Свирепа, дико сильна, ненасытна, сражение с ней невозможно.
Одиссея
Когда я проснулся этим утром, то знал, что не остался последним. Есть еще люди на Обглоданной Земле. Их мало, очень мало, слишком мало уже, чтобы называться человечеством. Они ступают по пустыне Обглоданной Земли без страха и без надежды, ибо уже смирились со своей судьбой, с тем, что их ожидает, и даже не пытаются больше отсрочить неизбежное. Они оставили мечты, стремления, желания и просто ждут. И каждый час, каждую минуту их становится все меньше. Один за другим люди уходят, поглощаются той вершиной пищевой цепочки, который мы себя когда-то мнили. А я, видимо, буду последним. И это та честь, которую по неизвестной причине оказала мне Сцилла.
Человеку было свойственно жить иллюзиями. Мы видели вокруг себя пусть не совершенный, но такой привычный и комфортный мир, с которым, казалось, не может ничего случиться. Конечно, нас время от времени пугали перспективами глобальных катастроф или, например, Страшным судом, но все это было как-то далеко. Неубедительно. Более того, многие из нас твердо уверовали и в нерушимость своего собственного маленького мирка, своего образа жизни, в свою полную неуязвимость и безопасность. В самом деле, вспомнили бы эти люди, как еще полгода назад приникали к экранам телевизоров, впитывая в себя бесстрастные криминальные сводки или преисполненные вежливой, такой необходимой и, как правило, такой лживой, жалости репортажи с мест катастроф. Вспомнили бы, о чем думали, когда перед глазами проплывали картины разрушенных домов, расчлененных тел и треснувших жизней. Кто-то сочувствовал, пытался по мере сил помочь всем и сразу. Кто-то радостно ржал, довольный чужими несчастьями. Кто-то (наверное, таких было большинство) воспринимал подобные хроники равнодушно, подобно очередному динамичному фильму. С выработавшимся иммунитетом, так сказать. Но почти всех их объединяло одно: у одних явственно, у других глубоко в сознании билась одна лишь мысль - "Со мной такого не может случиться никогда". В это верили, продолжали верить во все времена, глядя со стороны, как большой мир лопал, словно мыльные пузыри, мирки маленькие, личные. И тысячей причин объясняли себе, почему это может случиться с другими, но только не с ними самими. Воистину, если права была Библия и Сатана - князь мира сего, то грандиозное во зле его деяние было, внушить человеку ложную иллюзию спокойствия и безопасности.
Впрочем, возможно Сцилла пожрала и Сатану. А возможно, все дело было всего лишь в банальном человеческом эгоцентризме. Во всяком случае, иллюзиями здесь больше никто не тешится.
Мы не смели себя ядерным ураганом, не отравились отходами своих производств, не успели уничтожить себя каким-то иным способом, который, верю, был бы не менее изощренным. Просто однажды среди нас появилась Сцилла. Вряд ли она имеет столь уж много общего с известным древнегреческим монстром из мифов с шестью собачьими головами на поясе, внешность нашей Сциллы вообще никому неизвестна, ибо предстает она в разных обличиях. Но вот образ ее действия похож - она тоже пожирает. И если та, мифическая, Сцилла удовольствовалась лишь шестью моряками с каждого проплывавшего мимо ее пещеры корабля, то эта другая. Ее возможности не столь ограничены и позволяют жрать гораздо больше, опустошив за несколько месяцев почти всю планету. И тогда Земля стала называться Обглоданной, ибо такое название со злой иронией отражало то, во что превратилась некогда прекрасная колыбель человечества.
Все мы, люди, узнали о приходе Сциллы сразу. Некоторые говорили, что это существо способно массово влиять на сознание. Возможно. Другие говорили, что поступило предупреждение о Судном дне. Похоже и на это. Говорят, по слухам кто-то где-то даже пытался сопротивляться, безуспешно, разумеется. Гораздо больше людей принялись молиться, в исступлении требуя от Всевышнего избавить мир от такой напасти. Ну, тоже не помогло. А большинство приняло приход монстра как свершившийся факт и стало жить как и прежде, потрясающе быстро привыкнув к тому, что рядом стали исчезать близкие и ужившись с перспективой своего собственного скорого исчезновения. Конечно, это снова была жизнь в иллюзиях. Недолговечных, все ведь происходило довольно быстро. Например, сам я с этой иллюзией расстался, всего лишь спустившись в метро. Я увидел, как к платформе подошел поезд. Обычный поезд, не отличавшийся от сотен ему подобных. Но поезд этот не открыл двери, а разверз на их мести пасти, усеянные кривыми зубами. А внутри вагонов колыхалась что-то такое темное, непонятное, но осязаемое, и от этого даже более страшное, чем сами челюсти, заменившие привычные раздвижные двери. А люди, казалось, не замечали, входили внутрь, выстроившись очередью перед приглашающее распахнутыми пастями, жадно дрожащими, насыщающими Сциллу свежей плотью. Несколько раз пасти захлопывались, тщательно пережевывали свою пищу, и тогда "пассажиры" терпеливо ждали на платформе под аккомпанемент хруста ломаемых костей и чавкающего звука раздираемого мяса. Помню, меня тогда удивило, что никто не кричал, ни от боли, ни от страха. Просто ждали своей очереди в эту чудовищную молотилку. Да и у меня не мелькнуло мысли остановить людей, крикнуть им, чтобы бежали от этого жуткого поезда, спасались. Потому что я знал, в чем дело. Просто их час пришел, Сцилла их определила на сегодняшнее меню и позвала на убой. А мой час придет позже. Все нормально, так и должно идти. А иллюзии нормальной жизни - они тут лишние. Впрочем, если кому-то будет от них легче, почему бы и нет...
Потом я видел еще многое. Как-то раз увидел, что перед конторой, в которой я работал, выстроились все сотрудники. Они делали зарядку под руководством нашего замгенерального. Старательно так делали, с душой. Увидев меня, помахали руками, чтобы присоединялся. А когда я спросил, зачем, собственно, услышал в ответ, что Сцилла предпочитает хорошее мышечное мясо, да побольше. И что наша задача - обеспечить ей приятный прием пищи. Больше-то все равно как бы делать и нечего, и незачем. А один раз я отправился с друзьями на природу, этакий пикник во время чумы. Все шло довольно неплохо до тех пор пока один из наших товарищей, интеллигентно промокнув губы салфеткой и извинившись за беспорядок, не начал кушать остальных. Сцилле, с ее чувством юмора, понравилась идея простой дружеской посиделки с шашлыками. Мои друзья, которых я знал годами, лишь хихикали и наперебой сообщали монстру, в каких местах, по их мнению, они вкуснее. Сцилла с улыбкой благодарила, поднимала тосты и закусывала ими. Именно тогда, приняв вид давнего моего друга, Сцилла и сообщила мне, что решила оставить меня напоследок. Подумать, и правда, какие честь и ответственность, остаться самым последним человеком на Земле. Десертом, так сказать. Оценил, спасибо.
Видел я с тех пор еще многое. Но уже не запоминал. Стал невосприимчивым. Привык и адаптировался.
Как ни странно, но перед лицом неминуемого уничтожения среди людей не наступило никакого хаоса, как его показывали в фильмах-катастрофах. Просто все четко определились с планами на ближайшее будущее. Кто-то ходил на работу, потому что привык. Кто-то продолжал заниматься любимым делом. Кто-то успел использовать отведенное время для того, чтобы выговорить недосказанное. Кто-то, конечно, не успел. И все же, пусть не в одночасье, но пугающе скоро мир превратился в пустыню. В нашем городе перестали ходить люди, петь птицы и шнырять кошки, вкусовые качества которых, видимо, тоже были оценены по достоинству. С едой для временно уцелевших проблем не было - множество магазинов и ресторанов стояли пустыми, их никто не грабил. Незачем ведь. Так что, можно сказать, все происходило чинно и порядочно.
Думаю, это был мой последний день. Слишком мало чувствую я людей вокруг, единицы, не больше. Их, наверное, хватит на ночь. Что ж, удачи им, скоро присоединюсь.
Действительно, угадал. Сегодня я проснулся единственным. Даже не знаю, откуда это чувство, но оно стопроцентно истинно. Я самый последний человек на Земле. Более того, последнее живое существо в этом мире. Весьма интересные ощущения, как будто я, последний оставшийся, должен ответить за всех разом, как будто во мне сконцентрировались души и разумы всего человечества, и как будто я могу что-то решить. Тоже иллюзия, конечно. Я бы хотел с кем-то поделиться этими ощущениями, рассказать о них. Но если бы кроме меня остался еще хоть кто-то, их бы и не было. Так что все правильно, эти чувства из тех, которые полагается уносить в могилу. Которой, впрочем, у меня не будет. Зато останется впечатляющий памятник - мертвая планета. Кенотаф всем жившим здесь. Не так уж и плохо, наверное.
Я даже не понял, где я ночевал. Какой-то подвал, кажется. Темновато, тесно, да и сыро. Минутку смакую мысль о возможности в нем отсидеться. Да нет, мысль сама кричит о своей фальшивости. Не выйдет. Так что вот и мой час пришел. Что ж, осталось одеться и выйти наружу, хоть воздухом подышать.
А снаружи меня уже ждут. Симпатичная девушка с длинными светлыми волосами смущенно как-то мне улыбается и неловко поводит плечами. Не человек, конечно, это я точно знаю. Сцилла в одном из своих обличий. Тоже пожимаю плечами и встаю рядом.
- Прогуляемся? - предлагает она, - ты ведь не спешишь?
- Да нет, в принципе, - отвечаю.
Мы не спеша идем по пустым и очень тихим улицам. Рука к руке, человек и существо, собирающееся его съесть. Мне не то, чтобы страшно, просто интересно:
- А как это будет?
Она снова пожимает плечами.
- Ну, в театральных эффектах нет необходимости. Так что, если не возражаешь, быстро. Зато не больно.
- Ага, договорились.
Идем дальше. Неожиданно меня начинает терзать весьма забавная мысль:
- Скажи-ка, ну вот сейчас ты меня... употребишь, скажем так. А потом как? С голоду помрешь?
Она непонимающе смотрит на меня.
- В каком смысле?
- Кушать что будешь дальше?
Она чуть улыбается.
- Так мне и не надо дальше. Я сюда только ради вас и призвана.
И вот тут, впервые на меня накатывает злость.
- Призвана, говоришь? На обед, что ли? Кем призвана? Неужели Бог так решил от нас избавиться? Это что, Страшный суд пришел в твоем обличии?
Она останавливается, снова улыбается мне и несколько секунд смотрит на небо. Потом вздыхает и оглядывается по сторонам.
- Господь к вам слишком милостив, он тут ни при чем.
- Что же он тебя сюда пустил на кормежку, а? Что, решил не связываться? Не смог?
- Единственное, что неподвластно ему, это ваша собственная свобода воли. А нам, пожалуй, что и пора. Ты не против?
- Вообще-то, против, - моя злость улетучилась, как не бывало. Осталось лишь обреченность. Я лгу, я ведь действительно не против.
- Но ты же понимаешь, что это не важно?
- Куда деваться... Но на вопрос ответишь?
И в последние свои секунды я слышу затихающий голос.
Вы сами призвали меня. Вы не могли без меня. Вы жаждали меня и творили меня. Своими поступками, мыслями и речами. Вы жили мною. И однажды я откликнулась на ваш зов. Ведь я...