Шинкарёв Максим Борисович : другие произведения.

Перерождение. Часть 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Сердце моё начало застывать на несколько минут, иногда посреди разговора.
  Остановившийся взгляд, дрожащие пальцы, горькие складки у губ.
  Я молчал и ждал. Учился вязать узлы.
  Под окнами визжали тормозами машины.
  Дикие научились прятаться от них в домах. Швыряли в них разными предметами.
  В первую очередь шла в ход электроника.
  Иногда я видел, как вышвырнутые бытовые приборы вроде пылесосов пытались двигаться. Пару раз из вышвырнутых приставок и телевизоров доносились скрипящие полуразумные звуки.
  Автомобили огибали их.
  
  
  
  Вспышка ослепила меня. В воздухе висел, затухая, тяжёлый гитарный рифф.
  Когда зрение восстановилось, я увидел, что стоявший в углу сломанный жестяной табурет скрутился в клубок из обломков фанерного сиденья и металлических полос.
  Милая смотрела на него, и губы её дрожали. Глаза были полны слёз.
  Я обнял её, и она заревела, уткнувшись в моё плечо.
  Я слышал, как колотится её сердце.
  
  
  
  Когда она выплакалась и оттолкнула меня, я встал и пошёл посмотреть на остатки табурета.
  Клубок тихо-тихо пел, что-то младенческое и одновременно потустороннее звучало в его песне.
  
  Я потрогал его рукой. Приподнял.
  Полосы металла изменились - стали серыми, без следов ржавчины.
  Мягкими. Очень мягкими. Очень лёгкими.
  Я достал из кармана нож, и лезвие легко сняло стружку.
  
  Я чуть пропел, и металл клубка сверкающими лужицами растёкся по грязному полу.
  Судя по всему, олово. Только очень, очень лёгкое.
  Железо 7,9, обычное олово 7,3. Это, судя по всему, где-то 5 с мелочью.
  Хватит, зануда. Физмат окончен.
  Я оглянулся. Прищуренные, красные от слёз глаза следили за мной.
  
  - Господин Луллий, если не ошибаюсь?
  
  
  
  
  Ночь падала в окна.
  
  - Почему ты плакала?
  - Всё тебе расскажи.
  
  Я поелозил головой по рюкзаку.
  
  - Пора. Мне очень не нравится, как развиваются события.
  
  Молчание.
  
  - Сначала меня накрывает, и я начинаю слышать тепловые колебания. Отличная запись в трудовой. Потом - какой сюрприз - просыпаются автомобили. Новое здравствуйте - ты становишься способной на холодную трансмутацию. Сталь в олово, панимаишь...
  - Тебе завидно?
  - Твоей куртке - завидно. А волнует меня следующее - чем всё это закончится?
  - А ты зануда.
  - Вот только не говори, что это новость.
  - И самое противное - ты прав. Пусть в мелочах. А если окажешься прав и в главном, будет втройне неприятно.
  
  Я помолчал.
  
  - Так почему ты плакала? Было страшно?
  
  Пауза.
  
  - Да. Мне захотелось толкнуть что-то, и я толкнула. А оно вдруг отозвалось... даже не знаю как. Словно из самых глубин, из субатомной структуры. Зазвучало, и изменилось. Совсем...
  
  Тишина.
  
  - Я понял.
  
  Что я понял?
  Меня не охватывает мистический ужас.
  У кого-то душа тоньше, чем у меня.
  Чего тут ещё понимать.
  
  - Спи, милая.
  
  Молчание ответом.
  
  
  
  
  Когда вяжешь узлы с закрытыми глазами, главное - не увлекаться. Репшнур горит ничуть не хуже дерева, если невзначай запеть для него.
  Кроме того, меня не покидало ощущение, что петь в окружении спятившей техники и диких - совершенно неправильно. Как, наверно, и трансмутировать что ни попадя.
  Вот только выхода я из этого не видел. В ушах звучал голос моего дядьки - "дали тебе что-то - задумайся. Не просто так ведь дали".
  
  Мы и задумывались. По полсуток я. Минут по пять она.
  Её до одури пугала меняющаяся песня сути вещества.
  А я... Я прагматик. Я с трудом смотрю на звёзды.
  Но до писка радуюсь, когда получаю кусок бумажного льда вместо пылающей газеты.
  Стукни по нему пальцем - разлетится тонкими лепестками. Будто бумажными снежинками.
  И милая моя была совершенно права - втройне гаже, когда я оказываюсь прав не только в мелочах.
  
  
  
  Мой род никогда не отличался стабильной психикой. Мы довольно дёрганые, постоянно на нервном подъёме или в качественной депрессии. Плохо спим. Хорошо терпим монотонные нагрузки. До поры до времени. Язвим и лезем под шкуру. Во второй половине жизни мудреем.
  Спасибо тебе, Господи!
  Ибо мы живы.
  
  
  
  Кто-то лез по решётке снизу, сопел, скрипел металлом.
  Когда заросшая грязным волосом морда показалась в окне, я спустил курок совершенно не думая.
  Морда принадлежала дикому.
  
  - Бегом на крышу! - просипел я, вгоняя патрон в дробовик. Связки не стали на место спросонья.
  
  Наши рюкзаки переместились на крышу чуть недотёписто, но бегом.
  Отступая к вертикальной лесенке, я видел, как в окно пролезла ещё одна косматая фигура.
  Я плюнул, но стрелять не стал. Дробовик не винтовка, а зрение у меня не здравствуйте.
  Рванул по лесенке вслед за милой.
  
  Крышка люка грохнула металлом о металл.
  Я вогнал во вкрученные кольца арматурный прут.
  Снизу кто-то ударил.
  И ещё раз.
  
  
  
  К моему рюкзаку были привязаны две бухты репшнура.
  
  - Перчатки.
  
  Самодельный крюк полетел к соседнему зданию, не зацепился. Рывками я собрал шнур обратно.
  Ещё раз. Зацепился. Сорвался. Крути мельницу, самоучка.
  
  - Ну почему эти гребаные альпинисты не пользуются кошками типа абордажных?
  - Жить хотят, - проскрипел я сквозь зубы. - А нам похрен.
  
  Третий раз. Крюк зацепился.
  В крышку люка колотили - размеренно и упорно.
  Я пропел низом и почувствовал, как на том конце репшнур и крюк смёрзлись в кусок льда вокруг стойки домовой антенны.
  Закрепил этот конец шнура в ещё два дня назад ввёрнутых кольцах.
  
  - Вперёд. И ноги береги.
  
  Милая отправилась в вояж по репшнуру.
  Двадцать метров пустоты между краями крыш.
  "Сайга" болталась на ремне над пятнадцатиметровой пропастью.
  
  
  
  - Быстрее!
  
  Над моей головой рявкнула "сайга".
  Я перебирал руками и ногами как мог шустро.
  Успел.
  Рывок за репшнур.
  Узел распустился, и шнур вернулся ко мне.
  
  На оставленной нами крыше башни орали трое диких. Из плеча одного хлестала кровь.
  Я запел. Три визжащих факела обрушились вниз.
  
  - Бегом, бегом!
  
  Я отогрел заледеневший крюк - ударил теплом в стойку и смотал репшнур.
  
  - Ночка будет длинной.
  - Да, если не закончится.
  
  В кармане рюкзака лязгали винтовые шпильки.
  
  
  
  На четвёртой крыше я прохрипел:
  
  - Гнилая была идея, признаю. - сплюнул железистую слюну.
  - Живы на полчаса больше, чего ещё.
  - Поцелуй меня, и я буду счастлив ещё минут на пятнадцать.
  - Прикладом устроит?
  - Ох и неласковая ты, скалолазка моя.
  - Силы на болтовню есть, значит отдохнул. Пошёл!
  
  И я пошёл.
  
  
  
  На девятой крыше всё закончилось - крышы с близким доступом и мои силы. Две последние крыши я преодолел в полусумрачном состоянии, почти мешком. Шпильки вкручивала милая.
  
  - Посиди, отдышись.
  
  Между всхлипами я выплюнул:
  
  - Много внизу?
  - Четыре.
  
  Сил выматериться уже не оставалось.
  Я сидел и со всхлипами рывками втягивал в перехваченное горло воздух.
  
  
  
  - Готов?
  - Если вы решили покончить с собой и прыгнули с двадцатиметровой вышки, а на середине передумали, то ещё десять метров, хочешь-не хочешь, а придётся лететь.
  - Идиот.
  - Местные мы.
  
  Я всматриваюсь в ситуацию внизу.
  Синяя "мазда". Серый "БМВ". Серая же "Лада". Белый "москвич".
  
  - Весь зоопарк в сборе. Нет только сторожа.
  - Хватит выделываться.
  - Синяя "мазда".
  
  Высокий крик.
  Синий автомобиль окутывается огнём.
  Уже не автомобиль.
  Комок металла.
  
  Оставшиеся собрались кучкой, такое впечатление, что смотрят, но боятся приблизиться.
  Стучит в правом виске.
  Снова вопль. Ещё раз.
  Головная боль. Мягко и отвратительно тяжёло ударяет по мозгу.
  В костре внизу горят машины. Два глухих хлопка - взрывается оставшийся бензин в рудиментах бензопроводов и баков.
  
  - Бросаем бухту здесь.
  
  Она скользит по репшнуру вниз, шнур свистит по стали. Выдёргивает репшнур из поясных карабинов. Теперь я.
  Съезжаю кульком.
  Выдёргиваю шнур.
  
  - Офигенное зрелище!
  - Билеты ещё продай. Вон покупатели!
  
  Бежим. Бежим. Бежим.
  Очень хочется бросить дробовик. И сдохнуть.
  Впереди милая тащит свою любимую "сайгу".
  Сзади стучат ноги диких.
  Хрип и пламя в лёгких.
  
  
  
  Сгибаюсь. Милая припадает на колено, целится в подбегающих. Слава Богу, не больше десятка.
  Воздух с хрипением выходит из её лёгких. Я вообще едва сипящий труп.
  Выстрел. Пуля из "сайги" ложится в голову дикой твари.
  А мне - квадратный замок на двери подземного гаража.
  Больно петь.
  "Сайга" рявкает несколько раз.
  Дужка замка течёт и выливается из пробоев.
  
  Я открываю дверь и втаскиваю мою Артемиду внутрь.
  Лязгает под моими руками засов.
  Раздаётся грохот.
  
  - Башкой, что ли, бьют?
  - А хоть бы.
  - Фонарики не потерял?
  - Ты меркантильна.
  - В темноте - да.
  - Ох уж я с тобой намучаюсь.
  
  
  
  Зеленоватый свет химического фонарика показывает два уровня, заставленных машинами.
  Я вздыхаю. Чешу подбородок палочкой фонарика.
  
  - Как ни вертись, а надо.
  
  Милая деревянно кивает.
  Я замораживаю машины на ближайших стояночных местах.
  Моя женщина стоит закрыв глаза, и зелёный свет фонарика делает её лицо гротескной маской, страшной, жалкой.
  Гитарный рифф. И ещё. И ещё.
  Дикая мелодия рвёт воздух.
  
  Теперь у нас полтора десятка оловянных моделей самых крутых авто. Ну и по мелочи российского автопрома.
  Я расплавляю им сразу раздавившиеся под весом кузова колёса и подвеску, стараясь не тронуть баки и бензопроводы. Вот теперь не страшно. Если только всё это не треснет где-нибудь.
  Оборачиваюсь.
  Она лежит на полу кучкой тряпья.
  
  Я падаю на колени, проверяю её голову, в свете фонаря больше наощупь. Вроде гематом нет. Небольшая ссадина на подбородке.
  Проверяю на шее пульс. Ровный.
  Обморок.
  Прислушиваюсь к её песне.
  Внутри зреет понимание - сейчас это уже просто глубокий сон. Спазм прошёл.
  В дверь перестают биться.
  Слава Создателю.
  
  Подкладываю ей под голову свой изрядно похудевший рюкзак.
  Заряжаю дробовик и "сайгу". На двоих всего три десятка патронов. Больше картечи.
  Беру своего ревуна, скручиваю ещё один фонарик и иду обследовать гараж.
  Ходили слухи, что тут есть выход в подвал расположенного рядом бара.
  Слухи не подтверждаются.
  Я кидаю под голову оставшуюся бухту репшнура. Хорошо, что была привязана к рюкзаку. А то бы бросил.
  Тьма is on.
  
  
  
  Её ладони скользят по моему лицу. Фонари уже погасли.
  
  - Господи, это Ты?
  - Замолчи.
  - Всегда.
  - Только одно скажи - почему ты не обращаешься ко мне по имени? Оно у меня есть, между прочим.
  
  Секунда.
  
  - Я боюсь тебя потерять. Услышит кто и отберёт.
  - Трусливец.
  - Да, любимая.
  
  Жадные губы впиваются в мой рот. Отрываются.
  Дыхание сбито.
  
  - Не бойся. Я здесь...
  
  Я притягиваю её к себе.
  
  - Ты здесь. Здесь...
  
  Мы здесь.
  И темнота молчит.
  
  
  
  
  Свет. Мягкие, нечёткие звуки.
  
  - ...ииибббааарррд...
  
  Прикрываю глаза.
  Звуки резче.
  
  - Хибард! Хибард о"Квари!
  
  Я вздыхаю.
  
  - Да, кантор.
  - Ну слава Создателю!
  
  Я засыпаю, и слова мои смазываются и затухают:
  
  - Господу слава...
  
  
  
  Вечер. Тени на стене. Лампа. Джером с трубкой. Кристина.
  
  - Привет.
  - Пить хочешь?
  
  Галочий профиль.
  Встряхиваю головой. Господи, избави меня от наваждения.
  
  - Хочу.
  
  Белые волосы феи.
  Стакан с красным соком.
  
  - Спасибо.
  
  
  
  Холодный виноградный сок.
  
  - В этот раз лучше?
  - Да.
  - Где ты?
  - Подземный гараж. Ночь.
  
  Джером усмехается.
  
  - Я вообще должен это видеть?
  
  Джером смеётся.
  
  - Должен. Ты никому не расскажешь. Да и нечего тебе.
  - Оно и хорошо, что нечего.
  - Не стоит быть сварливым. Они дали официальное разрешение перед смертью.
  - Кто бы сомневался.
  
  Джером смеётся снова.
  
  - Когда-нибудь и ты будешь уходить, и немногое у тебя останется. Кто знает, что ты отдашь?
  
  Нечего ответить.
  Короткое молчание.
  
  - Кантор, я хочу курить трубку. Научите?
   Джером смеётся. Кивает.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"