Полёт... Что может быть прекраснее этого чувства? Ветер, развевающий волосы, яркое синее небо над головой, маленькая земля далеко внизу. Свобода и сила... Тонкое чувство единения с миром... Желание обнять руками, как крыльями всю Вселенную, окутать её покрывалом невыразимых словами чувств...
Сильные взмахи крыльев Дрэго с едва слышным шипением рассекали воздух. Дрэго летел ровно и уверенно, спокойно взирая с высоты на проплывающие под собой вершины высоких гор. Эйлинг сидел на спине дракона в чуть напряжённой позе, его взгляд был устремлён далеко вперёд, выискивая остатки некогда могущественной цивилизации. Древние густые леса скрывали практически полностью разрушенные храмы и покинутые дома. Жизнь кипела в этих лесах, девственно буйная, дикая и не укрощённая. В некоторых местах лес уступал место открытым пространствам и там, робко теснясь друг к другу, стояли небольшие поселения людей. Они были немногочисленны, так как природа взяла под свой контроль рождаемость человечества, оградив себя от разрушения теми, кто когда-то считался хозяевами мира. Вся земля была иссечена огромными неприступными скалами, кольцами охватывавшими значительные территории. Уже несколько тысячелетий не бороздили воздушное пространство механические суда. Железные дороги истлели и были забыты. Там, где некогда проходили автомобильные трассы, теперь раскинулись заросли кустарника и деревьев.
Величественная в древности цивилизация растворилась во времени, оставив тень своего могущества в легендах и сказаниях о былом. Гордая мысль, мечтавшая о полётах на другие планеты, опускающаяся в глубины океанов, была сломлена в одно мгновение. Все чудеса древности были забыты или искажены незнанием и неверием. Знание было утрачено так же легко, как и досталось, ибо не берегли что имели. В эпоху расцвета началось мощное наступление на природные богатства, так как было проще отнять, чем создать... убить, чем родить... Войны захлестнули человечество, усиливаясь из века в век, становясь всё разрушительней. Чёрный смрад горящей крови земли застилал некогда глубокое синее небо. Земля стонала, изрытая взрывами и металлическими машинами: "За что, дети мои?" Но человечество не слышало её боли, занятое своими проблемами и воспаляющейся жаждой наслаждения, оно терзало её хрупкое тело, уничтожало жизнь и себе подобных, ибо жизнью его существование уже нельзя было назвать. Покорители, как называли себя люди, наступали всё агрессивнее с каждым годом, неумолимо приближая конец своего дома, своей колыбели и матери.
Это случилось неожиданно для всех. Не желая видеть Разум в том, кого покоряли, принижая до уровня раба, в один день люди ощутили гнев планеты, на которой жили с незапамятных времён. И содрогнулась земля, взметнулись ввысь высокие горы, разделив сушу на отдельные участки, реки замкнулись. От мощного удара стихий в миг были сметены гордые народы, а остатки населения, позже оправившись от потрясения, собрались внутри своих островков. Отрезанные друг от друга, они не смогли больше подняться на тот уровень, о котором теперь даже и не вспоминали.
Тысячи лет прошли с тех пор, и вот сейчас Эйлинг искал контакта с матушкой-Землёй, чтобы просить у неё прощения за всё человечество. Когда-то, ещё на заре древней цивилизации, предки Эйлинга решили оставить свой народ и уйти в отдалённую часть планеты, чтобы сохранить всё светлое и доброе, чем наделила природа человека: любовь, свет души и тягу к прекрасному. Пути их с остальными людьми почти не пересекались; лишь изредка появлялись в народе странные посланники, не понимаемые и не принимаемые.
Дрэго летел ровно и уверенно, осторожно неся своего друга, над бескрайней, полной жизни планетой, некогда познавшей горечь и унижение, а теперь боящейся освободить своих детей...
"Прости нас, Земля-матушка... - шептал Эйлинг. - Прости детей неразумных". Он знал, что слова его доходят до самого сердца планеты, но шёпот его пока оставался без ответа. Земля-мать молчала. Она давала жизнь всему, давала жизнь детям своим, но даст ли свободу им, Эйлинг не знал. Он мог лишь надеяться, что рано или поздно это произойдёт, и дети Земли вернутся, наконец, в объятия матери своей.