Фантастическая повесть о вере в людей. Наших людей! Прометею, прикованному к скале, предлагается пари: сможет ли человек повторить его подвиг! Для испытания выбран пенсионер Егорыч...
Пари Прометея
В огромной пещере царил серый полумрак. Сумрачный свет сочился откуда-то из стен, создавая причудливую игру мягких полутеней на каменистом полу. В центре пещеры возвышалась скала, слепленная, казалось, из острых осколков. Но некоторые камни были не острыми, а стёртыми до блеска сотнями тысяч прикосновений рук. Рук Прометея.
Тяжелые цепи сковали грудь и ноги Прометея, намертво пришпилив их к холодному камню. И только руки могли немного двигаться - Кузнец, то ли по недосмотру, то ли сочувствуя поверженному титану, оставил на цепи по одному лишнему звену. Это упущение осталось незамеченным, так как ни одна живая душа не навещала пещеру с момента заточения Прометея. Стервятника, каждый вечер рвущего его печень, титан живой душой не считал.
Титан смотрел вверх в грязно-серую мглу, скрывающую потолок пещеры. Ни разу за тысячи лет он не смог пронзить взором серый туман. Каждый год, каждый час, каждый миг его окружала серость, и это было одним из элементов пытки, на которую его обрекли за ослушание. И лишь раз в сутки мгла немного темнела, давая знать, что наступает прилёт стервятника.
Но сейчас послышалось не хлопанье крыльев ненавистного мучителя, а звук шагов. Прометей попытался разглядеть, кто же к нему пожаловал впервые за несколько тысяч лет. В серо-молочной мгле послышались проклятья на головы тех, кто придумал "насыпать сюда столько острых камней". Спустя короткое время раздалось шуршание одежды, и в поле зрения Прометея попало существо, напоминающее человека, но с небольшими анатомическими отличиями. Нос пятаком, курчавая борода словно сделана из проволоки, сквозь кудри на голове виднелись небольшие рожки. И копыта вместо ступней.
"Помесь сатира и кого-то ещё", - подумалось Прометею.
Одето существо было вполне респектабельно, но неряшливо. В руке оно держало кожаную папку с тесёмками, размахрёнными на концах.
- Добрый день, если это можно назвать днём! - сказало существо хриплым голосом. - Меня зовут Дэйв. Я - старший надзиратель за нравственностью. Чтобы не отнимать у тебя много времени, сразу перейду к делу...
- Времени у меня впереди целая вечность! - голос титана гулко прозвучал под сводами пещеры и затерялся в серой мгле. - Или ты пришёл сюда шутить? А как же насчёт Запрета? Или ты пробрался сюда тайно?
- Понятно, понятно, после стольких лет молчания появился собеседник. Потянуло, значит, на разговорчики? - развязно усмехнулся Дэйв. - Объясняю: появился я тут вполне легально, правда мне пришлось пройти не одну инстанцию, пока согласовали доступ к "телу". И здесь я не для того, чтобы шутки шутить. Предлагаю тебе пари.
Брови титана удивлённо взмыли вверх. Меньше всего он ожидал пари. Издевательств, новых пыток - тысячу раз да! Но пари? Пари подразумевает, что выигравший его может получить некую выгоду. Но какая выгода может быть предложена ему - вечному узнику? Дэйв прочитал немой вопрос в глазах титана и продолжил:
- Дело в том, что я защищаю диплом на звание магистра изощрённых нравственных пыток. Тема моего диплома звучит так: "Вера и способы её лишения лиц, проявивших маниакальное упорство". Между прочим, тему я придумал специально для тебя.
- Звучит многообещающе, - Прометей усмехнулся в бороду, вот только не поторопился ли ты с "лишением" веры? Я твёрдо верю в то, что сделал всё правильно. И даже сейчас повторил бы всё сначала!
- Дал людям огонь?
- Дал людям стремление узнавать новое, совершенствоваться!
- То есть, дал им понять, какие они несовершенные? Ведь это вытекает из твоих слов?
- Перестань! - Прометей поморщился. - Это всё уже было. Просто боги побоялись, что в конце концов люди станут равны им, пусть на это и понадобится много времени. Вот только повернуть всё вспять они не смогли. Не смогли загнать людей в узкие рамки ограниченной тупости и животных инстинктов, как пастух загоняет овец в загон.
- Итак, ты утверждаешь, что люди становятся всё лучше и лучше, и вскоре станут, как минимум, полубогами? Все без исключения?
- Не передёргивай! Да, люди становятся лучше! Пусть медленно, пусть немного, но я рад, что огонь, который и сейчас горит в моей груди, у есть людей.
- Иными словами, любой человек готов повторить твой подвиг? - Дэйв ухмыльнулся. - Ты особо на это не рассчитывай. Люди - ничтожество! Все, за исключением мизерного количества окончательно помешанных. Каждый из людей думает только о себе. И это предпосылка моей дипломной работы и нашего пари, если ты, конечно, настолько уверен в себе. То есть в людях.
Прометей внимательно посмотрел на Дэйва. Просто так никто не рискнёт нарушить Запрет. Значит, кого-то Дэйв заинтересовал настолько, что ...
- Что ты предлагаешь?
- Это у тебя времени хоть отбавляй, а я - существо занятое. Поэтому говорю напрямую: темой моей работы заинтересовались на САМОМ ВЕРХУ. Предлагаю тебе вот что: мы даём любому человеку возможность восстановить жизненные силы другого человека. Возможность эта у него будет, скажем, раз в неделю. Восстанавливать испытуемый будет других, но не себя. Улавливаешь?
- То есть, он сможет вылечить любую болезнь?
- Да. И любое уродство. И тому подобное.
Прометей саркастически усмехнулся:
- Ну, хорошо, он сможет лечить, но что дальше? Кроме того, человек, разумеется, будет избран тобой?
- Испытуемого выберешь ты, но из числа тех, кого предложим мы. - Дэйв невозмутимо пропустил сарказм мимо ушей. - Итак, он сможет восстанавливать другие человеческие индивидуумы в течение небольшого времени. Скажем, месяцев трёх-четырёх, уж как получится. А потом начнётся самое интересное: мы ему предложим выбор - продолжать лечить других или один раз восстановить себя до состояния ранней молодости. Разумеется, если он выберет один путь, другой ему уже будет недоступен. Ну как, веришь ли ты, что человек, выбранный тобой, откажется от второй жизни ради других? Практически, это маленькое повторение безумия, совершённого тобой в своё время.
Прометей сощурился - теперь понятно чем Дэйв заинтересовал "самый верх". Человек получает возможность прожить вторую жизнь. Извечная и несбыточная мечта людей, чья кара - краткость жизненного пути! Девяносто девять из ста процентов выигрыша у Дэйва в кармане заранее.
- Ты сказал "пари". Это подразумевает, что должны быть выполнены какие-то условия в случае выигрыша или проигрыша. Какие же условия будут предложены мне теми, чьими именами я не хочу марать своих губ?
- Ну, на самом деле, условия пари неважны - важна суть. Но, коли желаешь, изволь, условия просты: если ты выигрываешь, то на оставшееся время жизни подопытного человека освобождаешься от пытки. Если проигрываешь, то опять же на длину жизни того же человека у тебя ускоряется в три раза процесс восстановления организма. В любом случае, для тебя это пустяк, но ведь важна сама подоплёка, не правда ли?
Прометей нахмурился. Если он будет регенерировать быстрее в три раза, то это приведёт к тому, что и пытка будет также производиться быстрее. То есть, орёл будет выедать ему печень три раза в сутки... Но что такое пусть даже сотня лет по сравнению с вечностью? Да и что такое это пари по сравнению с ВЕРОЙ?
- Я согласен! - голос Прометея эхом отразился от сводов пещеры.
Пол дрогнул и со стен посыпались камешки. Дэйв вскинул голову и произнёс:
- Ага, твоё согласие услышано! - при этом он указал куда-то вниз. - Сейчас я покажу тебе контингент, из которого будешь выбирать кандидатуру. Тому, кого выберешь, я сообщаю первую часть сведений. А тебе даётся возможность следить за ключевыми моментами, чтобы не думал, что мы тут мухлюем. И вообще, тебе от этого пари только сплошные выгоды: и развлечения, и возможность на некоторое время отвлечься от твоего пернатого дружка. Не иначе, кто-то из высших смягчился по отношению к тебе. - Дэйв достал из нагрудного кармана небольшие песочные часы на цепочке и озабоченно взглянул на них. - Времени у меня мало, так что смотри.
С этими словами он ухмыльнулся и, сложив ладони в чашечку, прошептал какую-то фразу. Над его ладонями появился голубой шар, и в нём Прометей увидел джунгли, поле, сожжённое солнцем, чёрных людей, одетых в набедренные повязки. И мужчины, и женщины были худыми и измождёнными. На их осунувшихся скулах кожа была натянута так, что казалось вот-вот лопнет. Прометей понял, что в данный момент женщины провожают мужчин на охоту. Потом в шаре крупным планом появился человек, лицо которого пересекал ужасный шрам. Одного глаза у мужчины не было, щека разворочена, а шрам уродливо спускался по шее на грудь. Правая рука человека была высохшей и тонкой. Он сидел на драной циновке и с тоской смотрел вслед мужчинам, уходившим на охоту в джунгли...
Дэйв искоса посмотрел на Прометея и снова произнёс тихую фразу. Картинка в шаре сменилась. Теперь в ней отражался седой неопрятный человек лет семидесяти или восьмидесяти. Серая щетина, мутные глаза, пустые бутылки на полу и засохшие объедки говорили о запое, как минимум недельной продолжительности. Старик, пошатываясь, встал с кровати, подошёл к окну, отдёрнул занавеску и долго смотрел на улицу. Потом закричал, грозя кулаком куда-то вверх...
Картинка опять сменилась. Теперь в шаре отображалась старушка, в отличие от предыдущего персонажа, одетая очень опрятно, даже изыскано. Судя по обстановке комнаты, жила она, как минимум, в достатке. Три кошки и три собаки, сидевшие возле её ног, казалось, говорили Прометею "старушка очень одинока". Дэйв, словно прочитав мысли титана, сказал:
- Старая дева, - и, усмехнувшись, добавил: - И даже девственница.
Потом в шаре снова мелькали люди. Всего было показано пятнадцать человек. Они были разных национальностей, разного цвета кожи, жили на разных континентах. Их объединяло только одно: они все были в возрасте, который принято называть старостью. Их жизнь клонилась к закату. Об этом и сказал Прометей.
- А как ты хотел? Тем они и ценны для эксперимента, что уже имеют жизненный опыт.
- Ты так говоришь, будто уже всё подтасовано, как угодно вам...
- Никакой подтасовки! Кроме того, ты сам выбираешь участника. Ну, давай, говори кто...
Прометей задумался. Люди, выбранные Дэйвом, были, мягко говоря, далеки от сливок общества. Хотя нет, справедливости ради, надо отметить, что среди них был даже один миллионер. Кто? Кто из них? Прометей верил в людское племя, но нельзя же судить обо всех людях по единичным экземплярам?!! Хотя... почему нельзя? Прометей выдохнул:
- Пусть будет... второй!
*****
- Э-эй, это моя лопатка! Отдай! Ма-а-ма!
- Нет, это моя лопатка, твоя сломанная, а моя целая! Лёшка, скажи ему!
Егорыч со стоном закрылся подушкой. Проклятая детвора! Целыми днями галдят и орут! Жил Егорыч в однокомнатной "хрущёвке" на первом этаже с окнами во двор, поэтому всё, что происходило вне квартиры, было слышно так, будто окна отсутствовали вообще. Голова и так трещала с похмелья, а тут ещё детские вопли! Надо попробовать уснуть...
Егорыч не заметил, как стёрлась граница между сном и явью. Вроде только что он лежал на кровати, а, поглянь-ка, уже находится в каком-то тумане, а перед ним стоит кучерявый тип со свиным пятаком вместо носа. Тип пренебрежительно осмотрел Егорыча с ног до головы, хмыкнул и сказал:
- Фролов Пётр Егорович, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, пол мужской, участник Великой Отечественной войны, вдовец, детей нет, в партиях не состоит, в последнее время пьёт не просыхая, видимо, желая быстрее отдать концы. Всё верно?
Егорыч оторопело кивнул. Тип продолжил:
- Времени у меня нет, поэтому объясняю всё по-быстрому. Тебе даётся возможность один раз в семь дней вылечить кого-нибудь из людей. Не животных, а людей, запомни и не перепутай! Лечение твоё будет таково, что пройдёт любая болезнь, даже неизлечимая или смертельная, срастётся любой перелом и заживёт любой шрам. После этого вылеченный тобой станет, можно сказать, образцом здорового человека. Но совершить подобное ты сможешь только один раз в семь дней, не чаще! Кто мы и для чего даём тебе такую возможность - не суть важно и тебя не касается. Запомни самое главное, себе ты ничем помочь не сможешь! - собеседник Егорыча усмехнулся: - Так что, береги своё здоровье, Гиппократ!
Кучерявый собрался уходить, но обернулся:
- О том, что у тебя есть сила, узнаешь по характерной дрожи в спине и холоду в нижней части живота. Вылечить сможешь только целенаправленно пожелав помочь конкретному человеку и прикоснувшись к нему рукой. Или любой другой частью тела. Ну, давай, действуй!
Тип скрылся в тумане, а Егорыч подскочил на кровати, очумело озираясь по сторонам. Он готов был поклясться, что не спал, но и явью это назвать нельзя. В голове опять заухал тяжёлый молот, стуча по вискам и затылку. Старик потёр занемевшую ногу, встал, хромая подошёл к окну и отдёрнул занавеску. Во дворе в песочнице играли и шумели дети, а с верхнего пятого этажа что-то громко кричала своему внуку баба Лиза. Егорыч погрозил ей кулаком и крикнул, предлагая заткнуться... Сверху к крикам бабы Лизы прибавились ещё и возмущённые вопли её соседки Натальи Матвеевны. Егорыч в сердцах плюнул и захлопнул окно.
*****
- Должен сказать, Прометей, выбор ты сделал не лучший! - титану в голосе Дэйва почудился оттенок сожаления. - А то ведь получается, что мою дипломную работу могут счесть тщательно отрежиссированной. Это, знаешь ли, чревато попаданием не в корифеи, а, скорее, наоборот. Надо было тебе брать того попа, всё ж, божий человек... Ну да ладно, давай смотреть...
*****
Егорыч сидел на лавочке и размышлял о своём видении. Вроде как сон и не сон одновременно. Говорят же "допился до зелёных чёртиков", вот, наверное, и у него было что-то подобное. А может, и впрямь он уже готовится "концы отдать", как сказал тот со свиным носом? Надо бы прекратить глотать дешёвое, отдающее резиной вино и дрянную водку. Егорыч и сам это понимал, но... Выпив, он предавался воспоминаниям, потому что кроме воспоминаний у него уже ничего не осталось.
Все четыре года войны Пётр Егорович Фролов прошёл от Москвы до Берлина разведчиком на передовой. Он вздрогнул, как всегда при воспоминаниях о войне.
... молодое пополнение, прибывшее на линию фронта, практически всё полегло в первом же бою.
... взятие Днепра, земли не было видно, потому что шли по трупам своих. Из роты выжило лишь несколько человек, а его тогда даже не ранило. После боя бойцы нашли цистерну со спиртом, которую вовремя не доставили для раздачи фронтовых "ста грамм", и вместе с остальными выжившими в днепровской мясорубке, Егорыч упал насмерть-пьяный прямо около этой цистерны.
... пропаганда голосила: "Немецко-фашистские захватчики бегут уже при виде наших доблестных войск!". Да, немецкие союзники сдавались толпами, а вот элитные эсесовские части дрались до последнего. Кто видел поле боя между эсесовцами и штрафниками, официальным сообщениям больше не верил.
... Берлин. Гитлеровцы поставили под ружьё всех, кто мог держать оружие. Взвод Егорыча не мог пройти по улице, как было велено командованием, так как из подвала разрушенного дома по всему, что двигалось, долбил крупнокалиберный пулемёт. Рядовой Фролов через развалины соседнего трёхэтажного дома обошёл пулемётную точку, ворвался внутрь и всадил длинную очередь в спины двух немцев. Один сразу уткнулся лицом в землю, а второй... Егорыч на всю жизнь запомнил огромные глаза, худую шею и струйку крови, стекавшую с губ тринадцатилетнего мальчишки, который сползал по стене, оставляя на ней клочки одежды и мяса. "Это ж война, не мы его, так он бы нас..." сказал ему вечером лейтенант, разливая по кружкам спирт. Война давно закончилась, но взгляд невидящих глаз этого парнишки преследовал Фролова всю жизнь.
С фронта Егорыч привёз в родной Пятикамск только чемодан медалей, хотя более ушлые его сослуживцы не гнушались пограбить немцев, а также обобрать мертвецов, как чужих, так и своих. Он устроился токарем на завод, поселился в общежитии и потянулись гражданские будни, выполненные как по шаблону: день - работа, вечер - водка, ночь - сон. Работа, водка, сон... Он понимал, что не дело делает, но затянул "зелёный змий"... пять лет послевоенной жизни просто вычеркнуты...
На своё счастье Егорыч повстречал Дусю. Вытянула она его из болота, тормошила, всё пыталась напомнить, что он - человек! Сама пошла учиться в вечернюю школу и его с собой потащила. Потом Егорыч по настоянию Дуси подал заявление в школу милиции. Его приняли: как же фронтовик, человек труда, характеристики с места работы самые положительные. А если и выпивает иногда, так это лишнее подтверждение, что наш человек, а не вражина. Дуся устроилась в эту же школу мыть полы.
После школы Фролов стал участковым и за годы работы на своём участке навидался всякого: и пьяных дебоширов, и хулиганов, и просто тунеядцев. Детей семье Фроловых бог так и не дал. То ли сказалось ранение Егорыча в пах, когда он задерживал убийцу троих человек, то ли Дуся не смогла, потому что ещё во время войны на стройке сильно простыла. Но несмотря на это жили они душа в душу.
Через двадцать пять лет безупречной службы Егорыч вышел в отставку в чине старшины и ещё десять лет работал ВОХРовцем на местной тарной базе. Дуся к тому времени уже сильно и долго болела, но когда однажды утром Егорыч обнаружил её бездыханной, у него земля ушла из-под ног. Время похорон и первые месяцы жизни вдовцом Егорыч даже толком и не помнил - всё в тумане горя и безысходности. А потом он, не выдержав одиночества, запил. Сначала понемногу и с кем-нибудь из друзей, затем много и в одиночку, а вскоре докатился и до посиделок с местными бомжами и алкашами в заброшенном здании завода.
Постепенно Егорыч превратился в неопрятного, озлобленного человека, практически не общающегося с внешним миром. Из всех знакомых, с ним продолжали поддерживать контакты только друг детства Сергей Никонов да его жена Наталья, живущие в соседнем доме. Был раньше у Егорыча ещё один близкий друг - Пашка. Всю войну прошёл, в милиции три десятка лет - и ни одной царапины. А умер от сердечного приступа в очереди за водкой ещё в восемьдесят седьмом. Вернее, уже не в самой очереди, а в больнице, на руках у Егорыча, когда, казалось, уже всё позади...
А потом начались эксперименты над советской страной: карточки, инфляция, обмены денег, МММ, дефолты... Появилось много такого, чего Егорыч не помнил со времён войны: беспризорные дети, голод, вши... Могучая некогда держава сначала пала на колени, а затем рассыпалась в прах. Впрочем, Егорыч ничего не знал о том, что творилось сейчас, возможно что-то и улучшилось, но на образе жизни конкретно взятого пенсионера, то бишь его самого, это никак не сказывалось. Телевизора у него уже давно не было, радио он не слушал и в лучшие времена. Бабки, что ежедневно собирались на лавочке у подъезда, тараторили только о своих внуках да сплетничали о соседях. Вообще-то, Егорычу уже было глубоко наплевать на то, куда катится страна, о чём думают люди. Он с утра "заправлялся", если было чем, закуривал свою самокрутку и ...
Вспомнив о самокрутке Егорыч полез в карман и достал кисет, подаренный ему Дусей много лет назад. Дело в том, что курил Егорыч исключительно махорку. А так как её фабрично не фасовали, то приходилось самому скручивать цигарки, чему он более чем за шестьдесят лет курения, научился замечательно. Вот и сейчас Егорыч приготовился высыпать пригоршню душистой махорки на бумагу, но только недоумённо покрутил головой. Заготовок, которые он делал из газет, в кармане не было. Он поискал в другом кармане - тоже нет. Может, забыл дома? Егорыч кряхтя поднялся и тут заметил стопку квадратных бумажек на краю лавочки. И как это они оказались там? Машинально, наверное, положил... Егорыч насыпал на бумажку махорки, скрутил её в трубочку, лизнул языком, чтобы не рассыпалось, и поморщился. Горечь какая-то во рту. Наверное, с похмелья...
Старик дрожащими руками зажёг спичку и прикурил. Едва только пламя коснулось конца самокрутки, как бумага зашипела, вся пошла красными искрами, и через несколько секунд Егорыч тупо глядел на огарок в пальцах и на рассыпавшуюся по штанам махорку. Самокрутки как не бывало! Запоздало вскрикнув, старик бросил остаток цигарки и вскочил. Наверное, он так бы ничего и не понял, если бы совсем рядом в кустах не раздалось хихиканье, сначала сдавленное, а потом совсем уже неприкрытое до неприличности. За кустами пряталось несколько мальчишек, которые только что не катались по земле от восторга. Ещё бы: им удалось подшутить над стариком, который их всё время гонял и шпынял по поводу и без.
- Ах вы, мерзавцы! Я вас! - Егорыч погрозил палкой и сделал шаг в сторону кустов.
Точно стая вспугнутых воробьёв, мальчишки сорвались с места и, хохоча во всё горло, умчались, выкрикивая на бегу что-то вроде "а здорово селитра зашипела". Старик достал листок газетной бумаги, предназначенный для самокруток, понюхал его, затем лизнул. Опять горечь. Ну, ясно, эти пакостники вымочили бумагу в селитре, высушили её, а затем, выбрав момент, подменили ему заготовки.
Егорыч выбросил испорченные листки, взял в почтовом ящике принесённую бесплатную газету (идти домой не хотелось), сделал самокрутку и закурил. Посидев на лавочке с полчаса, он совсем уже собрался идти домой, но опять заныла нога. Егорыч поморщился и потёр колено.
"Плохо быть старым, - невесело усмехнулся он, - но быть старым и больным хуже вдвойне. Вот когда был молодой... носился без устали, как вон те мальчишки".
Подумал про них Егорыч по той причине, что мальчишки (возможно те же самые, что недавно подшутили над ним) весёлой гурьбой неслись по дороге, как раз мимо лавочки, на которой он сидел. "Побежали к пятому дому, там яму копают!" предложил кто-то из них, и вся ватага дружно помчалась через двор в арку. За ними плёлся худенький мальчишка. При каждом его движении голова так качалась из стороны в сторону, что казалось она оторвётся. Да и сами движения ребёнка больше напоминали ходьбу сломанной куклы, а не человека. Он кричал на бегу "Подождите меня, я с вами!", но внимания на него никто не обращал.
"Никогда он не догонит своих сверстников", - Егорыч покачал головой.
Ноги мальчишки, изуродованные полиомиелитом, не были способны не то что догнать кого-либо, но даже просто ровно двигаться. Пацан бешено работал костылями, перекидывая вперёд то своё искорёженное тело, то костыли, но мальчишки уже скрылись в арке соседнего дома. Серёжка (Егорыч даже вспомнил как зовут пацана) с трудом доковылял до лавочки, на которой расположился старик, в изнеможении рухнул на неё и вдруг навзрыд заплакал. Слёзы оставляли грязные дорожки на его щеках, худенькие плечи вздрагивали. Егорычу стало не по себе.
Он привстал с лавочки, подсел поближе к мальчишке и погладил его по вихрастой макушке. Слов, в общем-то, не было, чего уж тут скажешь! Комок подкатил старику к горлу, и единственное, что он прошамкал, было неуверенное "Ну, перестань..." Сережка вскинул голову и отдёрнулся в сторону.
- Не надо меня жалеть! Слышите, не надо! Я всё равно буду бегать, так же, как и все... - на последних словах он опять сорвался в плач.
Егорыч опять погладил мальчика по голове. Если бы он мог ему помочь... Если бы тот бред, который ему не то приснился, не то привиделся, оказался бы хоть немного правдой...
И тут, словно кто-то подслушал его мысли, у Егорыча появилось чувство, будто на нижнюю часть живота ему положили что-то большое и холодное. Причем положили не снаружи, а внутри. Рука старика, гладившая мальчика по голове, задрожала. Но не так, как дрожат руки после беспробудной пьянки и не так, как после тяжёлой физической работы. Эта дрожь была особенная, будто некая сила пыталась вырваться из Егорыча наружу через его правую руку. Он быстро отдёрнул руку от мальчика и уставился на свою ладонь. Постепенно дрожь затихла, и в низу живота чувство холода тоже начало исчезать. Егорыч глубоко вздохнул, пытаясь унять бешеное сердцебиение.
Это что же получается? Выходит, свинорылый ему не привиделся? И сказав, что Егорыч сможет сделать здоровым любого человека, он не соврал? Егорыч, атеист до мозга костей, никогда не верил россказням про чудеса исцеления и прочую дребедень. Но чувство присутствия в себе некой силы, чуждой человеку, если и не поколебало его извечное неверие в подобные истории, то во всяком случае подтверждало, что он ещё не допился до белой горячки, и ему ничего не пригрезилось. Тем временем мальчик рукавом рубашки вытер щёки, размазав при этом грязные полосы по лицу, поднялся, опёрся на костыли и собрался идти. У Егорыча в голове мелькнуло "сейчас или никогда"! В конце концов, ведь никто и не узнает, что он пытался сделать...
- Серёжа, подожди! - Егорыч с кряканьем поднялся с лавочки, но не оттого, что болела нога, а чтобы скрыть смущение. - Постой!
С этими словами он взял мальчика за плечо. Серёжа молча ждал продолжения. "Ну где же ЭТО?" - в панике подумал Егорыч. Да, вот "оно" начало появляться: опять стало холодно в нижней части живота, опять появилась дрожь в руках.
"Что же мне надо сказать? Или говорить ничего не надо? А-а, будь что будет! Хочу..."
Додумать свою мысль Егорыч не успел. Та неведомая сила, пребывавшая в нём и рвавшаяся наружу, холодной волной прошла по всему телу старика и через его руку влилась в мальчика. На какое-то мгновенье Егорычу показалось, что через него кто-то заглянул в мальчика. А ещё Егорычу показалось будто фигурка мальчишки вспыхнула, а потом светящееся марево, окутывающее худенькую фигурку, ушло в землю и исчезло, оставив за собой грязное серо-зелёное пятно. Старик моргнул - пятно исчезло. Поразмыслить по поводу пятна Егорыч не успел, потому что мальчик вдруг скрючился, уронил костыли и упал на пыльную траву. Опешивший Егорыч бросился его поднимать, но тут сверху раздался пронзительный вопль вездесущей бабы Лизы.
- Ах ты, старый ирод! Да что же ты делаешь! Озверел - мальчонку бьёшь! Марья Фоминична, отгоните прочь этого старого дурака, он же совсем мальчишку убьёт!
От такой несправедливости у Егорыча просто отнялся дар речи. Он молча передал трясущегося мальчишку на руки подоспевшей Марье Фоминичне, смотревшей на старика с презрением и негодованием, и побрёл к себе домой. Присутствия этой неведомой силы в себе он больше не ощущал, вместо благодарности получил ругань и угрозы... Оскорблённый в лучших своих чувствах, Егорыч зашёл в аптеку, купил два пузырька боярышника и вскоре был беспробудно пьян.
*****
- Да-а, ну что ж, с почином, так сказать! - Дэйв ухмыльнулся, сделал пасс рукой, изображение в шаре погасло, а сам шар с шипением исчез. - Извини, но меня ждут дела, а к тебе скоро должны прийти... Точнее, прилететь. А с твоим, гм... визитёром, встречаться у меня нет ни малейшего желания.
С этими словами, гадко усмехнувшись, Дэйв быстро удалился. Шуршание камешков, устилавших дно пещеры, указывало путь, куда удалился Дэйв, а потом снова установилась извечная вязкая молочная тишина.
*****
Из дома Егорыч смог выбраться только на третий день. Да и то по необходимости. С трудом он вспомнил, что вчера приходила почтальонша, приносила ему пенсию и сказала что-то о замене медицинских "полюсов". По правде сказать, этот полис долго был Егорычу без надобности, так как после смерти Дуси он ни разу не обращался в поликлинику, но почти год назад его "прихватило". Сунулся Егорыч в местную тридцать пятую больницу, что была через забор от дома, а там его отослали. Полиса, сказали, нету, иди, получай! А без полиса за деньги - милости просим! Пришлось идти в местный филиал медицинского фонда. Квадратный розовый полис ему сделали на удивление быстро, прямо при нём, и торжествующий Егорыч гордо заявился в тридцать пятую больницу со своим розовым пропуском. А теперь его "полюс" не действует, вроде бы так сказала почтальонша, и надо один сдать, другой получить. И вроде бы даже денег за это не берут...
Егорыч не спеша собрался (спешить он не мог просто физически, даже если бы желал), нацепил потёртую орденскую планку на лоснящийся с пятнами пиджак и вышел на улицу. Дождавшись троллейбуса, он вскарабкался по ступенькам, обругав при этом водителя. Несмотря на то, что время было совсем не "пиковое", в салоне все сидячие места были заняты. Настроение Егорыча совсем испортилось. Бубня чуть громче, чем вполголоса, о "шляющихся без дела", он прошёл в середину салона и там увидел объект, на котором мог сорвать своё плохое настроение. Объектом этим был парень, сидевший на кресле, над которым было написано "Места для инвалидов, детей и лиц преклонного возраста". Он оживлённо разговаривал с женщиной, стоявшей рядом, при этом вольготно вытянув одну ногу вперёд чуть ли не в середину троллейбуса.
- Безобразие какое! Молодёжь стариков ни во что не ставит! - громко заявил Егорыч в пространство, демонстративно встав рядом с сидящим парнем. - Совсем уже обнаглели! Мы в своё время всегда уступали места в автобусах пожилым!
При этом Егорыч как-то подзабыл, что в "его время" автобусов в маленьком Пятикамске практически не было, да и сам город можно было пройти из конца в конец за час. Парень искоса посмотрел на Егорыча, но с места не встал и продолжал негромко разговаривать с женщиной. Егорыч почувствовал, что наливается злобой.
- Сидит и делает вид что ничего не слышит! А ветеран должен стоять!
Позади кто-то поднялся, предлагая ему сесть. Но Егорыча уже "заклинило".
- Ах ты, сопляк! Вот, значит, какова благодарность за то, что я кровь проливал на войне? Не то что тебя, даже твоих родителей ещё на свете не было, когда я воевал! И меня не спрашивали, хочу я этого или нет! Я воевал за светлое будущее. Твоё вот, будущее! А теперь мне места в автобусе нет!
Парень наклонился вперед, явно собираясь встать, но тут в монолог старика вмешалась женщина, стоявшая рядом, и сказала, что этот парень тоже ветеран войны. Афганской.
- Афганской, мафганской! - Егорыча аж затрясло от ненависти. - Поразвелось всяких ветеранов! Посмотрите на него - сидит бугай! Да на нем пахать надо, а он - ветеран!
Парень сжал челюсти так, что побелели скулы. Он встал с места, при этом отодвинув руку женщины, пытавшейся усадить его обратно, и сказал:
- Дед, меня ведь тоже, не спросив, отправили в Афган. Садись, не кипятись, а то помрёшь раньше времени.
Когда парень вставал, одна брючина немного задралась, и взору Егорыча предстал не только ботинок, но и алюминиевая трубка, идущая от ботинка вверх. Егорыч почувствовал себя так, словно его окунули в ледяную прорубь - злость испарилась, оставив место лишь горькому стыду. Сидевший парень оказался инвалидом. Женщина развернулась к Егорычу и, запинаясь от переполнявших её чувств, выпалила:
- Вы! Вы! Кичитесь своим участием в войне. А он, к вашему сведению, орден в Афганистане получил и обе ноги потерял! И не кричит об этом на каждом углу.
Парню тут же кто-то уступил место, но он сказал, что через одну будет выходить. Так и стоял, опираясь на палочку, которую Егорыч почему-то сначала вообще не увидел. Старик стоял рядом с освободившимся сидением и ловил на себе неодобрительные взгляды пассажиров. Сесть он так и не решился. "А ведь я же могу излечить его!" - мелькнуло в голове старика. Ведь излечил же он мальчишку! Хотя, неизвестно на самом деле, выздоровел тот или нет. Но был же тот внеземной холод...
Егорыч решился. Он подошёл к парню, положил ему руку на плечо и мысленно возжелал, чтобы неизвестная сила помогла ему вернуть ноги инвалиду. Но ни холода в теле, ни даже отдалённого намёка на присутствие чего-то потустороннего Егорыч в себе не ощутил. Так они и стояли примерно с минуту: парень молча смотрел на старика, Егорыч так же молча смотрел на парня. С некоторым запозданием Егорыч вспомнил, что свинорылый говорил о сроке "раз в неделю". Неделя с момента применения "силы" на мальчишке ещё не прошла. Поняв, что больше ничего не случится, Егорыч опустил руку, пробормотал "Прости, сынок" и вышел на остановке, совсем ему не нужной. Троллейбус уехал, на душе у Егорыча было погано. Он решил, что медицинский полис получит позже, поэтому направил свои стопы в ближайшую рюмочную...
*****
Спустя два дня Егорыч всё-таки добрался до филиала медицинского фонда, где выдавались полисы. Он оглядел пустой коридор, попытался заглянуть в разные двери, и за одной из них обнаружил пожилую женщину.
Женщина, раскладывающая на компьютере пасьянс, доверительно сообщила ему, что теперь они уже заняты чем-то другим (и очень важным), а полисы выдает страховая компания, при чём не та, "что раньше", а другая, потому как произошло деление города на районы влияния между страховыми компаниями. Адрес, где теперь надо было получать медицинский полис, соответственно, был другим. Егорыч вообще ни про какие страховые компании не слышал. Более того, даже не знал, что одна из них уже работает, вернее, не работает... Совсем запутался! Он очумело повертел головой.
- Идите, идите, Вам там всё сделают. Вот адресок, туда и езжайте. Такими как вы теперь они занимаются, - от женщины исходил смешанный аромат дешёвых духов и слабого перегара.
Помещение, где выдавались новые полисы, было забито народом, что называется "под завязку". Студенты, подростки, старики и просто безработные разных возрастов плотной массой стояли в очереди к закрытой железной двери, из которой периодически появлялась нервная девчушка и выкрикивала фамилии тех, кому надо было получать готовые полисы. Егорыч оценил длину очереди метров в двадцать пять, притом, что ширина её равнялась ширине коридора, в коем эта очередь располагалась. По краткой прикидке получалось, что стоять ему тут в аккурат до завтрашнего вечера.
Вдруг Егорыч заметил надпись на одной из дверей, в которой говорилось о быстрой выдаче медицинских полисов. С превеликим трудом протолкавшись сквозь толпу Егорыч открыл дверь, попал в очередной коридор и, сунувшись в первую попавшуюся дверь, спросил о полисе. Сидевшие в кабинете женщины сначала не отреагировали на его вопрос, потом кто-то из них спросил "Работающий?" Вопрос был задан тоном следователя на допросе. Егорыч прошамкал: "пенсионер". Низенькая, полная и грудастая женщина встала, подошла к Егорычу и опять спросила "Работающий?", да так громко, будто он был глухой. Старик недоумённо поднял брови - вроде бы он ответил, может, она сама не слышит? Тогда он погромче рявкнул в ответ: "Пенсионер я! И ветеран войны!" Презрительно возведя очи горе, она махнула рукой куда-то в сторону и сказала:
- Идите туда, где толпа. Мы "одуванчиков" не обслуживаем.
Будто оплёванный, Егорыч попятился назад в коридор. В груди защемило: не то от обиды, не то от духоты. Егорыч прислонился к стене, и тут к нему подошла стройная женщина в светлом костюме.
- Что с Вами, дедушка?
В её глазах Егорыч увидел настоящее участие.
"Господи, ну хоть кто-то на человека похож!"
- Да уж лучше мне, спасибо. Дочка, где бы мне полис получить медицинский? - и предвидя её следующий вопрос, сразу же добавил: - Пенсионер я! И ещё ветеран войны!
- Тогда Вам нужно в ту железную дверь, неработающее население там обслуживается. Вы скажите, что ветеран, вас без очереди пропустят. И полис сразу же должны сделать.
Егорыч ярко представил, что он стоит в такой вот очереди, подходит кто-то и заявляет, что он ветеран и просит пропустить. Лично Егорыч удавился бы, но не пропустил. Поэтому он только тяжко вздохнул и сказал:
- Помру я там, пока достоюсь... Ладно, пойду уж...
- Подождите! Вы мне скажите ваши фамилию, имя и отчество, а я схожу, узнаю, может уже сделали полис. И дату рождения тоже скажите. А сами пока вот тут посидите.
- Фролов Пётр Егорович, девятьсот двадцатого года рождения, двадцать пятое марта! - с готовностью выпалил Егорыч.
Женщина ушла и вернулась минут через пять, держа в руках розовую ламинированную бумажку.
- Вот ваш полис, возьмите! А вот тут распишитесь, что взяли его.
Егорыч чиркнул свой крючок в каком-то списке и взял полис. Ну точно такой же, как и у него был. И чего волокиту развели?
- Спасибо, доченька!
- Не за что, дедуль! - женщина слегка улыбнулась.
Егорыч спрятал розовый бланк во внутренний карман и пошёл к выходу. Открыв дверь и снова попав в шумящую давку, Егорыч набрал воздуха и начал продираться в конец коридора. Прямо перед ним женщина со слезами на глазах в голос кричала: "Ну, пропустите же моего мужа! У него сердце шунтировано, ему стоять тут нельзя!". Парень, стоящий в очереди шестым или седьмым, сказал ей:
- Я могу его перед собой пустить! Пусть становится.
Тут же бабуська, стоящая следом за парнем, взвизгнула:
- А нас ты спросил, прежде чем пропускать?!! Мы тоже стоим тут за теми же розовыми полюсами. Ишь ты какой быстрый - "пропущу". У меня, между прочим, язва в кишках, а я тут третий день торчу!
Стоящий рядом мужик с трёхдневной щетиной исподлобья посмотрел на неё и неожиданно рявкнул:
- Сама ты язва! Сказали же тебе: сердце больное у человека. Пусть вообще без очереди идёт.
Люди в коридоре, услышав магические слова "идёт без очереди", тут же вскипели. Они не слышали сути разговора, но ведь кто-то пытается их, стоящих здесь не по одному часу, обойти самым наглым образом. Раздались крики, очередь, словно живой организм зашевелилась и в едином угрожающем порыве подалась к заветной железной двери. Стоящие в голове очереди оказались зажаты между стеной и напором людей.
Снова раздались крики, но на этот раз громче всех кричала та женщина, которая просила за своего мужа. Находившийся рядом с ней седой человек (Егорыч понял так, что это и есть её муж), одной рукой схватившись за левую сторону груди, а другой держась за стену, явно готовился потерять сознание. Народ, стоящий поблизости, тут же расступился, кто-то достал валидол, кто-то принялся махать бумажным листом перед лицом седого гражданина. "Да его на воздух надо, душно же здесь!" - предложил кто-то. Двое мужиков тотчас подхватили его под руки, очередь мгновенно утончилась до размеров, необходимых для прохода аж трёх человек. Егорыч воспользовался образовавшимся коридором, и прошмыгнул вслед за ними. Когда жена "сердечника" проходила мимо, старушка, поднявшая волнение, остановила её и, глядя в пол, сказала:
- Ты, милая, не серчай! Прости уж меня старую. Станет ему получше, приходите и берите этот проклятый полюс без всякой очереди! А то и я могу ещё раз очередь занять, дождусь, как подойдёт, ты и встанешь...
Егорыч не стал дожидаться, чем это всё закончилось, и побыстрее покинул душное и негостеприимное помещение. Выйдя на свежий воздух, он ещё раз мысленно поблагодарил женщину в светлом костюме, помогшую ему получить полис. Он даже решился купить ей шоколадку, но в последний момент представил, как будет снова продираться сквозь потную и сердитую толпу... "Ладно, в другой раз занесу" - решил он и захромал на троллейбусную остановку.
*****
В дверь позвонили, сначала два раза коротко, а потом длинными непрекращающимися звонками. Егорыч с трудом поднялся с кровати и зашлёпал босыми ногами к выходу. Не спрашивая кто пришёл (а чего уже ему бояться?) Егорыч отпер дверной замок и открыл дверь. На пороге стоял Сергей Никонов - давний и единственный оставшийся в живых друг.
- Петруха, привет! Как жизнь? Проснулся только что ли? Слушай, Наталья ушла к своему буржую, будет не скоро. А я нашёл её заначку - она "ноль семь" в шкафу спрятала. И когда только успела купить? А молчит, как партизан. Дай говорю, соточку, а она: нету! Ну, давай, собирайся по-быстрому, пошли...
Всё это Сергей выпалил без остановки, при этом заталкивая Егорыча вглубь комнаты. Егорыч, осовевший и толком не проснувшийся, оделся автоматически. Через десять минут они сидели на кухне у Никоновых, разливая по стаканам "Столичную". Сергей быстро соорудил закуску из солёных огурцов и жареной картошки. Глядя, как Сергей носится по кухне, Егорыч усмехнулся:
- Серёга, глядя на тебя и не подумаешь, что тебе уж скоро восемьдесят. Я вот так не могу уж, хотя и старше тебя всего на год.
- Это потому, что Наталья за мной следит. И тебе бы подруга жизни не помешала. - Сергей назидательно поднял указательный палец кверху. - Мы ж тебя знакомили - так нет! Понятно, что с Дусей никто не сравнится, но... А-а, давай выпьем!
Водка горячим потоком влилась в кровь Егорычу, затуманивая разум, смыв воспоминания о прошлом и текущие заботы. Он оглядел опрятную кухню - гордость Наташи, и вспомнил свою. Свинарник - это мягко сказано! Каждый раз, побывав у Никоновых дома, Егорыч клятвенно обещал себе прийти домой и навести порядок. И каждый раз дальше обещаний дело не доходило.
Сергей посмотрел на часы и сказал:
-Через пять минут новости будут. Должны рассказать как там дела в Пакистане.
Егорыч недоумённо посмотрел на друга.
- Ах да, у тебя же телевизора нет. Вчера там землетрясение страшное было, уйма народу погибла. Сейчас всё расскажут.
Сергей включил телевизор. Новости ещё не начались, а на экране какая-то женщина вещала журналистке о том, как в Пятикамске успешно заменяются медицинские полисы. Егорыч навострил уши, ведь воспоминания об огромной озлобленной очереди были очень ярки.
- И, как вы понимаете, особенное внимание уделяется наименее защищённым категориям граждан - пенсионерам и инвалидам. Медицинские полисы им меняются в первую очередь. И не надо пугаться, что страховые компании - это коммерческие организации. Территориальный фонд отслеживает нарушения правил медицинского страхования и сурово накажет руководителей этих организаций, если они будут задерживать ...
Журналистка согласно кивала головой практически на каждое слово своей собеседницы.
- С нами любезно согласилась поговорить о плановой замене медицинских полисов старого образца исполнительный директор территориального фонда Пятикамской области госпожа Хапутина.
- Во, заливает! - прицокнул языком Сергей. - Наталье её буржуй рассказал, что эта Хапутина сама пришла из страховой компании, и вся эта котовасия со сменой полисов - её рук дело. Нам-то с Натальей по буржуеву приказу полисы с доставкой на дом принесли. А ты поменял?
Егорыч, вспомнил седого мужика, хватающегося за сердце. Вспомнил плачущего пацана, лет четырех, дергающего маму за платье и просящегося домой. А его маме в очереди за "розовым пропуском" стоять до вечера, иначе в поликлинику не попадёшь...
- Поменял. Народу там - убийство. Эту директоршу сунуть бы в очередь, пусть бы посмотрела, чего наделала! - прохрипел он.
- Думаешь ей есть дело до нас? - Сергей усмехнулся. - Что мы, что вон эти пакистанцы, которые без домов остались.
На экране шли кадры разрушенных домов, спасатели разных стран разгребали завалы, санитары уносили раненых на носилках и мёртвых в мешках. Корреспондент, морщась то ли от пыли, то ли от запаха, рассказывал, как врачи французского передвижного госпиталя всю ночь делали операции, а молодому пакистанцу даже пришили полуоторванную ногу.
- Кстати о ноге! - Сергей сделал многозначительное лицо и поднял указательный палец кверху. - Серёжка-то из шестого дома ходить сам начал! Представляешь? Самуил рассказывал, выходит малец из подъезда, костылей при нём нет. И сам бодренько так... а ведь он без костылей стоять не мог, не то что ходить.
Сердце Егорыча забилось, как птичка в клетке, и дышать сразу стало тяжело. Неужели всё это правда? Неужели мальчишка, который всю сознательную жизнь провёл калекой, стал сам ходить?
- Одного я не пойму, ты чего Петруха, совсем сдурел на старость лет? Ты зачем этого Серёжку бил?
Егорыч встрепенулся. Та-ак... опять началось!
- Это кто ж тебе такое сказал?
- Кто, кто... Самуил конечно! Говорит, баба Лиза лично видела. Да и сама она трезвонит по всей улице.
Егорычу вдруг стало безразлично, кто и что о нём думает. Голова от выпитого стала тяжёлая, глаза сами собой закрывались. Он невнятно пробормотал:
- Знаешь, Сергей, я его не бил. Я его излечил. А когда это случилось, он почему-то упал. А баба Лиза подумала что я его бью и начала орать на весь двор. Я даже никому слова сказать не успел. Так и ушёл...
Сергей Никонов замер и не шевелился, явно пытаясь осмыслить сказанное.
- Угу, - красноречиво сказал он. - Понятно. А как ты его вылечил? Таблетку дал?
Егорыч почесал затылок, раздумывая, рассказывать Сергею или нет, потом решился. Он вкратце рассказал про визит свинорылого и про чуждый холод, исчезнувший после применения и более не появлявшийся. Никонов откинулся на спинку стула и облегчённо рассмеялся.
- Ну, Петруха, здоров ты брехать! А я хоть столько лет с тобой знаком и то сначала всё-таки купился! Слушай, я знаю что это было! Называется белая горячка!
- Сам ты! "Белий, сапсем гарячий!" - сказал Егорыч, подражая герою "Кавказской пленницы". - Вот погоди, я сейчас...
Егорыч протянул трясущуюся руку над столом и схватил Сергея за плечо. Кажется, неделя уже прошла... Ну да, сегодня же воскресенье. Да, действительно, снова стало появляться чувство прохлады, плавно переходящей в жгучий холод, рвущийся наружу через руку Егорыча. Но, словно некая плотина закрывала выход, и от этого рука Егорыча тряслась, будто осиновый лист. Пьяные мысли разбегались, чужой холод мешал, Егорыч попытался сосредоточиться, но у него это плохо получилось. Он смог лишь придать направление своему желанию и каркнуть "Желаю...".
Додумать Егорыч не успел. Холод вырвался из него и перешёл к Сергею. На этот раз не было ни сияния, ни марева. Просто Егорыч послужил передатчиком непонятной энергии и всё. Скрюченные пальцы старика, держащие плечо старого друга, разжались, Сергей Никонов неожиданно упал с табуретки на спину, будто кто-то его сильно толкнул в грудь, и остался лежать на деревянном полу. Прошло секунд двадцать. Егорыч чувствовал, как его тело снова теплеет, пальцы правой руки, словно после длительного пребывания на морозе, кололи иголки. Сергей всё это время молча лежал на полу, не делая попыток пошевелиться. Наконец Егорыч сумел произнести:
- Сергей, ты как?
- Замечательно! - Никонов перевёл взгляд с зелёного абажура на Егорыча. - Я трезвый!
Егорыч помог ему подняться, хотя сам еле держался на ногах. Сергей ощупал себя, зачем-то посмотрелся в зеркало, и сказал:
- Я, и вправду, трезвый, будто и не пил совсем! И ты знаешь, у меня такое чувство, будто у меня ничего не болит. Даже моё ранение ныть перестало.
Сергей опять принялся себя ощупывать, при этом недоумённо покачивая головой.
- Как ты это сделал? А вообще, это что было?
- Дык, я ж тебе рассказал. Про кучерявого, про силу, - Егорыч вдруг почувствовал себя смертельно уставшим. - Знаешь, Сергей, я, пожалуй, домой пойду. Что-то тяжко мне...
Егорыч с трудом встал и шатаясь побрёл к дверям. Сергей с застывшим на лице недоумением довёл его до квартиры и пошёл обратно к себе. Перед тем, как зайти домой, Егорыч обернулся: Сергей выходя из подъезда всё продолжал трогать то голову, то высохшую со времён фронтового ранения руку...
*****
Через два дня Никонов опять затрезвонил в дверь Егорыча.
- Смотри! - ликующий Сергей прямо с порога протянул Егорычу авоську, в которой виднелся газетный свёрток и пакет молока. Егорыч принюхался, склонившись к пакету.
- Вроде пирожками с картошкой пахнет! - неуверенно сказал он. - Наташа что ли напекла?
- Да ты посмотри, посмотри! Посмотри, чем я держу этот пакет!
- Ух, ё-ё... - на большее у Егорыча не хватило слов.
У Сергея Никонова правая рука не двигалась ещё со времён войны. Осколками снаряда ему перебило все мышцы и связки, поэтому рука ниже локтя высохла и стала как кость: тонкая и негнущаяся. Сколько Егорыч помнил Сергея, после возвращения с фронта тот всегда орудовал левой рукой. Правой же он мог лишь прижать к телу не очень тяжёлый предмет. И всё время жаловался, что рука ноет. Сейчас же он стоял и держал правой рукой сетку. Автоматически Егорыч взял сверток и посторонился, давая Сергею войти. Возбуждённый Никонов хватал правой рукой всё, что ему попадалось на глаза. Он сначала переставил с места на место грязные чашки на столе, потом убрал их в раковину, правда при этом уронив одну.
- Ничего, это к счастью, - кряхтя сказал Егорыч, наклоняясь за осколками.
Сергей опередил его, быстро наклонившись, поднял остатки чашки. Опять же, правой рукой.
- Ну, чудеса. Когда ты это заметил?
- Да вот, сегодня утром. Слушай, Петь, а тебе не кажется, что рука потолще стала?
Сергей засучил рукав. Егорыч прищурился - вроде, и вправду, на руке стали появляться кой-какие мышцы.
- Серёга, с тебя бутылка. Это дело надо отметить!
- Петрух, да я тебе не то что бутылку, я тебе ящик принесу! - расчувствовавшийся Сергей и впрямь собрался идти в магазин.
- Да ты что! Перестань! Придумал тоже! - Егорыч примолк, потом добавил: - Хотя, ты знаешь, от пары кружек пива я бы не отказался, душа всё равно чего-то просит.
*****
Ещё через два дня в квартиру Егорыча пришла Наташа, жена Сергея Никонова. Начала разговор она прямо в тесном коридорчике, не обращая внимания на предложения пройти в комнату.
- Петенька, сколько лет мы с тобой знакомы?
- Много, Наташ, уж и не упомню точно. Что случилось-то? Пойдём в комнату, там поговорим. На кухню-то... это... того... - Егорыч замялся. - Грязно там.
- Петенька, я к тебе с просьбой пришла. Мне Серёжа рассказал, что ты ему руку вылечил, это правда? Я до сих пор сама не своя хожу, ведь он почти всю жизнь одноруким прожил!
- Ну-у, в общем... конечно... если считать, что я ... - начал тягуче придумывать ответ Егорыч.
- Ты мне скажи: вылечил или нет!
- Ну, наверное, я тоже имею отношение к тому, что случилось...
- Петька! Скажи да или нет! - в глазах старушки начали появляться боевые огоньки.
Егорыч понял, что крутить дальше не получится. Он вздохнул.
- Я. В смысле "да". В смысле, что да, я ему руку вылечил. Ну, не то чтобы я, но мне дали силу... или способность... Знаешь, Наташ, объяснять слишком долго. А чего не так? С Сергеем всё в порядке?
- В порядке! - проворчала Наталья.- Скажи, Петюнчик, ты мне зла не желаешь?
Егорыч даже отшатнулся.
- Бог с тобой, Наташ, ты что! Откуда у тебя такие мысли взялись? Да что случилось-то?
- А то! Уйдёт теперь мой Серёга "налево", а во всём ты виноват! Раньше-то с ним такого не было, а теперь как пить дать уйдёт. А я ж его не удержу!
В глазах старушки начала копиться подозрительная влага. Рот Егорыча сам собой раскрылся. Ну, ты посмотри что делается! Опять его обвиняют в том, в чём он не виноват! Сначала этот случай с мальчишкой, теперь Наталья... Видимо, эта чуждая сила не такая уж и хорошая. А с чего он собственно решил, что она хорошая? И как определить степень "хорошести"?
- Да, ты объясни мне что случилось?
- То и случилось! - Наталья села на краешек ободранного дивана и вздохнула. - Ты понимаешь, мы ведь уже в возрасте. В хорошем возрасте. И всю жизнь прожили вместе, всё преодолели. И состарились вместе... А я вчера утром на него смотрю... Господи, я уж лет двадцать этого не видела.
- Чего не видела? Да говори ты толком, не тяни!
Наталья встала и приподнявшись на цыпочки зашептала Егорычу в ухо, словно кто-то посторонний мог её услышать. Егорыч оторопело посмотрел на старушку.
- Неужто прям вот так? Как в молодости, говоришь? А ты чего?
- Чего, чего... Ничего! А он быстрее запахнулся в халат и убежал в ванную. Ой, Петюнчик, найдёт он себе моложе и уйдёт к другой! Ты чего ему дал? Лекарство что ли какое?
- Тьфу ты, пропасть! Я ж тебе говорю: мне дали способность исцелять. Болезни всякие... Сам я не знаю ничего. Первый раз на Серёжке-инвалиде попробовал, так он, и вправду, ходить начал. Во второй раз на нашем Сергее. А как это работает и что из всего этого получится, я не знаю.
- И есть он просит по три раза в день, аппетит у него зверский какой-то стал! Петенька, сделай мне так же, как и Серёже. Ведь если он... а я ... уйдёт же! - старушка опять начала всхлипывать.
- Ты понимаешь, Наташ, сейчас я не могу это повторить. - Егорыч смущённо почесал затылок. - Смогу я только в воскресенье. Так что, ты уж потерпи несколько дней...
*****
Однако терпеть пришлось не Наталье, а самому Егорычу. За десятки лет своего знакомства с четой Никоновых Егорыч даже представить не мог, какая Наталья, оказывается, настырная. Она приходила к Егорычу домой по два, а то и по три раза в день: то предлагала помочь убраться в его бардаке, то приносила выпечку своего изготовления, а то и просто без повода. Егорыч несколько раз в напрасной надежде прикасался к Наталье, надеясь, что дар к нему снова вернулся, но увы - время ещё не наступило. Егорыч с превеликим трудом дождался воскресенья, разбавляя дни ожидания разливным вином.
В воскресенье с самого утра звонок в дверь вывел Егорыча из состояния похмельного сна, полного головной боли. Само собой, за дверью стояла Наталья, принарядившаяся ради такого случая в какой-то парадный цветастый фартук.
- Заходи! - буркнул Егорыч, щурясь на яркую лампочку в подъезде. - Чаю будешь?
- Петенька, ты ж знаешь, что и чая-то у тебя никакого нет! - старушка отрывисто хихикнула.
Егорыч вдруг понял, что она на самом деле видимо очень нервничает. Он решил не откладывать дело в долгий ящик и сказал:
- Так, давай, садись на диван, да поплотнее, чтобы не свалиться! - заметив недоумённый взгляд Натальи, пояснил: - Ты понимаешь, когда я прикоснулся, Серёга на пол с табуретки полетел! Да и мальчишка, тёзка твоего мужа, тоже шлёпнулся. Видимо, оно так действует...
- Оно кто? - шёпотом спросила старушка.
Егорыч описал широкий круг рукой и многозначительно произнёс:
- Лечение! Ну, приступим!
В душе Егорыча вдруг проснулся артист. Он поднял вверх кисти рук, пошевелил пальцами, потом их сжал и разжал несколько раз. Сам того не желая, он, что называется, работал на публику. Нужно придать делу более сложный вид, а то - подошёл, прикоснулся... никакого таинства!
Наталья забралась почти к стене, и Егорычу пришлось одним коленом тоже залезть на диван, чтобы положить руки ей на плечи. Он прислушался к своим ощущениям - да, вот оно, это чувство силы. Ну тогда...
Не успел Егорыч додумать фразу, как опять неведомая сила выплеснулась из него через руки на Наталью.
Егорычу показалось, что старушку окутало голубоватое сияние, тут же, впрочем, исчезнувшее. Никуда Наталью не швырнуло, она осталась сидеть на старом диване, прижав руки к груди, словно прислушиваясь к тому, что там у неё происходит. Так и сидела не шевелясь. Егорыч тоже сел на шаткую табуретку и молча ждал, что же будет дальше. Наконец Наталья глубоко вздохнула, разгладила на коленях фартук и нетвёрдым голосом сказала:
- У меня такое чувство, будто я из бани вышла, а до этого месяц не мылась. Точно очистили меня всю! И будто я после этой бани сто грамм спиртяки приняла.
Наталья хихикнула, поднялась с дивана и на негнущихся ногах пошла к выходу. Удивлённый Егорыч тоже засеменил вслед за ней.
- Наташ, давай я тебя провожу. Чего-то ты не очень выглядишь...
- Нет, Петенька, мне очень хорошо! Не провожай, я сама дойду!
И старушка всё той же нетвёрдой походкой начала спускаться по лестнице. Егорыч проводил её взглядом, пока за ней не захлопнулась дверь подъезда, и вернулся в квартиру. Как же интересно получается: выпившего Сергея неведомая сила отрезвила, а Наталья, сроду не пившая водку, не говоря уж про спирт, стала точно пьяная. Егорыч поморщился - снова заболела голова. За окном опять загалдели мальчишки, игравшие в "слона". Егорыч высунулся из окна и наорал на них. Сверху тотчас высунулась баба Лиза, будто ждавшая, когда же Егорыч подаст голос, и принялась на весь двор отчитывать его, дескать малышам играть негде, а он, ирод старый, только и знает, что кричать...
Егорыч в сердцах плюнул, погрозил ей кулаком и захлопнул окно.
*****
Всю следующую неделю Егорыч провёл, запершись в квартире и не открывая никому. Почему-то ему совсем не хотелось видеть людей, особенно чету Никоновых. Хотя и Сергей и Наталья каждый день приходили его проведывать, он упорно не открывал дверь, ссылаясь на "выпитое". Между тем, Егорыч за неделю капли в рот не взял.
Первые два дня он пролежал в каком-то ступоре. В среду пришла Наталья и настойчиво начала предлагать устроить генеральную уборку в его "берлоге". Егорыч наотрез отказался и почти грубо выпроводил Наталью. Зато потом он сам решился прибрать у себя в квартире. После трёх дней уборки квартирка преобразилась. Конечно, табуретки всё так же скрипели и шатались, посуда оставалась такой же старой и местами потрескавшейся, но по крайней мере квартира больше не напоминала берлогу. Хотя на окна у Егорыча сил не хватило и сквозь запылённые стёкла с трудом пробивался солнечный свет.
В субботу Егорыч, чтобы избежать встречи с Никоновыми, с утра пораньше вышел из дому, добрался до автостанции и взял билет до Краснодонска, где жил его старый сослуживец. С Василием Петровичем он вместе работал ВОХРовцем и отношения у них были всегда ровные, почти дружеские. Василий года два назад приглашал Егорыча в гости, пасека мол своя есть, рыбалка...
В кассе Егорыч устроил скандал, потому что забыл дома удостоверение участника ВОВ, соответственно, билет ему хотели продать по обычной цене. Но старик так разъярился, стучал палкой по стенам и требовал подать ему чуть ли не мэра города, что кассирши предпочли не связываться с ним и продали билет по льготной цене. Егорыч с раздувающимися от негодования ноздрями всю дорогу до Краснодонска бубнил соседу о грабителях и неуважении к пенсионерам. Сосед, явно не выдержав пытки, вскоре перебрался со своими сумками на другое сидение.
Егорыч у Василия дома бывал, но так как последний раз это случилось лет десять назад, то дорогу он напрочь забыл. По адресу, написанному на тетрадном листке, ему подсказали, где искать нужный дом. Калитку, замотанную куском ржавой проволоки, Егорыч открыл, однако обитая черным дерматином дверь была заперта, а на ней была приклеена какая-то бумажка с печатью. Старушка из соседнего дома, выглянувшая на стук, подозрительно оглядела Егорыча с ног до головы и сообщила:
- Умер Василий Петрович! Уж скоро, как полгода. А квартиру его опечатали, потому как наследников найти не могут. А вы случайно не брат его будете?
Егорыч прислонился спиной к низенькому заборчику. Все, кого он знал, уходят. Уходит целое поколение и он, принадлежащий своему времени, стоит в той же очереди. И, может, даже в первых рядах.
- Вам плохо? Может водички дать? Так вы кто будете покойному-то?
