Я очень рад, что могу рассказать тебе эту историю. Мне было тогда столько же лет, сколько тебе. Ну, может, не одиннадцать, а двенадцать
Ты же знаешь, что твой дедушка, а мой папа - был военным. Как раз в то время, когда мне исполнилось одиннадцать, моего папу перевели служить в другую страну.
Конечно, ты это знаешь!
Мы жили на западе Польши, в небольшом городке, в той части страны, которая когда-то была немецкой. Там я учился в школе.
Я тебе никогда про школу не рассказывал. Почему?
Наверное, я думал, что ты ещё мал...
Извини, извини! Слушай.
Школа располагалась в старом здании немецкой постройки. Это была школа для "советских", для детей военнослужащих.
Мы ведь выросли среди современных пятиэтажек, поэтому школа казалась нам заброшенным старинным замком. Фигурно выложенные темно красные кирпичи фасада, широкие стены, окна, напоминающие бойницы, мраморные лестницы...
Здание завершалось остроконечной крышей, оббитой железными листами, и маленькой башенкой с флагштоком. Это ещё больше усиливало сходство с замком.
Правда, никаких знамён с геральдическими гербами над замком не развивалось. Но их можно было себе представить...
Как только я переступил порог школы, я прямо загорелся, так мне захотелось её обследовать!
Да, конечно, характер. Мне кажется, у тебя такой же! Иначе почему ты всегда в разные истории влипаешь? Ладно, ладно...
Сначала я просто глазел по сторонам, трогал стены, заглядывал в старинные шкафы, которые сохранились в некоторых классах. Потом я попытался спуститься в подвал, и, конечно, спустился. С черного хода, по лестнице вниз.
Подвал был широким и сухим. Длинный, с поворотами, ответвлениями и редкими, тусклыми лампочками . В обе стороны от подвального коридора располагались двери с навесными железными замками. Только одна дверь была открыта. За ней хранились тряпки, вёдра и другой уборочный инвентарь.
Больше ни за одну дверь мне проникнуть не удалось, но уж нафантазировал я себе с три короба! Начиная от застенков гестапо и заканчивая подвалами Синей Бороды, где до сих пор томятся красавицы, которых необходимо срочно спасти.
К тому времени я уже со всеми в классе перезнакомился и даже подружился с двумя ребятами: со Стасом и с Лёшкой. Их отцы также были военными, как и мой.
Со Стасом мы бродили по подвалу. Лёха побаивался. Но когда мы нашли дверь на чердак...
Да... Мы всё-таки нашли её, эту дверь. Вернее, широкий люк. Мы даже попробовали приоткрыть люк. Люк открывался!
В тот день, после уроков, мы решили остаться и обследовать чердак.
Мы с Лёхой и Стасом сделали вид, что выходим из школы вместе со всеми. Потом вернулись и двинулись наверх, в боковой коридор. С самой верхней площадки к люку вела узкая лесенка.
Я лез первым. Толкнул толстую, железную дверцу люка... Как сердце колотилось!
Даже сейчас захватывает дух...
Не знаю, сколько лет на этот чердак не ступала нога человека. Сквозь чердачное окно пробивался луч солнца, освещая кипы старых бумаг, старую, даже старинную, мебель, какие-то шкафы, сейфы и сундуки.
Тихо и осторожно мы ступили на чердак.
Есть такие сказки, в которых дети попадают на чердаки замков. Там с этими детьми происходят разные чудеса.
Ты, сынок, можешь гордиться своим отцом. Твой отец был на таком чердаке. Конечно, тебе тоже охота! Мне самому охота... Много бы я дал, чтобы сейчас оказаться снова на этом чердаке...
Некоторые сваленные в стопки документы были написаны по-немецки. Может, здесь находилась раньше немецкая школа. Может, и не школа... Может, это было немецкое географическое общество, и в непонятных документах хранились описания потерянных географических открытий. Может быть, в этих бумагах хранились секретные архивы, или даже карты сокровищ... не говоря уже об архивах третьего рейха, или документах по разработке секретного оружия...
Но мы же учили в школе английский! Ни один из нас не знал по-немецки больше, чем "Хенде хох!". Да и по-английски... чего уж там...
Порывшись в бумагах и ничего в них не поняв, мы попытались открыть чердачное окно. Нам это удалось.
Свежий воздух ворвался в застоявшуюся атмосферу чердака.
Сверху открылся вид на польский городок. Городок таял в лучах предзакатного солнца. Остроконечные крыши, ровные, небольшие светлые домики, построенные совершенно иначе, чем у нас, на Родине. Речка, мостик через речку. Возвышающийся над всем этим, и стремящийся в небо костёл, совсем не похожий на церкви моего родного города.
Таким таинственно манящим был этот вид! Таким светлым, таким родным, и, одновременно, таким чужим и недоступным...
Нам было по двенадцать лет.
Я помню, что там, на чердаке, я впервые ощутил, что нахожусь в чужой стране. Я оказался в другом мире, не похожем на свой, привычный мир. Я подглядел в чужой мир, забравшись на чердак и распахнув чердачное окно.
Я почувствовал уважение к этому миру и к этой стране.
И вдруг к моему горлу подкатил комок.
Не знаю, почему, но мне до боли стало жалко этот мир... а потом и все другие миры, которых я не видел, и о которых не знаю. Жалко потому, что люди не только строят разные миры, но и готовы эти же миры разрушать. Особенно, если миры других людей не похожи на их собственные.
Люди могут устроить в подвалах старинных замков тюрьмы и застенки гестапо...
Наши миры такие хрупкие! Достаточно пары бомб, чтобы не стало ни мостика, ни домиков, ни костёла...
Сердце моё сжалось... Стас и Лёха свистели, разгоняя сидящих на крыше голубей, а я не мог ни свистеть, ни кричать.
Я хотел обнять этот чужой мир и защитить его... не знаю, как...
Вот, собственно, и всё. Мы лазили на чердак ещё несколько раз. Потом нас засёк сторож и нам здорово попало. Люк на чердак закрыли на замок. А в конце года папу перевели в другой город, где школа находилась в типовом, современном трехэтажном здании. Крыша новой школы была плоской, без всяких намёков на тайны.
Лазил, конечно! Нет, ты меня обижаешь! Зато на новом месте рядом с военным городком находился полигон! Но это совсем другая история. Потом, потом...