В социологических публикациях К. Поппер нередко высказывал здравые мысли. Например, в своей работе "Открытое общество и его враги" (The Open Society and Its Enemies), он проводит вполне здравую и актуальную сегодня мысль: "Unlimited tolerance must lead to the disappearance of tolerance. If we extend unlimited tolerance even to those who are intolerant, if we are not prepared to defend a tolerant society against the onslaught of the intolerant, then the tolerant will be destroyed, and tolerance with them." (Безграничная терпимость обязательно приведет к исчезновению терпимости. Если мы распространим безграничную терпимость на людей нетерпимых, если мы будем не готовы защитить общество от их натиска, то терпеливые будут уничтожены, и с ними будет уничтожена терпимость.)
Однако ценность его работ о науке и научных исследованиях, претендующих на философские обобщения, далеко не так очевидна. Одним из известных его нововведений является критерий фальсифицируемости научного знания. Он всегда оставлял ощущение чего-то довольно скользкого. А тут по поводу упомянули его, и решил присмотреться к нему повнимательней.
Идея К. Поппера о фальсифицируемости научного знания состоит в следующем. Он начинает с утверждения, что никакое число положительных исходов по проверке истинности теории не может служить основанием для окончательного вывода об её истинности. С другой стороны, он утверждает, что достаточно одного примера, противоречащего теории, чтобы сделать вывод о её неправильности. Эти две посылки послужили для него основанием ввести так называемый "критерий фальсифицируемости", смысл которого в том, что если научная теория неправильная, то это можно показать экспериментами или наблюдениями, или "иными опровержениями". (С этими "иными" ясности нет. Поппер приводит логически не очень убедительные примеры, например для математических теорий, которые мало что добавляют к сказанному.) Если это условие выполняется, то теорию, по Попперу, можно считать научной. Сказанное, по сути, сводится к утверждению, что научная теория должна допускать возможность её опровержения, что с точки зрения простого здравого смысла является тривиальным утверждением. Куда сложнее определить, что является опровержением, а что нет.
На сегодня в научной среде существует согласие (хотя, как обычно, есть и немногочисленные несогласные), что научное знание подразумевает достаточно полную систему концепций и методов, совокупность которых позволяет: (а) объективно изучать круг вопросов, относящихся к данной дисциплине; (б) проводить оценку истинности полученного знания; (в) применять полученное знание для понимания объективной реальности и взаимодействия с нею (включая опосредствованное взаимодействие, как например в случае математических конструкций), а также для более-менее достоверного прогнозирования, предсказания, обобщения. Отсутствие любого из этих признаков лишает знание научной природы.
В этом свете критерий Поппера представляет собой частный случай требования 'б'. Он без всякого обоснования вычленил один из аспектов проверки (верификации) и абсолютизировал его, противопоставив фальсификацию как противоположность самой же верификации. Искусственность и неестественность такого расчленения несложно обнаружить. В самом деле, предположим, мы хотим проверить истинность гипотезы. Для этого мы должны придумать тестовый сценарий, который бы воссоздавал контекст (имея в виду начальные и граничные условия), в рамках которого применима гипотеза. При этом одинаково правомерны обе посылки: (1) если теория верна, то для данных условий С1 должен получиться результат Р1; (2) если теория неверна, то для условий С1 результат Р1 не получится. Но исходные условия в обоих случаях одинаковые, независимо от того, пытается ли кто-то подтвердить теорию или опровергнуть её. Если мы сделали предположение (1), а результат Р1не получили, то вывод будет такой же, как и в случае предположения (2), то есть что для условий С1 мы не получили результат Р1.
Чтобы придать ценность своим посылкам, Поппер дошел до утверждения, что никакое количество положительных экспериментальных результатов не может служить окончательным подтверждением теории, тогда как единственный отрицательный результат позволяет сделать вывод о её неправильности. Так ли это? Скажем, если гипотеза положительно проверена для всех возможных контекстов, в которых она применима, то есть все основания считать гипотезу правильной и присвоить ей статус теории. (Теорией в философии называется наиболее достоверное знание, которое признается сообществом специалистов в этой области. В этом плане Поппер, используя термин "теории", говорил о гипотезах.) Знание в общем случае имеет приближенную природу, то есть оно верно с какой-то степенью точности. Однако, если оно адекватно для решения определенного круга проблем, то его можно считать истинным. Например, кто-то посчитал, что второй закон Ньютона верен с точностью десять в минус седьмой степени. Но от этого закон не перестали считать истинным. Да и как нашли эту цифру, тоже вопрос. Какие предположения заложены в эти вычисления, насколько они адекватны? Кроме того, подходов в проверке гипотез существует много. Это могут быть не только эмпирические, но и эвристические методы, а также комбинации обоих подходов. Проверка научной истины (и истины вообще) вещь многосторонняя и многомерная, которая в итоге и создает структуру со многими взаимозависимыми связями, соответствие которых и позволяет прийти к выводу о достоверности знания.
В случае попытки проверки знания методами, которые позволили бы его фальсифицировать, точно так же нужно создать тест в контексте гипотезы (или теории, кому какой термин предпочтительней). Созданный контекст не обязательно охватывает все возможные комбинации начальных и граничных условий; используемые предположения (или их часть) могут быть ошибочными, неточными, равно как и экспериментальная реализация метода обязательно содержит ошибки измерений. Пусть мы получили таким образом результат, который отвергает теорию. Но ведь и этот результат приближенный, вероятностный. Все ещё возможно, что для другого контекста, или более точных измерений, гипотеза или её часть верна, или верна приближенно. Иными словами, как только мы переходим к реальным явлениям, ситуация становится вероятностной - хоть в случае верификации, хоть в случае попытки фальсификации. Причина в уже упомянутом искусственном вычленении аспекта фальсификации из общего контекста проверки знания (верификации).
Но Поппер даже не идет так далеко в смысле применения критерия фальсификации, как это было сделано выше. Он ограничивается тем, что приписывает возможность фальсификации как характеристики (своего рода лакмусовой бумажки) научного знания. Но с тем же успехом для этого можно использовать эквивалентный критерий, то есть возможность проверки истинности знания, его верификации - если знание можно проверить, то оно научное. Но даже не учитывая последнее соображение, для признания научности знания, с точки зрения характеристик научного знания (а) - (в), критерия Поппера явно недостаточно.
Например, понятие "тёмная материя" явилось следствием довольно произвольного добавления дополнительного параметра в уравнение, исключительно для того, чтобы математически "свести концы с концами". Но можно придумать другое уравнение, которое будет описывать те же явления другими параметрами. Оба правильны с какой-то степенью вероятности, недостаточной для признания таких гипотез научными теориями. И в этом, то есть в синтезе гипотез и их трансформации в теории, в наиболее достоверное на данный момент научное знание, и заключается основная проблема проверки гипотез. Чем может помочь в этом плане критерий Поппера? По сути, ничем.
Ещё нужно отметить, что критерий Поппера не является достаточным (то есть если гипотеза принципиально тестируема на неправильность, то она научная - ясно, что это однозначно неверная посылка). Этот критерий является только необходимым (если знание научное, то его можно опровергнуть проверкой - что является очевидным утверждением). К слову сказать, ценность необходимых условий, как хорошо известно из математики, обычно именно в комбинации с достаточными условиями, чего в случае критерия Поппера нет.
Одним из отличительных аспектов, приписанных Поппером его критерию, является "асимметричность" возможностей фальсификации и верификации. Утверждается, что при последней, для установления истинности, требуется намного больше проб, тогда как достаточно одного теста фальсифицируемости, чтобы отвергнуть гипотезу. Это соображение выдается за преимущество критерия Поппера. Гипотеза может включать как верные, так и неверные составляющие. Процедура верификации может отфильтровать неверные (с точки зрения каких-то критериев, разумеется). Процедура, построенная на критерии Поппера, может указать, что какая-то составляющая в каком-то контексте, с какой-то вероятностью, неверна, на основании чего делается вывод о неправильности всей гипотезы. Но какая-то часть гипотезы может быть правильной, и процедура верификации её найдет, а фальсифицирующий тест отринет всю гипотезу. Верификация и фальсифицирующий тест методологически должны делать одно и то же (воссоздавать контекст гипотезы и оперировать в пространстве одних и тех же параметров - других вариантов просто нет), но формулируют тот же результат в разных терминах. Процедура верификации также может дать результат о неправильности какой-то части гипотезы в каком-то контексте, или, наоборот, подтвердить правильность тестируемой составляющей в этом контексте. Здесь сложно увидеть какое-то преимущество критерия Поппера, и даже целесообразность его применения.
Заключение
В своей книге "The End of Science", автор J. Horgan, анализируя работы Поппера о науке, пришел к выводу, что Поппер в итоге ничего не привнес в науку, за исключением критерия фальсифицируемости, хотя и эта оговорка была высказана Хорганом с долей сомнения. Этот критерий, в какой-то мере, в первый момент действительно может привлечь новизной. Однако при ближайшем рассмотрении видно, что практического значения он не имеет и, по сути, только запутывает суть дела - верификацию знания. Он также не может служить для демаркации научного знания от ненаучного, так как не учитывает основные характеристики научного знания. То есть по сути он не имеет реальной ценности, как и остальное околонаучное наследие Поппера. Тем не менее, идея выглядит отличной от известных подходов, она на слуху, плюс известное имя, которое ещё некоторое время будет произноситься, так что с ней ещё какое-то время не расстанутся. Пользы от неё, правда, никакой, как показали десятилетия, прошедшие со дня её провозглашения, и она скорее мешает разработке методов верификации научного знания, чем помогает.
По-хорошему, надо продолжать развивать именно методы верификации научного знания, попутно проясняя вопрос о природе научного знания, его особенностях, идентификации, направлениях развития науки и их взаимосвязи с точки зрения теории познания. И, разумеется, делать это на основе предыдущих достижений в этой области, а их немало, систематизировать такие знания и интегрировать новые в единую систему концепций, общих идей, методов и приложений.
Исторически, Поппер один из представителей когорты пишущих об общих вопросах науки, появившейся в первой половине и середине 20-го века, которые создавали свои концепции с нуля, на пустом месте, изначально отвергнув все, созданное до них, как несостоятельные учения. По духу, это революционеры-нигилисты, которые удачно для себя заполнили образовавшуюся нишу общих вопросов познания, востребованную быстрым развитием науки и технологий в это время. Но вообще-то научное развитие подразумевает преемственность, тем более что именно в этой области было сделано очень много, и в том числе известными учеными - математиками, физиками, химиками, биологами и т.д. Все это было проигнорировано. В случае с Поппером - весьма воинственно и безапелляционно. Известно его высказывание о философии Гегеля, как никчемном мусоре. Основанием для такого громкого заявления послужили откровения Поппера, что он ничего не понимает из написанного Гегелем. Один этот факт уже говорит о философском уровне Поппера и его отношении к преемственности научного знания. Гегеля изучать действительно непросто, но назвать мусором им написанное может только человек невежественный, и не только в интеллектуальном отношении. В итоге эти его слова оказались в какой-то мере пророческими в отношении его самого. И вряд ли такой исход можно назвать случайностью, учитывая, что всю свою жизнь Поппер посвятил завоеванию внимания публики и стяжанию знаков внимания, в том числе эпатажными и сенсационными заявлениями и безапелляционными высказываниями. Думаю, это и было его главным стимулом деятельности и целью - возможно, подсознательной. Но жизнь он прожил на виду, как того хотел, и в этом плане она, безусловно, удалась.
Что же касается его работ о науке, то они, дав очень мало что по сути, скорее затормозили исследование проблем проверки научного знания, привнесли в эту область нездоровый ажиотаж, и вместо прояснения запутали суть вопросов. А вопросы эти сегодня становятся всё более актуальными. Взять, к примеру, переход на компьютерные эксперименты вместо реальных. Одно это тянет за собой кометный шлейф ассоциированных неотложных проблем, которые никто не торопится решать, и для решения которых, к слову сказать, его критерий фальсификации абсолютно бесполезен.
Автор выражает признательность А. А. Танцуру и Б. П. Цветкову за идею заметки и советы.