Шевцов Андрей Владиславович : другие произведения.

Подборка стихов 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:



        Мадагаскар - Вологда 

Поэтического голода кремом не утолить
                         Г. Адамович

На черный хлеб я мажу торт, как масло.
Кондитер в "Quality" - матерый модернист  
Смешал ингредиенты первоклассно.
"Мадагаскар" - состав (коробка, белый лист): 

Мука пшеничная, фундук, фисташки, 
Бакарди, Бейлис, шоколад, физалис, гель...
Сам Бродский в облегающей тельняшке
Бредет Манхэттеном, а вслед ему - шинель. 

Конструктивист, слагающий пытливо:
Джем абрикосовый, ликер и пралине...
...Уехать, что ли, в Вологду, где слива
Висит, как солнце, в мудрой тишине.

Не выйдет, говорите? Лодка сгнила?
Причал рассыпался? Кувшинки унесло?
Там Батюшкова свежая могила, 
Рубцова русское святое ремесло.

Пройду врата Прилуцкие как странник...
"Ты хочешь меду, сын? - так жала не страшись..." -
Читаю я, Мефодий ставит чайник,
И Муза бабочкой влетает в мою жизнь.


        Звездная аллея

"Выхожу один я на дорогу..." - 
мне бы так до срока написать,
помня, что кладбищенские дроги
в даль Возничий будет запрягать.

"В небесах торжественно и чудно" -
Лермонтов на склоне Машука
целит в высь, но в бок ему - прилюдно -
пустит пулю потная рука.  

"Уж не жду от жизни ничего я" -
шепчет рот, задвинута кровать,
ведь поэты, гибнущие стоя,
в глубь веков врастают буквой "Ѣ".

"Но не тем холодным сном могилы"...
дремлет мамонт в вечной глыбе льда;
светят мне таинственные силы,
бытие прогревшие до дна.

"Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея",
пела Дева в сумрачном саду,
чтоб лежала Лира на аллее,
и плескались Рыбы в том пруду...


        Ромашки

          Сон

Сижу, пью кофе. Шум буфета,
баулы, баунти, вокзал...
Вот бомж (в авоське сборник Фета)
по-гречески себя назвал:

"Аидий", сунул в рот беляшик,
скелетом скрипнул на ветру,
запричитал: "Не рви ромашек,
не рви, поэт, а то умру!".

И мы нашли полцарства в баке
(Морфей крутил проектор сна), -
вязались под сосной собаки,
сосала волчью кость сосна.

Проснулся: полночь, дача, осень,
ромашки светят на луну,
их в банке семь, но будет восемь...
не рви, поэт, а то умру.


     Письмо в Испанию

             Фредерико Гарсия  Лорке

Живу один - ни денег, ни семьи,
ем кашу, хлеб... рифмую, но не звонко,
и ночью, в тусклом свете от седин,
в Испанию пишу, Гарсиа Лорка,
что здесь, в Сибири, полная труба,
стихи горят попутно, синим газом,
и нефтяная черная судьба
подмигивает высосанным глазом...
А за окном, как бог, встает рассвет,
заходит в кухни, смотрит в чьи-то души,
(как в холодильник - гаснет русский свет,
но есть васаби, соусы и суши).  

Я, как и ты, Гарсиа, не юрист.
Пегас - в подковах? Крылья - для поэта!
В Ялуторовске лысый баянист
сыграл мне твой романс и спел сонеты...

Фуанте-Гранде. Вас вели гурьбой;
оливы, ночь, в долине было мглисто,
капрал глумился: "Слушай, голубой, 
твоя родня сдала тебя франкистам".
Деталь важна: отец владел землей,
в полях, как мед, густела сладко свекла,
но Рольданы - осиною семьей
жужжали жадно в сумрачные стекла...

Неужто гениям назначен этот срок? -
лет тридцать семь, ну, ладно, тридцать восемь,
трещали ружья, тек свекольный сок,
сжигала листья болдинская осень.


   Шахматное видение
   на берегу Черного моря
                                              
                      А.З.

Вот вписана огромная доска
в песчаный берег с галькой и костями.
Король - ферзю: "Веди на бой войска,
пусть алыча (е2) дрожит ветвями!"

Любимая, вот белая ладья,
а я - внутри, как скрытая фигура,
и жизнь моя - дебют и квадратура... 

Вот черная ладья, как попадья.

И я хожу то вдоль, то поперек
по минным клеткам, я - прямолинейный;
а солнце, словно красный уголек,
летит в пучину авиалинейно
и греет море где-то там, на дне...

Я - в белой башне, ты - ныряешь в воду.

Любимая, с тобой наедине
я обрету соленую свободу,
когда я эндшпиль... тьфу, в тылу врага
я захвачу коня, продукты, базу 

(в сутане черной старая карга
не попадет косой по мне ни разу).

Захлопну доску. Знай, что будет так:
покину башню, выйду из квадрата...
С борта ладьи я выкину пятак,
два пятака, не скрывших глаз солдата.


     * * *

Мы сидим на банкете.
Разлетелся фужер.
В горбоносом поэте
глаз не видно уже.  

Грустно водку глотая, 
он парит над столом...
И звезда золотая
мерно плещет веслом. 

Дождик капает в Лету.
Стынет площадь в окне.
И шипят на паркете
все слова о стране...

Ох, глаголы летели 
в малый зрительный зал...
Ешь, писатель, тефтели,
ты всех громче сказал! 


          * * *

Волынкой зверя крутится вокзал,
Губа перрона в кровь разбита.
Я мякиш сердца звуком выгрызал 
И шел с анафорой, как с битой:

Я заходил в картофельные сны,
Я спал на раскладушке века,
И красной нитью две мои весны
Сшивали образ человека. 


              * * *

Я видел в глазах ингаирской татарки
Поэта, диван и бутылку "Кадарки".
О, злая татарка! Косички, как змейки,
Ползли на лицо мне в той малосемейке...

Соседка Светлана входила нежданно,
Как в лирику Анны Ахматовой - Жданов.
"Купи сапоги! - говорила Диане, -
О, кто это спит у тебя на диване?"

Мне снились лимоны, желтевшие ярко...
До этого - сладко вливалась "Кадарка",
И злая татарка с пружинистым телом
Скакала на мне, как умела - умело...

И доски скрипели в той малосемейке,
А снег заметал голубые скамейки,
И два фонаря нам светили устало,
А утром их света не стало, не стало.


           * * *

Хандрил в коттедже... Как мизгирь,
сплетал липучку-паутину:
январь, сосновый бор, Сибирь...
Не знал, что розовый снегирь
влетел на лоджию с рябины.

Часы с кукушкой (ядра гирь)
смотрели в тюль, а, может, в тину.
Вздыхал: "Э. Чоран", пил "чифирь"...
На белом куржаке снегирь
писал крылом свою картину.


               * * *

Я сегодня вошел в то пространство стиха, 
Где наивная речь и проста, и тиха:
Где кричит свое "клии" на кедре желна...
Где сырыми губами лопочет волна...
Где на крышу "грибка" приземляется снег...
Где ложится под землю и спит человек...
Где течет по листу, высыхая, роса...
Где жужжит и жужжит в сером шаре оса...
Где доверчивость "До" и плескание "Ля"...
Где скрипит, но вращается наша Земля...
Где лепечет ребенок и клохчет старик...

Я сегодня, как царь, в эти сферы проник.


             * * *

"Проклясть Тобольск, уехать в Могилев,
забыть свои служебные любови..."
(считал слога и бил рукой Гилев,
как Гумилев, вживаясь в чьи-то роли).

Он был поэт - из тех, из могикан!
(хоть было тридцать старому поэту).
Порою он садился на стакан,
сидел на нем и Музу звал к ответу:

"Ты что, паскуда, нехристь, Колыма,
меня мурыжишь, тянешь тьму такую?"
Она же отвечала: "Я сама
лишь только света белого взыскую"

И он уехал в славный Могилев,
забыл Тобольск, служебные любови...
Но боль настигла, и поэт Гилев
нашел могилу 
                         в той земной юдоли.


           * * *

Вот пар - над люком с буквой "К"... 
Там, за рекою - лесопилка...
(прошу, не ускользай, строка, 
как два сиреневых обмылка).
В рулоны свернута трава:
мокра, черна, как рубероид.
А дома ждет меня крова...
Я тут брожу, как гуманоид.
Мне мелкий дождик мочит плащ.
И хоть рукам тепло в карманах,
я представляю, как палач
с Тамарой пьет в сырых Тарманах.

А то вдруг пятна на воде
ловлю, как золото, на черном.
Ведьмак на нанопомеле
летит к "осколочным" ученым.
А за "Мостом влюбленных" - тьма
горит, как газ, тюльпаном синим.
И трюм Тюмени, как тюрьма;
но в сердце светит мне Есенин.

Открыт колодец; обойдя
его в плаще псевдоиспанском,
кричу проклятья: "бодрийяр!",
"наркологический диспансер!"
Залит водою переход,
двухвостки хвои - на дороге.
И окровавленный восход
уже плывет в глубоком грогги.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"