Шевелюхин Илья : другие произведения.

Лес на крови

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Илюха Шевелюхин, и без того популярный на сайте автор, опубликовал мини-роман "Лес на крови". Произведение сразу вызвало резвую реакцию читателей. Основная претензия к тексту - сыровато как-то все это и перегружено причастными / деепричастными оборотами. Ну, это, строго говоря, довольно мелочные придирки - автор молод, опыту у него еще не так много, как хотелось бы, ремеслом писательским не владеет (что, возможно, и к лучшему). Сам мини-роман весьма интересен. Во-первых, Илюха попытался выстроить классический action - есть герои, есть анти-герои, есть массовка (для увеличения числа трупов), есть сверх-идея произведения. Я употребил слово "попытался" лишь потому, что в целом, Илюха не сумел избавиться от стандартных штампов. Иногда кажется, что его мини-роман "списан" с российских fantasy и американских фильмов категории "В". Это, в сущности, неплохо (во всяком случае, для первого опыта большого произведения). Гораздо больше радует то, что Илюха не стал упираться в геевскую тематику. То есть, при желании там можно найти соответствующие мотивы, но это уже будут изыски в стиле дедушки Фрейда. В общем, "Лес на крови" прочитать можно", - А. Кириченко

Шевелюхин Илья

Выпускникам, читающим эти строки,

посвящается

  
  

Лес на крови

  
   1.
  
   Ползли. По испещрённой колдобинами дороге. Машина словно издевалась, тряслась и взбивала из путников сливки. Но они, на которой уже версте, свыклись, пялясь в треснутое окошко на дикие русские леса.
   Последний жилой пункт миновал ранним утром, и теперь пейзаж сменяли то нетронутые поля, то острова бездушных чащ. И всюду высились холёные борщевики, подступающие робко, но однозначно к последнему, что оставалось здесь чужим, - к дороге.
   Ромашки, тянувшие тощие, лишённые лепестков стебли, змеились по рытвинам, изъедающим грунтовую насыпь. Деревья, древние, но вовсю ещё пышущие жизнью, склоняли раскидистые ветви, норовя царапнуть крышу и без того нероскошного авто.
   Мариванна всякий раз несдержанно чертыхалась, когда в лобовое, затянутое узором мелких трещин, стекло с лёту врезались стрекозы и жуки.
   "Superda populnea", - неизменно точно комментировала Леся, забывая, что никому от этого не легче.
   Живность затаилась в почтенном молчании. Ей вторили девчонки, занимавшие первые места рафика, бегущего, спотыкаясь, неведомо как далёко. Гомон растаял ещё давеча, когда нежные особы только начинали прочувствовать всю суровость затеянного предприятия. Теперь они беззвучно потирали ушибленные места, виной которым был по-кузнечьи прыгающий автомобиль, не скрывая безнадёжной досады от появления очередного синяка. Мальчишки же косились на девчонок, давно забыв о страданиях физических, переключась на муки душевные, дела сердечные...
   Мариванна, их классный руководитель, жадно цеплялась за руль, отнюдь не замечая голодных, страстных взглядов, посылаемых её сыном на незнакомую ему очаровательную Лесю. Леся, увлечённая наблюдением за размазанными по стеклу беспомощными тельцами, и вовсе погрузилась в себя. "Дворник" раздражённо дёрнулся и смахнул последнего насекомого, не оставив для созерцания ни лапки, ни крылышка. Леся, опечаленная, обернулась... И встретилась взглядом с ним.
   Алёша, кажется, так звали сына их классной, улыбнулся. Леся хмыкнула и отвернулась. "А ведь он ничего", - смутно всплыло в голове, и девушка зарделась, тщетно силясь прогнать взбрёдшие фантазии. Алёша обратил соблазнительную, наивную улыбку в нахальную плебейскую и оторвался от лицезрения её золотых волос. Он её склеил...
   Это заметил Валька. Ему сразу не понравился избалованный отпрыск Мариванны. Стройненький, фигуристый, модно одетый и причёсанный, он возможно и обольщал девчонок, но у парней, тут же потерявших приличную долю внимания со стороны одноклассниц, он вызывал лишь презрение и желание погрызться. Валька терпел. Но замашки на Лесю, его непризнанную протеже, положили терпению конец.
   - Даже не мечтай, - покоробил он Лёху.
   - Чего?
   - Я видел твои впёртые в Леську глазёнки. Так вот, забудь о ней, ясно?
   - Иди в баню, придурок...
   - Таким, как ты, нужны бабы с обложек, а она не такая.
   - Каким таким местом она "не такая"?
   - Она умная.
   - Это не важно.
   - Конечно, тебе важно другое.
   - Заглохни, - Лёха, глядя ему в глаза, протянул средний палец и ухмыльнулся, - мне нет никакого дела ни до тебя, ни до Superda populnea. На её счёт у меня особые планы.
   - Мы не дадим им воплотиться, - вмешался Булыч, выковыряв из уха наушник-капельку. Со вторым он остался неразлучен, чуть покачивая головой в такт дроби ударников.
   - Ребята, вы же не станете досаждать девице, - ответил сын классной.
   У Булыча, Вальки и нескольких других парней удивлённо вытянулись лица.
   - Она сама ко мне явится. Вот увидите, - самоуверенно заявил Лёха и гадко ухмыльнулся.
   - Держу пари, ты ей сдался! - протянул Валька руку.
   - Спорю, она западёт на меня! - бросил Лёха, и Булыч на глазах у свидетелей стычки разбил до хруста сжимаемые руки.
  
  
   2.
  
   Сделали остановку, чтоб прогуляться. Лесе не давал покоя Лёха, сказавший матери, что справит нужду глубоко в лесной чаще, а сам упёрший курить в компании её одноклассников. В том числе и девчонок. Леся не курила, и потому просто задумчиво ступала по ковру из заячьей капусты и букетов папоротника. Не курил и Валька, незаметно подкравшийся сзади к одиноко брёдшей подруге.
   - Чего грустим?
   Леся вздрогнула, но, разглядев, кто пред ней, холодно ответила:
   - Ну, и как давно ты за мною следишь?
   - Меня привела к тебе бабочка. Подалирий, кажется...
   Леся прищурилась и поджала губки.
   - В этих широтах они не водятся. К тому же подалирий занесён в Красную книгу...
   - Не веришь? - распахнулись искренние глаза Вальки. - Пойдём посмотришь! Их там много!
   - Это наверняка дурацкий розыгрыш, я не сдвинусь с места! - упрямилась Леся.
   Валька, отчаявшись, понурил голову. "Милые голубушки, пыльцою овеянные, светом окутанные... мозаикой плетёные крылышки ... Чёрт возьми! Хоть одна бы тварь залетела!"
   - Валька? - как-то странно поглядела на него Леся. - Волосы! Боже, у тебя в волосах...
   Что-то выпорхнуло и, любуясь собою, завертелось в воздухе.
   - Ну ни хрена ж себе! - в восторге забыла о воспитании Леся.
   Валька не верил своим глазам. Милая голубушка с мозаикой плетёными крылышками крутилась в бешеном танце прямо перед ними.
   - А ты говорила! - выдохнул он.
   - Забудь, - отрезала Леся, и на лице её выразилось неподдельное восхищение. Пока, правда, не Валькой...
   - Их там много, - гордо повторил тот, надеясь оттяпать хоть какую-то благодарность.
   - Где же, где? - нетерпеливо допытывалась Леся.
   - Там, - ответил Валька и обернулся, намереваясь тыкнуть пальцем в нужное направление...
   В лицо ударило цветное облако вьющихся, как опадающие листья, насекомых. Бабочки рассыпались в пространстве, весело перепархивая и сталкиваясь друг с другом. Валька, скорее ошарашенный, чем поражённый развернувшейся красотой, уставился на Лесю. Леся, из благородной гордой девицы, не позволявшей себе вольности, превратилась в сумасшедшую на радостях девчонку, бойко прыгала, смеялась и хлопала в ладоши.
   Послышались тяжёлые шаги, под чьими-то ногами затрещали ветки и прошлогодняя высохшая трава. Бабочек как ветром сдуло. Они даже не улетели, а рассыпались в воздухе. Леся не успела моргнуть, как от них не осталось и следа. Валька, покачав головой, удалился, переваривая всё только что произошедшее.
   - Ты это видел? - налетела сама не своя Леся на Лёху, прислонившегося к берёзе.
   - Н-нет, - не понимая, ответил он. - Я что-то пропустил?
   - Да. Сотни, может тысячи Iphiclides podalirius!
   - Ты, кажется, помешалась на своих жуках... Тебе не жарко?
   - Предлагаешь мне снять сорочку? - ехидно осведомилась Леся.
   - Для начала хватит и курточки... Сейчас лето, не думаю, что...
   - Ты ещё и думать умеешь?
   - То есть?
   - Ты умеешь думать о чём-то ещё, кроме баб?
   Лёха нахмурился:
   - О Iphiclides podalirius, например?
   - Хотя бы!!!
   - Нет! Думать о бабах куда более многообещающе, чем о твоих мохнатых, шевелящих усиками бабочках!
   - Откуда ты знаешь, что это бабочки?
   - Ты сама сказала... - как-то неуверенно пробубнил Лёха.
   - Может быть, - задумчиво ответила Леся, совершенно уверенная в обратном.
  
  
   3.
  
   - Он или идиот, или настоящий душка, - заключила Вера.
   Леся всплеснула руками. Рассказав обо всём случившемся, она никак не рассчитывала услышать от подруги такое.
   Рафик подпрыгнул, все как по команде пригнулись, только Валька, как всегда думающий о чём-то о своём, треснулся лбом о крышу. Кто-то хихикнул, Леся цокнула языком и зло посмотрела на подругу.
   - Да здравствуют раздробленные копчики! - загудела Вера, вызывая смех у подуставших ребят.
   Леся насупилась.
   - Вера, если ты надеялась меня этим успокоить, то напрасно! От того, что он - "настоящий душка", мне ни тепло, ни холодно!
   - Скажешь тоже! Вот дурочка! - рассмеялась в ответ подруга. - Он явно по тебе сохнет!
   - Да иди ты!..
   - Потому и... как это по-ихнему?... А! клеит! - настаивала Вера. - Он действительно мальчик что надо. Поговори с ним, пококетничай, - Вера игриво повела плечиком и захлопала ресничками. - Авось он не такой дурень, каким тебе показался.
   - В том-то всё и дело... - едва слышно, будто самой себе, сказала Леся. - Кем-кем, а дурнем он мне не показался!
   - Привет, девчонки! - откуда-то сзади высунулась счастливая рожа Булыча. - Кто заказывал музычку?
   Он протянул плеер.
   - Что там? - спросила Вера, разглядывая ногти, словно атлас мира.
   - Ну, это, Сенькина кассета...
   - Они хоть симпатичные? - тщетно пытаясь вспомнить название группы, допытывалась Вера.
   - Не знаю, - растерялся Булыч. - Они в том возрасте, когда красота не делает погоды...
   - Фу! Старые перешники! - Вера брезгливо отмахнулась от плеера, давая понять Булычу, что он свободен, и, загадочно ухмыльнувшись, посмотрела на подругу. - Леся, кажется, я знаю, что я должна, как преданная подруга, для тебя сделать.
   Леся, взметнув брови-стрелки, недоуменно на неё уставилась.
   - Чтобы дать тебе импульс, - начала Вера, наматывая на пальчик цепочку с кулоном, висящие на тонкой длинной шее, - чтобы не дать тебе упустить свой шанс, - она коварно улыбнулась, не спуская огромных карих глаз, - я его у тебя отобью!
   Леся открыла рот, но, не выронив ни слова, резвым воробушком готового сорваться с её едкого язычка, тут же его захлопнула.
   - Принять вызов или нет - твоё дело, - скромно продолжала Вера, закинув ногу на ногу и поглядев в водительское зеркало на напряжённое лицо Алёши. - Ему сейчас так плохо. Некому малютку утешить... Единственный, за кем надзирает мамаша!
   - Всё! - взвилась Леся. - Достала! Иди и утешь его, только меня к сему не примазывай! Понятно?
   - Проблема в том, - невозмутимо ответила Вера, - что я ему сдалась к чёрту!
   - Спорим, что нет?
   - Спорим! - их руки встретились в неженском пожатии.
   - Булыч! - возопила Леся, - иди разбей!
   - Опять? - раздался его сдавленный голос.
   - Что значит "опять"?
   - Да так, ничего...
   - А теперь дуй отсюда, - приказала Вера. - Значит так, - она обратилась к Лесе, - действовать начнём у Мариванны на даче, когда она уедет...
   - Она нас привезёт, а сама в тот же день свалит обратно, оставив присматривать за домом Лёшку, - уточнила Леся.
   - Да-да... Какая разница?.. - нетерпеливо нашёптывала Вера. - Мы попытаемся влюбить его: ты - в меня, я - в тебя.
   - И в кого он влюбится, тот проиграл, - подтвердила Леся.
   - Это как посмотреть... - зажмурившись, Вера откинулась на спинку. - Удачи!
   - Тебе тоже! - огрызнулась Леся, весьма недовольная всем затеянным.
   - И как у такой дуры, как наша Мариванна, мог вырасти такой с-с-самец, как Алёша!
   - Хватит! - прошипела Леся.
   - Не нравится? Пересядь! - Вера подмигнула. - Например, к Лёхе...
   В стекло врезалась муха.
   - Empistesselata, - принялась за старое Леся, ядовито посматривая на подругу, вздумавшую вдруг попудрить носик.
   - Кстати, - Вера подвела губки, - помнишь, в классе пятом мы были в гостях у классной... Так вот, он тогда был просто уродцем!
   - Да мы и сами-то были теми ещё поганками!
   - Да, было время, - согласилась Вера. - Но как мог тот невзрачный, даже жутковатый комочек теста испечься в такой аппетитный крендель?!
   - Угомонись же ты, наконец!
   - О'кей, сворачиваю... - подруга хитро улыбнулась, будто замыслила пакость. - Странно, что Мариванна доверила править домом своему несовершеннолетнему сыну.
   - Странно, что она доверила свою дачу нам, - поправила Леся, игнорируя явные намёки подружки.
   - Ну, уж мы-то позаботимся о порядке... Мальчики - направо, девочки - налево!
   - А Лёша с Верой по серёдке! - съязвила Леся.
   - А Леся с Валькой на чердаке!
   Леся вспыхнула.
   Она о нём и забыла. Взглянув на Вальку через плечо, она улыбнулась. Тот удивлённо заморгал и смущённо опустил глаза.
   Лёха, нахмурившись, стал серее тучи...
  
  
   4.
  
   - Крепитесь, девочки, мы в аду...
   - О, Господи! Ну и хата!
   - Сарай, не то слово!
   - Надеюсь, здесь нет тараканов?..
   - Боюсь, что в такую глушь не догадались забраться даже они...
   - Зато об этом догадались мы!
   Кто-то истерически расхохотался.
   - И вот в этом мы останемся на шесть дней?
   Леся обернулась. Говорила Вера.
   - А я-то, дура, задавалась вопросом, как она могла доверить... Как мы можем довериться этому!
   Пока Мариванна возилась со старым заклинившим замком, ребята разбрелись по окрестностям.
   Булыч не упустил возможности отыграться, подбежал к Лесе и Вере, рука об руку шагающим по заросшему лугу, и нахально бросил:
   - Вера, знаешь, что это за гроб? - он указал на странный дощатый ящик, выглядывающий из зарослей репейника и крапивы. - Это ЭМ-ЖО!
   - Что? - Вера притормозила.
   - Уборная.
   - Что??
   - Туалет короче!
   - Да она поняла! - строго оборвала Леся. - Не понимаешь? Тупой? Девушка просто в шоке! - она ободряюще приобняла подругу. - Ничего, сходим в кустики... Благо, места много...
   - А в дождь?
   - Тем лучше! Вместо душа...
   - Так здесь и душа нет? - безучастно изрекла Вера.
   Леся виновато пожала плечами.
   - Вёдрышки, тазики, - нараспев издевался Булыч.
   - Я кого-то пристрелю! - Вера бросила испепеляющий взгляд на классную, всё ещё торчащую у дверей. - Тоже мне отдых! Нам обещали весёлый затянутый уикенд, а не срок в исправительной колонии! Боже, - она взметнула глаза к небу и прижала ладонь к груди, - я что-то сделала не так?..
   - Тройка по биологии, - шутливо напомнила Леся.
   - Но у Булыча их штук двадцать! - оправдывалась Вера.
   Булыч надулся:
   - Но ведь и я наказан! Плюс ко всему тобою, в частности... Бабою, скажем, - не сахаром!
   - Чего?
   Булыч понял, что взболтнул лишнего, и потому умчался ланью прочь. Разъярённая Вера рванула догонять его следом...
   - Совсем как дети! - раздался над ухом хриплый голос Лёхи.
   Леся вспыхнула и отступила в сторону:
   - Ты давно... здесь?
   Лёха, сунув руки в карманы джинсов, подошёл ближе и уставился на дом.
   - Мне стыдно...
   - За это?
   - Да. Я сам здесь впервые. Мать не ездила сюда ни разу с тех пор, как я родился...
   - Значит, ей чем-то дорог этот дом, - предположила Леся.
   Лёха усмехнулся:
   - Воспоминаниями, конечно! Здесь прошло её детство.
   "М-мда... Жалко тётку", - подумала Леся, но на лице изобразила такое искреннее участие, что Лёхе стало противно.
   - Да ладно! Можешь убрать этот щенячий взгляд и радоваться жизни, - вдруг, смеясь, сказал он, с сожалением отмечая, что разжалобить девчонку не так-то просто.
   - Нет, мне действительно жалко. Её детство.
   - Забей! Пойдём, пройдёмся...
   Он взял её ладонь в свою и двинулся к лесу, тянувшемуся жирной полосой за незасеянным полем. Леся, им увлекаемая, шла по пятам, с интересом рассматривая мальчика, впервые подошедшего так близко, и растерянно улыбалась, гадая, что будет дальше.
   Рассекая траву, доходившую до груди, он стремительно нёсся в чащу, успевая подхватывать неловкую, спотыкающуюся девушку. Леся, дивясь его расторопности, каждый раз падая, не без удовольствия опиралась на его широкие плечи, цепляясь тонкими пальчиками за холодную юношескую ладонь. Он сжимал их всё крепче. Лесе становилось жарче, она запыхалась.
   И вдруг, оказавшись вне поля зрения остальных, далеко от страшного дома, он замер, развернул девушку лицом к себе, прижал её и заглянул в её глаза. Леся задохнулась от нахлынувшего волнения. Лёха не улыбался и казался теперь чуждым прежнего лихачества. Сердце бешено колотилось, гоня разгорячённую кровь по пылающему страстью телу. В них просыпались дерзкие желания, которые умерить не было мочи. Его ладони, ставшие из холодных обжигающими, жадно обхватили её за талию. Леся обняла его за шею и притянула к себе. Он голодным зверем впился в её губы, Леся доверчиво распахнулась и закрыла глаза. Он запустил чуткие пальцы в её волосы, ослабил хватку в нежное прикосновение и упивался беззащитной хрупкостью принадлежавшей ему девочки...
   Внезапно ласково поглаживаемые им золотистые пряди взвились под налетевшим шквальным порывом ветра и больно хлестнули его по лицу. Лёха, почувствовав резкую боль, выругался и схватился за щёку. Леся, растворившаяся в неге, разлепила слезившиеся от накатившего блаженства глаза и ахнула. Меж его пальцев, лежащих на щеке, сочилась алая жидкость... Леся отняла его руку от свежей раны и припала к ней полураскрытым ртом... Лёха застонал от сладкой боли, раздиравшей его изнутри, и, забыв о порезе, перехватил её губы своими...
   Прильнувшие друг к другу, они не замечали, как Валька, собрав скромный букет из редчайших цветов для единственной девушки, когда-либо ему улыбнувшейся, наблюдал за ними и мрачнел, теряя в гневе былые детские черты...
  
  
   5.
  
   - Люсенька, милочка, - Вера вложила в улыбку всё накопленное в себе презрение, - в этой комнате живу я с Лесей. И мне плевать, что сказала тебе Мариванна. А теперь прошу, - она указала на дверь, - иди к кому хочешь, жалуйся, плачься, только оставь меня в покое!
   - Корова, - уходя, бросила Люсенька.
   - Касатка, - прикрикнула ей вслед Вера и захлопнула дверь. - Вот сволочь!
   Настроение было ни к чёрту. Вера села на кровать. Та скрипнула и провалилась. Девушка успела увернуться, чтоб не последовать за ней. С досады она пнула стул и уселась на подоконник, с тоскою поглядев в распахнутое окно.
   С улицы пахло жаром; солнце безжалостно палило, иссушая дикие степи. Небо который день оставалось бездушным, недвижимым, лишённым малейших облаков, словно картина - белильных мазков.
   Дом стоял чуть поодаль от пыльной дороги, одиноко высясь в поле, не знавшим века человеческих рук. До ближайшей деревни было полдня утомительного пути, и сюда, с тех пор, как съехали родители классной, никто не отважился заглянуть. Впрочем, и глядеть было не на что.
   Дом разваливался. Гниющие брёвна, отслужив своё, обсыпались в труху, не надеясь быть сменёнными. Ветхая крыша валилась внутрь, не мешая ливневым дождям вносить лепту в диковинное убранство большей части второго этажа.
   Вера посмотрела на свисающие обои с выцветшим узором и вновь обратилась к окну...
   По тропинке, протоптанной табуном свалившихся в захолустную усадебку ребят, быстрым широким шагом двигался Валька. Рвущим и мечущим взглядом выстреливая то в лес, то во флигель, он прошёл к парадному входу и скрылся.
   Ох, как она его понимала! Что бы не отдала Вера, лишь бы принять ванну, в которой, как и в кровати, она проводила треть своей жизни. Ранее она и мечтать не смела, чтобы слив воды в унитазе казался, как теперь, божественной музыкой. Из прошлого. Да что там унитаз, когда в доме не было зеркал! Без именного трюмо Вера чувствовала себя обнажённой. "Обнажённая Вера", - она печально уставилась на рюкзачок, забитый кремами и лосьонами, и закусила локти, готовая при появлении прыща застрелиться...
   Не радужные мысли заглушил стук, бойко ворвавшийся из тишины со стороны двери. Дожидаться ответа не стали, и, треснув так, что облупившаяся краска клочьями обрушилась на пол, в комнату вошёл Валька.
   - Валентинчик? - неприятно удивлённая, Вера соскочила с подоконника и встала в позу. - В чём дело?
   - Ты это видела? - он протянул ей растрёпанный букет и уселся на стул. - Я старался, а они...
   - Кто? Что? - не особо заинтересованная Вера приняла сомнительные цветочки и недоверчиво на них уставилась.
   - Ну, чё ты пялишься, как на смутировавшую в живом йогурте бактерию? Букет что ль никогда не видала?
   - Букет? Я думала это веник!
   - Свисти! - но, посмотрев на неё, Валька растерялся. - Правда?..
   Вера широко раскрыв невинные глаза, энергично закивала.
   - Вот задница!
   Девушка зажмурилась, будто от боли, и недовольно поджала губки.
   - А вот ругательств я не потерплю! - она вздёрнула остренький подбородок и шагнула прочь. - Это всё?
   - Это не ругательство, а название одной из Словенских деревень... Ладно, прости, - невнятно бросил он, раскисая и вешая в отчаянии голову. - Я думал посоветоваться... Ведь они там... сосутся...
   - Что?? - Веру передёрнуло, словно шибануло током.
   Забыв о напускной гордости, она подлетела к Вальке и, взяв его за плечи, глядя глаза в глаза, спросила:
   - Целуются? Кто?
   Валька похолодел. Зачарованный ею, зависшей перед самым его лицом, он молчал. Чуть вперёд, и их губы сомкнутся...
   Она его тряхнула, сочтя ответную тишину за невнимание. "Неужели она не видит? Не чувствует? - недоумевал Валька и сам себе ответил: - Ах, да, веник..."
   Он очнулся и отстранился, боясь не побороть искушение.
   - Ну? - раздражённо требовала Вера.
   - Леся и...
   - Нет!
   - Лёха... Что? - вяло отреагировал Валька.
   - Я так и знала! - топнула ножкой Вера, и её кудри, распустившись, заплясали на плечах.
   Она гневно выхватила букет и швырнула его в окошко. С улицы донёсся возмущённый вопль, не узнать который после стольких лет было бы грешно. Оба выдохнули:
   - Мариванна...
   Валька странно покосился:
   - С тобой всё в порядке?
   - Да, - дружелюбно улыбнулась Вера, но в глазах её бушевал шторм.
   Она поправила волосы, подошла к нему ближе, чмокнула в щёку и прошептала на ухо:
   - Ты же знаешь, я никогда не проигрываю.
  
  
   6.
  
   Леся нехотя попятилась, пресекая дальнейшие лобызания друг друга, но осталась в его крепких объятиях.
   - Скажи, Алёша, тебе нравится Вера?
   - Ты о чём? - словно окачённый ледяной водой, он приходил в себя.
   - Просто ответь.
   - Девчонка как девчонка!..
   - Нет, а как женщина?
   - Не понимаю.
   - Не надо понимать... Ответь спонтанно...
   - Внешне она вполне ничего, а так... я её не знаю.
   - Ты и меня не знаешь, - напомнила Леся.
   - Да, но...
   - Тогда что это? - она провела ладонью по его щеке, нежно щупая рану. - Почему мы обнимаемся, целуемся, будто знакомы целую вечность?
   - Может это любовь... с первого взгляда, - в его устах это прозвучало смешно.
   Леся вырвалась из его рук и, опёршись о дерево, уверенно заявила:
   - Но я тебя не люблю!
   Алёша поморщился, его брови сошлись на переносице.
   - К чему ты клонишь? При чём здесь это?
   - Ни при чём. В том-то и дело, что ни при чём. Нас одолела похоть. Страшная, пошлая, животная... - каждое её слово врезалось в его сознание тысячью плетьми, нещадно хлещущими по лицу, - ...похоть! И мы ей отдались, не пытаясь сопротивляться, даже не узнав, как следует, друг друга. В воздухе витают феромоны и всё такое... Это, безусловно, приятно, но не обязывает к ласкам и нежностям, коими мы здесь занимались. Это неправильно! Мы наплевали на чувства, которых у нас нет! Поэтому хватит! Пойдём, нас уже заждались...
   Лёша не шелохнулся. Набрав в лёгкие воздух, он перемалывал тираду, обрушившуюся на вскружённую страстью голову.
   - Но, - попытался возразить он, - так нельзя!
   - Так надо! - она приложила палец к его губам, велев ему замолчать, и ушла, оставив Лёху наедине со своими разбегающимися мыслями.
   Он закрыл глаза, присел на корточки и ещё раз прокрутил, словно запись, всё ею сказанное. Она была права. Но он так не мог. Не мог позволить себе действительно к ней привязаться. Ему нужна была девчонка только на эти дни, чтобы расслабиться, но Леся желала большего, хоть и говорила, что к нему равнодушна.
   "Что ж, пусть желает дальше. Время есть, уступлю дорогу этому хмырю Вальке, а сам свинчу Верку. С ней, я думаю, тоже можно неслабо поразвлечься", - он ухмыльнулся, стёр со щеки снова брызнувшую кровь и пошёл к дому.
  
  
   7.
  
   - Здесь нет ничего такого... Вера, это тушёные овощи, - Леся ободряюще улыбнулась и первая ткнула в это вилкой.
   Выглядящее прискорбно, блюдо перекочевало на тарелки, и ребята несмело зажевали. Как ни странно, готовить Мариванна умела. И, закатив перед отъездом прощальный ужин, она постаралась на славу. Внешне неэффектный, гарнир на вкус оказался бесподобным. Это признала даже Вера, задумавшая поначалу бойкотировать второе блюдо.
   Гостиная, где трапезничали ребята во главе с удивительно любезной классной, была, пожалуй, единственным помещением, не напоминавшим затонувший "Титаник".
   Выметенная от паутины, с мебелью, старательно протёртой хозяйкой, только она теплила жизнь, собрав в себе воедино предсмертные вздохи гибнущего дома.
   Булыч поёжился. Забыв прихватить с собою плеер, озвучивающий его существование, он чувствовал себя опустошённым, и оттого был особенно восприимчив.
   Рядом, не унимаясь, трещала Люсенька, отвлекая Мариванну от своей уныло уплетаемой тарелки. Булыч, подуставший от шума, посмотрел на необычно тихую сейчас Веру.
   Та сидела, откинувшись на спинку стула, и попивала крохотными глотками непривычное ей дешёвое вино. Её взгляд блуждал от Леси к Лёхе, иногда проскальзывал по Вальке, но ни разу не был направлен на него, сохнущего по ней Булыча.
   От обиды он даже поперхнулся. Только тогда она пристально и холодно на него посмотрела и весело расхохоталась, не отрывая пьянящих, ядовитых глаз. Она мучилась, он это видел. Но кто был мучителем, он не знал.
   Леся что-то ей шепнула. Вера устало, но старательно заулыбалась, пока подруга не отвернулась, и зевнула.
   Внезапно с места, как ужаленный, вскочил Лёха. Подбежав к середине накрытого стола, он с размаху вмазал кулаком по пустой тарелке. Тарелке Леси. Она вздрогнула, кто-то ойкнул, Люсенька заткнулась. Его мать вопросительно взглянула, явно ожидая разъяснений.
   - Паук, - сухо отрезал Лёха, вытирая о скатерть руку.
   На лопнувшей тарелке лежало раздавленное тельце насекомого...
   Леся медленно, скрипя стулом, поднялась из-за стола и зычно молвила, не скрывая нахлынувшего отвращения:
   - Никогда! Слышишь? Никогда не трогай пауков!
   - А то что? - издевательски бросил Лёха.
   Вера победно улыбнулась, оставаясь наблюдателем со стороны.
   - Пауки, - полушёпотом продолжала Леся, - всегда мстят за своих собратьев. Всегда! Мстят.
   Её подхватил Булыч. Театрально разводя руками, он будто читал пьесу:
   - Полчища разъярённых волосатых пауков завалятся к тебе в кровать, бегая влажными лапками, - он заиграл пальчиками по столу, - по твоему онемевшему от ужаса телу...
   Люсенька выронила кусок хлеба, прижала ко рту руку и пулей вылетела из дома, борясь с подступающей тошнотой.
   - ....ты не сможешь кричать, так как рот твой будет или затянут паутиной или забит пауками, жирными, хрустящими, безостановочно снующими...
   - Довольно! - рассердилась классная. - Некоторые ещё ужинают. Доешьте, если сможете, и уберите со стола. А с вами троими, - она указала на Лесю, Лёху и Булыча, - я поговорю отдельно и сейчас же... Впрочем, Лёшенька, своё ты дома получишь... Марш мыть посуду!
   - Ну да конечно! - непрошено встряла Вера, невозмутимо вставая с места, да так, чтобы всем пришлось её ждать. - Пусть моют те, чья сегодня очередь!
   - Вера!
   - Лёшенька своё получит дома. А здесь мы все равны, - Вера натянуто улыбнулась. - Если вас, уважаемая Мария Ивановна, это не устраивает, мы не будем против того, чтобы вернуться назад.
   - Ладно! - сдалась классная. - Мне некогда заниматься вашим перевоспитанием.... Хотелось бы добраться до чёртовой деревни до полуночи.
   Она развернулась, чтобы уйти.
   - Те, кого я назвала, идут со мной, - Мариванна заглянула через плечо. - Плюс... Вера, будь любезна, осчастливь нашу компанию своим божественным присутствием.
   - Есть, мэм! - негромко, но едко бросила Вера, вытянувшись по струнке и приставив руку к воображаемому "козырьку".
  
   - Я знаю, - начала доверительную беседу Мариванна, - вы молоды, гормоны играют злые шутки, и тем не менее... Вы эти свои штучки прекратите! До меня дошли слухи, что мой болван чуть было не совратил одну из наших девиц!
   Леся потупилась.
   - Эти слухи неверны, - спокойно ответила Вера, поглаживая шею. - Это девица чуть было его не совратила. И, кстати, этой девицей была я...
   Булыч присвистнул. Вера нарывалась на скандал.
   - Но он держался молодцом. Просто чудо-мальчик. Говорил о каких-то моральных принципах, пару раз чмокнул и был таков.
   - Эта история была бы душещипательной, если бы, во-первых, не касалась моего сына, - терпеливо начало классная, - во-вторых, если бы была правдой. Но меня не проведёшь, Вера, ты слабенькая актриса...
   - Хорошо, - раздался Лесин глухой голос, - это была я. Мы поддались какому-то собачьему инстинкту, налетели друг на друга, как ненормальные... Но дальше поцелуев дело, слава Богу, не зашло!
   - Брось, милая моя, не мели чушь, - тем же нравоучительным тоном продолжала Мариванна. - Если из Веры актриса вышла бы так себе, то из тебя, увы, вообще б не вышла.
   Она перевела выжидающий взгляд на Булыча.
   - Не смотрите на меня так! - возмутился тот. - Я с ним не целовался!
  
  
  
  
   8.
  
   - Уф! Уехала! Я готова целовать землю, - жеманничала Вера, провожая взглядом укатывающий рафик.
   - Да, - поддакнула Леся. - И на нашей улице бывает праздник. Чем займёмся?
   Ребята стояли на крылечке, оставшиеся безнадзорными, одинокими на сотни вёрст вокруг. Но их это отнюдь не печалило. Даже Лёха вздохнул свободно и на правах старшего отдал первый приказ:
   - Так, парни, вставайте в очередь. Колоть дрова будем. Топор в сарае, чурбаны под навесом...
   - Хозяйственный! - вздохнула Вера.
   Лёха ей подмигнул, снял рубашку и первопроходцем ринулся по кустам сурепки, прокладывая тропу к сгинувшему в зелени сараю.
   Все как одна, девчонки умилённо заохали, уставившись на его пока не загорелую, но рельефную спину.
   Леся затаила дыхание...
   - Боже... - простонала Вера. - Чем, говоришь, займёмся?... Притворим наш план!
   - Я о нём и забыла! - соврала Леся.
   - А то как же! - так и поверила Вера и шуганула со ступенек, спеша за Лёхой.
   - Подожди!
   Вера затормозила и обратилась во внимание.
   - Я должна тебе рассказать... - заверещала Леся.
   - ... что всё то действительно было?
   - Да, - изумилась Леся.
   - Я знаю, - заверила подруга. - И именно поэтому спешу взять реванш!
   - И ты скрывала?
   - Ты бы потребовала сдать источники...
   - Источники? Знает кто-то ещё?
   - Спрашиваешь! Мариванна-то знала...
   - Кто-то нас... видел? - боясь ответа, спросила Леся.
   - Я не в курсе, - солгала Вера.
   "Неужели Валентинчик всем растрепал? Ублюдок!" - Вера свернула со свежей тропки и, пересекая крыльцо, на ходу бросила:
   - Так или иначе, я всё улажу. Сиди здесь, таращься на колющих впервые в жизни дрова мальчиков. Уверяю, это потешное зрелище. И... готовь рассказ. Я желаю всё услышать в мельчайших подробностях!
  
   Как она и предполагала, не все мальчики оказались сознательными. Валька сидел в гостиной, играя сам с собою в шахматы.
   - Интересная позиция? Ах! - Вера села на доску, разметав по комнате деревянные фигуры. - Вот умник! Увиливаешь от работы?
   - Работы? Я не знал, - забормотал поражённый наглостью девушки Валька. - Я Мариванну не провожал и на веранде не был, и потому, видимо, не слышал о задании...
   - На крыльце, тупоголовый, на крыльце! Веранда крытая, а крыльцо нет! Она пуста, как твоя башка!
   - Чего ты взвилась?
   Вера заболтала свешанными ножками, взяла попавшую под руку фигуру, повертела в руках:
   - Белый конь... Жеребец... - швырнула в стену. - Ты случаем не думал написать и вывесить плакат: "Леся с Лёхой целовались в лесу", а?
   - Я...
   - Мало того, что тем самым ты портишь ей жизнь, так и меня подставляешь!
   В комнату вошла Люсенька.
   - Пошла вон!
   Вышла.
   - Чем "тем самым"? - начиная заводиться, Валька хмурел.
   - Болтать меньше надо! - Вера перешла на крик.
   - Я никому...
   - Все! Все знают! Будто были там, видели собственными глазами! Трепло!
   - Молчи! - Валька, сорвавшись, резко схватил её за руки, крепко-накрепко, чтобы некуда было деться от его пытливого взгляда.
   Она сопротивлялась, посылала его к чертям, а он не отпускал, чувствуя, что закипает.
   - Я никому ничего никогда не говорил, - процедил он. - Только тебе, тебе одной! - глаза его сузились в щёлочки, сквозь которые, бросая в жар, глядело пламя. Не гнева - страсти.
   Он стащил её с шахматного стола, доска соскользнула и грохнулась на пол. Она притихла, но не бросила отчаянных попыток выбраться. Стальной хваткой притянув её к себе, он взял её за подбородок и... слился в долгожданном поцелуе. Она замерла, долго не отвечала, но не сдержалась под напором его желания, раскрыла рот и дала свободу чувствам.
   Сплетясь в объятиях, они повалились на диван. Он отпустил её локти и обнял талию, не смея прервать дуэли их обезумевших языков...
   В дверь постучали. Оба вскочили и, тяжело, но часто дыша, поправили мятую одежду. Вера водрузила на место доску и, румяная, села в углу комнаты. Валька, приглашая войти стучавшего, принялся собирать рассыпавшиеся пешки.
   - Я на минутку, - сдерживая ухмылку, буркнула Сеня.
   - А почему стучишься? Комната-то общая! - раздался из-за дивана надорванный голос Вальки, возящегося с ферзём, задумавшим намертво застрять меж половиц.
   - Да здесь возня была какая-то... Потом Люся вылетела, как ошпаренная, и я подумала...
   Вера хохотнула, распевая про себя хвалы Господу. Сеня виновато улыбнулась.
   - Вот глупенькая! - Вера подхватила одноклассницу под руку и позволила повести себя к выходу.
   - Вера? - с надеждой спросил Валька.
   - Верю... что не ты... - мягко ответила она. - Потом... хм-м... договорим...
  
  
   9.
  
   - Валя, это с тобою говорила Вера на счёт меня?
   - Да, - впервые Валька посмотрел на Лесю так безучастно.
   - Значит, ты знаешь?
   - Да, я видел.
   Леся покраснела, представляя Валины мысли.
   - Но ты ведь не думаешь...
   - Я видел, - повторил он. - Тут нечего думать!
   - Мы не стали...
   - Мне уже всё равно! Я окрылён другой.
   - Другой? Я была тебе небезразлична? - будто сама не знала ответа, спросила Леся.
   Валька не ответил, но выразительно взглянул.
   - Понятно. И кто эта другая? Постой, это не моё дело...
   Валька усмехнулся, собираясь уходить.
   - Вера? - остановил его её поражённый окрик. - Но...
   - ...я ей не пара? - опередил он Лесю. - Право, не тебе судить.
   Леся прикусила губу, почувствовав, как наворачиваются слёзы.
   - Вы все такие? - она отвернулась, по щеке скатилась капля...
   - Все? - не понял Валька.
   - Да! Все дружно, словно сговорившись, прёте на попятную.
   - Лёха тебя бросил? - удивился, чувствуя смятение, Валька.
   - Нет. Его бросила я. Я! Слышишь? - рыдания вырвались из горла, сломили голос. - А ты наговорил, разболтал всем о том, чего не было! За что?
   Валька не обнял её, не стал утешать. Леся чуть не лопнула от злости и раздирающей ревности.
   - Я ни словом не обмолвился, - он устал оправдываться. - Только Вере, ей одной!
   - Но не могла же она?...
   - Нет, Вера другая. Она чудесная, - увлёкся Валька, но, спохватившись, предположил: - А Лёха?
   - Он? - Леся перестала лить слёзы и задумалась.
   - Он мог наплести всем мифы, чтобы выставить себя хреновым героем!
   - Он? - Леся всё думала. - А ведь точно! Надо предупредить Верку...
   - Где она?
   - С Лё... - она запнулась. Всё шло прекрасно.
   Лицо Вальки, спущенного с заоблачных далей на землю, исказилось яростью.
   - С Лёхой? И она туда же?
   - Ты в курсе о споре?
   - О нашем?
   - О вашем??
   - Вы тоже спорили???
   Оба замолчали, давая ушам передышку.
   - Мы с Веркой, - начала Леся, выдержав паузу, - должны были влюбить его друг в друга.
   - Чушь!
   - Чушь не чушь, а я, похоже, выиграла. Он, конечно, не ведает, что творит, но да это не так уж важно. Особенно для увлечённой им Веры.
   - Увлечённой?
   - Она в него втрескалась, втюрилась... Называй, как хочешь!
   - И сейчас они рубят дрова...
   - ...вместе, - закончила Леся, весьма довольная собой.
   - Где?
   - Там, - она указала.
   Он ушёл. Убежал. Горе-любовник.
   Вытирая высохшие слёзы, Леся беззаботно улыбнулась:
   - Прости, Верочка...
  
   10.
  
   И с чего он взял, что она ему что-то должна? Разве это она его поцеловала? Нет! Он сам. Но она ответила... Или просто была не против?..
   Валька не смел проверить, чем заняты эти двое, свернул с указанной Лесей дороги и пошёл по полю, изрытому кротами.
   В тёмном лесу, сквозь листву деревьев которого робко проскальзывали лучи заходящего солнца, придавая зелени алый веющий покоем оттенок, упиваясь мнимым одиночеством, воспевали гимны и осанны птицы. По нитям света, смиренно тончающих, растворяясь под кронами, но тянущихся незыблемой паутиной от самых верхушек неколебимых сосен, сновали неутомимые букашки, погружённые в свои, свободные от мирских сует заботы. Во влажном насыщенном парами воздухе витали ароматы душистых трав, смолы и елей. Пахло свежестью орошённых грибов и ягод...
   - Внимай, природа, я несчастлив! - поделился грустью Валька, дыша с лесом одной грудью. Касаясь любовным жестом огрубевшие стволы, он ласкал необузданного зверя...
   По коре засочилась смола, лес был тронут и потому проникся вниманием.
   - Но я хочу, чтобы ты не ведала моей печали! - Валька наклонился и присел к девственному кусту, погладил высохшую ветку и поцеловал желтеющий лист. - Я принимаю предложение, некогда сделанное тобою. Да, а ты думала, я забыл? - Валька рассмеялся страшным, обречённым смехом. - Нет! Хотя... да! Но ты напомнила о себе сама, явив сегодня бабочек перед Лесей. Я вспомнил, что я могу. Я понял, чего был лишён. И потому я готов стать во главе армии, дремлющей тысячи лет!
   Ветви восторженных деревьев пошатнули своды засыпающего леса; подхваченные могучим ветром заскрипели могучие дубы...
   - Так вы меня слышите? - не удивился, но взволнованно вопросил юноша, величественно подымаясь с коленей. - Так чего же мы ждём? Коронуйте!
   Лес нескладно, но согласно заревел, ликующие птицы сорвались в небо... Всё замерло, будто вмиг вымерло.
   И вдруг всё начало меняться: сотрясая землю, как живые, зазмеились мачты сосен, давеча мёртво вздымающиеся в непроглядную высь. Извиваясь, щупальца-ветви поползли к земле на встречу оживающим, стрекочущим корням.
   Словно завертелись колёсики и пружинки адского механизма, пришёл в движение весь лес, впервые услышанный и понятый человеком.
   Валька, уверенно стоя на забродившей земле, извергающей невиданных монстров, корою непробиваемою крытых, ветвями, измазанными в грязи, окутанных, готовился стать отцом, взволнованно, но решительно глядел перед собою и потерянно улыбался...
   Сзади, где-то за спиною, треснула почва, словно лопнули путы, и на землю вывалились переплетающиеся стебли черёмухи и сирени. Они в мгновенье возмужали, окрепли и, продолжая расти, выбросили раскидистые ветви, скручивающиеся в венок. И, хотя была не пора, по ободку его высыпались нераскрытые цветы...
   Валька выпрямился и вздёрнул голову, ожидая чего угодно. Лес взревел неистовым сатанинским хором, последняя искра ужаснувшегося солнца блеснула и померкла, небо почернело, завернувшись в золу бурых туч...
   Венок опустился на голову; источая слепящий свет, развернулись бутоны, лепестки вспыхнули и ...
   Всё стало как прежде. Лес, мирно покачиваясь, отходил ко сну. Отступила, меняясь прохладой, деньская жара. Замолкли утомлённые птицы, заухал выступивший на охоту филин...
   Небо, окрашенное изумрудным светом, сталось пустым, обещая назавтра великолепную погоду...
   И только юноша, чувствуя разбуженную силу, казалось, ко всему был равнодушен, потирал затылок, на который минуту назад самой матерью-природой был водружён божественный, но не благословлённый венец.
  
  
   11.
  
   Наступили сумерки, опустилась первая ночь, проводимая в мёртвом доме. Спать никто не торопился, идти в кровать заставлять было некому, да и в тёмных комнатах одним оставаться было жутковато.
   Все собрались в гостиной за обеденным столом, решив перекинуться в картишки. Выбывшие занимались кто чем мог: некоторые играли в шахматы, Сенька включила электрический насос, умно брошенный в ветшающий колодец, и наполняла, следя за переливами струи, немногочисленные вёдра. Вадик уселся за пианино, усердно нажимал на клавиши, извлекая по памяти известные мелодии.
   - Кто-нибудь видел Вальку? - Вера как всегда обо всех беспокоилась.
   Остальные отрицательно покачали головами, сосредоточенно взирая на веера атласных карт. Их больше заботила партия, чем Валька.
   - Сыграем в "бутылочку"? - осенило Булыча, давно вылетевшего из игры и теперь скучающего на диване. Ведь телевизора тут не было, а если бы и был, то без спутниковой антенны навряд ли что-либо показывал.
   Вадик затянул Шопена, чудными переборами заинтересовавшего Веру, но ребята заулюлюкали, и он, дивясь их безвкусице, перешёл на буги-вуги.
   Вера осклабилась и скрестила на груди руки.
   - Кто, в конце концов, здесь за главного?
   Лёха, ворча, школярски вытянул руку.
   - Значит, ты за нас отвечаешь?
   - Ну, в некотором роде...
   - Тогда где, чёрт возьми, некоторые товарищи? Близиться полночь, а от Валентинчика ни слуху, ни духу!
   - Когда придёт, тогда и выясним, где он шлялся, - деловито мешая колоду, ответил Лёха. - И ты ему не мама, чтоб предъявлять ко мне претензии!
   - Не мама?!
   - Он не маленький...
   Люсенька прыснула, щегольнув козырем, но тут же, обожранная немногословным Вериным взглядом, притихла.
   - Хорошо, - согласилась Вера. - Я сама пойду его искать.
   Булыч поднялся, готовый помочь.
   - Одна, - осадила его Вера и, хлопнув дверью, скрылась в кромешной уличной тьме.
   - Дура, - подытожил Лёха.
   - Не забывайся, - Леся смотрела ей вослед.
  
   В минуты, когда пальцы стремглав неслись выразить в звуке мысль, Вадик чувствовал за спиною отрастающие крылья. Играл он не ахти как, чему способствовал дико расстроенный инструмент, но, чтобы удовлетворить запросы сидящих, умеющих наковырять разве что "Собачий вальс", и этого вполне было предостаточно. Плеск воды, шёпот матёро перекликающихся картёжников, хлопки падающих на стол дам, валетов и королей, баталия, развернувшаяся за шахматной доской, подстёгивали маэстро выстрачивать заумнейшие рулады и пассажи. Бойко вцепившись в аккорд, рассыпав звуки хроматического хода, Вадик чувствовал, как учащается пульс...
   Быстрее, быстрее...
   Внутри защекотало, охватило небывалое волнение. Сердце будто вознамерилось надорваться...
   Быстрее, быстрее...
   Нет! Так продолжаться не могло!
   Он бросил клавиши, закрыл крышку и опустил руки... Музыкант...
   В инструменте что-то натужно загудело, будто повернувшиеся разом колодки натянули все струны. В хаотичные, нечеловеческие стенания врезался удар, словно на нижние клавиши обрушился невидимый молот.
   Вадик, опрокинув табурет, отскочил, ребята оторвались от игры и зачарованно наблюдали.
   Пианино словно впало в лихорадку, судорожно подрагивало, издавая то нелепое глиссандо, то истошные вопли безумных аккордов, выжимаемых бесплотными кулаками. Колодки, скрипя, издевались над струнами, и те, не выдерживая, одна за другою лопались, вскрикивая и вопя, пугая бледнеющих подростков...
   И вдруг всё заглохло. Перестало шевелиться и замерло, став прежним, доброе дореволюционное пианино.
   Лёха, самый смелый, и тот бледнеющий, подхватил в углу швабру и, защищаясь ею вместо пики, аккуратно двинулся к врагу. Инструмент молчал и теперь, пережив кризис, казался болезненным, истощённым...
   Лёха пихнул ручкой швабры и откинул верхнюю крышку. Пианино застонало и высыпало наружу спутанную щетину перегрызенных струн. Вадик перекрестился.
   - Ты что-то нажал? - раздражённо прикрикнул Лёха, отшвыривая в сторону бесполезное теперь орудие.
   - Д-да... - робко озираясь, признался Вадик. - В-в-восемьдесят в-восемь клавиш и пед-д-дали... две штуки...
   В комнату, разминая затёкшую шею, вошёл Валька и обвёл жалко выглядевших ребят надменным взглядом.
   - И где ты был? - залаял на него Лёха, не представляя, что скажет матери о фамильной реликвии, нежданно-негаданно проявившей вдруг свой не дюжий бунтарский характер.
   - Слушал концерт из своей комнаты, - безэмоционально ответил тот и вяло зааплодировал. - Браво, Вадичка! Это, пожалуй, лучшее, что я когда-либо от тебя слышал!
   Несостоявшийся пианист скосил в отвращении рот. Все знали, что, обладая великолепным слухом, Валька терпеть не мог музыкантов-самоучек и тем более их салонную, призванную услаждать чужие уши, подобострастную игру.
   Он посмотрел на инструмент и с издёвкой заметил:
   - Похоже, от твоих эстрадных номеров несчастный рояль вывернуло наизнанку. Его стошнило. Хорошо хоть, не на тебя...
   Расправившись с первым, Валька обратился к Лёхе:
   - Ценная вещь?
   Лёха оцепенел. Валька сел за стол, оказавшись прямо напротив.
   - Что скажет мама? - он перебрал чьи-то оставленные карты и ловко выудил червонную даму. - Убьёт - не убьёт, а мотоцикл продаст!..
   Лёха сжал кулаки.
   - Откуда ты зна... - но напоролся на ледяной отчуждённый взгляд.
   - Хм-м... Двенадцать... - не оборачиваясь на часы, висевшие за спиною, сообщил Валька. Те ответили мирными курантами. - Как ты думаешь, она доехала?..
   - Прекрати! - вступилась Леся, заслоняя напуганного Лёху.
   Валька лениво оглядел её с ног до головы и, не церемонясь, спросил:
   - Лесенька, красавица, неужели ты действительно на что-то надеешься?
   - Я надеюсь, ты очухаешься. Не знаю, что на тебя нашло, какая муха укусила, но сегодня ты не похож сам на себя!
   - Неужели ты действительно на что-то надеешься? - настойчиво повторил он, пропустив её реплику мимо ушей. - С ним?..
   - Не твоё собачье дело! - Леся осмотрелась, напрасно ища в одноклассниках поддержки. - Может вмешается кто-нибудь?..
   Ребята только отвели глаза, предпочитая не участвовать во вспыхнувшем конфликте.
   Тогда лопнуло терпение у Лёхи. Готовый смять обидчика, он принял вызов, отодвинул защитницу и бросился ко столу, сметая на пути всё: и ребят, и мебель, и посуду. Леся рвала на себе волосы, не представляя, как поступить. Она видела ту опасную решимость, с которой наступал ослеплённый яростью Лёха, боялась, чтобы он не натворил глупостей. И не убил ненароком Валентина...
   Но неминуемой, казалось бы, драке не суждено было состояться. Как всегда вовремя выступила спасительница Вера, только-только вернувшаяся с освежающей прогулки. Чётко зажестикулировав, она вправила мужской половине мозги и властным движением головы приказала им действовать. Вмиг осознавшие своё превосходство парни налетели на повздоривших товарищей и заломили им руки.
   Валька не стал сопротивляться, так как сам не желал доводить дело до мордобоя. Но Лёха, тот едва не раскидал одноклассников, нанявшихся служить смирительной рубахой. Вырваться не удалось, искажённое злобой лицо замерло в нескольких дюймах от веющего покоем лица Вальки.
   - Ещё будет время... - угрожающе зашипел Лёха.
   - И что? - не дал договорить Валька и придвинулся, поднося лицо ближе. Уголки рта его чуть дрогнули.
   Лёха ощутил на себе его дыхание и сглотнул.
   - Что же? - повторил сквозь зубы Валька. Веки его на миг сомкнулись и, вспыхнув светом, лишённые зрачков, распахнулись...
   Лёха отпрыгнул, глотая в панике воздух. В лицах ребят читалось беспокойство, но не более.
   "Неужели они не видели? - Лёха содрогнулся и, сломив страх, ещё раз взглянул в глаза Вальки. - Ну конечно! Теперь они, как и прежде, карие, лживые, рассудительные, злые... Не мог же я ошибиться!" Валька улыбнулся, будто слышал, о чём он думал, и подмигнул...
  
   Вера проследила лично, как обоих выпроводили и заперли в своих комнатах. Довольно потирая руки, она вернулась в гостиную и только тут заметила странность, приключившуюся с пианино.
   - А что с фоно? - спросила она у Сени, убиравшей со стола огрызки и обёртки от конфет.
   - Его стошнило...
   - Чьих рук дело?
   Та пожала плечами.
   - Впрочем, я и сама знаю, - Вера стянула со скатерти только что собранную Сеней колоду, вытянула из середины карту, обращённую к ней рубашкой, и, пробормотав что-то, отважилась подсмотреть.
   На ладони, расплываясь в дерзкой обольстительной улыбке, лежала дама червей.
   Дама, сулящая любовь.
   Удивительно похожая на Веру.
  
  
   12.
  
   Распластавшись на широкой кровати, полунагой Булыч безмолвно глядел в потолок. Едва прикрывшись пахнущей хлоркой простынкой, он наблюдал за застывшими тенями, рождаемыми чуть уловимым лунным светом, и гадал, на какую зверюгу похожа каждая из них. Присвоив очередное нелепое имечко очередному странноватому очертанию, он пихнул в ухо неизменный наушник и отдался разорвавшимся звукам, помахивая в такт острой пяткой.
   Тело, покрывшееся от не спадающей жары испариной, откликалось на ласки проскальзывающего в окно ветра блаженным ознобом. Булыч томно потянулся, не отрывая завороженного взгляда от воображаемых монстров, и глубже зарылся в подушки.
   Тени шевельнулись и поползли по потолку, обретая чёткость. Булыч моргнул, засомневавшись в увиденном, но тени, вкусившие жизни, разбредались по сторонам, отнюдь не испытывая смущения перед давешним их нарецателем.
   Музыка настойчиво вдалбливала взвизгивания избалованных электрогитар. Булыч понял, что грезит. Этот сон, сковавший его, - не наяву, потому что тени ползать не умеют. Или потому что это не тени.
   Он вторил электрогитаре, но двинуться не посмел. Ветер отчаянно ласкал, но тело более не отзывалось. Тени поползли, развязываясь в беспорядочные сети, на стены, стекли к полу тёмными струями и заполнили собою всю душную комнату. У Булыча спёрло в горле, он попытался крикнуть, но изо рта вырвался только булькающий хрип. И тот - не молящий о помощи, а предсмертный, сдавленный, удивлённый...
  
   Булыч проснулся. Ветер дунул, и он поёжился, не от удовольствия, а от холода. Тело было сухим, пожалуй, даже мечтающим о жаре. Булыч укутался в простыню, заменявшую одеяло, и уставился в потолок. Его монстры сидели на местах, не помышляя о побеге...
   Навибрировавшись за день вдоволь и более, "капельки" лежали на тумбе, отдыхая от надоевшего хозяина. Но Булычу было пофиг. Он не был фетишистом, чтоб одухотворять и жалеть наушники. Тем более эти, некачественные и немодные. И потому немедля напялил их на уши, ища спасения от пережитого страха в не менее страшной музыке.
   Рык нестриженых мужиков, жестокая муштра барабанов и агония, воплощённая в истошных воплях и стенаниях гитар...
   Ему впервые захотелось врубить Баха. Мама бы, узнав о сём, прослезилась.
   Но такую эстетику иметь при себе не было совестно разве что Лесе, да музицирующему на клавире Вадику. А просить было стыдно, потому что никогда особо не прельщала возможность быть высмеянным товарищами-дураками.
   Увлечённый мечтаниями о Бранденбургских концертах, он не замечал, как невыносимо затягивались удары "бочек", как жутко менялся басящий голос солиста, превращаясь в животный рёв подыхающего ти-рекса... В плеере явно садились батарейки, кассета крутанулась и замерла, не дав трогательной балладе дообъяснить смысл своего ошибочного существования. Булыч застонал и, зло выдернув из ушей "бананы", сел в кровати.
   Решительно ступил ногой на пол и... так же решительно отдёрнул. Там что-то было. Влажное и волосатое, оно нежно облепило молодецкую пятку и, казалось, готово было утолить голод, выжать из костей все соки...
   Успокоив себя тем, что ещё спит, Булыч потянулся к светильнику и вдавил в корпус кнопку, ожидая встречи с разлагающейся тушкой ондатры, догадавшейся упокоиться с миром у его и без того разящих тапочек...
   Вспыхнувшая в колбочке "змейка" озарила комнату, и Булыч понял, что ошибся. Такое присниться не могло.
   Его кровать стояла на лужайке, окружённой стеною свеженалитых зеленью листьев; набухшим венами плелись над землёю лианы; от поросших мхом и лишаем ветвей тянули немощные стебли вьюнки, обвешанные гроздьями спелых алых ягод.
   И всё-таки то была комната: за водопадом зелени проглядывались обои, пучки цветов и виноградных лоз стыдливо завешивали дверь... Булыч и представить боялся, куда теперь она вела.
   Нащупав в кустах клевера задушенные порослью тапочки, он бережно ступил на живой палас и, чувствуя на себе пристальное внимание и чуть ли не дыхание мутантов, незвано явившихся из сна, сгинул прочь. Дверь, удерживаемая крепнущими, мужающими на глазах травами, нехотя поддалась, и юноша выступил в коридор, тот же, каким его оставили перед сном.
   Булыч с минуту задержался, перевёл дыхание и бросил на первый этаж, к спящей красавице.
   "Спящая красавица" не спала. Обе, и она, и Леся, полуодетые лежали на одеялах и читали какие-то тетрадки. Вера оторвала взгляд от аккуратных строчек и вопросительно уставилась на запыхавшегося мальчишку.
   Леся запахнулась, скрывая в складках пижамы белые шёлковые ножки, но от чтения, заметно, что увлёкшего, не отказалась.
   - Почитать на ночь сказку? - Вера и не думала прятать тело, считая, что им должно любоваться. - Или спеть колыбельную, чтобы малышу снился мультик?..
   - Мультик уже сотворился в моей комнате, - Булыч будто не видел ни её соскользнувшего с плеча лифа, ни гладкой девственной кожи...
   Девушки переглянулись, ощутив себя сволочами.
   - Леся, это серьёзно, - Вера накинула кофточку и повязала в хвост волосы. - Что бы там ни было, оно здорово напугало нашего козлёночка...
   - Да, и, будучи сердобольными сестрицами, мы обязаны ему втолковать, - Леся натянула простенькие штаны, не заботясь о том, что выглядит забавно, - втолковать о бреднях мозга, разжиженного под давлением идиотской музыки!
   Вера завертелась перед зеркалом, зачёсывая за ухо торчащие пряди.
   - Девочки! - Булычу надоел разыгрываемый перед ним спектакль. - Нас разделяет двенадцать ступеней - один лестничный пролёт! - а не стометровый парижский подиум! Если кто-то раз в жизни увидит ваши лица без тонн косметики, мир не перевернётся!
   - Нас "кто-то" не волнует! - отчеканила Вера, затягивая поясок. -Нас волнует Лёша!
   - Но ты самолично его заперла!
   - Ах, да... - желание малевать губки как-то само собой отпало.
   Вера обратилась к Лесе:
   - Ну что, готова? - оглядев её "прикид", она поморщилась. - Это что, папины шмотки?..
   - Я прислушалась к совету козлёночка, - не обиделась Леся и на вред пуще взъерошила ёршиками топырящиеся волосы.
   - Пф-ф! - Вера брезгливо закатила глазки.
   - Я воспользовалась бы папиной заначкой, даже если бы он не был заперт! - сообщила колким полушёпотом Леся, поднимаясь за Булычем по лестнице. - Потому что меня лично не волнует не "кто-то", а никто!
  
  
   13.
  
   - Милости просим-с! - пригласил, учтиво кланяясь, Булыч, и не подумав при этом приоткрыть перед дамами двери.
   "Не очень-то и хотелось", - выразительно зыркнула Вера и дёрнула ржавую ручку.
   Дверь отворилась, и Леся ахнула. У выглянувшего из-за надёжных спин девушек Булыча отвисла уставшая отвисать челюсть.
   Мало того, что комната жила, так и жила она вне времени. Пышные некогда венки опустили увядшие головки; виноградные ягоды ссохлись, превратившись в изюм; на пол, застланный соломой из затхлых трав, слетали, устало срываясь с истощённых ветвей, листья, успевшие пожелтеть или подёрнуться багрянцем... За считанные минуты очумелая роща заполонила собою комнату, но теперь так же суетно издохла.
   - Настоящие, - задумчиво изрекла Леся, по привычке пихнув в рот частичку природы - на этот раз листик. - Только вроде как не сезон.
   - Мультик, похоже, закончился, - невесело пошутила Вера и подошла, шелестя сеном, к кровати. - Ты вовремя смылся.
   Булыч проследил за её взглядом и крякнул. Заключённые в любовные объятия, обе подушки были опутаны вьюнами и огуречными побегами, кокетливо разбросавшими по наволочкам свои хиреющие завитки и кудри. И по тому, как болезненно скорчилась постель, до смерти затисканная шаловливыми кустами и травами, Булыч рассудил, что поступил мудро. В их тисках даже его негустые мозги, брызнув, оросили бы комнату от и до...
   - Ваши предложения? - нервно бросила Леся.
   - Молчать! - однозначно ответил Булыч.
   - Хрена вама! - возмутилась Вера.
   - Молчать, но не бездействовать, - нарочито спокойно уточнил Булыч. - Ты же не хочешь вгонять подруг в истерику? Если вы, дуры, даже от мышей на стены лезете, так чего уж там мямлить о своре копошащихся растений-убийц!
   - Смею заметить, эти твари завелись не у нас, а у тебя в комнате! - парировала Вера. - И в первую очередь, по-щенячьи поджавши хвост, ты прибежал к девчонкам, а не парням!
   - Это инстинктивно, - не растерялся Булыч. - Потому что мы, в отличие от вас, не выращиваем цветы на подоконнике!
   - А следовало бы! - вставила Леся. - Такому саду позавидует любая натуралистка...
   - Инстинктивно? - не унималась Вера, повышая и без того зычный голос. - Инстинктивно надо было валить к Люсеньке! Уж она бы тебе попарила про кактусы!
   - Ладно, угомонись, - предложил Булыч, любивший усмирять пыл красавиц. - Я признаюсь, что да, был не прав. Довольна?
   Она буркнула что-то, но, вроде как, согласилась...
   - Но молчание я тем самым не отменяю!
   Вера сдержалась, чтоб не влепить.
   - Ладно, - сквозь зубы выговорила она и от греха подальше спрятала за спину зачесавшийся кулачок, магнитом тянущийся к его роже.
   И вдруг её лицо просияло. Булыч отшатнулся, не зная, чего от неё ожидать.
   - А кто живёт под тобою? - Вера ткнула пальцем вниз.
   Леся сдвинула брови, не понимая, к чему та клонит. Но подруга, манерно скорчив мордочку, сама же и ответила:
   - Валенька... Вот так неожиданность, правда?
   - Неожиданность, - подтвердила Леся, удивляясь реакции Веры.
   Подруга надула губки, будто захотела сплюнуть, и отмахнулась от дальнейших расспросов. Леся знала, что пререкаться с ней было делом столь же бессмысленным, как гонять от себя хищных слепней, и потому оставила ту в покое.
   - Я скоро вернусь, - Вера поплелась к выходу, забыв, как заметил раздосадованный Булыч, качнуть бёдрами. Да уж, пред ним она не утруждалась.
   - Мне здесь спать прикажите? - поинтересовался он. - Хоть убейте...
   Верины брови сурово поползли вверх:
   - А ты что же, хочешь с нами?...
   - Хотя бы...
   - Хотя бы, дорогуша, - это к Люсе, а спать у нас - это божий дар, - она вдруг смягчилась: - Не будь ты таким прытким, я бы тебя послала. Но сегодня не мой день. Я согласна... Только на полу и без и храпа!
   Ей было некогда. Она спешила уличить Вальку, уличить, не зная в чём. "Не во всём же этом!" Не важно... Что-то её гнало, и она сему гонению отнюдь не противилась.
   Впрочем, это ведь был и повод лишний раз его увидеть. Вера улыбнулась. Кто бы мог подумать, что этот чудик так её колыхнёт? Колыхнёт пуще лучших парней школы. Заденет так, что мысль о Лёхе покажется жутким зудом... Безжалостные подруги, не поняв её устремлений, сожрали бы Вальку с потрохами. Наверное, поэтому Вера шла к нему, чтобы убедиться, надо ли его защитить... Или начать самим от него защищаться.
   Она предстала пред его дверями, и уверенность предательски смылась. Поймав её за пятку, Вера повернула в замке ключ и тихонько проникла внутрь.
   Валька спал, по-детски подложив под щёку ладонь. Вера по-матерински умилилась, отметая все прежние подозрения, и с гордостью отметила, что он всё-таки красавчик. Когда он успел стать таковым, она не ведала. Но проведать об этом особо и не стремилась, привыкнув пожинать плоды, не следя за тем, как они вызревают.
   Поборов нестерпимое желание к нему прикоснуться, Вера мечтательно выдохнула и нехотя вышла, притворяя за собою покосившуюся дверь.
   Валя открыл глаза, из щёлочек которых забило, вырываясь в темноту, зелёное пламя, и перевернулся на спину, окидывая победоносным взором завешанный корешками и могучими кореньями потолок...
  
  
   14.
  
   Как назло, разметав в клочья робко проступающие ночные видения, организму припёрло в туалет. Бесило не то, что нужда прервала сон, а то, что удобства располагались вне стен этого дурацкого дома. И, не смотря на жуткий холод, резко сменивший жару. Приходилось, усердно кутаясь, пробираться к заветной "будке".
   Сделанная из добротных неотёсанных досок, кабинка пошатнулась под ногами ступившего в неё человека. Скрипя, она с готовностью кренилась, словно учтиво кланялась малейшему дуновению ветра. В щели, через которые сквозило ледяное дыхание ночи, вполне пролезала ладонь, что сейчас было весьма кстати. Вадичка никогда так близко не роднился с природой, теперь же к ней прислушался. Увлечённо взирая на полную луну, тянущую медные лучи к страждущему мальчику, он краем уха уловил раздавшийся в траве шорох...
   Связь с природой прервалась, и Вадик, прейдя в себя, насторожился. Кто-то шёл от дома, вкрадчиво, будто боясь быть замеченным, но бесстрашно, не ведая тревоги от подстерегающей во тьме неизвестности.
   Вадик затаил дыхание, молясь Богу, чтобы силуэт, нечётко вырисовывающийся в полсотни шагов от "будки", не оказался силуэтом ещё одного "любителя природы". И Господь прислушался, некто прошагал мимо. "Это хорошо, - отметил про себя Булыч, - но, признаться, странно. Этот кто-то или законченный дебил, или неисправимый романтик. Но ни того, ни другого в нашем классе не предвидится. Остаётся маменькин сынок Лёха. О нём мы знаем менее всего. Хотелось бы..." Что-то с грохотом навалилось на стенку, туалет послушно повёлся на бок, жалобно скрежетнул и замер. Вадичка, ошарашено пискнув, вышиб дверь и выскочил наружу, загребая ноги в руки.
   Но, не донесясь до дома, гложимый любопытством, смеженным с животным страхом, застыл и затравленно оглянулся...
   Туалет стоял, не шелохнувшись, и даже не реагировал, как прежде, на отчаянные ласки озлобленного ветра. Но Вадичку сие не убедило. Он знал, что не грезил, и потому для себя раз и навсегда уяснил: к пианино он не притронется, оставалось разучиться справлять нужду...
   Из дома, сонно потирая глазки, выползла Ната. Застенчиво подмигнув стоящему на крыльце Вадику, она прошлёпала по направлению к затаившемуся "будуару".
   - Ната! - попытался воспрепятствовать Вадик, но девушка непослушно ступила в кабинку.
   Он молча глядел во тьму, не сомневаясь, что что-то будет. Но помешать ни Нате, ни этому чему-то он не мог. Да и не хотел, потому что верил в своё бессилие.
   Потому что не собирался становиться доступной, как Ната, жертвой.
  
   Вытянутый, словно шомполом, из сна странной ноющей болью, возникшей в сердце, Валька вскочил и сел на кровати, вылупив в ужасе сияющие глаза, и жадно хлебнул обжигающий несвежий воздух.
   Что-то вмешалось в его игру.
  
   В ушах затрещало. Вадик схватился за перила, цепенея от охватившего предчувствия беды. Треск, подхваченный настойчивым шипением, усилился.
   Он хотел заткнуть уши, но не смел. Он должен был слушать, чтобы не пострадать.
   Крик, раздавшийся из туалета, заглушил рвущий уши шум. Вадик вцепился в подпорку крылечной крыши, но не ступил ни шагу. Крик повторился, Ната завизжала, но быстро замолкла...
   В будке раздался хлопок, и из щелей, плеснув на траву, брызнула жидкость. Вадик шарахнулся к стене, спеша подавить рвоту...
   Из будки, обильно изливаясь, сочилась тёплая кровь. По алым влажным доскам заскользили тени, спешащие обволочь собою порождение рук людских. Тени двоились, троились, расползались, проникая внутрь и выпуская из себя орошённые кровью листья.
   Туалет застонал, пленённый и изъедаемый порослью. Доски, борясь с проржавевшими, но строптивыми гвоздями, гнулись под давлением прущей изнутри неведомой силы. Строение завыло, захлёбываясь кровью и путами шелестящих растений, смялось, немощно издохнув, и, болезненно скульнув, разлетелось в щепки, оплёвывая участок дождём из грязи, крови, цветов и деревянной трухи.
   Вадик остолбенел, глядя на место, где некогда сроднился с природой. Раскидывая ветви, взметающиеся к усыпанному бардовыми звёздами небу, из ямы выползало дерево, стремительно крепнущее, но, вступив в схватку, утомившееся. По сломанным сукам, выбрасывающим стебли новых ветвей, сбегали струи месива из глины и мяса, и вмиг набухающие почки, словно харкающие чахоточники, выпрыскивали в воздух окровавленные споры...
  
  
   15.
  
   Утро выдалось прохладным. Над полями парным киселем полз липкий туман, вещающий о светлом, беспасмурном дне. За призрачной лесной грядою подымалось лазурное облако: обеляя насыщенное сонное небо, ворочало лицо солнце. Вступали с робким соло отоспавшиеся прожорливые птицы, срывающиеся с ветки на ветку в поисках семян и букашек. Луговые цветы, дикие и оттого дерзко красивые, доверчиво распахивали свёрнутые бутончики, терпеливо ожидая, когда нагулявшийся туман ниспадёт на их алчущие лепестки хрустальными каплями росы.
   Ничто не ведало о ночи. А если и ведало, то стыдливо прикрывалось за любованием себя.
   Птахой, встречающей рассвет, Вера вылетела на крыльцо, вкушая полной грудью густой, клубящийся свежестью воздух. В голову ударили тонкие ароматы трав и забытая в городе чистота. Не гнетущая влага окутала разомлевшее тело. Вера просто стояла, прикрыв глаза, и жадно дышала, упиваясь негой.
   - Как спалось? - содрогнулся воздух, и на плечо легла чья-то загорелая ладонь.
   - Хорошо, - ответила Вера, увиливая из-под Лёшиной руки.
   Утро потеряло своё очарование, и девушка загрустила.
   - Не правда ли чудно? - Лёха устремил свой взгляд за горизонт, и лицо его прониклось тёплым чувством.
   Веру не тронули ни красота его черт, ни восторг, вдруг охвативший юношу.
   - Чудно, - сухо подтвердила она и вознамерилась уйти.
   - Я что, нагадил тебе в тапки? - всё своё восхищение он перевёл на неё.
   Вера словно вкопалась в землю, вылупила не обведённые и оттого особо чувственные глаза.
   - Иногда только грубость способна отрезвить опьянённое гордостью сознание, - заговорил Лёха, тихонько к ней подступаясь. - Грубость выветривает глупость.
   - У других - может быть, но ведь глуп и тот, кто грубит, - Вера ощетинилась, и в на миг обнаживших душу глазах расплылась обманчивая мутная пелена.
   - Это только слова. Резкие, режущие... Но абсолютно верные.
   - Словом можно убить.
   - Глупца.
   - Нет, всякого. Но убить всякого не дано глупцу!
   - А ты можешь? - Лёха заглянул сузившимися глазами в её вспыхнувшее лицо.
   - Да, - без тени сомнения ответила Вера, не дав ему углубиться в изучение своих черт. - И уже убила.
   - Да ну! - его смешок её не задел, как он рассчитывал.
   - Да ну, - ласково до смазливости проворковала Вера. - Этот дар не растрачивается на идиотов, потому что идиотам слова ни по чём!
   - Ты говорила, всякого...
   - Я не отнекиваюсь. Да, можно шлёпнуть и идиота, но зачем?.. Он оттого и идиот, что всем по барабану! Как назойливая муха, мучает исподтишка. Таких надо уничтожать физически.
   - Или игнорировать.
   - Игнорируй - не игнорируй, а муха всё равно сядет на морду да поделится заразой. Поэтому, орудуя мухобойкой или спреем, мы, конечно, оставим неминуемый след, зато выспимся и не захвораем!
   Лёха не знал, что ответить, и потому критично буркнул:
   - Ты оправдываешь маньяков...
   - Нет. Маньяки - те же мухи, а не мученики. Маньяков надо убивать...
   - Словом, - добил её Лёха.
   Вера не то застонала, не то зарычала, но, совладев с собою, зло бросила:
   - Знаешь, общаясь с тобою, я всё более убеждаюсь в правоте теории Чарльза Дарвина.
   - Очень рад за тебя, - ничуть не обиделся Лёха. - Я всегда верил старику. Потому что это примитивизм приматов - в такое утро проговорить около получаса о мухах, идиотах и ругани!
   - Да, мы несовершенны...
   - Ты так и не ответила на причинный вопрос, - напомнил Лёха, садясь на перила.
   - Перефразируй его в общедоступную форму.
   Лёха, дивясь её занудству, монотонно забубнил:
   - Что я вам, словами убивающая, сделал такого, отчего вас от меня воротит? Чем возбудил вашу ко мне антипатию и аллергию?
   - Словами, - холодно отрезала Вера, не намереваясь продолжать.
   К разъяснениям подстегнул растерянный взгляд тушканчика. Вера питала слабость к животным. Где-то там, во многих днях пути, скучал, в безысходности мечась, её флорентийский дог. Временами, до чёртиков нажравшись мяса, таким вот щиплющим струны души взглядом он выпрашивал конфету. И Вера сдавалась, зная по своей диете, что значит дразнящая гуща шоколада, кулём торчащая из вазы.
   Часть её дога сидела в красавце, стоящем на крыльце.
   - И многие ли знают, что вы с Лесей того?
   - Того? - Лёха побледнел. - Она тебе рассказала?
   - Об этом знает, не дай Бог, вся страна!
   - Откуда? Когда?
   - Даже твоя мать, и та допытывалась, как всё было!
   - Мама? - его лицо не уступало цветом небу, взгляд потерял былое нахальство. - Леся мстит за то, что я убил паука?..
   - Паук? О чём ты мелешь? Ты возомнил себя крутым самцом, и теперь о ваших кустарных приключениях ведает вся наша многошёрстная компашка! Представь, каково Лесе!
   - Представляю! Так же, как и мне!
   - А?
   - Ты думаешь, это я поделился впечатлениями от неудачной, провальной связи?
   - Провальной?
   - Да! Она меня послала!
   Вера ослабила напускную жестокость и обратилась в волнение, смешанное со страхом.
   - Так неужели ты думаешь, что благодаря тому, что она меня отшила, я возвысился в глазах - в чужих и тем более своих? Нет! Потому что она сказала правду. Горькую, но правду. Я это понял и травить ни её, ни себя не собирался, предпочтя обо всём случившемся забыть. Раз и навсегда. Но, как видно, не дано. Прошлое нагоняет и откликается во сто крат хлеще!
   - Тогда я опять в попе! - изрекла, прибывая в прострации, Вера. - На нуле. Никто никому, ничего, никогда не говорил. Но все об этом знают. Всех вдруг озарило: "Леся и Лёша сосались в лесу!"
   - А тебе-то кто сказал? - странно поглядев, спросил Лёха.
   - Есть тут один чудо-мальчик. Он вас двоих видел. Но "никому, ничего, никогда не говорил". Впрочем, я ему верю...
   - Чует сердце, я знаю, о ком ты...
   - Ну, пусть чует дальше. А мне хотелось бы сходить по делам. Проводишь до туалета? Признаюсь, до сих пор не знаю, где он. А по кустам шарить задрало.
   Лёха улыбнулся и протянул ей руку.
   - Да, кстати, - девушка взяла его за пальцы и зашагала рядом, - как ты выбрался из комнаты? Помнится, я лично запирала замки...
   - Это и мой дом, - просто ответил Лёха. - И моя крепость. Знать обходные пути и лазы - привилегия хозяина, а не гостьи.
   Вера, вспомнив о чём-то, отпустила руку, но, поборов напрасные тревоги, захватила её с новой силой, не дав лгуну в ней усомниться.
  
   16.
  
   Разбуженная Вериной вознёй, Леся чуть понежилась, потянулась и сползла с кровати, едва не наступив на спящего на полу Булыча. Спеша на кухню, где размещалась импровизированная ванная, она столкнулась в коридоре с Вадичкой, глядящим невидящими глазами куда-то за или сквозь неё.
   - Вадик? - Леся предположила, что тот ещё спит и лунатиком разгуливает по дому.
   Но сам не свой мальчик вполне адекватно ответил:
   - С добрым утром, Леся. Как спалось?
   - Да ничего, - ответила девушка, помня уговор держать язык за зубами. - А вот ты, похоже, не выспался.
   - Я не спал.
   - Заметно. Проблемы со здоровьем? Бессонница?
   - Проблемы с туалетом.
   - Диарея? - Леся чуть не прыснула, но чтоб не обидеть страдальца, предала себе весьма озабоченный вид, погладила его по руке и цокнула языком.
   - Дура?
   Леся сжала пальцы и стеганула по нежно поглаживаемой руке ногтем.
   - Хам!
   Тот словно не заметил ни царапины, ни слова, разом обрушившихся в ответ на его любопытство, и продолжал наблюдать себя со стороны.
   Леся заволновалась.
   - Будем писаться в штаны, - безрадостно засмеялся Вадик, и взгляд его обрёл чёткость. - Одной девахой стало меньше. А меньше народу - больше кислороду.
   - Бред! - выругалась Леся, смыкая над точёным носиком тонкие рисованные брови.
   - А ты проверь!
   - Что? Твою вменяемость? Поздно! Ты - идиот!
   - И все мы там будем...
   - Псих.
   - Ната первая.
   - Ната?
   - Её разорвало.
   - Вырвало?
   - Вырвало... хе-хе... А ты оптимистка!
   - Я реалистка.
   - Я тоже... был...
   - Пока не разорвало Нату, - ехидно пошутила Леся.
   Вадик вздрогнул и расплылся в виноватой улыбке. Леся побелела.
   - Может скажешь, в чём всё-таки дело?
   - Сходи в туалет, - настойчиво посоветовал Вадик и отошёл в какую-то подсобку.
   - "Сходи в туалет", - кривляясь, передразнила Леся и... пошла.
  
   17.
  
   Она нагнала их в половине пути до цели. Вера и Лёха о чём-то мило беседовали, "ворковали", как показалось Лесе. Она в свою очередь поприветствовала их предельно просто, выветрив из голоса возможные нотки раздражения.
   - Уважаемый Вадичка и с вами поделился шокирующими новостями?
   В их глазах прочиталось "нет". Леся заметила смущение Веры, выступившее в ямочках на её щеках алыми тенями. Лёха оставался самоуверенным и, как всегда, бесподобным.
   - Он с прискорбием сообщил о плохом самочувствии Наты.
   Неподдельная тревога омрачила Верино не напомаженное личико.
   - Она заболела?
   - Её разорвало, - едва не хихикнула Леся.
   - Вырвало?
   - Где-то я уже это слышала, - бухнула в воздух Леся. - Нет, Вадичка утверждает, что её именно разорвало.
   - Ну, этот ваш Вадичка тяжело пережил преждевременную кончину рояля, - ввернул Лёха, подавляя зевоту. - Мы все ему искренне соболезнуем.
   - Он поведал об этом столь трогательно, что я поверила.
   - И проверила?
   - Иду проверять.
   - Но, - Лёха ухмыльнулся, - дом несколько в другой стороне.
   - Её разорвало не в доме.
   - Неужели?!
   - То-то! Вот выпендрилась, да?
   Вера осуждающе качнула головой:
   - Вы хоть сами вникаете, о чём пустомелете? И не лень понапрасну чесать языками?
   - А что, если это правда? - Леся не думала затыкаться, пресмыкаясь перед подругой. - Вполне возможно, учитывая вчерашнее...
   - А тебе хотелось бы?
   - И да, и нет. Нет, потому что жалко Нату. А да, потому что это, как-никак, приключение.
   - Вчерашнее? - проснулся Лёха. - Я опять что-то пропустил?
   - Нет, - приторно улыбаясь, ответила Вера, - мы всё о том же, о пианино.
   - А что в нём такого?
   - Лесе во всём чудятся происки злых духов.
   - Призраки? - Лёха ущипнул Лесю за спину. - У-у-у!
   - Да пошёл ты!.. - её передёрнуло от прикосновения его грубых, но умеющих быть нежными пальцев.
   Они миновали чащу облепленных жирными гусеницами кустов сурепки, жёлтые цветы которой стремительно опадали, уступая место гроздевой сыпи безвкусных ягод-семян. Леся, очистив ногтем от корки, сунула в рот ветку и впитала в себя капустный сок. Да, непременно следовало бы сделать сегодня салат из трав. И девушка знающим взглядом зашарила по лугу, намечая для себя из сотен сорняков десяток в жертву желудку.
   Вера же взирала на манжетки и лютики абсолютно равнодушно, лишь изредка заглядываясь на искры, блещущие в бисере рассыпавшейся росы. Она не могла понять, чьё присутствие гнетёт больше: Лесино, Лёхино или её собственное. Любой из них был третьим лишним, как ненужная очкам третья линза. И каждому из них было что сказать друг другу, но с глазу на глаз, без той самой третьей линзы. То есть надо было уйти. И, очевидно, кроме Веры, уйти было некому.
   Снести крест она собиралась не ранее того, как справится о Нате. Лёха брёл медленно, словно оттягивая ту неприятную минуту. Не будь у него такой безучастной мины, Вера бы подумала, не остаться ли вовсе. Но мина была. И она отнюдь к чему-либо не подстрекала.
  
   - Приехали... - прозвучал его не то вопрос, не то утверждение.
   Безучастность Лёхиной мины как ветром сдуло. Глаза обрели детскую растерянность, рот вытянулся. Вера впервые увидела в нём ребёнка. Чего-то испугавшегося, не знающего как поступить мальчишку.
   Весь её гордый профиль вопросил у него причину. Щебетанье бормочущей под нос виды и подвиды растений Леси приглушила её полная прострация. Вся она как-то съёжилась, позеленела и из зрелой девушки превратилась в девчонку, потерявшуюся дитятю.
   Вера догадалась от них отвлечься и поискать причину вне. Тогда их испуг объяснился. Ибо поразил и её.
   Из груды забрызганных алыми потёками щепок, некогда без сомнения являвших собою туалет, высился старый, поросший полугниющей корою и ящерами загребущих ветвей, тополь. Завёрнутые в листья, осыпанные пухом, пропитанным теми же алыми водами, покоились с миром обглоданные кости. Ни Лёха, ни Вера не спешили задаваться вопросом, чьи они. Но Леся осмелилась и пошатнулась. Она-то блестяще знала биологию и уж тем более человеческую анатомию. Вся скорбь, сперва направленная на ненавистную, но вмиг полюбившуюся будку, переключилась на нечто белеющее в кроне, средь огрубевшей листвы. У Веры подкосились ноги, она присела на корточки и молча воззрилась на проступающие черты гладкого, жемчужного черепа, вросшего в жирный, затянутый лишаем ствол. Когда-то то была очаровательная головка. И, хотя Вера не была крепко дружна с Натой, грудь её защемило, словно смерть девушки вырвала клок мяса, словно то была родная сестра.
   А ведь они не поверили Вадичке. И если он действительно видел, как её не стало, то, должно быть, взаправду сошёл с ума.
   Лёху же больше волновал тот факт, что Нату убило дерево, ещё вчера здесь не росшее. Теперь же оно казалось таким мудрым, сытым, добротным, будто доживало последние часы своего века, посвящая их ретивому сбережению праха первой и единственной жертвы.
   Жертвы. Лёха с трудом переварил случившееся, тщетно пытаясь впихать всё в рамки разумного. Жертва тополя. Это было неразумно, потому что не могло быть вообще. Но это было! А значит, следовало с чистой совестью сходить с ума, то есть погрузиться в то мироощущение, где никаких рамок нет. И всё встанет на места. В понимании других, но не его. И потому со схождением с ума он решил повременить, клятвенно обещая себе во всём этом разобраться. Правда, не сомневаясь, что обещание это не выполнит.
   - Попытка - не пытка, - поняла его взгляд Вера, и на лице её изобразилась такая решимость, что Леся проглотила свой испуг с потрохами, забыв составленный в уме список аномалий, изуродовавших несчастное дерево-убийцу.
  
   Не зная, что её толкает, Вера опять направилась в спальню Валентинчика. Пересекая сени, она встретила сонную Сеню, неспешно развязывающую узелки нечёсаных, спутанных волос. Сеня улыбнулась, будто дозревала розовый сон, и блеснула полузакрытыми слезящимися глазами.
   - Как выспалась? - поинтересовалась Вера, придав лицу беззаботность. О Нате они договорились сообщить за завтраком, не представляя чьими устами и как откровенно.
   - Прекрасно! - избавляясь от узелка, ответила Сеня. - Мне виделись райские пущи с их древами и цветущими запретными плодами.
   Вера не нашла, что сказать, и потому просто кивнула, скрываясь за дверью, ведущей к нему.
   Он спал, хмурясь видимому, и во всём нём была такая хрупкость, что Вера подивилась. Валентинчик стал ещё краше. Не обременённые излишками руки были воздеты под подушку, на которой лежала совершенная головка. И всё в нём пышало жизнью, энергией, бьющей через плоть, захлёстывая окружение. Казалось, он источал свет, но не ласковый, а до боли слепящий. Вера, не ведая чему, жмурилась. Тоненького, стройненького Вальку прикрывала, по-матерински холея, белая простыня. И оттого он казался воздушным, эфирным, парящим в лучах проскальзывающего в верха окон солнца. Даже пылинки, играющие на свету, степенились и держались его поодаль. Вера задохнулась: он был чист и уж тем более невинен. Она поняла, что к нему влекло - не подозрения, а зарождающееся чувство, пугающее своим подобием обоготворению. Она окинула взглядом его веющую покоем комнату, пол, будто только натёртый, стены и потолок, словно заново отбеленные, и с сожалением и умиротворением вышла вон.
  
  
   18.
  
   Ледяная вода бешено устремилась в опущенный в бачок ковш. Сеня одобрительно хмыкнула, предвкушая скорое умывание. После ночи, своей жарою выжавшей все соки, хотелось окунуться в прохладу или плеснуть прохладу на себя. Таковой была колодезная хрустальная вода, вырывающаяся к страждущим из недр земли. Сеня как никто была страждущей, но в отсутствии ванны, ограничилась полосканием в самопальном умывальнике. Она не верящим взглядом просквозила конструкцию, сооружённую умельцами-парнями, и ещё раз восхитилась их смекалке. Всё гениальное просто, а проще ведра, подвешенного на нитке и пробитого снизу подобием затупленного гвоздя, некуда. Находясь в покое, "гвоздь" своими шляпкой и массой затыкал отверстие, из которого в случае давления кверху, выпрыскивалась любопытствующая водица. У Сени зачесались руки, она бухнула ковш в ведро, висящее чуть выше уровня глаз, вожделенно потянула пальчики к заждавшемуся "кранику"...
   Закрыла глаза, нажала. По ладони заструилась освежающая жидкость, приятно сочащаяся по запястью к локтю. Сеня омыла ею руки, обдала лицо. Облизнулась.
   И сплюнула. Что за гадость?
   Открыла глаза и уставилась в зеркало.
   Кухню потряс её вопль, девушка зарыдала, но страх свёл рыдания на "нет". Она немощно захлюпала: из зеркала на девушку смотрело её же окровавленное лицо. Два слепящих белизною глаза, выкатившиеся из месива, распахнулись в неподдельном ужасе.
   Она взглянула на руки, смоченные алым, на "гвоздь", с которого лениво сползала кровавая капля... и догадалась. Дрожащими ногами забралась на табурет и уткнулась в ведро.
   Нет, там была вода. Она нажала на "краник" - в тазик брызнула кровь...
   Сеня закричала и, обессиленная, рухнула на пол.
  
   Словно восстав из мёртвых, Валька вскочил с кровати, как из гроба. То ли сквозь сон, то ли во сне к нему продрался вопль. Дом засуетился: захлопали двери, послышались торопливые шаги и возбуждённые, тревожные голоса. А он не сдвинулся с места, полагая, что и без него разберутся. Чувствуя, что кто-то вмешался, но пока не знал, кто, так как чувствовал слабо, отвлечённый странным другим чувством.
   А ведь она заходила и сегодня. Он это видел, пока спал, словно со стороны. Видел её глаза, но заподозрил в них что угодно, но не влечение. Или влечение, объясняемое, однако ж, его странноватым поведением и не более. Её слабостью было любопытство, и сейчас было о чём любопытствовать. Тем она и занималась. А он был частью этой - не иной - слабости.
   И оттого, сам того не ведая, страдал.
   Страдал глубоко в себе, гася зарождаемую там же тревогу, и, как всегда, улыбался в тридцать два зубы, источая радость жизни и довольство всем и всеми.
  
   - Я приняла решение, - объявила любившая принимать решения за других Вера. На этот раз никто не "возбухнул". - Мы сегодня же уезжаем.
   Люсенька, отирающая салфеткой влажное лицо дремлющей тут же Сени, осмелилась встрять:
   - А как, позвольте узнать? Пешочком?
   Вера не взъелась, но скрежетнула зубом. Всё-таки Люсенька хоть и была сволочью, а, как и все, стойко восприняла весть о смерти Наты.
   - Нам не осилить такое расстояние на своих двух, - сказал Лёха.
   - У нас нет выбора.
   - Предлагаю остаться.
   - И сдохнуть?
   - Мы продержимся. Будем держать оборону. А там, глядишь, за нами воротятся.
   - А там, глядишь, не за кем будет ворочаться! Держать оборону? Но против чего?
   - Не дрейфь, узнаем.
   - Узнаем? - Вера шлёпнула ладонями о колени. - А ты хочешь этого?
   - Да.
   - Хочешь знать, что убило Нату? Почему Сеня в крови и то, как выясняется, не в своей?.. Почему у Булыча в спальне чёртов дендрарий?
   - Это проклятие, - впечатлительно произнёс обезумевший Вадичка.
   - Это кто-то из нас, - разнёсся незвонкий, но удивительно проникновенный голос Леси.
   Взоры присутствующих устремились на неё. Цветущая в солнечных лучах, освещённая бегущими от столового сервиза "зайчиками", Леся глядела прямо перед собой, и губы её едва тронулись призрачной надменной улыбкой. Пышные, воздушные волосы плотно облегали её слегка склонённую головку. Бледные щёки подёрнулись лёгким румянцем, во всей ней ожила такая грация, что Вера, не привыкшая к уступкам, признала в ней страшную соперницу. Признала так нежданно, словно открыла Америку, и заволновалась. Леся, обернувшаяся лебедем, приковала взгляды не только парней, но и одноклассниц, которые не смели даже позавидовать чудесному превращению.
   А Лесе было абсолютно начхать на пожирающие взгляды, в её глазах таилось едва ли не презрение. Она ждала ответа, прекрасно понимая замешательство окружающих, и проявляла нетерпение, вздымая округлившуюся грудь в неровном дыхании.
   Один Валька, доселе молча отсиживающийся в тёмном, чтоб не приковывать столь же восторженных взглядов, углу, видел в ней, коронованной чёрным нимбом, тихий омут, в коем водятся черти. Она это знала и потому словно невзначай ляпнула опять:
   - Это кто-то из нас.
   Ребята отвлеклись от созерцания, разжевав её слова:
   - То есть?
   - То есть ты, Вера, всякий раз захаживая к нему, была права. Но, одурманенная мнимой ангельской чистотой, всякий раз же отступалась, терзаемая навеянными им сомнениями...
   - Ты не боишься, что я тебя заткну? - оборвал её Валька, выступая из темноты.
   "Боже, как он красив!" - Вера молила, чтобы всё оказалось ложью.
   - Боюсь, - осеклась Леся, вникнув вдруг, что сболтнула лишнего.
   Лёха раздражённо вмешался:
   - Мы не мешаем выяснению ваших отношений?..
   - Но я видела! - воскликнула из последних сил расхрабрившаяся Леся. - Не знаю как, но он может заставлять их себе повиноваться!
   - Как ботаник, ты должна знать, - очевидно, всё понимая, вставила Вера, - что растения растут сами!
   - Как ботаник я знаю, что так они не растут! - капризничала Леся, и красота её вмиг предстала напускной.
   Валька выстреливал яростными взглядами во впавшую в истерику обвинительницу, обаяние которой в порыве открытия сомнительной истины рассыпалось в пух и прах. Он-то знал, что девушка попала в самую точку, и не то чтобы струхнул, но заволновался.
   Потеряв поддержку, Леся сникла, замкнувшись в себе, и с забитым видом развесила ушки, сама предпочитая молчать.
   И беспросветная беседа продолжилась.
   - Стоп! - прикрикнул Лёха. - О чём вы говорите?.. Что не так с растениями?
   - А ты не видел! - ответила Вера. - Тот тополь - не единичный случай.
   - Ну! - потребовал подробностей Лёха.
   - Сегодня же ночью у Булыча в палате вырос лес.
   Кто-то из ребят бросился было посмотреть.
   - Но, - остановила их Вера, - уже утром от него не осталось и следа. За считанные часы он возрос, пережил лето, осенний листопад и сгинул начисто. Заселяйтесь, если хотите! Булыч, вроде, отказывается от своей берлоги... Блин! - Вера схватилась за бедро, с которого, гулко жужжа, слетел насосавшийся крови овод. - Убейте собаку!..
   Кто-то лениво попытался, но этим дело и ограничилось.
   - Так вот, друзья мои, - она сдерживалась, чтоб не почесаться. - Я в неведении, что нам предпринять. Лёха?
   - Я тоже. Наверное, всё-таки уйти. В лес, куда-нибудь, но прочь отсюда.
   - Итак, - Вера встала с кресла и, переняв у Лёхи лидерство, властно молвила: - Собирайте минимум вещей! Главное - жратву и тёплую одежду. О косметичках, девочки, увы, придётся забыть. Лучше взять лишнюю банку консервов, чем лак для ногтей... Никогда бы не подумала, что скажу такое! - она взглянула на пальчики и вспомнила, что давненько не красилась.
   Но прелести от этого не лишилась.
   Леся, обрётшая уверенность, томно выдохнула и незаметно для окружающих выпрыснула в свою дьявольскую улыбку добрую толику яда. Она ликовала: поставила на место его, а себя выставила дурой. Всё шло слишком мило, чтобы быть правдой. И Леся упивалась, готовясь к мести, обещавшей стать сладкой, хоть и кровавой. "Бог с ними, со сладостью и кровью. Главное - просто обещавшей иметь в этой жизни место!"
  
  
   19.
  
   - Я первый раз столкнулся со смертью, - признался Лёха, помогая Вере набивать вместительный рюкзак разнообразнейшей провизией.
   Та, не смотря на него, продолжала лепить бутерброды.
   - А я нет. Пару лет назад один наш парень из класса покончил с собою. Хороший был мальчуган, умный, красивый, но его вытурили из школы, предъявив обвинение в изнасиловании какой-то дуры. Впрочем, я в это не верю. На исключении настояли наши родичи. Он не выдержал и повесился. У себя в комнате.
   - Чёрт возьми...
   - Кстати, его тоже звали Лёхой... Но не будем вспоминать о нём, ладно? Сердце кровью обливается...
   Она сложила нарезанный хлеб в стопку и обернула салфеткой.
   - Я не знаю, что чувствовать, как себя вести. Что мы скажем матери Наты?
   - Если выживем...
   - Ты серьёзно? - она действительно испугалась.
   - Вполне. Но мы выживем, - он ухмыльнулся, но не обнадёживающе, а сыровато, будто признавал свою вину в чём-то. - Мы сообщим ей правду.
   - ... что её сожрало дерево?
   - Да, - он замялся. - То есть нет.
   Он бросил в сумку пакет крупы и банку соли.
   - Я не знаю. Нам надо торопиться. Чую, грядёт что-то. Обо всём договорим в пути.
   - А путь нам предстоит долгий... Господи, за что? - в глазах блеснули слёзы, Вера отвернулась.
   - Значит есть, за что, - отозвался Лёха, сам задаваясь тем же вопросом.
  
  
   - Люсенька, тебе плохо? - забеспокоилась Сеня, заметив, как та усердно массирует виски.
   - Нет, - выжала Люся, продолжая тереть за глазами. - В голове стоит гул и только. Я что-то слышу. Оно всё громче, но что это и откуда, не могу понять.
   Сеня видела, как она страдает, и оттого страдала сама.
   - Давай выйдем на свежий воздух. Тебе ни в коем случае нельзя захворать. Мы вот-вот двинемся в путь.
   - Не хочу, - пожаловалась Люся. - Не хочу в путь. Но подышать выйду...
   Они вышли на крыльцо и поглядели вдаль.
   - Почему не хочешь? - Сеню встревожили слова Люси.
   - Потому что оно всё равно нас не отпустит. Не здесь, так там. Разберёт по косточкам. Как Нату.
   - Что ты говоришь! Предлагаешь сидеть, сложа руки? Это на тебя не похоже.
   - О! - воскликнула Люся и подняла указательный палец. - Слышишь?
   - Что? - не успела очухаться Сеня, но повиновалась и прислушалась.
   Птичий щебет, стрекотня насекомых, шелест трав и листвы деревьев, лёгкий вой ветра... И гудение.
   Жуткий, нарастающий гул.
   Сеня побелела. Она явно расслышала жужжание. Рокот, накатывающийся из-за леса огромной волною.
   Рокот тысяч жужжащих мух, оводов и слепней...
   - Вера-а-а-а!!!
   Их вопль, исполненный дуэтом, прошиб сидящих в доме холодным потом. Вера выглянула в окно и замерла, беспомощно хватая ртом воздух.
   Из-за гряды туманного леса подымалось, заслоняя солнце, чёрное живое облако. Перемещаясь всеми своими частями, снуя изнутри, рассыпаясь и расползаясь по небосклону, оно тянулось к дому, издавая нечеловеческий рык.
   - Все в дом! - молниеносно отреагировал Лёха, оторвавшись от любования кошмаром, неминуемо к ним спешащим. - Окна забить, и все в одну комнату!
   - На кухню! - подхватила Вера, не испытывая особого оптимизма в её стойкости.
   - В гостиную! - однозначно перечеркнул её оклик Лёха. - Там есть погреб, хоть какая-то защита. Да, и возьмите все свои кремы, аэрозоли и спреи против кровососущих и прочих тварей!
   Дом который раз за день переживал встряску: все бегали, суетились, ища свечи, тряпки, опрыскивали комнаты, обмазывались сами и возбуждённо перебрасывались советами, разбавленными крепким матерком. Особенно преуспевала в мате сдержанная обычно, но руководящая сегодня Вера. В её устах, как пошутил Лёха, ругательства звучали хвалебными речами, а не пошлым выражением недовольства.
   Ребята заперлись, забаррикадировав дверь, в гостиной, ожидая приказа спуститься в бункер. Валька, проявлявший разве что злобу, а не страх, затаился у окна и молча взирал на летящую к дому тучу. Вот из тучи отделилась "клешня" и ласково опустилась на стоящее в поле одинокое дерево. Нечёткая, расплывающаяся в бесформенное облако, она завертелась смерчем над пышной кроной и взметнулась к небу, оставив после себя лишь голые кривые ветви...
   В ушах с тремоло неземных литавр отдавалось движение суетно мчащихся к цели мух. Дом задрожал и словно зажмурился, покорно ожидая удара под дых.
   И удар обрушился. Грозовым штормом налетел живой вихрь на старые стены, качнувшиеся, но устоявшие. Спелыми градинами загрохотали по окнам свирепствующие жуки, пересыпаясь гравием в безумствующем облаке.
   Под трескотню, грохот, шелест крыльев ребята бросились в погреб. Пока гостиная держалась, лишь стёкла затягивались паутиной трещин, норовя вот-вот выплеснуться осколками. Вадичка, так и не пришедший в себя , с пустыми глазами сидел на скамейке, не спеша спрыгнуть в убежище. Валька стоял, не шелохнувшись, у разваливающегося окна. Их звали, им кричали, но они не двинулись.
   Тогда Лёха намерился втащить самоубийц силой и выполз из дыры в полу. Стёкла застонали, оповестив скрежетом о своей кончине, и ввалились внутрь. В комнату высыпали, почуяв свободу, мухи. Лёха успел накинуть крышку, отделявшую погреб от гостиной, и принялся защищаться от вмиг облепивших его слепней. Вадичка словно протрезвел, замахал отчаянно руками, тщетно пытаясь спастись от проникающих в кожу жал. Было трудно дышать, твари заполонили всё вокруг, раздирая шумами барабанные перепонки, лишая возможности видеть, слышать и глотать воздух.
   Валька, преспокойно наблюдая беспомощную возню друзей, сам не тревожимый роем бездушных жуков, думал, вмешаться ли ему или удалиться.
   Для того, кем он стал, предательства не существовало, как не существовало чувства жалости и сострадания. То, что им было больно, его волновало менее всего. Действительно волновало то, что нападение спутало его карты. Всё шло в расход с его планами, и это бесило. Мухи - не его рук дело. Их следовало устранить.
   И Валька оскалился, разбросал в стороны руки, пальцы которых в напряжении натянулись, и зашептал приходящие сами собой на ум слова. Полузакрытые глаза налились зелёным светом и рассекли тьму, пришедшую с незваным облаком. Воцарилась тишина, мухи замерли...
   Валька зарычал, и рой, теснясь, бросился в окно, спеша прочь, куда угодно, но подальше от разъярённого их властителя.
   Шум заглох, небо просветлело, всё сталось как прежде. Только дом предстал израненным, да поле, изъеденное, лысым с одиноко высящимся в нём обглоданным дубом.
  
   - Оно не дало нам уйти, - Вера обрабатывала укусы на пострадавших парнях.
   - И не даст, - ответил уже обработанный Вадик.
   - Но почему оно не убило нас сразу?
   - Нас? - воскликнул Лёха, обжёгшись йодом. - Вы были в безопасности. Если бы оно и убило, то только нас троих... Нет, двоих. Третьему всё, как всегда, ни по чём, - он выразительно глянул на Вальку.
   Валька обратился в невинность и парировал:
   - Я хорошо намазался кремом.
   - Хотелось бы знать каким.
   - Не каким, а как.
   - Дашь пару уроков. И того, как посверкивать очами...
   - Не ссорьтесь! - Вера сильнее прижала ватный тампон к ранке Лёхи, отчего та защипала ещё невыносимее.
   Лёха стиснул зубы, терпя, чтобы не покрыть окружающих благим матом.
   - Мы и не были друзьями, - выдавил он и успокоился, чувствуя, что боль отступает.
   - Значит, должны стать, - играла роль этакого Леапольда Вера. - У нас общий враг, и одолеть его можно только сообща.
   - Если этот враг - не один из нас, - ответил Лёха, прямо глядя на Вальку.
   Валька, придав себе обиженный вид, пожал плечами и ретировался.
  
   Он ощутил вину и начал корить себя в том, что перестал себя контролировать. Безусловно, мухи - его рук дело. Наконец, он не побоялся признаться себе в этом. Похоже, он призвал их неосознанно.
   И неосознанно же мог убить. И уже убил. Нату. Странно, но его сила влекла смерть и уже не казалась даром. Она его тяготила. И, росшая день ото дня, могла без его на то воли свернуть горы.
   Она рушила то, что любил Валька, - делало то, о чём бы он, будь нормальным, как раньше, и думать-то побоялся.
   Он вспомнил, как отреагировал на нападение мух, как с безразличием взирал на калечимых друзей, погибающих от их жал. Погибающих...
   Но не погибших. Слабое утешение. Валька ухмыльнулся, но, испугавшись своих мыслей и этой странной ухмылки, натянул маску, сделал постную мину.
   И решил в себе не копаться, всё пустить на самотёк. "Ведь всё, что ни делается, делается к лучшему", - Валька задремал.
  
  
   20.
  
   - Вадичка, зайчик мой, принеси, плиз, водички, - сладко пропела лисичка Леся, словно выманивала у вороны аппетитный кусочек сыра.
   Калека побоялся ей отказать и, утешаясь тем, что девушка обратилась именно к нему, заковылял на кухню.
   Леся презренно улыбнулась и брезгливо поморщилась. Как он её бесил. Хорошо хоть не играл на своём пианино, не выдержавшем препогано исполняемых мазурок. Дышать одним с ним воздухом казалось ей грехом, и то и дело она воротила носик в стороны или под предлогом неважного самочувствия покидала его компанию, находя покой в одиночестве. Эта ненависть возникла вдруг, на пустом месте, и ей было наплевать почему.
   Она понимала, что ненавидит их всех. И ненависть эта с каждым восходом и заходом солнца росла и укреплялась. Углублялась, проникая корнями в самое сердце. Но главная причина была не в них, а вне их.
   Леся её знала, но молчала, скрываясь. До поры, до времени.
   Но час пробил, пора настала. И клинок, жаждущий крови, заточился, греясь теплом её озлобленной плоти.
  
   Сунув личико в то и это ведро, Вадичка скривился. Ни тут, ни там не было ни капли. Из вёдер пялилось зияющее дно, сухое и даже пыльное. Воду предстояло набрать, и Вадик, превозмогая покрытую болью лень, ткнул в розетку вилку от насоса.
   Машина загудела. Из глубины шланга раздалось урчание. К свету из недр нёсся поток пока не ведомо чего. Гудение нарастало, зазвучало нестройным аккордом и вдруг смолкло. Рёв утих, мотор заглох.
   Вадик чертыхнулся и вынул штепсель из розетки. Ткнул обратно. Молчок. "Насос накрылся", - сам себе принёс он радостную весть и с досады пнул сохнущий у столика таз. Таз удивлённо звякнул и бухнулся на половицы, задрожавшие и захватившие своим дрожанием большую часть мебели. Запричитали встревоженные склянки, зазвенели баночки, и вновь всё стихло.
   Вадик швырнул прочь от себя опротивевший шланг и собрался было пойти поделиться вестью с друзьями, когда тот подал признаки жизни. В шланге что-то натужно рыкнуло и зашевелилось, стремясь наружу. Гложимый любопытством, Вадик сжал шланг в руке и заглянул внутрь. Пустота. Но что-то с шумом близилось. Близилось и вот-вот должно было показаться. Он поднёс шланг к лицу и прищурился, напряжённо вглядываясь.
   И догляделся.
   Из шланга рвануло чёрное месиво, насос сплюнул в мальчика огромное облако жужжащих мух, дорвавшихся-таки до жертвы. И окутав его собою, рой разросся по всей кухне, высыпаясь из шланга, послужившего им распахнутой дверью.
   Вадик не успел даже крикнуть, его просто смыло, снесло и развеяло в былинки. И, пресытившись, жуткое облако рвануло обратно, не оставляя от бедного мальчика ни крохи. Только кровавые брызги винными каплями медленно стекали по стенам, собираясь в вязкие лужицы на гниющем полу.
  
   - Я долго буду ждать? - театрально вопросила Леся, так чтобы все могли её услышать. - И проси после этого кого-нибудь в маленьком услужении. Сама б сходила быстрее.
   - Так чего же не пошла? - кольнула Вера.
   - Я хотела как лучше. Сама знаешь, что значит услужить такой девице как я.
   Вера недоверчиво уставилась на подругу.
   - И это говорит Леся? Та самая пай-девочка, которую воротит от кокетства?..
   - Я была такой? Что ж, времена меняются.
   - Не пугай меня, милая. Не меняйся. Сейчас нам нужна ты прежняя.
   - Прежней я нужна вам. Опять вам! А вы подумали, что нужно мне? - несмотря на спокойный тон, её слова обрели угрожающий характер.
   Вера её не узнавала, оторвалась от ведения дневника и озабоченно спросила:
   - А что тебе нужно?
   - Узнаешь. Скоро вы все узнаете.
  
   Её слова гулким эхом отозвались в ушах Вальки, и его сладкая полудремота вмиг прервалась. Он раскрыл глаза, встретился с нею взглядом и всё понял.
   Всё понял. Она победно улыбнулась, будто молвила: "Наконец-то".
   И их поединок начался.
   - Что-то долго нет Вадички, - отвлеклась Вера. - Люся, иди, пожалуйста, проведай...
   - Не надо, - оборвал её Валька с ледяным выражением направленных на Лесю глаз. - Он мёртв. Его убила она.
   Леся разыграла смех и встала против него, поднявшегося с кресла.
   - Проспись, мальчик, не забывайся.
   Люся ослушалась и бросилась на кухню проверить слова Вальки. Её визг оповестил ребят, что он прав.
   - Вера, - обратилась ничуть не обеспокоенная Леся, - разве я покидала эту комнату?
   - Нет...
   - А разве не ты его послала за водой, оставляя парня в полнейшем одиночестве? - спросил Валька.
   - Я, - спокойно ответила Леся. - Но это не значит, что я же его и убила... Кстати, откуда ты знаешь, что он мёртв? Неужели снизошло озарение?..
   - Я вообще спал! - усмехнулся, не теряя бдения, Валька. - И убить его не мог тем паче.
   - И тем не менее.
   - Ты и сама всё прекрасно знаешь.
   - Нет, ты объясни нам, - вмешался Лёха. - Что здесь происходит? И кем вы оба, чёрт возьми, стали?..
   - Раскроем карты, Валька? Мне-то нечего терять, - подстрекала Леся, зло улыбаясь.
   - Мне тоже, - ответил Валька. - Я понял, что зря себя корил. В этих смертях повинна только ты!
   - Но как?.. - воскликнула Вера.
   Леся преобразилась, выпрямила королевскую осанку и со смехом в полусветящихся глазах молвила:
   - Проблема в том, что Валентинчика властителем нарекли. Я же не привыкла ждать подачки. И потому нареклась сама!
   Её голос, бархатный и льющийся, пробирал до костей. В нём было что-то неземное, и все заслушались.
   - Я сдаюсь. Ребят убила я! - её глаза блеснули, жаждя новой крови. - Но не ради забавы, не ради потехи. А, как не странно, из-за любви. Из-за неё же погибните вы все. Я принесу вас в жертву Лёхе... Не тебе, чмо, - она поглядела на сына классной, - а моему суженому. Принесу вас в жертву в отместку за то, что вы и ваши родители с ним сделали. Ведь это я обнаружила его висящим на люстре. Он был всем для меня. Как вы - всё для ваших родителей, ополчившихся на моего любимого, обвиняя его в том, чего он не совершал. Ваши мамы и папы отняли его у меня. Я же отниму у них... Вас!
   - Они не виноваты, - выступил Валька, отгораживая бледнеющих в испуге ребят от пылающей Леси.
   - Как и мой Лёша, - ответила Леся, не собираясь отступать.
   - Я не позволю! - пробасил нечеловеческим голосом Валька, и глаза его вспыхнули зелёным.
   - Я не смогла защитить Лёху. А ты не сможешь защитить их! - по её лицу поползли тени, глаза налились кровью, волосы колыхнулись, извиваясь, от недующего ветра.
   Ребята застыли в благоговейном страхе.
   Леся была прекрасна. Золотые волосы почернели и, лоснясь, волнами спустились к плечам. Лицо, потеряв живой румянец, округлилось и побелело. Губы, замершие в усмешке, налились блеском и потухли в чёрные угольки. Только глаза, резко очерченные тёмными тенями, светили красными огнями зорко смотрящих зрачков. Стройную белую шейку обрамляло ожерелье из "волчьих" ягод и "вороньего глаза".
   Она была вне себя. И платье, выгорев, разорвалось и, смешавшись со стрелами волос, тянущихся до колен, плавно обогнули её стройное тело. Она предстала ведьмой, коей всегда была, но умело сей факт скрывала. Она была прекрасной, обольстительной ведьмой. Её тело и взгляд ворожили и манили песнями Сирен.
   Манили к прекрасному. Взамен на жизнь.
   - Выметайтесь! - прорычал ребятам Валька, ощетинившись и не подпадая под её чары.
   Лёха и Булыч выперли обомлевших в страхе девчонок, робко попрощались и убежали сами.
   Леся сопроводила их убийственным взглядом, но преследовать не попыталась, переключаясь на Вальку.
   - Не путайся в ногах! Ты против меня бессилен!
   - Мы равны в силах.
   - Ошибаешься. Я выжала всё, что смогла. Ты же довольствуешься только тем, что тебе дали.
   - Ты не знаешь, сколько мне дали.
   - Поверь, немного.
   - Не верю, после всего, что ты сделала.
   Леся грациозно склонила головку набок и, соблазнительно улыбаясь, качнула бёдрами. Всё в ней источало дикую, необузданную женственность. Всё в ней требовало укрощения. Её глаза стали тёплыми, любопытствующими, лукавыми. Она засмеялась, и смех её показался звоном бубенчиков и колокольчиков, играющих чудесную, но погребальную песню.
   - Но ведь и ты чуть не убил Булыча, - пропела она сквозь заразительный смех.
   - Я бы не убил, - не ломался Валька. - Я пробовал свои силы.
   Она кивнула:
   - Жертвой моей первой пробы стала Ната.
   Валька удивился:
   - Так ты недавно стала... тем, кем стала?
   - В тот день я за тобой проследила. И перестала не верить. Неверие - единственную преграду, воздвигаемую нами самими же, - я преодолела. И с наступившей ночью пошла в лес, поговорила с ним, наобещала с три короба и короновалась. А что взамен должен ты?
   - Ещё не знаю.
   - Как жаль. Потому что, судя по всему, ты своё обещание не сдержишь.
   - Сдержу.
   - Посмотрим.
   - Что должна лесу ты?
   - Хороший вопрос, - Леся опустилась в кресло и задумалась. - В любом случае я не намерена выполнять свои обещания.
   - И будешь наказана.
   - Я уже наказана. Смертью Лёхи. Всё остальное - мелочи жизни... - она хлопнула ладонями по подлокотникам и вздохнула. - Ну, ладненько. Довольно сотрясать воздух. Ты должен был тянуть время и всё такое, я понимаю. Но это меня не остановит. Я расправлюсь с ними и вернусь к тебе. Приятно было пообщаться. Чао, - она послала воздушный поцелуй и расплылась в приятной, притягательной улыбке.
   Со звоном лопающихся стёкол разлетелось окно, в комнату влетел вихрь и, подхватив рассыпавшуюся в кленовые листья Лесю, увлёк их с собою, на улицу, к лесу.
   И долго стоял в ушах Вальки её добрый детский смех, и долго он любовался развеянными по ветру листьями, в которые, посылая жаркий поцелуй, разлетелась красавица-ведьма Леся.
  
  
  
  
   21.
  
   - А твоя мать утверждала, что она плохая актриса! Моя лучшая подруга. Ёжкин кот! - Вера, остановившись, уткнула руки в колени и еле перевела дух.
   Никогда в жизни ей не приходилось бегать столь быстро. Она далась диву своим возможностям, но оно было ничем в сравнении с шоком от страшной истины, открытой лишённой рассудка Лесей.
   Ребята рассыпались по полю, стремясь укрыться в лесу. Они понимали бессмысленность своих действий, но, руководимые паникой, иначе поступить не могли. Всюду простирались чащи, рощи, луга, поля и боры. Всюду простиралась Леся. И уйти от неё было некуда, но не попытаться сбежать, не попытаться спастись было бы верхом глупости и трусости.
   - Вся надежда лежит на Вальке, - сухо закашлявшись, сказал Лёха.
   Вспотевший, возбуждённый и напуганный, он являл собою печальное зрелище. И Вера ощутила тоску. По Валентинчику.
   - А он ведь где-то там. Один на один с ней, - не затыкался Лёха.
   И Вера задрожала от ярости:
   - Один на один! А мы-то что здесь делаем? Удрали, как кролики, и бросили его на растерзание стерве!
   - Наконец-то наш враг стал зримым, - Лёха задумался и пропустил её тираду мимо ушей. - Это всё меняет! Пойдём-ка обратно...
   Вера вперила огромные удивлённые глаза.
   - Он себя в обиду не даст. А у меня есть план, - поторопил он её и протянул руку.
   Она доверчиво всучила ему свою ладонь и последовала рядом.
   - А как с остальными?
   - Не давай им приближаться к лесу. Всё-таки безопаснее дома.
   - Но там Леся!
   - Боюсь, там её уже нет.
  
   Он глядел словно в воду.
   У кромки леса зашевелились кусты и травы. Колосья дикой ржи почтительно склонили головки; по земле заволоклись огромными питонами корни; издали принесённые листья завертелись в танце, подхваченные партнёром-ветром...
   Земля затрещала и, лопнув, выпустила к свету немощные расточки, вмиг крепчающие, тянущиеся друг к другу. Связываясь в пучки, они подтягивались кверху, чернели и, правимые рукою неведомого скульптора, обретали черты женского тела...
   Леся глотнула воздух и поняла, что заново родилась. Потянулась, размяла кисти и окинула владения властным взглядом.
   Посреди поля виднелись точки, на миг замешкавшиеся, но двинувшиеся вдруг обратно к дому. Так оно и было. Они надеялись на Вальку. "На старый добрый авось", - оскал скосил её совершенное личико, Леся засмеялась зоркими алчными глазами и повернулась лицом к ожидающему её лесу.
   - Внемли мне! - крикнула она и, высоко задрав голову, раскинула в стороны опутанные вьюном руки.
   С обоих горизонтов двинулись, спеша к ней и серея в грозовые тучи, густые облака. Ураганный ветер, склоняя покорные деревья, ответил неистовым рёвом, возвещающим и о своей беспрекословной покорности. Ясный день поблек и окрасился наступающей грозою, но ничто - ни ветер, ни ветви бушующих деревьев, ни косые линии дождя, рассекающие прохладный воздух, - не касалось Леси, боязливо сторонясь её и внимая.
   - Настало время уничтожить этот фурункул цивилизации, вскочивший на лоне девственной природы. Пора уничтожить его обитателей, своей приземлённостью марающих наше величие.
   Лес ответил восторженным рёвом и кивнул, всей своей мощью выказывая готовность.
   Леся ухмыльнулась. Всё шло как по маслу.
   - Тогда, - она выдержала выразительную паузу и по-животному заревела: - вперёд!
   Мир перевернулся. Небо озарила паутина молний, норовящих подпалить всё живое. Чёрные, но в их свете предстающие бурыми, тучи, заволокли, не давая проскользнуть солнцу, небосклон от края до края и скривились в хохочущих чудовищных гримасах. По земле засновала вся живая природа, проламываясь к ненавистному дому и его обитателям. Взрывая землю, по полю неслись ветви и извивающиеся корни; тут и там, брезгуя временем, вырастали могучие стволы дерев, щетинящихся острыми суками и прожорливыми дуплами. Всё ревело и рычало, сопровождаемое безостановочными громовыми фанфарами.
   Природа, искренне поверив царице, дала волю своему хищному началу и, под знаменем Леси, начала кровавую охоту.
  
   Сене предстояло покрыть полсотни шагов, когда на неё обрушился ад. Её окатило ледяным ливнем, и, вмиг вымокшая, она растерянно замерла, неуверенно оборачиваясь.
   Не сгибаемые под дождём колосья потянули к ней свои кисточки. Девушка испуганно попятилась. Колосья, как живые, осуждающе покачали головками и продолжили за нею наблюдать. Сеня протянула руку, чтобы сорвать адские создания, но те ловко увернулись и недовольно зашевелили усиками. Сеня затаилась. Колоски пригнулись, как готовая к прыжку кошка, и замерли. Сеня решилась бежать...
   Но не успела.
   С осязаемой яростью один из колосков тряхнул кисточкой и, натянувшись тетивою, выстрелил, словно сплюнул, в девушку семенами-усиками. Сеня вскрикнула. В щёку впился десяток зелёных стрелочек, на кофточку брызнула размываемая дождём кровь.
   Сеня шагнула и раздавила обнаглевшего стрелка. Довольная, обернулась...
   И встретилась взглядом с сотнями его сородичей, помышлявших о немедленном отмщении. Сеня отчаянно закрыло лицо руками и, завизжав, бросилась на пролом.
   Букеты стрел посыпались ото всюду, боль сражала то в плече, то в колене. Сеня затекла кровью, но добралась-таки до пустой, не заросшей площадки. Обессиленная, опустилась на землю и заплакала, обхлёстываемая жестоким ливнем.
   На крыльце показалась Вера, тотчас заприметившая израненную подругу. Она хотела подбежать, помочь, но Сенин решительный жест её остановил.
   Сеня почувствовала дрожь, не в себе, но идущую из-под. Подняла к небу заплаканные глаза, последний раз увидела молнию и разбросала по сторонам руки, пронзённая выросшей на пустом месте осиной...
  
  
   22.
  
   - Нас не может быть двое, - Валька сосредоточенно просчитывал всё в уме. - Должен быть кто-то третий.
   - Ещё один? - уже ничему не удивлялась Вера.
   - Или одна, - ответил Валька.
   - Но почему?..
   - Леся не может всё делать сразу! Признаюсь, в спальне Булыча нашалил я... Но пианино! Оно ни коим образом не вяжется с природой.
   - Ну, муравьишки погрызли, прочие твари...
   - Опять мимо! Это было до того, как Леся возвела себя на царский пьедестал...
   - Тогда просто случайность.
   - И ты сама этому веришь?
   - Нет, - призналась Вера.
   - Вспомни всё то, что настораживало в последнее время.
   - Кажется, не было ничего такого...
   - Малейшие детали... оговорки...
   - Оговорки?..
   - Кто-то мог проболтаться. Мы ведь тоже люди.
   - Не помню, - с сожалением ответила Вера. - Если вспомню, скажу. А сейчас хватит болтать. Грядёт война, в которой нам навряд ли удастся победить...
  
   "Неужели я настолько слаб? - грыз себя Валька, терзаемый разбуженной совестью. - Или может это её уловки, чтобы изжить во мне веру в себя?"
   Он плёлся к крыльцу по тёмному, изрезанному вспышками молний коридору. Он должен был принять бой и потому шёл на улицу - в свои и её владения, к своим и её воинам.
   Отдать свою и взять её жизни. Так он выполнит обещание, данное ею лесу. Он не сомневался, что лес затребовал жизнь, и Леся с лёгкостью согласилась, потому что сама жизнь не ценила и вообще считала, что не жила после смерти своего возлюбленного.
   Улица встретила воем и каскадом дождя. Валька присел на перила, с коих ручьями стекала грязная вода, и всмотрелся в непроглядную даль, зная, что её-то он увидит.
   Рабски следуя за царицей, по небу плыли тучи, освещающие разрядами цветных молний её дорогу, пролёгшую по полю. Леся стояла на траве, будто ничего не весила, и травы, волнами бегущие, подгоняемые ветром к дому, бережно влекли её с собою. Вся в чёрном, статная, высокая, с воинственным блеском в глазах и полным отсутствием улыбки на дьявольски прекрасном лице, царица, подхваченная нивами, величественно подплывала к дому, стоя во главе безумной армии растений, гордо наступающих из-за её спины.
   Она его увидела и присела в чуть заметном реверансе. И голос её, прошибая ор природы, долетел до него ласковым полушёпотом:
   - Как вам моя империя? - она отвела руку за спину, демонстрируя войско - стену леса, из глубины освещаемого молниями. - Я подумала. И решила, что миру не нужны люди. Поэтому, расправившись с вами, я разделаюсь со всем миром. Превращу мир в оазис. Без городов, без посёлков и деревень. Одним словом без людей. И возродится рай на Земле. И будет в нём только Ева. То есть я.
   - Ты окончательно рехнулась, - раздался знакомый из прошлого голос.
   Валька обернулся, Леся нахмурилась и, подкатив к крыльцу, ступила босой ножкой на ступеньку. Ей-то до боли был знаком этот голос.
   - Лёха? - Валька не понял в чём дело.
   - Да, ответил тот, не спуская глаз с Леси, медленно ступающей по досточкам, устилающим крыльцо.
   - Как я сразу не догадалась, - она казалась спокойной, но внутри всё перевернулось.
   На крыльцо выбежала возбуждённая Вера.
   - Валька, я вспомнила... - но, разглядев, кто пред ней, проглотила слова и закрыла рот.
   - Ты не сын классной, - сказала Леся, не обратив на Веру ни доли внимания. - Я догадалась об этом тогда, когда ты узнал тех бабочек. Понял их латинское название.
   - Он третий, - шепнула Вера Вальке. - Он говорил, что первый раз в этом доме, но тут же сообщил, что "знать обходные пути и лазы - привилегия хозяина, а не гостьи".
   - Но кто ты? - не слушал её Валька.
   - Он, - улыбнулась Леся, - мой Лёша. Мой Адам. Видите ли, Лёша был одним из нас. А такие как мы не умирают. И он вернулся...
   - ... за тобой, - опередил её Лёха.
   - Ко мне, - поправила Леся. - Мы положим начало новому миру.
   - Я пришёл тебя забрать, - отчётливо проговорил Лёха. - Знаешь, почему я повесился?
   Леся непонимающе заморгала.
   - Меня достала ты! Всё то, в чём меня обвинили, было правдой, поэтому довести меня до крайности не смогло бы! Земному аду с тобой я предпочёл ад подземный. Но без тебя! Однако меня заставили за тобой вернуться, и теперь я расплачиваюсь вдвойне!
   - Что ты сделал с душою Лёхи, нашего Лёхи? - Вера плевать хотела, что орёт на призрака.
   - Не боись, он вернётся, когда уйду я. Он здесь, - он похлопал себя по груди. - Иногда вырывается. Он был в этом доме. Потому и знает все его пути и лазы.
   - А... кто из вас был тогда... когда целовал? - спросила разбитая Леся.
   - Он, - отрезал Лёха.
   - Значит, ты меня никогда не любил?
   - Ненавидел! Всегда!
   Леся схватилась за полы платья, набрала полную грудь воздуха и скривилась в страшной агонии:
   - Тогда вы все подохните! Здесь и сейчас!
   Она обернулась к лесу, мрачно выступающему из темноты:
   - Разорвите из всех! Сотрите в порошок! Развейте по ветру, с глаз долой!
   Валька поднял руку, от напряжения сведённую судорогой:
   - Нет! И я ваш властитель! Велю убраться вон!
   Леся, подлетев к Вальке, полоснула его по щеке когтями; дощечки оросила кровь... На секунду Валька ослабил внимание, и лес, отдавшись её воле, начал наступление, заревев беснующимся хором.
   - Стоять! - рыкнул Валька, глаза его вспыхнули ярче молний.
   Лес оторопело замер. Леся замахнулась, но рука, не долетев до глаз жертвы, застыла в воздухе, остановленная железой хваткой Лёхи. Леся зашипела, сверкнула очами и улыбнулась. С бешеной скоростью вырвалась из леса лиана и, проскользнув мимо перил, впилась в живот парню, посмевшему перечить королеве. Лёху отбросило, изо рта брызнула кровь, лиана пробила его насквозь и поспешно ретировалась...
   Валькины раны затянулись, собрав свою мощь воедино, он воскликнул:
   - Вон отсюда, жалкие сорняки! Иначе будете уничтожены!
   Леся засмеялась:
   - Они не любят такого отношения, ясно?
   В пяти шагах от Веры в землю вонзилась стрела молнии. Девушку обдало жаром, прошибло потом, она перекрестилась и нырнула в дом.
   Лёха, истекающий кровью, лежащий в алой луже, закашлялся. Что-то зашептал, но кровь, булькающая изо рта, мешала его понять.
   Валька, теряя силы, сдерживал лес, готовый подмять под себя дом и всё, что восстанет на пути.
   Леся сжимала руки в кулаки и противилась Вальке.
   Лёха прокашлялся, харкнул кровью и выговорил:
   - Леся...
   Она не ответила, его не услышав.
   - Леся... - хриплый голос угасал.
   - Боже, Леся, услышь его! - окликнул её Валька, продолжая держаться.
   Леся послушалась.
   - Леся... я... - тот самый голос, что она слышала, когда Лёха целовал её. - Я...
   - Ну же! - не ослабляя хватки, потребовала она.
   Собрав ускользающие жизненные силы, Лёха, не тот, что предал, а тот, что был отвергнут, затухающим шёпотом сказал:
   - Леся... я... люблю... те... бя...
   И девушка сдалась. Разжала кулаки, всё своё внимание обратила на умирающего мальчика. В глаза её встали слёзы, она забыла о войске, о войне, о своих планах.
   Она поняла, что сделала, поняла слишком поздно, что потеряла. Человек, умирая, не лжёт. Лёха её любил. А она, дура, этого не замечала, ослеплённая прошлым, ослеплённая жаждой мести и ревностью ко всему, что доставалось не ей. И теперь он, любя убийцу, умирал. Она опять теряла любовь. И опять была в этом повинна. Её личико просветлело, избавилось от дьявольских черт, овеялось человеческой грустью...
   Лес, избавившись от её наставлений, посвятил себя служению Вальке. Медленно, но величаво отступил и занял прежнее место. Тучи разбежались, солнце жадно протянуло густые лучи к изрезанной, израненной земле, вспаханной человеческой злобой...
   Рёв прекратился, на землю опустился покой, послышалось чириканье и трели оклемавшихся птиц. Над измятым лугом, после прошедшей грозы пахнущим свежестью, проносились беззаботные бабочки, цветы развернули бутоны, впитывая искрящимися от капель дождя лепестками солнечный свет и летнюю жару...
   Леся склонилась над засыпающим навечно Лёшей. По щекам её бежали слёзы, падающие в вязкую лужу крови. Она приподняла его голову и прильнула к нему губами.
   Валька, сколь её ненавидел, прекрасно её понял и потому оставил их двоих в одиночестве.
   Леся бросила благодарный взгляд вслед уходящему мальчику, минуту назад бывшему ей первейшим врагом, и поцеловала остывающий лоб убиенного ею Лёши.
   Из груди вырвались рыдания, она почувствовала боль, во сто крат страшнее боли физической. В ней проснулась совесть, ещё более эту боль усугубившая.
   И вдруг она вспомнила своё обещание лесу. Протянула к Лёхе руки, положила их на дыру, зиявшую в его плоти и подняла лицо к небу, чистому, непорочному и слепящему нечистых и порочных.
   Она зашептала слова раскаяния, слова любви, обращённые к Лёхе и природе, слова ненависти, обращённые к ненавистной себе, слова, молящие о прощении всё сущее; и по щекам её, ниспадая на плечи, потоком стекали ручьи слёз, от горечи которых сворачивались капли ещё не свернувшейся крови. И боль её утихала, сердце, исполненное любовью, успокаивалось и било не так отчаянно. На неё, сгоравшую от презрения к себе, накатывалась прохлада. Всё тепло лилось от плоти к рукам, а по рукам к его плоти.
   Лес сжалился, Бог услышал.
   Лёхины щёки покрылись румянцем, раны затянулись, остались лишь кровавые пятна и разводы на влажной одежде, веки затрепетали...
   Он проснулся и притянул её, бездыханную, отдавшую себя в жертву, к себе ближе. И долго смотрел на небо, светлое-светлое, кого-то, но не его, своею чистотою слепящее. В глазах её, смело взглянувших на небо чуть прежде, не было жизни, но был покой. И на устах её играла последняя, самая искренняя, самая чистая улыбка.
   Улыбка, обращённая к нему и ради него ставшая последней.
  
  
   23.
  
   - Всё готово сообщила Вера, заламывая руки.
   Валька прошёл в гостиную. На диванах, покрытые простынями, лежали трупы и останки тех, чьи тела не были найдены. Лёха откинул одну из простыней и на прощание поцеловал ледяной лоб Леси.
   - Ты уверен, что хочешь это сделать? - Вера тешилась надеждой, что Валька откажется.
   - Иначе никак. Никто не должен о нас знать. Вы обещали молчать всю жизнь.
   Булыч, Люся, Вера и Лёха согласно закивали.
   - Но тебе-то необязательно умирать! - воскликнула Вера, готовая разрыдаться.
   - Такие как мы не умирают, - печально произнёс Валька.
   - Я люблю тебя, - прошептала Вера.
   - Я люблю тебя, - вторил Валька и поцеловал её в губы.
   Она в него впилась, жадно к себе прижимая, но рыдания взяли верх, она отстранилась и уткнулась в его плечо.
   - Нам пора, - дотронулся до её руки Лёха.
   - Да, минутку.
   Ребята поняли и вышли.
   - Обещай, что обо мне забудешь, - потребовал Валька. - Будь вольной и не смей усмиряться. Ты найдёшь себе парня. Того же самого Лёху. Я заранее благословляю твой выбор. Только знай, что я люблю тебя, но не говори мне того же!
   - Нет! Скажу! Я люблю тебя! И не забуду! Почему ты хочешь уйти?
   - Так надо. Я сам себя боюсь. Хватит того, что случилось.
   - Но ты невиноват! Прекрати себя корить!
   - Довольно! Тебе пора...
   - Я люблю тебя...
   - Я тоже...
   Они поцеловались, он стёр её слёзы и улыбнулся.
   Она махнула рукой и ушла.
  
   Ребята стояли в поле и благоговейно смотрели на дом, доживающий последние секунды. Тоска сжимала сердце Веры, она не могла это видеть. Переступая с ноги на ногу, она кусала губы, не сдерживая слёз.
   Она его любила. И не хотела терять. Как теряла любовь Леся. Как потерял любовь Лёха. Она взглянула на него: на его красные от невыплаканных слёз глаза, его губы, остуженные холодным лбом Леси... Нет, она так не хотела.
   Вера сорвалась с места и побежала к дому. Побежала, но опоздала.
   - Нет! - завизжала она и рухнула на колени, сражённая обидой, болью, всем, что в ней накипело.
   Дом затрещал, закрутился становящийся видимым воздух. Люся и Лёха оттащили ревущую Веру и воззрились на вырастающий из ничего смерч, готовый поглотить дом. Ураган усиливался и заглушил своим неистовством вопли девушки. Дом задрожал и рассыпался, как карточный домик. В небо взметнулись брёвна, доски, окна, мебель, мелочь - всё спуталось и смешалось в чёрное свистящее месиво.
   Постройку вырвало с корнем, смерч подхватил её и, разжевав, разметал по окрестностям.
   Ребята убежали в лес, скрываясь от поднятой в воздух пыли, от беснующихся щепок, и там же переждали, пока торнадо не исчезло, рассосавшись над полем столь же внезапно, как и появилось.
   Вычищенное, выполированное ветром поле стало пустынным и будто не знавшим рук людских.
   - Превосходное место, чтобы раскинуться лесу. Лесу на крови, - сказала уставшая плакать, опустошённая Вера и молча побрела средь немногих обломков, валявшихся в избитом поле.
  
   Рафик невесело бежал по петляющей дороге и даже подпрыгивал осторожнее, не тревожа глубокую задумчивость пассажиров. Мариванна не чертыхалась, как прежде, от каждого каприза избалованного авто, а вела железного коня в тишине, начинающей угнетать.
   Вере наскучил однообразный пейзаж, проносящийся за окном. Её не восхищала ни палитра цветов, ни красота изогнутых деревьев, наряженных в зелёные плащи, ни тишина, нарушаемая только лишь стрекотом цикад и писком мошкары. Хотелось в город, в его пыльный воздух, в его несмолкающие шумы и тени железобетонных монстров-зданий... В его серость и красочность, в его неповторимую гамму запахов...
   Хотелось пройтись по асфальту, не боясь подвернуть ногу или споткнуться о торчащий валун. И, наконец, хотелось принять ванну, омыть себя тёплой, а не ледяной, хоть и чистейшей ключевой водой, включить бессмыслицу несущий телевизор и поболтать с другим концом света по телефону.
   Хотелось цивилизации. Со всеми её недостатками и условностями. Чтобы любили и расставались, но умирали не из собственного желания; чтобы убивали ножами или пулями, а не колосьями и лианами... И чтобы те, кого любили, покоились с миром в земле, а не витали не ведомо где в воздухе. Чтобы можно было придти и помянуть, сказать усопшему недосказанное и лечь в могилу с ним рядом, искренне веруя, что встретишься с любимым на небесах.
   Лёха думал о том же, но, боясь не забыть всё случившееся, боялся забыть Лесю, ставшую ведьмой из-за любви. Любви, которая пришла позже, в другом обличии, которая потребовала жертву, и этой жертвой, не раздумывая, стала Леся. Будь он тогда в сознании, он бы ей не позволил. Сознание потерялось, лишь он открылся и шепнул ей три заветных слова. Три слова, которые ни он, ни она никогда не забудут.
   И весь пережитый ужас, всё пережитое, но закончившееся прискорбно наслаждение канут в Лету. Они обещали молчать. Они своё обещание сдержат. Во всём виновата непогода, смерч, налетевший на дом.
   И "заживо погребённые ребята" будут оплаканы их родителями, близкими, друзьями... Они предстанут одними из тех несчастных жертв разбушевавшейся стихии, о коих толкуют без умолку каждый божий день. И только для Веры, Лёхи, Булыча и Люси они останутся навеки жертвами разбушевавшихся страстей, жертвами несчастной любви, несправедливой мести. И леса, пустившего расточки на расчищенное плато.
   Леса, напившегося крови и выросшего на крови.
  
   Рафик подпрыгнул, Булыч ударился лбом о потолок и заокал. Вера закатила в изнеможении глазки, Лёха хохотнул... В стекло врезалась муха, Мариванна чертыхнулась и включила "дворники"... Всё возвращалось на круги своя, жизнь продолжалась.
   Люсенька улыбнулась не своей улыбкой, поглядела на размазанное по лобовому стеклу тельце и неосознанно выпалила:
   - Lucilia caesar...
  
  
  
  
   КОНЕЦ
  
   5.07.2001 - 24.08.2001, Россия-Хорватия-Словения
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"