Тонкий дымок сигареты змейкой извивается в воздухе. Красная точка падает в хрустальную пепельницу.
Ты недовольно бурчишь:
- Опять куришь?
Я улыбаюсь, демонстрируя на четверть сколотый передний зуб.
- Ты же не имел ничего против ментоловых сигарет?
Ты обиженно морщишься и утыкаешься носом в подушку. Я только приподнимаю уголки губ, гадая, сколько секунд ты сможешь молчать.
- А можно вопрос? - интересуешься ты, кося на меня хитрым зеленым глазом.
Две. Не угадала...
И снова красная точка падает в хрустальную пепельницу.
- Задавай, - пожимаю плечами я.
Ты поворачиваешься на бок, касаешься руками моих волос, заправляя за ухо одну из рыжих прядок.
- Кто ты?
В ответ я только возмущенно фыркаю, подавившись дымом. А потом снова улыбаюсь. И в скупом свете фонаря, что пробивается сквозь занавешенное невесомыми тюлевыми занавесками окно, мелькает краешек сколотого переднего зуба.
- Предположим, ангел.
Ты моментально одергиваешь руку и смотришь на меня полными укоризны глазами. Но это же правда. Почти...
- А если честно?
- Честно? - усмехаюсь я, затягиваясь сигаретой. - А что ты хочешь от меня услышать? - спрашиваю, выдыхая в твое лицо дым.
- Правду, - поморщившись, выдаешь ты. Кажется, дым оказался слишком едким...
Из уголка глаза стекает слеза, оставляя на подушке крошечное мокрое пятнышко.
Я ложусь на спину и снова затягиваюсь, думая, что тебе ответить. Правда ведь бывает разной, Милый.
- Я не знаю той правды, в которую ты поверишь, - после долгого молчания говорю я, пытаясь выдохнуть колечко из дыма. Нет, ментоловые сигареты для этого не годятся. Совершенно не годятся.
Ты приближаешься к моему лицу и нависаешь над ним, пытаясь изучить его черты.
- Тогда солги, - жарким шепотом срываются с губ такие простые слова.
- Я ночная бабочка. Мы не умеем лгать, - горько усмехаюсь я, поднося ко рту сигарету.
Ты порывисто хватаешь сигарету и буквально вдавливаешь ее в пепельницу. Хрусталь обиженно звенит. А я молчу. Сейчас твоя очередь говорить.
- Научись.
- Зачем?
- Мне нравится слушать твой голос...
- Я могу говорить правду, если хочешь.
- Но ты не скажешь того, что я хочу.
Да, ты прав. Я неспособна сказать этого. Так зачем же меня пытать? Когда слова кончаются, надо переходить к аргументам...
Уже полночь. Тихо скрипит кровать. Бесшумно прыгают по комнате тени тел, сплетающихся в непонятное "нечто". "Нечто" постоянно меняется, перетекая из одной формы в другую.
Губы сливаются, пальцы сплетаются. Волосы колышутся в такт движениям.
С шеи скатывается капелька пота. Блестит в отблеске фонаря и теряется в районе груди.
Язык проводит на белой коже влажную линию.
Вздохи, тихий полушепот, скрип кровати, тиканье часов на прикроватной тумбочке... все это сплетается в мелодию ночи. Эта ночь особенная. Она вечна.
Но вечность у каждого своя. Для тебя это столетья. Для меня - полчаса...
До рассвета осталось пара часов. Я нагибаюсь к спящему тебе и касаюсь губами шеи. Из уголков рта высовываются клыки.
На коже вырисовывается тонкая красная ниточка. Я аккуратно слизываю ее языком. Ты недовольно ворочаешься. Щекотно?
Спасибо за эту ночь.
Поцелуй на прощанье длится чуть дольше обычного.
Рыжие волосы мелькают в скупом свете одинокого фонаря. Девушка поправляет куртку и достает из кармана пачку сигарет. Щелкнув зажигалкой, она затягивается и выпускает изо рта тоненькую струйку дыма. Удовлетворенно улыбнувшись, она глубже кутается в воротник и, пнув пустую банку из под пива, тает во мраке подворотни.
Он встает, машинально касаясь шеи тонкими пальцами. Вдыхает слабый запах сигарет с ароматом ментола. Проводит рукой по чуть теплой простыни.
И улыбается.
Этим вечером фонари зажгутся вновь. Она снова будет стоять у фонарного столба. И он снова будет возвращаться с работы в восемь часов вечера. И пройдет мимо девушки, безостановочно щелкающей сломанной зажигалкой. И пригласит ее к себе.