В бесконечности пышущих жаром ночей,
Танцевала луна в тонких нитях жасмина.
Не до сна, коль полна серебром сердцевина
У подбитого зверя, проклятого Ей.
И шептала, волнуясь: хэй, ай-йе, убей!

Ай-йе, бей! - в дрожи вздох подкосил мне колени.
Ай-ей, бей! - звонкий вскрик в сердце ржавой скобой.
Ай-йе, бей! - так дрожала в беззвучном моленьи
Плоть того, кто боялся не стать уж собой.

Бесконечная ночь, что застыла в зрачках
И укором немым растревожила душу;
Бесконечную ночь не дано превозмочь,
Сердце зверя ликует, питая твой страх.
Сердцу зверя лишь лучше, коль ты в ней заблудши.
Сердце зверя ликует, и полночь смеется,
Жадно давит виски грудью душной, хмельной.
Ты разорван на части пьянящей луной.
Кто вновь склеит стекло, коль оно разобьется?
А она улыбалась безумно: "Убей!",
И тонули в крови серебристые пряди.
В плоть - клыки, глубже, дальше, сильнее... смелей!

Ай-йе, бей! - шевельнулось глухое рычанье.
Ай-йе, бей! Рви, кусай, насыщай плоть и дух!
Ай-йе, бей, волчий сын! Вот - твое достоянье,
Пока тот, кто внутри, слеп, беспомощен, глух.

Стон "За что?" утонул в желтом сумраке взгляда.
В тонкой струйке крови истекала душа,
И дрожала губа - "сайэ, сахэ, не надо...",
Пока зверь пил последнюю жизнь, не спеша.
И в беззвучных рыданьях дрожал тот, внутри.
"Сайэ, сахэ... Прости..." вырывалось сквозь рык.
Хохотала луна - глупый смертный, гори,
Коль сумеешь сквозь волка взглянуть хоть на миг!

Ай-йе, бей! Добивай, вновь игрушка сломалась.
Ай-йе, жги погребальный костер для души.
Ай-йе, плачь! Плачь! - луна вновь безумно смеялась.
Но - живи! Я с тобой навсегда, не спеши.

Догорела свеча в распростертых ладонях,
Догорела улыбка на милом лице.
Волк уснул вновь, до завтра, до новой погони.
Наконец я увидел, что будет в конце.