Буратино восстал из праха, в котором спал, умылся, почистил зуб и проснулся. Было раннее утро. Мальвина постанывала во прахе, ей снились Карабас в пимах с плеткой и все восемь видов надругательства над фарфоровой куклой. Почесывая гвоздь, Буратино приблизился к окну и попытался в него выглянуть. Тяжелые плотные шторы не позволили этого сделать. “Курва”, - подумал Буратино о жене и раскрыл пасть. - Курва! - послышалось из раскрытой пасти. - Завтракать!
Сразу употребив оба слова, какие знал, Буратино надолго замолчал. Вспомнив о желании, которое томило его уже неделю, он подошел к висящему на стене портрету отца и уставился на него единственным оставшимся после ремонта глазом. “Не похож”, - хотел было подумать Буратино, но не смог. Думать ему было нечем и до ремонта. А после того, как по его деревянной голове прошелся наждачный круг, да после тройной лакировки, да после удаления носа - некогда заводной и буйный мальчишка потерял всякий интерес к движущимся предметам и часами лежал на лавке, слушая, как потрескивают в камине его единокровные братья. Много лет тому назад они с Мальвиной прижили каких-то детей, которые никогда не просили есть, не орали, не плакали, а торчали на полке в виде вставленных одна в другую пузатых девчонок. Кроме изредка заходивших иностранцев, ими никто не интересовался. Продавать их Буратино не стал, так как не видел никакого смысла в металлических кружочках, а сжечь в камине не позволила Мальвина. Не то чтобы она чувствовала себя матерью, не то чтобы запас дров был очень велик, но тем не менее она била Буратино головой о стену до тех пор, пока у того не пропали всякие намерения. После этого был ремонт. Карабас запросил неимоверные деньги - Мальвина поняла только, что это больше, чем стоит новый деревянный человечек - поэтому ремонт был сделан на скорую руку Артемоном. Из-за слегка врожденного и очень приобретенного алкоголизма руки Артемона дрожали, поэтому отремонтированный Буратино получился безносым, одноглазым и вдвое меньшим.
- Это ничего... - впадая в запой, успел пробормотать Артемон. - Жаль только, рога не смог приспособить...
В спальном углу закряхтели, поднялась пыль. Обернув лысую голову вафельным полотенцем, Мальвина встала и тут же села. Она всегда садилась тут же, это была ее особенность, которой она не то чтобы гордилась, но во всяком случае не стеснялась. Все-таки годы брали свое, путь от кровати к приседанию, становясь все короче, сократился до минимума. Годы взяли свое... Уже мало кто помнил время, когда... Когда Буратино, еще молодой и крикливый, вел под жестяной венец румяную звонкоголовую невесту с неотбитыми ушами и фабричной прической; когда Артемон надирался до изумления не водкой, а квасом; когда почтенный Карабас действительно был почтенным; когда еще ходил на свободе Базилио; когда уже и в то время немолодой Джузеппе был в состоянии спереть у Карло часы... Все обрушилось и пришло в упадок с кончиной старого Карло. Портрет, засиженный единственной на всю квартиру и вечно голодной мухой, тоже обветшал и готовился к смерти.
- От Тортиллы письмо пришло! - вспомнив, сказала Мальвина не столько мужу, сколько портрету свекра. Муж внимательно слушал треск пламени. - Пишет, что лягушек с самолета какой-то гадостью траванули, они озверели и у водозабора Дуремара отлупили. Пишет, что и сама немного съехала. И Дуремара тоже лупила.
- Завтракать! - крикнул в камин Буратино. Гвоздь его нагрелся и пробудил желание, которое голова интерпретировала по-своему. - Завтракать, курва!
- А еще пишет, что Алиса на базаре с цыганами полаялась и весь доход потеряла, а подписка о невыезде еще действует, и она обнищала совсем, наперстки продала, карты продала, а в дом престарелых идти не хочет. Базилио после отсидки ее там, как пить дать, накроет...
Закипая бешенством, деревянный человечек развернулся вместе со стулом и крикнул так, как кричал очень редко. Без слов, без букв, широко раскрыв пасть, которая требовала пищи.
- Несу, - сказала его фарфоровая подруга и насыпала в тарелку опилок. Она встала и, скрипя, пошла к мужу. Было раннее утро. Довольно позднее для старого деревянного человечка и его фарфоровой подруги.