Аннотация: Страшилка. Продолжение повести "Тёмный лес"
"Галерея Тьмы"
I. Торжество Смерти.
В Москве открывалась выставка художника Олега Кальвино. Само по себе, это известие было уже сенсацией, ибо Олега Кальвино называли не только величайшим художником начала третьего тысячелетья, но и самым загадочным художником.
Родом он был из подмосковного Зеленограда, художественных училищ или институтов не заканчивал, но сам проводил многие и многие напряжённые часы в творчестве, и исканиях. Он учился рисовать, и он создавал краски, подобных которым никогда прежде не было.
Никому не говорил он, как проходили его искания, и из чего он добыл-таки необычайные краски. Но факт оставался фактом: его картины, по форме классические, и, в основном, пейзажи, двигались и дышали. Об этом чуде ещё будет рассказано, а сейчас перейдём к зловещим событиям, начавшимся за несколько дней до открытия выставки в Москве.
Олег Кальвино как раз завершил картину, которую сам называл "главнейшим своим полотном", и вдруг исчез.
Он не оставил никаких записок, никаких иных объяснений. Никто не видел, чтобы он куда-либо уходил из своей мастерской, или, чтобы его похищали. Он просто исчез, и не оставил после себя никаких следов.
Конечно, начались активные поиски, но никаких результатов, никаких зацепок не было. Строились различные гипотезы, но ни одна не находила хоть какого, хоть самого ничтожного подтвержденья.
Тем не менее, в Москве, на Манежной площади рядом с Кремлём уже был возведён большой павильон, уже приглашены были иностранные гости, а телеканалы знали, что число их зрителей много возрастёт, во время репортажей с выставки. Ведь всем хотелось поглядеть на чудесные картины, движение в которых пока что не смог объяснить ни один учёный. И решено было, несмотря на исчезновение Олега Кальвино, выставку открыть...
Что ж, организаторы не прогадали, - исчезновение Кальвино только подогрело ажиотаж, и недешёвые билеты раскупались на дни вперёд. Но ни организаторы, ни даже самые отчаянные фантазёры не могли предположить, в какой кошмар обратится для всех эта выставка.
Выставка открылась в первый день школьных каникул - 1 июня...
* * *
1 июня в Москве выдался днём жарким, солнечным. На всём небе не было ни облачка, и только где-то далеко-далеко за городом порыкивала гроза.
Вот хорошо знакомая москвичам Манежная площадь. Павильон Олега Кальвино преобразил привычный вид. Высокий, трёхэтажный, смонтированный из лёгких, но прочных пластиковых блоков, павильон этот внешне напоминал сказочный терем, из русских сказок. И не даром: ведь во многом творчество Кальвино основывалось на родном фольклоре.
Перед закрытыми пока что сенями стояла нетерпеливая, выжидающая долгожданного открытия толпа. Щёлкали фотоаппараты; передавали в прямой эфир видеоизображение.
Несмотря на то, что это был первый день каникул, школьников и вообще - детей, в толпе было очень мало. Ведь билетики на открытие стоили баснословную сумму, и сюда попали только детишки толстосумов.
Исключение составляли трое друзей, которых звали Митя, Женя и Лена. Они познакомились прошлым летом, в лагере "Лесные дали" - опасности, а, тем более, опасности смертельные и мистические сближают, а именно это им пришлось пережить в дремучих лесах, окружавших "Лесные дали". Но всё закончилось благополучно. То лето закончилось, друзья разъехались, по своим городам, но связи не теряли.
Вот наступило новое лето, и, вместе с ним, каникулы. Хотелось поскорее выбраться на природу, к новым приключениям, но тут Женя пригласил их к себе, в Москву.
Ведь тут выдался такой шанс, что с путешествием на природу можно было подождать две-три недельки.
Во-первых, Женины мама и папа уезжали в важную командировку. В квартире, помимо Жени, оставалась только его бабушка. Женя поговорил с родителями, и они разрешили пригласить в гости Митю и Лену, которых уже хорошо знали - ребята переписывались по компьютерной почте, и встречались на зимних каникулах.
Во-вторых, Женины мама и папа были архитекторами, и именно они проектировали павильон Олега Кальвино. Они достали три удостоверения, в которые вклеили фотографии Жени, Мити и Лены. По этим удостоверениям ребята могли проходить на выставку в любой день, без очереди, и совершенно бесплатно. Им даже дозволялось бесплатно наедаться в маленькой столовой, которая примыкала к основному павильону. Такие вот расчудесные удостоверения.
Конечно же, Митя и Лена приехали. Митя разместился в Жениной комнате: Женя благородно предоставил ему свою кровать, себе же стелил на полу. Лена обитала одна в комнате уехавших родителей.
Что же касается Жениной бабушки, то она сидела в своей комнатке, и чаще всего смотрела по "ящику" мексиканские сериалы.
Итак, друзья стояли перед павильоном, парились на солнцепёке и слышали со всех сторон недовольное ворчанье.
Вышел один из организаторов: мужчина в аккуратном чёрном костюме, с галстуком, подошёл к микрофону, и, прокашлявшись, заявил:
- Уважаемые ценители искусства... из-за незначительной технической неполадки открытие откладывается... Но ничего серьёзного. В течении ближайших пяти-десяти минут всё будет улажено...
Когда он закончил свою "успокаивающую" речь, то увидел Женю, которого хорошо знал - он не раз бывал в гостях у его родителей, где обсуждали форму строящегося павильона. Мужчина подошёл к ограде, и, приветливо улыбнувшись, спросил:
- Ну, как - дожидаешься?
- Дожидаюсь... - вздохнул Женя. - Мне, дядя Гена, перед друзьями неудобно: пригласил их, а тут такое безобразие. Уже целый час ждём.
Сказав это, Женя снял со своего острого носа запотевшие очки, аккуратно протёр их, и водрузил на место.
Высокий дядя Гена наклонился, и прошептал совсем тихо:
- И, похоже, ещё целый час ждать придётся.
- Почему? - нахмурился Женя.
- Проблема, о которой я говорил - весьма серьёзная.
- О-о-очень п-п-плохо... - Женя так расстроился, что стал заикаться.
Тут дядя Гена вновь улыбнулся, и добавил шёпотом:
- Но, если всю массу посетителей, мы пока не пустить не можем, то вас троих я смогу провести.
- Ура! - крикнул Митя, который был самым несдержанным из всей троицы.
Дядя Гена слегка отодвинул железный проём, и друзья юркнули в образовавшийся проём. Вслед им зло зашипела некрасивая дама в красивом платье, - она явно не привыкла к такому дискомфорту, и собиралась кому-то жаловаться.
* * *
Позади остался кордон угрюмых, широкоплечих и короткостриженных охранников. И вот ребята попали туда, куда так рвались - на выставку Олега Кальвино.
Ошеломляло количество светлой гармонии развешенной на стенах. Вот пример одной из картин: полотно в золочёной рамке, метра два шириной, и метр в высоту. На картине: берёзовая роща, в некотором отдалении, на холме, городок, которого на Руси никогда не было, но всё же Русский городок, сказочный, сияющий добром и радушием. Светлое весеннее небо, маленькие облачка, плывущие в нём, - всё это двигалось, как двигалось бы в настоящем мире. И ветви, и самые маленькие листочки и травинки, всё вздыхало. Вот волной пробежал по травам порыв ветра, всколыхнулись берёзовые ветви, и на друзей дыхнуло свежим ароматом. А в отдалении, по просёлочной дороге шёл из городка странник с посохом. При всём том, картина, как и иные картины Кальвино, не теряло особое очарование классического полотна. Чувствовалось, что всё же это именно краски движутся, а не записанное изображение. И иные полотна... если описывать их все, то это займёт очень много времени.
А времени у троих друзей как раз не было - события развивались чрезвычайно быстро.
Из соседнего зала закричал охранник:
- Сюда! Я нашёл! Скорее!
Несколько вооружённых громил бросились туда.
- Что такое? - быстро спросил Митя.
- Как раз та проблема, о которой я говорил. - дядя Гена нахмурился, и стремительно пошёл в ту залу.
Ребята не без труда оторвались от созерцания, и поспешил за ним.
В соседнем зале также было множество светлейших полотен на стенах, но сразу бросился мерзкий, слизистый след на полу. Слизь имела ядовито-зелёный цвет, булькала и дымилась, в слизи видны были следы от широкой когтистой лапы.
- Сюда! - охранник указывал на решётку, которая прежде была прикрыта ковром.
Но теперь эта, приютившаяся в углу решётка, была разорвана, словно пластилиновая.
Там слизи было особенно много. Охранники осторожно подошли к этому месту. Наготове были автоматы, пальцы - на курках.
Тут друзья даже за руки взялись - они ждали, что воздух разорвёт оглушительная автоматная очередь.
Включены были мощные фонарики. Световые колонны устремились вниз, один из охранников докладывал дяде Гене:
- Геннадий Михайлович - там стены все в слизи и пузырятся. Но этой гадины не видно.
Дядя Гена стал совсем мрачным, и сказал задумчиво:
- Это - одна из труб, для откачки несвежего воздуха. Воздух проходит через фильтры под павильоном. А потом - соединяется с канализационной системой. Одно из двух: либо "гость" всё ещё ползает по трубам, либо он уже в Московской канализации.
Митя обхватил своих друзей за плечи, и стал толкать в соседнюю залу, откуда шли слизкие следы, он шептал:
- Да что вы медлите? Теперь нас отсюда погнать могут. А пока со всей этой суматохой про нас забыли. Давайте же, пока время есть, расследуем, что тут к чему.
- Ох, следователь какой нашёлся! - насмешливо молвила Лена, однако, не противилась, а шла, куда он толкал.
И вот они в соседней зале. Охранники остались позади, и здесь было пустынно.
Хотя, конечно, слово "пустынно" не верное. Пожалуй, здесь было даже больше образов и движения, чем снаружи, в недовольной людской толпе. На трёх стенах - всё те же картины Олега Кальвино, но четвёртую стену занимало огромное полотно.
Это и была самая последняя, и самая значительная из картин художника.
Было известно её название "Торжество жизни". Было известно также и то, что Кальвино задумывал её, как самую светлую и добрую свою картину, но не было там ни света, ни добра.
Мрачная, серых и ржавых оттенков трава, быстро растворялась в клубящемся мраке. Мрак клубился очень медленно, он сдавленно гудел и рычал, а иногда в нём нечто свистело, хлопало. Иногда этот мрак немного расступался, и была видна какая-то слизкая поверхность. И даже на расстоянии чувствовалось, что из картины исходит смрад.
Тогда Женя сказал:
- А ведь та гадость именно из этой картины приползла...
И действительно - слизкие следы начинались прямо под полотном; далее они скрывались за колонной, петляли в боковую залу, ещё куда-то, но начинались именно под этим полотном.
Лена сделала один шаг к рокочущему полотну и прошептала, заметно изменившимся голосом:
- Какое жуткое это полотно. Здесь что-то не так, Олег Кальвино не был насмешником, он не мог назвать его "Торжество жизни". Ведь на самом деле - это "Торжество Смерти" или "Торжество Ада"...
И тут яркая багровая вспышка метнулась из глубин картины, на мгновенье во мраке высветились контуры многометрового паука.
Митя пробормотал:
- Мне кажется, что из-за этого полотна и пропал Кальвино. Возможно, оно и поглотило художника. Надо проверить...
И мальчик зашагал к картине.
Лена вцепилась ему в руку, воскликнула:
- Да стой ты! Герой какой нашёлся! Я теперь тоже думаю, что оно Олега поглотило. Ну а ты то куда? К тому пауку захотел?
- Лена, пусти! - потребовал Митя, и вырвался.
- Надо проявлять осторожность. - рассудил Женя.
- Без тебя знаю. - сосредоточенно проговорил Митя, приближаясь к картине.
- Ты сначала скажи, что именно ты сейчас хочешь сделать? - спросила Лена.
- Отковырнуть от неё маленький кусочек. - ответил Митя.
Вот он перебрался через невысокое ограждение - теперь лишь три шага отделяли Митю от картины.
- Ладно, я с тобой. - заявила Лена.
- И я. - присоединился Женя.
- Назад! - потребовал Митя. - Без вас справлюсь. Вы лучше следите, чтобы сюда никто не вошёл.
В соседней зале охранники громко закричали, раздались там тяжёлые удары.
...В Митино лицо бил обжигающий холодом ветер. Ветер нёс духоту и смрад. Теперь Митя отчётливо слышал вопли и стенания чудищ. И он знал, что в любое мгновенье мрак может разорваться, неведомое схватит его, разорвёт и поглотит.
И всё же он протянул руку и дотронулся до поверхности. Он ждал, что полотно окажется холодным, но оно было жарким, словно печь. Ему не пришлось сдирать кусочек, - краски сами потекли; жгучим воском обвились вокруг его пальца...
Митя попытался вырваться, но тщетно - тёмные, горячие краски продолжали окольцовывать его палец, и натекали дальше.
- Чёрт... - прохрипел Митя, - по его лицу скатывались капли пота.
Тут подоспели Лена и Женя. Они схватили Митю за плечи, и, что было сил, потянули назад.
Картина не хотела выпускать. Вязкая, шипящая масса, подобно змее, вытягивалась вслед за Митиным пальцем.
Тут раздался грозный голос охранника:
- Что здесь происходит?!
Сразу несколько громил вошли в залу, и поспешили к ребятам, явно с недружелюбными намерениями.
Но тут появился дядя Гена, он приказал:
- Оставьте. Это - свои.
Охранники безропотно ему повиновались.
- Вы видите?! - громко говорил Митя, и указывал испачканным пальцем на полотно. - Оно угрожает! Его уничтожить надо!
- Между прочим, полотно успокоилось. - вздохнула Лена.
Конечно, полотно не успокоилось полностью, но больше не тянулось за Митей, а тихонько порыкивало, выжидало свой час.
Дядя Гена подошёл, внимательно поглядел на ребят и спросил строго:
- Что вы тут натворили?
Митя поспешил убрать перепачканную краской руку за спину, и молвил:
- Да так, ничего особенного. Вы лучше скажите, как с той тварью? Что там так стучали? Поймали её, что ли?
- Нет. Не поймали. - сокрушённо покачал головой дядя Гена. - А грохали, потому что сломанную решётку тумбу ставили. Выставку пора открывать...
- Не советую. - предупредила Лена.
- Нет. - покачал головой дядя Гена. - Вы, ребята, не понимаете, но слишком многое тут поставлено на кон. Ждут телевизионщики, ждут важные люди. Отмени мы сейчас открытие, и останемся без работы.
- Но тут опасность для людских жизней. - сказал Женя.
Дядя Гена натянуто улыбнулся:
- Если вы из-за этого монстрика, так будьте уверены - наши ребята начеку. Если он снова сунется, - сразу уложат.
- Могут быть ещё монстры! - возмутился Митя.
- Откуда тебе известно? - поинтересовался дядя Гена.
- Из этого полотна они выпрыгнут! - Митя кивнул на мрачную картину.
- Ну, это уж ты придумываешь. - невесело ухмыльнулся дядя Гена.
- Именно так и будет. - мрачно сказала Лена.
- Да это ж всё сказки! - не верил дядя Гена.
- Именно так и будет. - мрачно повторил Женя.
- И ты? - удивился дядя Гена. - Вот что я скажу: ребята, возвращайтесь-ка вы поскорее домой. Умойтесь, поешьте, попейте молочка, и... забудьте эту чепуху. А монстрика обязательно поймают. Вы даже не сомневайтесь. Завтра ждите сенсационного материала в газетах: "Левиафан Московской канализации", или "Огромный слизень из канализации", или...
- Ладно, пошли. - сказал Митя.
- Угу. - обрадовался дядя Гена, и, осторожно подталкивая друзей к запасному выходу, забормотал. - Когда у нас всё наладится - вы возвращайтесь. Тогда я вам экскурсию устрою, чайку попьём, пирожков пожуём...
- Как бы вас самого не сжевали. - мрачно сказал Митя.
- Что?! - дядя Гена опешил, остановился.
Но друзья уже вышли на улицу. По-прежнему шпарило яркое июньское солнце, на небе - ни облачка. Толпа роптала ещё громче...
Ребята с трудом протиснулись к метро, поехали к Жене домой.
Всю дорогу Митя прятал указательный палец правой руки в кармане. На этом пальце он вёз частицу жуткой картины.
II. Ночное Путешествие.
Вот, наконец, Женина квартира. Бабушка приготовила ребятам вкусный обед, а сама удалилась в свою комнату, где смотрела очередной сериал, и собиралась отойти ко сну.
Приятный аромат с кухни щекотал ноздри, но друзья не могли думать о еде. Прежде всего, надо было разобраться с Митиным пальцем, который по-прежнему был обвит жгучей краской, и болел нестерпимо.
Женя предложил смыть краску под краном, но Митя энергично запротестовал:
- Да ты что! Это же такая ценность! Мы изучим ЭТО...
- Умник какой нашёлся. - вздохнула Лена. - Даже крупнейшие учёные до сих пор не смогли разобраться с красками Олега Кальвино, а ты...
- Учёные не смогли, а я смогу! - заверил её Митя.
И вот они прошли в Женину комнату, и попытались соскрести краску. Ничего не получилось.
- Э-нда... - вздохнул Митя. - Не хотелось бы мне навсегда с таким пальцем оставаться...
И тут краска сама задвигалась, змеею поползла.
- Держи её! - крикнул Митя, и попытался ухватить краску.
Однако, краска юркой оказалась, и просочилась у него меж пальцев. Она шлёпнулась за стол, и юркнула под ковёр.
А поднять ковёр было настоящей проблемой: ковёр придавливал массивный шкаф, а ещё кровать, стол и две тумбочки.
- Вот так да-а-а... - расстроено протянул Женя, и почесал себе затылок. - Что же нам теперь с этой ползучей краской жить?
- Говорил ведь - держать надо! - огрызнулся Митя.
- Интересно, что она сделать может? - спросила Лена.
- Что-что - вот подкрадётся ночью, и задушит тебя! - сказал Митя, который был очень не в духе.
Ближайшие несколько часов были потрачены на поимку краски. Они отодвигали тумбочки, приподнимали кровать, топтали ковёр, думали, чем бы можно приманить краску, однако никаких мыслей не приходило, а краска где-то затаилась.
Незаметно пролетел день, и только когда в раскрытые настежь окна дыхнула ночная прохлада, ребята опомнились, и тут же включили телевизор.
Конечно, передавали репортаж с открытия выставки Олега Кальвино. Диктор говорил о том, что картины вызвали восторг, и едва ли не религиозное благоговение, и только главное полотно портило впечатление; и многим, видевшим "Торжество Жизни", становилось дурно. Одна дамочка даже грохнулась в обморок. Картину уже прозвали "Торжество смерти". Мельком показали это жуткое полотно...
- Сегодня не будем спать. - сказала Лена.
- Да, конечно. - зевнул Митя.
- Не в коем случае нельзя спать, из-за этой кра-а-а-аски! - ещё сильнее зевнул Женя.
И не видели ребята, что в это самое время за их спинами, на ковре надулся шарик, и поднялась из него желтоватая, похожая на ядовитую краску дымка. Дымка эта незаметно окутала ребята, и они тоже не заметили, как заснули.
Спустя несколько минут, в комнату заглянула Женина бабушка. Дымка уже растворилась, и она ничего не заподозрила.
Зато, увидев храпящих ребят, она умилилась, и промолвила:
- Надо же как наигрались, набегались. Бедненькие ребятушки.
Она смогла приподнять Лену, и отнесла её в комнату родителей, где уложила на кровать, погасила свет, и ушла досматривать новую серию бесконечного сериала...
* * *
Некоторое время Митя ничего не видел, и вдруг ледяные пальцы коснулись его лба, поползли вниз - кольнули глаз, щёк...
Мальчик сдавленно вскрикнул, и проснулся.
Оказывается, был уже поздний ночной час. Небо закрыли чёрные тучи, на улице не горело ни одного фонаря, все окна в соседнем доме были без света. В этом мраке едва различалась Женина комната.
Однако, Митя сразу понял, что комната преобразилась. Прежде всего, не было стола, и не было части прилегавшей к столу стены. Вместо них был проём со сглаженными краями. И за проёмом этом видна была вовсе не соседняя комната, но лесная поляна.
Там были сумерки, медленно плыл клочковатый, серый туман, и в его разрывах иногда открывался угрюмый, перекошенный домик из сгнивших деревянных брусьев.
Митя уже хотел разбудить Женю, когда из мрака навалился молящий голос:
- Пожалуйста, не надо, приди сюда один. Только один ты можешь помочь мне...
Митя даже не мог определить, существу какого пола - женского или мужского принадлежал этот голос, но столько в нём было тоски да страданья, что он не посмел ослушаться, и шагнул в пролом.
И вот он ступил в пролом, а ледяные пальцы подтолкнули его. Ступня его попала в заполненную грязью выемку, он споткнулся, и упал, покатился по влажной, и гибкой, болотистой почве.
Наконец, смог остановиться.
Нога, которую он подвернул, болела нестерпимо, но, к счастью, ни перелома, ни серьёзного вывиха не было.
Он приподнялся и огляделся: оказывается, он опирался о стену старого, перекошенного домика. Из тумана надвигалось на него нечто расплывчато-чёрное.
- Кто здесь?! - позвал Митя.
А в ответ - жуткое шипенье.
Митя, держась одной рукой за стену, начал пятится, и при этом кричал:
- Ребята - слышите?! Помогите мне, ребята!
Но он не услышал их голосов, зато шипенье приближалось.
Митя развернулся, и, прихрамывая, побежал вдоль стены - он искал дверь. И вот она - дверь. Толкнул, - дверь со скрипом распахнулась, и он ввалился в затененную горницу.
Воздух там был тяжёлый, пахло тленом.
Митя захлопнул дверь, нашёл тяжёлый засов, и поставил его на место. Снаружи на дверь навалилась некая сила, дверь выгнулась, застонала.
- Иди прочь! - закричал Митя.
На мгновенье воцарилась тишина, а потом разразился безумный хохот, и на дверь обрушились удары такой силы, что весь задрожал, а с потолка на Митину голову посыпался мох и пауки.
Мальчик брезгливо стряхивал холодных тварей, но некоторые всё же забирались под одежду, и жалили его тело.
И тут Митя осознал, что он в уличной одежде, и что в кармане у него зажигалка. Он не очень то надеялся, что зажигалка поможет, но что ещё ему оставалось?..
Вот выхватил он это "оружие", нажал кнопку, взвился робкий огонёк. И тут тоненькими голосками завизжали облепившие его тело пауки, и бросились врассыпную.
- Тот же! - простонал искусанный Митя.
На дверь обрушилась череда могучих ударов. Казалось, что снаружи орудовал таран. Вот одна из составляющих дверь досок отошла, и стала видна отвратительная, слизистая масса, которая прорывалась к нему.
- Про-о-очь! - грозно закричал мальчик.
Затем он бросился к двери, и подставил к пролому зажигалку. Огонёк только слегка коснулся слизкой массы, но она тут же порозовела, стала похожей на передержанную краску. Раздался тонкий визг, от которого у Мити заложило в ушах. Тварь отпрянула от двери, растворилась в тумане.
Мальчик почувствовал головокружение и слабость. Всё его тело нестерпимо болело от паучьих укусов. У него едва хватило сил, чтобы подойти к столу, и плюхнуться на широкую лавку, которая перед этим столом стояла.
Некоторое время он боролся со слабостью, сам себе внушая: "Ни в коем случае нельзя заснуть здесь. Пауки только этого и ждут - сожрут меня заживо"
Действительно - тёмные углы горницы были усеяны красными точками паучьих глаз.
И тут Митя почувствовал приятный аромат, и обнаружил, что на столе разложены различные кушанья. Тут и выпечка и салаты, и рыбные блюда, и супы, и закуска, и соки, и квас, и молоко.
- Вот, как раз то, что мне нужно... - пробормотал мальчик, и потянулся к кувшину с молоком.
Он взял молоко и тёплый, мягкий хлеб.
Собирался он молоко отхлебнуть, но тут решил понюхать. Запах напоминал молочный, но всё же было что-то не так, какая-то неприятная добавка. Что-то скрытое в этом молоке рвалось наружу.
Он сморщился:
- Э, нет, - ничего здесь не стану пить.
Молоко налилось розовым светом, забулькало. Вот розовый свет перешёл в тёмно-красный. Да не молоко это уже было, а кровь!
Митя отбросил кувшин, он ударился о стену и разбился. Нечто густое и чёрное медленно стекло на пол, въелось в податливую древесину...
Мальчик совсем забыл о хлебе, который держал в другой руке. Но тут что-то впилось в его запястье. Глянул и зарычал от отвращенья, - хлеб обратился в белых червей, которые жалили его. Вновь он схватил зажигалку и пережёг этих гадов.
На столе шевелились какие-то твари, шипели, хрипели, булькали, тянулись к Мите. Мальчик отпрянул к стене, и закричал:
- А ну все прочь! Всех пережгу!
Он моргнул, и все твари исчезли - стол стоял пустым.
Несколько минут Митю окружала мертвящая, холодная тишина.
Такой милый голосок просто не мог принадлежать какой-то злой твари. И всё же мальчик проявил осторожность: сначала он выглянул в пролом: оказывается, у двери стоял, просился войти некто пушистый.
Митя приоткрыл дверь, и в горницу вошёл заяц. Это был необычайно большой заяц - он доставал мальчику до пояса. Глаза у зайца были очень большими и очень печальными. Митя даже почувствовал умиление.
- Мням-мням... - прошептал заяц.
- Нет у меня никакого "мням-мням". - вздохнул Митя.
Заяц покачал головой.
- Что, не веришь мне? - удивился Митя. - Говорю же: нет у меня никакого кушанья.
Но заяц вновь недоверчиво покачал головой.
- Где же это кушанье? - спросил мальчик. - Покажи.
И тогда заяц показал на Митю.
- Что - я кушанье?
Заяц кивнул.
И тут заяц стал преображаться. В нескольких местах прорвалась его светлая, пушистая шерсть, и вырвались оттуда стремительно извивающиеся, слизкие щупальца. Одно из щупалец, словно хлыст ударило Митю по запястью.
Мальчик вскрикнул и выронил зажигалку.
И вот уже вся шерсть на зайце разодралась, полетела в стороны; и появилась отвратительная слизкая тварь.
Большую часть этой гадины занимала пасть.
Вот пасть распахнулась, грохнулась об пол, обнажились острейшие клыки, с которых скапывало нечто дымящееся, и явно ядовитое.
- Мняяя!!!! - возопило чудище, и бросилось на Митю.
Мальчик понимал, что, соверши он хоть малейшую оплошность, и не миновать ему гибели. Он точно рассчитал свои движенья: сначала прыгнул на лавку, а затем перелетел через стол, и тут же развернулся.
Тварь неслась на него, и кровожадно визжала!
Тогда мальчик ухватил стол, и перевернул его - обрушил на врага!
Стол был тяжёлым, и чудище опешило. Митя бросился к печи, и успел схватить кочергу.
А тварь уже выбралась из-под стала, и прыгнула на него. В последнее мгновенье он успел выставить кочергу перед собой. Тварь заглотила чугунный наконечник, щёлкнула клыками - чугун покорёжился, но и клыки переломались.
Тварь дёрнулась с такой силой, что Митю бросило к стене, и едва не раздавило.
Монстр так жаждал вцепиться в Митину плоть, что, не обращая внимания на боль, продолжал рваться к нему, а кочерга входила всё глубже в его глотку, и разрывала внутренние органы.
Уже не более полуметра разделало чудище и мальчика. И Митя задыхался от смрада.
И вот Митя ухватил покрепче кочергу, рванулся, и запихнул чудище в устье печи. Там взвился слепящий пламень. Тонкий, пронзительный вопль резанул воздух.
Но Митя больше не оборачивался к печи, - прихрамывая на вывихнутую ногу, поспешил он к двери, подхватил с пола свою зажигалку, и вот выбежал из домика.
Снаружи по-прежнему плыл густой, холодный туман. И некие расплывчатые, чёрные контуры двигались в этом тумане.
- Теперь бы выбраться отсюда. - дрожащим голосом пролепетал Митя, и закричал уже громко. - Ребята! Женя! Лена! Слышите меня?! Я здесь! Помогите!
И впереди блеснул яркий, белый луч: похоже, что электрический. Митя бросился к этому лучу, но тут нечто холодное и жесткое обвило его ноги. Он глянул; оказывается - это были чёрные щупальца с присосками. Он попытался вырваться, но щупальца сжали его с такой силой, что он подумал: "Вот теперь ноги точно сломаны".
Щупальца рванули его назад. Митя упал на спину. Щупальца потащили его прочь от спасительного электрического света.
Митя перевернулся на бок, попытался ухватиться за корягу. Какой там! Коряга изогнулась, и с треском переломилась.
Щупальца потащили Митю ещё быстрее. Вот впереди пень.