Чей-то квартирник, пьяные лица, я просто решила, что нам не мешало бы пойти развеяться, и ты со мной согласился.
Я крутила в руках бокал с дешевым вином, когда услышала с кухни ее голос.
Подняла глаза. Ты сидел, как-то неестественно выпрямив спину, словно по позвонкам пропустили электрический ток.
Мне всё казалось: вот-вот подскочишь и понесешься в ту сторону, но секунды капали, а ты так и сидел, кивая чьим-то словам, добавляя что-то, прихлебывая из своего бокала...
Только прямой стержень, натянутая пружина, рвущаяся наружу, выдавала тебя.
Тогда я встала и двинулась на звук ее голоса...
Последний раз мы виделись... сколько? Лет тысячу назад?.. Зареванная, с черными потеками туши, она тыкалась в твое плечо поминутно причитая о своей брошенной доле, но жалость не подействовала, и содрогаясь от слез, обиды, обхватив худыми руками плечи, она исчезала, оставляя тебя целиком и полностью мне.
И я подумала тогда "Как же она будет жить дальше? Теперь, когда тебя у нее нет?.."
Теперь, когда тебя у нее нет вот уже, как пять лет с копейками, она стоит на чужой кухне и помогает хозяйке готовить очередную порцию закусок на стол.
С какой-то нереальной стрижкой и цветом волос, то ли подросшая, то ли отощавшая, она стоит там и смеется, смеется по-настоящему.
Счастливо.
И я ничего не могу понять.
Меня ждет дома сын, за которым присматривает нынче мама - новоиспеченная бабушка, ролью этой не кичащаяся, поминутно причитающая, что "молода еще", но гордящаяся в глубине души.
Сын, ради которого, как мне все чаще душными вечерами теперь кажется, я тебя у нее и выцарапывала.
Втихаря, из-за спины, обманами, правдами, слезами и болью.
Чтобы потом, прижиматься наготой кожи к твоим рёбрам, чувствовать, вот оно - моё счастье.
Осязаемое, наболевшее, выношенное.
И как же радостно было тогда, в первые недели и месяцы, что можно больше не прятаться, не говорить "Он мне друг только", не врать, не сталкиваться украдкой, вырывая моменты из ваших с ней отношений... И с какой гордостью я принимала от тебя кольцо, рассказывала всем, что рожу тебе сына, потому что мы друг друга отвоевали, получили, раскрошили и собрали заново, чтобы жить и улыбаться.
А она стоит там счастливая. Ничего не знает этого, ни о чем этом не думает.
И я вот теперь вижу всё это воочию: да ведь она настоящая. Совершенно, неподдельно живая.
И её совершенно не заботит, чего когда-то там не получила в свое пользование, и выходит, что ничего великого и страшного не произошло. Не было войны, был локальный конфликт, и он закончился. И ведь даже нет уверенности, что она обернется сейчас и что-то почувствует.
Зато я стою в оцепенении и прострации и мне больно.
Потому что мы с тобою друг друга выстрадали, а получили в результате каждый по половинке целого, а она выстрадала и выиграла у нас себя.
И победила.
И я приду сегодня домой, осознавая, что лягу в постель, а рядом - счастье моё, единственно мне необходимое.
Но только для того, чтобы утром, пока ты еще сопишь там под нашим общим, огромным одеялом, выбраться босыми ногами на кухню, включить чайник, собрать вещи и, разбудив сына, ровно после первой чашки сладкого кофе, открыть дверь и уйти.
Вспоминать, что кроме тебя есть в этом мире что-то еще.