Безумный ветер резвился в ее непослушных волосах, локоны спутались, длинный плащ заворачивался вокруг ног, лишая ее походку привычной грации и легкости. Но благодаря необузданному восторгу, переполнявшему все ее существо, сопротивление, которое оказывало ее движению воздушная разнузданная стихия, нисколько не раздражало Леру, а, наоборот, казалось ей забавной игрой. Всевозможные предостережения, исходящие ежесекундно от трясущихся над своей старостью и ее молодостью родных, от боящегося любых неожиданностей Виктора, и потому затерзавшего ее своей чрезмерной опекой в эти вышедшие из-под чьего бы то ни было контроля дни, от средств массовой информации, изобилующих гипотезами о причинах происходящего, научными и антинаучными советами, не только не умаляли, а со страшной силой разжигали азарт юного, талантливого существа. В свои восемнадцать она сочиняла концерты, входили в десятку лучших скрипачей Европы, предвкушала окончание Московской Консерватории и кружилась с упоением в этой суетной жизни. Нельзя сказать, что она не тяготила ее, как многих окружающий молодых людей, заблудших и потерявшихся в перипетиях постсоветского неблагополучия, но на Леру не лег тот трагической отпечаток, который лишает смысла любой оптимизм. Напротив, она вполне по-детски радовалась первым лужам в марте и разноцветью листы ранней осени так, как радуется увезенный в младенчестве в Африку эскимос снегу, который ему удалось увидеть под старость. В ее отношении к жизни было что-то инстинктивно-дикое, звериное, каждый природный лик открывал ей множество смыслов, недоступных человеку, сумевшему покорить космос, обуздать энергию атома, создать информационную империю, перекраивать организмы по своему усмотрению, разводить искусственных биологических двойников, но взамен лишившемуся чувственных тайн обоняния, прикосновения, тончайшего слуха.
Поэтому и ураганный ветер, празднующий свой карнавал вторую неделю, больше пленял ее своей неукротимостью, неподчиняемостью, чем пугал. Ее кожа, окутанная ветровыми порывами, дрожала не от холода, а от почти оргазмического удовольствия: ветер ласкал, нежил ее, он окутывал ее спиральными завитками и нес, нес все быстрее, почти отрывая ее от земли. Этого-то отрыва и боялись все окружающие, в особенности ее бывший одноклассник и давний поклонник Витек, изъездивший за ней полсотни городов России и разного зарубежья, где на всех концертах сидел на первом ряду на приставной табуретке, еле выглядывая из-за букета, который он каким-то чудом, случающимся только с по-настоящему любящими людьми, находил в любое время года в любое время суток. И сидя на изматывающей своей жесткостью табуретке, он, с трудом выдерживающий натиск оркестра, испытывал близкий к мистическому трепет и почти болезненный ужас от того, что он приобщен к некоему далекому таинству музыки, но приобщен как аппендикс к кишке, и в любой момент, как только он начнет загнивать от мощной работы остального кишечника, он обречен на удаление. И теперь этот вихрь как будто вступил с ним в борьбу по перетягиванию тончайшего валериного тельца - к земле или от земли. Виктор чувствовал, что есть какая-то цель у этой разбушевавшейся стихии, что есть какой-то закон, по которому она умудряется выдергивать только тот материал, который ей нужно. Вот уже несколько дней Виктор собирал сводку по жертвам (жертвам ли?) урагана, которые бесследно исчезали, скрытые пеленой взвеси из воздуха и частиц земного покрова, которые оказались ничем с ним не связаны. Он вырезал списки из всех московских газет, выискивал в интернете, записывал за диктором все фамилии, прозвучавшие во время экстренных выпусков новостей. Вообще говоря, удивительно, что большинство СМИ продолжали работать в этой совершенно невозможной обстановке, когда вот уже три дня было объявлено о приостановлении нежизненно важных сфер жизни: то ли они и взаправду считали себя жизненно важными, то ли освещение столь чрезвычайной обстановки защищало их от страха и паники, в которую впадало остальное народонаселение, получившее право не работать. Каждый раз получая новые имена, Виктор наводил справки о жизни этих людей, чем они занимались, об их достижениях, и имелись ли таковые. И выяснил, что имелись, и подчас немалые. Чаще всего это были, как принято выражаться в кругах далеких от интеллигенции, либо люди науки, либо люди искусства. Все были в достаточно цветущем или расцветающем возрасте - пока Виктор не встречал цифры больше 40, нет, кажется, был один физик 44 лет. Тем не менее явно, что из нескольких тысяч унесенных ветром отсутствие лиц пенсионного возраста наводит на мысль, что либо теория вероятности терпит фиаско перед безумством природы, либо человечество столкнулось с необходимостью новых законов или исключений из старый. Далее. Половых различий статистически не наблюдается, а вот уровень образования у всех довольно высок, и на основании школьных баз данных, к которым удалось добиться доступа, IQ у "исчезновенцев", был сравнительно высок.
Вообще говоря, Виктор оказался не первым, кто предложил существование некоторого "плана" у природного катаклизма, некоторого осмысленной стратегии похищения людей. Но он был тем, кто осознал надвигающуюся на него беду; он-то свои расчеты производил не из целей познания действительности, а только в силу интуитивного ощущения, что этот разнузданный гаденыш охотится за Лерой. Он чувствовал, как он хочет вырвать ее из его еще недостаточно мужественных рук, как хочет затащить в свой ледяной дворец за непроницаемую ни для времени, ни для пространства стену. Противник неуловим, неосязаем, недоступен, его нельзя схватить, нельзя поговорить, нельзя уничтожить, в конце концов, с ним ничего нельзя знать наверняка. Но, возможно, Виктор, нашел одно обстоятельство, которое было призвано помочь ему в его безнадежном деле. Все исчезновения происходили, когда выбранный (или избранный?) находился один на достаточно открытом пространстве.
--
Лерочка, милая, это серьезно, не надо так, не перечитался я детективов. Послушай, это единственный выход - никуда без меня не выходить. Ну, это же так просто.
--
Ты вообще слышишь, что ты городишь? Выход - не выходить. Это каламбур, - она нехотя зевнула, сглотнула зевок и заменила его на улыбку. - Витек, а, Витек, скажи, эта ведь твоя очередная уловка, чтоб я никуда от тебя не сбежала. Тебя можно читать как детский ребус - надо только буквы переставить. Иногда бывает скучно.
Воспоследовал многозначительный взгляд и надутые губы. "Как же мне с тобой скучно" - прочитал Виктор. "Нет, это ты детский ребус".
Он понимал опасность, но как убедить спасаться того, кто не спасаться рад. За несколько последних дней он превратился в тень, он был тих, когда она хотела тишины, он был невидим, когда ей не хотелось никого видеть, но ни единой секунды он не оставлял ее на улице, дома он не давал ей отрывать окна, и после очередной попытки проветрить, наглухо забил их. Он поселился у Лериных родителей, те были рады - лишняя помощь в обуздании дочери казалась им кстати.
Лера никогда не была покладистым ребенком по выражению тетушек-пенсионерок, казалось бы, неотлучно оккупирующих предподъездные лавочки и ставших неотъемлемой частью российских дворов наравне с убогими детскими горками и перекошенными песочницами. Не единожды сердобольные старушки докладывали матери о лериных проделках, и уж совершенной дико шептали ей на ухо о том, что, о боже - и тут следовало многозначительное закатывание глаз, по-пророчески предсказывающее казенный дом, долгую дорогу и принос в подоле - Лера якшается с мальчишками. Да, Лера, действительно носилась с ватагой горластый мальчуганов до тех пор, пока ей однажды не открылось, что она вообще-то девушка, и обладаем рядом преимуществ в период нежного взросления по сравнению с мало меняющимися ребятами в младшем подростковом возрасте. Но тот детский задор и неуемную жизненную силу, родившуюся в компании сорви-голов, она держала при себе все последующие годы и пускала в силу, как только чувствовала давление со стороны.
И эту силу как никто другой знали ее родители и неотлучный Виктор, порой признававшийся себе в зависти, и то, что он мог сделать это признание и принять такой порядок вещей, делало его на голову выше любого его конкурента. Лера тоже понимала это и не видела необходимости испытывать судьбу, и поэтому, стоя на сцене с промокшими ногами и тоненькими дрожащими ручками сжимая смычок, она смотрела только на пылающие чуть оттопыренные уши и преданные глаза, неизменно торчащие из-за ароматного букета. Но ее буйному нраву было тесно в оковах телесной субстанции, звукам, рождающимся под ее нервозными пальцами, было мало зала, они просились на волю, они выли и стонали, требуя незримого горизонта.
Страшась оставить хоть на секунду эту фурию, Виктор пытался искать выхода на людей, которые, как и он, придерживались идей четкой детерминации происходящего, искали функцию стихии, где независимыми переменными выступали человеческие существа. Главный вопрос состоял в том, чтобы хоть как-то предсказать окончание этого безумия, и вычислить (как?) сколько людского материала надо воздушному монстру. До чего же бессильно оказывается человечество перед лицом неизвестного врага, который настолько примитивен и дик, что не может составить программу своего захвата мира и выдвинуть требования. Какой можно формулой воспользоваться, чтоб описать происходящее? Электро-магнитная физика, молекулярная химия, экологическая биология, моделирующая кибернетика - кто может дать ответ? Нет ответа, мчится птица-ураган, и нет ей преград. И все же были те, кто жаждал ответа, кто пытливо искал истинное значение происходящего или хотя бы иллюзорное объяснение, которые бы дало возможность спать спокойно. Виктор корпел над гипотезами, с кем-то созванивался, писал письма по электронной почти, многие оставались без ответа, и каждую минуту держал в поле зрения мечущуюся в заключении Леру. Несколько раз ей удавалось улизнуть на улицу, она жаждала реальных ощущений, а не плодов мыслительного скрежета - только сливаясь с происходящим, на уровне чувствования, считала она, можно познать, что есть истина. Все это кончалось перебранками с Виктором, который еле успевал хватать ее за руку, предотвращая ее исчезновение.
--
Ты можешь дать мне возможность разгадать эту головоломку и спасти тебя?
--
Ничего ты не сможешь сделать, если, как ты считаешь, есть некий план, то пока он не будет выполнен, буря не успокоится, так? Идем дальше. Если я в "списке", то пока меня это нечто не унесет - оно не успокоится, так? Тогда наилучший выход - это предоставить все на волю случая, то есть расслабиться и жить дальше. И не мучь меня своими формулами. Хорошо?
Виктор хмурил брови, прикусывал губу, злился и искал дальше: "Все равно никуда тебя одну не отпущу", и разговор можно было считать оконченным. Лера обосновывалась в дальнем иглу и начинала что-нибудь наигрывать на изящном инструменте, и выбранная мелодия была призвана служить ответом, вызовом, протестом и в редких случаях тихим смирением, подавленностью, отчаянием.
Прошло еще два дня исканий, и Виктор оказался близок к "эврике", -Послушай, Лерочка, послушай очень внимательно и постарайся не перебивать, я обнаружил, проведя все возможные комбинаторные исчисления, с вероятностью 99% нашел все переменные, которые играют роль в выборе жертвы, их всего около ста пятидесяти: часть из них физиологические, часть конституциональные, часть психологические. Например, один параметр - эта группа крови, среди четырех тысяч трехсот девяносто пяти исчезнувших на девять часов утра сегодня, нет ни одного человека с третьей или четвертой группой крови. После нехитрых вычислений получаем, что с достоверностью 99, 5 % и следующий исчезновенец будет иметь первую или вторую группу крови. Наугад возьмем еще несколько параметров, ага, вот, например, все, кого сдуло за последние две недели, были холериками и реже сангвиниками, но не было ни одного флегматика или меланхолика; к тому же в 83,4% случаев это единственные дети в семье, в остальным случаях имеют одного брата или сестру, но нет ни одного из многодетной семьи. Также среди прочего играет роль телосложение, возраст, цвет глаз, цвет волос, коэффициент пропорциональности верхних и нижних конечностей, резус-фактор, размер ушных раковин, отсутствие определенных заболеваний в анамнезе, отсутствие детей, уровень образования высшее или незаконченное высшее, коэффициент интеллекта выше среднего, инициативность, высокий уровень креативности, нонконформизм и так далее. Ты удовлетворяешь всем вычисленным параметрам, я - сорока трем, отсюда следует простое решение, мы не разлучаемся пока не кончится это безумие.
В течение всей этой научной эссеистики Лера откровенно зевала, иногда пыталась вставить свои комментарии, но Виктор так был увлечен, что остановка тирады была бы смерти подобна, поэтому, дабы предотвратить любые попытки прервать и тем самым поставить под сомнение это великое детище строгих расчетов, он постепенно повышал голос и последние слова он практически выкрикивал. Лера потянулась, изогнула вопросительно брови, еще немного помедлила, жуя губами, тем самым пытаясь удостовериться, что эта тирада действительно закончилась.
--
Знаешь, что все это выеденного яйца не стоит, ну, хорошо, допустим все эти иксы и игреки вычислены правильно, но позволю себе заметить, что среди московского населения темноволосых как правило больше. Много ты встречал некрашеных блондинок, а? Далее, вероятность встретить в двадцать первом веке в славном городе Москве представителя многодетной семьи вряд ли очень большая. Ну, а насчет темперамента, так какого, ты мне скажи, флегматика или меланхолика в такую погоду потянет на улицу, а если он еще и пенсионер? Правильно, вряд ли. Не верю и точка. И не хочу я больше к этому возвращаться.
--
Давай пари, а? - Виктор знал, за что можно зацепить эту упрямицу, и иногда прибегал к этой нехитрой уловке. - Есть еще один параметр, мне до конца неясно какую роль он играет, поскольку в медицинских архивах нашлось данных только на половину из исчезнувших. Исходя из тех данных, которые мне удалось раздобыть, у примерно двух тысяч трехсот человек был учащенный альфа-ритм. Хочешь, давай сделаем тебе электроэнцефалограмму и мне заодно, а? Проверим эту гипотезу, так сказать, опытным путем.
На этот раз Лера была увлечена скручиванием нитки на пальцах неизвестным образом оказавшейся у нее на коленке и перекочевавшей в руки после обнаружения, последний виток на указательном пальце никак не хотел умещаться в полный оборот. Виктор некоторое время выжидательно смотрел на третирование нити, и несколько раз хмыкнув, повторил предложение.
--
Ну, хорошо, - протянула девушка после десятикратной неудачи, - давай, может тогда ты успокоишься, наверно сейчас каждый себя развлекает как может.
Через несколько минут был решен вопрос и с транспортировкой - хотя Виктор с трудом завязывал новые отношения, но уж если он их завязывал, то использовал до конца - один из его недавних знакомых очень кстати подрабатывал в эти дни шофером скорой помощи. И, несмотря на все преграды, которые ставила ему в этот момент судьба или просто стечения обстоятельств и людская неповоротливость в делах, которые не касаются их лично, Виктору удалось разыскать его и уговорить вырваться в перерыв для проведения задуманного мероприятия.
Дороги были настолько неожиданно пусты, что манили вихрем промчаться по всем кольцам Москвы, пользуясь непредвиденной оказией. Путешествие оказалось недолгим, процедура ЭЭГ также не заняла много времени в силу малонаселенности больниц - приходилось признать, что с какой-то стороны исчезновение людей может стать великим спасением, а не бедствием. Предсказанное молодым исследователем поневоле сбылось: альфа-ритм головного мозга Леры действительно заметно чаще чему у Виктора, что вызвало неоднозначные, но довольно различные чувства у собравшихся. Обратный путь обещал был молчаливым и безрадостным, но выбранный Виктором маршрут добавил еще и возбуждающей настороженности. Машина долго вертелась в центральных убогих переулках и, наконец свернув в подворотню, остановилось у двухэтажного домишки типа особняка с цифрами 1 дробь 2. Виктор с криком "Сиди здесь", выпрыгнул из машины и устремился к двери, ведущей в подвальное помещение с неброской вывеской "Запретное удовольствие. Секс-шоп для избирательных господ. Часы работы - от и до". Лерино лицо исказилось до неузнаваемости, и поглядывающий на нее в зеркало заднего вида шофер не сдержал усмешки:
--
Вот люди, да? У всех беда, кругом твориться черт знает что, а они себе спокойненько секс-инвентарь продают, наверно, не плохую кассу делают. Мало ли у нас любителей сладострастия во время чумы...Да успокойся, он за наручниками побежал, чтоб ты от него не улетела, а не то что ты подумала.
--
Хм, - все, что последовало в ответ.
--
А вообще скажи, - робко пробовал он продолжить беседу, чтобы как-то скрыть неловкость, начинающую исподтишка тревожить его, - что ты сама думаешь о том, что происходит? Виктор правда нашел отгадку?
Легкое шелестение как будто от поправления юбки прозвучало в освобождающейся машине, Лера уже закрывала дверь, когда приятель Виктора понял, что происходит. Но не давая ему возможности спросить что-либо еще, Лера произнесла несколько слов и скрылась из вида. В этот самый момент обезумевший Виктор, видевший исчезновение своей девушки из дверей магазинчика, все еще пытаясь освободить карман своего плаща от ненужной тяжести металлических наручников, которые стучали ему по ляжке и затрудняли бесполезный порыв бежать за ней, дернул дверь машины и нечленораздельно, но довольно выразительно требовал объяснений. Шофер медленно вышел из машины, прикурил, всунул сигарету Виктору в зубы, сам закурил вторую, положил руку на его плечо, и только после нескольких молчаливых затяжек вдвоем, он сказал:
--
Она просила передать, что есть только одна переменная - желание.