Аннотация: Рассказ занял 3 место на конкурсе "Турнир авантюристов - 2018".
Вместо вступления
Все герои и события вымышлены, название условной центральноафриканской страны взято из "ТАСС уполномочен заявить" Ю.Семенова. Любое совпадение с подлинными событиями или лицами следует считать случайным.
- Здесь нет гостиниц, - развел руками Гийом. - Последнюю сожгли еще три года тому. Но я отвезу вас к очень хорошему человеку, он сдает дом за сто долларов в сутки.
Трое журналистов переглянулись. С момента их прилета в Нагонию все складывалось не так, как они планировали в Москве. Сначала самолет, летевший с пересадкой через Кипр, приземлился с опозданием на два часа, потом этот самый Гийом Мбуту, обещавший ждать их в аэропорту, не только не ждал, но и целый час не выходил на связь. И вот теперь, похоже, придется ехать неведомо куда, потому что другого варианта нет: уже стемнело, а в вечернее время в этой стране легче найти пулю, чем жилье.
Они пошли через неимоверно знойную ночь вслед за своим Вергилием в длинной, до пят, ярко-синей национальной рубахе, пошли мимо скалящих зубы автоматчиков, охранявших аэропорт, мимо нищих, устраивавшихся на сон грядущий там же, где они просили милостыню, мимо груд мусора и разбитых стекол. Автостоянка при аэропорте была огорожена по периметру колючей проволокой, и ее также, как и аэропорт, охраняли дюжие ребята с автоматами.
Гийом перебросился парой слов на своем наречии с одним из охранников и подвел журналистов к старенькому седану. Кондиционера в машине не было, а окна открывать Гийом не советовал, и журналистам пришлось сорок минут ехать в кошмарной духоте.
Они проехали центральный квартал, кое-как освещенный и населенный: какие-то вывески светились тусклым светом, какие-то люди кучковались на улицах, и вырулили на темную и жутковатую улицу, где с двух сторон чернели руины.
- Здесь жили члены племени хаку, - пояснил Гийом. - Их вырезали еще в 2001-м.
Александр Анатольевич скользнул по руинам равнодушным взглядом и вернулся к своим невеселым мыслям. В этой небольшой африканской стране он пробыл ровно два часа, и за это короткое время лишился 100 долларов: двадцать стоила стоянка, пятьдесят пришлось заплатить таможенному офицеру, вздумавшему придраться к фото- и видеоаппаратуре, а оставшиеся пошли на покупку питьевой воды в бутылках. Поскольку командировочные были начислены из расчета 50 долларов на человека в сутки, то нетрудно было догадаться, что если так продолжится, то они очень скоро вылетят в трубу. Александр Анатольевич никак не ожидал такой дороговизны, и непрерывно проклинал скупость главного редактора, исходившего, похоже, из воспоминаний о собственных спецкомандировках 20-летней давности.
Совсем другие мысли обуревали Кирилла - оператора и самого молодого участника группы. Он не хотел сознаваться в этом самому себе, но все увиденное - хотя он еще ничего не видел - произвело на него самое угнетающее впечатление. Африка показалась ему чужой и страшной, и он с удовольствием оказался бы сейчас в хорошо знакомом, родном Южном Бутово.
И лишь 33-летний Алексей - он же Леха, он же Артист - ощущал себя бодрым, сильным и готовым ко всему. Он чуял близость больших проблем, запах лжи и предательства, но то, что могло встревожить нормального человека, заряжало энергией его душу авантюриста. Тем более, что помимо общего для всех большого плана: снять документальный фильм о последствиях гражданской войны в Нагонии, у него имелся свой маленький персональный план, точнее, даже два плана.
"Очень хороший человек", к которому Гийом привез журналистов, мог бы играть без грима зомби в фильмах ужасов. Это был очень высокий и очень худой африканец лет пятидесяти, причем весь правый глаз у него закрывало бельмо. Дом оказался под стать хозяину: низенький, глинобитный, с земляным полом. Правда, в комнате, куда привели журналистов, урчал допотопный кондиционер, на продавленных койках лежали пестрые и относительно новые покрывала, а на окне стояла решетка.
Пожелав журналистам спокойной ночи и выдавив из Александра Анатольевича двести долларов - сто хозяину за "апартаменты", сто себе в качестве аванса, - Гийом удалился. Судя по тому, что закрыв за собой дверь, он запел, африканец был в отличном настроении.
- ... Твою мать, - не удержался Александр Анатольевич. - Первый раз такое вижу, слов цензурных нет. Этот Гийом сука первостатейная, с ним нам никаких денег не хватит. Завтра же будем искать другое жилье.
- Думаете, найдем что-то получше? - в голосе Кирилла чувствовалась безнадежность.
- Может, и не лучше, но хотя бы в центре! О, главный звонит, нашел момент.
- Погоди отвечать, - Алексей ловким движением выхватил смартфон из рук коллеги. - Пусть поволнуется, а мы пока кое-что перетрем.
- О чем ты?
- Смотрите, мужики. Здесь - полная задница. Вы согласны?
- Ну.
- И все страшно дорого.
- В этом и проблема.
- Нет, не только в этом. Здесь - беспредел. Я еще в Москве переговорил со всеми западниками: сюда даже стрингеры не ездят, а ведь у западных телеканалов и газет расценки не чета нашим. Американцы и прочие свои репортажи ведут в основном из ЮАР. А это значит, что достоверной информации о том, что здесь происходит, по большому счету, нет ни у кого. Что бы мы не сняли - нас никто не разоблачит.
- И дальше что? - лицо Александра Анатольевича стало багровым, он ощутил привычный звон в ушах. Опять давление поднялось, надо пить таблетки.
- А то, что незачем нам рисковать и колесить по стране, хватит того, что мы сюда приехали. Снимаем столицу, снимаем трущобы, снимаем вот этого мужика с бельмом, хозяина - он у нас будет жертва геноцида. Чудом выполз из братской могилы. Снимаем его соседа (есть же у него соседи) в камуфляже: он у нас будет один из лидеров незаконного формирования по прозвищу Доктор Смерть. Если не щелкать клювом, на все хватит одного-двух дней. И сваливаем. И деньги экономим. А чтобы больше сэкономить, ты, Саш, скажи главному, что здесь бешеные цены и надо перевести еще тысячи две через "Вестерн Юнион".
Александр Анатольевич молча забрал у Алексея смартфон, снова запевший свою нежную песнь, и переговорил с главным редактором. Он кратко подтвердил, что группа прибыла, нашла ночлег и находится в безопасности. О деньгах не было сказано ни слова.
- Ну и зря, - прокомментировал разговор Алексей. - Надо было хотя бы попробовать. А как насчет остального?
Прежде чем ответить, Александр Анатольевич полез в глубины своего рюкзака, извлек оттуда аналаприл и принял таблетку, запив ее остатками воды из купленной в аэропорту бутылки.
- Не знаю. Я так работать не привык. Завтра поговорим.
- А по-моему, идея хорошая, - подал голос молчавший Кирилл.
- Спокойной ночи, малыши, - Александр Анатольевич стянул с себя шорты и рубаху, сбросил сандалии и повалился в трусах и майке на койку.
И почти немедленно, как по команде, погасла лампочка под потолком: в 10 часов вечера подача электричества прекращалась.
Кириллу пришлось раздеваться и укладываться при нежном свете смартфона. Впрочем, он пока и не думал спать: надо было сообщить во всех девяти соцсетях, где имелись его профили, что он в восторге от Африки и скоро снимет нечто сенсационное (не писать же, в самом деле, что он готов бежать домой по шпалам, роняя тапки).
Что касается Алексея, то он и не собирался ложиться. Вооружившись маленьким, но очень мощным фонариком, он подошел к двери, постоял пару минут, и, убедившись, что все тихо, выскользнул в темный коридор. Наткнуться на хозяина он не боялся: если что, скажет, что ищет ванную.
В последующие десять минут он добросовестно осмотрел весь дом, включая традиционную для этой местности примитивную веранду, выходившую на задний двор. На веранде под соломенной крышей сидел хозяин в обществе очень толстой женщины и пил какой-то напиток из маленьких чашечек.
Больше в доме никого не оказалось, и это удивило Алексея: он знал, что африканцы обычно живут большими семьями. Еще больше удивила черно-белая фотография, висевшая в спальне среди нескольких цветных фотографий. На ней улыбался хозяин - еще молодой, без бельма, но такой же худой, а за спиной у него виднелся московский Институт дружбы народов.
Но если он понимает - хотя бы понимает по-русски, раз когда-то учился в Союзе, то почему Гийом не сказал об этом ни слова? Не знает сам? И потому привез трех русских именно к нему? Случайное совпадение, игра судьбы? Что-то сомнительно. А вот то, что их привезли к субъекту с бельмом для того, чтобы он подслушивал, о чем они говорят - вот это вполне вероятно.
Друг Гийом оказался совсем не так прост, и явно играет в свою игру. Если игра состоит в том, чтобы вытрясти из них побольше денег, это полбеды. А если нет? Да и Гийом ли он? Может, он на самом деле Сильван Кванди, а не Гийом Мбуту. Здесь любой документ можно купить за пару десятков долларов.
Размышления Алексея прервал громкий разговор у входной двери. Он погасил фонарик и метнулся в коридор, пулей долетел во мраке до своей двери и заскочил в комнату. Почти тотчас под дверью показалась слабая полоска света: вошедшие в дом тоже имели фонарики.
- Что там? - оторвался от смартфона Кирилл.
Алексей прислушался: говорили громко, и он опознал тенор хозяина, тенор его жены и два молодых мужских голоса. Все это походило на семейный разговор: вероятно, холостые сыновья хозяина вернулись домой. Смелые ребята, если не боятся здесь гулять по ночам.
- А то, Кирюш, что мы попали в еще большую задницу, чем предполагали.
- Блин, мне дадут сегодня уснуть? - прошипел со своей койки Александр Анатольевич.
- Сань, не кипятись, тут что-то мутное нарисовалось.
Алексей рассказал о своем открытии и сомнениях.
-
- Да не один ли хрен, где он учился, все равно я здесь не останусь. Завтра же отсюда свалим.
- Дело не в нем, а в Гийоме. С ним что-то не так. Возможно, он не тот, за кого себя выдает.
- Если у тебя паранойя разыгралась, то лечись.
На этом впечатления первого дня в Нагонии закончились. Голоса хозяев смолкли, Кирилл выключил смартфон, и трое охотников за сенсациями постепенно погрузились в глубокий сон.
Первым из них проснулся Александр Анатольевич. Светало. Где-то рядом горланили африканские петухи, и голоса их ничем не отличались от отечественных. В первые секунды после пробуждения журналисту даже почудилось, что он находится на собственной даче, но влажная духота и чужие запахи живо вернули его к действительности. Это Африка, беби.
Пошатываясь и зевая, Александр Анатольевич отправился в уборную. Света еще - или уже? - не было, и пришлось приоткрыть дверь, чтобы хоть как-то сориентироваться в кромешной тьме. Такой роскошью, как рукомойник, туалет оборудовать забыли, и он отправился на кухню, чтобы сполоснуть руки.
Кухня была пуста и не убрана. На столе красовались грязные миски и чашки, над которыми вились мухи. Внимание журналиста привлек холодильник возле рукомойника: он выглядел подозрительно знакомым. Ба, да это же "Саратов"! Тот самый "Саратов" 1980-х, который стоит у него на даче. Но как же он работает при таких перебоях электричества? Или не работает, а стоит для красоты?
И то самое неуемное любопытство, интерес ко всему на свете, который почти сорок лет назад привел вихрастого старшеклассника в журналистику, заставил лысого и многоопытного мужика открыть дверцу холодильника, а потом и морозилку.
В морозилке лежала черная рука, отрубленная по локоть, и кусок еще какого-то совершенно свежего мяса - не то бок, не то спина.
"Сыновья вчера привезли, должно быть, - мелькнуло в мозгу. - Подкинули родакам свежего хавчика. М-да. А говорили, что в городах здесь человечину не жрут, только в сельской местности, и то в отсталых районах. Все врут, как всегда".
К коллегам Александр Анатольевич вернулся совершенно проснувшимся и в скверном настроении.
Коллеги еще спали. Особенно крепко спал Кирилл - розовый, юный, должно быть, очень вкусный.
В коридоре послышались шаги - проснулись хозяева. Как же удачно он сходил, как же вовремя! А сейчас придется переписываться - если одноглазый и впрямь понимает по-русски, так будет надежнее. Александр Анатольевич сел на кровать, достал смартфон и отправил эсэмэску Лехе.
Тот сразу проснулся от сигнала, автоматически, еще с закрытыми глазами взял смартфон, кликнул, пробежал глазами короткое сообщение и выпучил глаза, потом оглянулся на коллегу. Александр Анатольевич кивнул и развел руками, как бы говоря: прости, ты был вчера прав. Нас окружают нехорошие люди, испытывающие к нам нездоровые чувства.
На лице Артиста появилось сложное выражение, способное заменить до семи-восьми матерных слов одновременно. Потом он крякнул, тряхнул головой и застрочил ответную эсэмэску.
Через десять минут оживленной переписки оба журналиста пришли к консенсусу и выработали некий план. Настало время будить Кирилла: над Африкой встало солнце.
К восьми утра, когда подъехал Гийом, журналисты пребывали в полной боевой готовности, вот только Александр Анатольевич был чересчур красный (снова подскочило давление), а перепугавшийся Кирилл - мертвенно-бледный. Впрочем, мсье Мбуту на такие нюансы не обратил внимания: он сообщил, что готов после обеда отвезти журналистов в лагерь вооруженной оппозиции.
- Очень хорошо, - кивнул Александр Анатольевич, - а до обеда мы бы хотели поснимать в городе.
- Вы берете рюкзаки с собой? - удивился Гийом и переглянулся с хозяином.
- Там аппаратура, все нужное, - пояснил Артист.
Седан покатил по пыльным улицам, выглядевшим при ярком солнечном свете такими же грязными и полуразрушенными, как и вечером, но все же более оптимистично. Женщины с огромными тюками на головах топали босиком на рынок, детишки возились в пыли и грязи, выцветшие вывески парикмахерских и таверен забавляли наивностью изображений, словом, все говорило, что жизнь есть всегда и везде.
- Блин, - пробормотал вдруг Александр Анатольевич, - что-то мне нехорошо.
Сказав это сперва по-русски, он повторил сообщение по-французски - для Гийома, после чего закрыл глаза и откинул голову назад. Леха и Кирилл, сидевшие сзади, заволновались и засуетились, стали трясти шефа за плечи, но тот упорно не подавал признаков жизни.
- Он в глубоком обмороке, - заключил Артист. - У него гипертония, это может быть что угодно - инсульт, инфаркт... Гийом, здесь есть больницы?
- Есть один международный госпиталь, - после паузы, неохотно и вяло ответил африканец. - Но это далеко, и я не знаю, стоит ли туда ехать...
- Как это не знаешь? Ты что! Учти, если он умрет, мы тебе ни цента не заплатим - все деньги уйдут на отправку трупа домой, - возмутился Леха.
Гийом что-то сказал на своем языке и прибавил газу. Через полчаса они подъехали к длинному одноэтажному зданию, окруженному забором с колючей проволокой. Как ни странно, это и впрямь был госпиталь.
По дороге Александр Анатольевич пришел в себя и начал стонать: он не чувствовал левую ногу и руку. Пришлось Лехе и Кириллу тащить его под руки 50 метров, отделявшие ворота от входа в госпиталь: охрана не пропустила седан Гийома на больничную территорию. К явному неудовольствию Гийома, ему пришлось ему остаться сторожить собственную машину.
Хотя ни Леха, ни Кирилл не были расистами, при виде белого врача, разговаривавшего с больными в холле, они вздохнули с облегчением. Холл был битком набит местными: одни лежали, другие еще могли стоять. Сюда приходили и приезжали с травмами, проказой, паразитами, шевелящимися под кожей, трахомой и всеми другими болезнями, так что скучать докторам не приходилось. Тем не менее, увидев троицу белых, врач тут же подошел к ним.
Через полминуты выяснилось, что его зовут мсье Бержье и он говорит и по-французски, и по-английски. Выслушав жалобы Александра Анатольевича, он велел идти за ним в манипуляционную, где симпатичная медсестра померила журналисту давление старомодным, с резиновой грушей тонометром. Давление оказалось не так чтобы зашкаливающе высоким для гипертоника: 155 на 100.
- Но мне ужасно плохо, - настаивал журналист. - Мне б ЭКГ сделать.
Бержье признал необходимость электрокардиограммы и повел Александра Анатольевича в другое крыло госпиталя. Леха и Кирилл остались ждать у манипуляционной.
- Пока все идет по плану, - подмигнул Артист оператору.
- Я рад, - передернул тот плечами. - Мне б самому успокоительное не помешало - руки ледяные и сердце колотится.
- У этих добрых людей должен быть медицинский спирт, но вряд ли они им поделятся, - хохотнул Алексей, и тут же переключился на вышедшую в коридор медсестричку - ту самую, что измеряла давление. - Мадемуазель, подарите мне пару минут!
Они недолго пошушукались вполголоса и расстались, вполне довольные друг другом.
- О чем ты с ней говорил? - спросил Кирилл, не знавший французского, но тут появились Александр Анатольевич и доктор Бержье.
- Кардиограмма ничего угрожающего не выявила, - сообщил врач. - Похоже, это обычный гипертонический криз.
- Мне бы капельницу, - застонал Александр Анатольевич, - мне бы отлежаться.
Бержье развел руками.
- Я вас понимаю, но госпиталь переполнен! У нас нет свободных коек. Сами видите, что творится.
- Доктор, мы просим всего два часа, - Артист широко заулыбался, пуская в ход все свое обаяние. - И мы расскажем о вас в своем фильме, даже если вы не успеете дать нам краткое интервью... Пока мы будем вас снимать, наш коллега полежит хотя бы в этой манипуляционной. Учитывая его возраст, состояние сосудов и жару, это не прихоть, а необходимость.
- Но он может полежать там, где вы остановились, - доктор еще спорил, но по глазам было видно, что он готов сдаться.
- Увы, мы не можем туда вернуться, - улыбнулся Леха, мысленно добавив "Там каннибалы". - Мы сегодня улетаем.
В итоге Александру Анатольевичу разрешили полежать в манипуляционной, а Леха с Кириллом отправились вместе с Бержье в ординаторскую, где он минут пятнадцать рассказывал на камеру о своей работе. Потом доктор вернулся к больным, а журналисты - в холл.
В холле к Лехе сразу подошла медсестричка с тремя африканцами: молодым мужчиной без ноги на костылях, очень крупным субъектом средних лет в грязной футболке цвета хаки и изможденным подростком с болезненно блестящимм глазами.
- Отлично! Они в курсе, что говорить? - оживился Артист.
- Нет, - ослепительно улыбнулась медсестричка. - А что им говорить?
- Вот этот, без ноги, как он ее потерял?
- На мину наступил.
- Чудесно, то есть мои соболезнования. Пусть расскажет подробности, но не больше пяти минут. Кирилл, снимай, Жаклин, переводи.
Рассказ, однако, затянулся, потому что парень говорил на каком-то диалекте, который медсестра Жаклин понимала не до конца и то и дело переспрашивала. История, впрочем, была банальна: шли с братом в соседнюю деревню, хотели сократить путь и отправились по прямой через вроде бы разминированное поле.
- Брат погиб, а мне не повезло, - закончил рассказ калека.
- Да, крупно не повезло, - согласился Леха и дал одноногому двадцать долларов. - Спасибо, вы нам очень помогли. Теперь этот подросток. Пусть расскажет, как у него убили всю семью.
- А у него не убили семью, - ответила Жаклин, - у него малярия.
- Двадцать долларов хочет? Пусть расскажет про убийство семьи. Дело было ночью, в деревню ворвались неизвестные, всех перебили, он спасся чудом.
Малярийный подросток и Жаклин пошептались.
- Он такое расскажет только за тридцать долларов.
- Черт с ним. Дам тридцать. Но надо сменить обстановку. У вас есть какой-нибудь склад, сарай?
- Есть.
Душераздирающую историю про гибель семьи подросток рассказал на заднем дворе, на фоне старого маленького дощатого сарая. Рядом росло какое-то приземистое дерево, и такие же деревья составляли фон. Кирилл остался доволен: все выглядело в высшей степени автентично, очень похоже на африканскую деревню.
Сложности возникли с гигантом по имени Франсуа. Он неожиданно оказался довольно образованным человеком, закончившим колледж и говорившим на ломаном английском. В госпиталь Франсуа попал из-за пупочной грыжи и собирался завтра выписаться. Что от него требовалось, он понял сразу, но выдвинул встречные требования: маску на лицо и сто долларов.
- Вместо маски пусть обмотает физиономию шарфом, - сообразил Леха, - а сто долларов дам, если будет сниматься с автоматом.
Франсуа кивнул и исчез. Через пять минут он вернулся в обществе охранника с автоматом. Охраннику за аренду оружия пришлось заплатить еще четвертак, причем, прежде чем передать его Франсуа, он его разрядил.
Фоном для этого "интервью" послужили те самые приземистые деревья за сараем: не лучший вариант, но выбирать не приходилось. Кирилл старался давать больше крупных планов: руки, автомат, глаза. Свои сто долларов Франсуа отработал честно, минут сорок рассказывая все, что он знал о местной вооруженной оппозиции, и не забывая упоминать о себе как о "опытном командире".
- Отлично, большое спасибо. О, Саша звонит, - Леха вытащил смартфон. - Да, все хорошо, идем к тебе.
Александр Анатольевич сидел на койке в манипуляционной, скрестив руки на груди подобно Наполеону.
- Во-первых, мне звонил Гийом, он волнуется.
- Еще бы, - хохотнул Артист.
- Во-вторых, заходил доктор и попросил освободить койку. А в-третьих, что дальше будем делать?
- Ты в порядке? Все получилось? - подмигнул Леха.
- Допустим, и что?
- Нам нужны загородные съемки, так что чуть-чуть поколесить по округе не помешает. Совсем чуть-чуть. А вечером улетим.
- Слишком рискованно. И сомнительно в плане этики.
- И я так думаю, - подхватил Кирилл.
- С тем, что есть у меня, не рискованно, - отмахнулся Леха. - А насчет этики - не смешите мои тапки. Не знаю, куда он нас повезет, дай мы ему волю, но только это гарантированно будет дорога в один конец. Бабками и аппаратурой поделится с подельниками, мясо продаст друзьям-каннибалам или сам съест.
- Ну, не нагнетай. Не обязательно съедят: могут захватить и выкуп потребовать.
- А тебе охота проверять?
- А почему вообще нельзя отказаться от его услуг? - пожал плечами Кирилл.
- Можно. Но уже нет времени. К тому же не факт, что второй Гийом будет лучше первого, а от этого мы хотя бы знаем, чего ожидать.
При виде троицы, вышедшей из ворот госпиталя, Гийом искренне обрадовался и даже захлопал в ладоши, так что Александр Анатольевич ощутил нечто вроде угрызений совести. Если бы не воспоминания о человечине в холодильнике доброго друга Гийома, никогда бы он не пошел на поводу у этого авантюриста Лехи.
- В общем, план почти не меняется: мы сперва по городу поездим, поснимаем, потом перекусим, потом в какую-нибудь сожженную деревню, поснимаем там, а потом в лагерь оппозиции, - сказал Александр Анатольевич, садясь в машину.
- Зачем в сожженную деревню? - не понял Гийом.
- Чтоб зрители впечатлились, - пояснил Леха.
- Они при виде лагеря впечатлятся.
- Одно другому не мешает.
Съемка в городе далась неожиданно трудно: местные жители очень не хотели, чтобы их снимали. Впрочем, случались и исключения: так, веселый и совершенно лысый продавец на единственном в городе рынке, у которого Леха купил длинную национальную рубаху-балахон, не только разрешил снимать себя и свой товар, но и наговорил в камеру всякой чепухи вроде того, что в Нагонии любят белых туристов. А вот хозяин грязного и шумного кафе, где они пообедали, не позволил не только снимать видео, но даже фотографировать.
- Что это у вас такой народ запуганный, - удивился Кирилл. - Какой вред от того, что человек мельком попадет в кадр?
- У всех свои мотивы, - дипломатично ответил Гийом, не отрываясь от смартфона. За обедом он вел с кем-то оживленную смс-переписку, и это обстоятельство не ускользнуло от Александра Анатольевича и Лехи. - Я, например, верю в духов, похищающих душу при фотографировании и видеосъемке.
- И потому поставили условие, что мы не будем снимать вас?
- Да, именно потому. Пора ехать. Уже четыре часа пополудни, и если вы хотите еще в какие-то деревни заезжать, то надо поторопиться.
Примерно через полчаса седан выехал за пределы столицы и покатил по грунтовой дороге, вздымая красноватую пыль.
- У нас бывают армейские блокпосты, бывают блокпосты оппозиции, а бывают самодеятельные, - рассказывал Гийом. - Самодеятельные - это когда староста какой-нибудь деревни перегородит дорогу бревном и не убирает его, пока ему не заплатят.
- А скоро ли ближайший блокпост? - полюбопытствовал Алексей.