах километров от места расстыковки ярким цветком астры вспыхнуло пламя безмолвного термоядерного взрыва. Свет его, казалось, озарил всю вселенную. Потом пламя спало, рассыпалось на миллиарды сияющих искр, которые в свою очередь быстро угасли, оставив после себя мрак еще более непроглядный, чем прежде.
В иллюминатор Лавров угрюмо созерцал гибель главного двигателя, читая в том приговор судьбы. Он оказался один посреди безбрежной пустыни космоса, вдали от колонизованных планет и главных торговых путей, на обломке звездолета, почти без пищи и воды - ибо кто же станет обременять себя чрезмерными запасами, отправляясь в недельное путешествие? - с одними маневровыми и посадочными двигателями на водородном топливе, с которыми не мог рассчитывать достичь ближайших границ ойкумены даже к исходу своей пятидесятой старости.
Только вот долго упиваться бедственным положением у Лаврова не было времени. Его звездолет - или то, что от него осталось - продолжал не спеша дрейфовать куда-то в межгалактическую пустоту. Чем дальше он уносился прочь от звездных скоплений спиральных рукавов, тем призрачнее становились шансы на спасение, что Лавров отлично понимал. Вот тут ему и подвернулась Проклятая. Лавров попытался вывести осколок звездолета на стационарную орбиту, но ошибся в расчетах и тот рухнул на поверхность планеты ближе к экватору.
Конечно, глупо было надеяться обнаружить на Проклятой годные в пищу биологические формы жизни или продовольственные склады какой-нибудь заброшенной базы, которые надолго обеспечили бы Лаврова съестным. Еще на подлете он установил, что планета бесплодна и не предъявляет никаких свидетельств посещения ее в прошлом цивилизованными расами. Собственных же запасов продовольствия Лаврову, при жесточайшем режиме экономии, должно было хватить месяца на два, только что значили два месяца в масштабах мироздания! Объективно шансы на спасение он оценивал равными нулю.
За стеклом иллюминатора безмолвно бушевал океан. Огромные пенные волны рассыпались на тучи рубиновых капель. Но в каюте было тепло и уютно. Лишь легкие содрогания корпуса напоминали о разыгравшейся снаружи стихии.
Большую часть дня Лавров проводил лежа на койке. Он убивал время: читал, смотрел раз за разом одни и те же голографические фильмы, грезил, проклинал компаньонов, писал то завещания, то грозные послания, то прощальные записки возлюбленной. Разминался самую малость, экономя силы истощающегося организма.
Запасы продовольствия между тем неотвратимо таяли, хотя Лавров ел только два раза в сутки, урезав положенную здоровому человеку норму до смехотворных размеров. Чувство голода больше ни на минуту не покидало его. Оно вползло, поселилось, вросло в каждую мышцу, каждый нерв, каждую клетку его организма. Ему уже не снились изысканные женщины в бикини на берегу лазурного моря, ему снились жаркое, колбасы, ветчина и дичь под острым соусом. Даже смотря эротические фильмы, он ловил себя на мысли, что вот из этого стройного, гладкого, нежного женского бедрышка, если все умело приготовить, вышло бы десятка четыре отменных бифштекса. Сочных, с кровинкой.
В один из дней Лавров собрал по звездолету всю выделанную кожу: обувь, обивку кресел, диванов, одежду, ремни и сгрудил все в углу подле кровати. Когда-то он читал, что терпящим бедствие и страдающим от голода людям удавалось выжить, питаясь исключительно распаренной кожей. Теперь это был его неприкосновенный запас, на который он поглядывал с надеждой, а порой и с вожделением.
Наружу Лавров выходил редко из тех же соображений экономии сил, а если и выходил, то чаще стоял, прислонившись к корпусу звездолета, мрачно вглядываясь в чужое, черное, молчаливое небо, на котором четко обрисовывалась родная Галактика, такая близкая и далекая одновременно. Нет, небеса молчали, и никакая заблудшая комета не оживляла мертвого оцепенения звезд.
В один из таких редких выходов Лавров сделал страшное открытие.
Его звездолет погружался!
Лаврова бросило в холодный пот.
Мало того, что он заброшен Бог весть куда! Мало того, что ему грозит голодная смерть! Так нет же, теперь еще и звездолет засасывает в песок прибрежной отмели, в которую ему "посчастливилось" врезаться.
Лавров в бессилии опустился на корточки рядом с кораблем. За что ему посланы ТАКИЕ испытания? Чем он заслужил ТАКУЮ смерть? Ведь он был примерным налогоплательщиком, снисходительным и справедливым шефом, щедрый с друзьями, милосердный к врагам!
Звездолет погружался! С каждым днем сомнений оставалось все меньше. Если прежде Лаврову приходилось подниматься на носочки, чтобы заглянуть в иллюминатор левого борта, то теперь достаточно было слегка вытянуть шею. Проваливаясь такими темпами, звездолет через месяц окажется погребенным под толщей песка. И Лаврову достанется нелегкий выбор: умереть снаружи от голода, гравитации и нехватки кислорода или от одного только голода, но в тепле и уюте собственного корабля, утопленного на веки в песках прибрежной отмели.
С этого дня жизнь Лаврова превратилась в сущий ад. Он перестал бриться и вообще следить за внешностью. Если раньше он поддерживал на борту относительный порядок, то теперь махнул на все рукой: его одежда валялась, разбросанная по полу, груда немытой посуды возвышалась на столе. В приступе ярости ("Они все остались там!") он разбил вдребезги видео голографическую систему, так что больше не мог ни читать видео книги, ни смотреть фильмы. Лавров впал в крайности: то наедался до отвала и напивался в дым, то постился по нескольку дней; то разбивал лоб в безответных молитвах к Богу, то проклинал все, на чем свет стоит.
Но хуже всего было то, что его начали мучить кошмары и приступы клаустрофобии. Один и тот же сон повторялся из ночи в ночь. Ему снялось, что он на похоронах, и эти похороны - его. Ближайшие друзья, соратники, даже невеста обступили его могилу, а он, лежа в гробу, глядит на них из ямы и слышит слова Джона Илса: "Прощай, Дэн! Прощай, дорогой друг! Покойся с миром. И ни о чем не беспокойся. Старина Джон за всем проследит. Все будет о'кей!"
После его слов присутствующие бросали в яму по горсти земли. Комья больно ударяли Лаврова в голову, грудь, живот, но он, как ни старался, не мог пошевелить и пальцем. Он кричал: "Обождите! Что вы делаете? Я еще жив! Вытащите меня отсюда!", но язык ему не повиновался; выходило невразумительное мычание, которого не могли или не хотели (правда, что не хотели, ведь он так старался!) расслышать окружающие. Даже его невеста, даже она! А после крышка гроба со стуком захлопывалась, и Лавров оказывался в кромешной тьме.
Только тогда он, наконец, просыпался и садился на кровати, хватая ртом воздух, весь дрожащий и мокрый от пота.
Затем он устремлялся к иллюминатору - убедиться, что звездолет не окончательно засосало в песок, и что алый луч Эктора, так не похожего на солнце Сирикса или Земли, еще пробивается в щелку между уровнем песка за бортом и верхней кромкой иллюминатора.
Не смотря, что Лаврова качало от голода, большую часть дня он проводил теперь вне корабля, который отождествлял с гробом своих кошмаров. День за днем он наматывал ненужные километры вокруг корабля, выбиваясь из сил, проклиная планету, но упорно не поднимаясь на борт до самой темноты. Он готов был заночевать у шлюза, если бы не страх задохнуться от недостатка кислорода в скафандре или не риск быть смытым в океан приливной волной.
Кошмары... Галлюцинации... Бред...
На исходе девяносто седьмых суток они его совершенно измучили. Он отощал настолько, что не было сил вернуться на борт звездолета. Эту ночь он провел снаружи, прислонившись к открытому люку верхнего шлюзового отсека. Корабль погрузился в песок по самые брови, если проводить сравнение с человеком; наружу выглядывала только макушка. Продукты давно кончились. Лавров перешел на выделанную кожу, но ее надо было размягчать на пару.
Двинуть рукой - и то лень. Да и к чему? "Пропади все пропадом! - решил он. - Буду лежать вот так и ни о чем не думать. Дышать только что-то трудно... Ах да, кислород кончается, надо бы сменить баллон, но возвращаться на корабль, ползти до пятого отсека... Так далеко! А тут еще эти черти устроили шабаш. Забавные, придурки: такие волны, дождь, а им хоть бы что! Во, чудики!
Эй-эй, ты-то куда прешь? А ну, прочь! Иди, иди!"
Раза два Лавров взмахнул рукой, будто отгоняя кого-то. Вышло что-то невразумительное: не то призыв, не то приветствие, а это чучело огородное все ближе, ближе и рукой машет в ответ.
Когда же вся нечисть, словно в испуге, разметалась по сторонам, уступая место реальности, Лавров различил за стеклом шлема приближающегося чудовища человеческие черты.
Человек? На Проклятой? Помощь, что ли? Спасение?
Лаврова разобрал истерический смех.
Неизвестный, между тем, приблизился вплотную. Его ноги увязали в мокром песке. Губы безмолвно шевелились, но Лавров не различал ни звука: видимо, шлемы были настроены на разные длины волн. Из последних сил Лавров попытался встать на ноги, цепляясь за створку люка. Незнакомец протянул руку, стремясь поддержать его, Лавров поймал ее, и первое рукопожатие состоялось. Соприкоснувшись шлемами, Лавров услышал, а может бить прочел по губам: "Пойдемте, я помогу вам". Но тут черная пелена внезапно застила ему глаза, и Лавров потерял сознание.
Очнулся Лавров в ярко освещенной комнате с белыми стенами. С первого взгляда было ясно, что это корабельный лазарет, но не его, не Лаврова звездолета. Капли, равномерно падавшие в капельнице, словно отсчитывали мгновения. Лавров осторожно вынул иглу из вены и сел.
Его окружали груды медицинских приборов с бегающими по дисплеям осциллограммами и беспрестанно меняющимися цифрами. Слева - матово-стеклянная дверь, справа - иллюминатор во всю стену. Лавров попробовал вспомнить, как оказался здесь, только память оказывалась служить: одни обрывки чего-то похожего на кошмар, где все смешалось: собственная смерть, погребение, кровавая планета - видимо ад, в который он попал после смерти? - и муки голода. Где же он теперь?
Лавров осторожно встал, испытывая тошноту и легкое головокружение, но в остальном чувствуя себя сносно, и нетвердым шагом подошел к иллюминатору. Незнакомые звезды ни о чем ему не поведали.
- Вижу, вам лучше, - раздался за спиной приятный баритон. - Вы двое суток пролежали без сознания, приятель. Истощение. Я подкормил вас глюкозой.
Лавров обернулся. В проеме двери стоял высокий, стройный молодой блондин, атлетически сложенный, одетый в серебристую униформу. В руках он держал накрытое салфеткой блюдо.
- Кто вы? - хрипло, с усилием выдавил из себя Лавров.
- Перекусить не желаете? - не отвечая на вопрос, предложил незнакомец. - Много вам еще нельзя, но рюмка красного вина с сэндвичем и чашечка крепкого кофе не помешают.
- Кто вы? И где я нахожусь? - повторил Лавров.
Незнакомец поставил поднос на медицинский столик и подкатил его к кровати, убрав капельницу в сторону.
- Называйте меня... Люк Мегменто, - сказал он, наблюдая, как Лавров осторожно садится на койку. - И вы мой гость на борту звездолета "Гамма-луч". Вас, как я понимаю, зовут Денис Лавров, и вы президент фирмы "Галакфарм". Рад знакомству.
- Откуда вы знаете, как меня зовут?
- Я побывал на вашей развалюхе, после того, как перенес вас сюда. Прочно, она увязла. Прибудь я на пару деньков позже, мог бы не отыскать место. Повезло вам.
- Да, повезло. Так значит, это вы меня спасли?
- Приходится признать. Перехватил ваш сигнал бедствия. Без меня вы сейчас наверняка бы уже распрощались с жизнью.
- Спасибо. Можете рассчитывать на щедрое вознаграждение.
- Оставьте! Всякий может попасть в передрягу. Вы лучше расскажите, как вас занесло на Вторую Эктора.
Говоря это, Мегменто подвинул столик к Лаврову и снял салфетку, знаком предлагая поесть. Не спеша поглощая сэндвич, Лавров изложил ему историю своих злоключений.
- Да, - согласился Мегменто, дослушав до конца, - солидно вас кинули компаньоны. Думаю, ваше возвращение для них будет большим сюрпризом.
- Еще каким сюрпризом, можете не сомневаться, - мрачно предрек Лавров. - Они у меня попляшут. Кстати, куда вы направляетесь?
- На Бетельгейзе. Извините, что не смогу высадить вас нигде по дороге. Я спешу завершить работу, и обязан вернуться в срок.
- Понимаю.
- Но вы не переживайте: Бетельгейзе, вполне колонизированная система, раз в год туда заглядывает даже земной лайнер. Не пугайтесь, - улыбнулся Мегменто, заметив обеспокоенный взгляд Лаврова. - Другие звездолеты с окрестных систем наведываются на Бетельгейзе постоянно. Вы сможете покинуть систему максимум через три дня.
- Благодарю за завтрак. - Лавров вытер губы салфеткой и бросил ее на поднос. - И далеко мы от Бетельгейзе?
- Что-то около месяца пути.
- А мой звездолет?
- К сожалению, остался на планете. Хотите его вернуть? Координаты я занес в компьютер.
- Плевать на него. Он мне осточертел.
- Верю вам. Корабельную документацию я прихватил, сможете воспользоваться, когда захотите.
- Спасибо, Люк. За все. А главное, что вытащили меня.
- Не стоит благодарности. Я думаю, всякий на моем месте поступил бы точно также.
- Не скажите.
- Кстати, с продуктами, как я понял, у вас было совсем туго?
Это была "неправильная" фраза.
Лаврова охватило беспокойство. "С чего бы это его интересовало? Может быть, у него самого с запасами не все ладно?" Тут же всплыли все воспоминания, связанные с чувством голода, испытанном на Проклятой, и засосало под ложечкой.
- Да, туго, - неохотно признал Лавров. - Пришлось питаться пареной кожей.
- Сочувствую... Что ж, отдыхайте, - сказал, поднимаясь, Мегменто, - и набирайтесь сил.
Когда Мегменто вышел, Лавров задумался. Что ж, ему повезло. Повезло невероятно, наверно один шанс из миллиарда. Он спасен, он на борту "Гамма-луча", звездолета, летящего откуда-то с периферии Галактики. Он знает имя своего спасителя и курс корабля - на Бетельгейзе. Однако на прямые вопросы Лаврова Люк всегда отвечал уклончиво.
В отношении него Лавров испытывал двоякое чувство: с одной стороны он был благодарен за спасение, но с другой... Что за скрытность? Что за сомнительный альтруизм? Отказаться от вознаграждения! Действительно ли Лавров гость на его звездолете или может быть заложник? Зачем Мегменто потребовалось его спасать? Лаврову доводилось слышать, что на окраинах Галактики пираты устраивают тайные базы, а иногда создают целые пиратские государства. Уж не пират ли Люк? И что за подозрительный вопрос о продуктах? Почему-то именно он вызывал у Лаврова всевозрастающую тревогу. Не из-за продуктов ли на потерпевшем катастрофу звездолете Люк свернул со своего курса на Вторую Эктора? Тогда его должно было постигнуть разочарование.
Вопросы, одни вопросы без ответов.
К полудню, когда в лазарете вновь появился Мегменто с обедом на сервировочном столике, у Лаврова уже созрело решение тайком исследовать кладовую Мегменто, а заодно и весь звездолет.
За время голодания на Проклятой желудок Лаврова атрофировался, оттого аппетита он не испытывал и к блюдам едва притронулся.
- Да-а, скверно же вы едите, - заметил по этому поводу Мегменто. - Ну, ничего, это дело поправимое.
- Нет, Люк, это вы кормите меня, как на убой, - возразил Лавров. "Что за идиотское сравнение?" - тут же лихорадочно пронеслось в голове. Вслух же он добавил:
- Как вы думаете, Люк, ваших запасов хватит до Бетельгейзе? Я не стесню вас в еде?
- О-о! - как-то странно усмехнулся Мегменто. - Об этом не беспокойтесь. Я, конечно, слышал, что у голодавших людей возникает фобия остаться без пищи, но поверьте, вам это не грозит. И в качестве подтверждения, Денис, чего бы вам хотелось на ужин?
Остаток дня Лавров вынашивал в голове план ночной вылазки.
Наконец, спустя часа два после вечернего визита Люка и легкого ужина, он сказал себе: "Пора!", - и поднялся с постели. Немного постояв у стеклянной двери, прислушиваясь, Лавров затем открыл ее и, крадучись, вышел в коридор.
На его удивление, коридор оказался длинным. Не просто длинным, а бесконечно длинным: оба донца, изгибаясь, терялись где-то вдалеке. Не раздумывая, Лавров повернул налево. Всю дорогу его терзал вопрос, что же за корабль у Мегменто? Судя по размерам, это был настоящий крейсер. А раз так, то не слишком ли он велик для одного Мегменто? Нет ли на звездолете других людей?
Лавров все шел и шел по тускло освещенному коридору. Его шаги отпечатывались с гулким эхом. Временами ему казалось, что за ним кто-то следует, тогда он резко оборачивался и весь обращался в слух. Но нет, в коридоре царила гробовая тишина, и он двигался дальше.
Его уже начало утомлять и нервировать долгое путешествие, когда справа он заметил дверь, а за нею расслышал голоса. Вроде невнятного бормотания. Значит, помимо Мегменто все-таки есть и другие?
Внезапно из-за двери донесся душераздирающий крик. Лавров решительно открыл ее и застал картину, от вида которой волосы встали дыбом на голове.
Каюта представляла собой анабиотическую лабораторию. Большую ее часть занимали приборы и четыре ложа под стеклянными колпаками: анабиотические ванны. Две из них были открыты и пустовали, зато в двух других лежали, погруженные в жидкий гелий, обнаженные мужчина и женщина. Еще одна обнаженная женщина распласталась на полу посреди каюты, но самое ужасное - женщина была расчленена: ее голова и левая рука покоились рядом с телом, в то время как ноги еще конвульсивно подергивались. Все вокруг было залито кровью. Над несчастной, припав на колено, склонялся Мегменто с окровавленным тесаком в руках.
Мегменто повернул голову и заметил Лаврова.
- А, Денис... Вот ведь как, видите, - ничуть не смущаясь, ровным голосом проговорил он. - А вы беспокоились, что у нас не хватит запасов.
- Что... что это такое? - с трудом выдавил из себя побледневший Лавров.
- Это? Мясо. Назавтра у нас отбивные. Идите, помогите мне.
Лавров в страхе отпрянул, а потом бросился бежать.
- Постойте! Погодите, Денис, куда же вы? - слышал он за спиной. Но Лавров бежал без оглядки, бежал обратно к лазарету.
Ноги не слушались его, налились свинцовой тяжестью. Он задыхался и выбился из сил. Странно, только путь к лазарету показался ему более коротким. Заскочив внутрь, Лавров поспешно закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
Что за ужасы творятся на этом звездолете? Мегменто поедает членов экипажа? Мегменто - каннибал?
Только тут до Лаврова дошло, что стоит он в кромешной тьме. Свет не проникал и из коридора. Кто его отключил? Мегменто? Уж не идет ли он сюда в темноте?
Лавров попробовал нащупать включатель, но его руки всюду натыкались на глухую стену, по бокам и спереди, словно его заперли в шкафу. Внезапно до него дошло, что он даже не стоит, а лежит! Лежит в гробу, крышка которого наглухо заколочена!
Неужто его и впрямь похоронили заживо? А космическое путешествие и катастрофа на Второй Эктора только бред сонного разума? И где-то там, над ямой стоят сейчас его невеста и этот треклятый Джон Илс, лицемерно повторяющий одно и то же: "Покойся с миром, дорогой друг! Старина Джон на месте, он за всем приглядит. Все будет о'кей!"
Лавров пробовал кричать: "Выпустите меня отсюда! Выпустите!" - но не мог раскрыть рта; старался стучать по крышке - и не мог пошевелить руками. Каким-то бодрствующим уголком сознания он уже догадался, что его душит очередной кошмар, но легче от этого не становилось: тяжелый сон не отпускал, и он беззвучно звал на помощь единственного живого человека на корабле: "Люк! Люк! Где ты? Зайди же в лазарет! Разбуди меня!" Язык как чужой, онемело лежал во рту, и Лавров не знал, как заставить его повиноваться. Надо было как-то превозмочь оцепенение, хоть с кровати упасть, думал он. Все свои силы Лавров нацелил на это, наконец, глубоко вздохнул и открыл глаза.
Сердце бешено колотилось в груди, но на душе отлегло. Слава Богу, все оказалось только сном. Он вновь в лазарете.
Лавров поднялся с постели. Часы над дверью показывали два часа ночи, самое время отправиться на разведку.
Лавров оглядел себя. На нем была все та же длинная до пят ночная сорочка, в которую он был облачен с утра, когда пришел в сознание. Его собственная одежда находилась, по-видимому, у Люка, который не предложил ничего взамен, очевидно полагая, что у Лаврова еще не скоро хватит сил и возникнет желание разгуливать по звездолету. Что ж, Лаврову это только на руку. Пусть Мегменто остается в заблуждении, что Лавров безвыходно сидит в лазарете.
Махнув рукой на наряд, мол, сойдет, Лавров выглянул за двери.
Коридор был пуст и скудно освещен. Держась стены и нетвердо ступая, Лавров направился в же сторону что и в своем сне. Он искал камбуз, то есть корабельную кухню, лишь смутно представляя в какой части корабля она могла бы находиться. Именно там обычно размещают пищевые холодильники. На поиски у Лаврова ушло больше получаса, но не потому, что коридор был столь же длинен, как в его кошмаре, а потому, что чувствуя головокружение и дрожь в ногах, Лавров передвигался медленно, с остановками. Наконец, он набрел на заветную дверь.
Капельки пота проступили на лбу.
Нажатие кнопки - и дверь съехала в сторону. Лавров вошел внутрь обширного помещения, уставленного огромными холодильниками. Открывать каждый не было нужды: небольшой монитор на двери показывал все содержимое. Лавров обследовал все десять холодильников.
ВСЕ ДЕСЯТЬ ПУСТОВАЛИ!
Лишь в одном оставалось немного консервированного мяса и овощей, но их не хватило бы и одному человеку, чтобы дотянуть до Бетельгейзе.
Тут же всплыли все подозрения и страхи. К тому же этот сон... У Мегменто нет припасов! Но он спасает Лаврова... Нет, не спасает. Он попросту устремляется к потерпевшему бедствие кораблю в надежде поживиться, найти запасы пищи, а обнаруживает только изголодавшегося Лаврова. Что ж, не беда, и этот сгодится в крайности!
Силы совсем оставили Лаврова. В глазах потемнело, в ушах стоял несмолкаемый гул, и Лавров, теряя сознание, сполз по стене на пол.
Первое, что увидел Лавров, очнувшись, было лезвие большого ножа, приставленное к его горлу и лицо Мегменто крупным планом.
В страхе Лавров отпрянул и на локтях поспешно отполз на безопасное расстояние. И ведь это он сам пришел сюда! Идиот! Облегчил Люку задачу. Зачем тащить жертву через весь звездолет, когда она по собственному почину явилась к холодильникам. Вот удача! Только режь, свежуй, расчленяй да укладывай по полкам.
Мегменто заметил страх Лаврова и поспешил успокоить:
- Я взрезал завязки рубахи, чтобы облегчить дыхание, только и всего, - спокойно сообщил он, пряча нож в ножны, прикрепленные к сапогу.
Лавров ему не поверил. Он сгреб в пятерню рубаху на груди и понял, что шнурки действительно разрезаны.
- Как вы здесь оказались, Денис?
- Я... Я... заблудился.
- Решили прогуляться? Давайте я помогу вам встать и дойти до лазарета. Вам еще дурно?
- Нет. Не надо. Я сам. Со мной... со мной уже все в порядке. Минутная слабость.
И правда, Лавров самостоятельно встал на ноги, не позволяя Мегменто себя поддерживать, и опираясь на стену, добрел до лазарета, ощущая по дороге неприятный холодок между лопаток, точно ожидал, что Мегменто, следовавший позади, вот-вот вгонит ему в спину нож.
Все последующие ночи Лавров превратил в бдения, остерегаясь неотвратимого, как он считал, визита Мегменто. Так или иначе, рано или поздно, Мегменто все равно попытается его зарезать. И хотя Мегменто трижды в сутки строго по расписанию кормил Лаврова отменными завтраками, обедами и ужинами, Лавров крепко вбил себе в голову, что запасов у Мегменто едва хватит на половину пути, и, стало быть, он, Лавров, чем не лакомый кусочек на вторую половину?
От этих бдений у Лаврова начались галлюцинации. Мозг человека не в силах долгое время обходиться без сна, и когда подобное состояние длится достаточно долго, возникает явление известное как "сон наяву". Вы вроде бы бодрствуете, в здравом рассудке общаетесь с окружающими, но спящая, или лучше сказать заторможенная часть сознания навевает видения, которые никто, помимо вас, не замечает. Удивительным образом эти видения вплетаются в реальность, и вы уже теряетесь определить, где проходит граница между ними.
Так было и с Лавровым. За прошедшую неделю он в значительной мере окреп, так что обследование звездолета уже не было сопряжено с теми трудностями, что поход к кладовой. Получив верхнюю одежду, он шатался по кораблю из отсека в отсек и Мегменто ему не препятствовал. За некоторыми дверьми ему иногда чудились то музыка, то таинственные разговоры, то приглушенные всхлипывания, но всякий раз, открывая дверь, он находил помещение пустым. Он даже обшаривал его, заглядывал, где под койки, где под столы, за шкафы и тумбы - никого.
Были, правда, на звездолете несколько отсеков, вход в которые Лаврову возбранялся. На прямой вопрос Лаврова Мегменто уклончиво ответил: "Специальные лаборатории". Ничего больше вытянуть из него не удалось: коммерческая тайна компании, на которую Люк работал.
Однако, хуже всего дела обстояли по ночам, то бишь, в часы, предназначенные для сна. Еще бы лазарет запирался изнутри! Это вернуло бы Лаврову ощущение безопасности и здоровый сон. А так, ежеминутно ожидая крадущегося к его койке Мегменто с большим ножом в руке, Лавров и впрямь начинал грезить. Порой ему чудилось, будто Мегменто осторожно подбирается к двери и притаивается за нею, так что Лавров ясно слышал его тяжелое, едва сдерживаемое дыхание; в такие минуты он бывал особенно настороже и выжидал, прижимая к груди найденный в шкафу медицинский скальпель. Когда же его терпение лопалось, он с храбростью отчаяния выскакивал за дверь и обнаруживал... пустынный коридор. В другие ночи Мегменто входил в лазарет. Входил тихо как мышь, крался к кровати, но Лавров немедленно включал свет, и Мегменто ничего не оставалось, как сделать вид, будто он что-то ищет в шкафчике с медикаментами.
- Извините, что разбудил, Денис... Голова вот что-то разболелась. Возьму обезболивающее.
Или:
- Что-то не спится. Где ж у меня тут снотворное?
Лавров легко раскусывал все эти уловки.
Однако, когда на другой день он справлялся у Мегменто, помогло ли лекарство, тот в недоумении поднимал брови:
- Какое лекарство?
Такой ответ лишь усиливал подозрения Лаврова.
К середине их совместного путешествия, когда по подсчетам Лаврова продукты должны были окончательно иссякнуть, вконец изнуренный бессонными ночами, находящийся на грани нервного срыва Лавров решил: все, баста! Больше так продолжаться не может. Я этого не вынесу. Если не я его, то он меня. МЕГМЕНТО ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ!
И в его горячечном мозгу стали возникать и рушиться разнообразные планы убийства.
К неудовольствию Лаврова, оружия на борту звездолета он не обнаружил. Жаль, это значительно упростило бы дело. Не то, чтобы его не было вовсе. Лавров был в том уверен, однако укрыто оно было надежно, и только Мегменто мог знать, где именно. А спрашивать его Лавров, разумеется, не собирался. Ножницы, скальпели и прочая дребедень явно не годились. Может быть, его удавить? Но ослабленный, еще не приобретший должной формы Лавров едва ли справится с атлетически сложенным, мускулистым Мегменто. Завяжется борьба, и Лавров заранее предугадывал ее неизбежный исход. Нет, удавка не годится.
И тут он вспомнил, как забредя однажды на камбуз, видел в углу здоровенный тесак для раздела мясных туш. Вот что ему подошло бы в самый раз. Один удар - бац! - и башки как не бывало!
Две ночи кряду Лавров тщательно обдумывал сценарий убийства. Он рисовал его себе во всех подробностях, но всякий раз по-иному. То он подстерегал Мегменто за дверью и обрушивал тесак ему на голову, едва тот переступал порог, то подкрадывался к нему из-за спины, когда тот шел по коридору. Конечно, можно притаиться и за углом. И так далее, и тому подобное.
Вынашиваемые планы настолько овладели воображением Лаврова, что он не заметил, как крепко уснул и проснулся только с приходом Мегменто, вкатившим по обыкновению столик с завтраком.
- Доброе утро, Денис. С пробуждением. Вы, я вижу, сегодня заспались как никогда. Это хороший знак. Рискну предречь, ваше выздоровление не за горами. Как спалось?
- Н-нормально, - машинально, но с запинкой выдавил из себя растерявшийся Лавров, поражаясь тому, что до сих пор еще жив. Это, впрочем, никоим образом не меняло его кровожадных замыслов. Если его враг проморгал удобный случай его прикончить, то уж он, Лавров, будьте уверены, своего шанса не упустит.
Неожиданно Мегменто предложил:
- Денис, а не пора ли вам переселиться?
- Куда это? - насторожился Лавров.
- Лазарет не самое удобное место. Ну, и поскольку необходимости в дальнейшей госпитализации нет, я предлагаю вам каюту-люкс с видом на необозримые просторы вселенной. Увы, пальм за иллюминатором пока не обещаю.
- Вижу, у вас хорошее настроение? - заметил Лавров.
- Да, удалось разрешить одну математическую головоломку. Знаете, бился над ней больше года, а ночью как осенило...
Лавров не слушал. Он смотрел на Мегменто и думал: "Радуйся, радуйся. Недолго тебе осталось".
- Так что, Денис? Согласны на переселение?
- Что? - не понял упивавшийся своими мыслями Лавров.
- На "Гамма-луче" сорок совершенно свободных кают. Можете выбрать любую по своему усмотрению.
- Хорошо. После завтрака. Я осмотрю их.
- Вот и отлично. Как выберите, скажите мне. Я все там устрою.
"Не сомневаюсь, - подумал Лавров. - Устроит мне ловушку".
- Приятного аппетита, - пожелал напоследок Мегменто и удалился.
Лавров медленно, как во сне, натянул на себя давно возвращенный комбинезон и сел завтракать.
Решиться на убийство было не просто. Предаваясь мыслям о нем, Лавров как бы исподволь отодвигал осуществление замысла на неопределенный срок. Теперь же час пробил. Тянуть дальше стало невозможным, так как Лавров был уверен, что трюк с переселением в другую каюту ни больше, ни меньше как хитроумная ловушка. Там-то Мегменто и замыслил его прирезать. "Выбирайте на свое усмотрение, Денис. Я все там устрою", - вспомнились слова Мегменто. Лавров недобро усмехнулся: "Это я тебе сейчас все устрою".
Он поднялся и, двигаясь как лунатик, направился к камбузу. Первым делом надлежало завладеть тесаком. Потом отключить электричество на распределительном щите, и когда Мегменто придет его осмотреть, вдарить ему как следует по загривку.
- Вы здесь, Денис? Как нельзя кстати. Подсобите мне.
В первое мгновение Лавров оторопел. Вот дьявол, Мегменто на камбузе! Что-то чинит, склонившись у плиты. А впрочем...
- Там в сумке с инструментами гаечный ключ на одиннадцать, не передадите?
Лавров метнул взгляд на сумку и возрадовался удаче: она лежала в полуметре от тесака, холодно поблескивающего никелированной сталью.
- Пожалуйста, - едва сдерживая дрожь в голосе, сказал Лавров.
Стоящий на коленях, склоненный над чем-то в утробе плиты, Мегменто представлял собой идеальный объект для нападения. "Прямо, как приговоренный к отсечению головы на эшафоте", - подумалось Лаврову.
Находясь за спиной у Мегменто, Лавров протянул руку к тесаку, бесшумно поднял его и со всего размаха обрушил на голову своего спасителя.
С остервенением он рубал тесаком еще и еще, пока до него не дошло, что вместо крови из расколотого черепа и изрубленной шеи на пол стекает молочная жидкость, сыплются микросхемы, и искрит проводка. Только тогда он в изумлении опустил тесак, попятился к стенке, а упершись в нее спиной, осел на пол и разразился гомерическим хохотом.
МЕГМЕНТО БЫЛ РОБОТ!
ЭПИЛОГ
Две недели спустя Лавров благополучно достиг окраинных планет системы Бетельгейзе, где был подобран кораблями пограничного охранения. Прошел курс интенсивной терапии на Омклоне, главной планете системы. За ремонт робота ему, естественно, пришлось заплатить из собственного кармана. Благодаря тому, что память робота была записана на специальных нанофлешах и к тому же дублировалась, восстановить его личность не составило труда.
Робот не сердился на человека. Напротив, когда они встретились перед отлетом Лаврова в кафе - ел и пил, конечно, один Лавров - то только вместе весело посмеялись над происшедшим недоразумением.
- Люк, - спросил тогда Лавров, - я уже знаю, что в действительности вас зовут РЛ-2-487. Почему же вы представились мне Люком Мегменто?
- Ну-у, - протянул Люк задумчиво, - всем нам хочется быть хоть немного людьми. Мегменто вырвалось как-то само собой. Когда-то давно меня обучили венгерскому, а в переводе с этого языка 'мегменто' значит, простите за нескромность, "спаситель". Уверяю вас, это вышло нечаянно. Просто первое, что пришло в голову. Вы тогда застали меня врасплох.
- Но вы и в самом деле мой спаситель... Хорошо, а имя Люк?
- Люк? Ну, мне нравится так называться, вот и все.
- А загадочные "специальные лаборатории"? Что там?
- О-о, это коммерческая тайна компании. Впрочем, вам я могу ее слегка приоткрыть: там синтезируется пища - все те сэндвичи, бифштексы, салаты, которые вы с таким аппетитом поглощали за трапезой на "Гамма-луче", включая лучшие сорта вин.
- Отсюда ваше: "не беспокойтесь, еды хватит"?
- Вот именно. Тем более вам одному.
Прощаясь, они тепло пожали друг другу руки.
- Если вас когда-нибудь прогонят из компании, - сказал Лавров, - переходите ко мне. Буду рад старому другу.
Мегменто грустно улыбнулся:
- Нас, роботов, не гонят. Нас утилизируют...
На этой грустной нотке они и расстались.
Затем, пылая благородным чувством мести, Лавров нежданно-негаданно нагрянул на Сирикс, где устроил настоящий разгром. Всех младших компаньонов он вынудил удалиться от дел, предложив управлять самыми захолустными филиалами на самых отдаленных планетах.
Больше других, разумеется, досталось Джону Илсу. "Прощай, дорогой Дэн, счастливого пути. Ни о чем не беспокойся, Джон на месте. Все будет о'кей." Предатель! Лицемер! Теперь он заправляет делами на Проклятой, планетарная система Эктора: целыми днями протирает штаны за прилавком аптеки на берегу океана из нашатырного спирта в безнадежном ожидании залетного космического покупателя.
Покончив таким образом со всеми делами на Сириксе, Лавров, что было духу, устремился на Нимфею, где, наконец, соединился со своей возлюбленной, преданно ждавшей своего принца долгие пять месяцев.
От брака с ней у Лаврова вскорости родился замечательный малыш, о котором вы, может быть, уже кое-что слышали: возмужав, он выбрал себе имя Мир Салащев, и под ним стал знаменит во многих уголках Галактики. Если не слышали, советую тогда разыскать хотя бы историю о "Сокровищах Амальгамы".