Щербинин Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Хрустальная Бездна

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Посвящаю Лене Гурской
  
  Глава 1
  "Озеро Ведьм"
  
   Этот только зародившийся летний день обещал быть солнечным и жарким. И вышедший на крыльцо своего дачного домика мальчик Витя представлял, с каким удовольствием он будет плескаться в дачном озерце.
  И не знал он, что в этот день ждёт его погружение не в мирное, и ясное дачное озерцо, а совсем в иное озеро, которое на карте было отмечено, как Озеро Ведьм.
   Вот на дорожке, между дачными участками взвилась пыль, и перед крыльцом остановился на своём новеньком горном велосипеде Витин друг, мальчик по имени Костя.
   Так же как и Вите, Косте недавно исполнилось пятнадцать лет. Но они разительно отличались: у Кости волосы были огненно-рыжими, а всё лицо - в веснушках. Что же касается Вити, то волосы у него были светло-русыми. А глаза у него были удивительными: зрачки имели цвет ярко-жёлтый, и сияли солнечным светом. Такие глаза могли бы испугать случайного встречного, но, приглядевшись внимательнее, такой незнакомец понял бы, что глаза у него добрые.
  - Привет, Костик! - приветствовал своего друга Витя.
  - Привет, Витёк, а я к тебе по делу, - заговорщицким тоном произнёс Костя.
  - Хм-м, ну я слушаю, - отозвался Витя.
  Тогда Костя подъехал практически вплотную к крыльцу, и заговорил очень тихо, почти шёпотом:
  - Про Озеро Ведьм знаешь?
  - А как же, - кивнул Витя. - Много всяких разных страшных историй про него рассказывают. А деревенские старожилы совершенно определённо веруют, что на его дне водится нежить.
  - Ага, - согласился Костя. - А знаешь ли ты, что про него учёные считают?
  - Ну, и что же?
  - А то, что это озеро - аномальное место.
  - Ух, ты! - воскликнул Витя.
  Ведь их дачи и Озеро Ведьм разделяло не более десяти километров, и, приложив некоторые усилия, можно было добраться до него по лесной тропе.
  Витя, равно как и Костя, просто обожали всяческие мистические истории, особенно предпочитая среди них связанные с инопланетянами или с проходами в иное измерение.
  Костя продолжал рассказывать:
  - То, что озеро официально признано аномальным, я от своего старшего брата узнал. Ты же знаешь: он студент и всякими такими делами интересуется. От него же я узнал, что к Озеру Ведьм собралась экспедиция.
  - О-о! - златисто-солнечные Витины глаза расширились больше прежнего, и свет хлынул из них так сильно, будто там действительно были заключены частицы солнца.
  Конечно, Косте нравилось то впечатление, которое он производил этим рассказом на своего друга. А ведь самое главное было ещё впереди.
  И вот, что рассказал Костя:
  - И эта экспедиция уже приехала...
  - Да?!
  - Да. И я уже проследил за ними. Там несколько легковых машин, и одна - грузовая. И знаешь, что они на грузовике привезли?
  - И что же?
  - Батискаф...
  - Ух, ты!!
  - Да. Своими глазами видел. Новёхонький такой батискаф, ну и дорогущий, наверное. Видно, что внутри он весь электроникой напичкан. Я в кустах залёг, и всё видел...
  - И что же, спускались они уже в Озеро Ведьм? - нетерпеливо поинтересовался Витя.
  - Не-а, - помотал головой Костик. - Сначала они, вроде, этот батискаф долго налаживали, потом карты какие-то рассматривали, и спорили. Мне послышалось, что на дне озера должна быть какая-то решётка, и вот они спорили: сразу эту решётку проламывать, или сначала сфотографировать, а потом тщательно изучить снимки в лаборатории.
  - Надо же, как интересно! - заявил Витя.
  - Н-да, а учёные, знаешь, все такие с виду серьёзные: с бородами, некоторые даже и с тросточками.
  - Хм-м, - хмыкнул Витя.
  - Ну, а потом они палатки установили, и начали своё прибытие праздновать. Я уже в полночь оттуда ушёл, а они ещё и не думали умолкать. Ну, понимаешь, что это значит?
  - Ага, - кивнул Витя. - Это значит, что они до утра буянили, и сейчас отсыпаются.
  - А если учесть, что как раз сейчас и есть утро, то они совсем недавно заснули, и будут отсыпаться, по крайней мере, до полудня.
  - Так, стало быть, можно незамеченными в их лагерь пробраться, - вымолвил Витя.
  И, оказалось, что мысли в головах у ребят были совершенно схожими. Конечно же - именно это и хотел предложить Костя. И на Витино предложение он просто кивнул, и вымолвил коротко:
  - Давай, скорее собирайся.
  А Витя, можно сказать, уже собрался. Он только заскочил в сарайчик, и выскочил из него уже верхом на своём горном велосипеде, который мало чем уступал новенькому велосипеду Кости.
  И вот они промчались сначала по дачному посёлку, затем - по полю, и, наконец, ворвались под лесные своды. Лес только пробуждался, гомонили на ветвях птицы, перекликались зверушки. Восходящее солнце сделало мир ярким и праздничным.
  Хотелось рассмеяться, и они засмеялись просто потому, что им было хорошо.
  Вдруг Костя спросил, улыбаясь:
  - А как поживает таинственная незнакомка?
  - Что? - переспросил Витя.
  Костя улыбнулся, и вымолвил заговорщицким тоном:
  - Да, ладно. Не притворяйся, что не понимаешь, о ком я...
  - О второй половинке, да? - меланхолично вздохнул Витя
  - Ну, конечно! - кивнул Костя.
  Всё дело в том, что Витя чувствовал, что где-то на белом свете живёт вторая половинка его души - прекрасная дева. Иногда он видел её в своих снах, иногда и имя её слышал. Это было имя Лена.
  Ей он посвящал свои романтические стихи.
  Вот теперь Костя и спрашивал:
  - Ну, пожалуйста, прочти новое стихотворение, посвящённое Ей.
  - А откуда ты знаешь, что я написал новое стихотворение?
  - Да потому что ты всё время пишешь новые стихи, посвящённые Ей. У тебя уже столько тетрадей исписано!
  - А-а, глупости всё... - смущённо вздохнул Витя.
  - Между прочим, попадаются очень хорошие стихи. Не хуже Пушкина или Лермонтова. Это я тебе совершенно честно говорю.
  - Да ладно тебе, - Витя окончательно смутился, однако ж, солнечные его очи сияли ярко-ярко.
  - Ну, пожалуйста, очень тебя прошу - прочти! - взмолился Витя.
  - Ладно, уж, - пролепетал Витя, и начал декламировать свои стихи.
  Они мчались на своих велосипедах по лесной тропке.
  Витя, как только начал читать свои стихи, так и перестал смущаться.
  Прочитал он последнее, написанное перед грядущими, и ещё неведомыми им испытаниями, стихотворение:
  
  Из летних дней увидел я зимние дали,
  Поля в белых шубах, озера во льду,
  И парка деревья - одетые в снежные шали,
  И то, как сквозь бурю к спасенью бегу.
  
   Увидел я парк под оранжевым, сумрачным небом,
   И озеро круглое, и мёртвый твой дом,
   Увидел всё это, окружённый сияющим летом,
   Зачем мне всё это? Не знаю о том!
  
  - Мрачноватое какое-то стихотворение, - вздохнул Костя.
  - Да уж, - кивнул Витя. - Не знаю, что всё это значит, но я эти зимние пейзажи я видел ночью, во сне. И я сердцем чувствовал, что должен был это записать.
  - Ну, а Лена там была?
  - О, да, - мечтательно вздохнул Витя. - Она была растворена в этом зимнем воздухе, в земле, в снежных тучах и в отдельных снежинках. Кстати, она попала в какую то беду...
  - Ничего себе! - присвистнул Костя. - Такого ты мне раньше не говорил. Вроде всё у неё было светло да гармонично.
  Некоторое время Витя ехал с мрачным видом. И даже исходящее из его очей сияние несколько угасло.
  Но вот вновь просияло его лицо, и он вымолвил:
  - Да, в общем-то, зря я так... Всё будет хорошо.
  Навстречу им попался какой-то грибник, и посмотрел на ребят удивлённо, и то же, впрочем, улыбнулся, вспомнив своё детство, но он даже и предположить не мог, в какое удивительное место направлялись Витя и Костя.
  
  * * *
  
  - Теперь - тише, - шикнул Костя.
  - Уже к Озеру Ведьм подъезжаем, да? - осведомился Витя.
  - Угу, - кивнул Костя.
  Они притормозили, затем и вовсе убрали велосипеды с дороги: уложили их в кустах, а сверху присыпали ветвями.
  Далее осторожно пробирались в зарослях, и последние метры и вовсе ползли по-пластунски, словно партизаны. Но, когда раздвинули ветви прибрежных кустов, то поняли, что зря так таились.
  На диком, природном пляже стояли палатки учёных, и из всех этих палаток раздавался прегромкий храп. Чуть поодаль виднелись машины, в том числе и грузовик, на котором был привезён батискаф.
  Что касается самого батискафа, то он уже был подготовлен к спуску в воду. Накануне учёные установили некое подобие раскладного пластикового пирса. Пирс этот выдвигался примерно на пять метров от берега, и в окончании его возвышалось приспособление для спуска батискафа в воду.
  А батискаф был закреплён на цепях, и висел недвижимо над водой.
  - Ух, какой, - проговорил Витя.
  Он имел в виду батискаф, который отличался приятнейшим изяществом, и светлыми красками, поблёскивающими в солнечных лучах.
  - Вот и я про то же, - отозвался Костя, - Не батискаф, а загляденье. Он готов к плаванью...
  - Ну что, пройдём к нему? - спросил Витя.
  - Естественно, - кивнул Костя.
  Но, когда они дошли до пирса, то обнаружили, что чуть сбоку стоит отдельная палатка, из которой не доносился храп, зато тянулись к пирсу и к опускающему батискаф механизму провода.
  - Я батискаф осмотрю, - молвил Витя.
  - А я - эту палатку, - предложил Костя.
  Витя подошёл к батискафу, и без особых усилий открыл верхнюю крышку, заглянул внутрь и присвистнул. Изнутри батискаф представлял ещё более завлекательное зрелище, чем снаружи. Был там новейший компьютер, а ещё - рычажки управления, локаторы, и прочие прелести.
  В это же время Костя заглянул в палатку, из которой тянулись провода, и обнаружил, что, помимо рычажков управления спусковым устройством были там и приборы связи с батискафом.
  Вот Костя включил один из экранов, и увидел на нём цветное изображение Вити, который как раз забрался в батискаф и уселся в удобное, мягкое кресло с высокой спинкой.
  Витя тоже увидел Костю, помахал ему рукой и спросил:
  - Как связь?
  - Замечательно, - ответил Костя, потому что Витин голос действительно донёсся до него без всяких помех.
  Вообще-то изначально ребята хотели только осмотреть лагерь учёных, а потом, когда эти учёные проснуться - понаблюдать за их действиями из кустов. Но сейчас такая перспектива показалась им совсем не весёлой.
  Одна и та же мысль одновременно пришла к ним в головы, и они произнесли в одно мгновенье.
  Витя сказал:
  - Опусти батискаф в воду.
  А Костя предложил, ещё не расслышав его слов:
  - Давай я опущу тебя в воду.
  Но потом они испуганно переглянулись. Костя оглянулся, покосился на палатки, в которых спали учёные. Но раздающийся оттуда храп был всё таким же громким.
  - Ладно, опускаю, - вымолвил Костя.
   Прежде всего, он нажал на красную кнопку, под который была надпись "Запуск". Спускающее батискаф устройство пискнуло, и замигало разноцветными огоньками.
   Костя усмехнулся и осторожно надавил рычажок с подписями "Вверх", "Вниз", к указанию "Вниз". И, в соответствии с этим, устройство заработало, и начало опускать батискаф под воду.
   Сидящий в батискафе Витя, уже включил бортовой компьютер. И вот теперь компьютер проговорил мягким голосом молоденькой девушки:
  - Внимание. Перед подводным плаванием следует закрыть наружный люк. Сделать это автоматически?
  По каналу видеосвязи переглянулись Костя и Витя. Чем дальше, тем больше! Сначала просто хотели понаблюдать за учёными, затем - окунуть батискаф в воду, и вот теперь такое предложение...
  - А почему бы действительно не поплавать под водой? - спросил Витя, и жёлтые его глаза блеснули солнечными лучами.
  - Действительно, почему бы ни поплавать? - кивнул Костя.
  И тогда Витя вымолвил, обращаясь к бортовому компьютеру:
  - Да, давай, закрывай люк.
  - Выполняю, - ответил девичьим голосом компьютер.
  И люк беззвучно закрылся, а затем ещё несколько раз провернулся.
  К этому времени батискаф наполовину уже был погружён в воду. Компьютер спросил:
  - Выполнить разъединение с подъёмно-спусковым устройством?
  От волнения на лбу у Вити выступили капельки пота, а губы его дрожали. Он кивнул, и вымолвил:
  - Угу.
  - Простите. Не могли бы вы повторить своё указание? - попросил компьютер.
  - Да, выполнить разъединение, - отчётливо произнёс Витя.
  И тут же сдерживающие батискаф железные клешни разжались, и батискаф уже практически полностью погрузился под воду.
  Вода в Ведьмином озере была тёмная, со значительной примесью торфа и лиственного перегноя, так что уже под самой поверхностью ничего не было видно. Но Витя нажал на кнопку с подписью "Прожекторы", и два закреплённых по бокам батискафа прожектора высветили участок примерно в пятнадцать метров.
  Ни одной рыбки, ни одной водоросли не было видно. Озеро Ведьм представлялось совершенно безжизненным. Видно было только лишь гладкое дно, которое под значительным углом уходило вниз.
  Для управления батискафом было два рычажка. Один свободно двигался в любую сторону на плоскости, и предназначен был для соответствующего движения на плоскости. Второй рычажок мог двигаться только вверх-вниз и предназначался, соответственно, для подъёма или погружения батискафа.
  Конечно, у Вити не было опыта управления подобным устройством, и под его руководством батискаф метался из стороны в сторону, словно помешанный.
  - Быть может, мне взять управление на себя? - осведомился компьютер.
  - Нет, я сам хочу научиться, - ответил Витя.
  И через пару минут он действительно кое-чему научился, и батискаф уже не дёргался как помешанный, а спускался вниз, держась на некотором отдалении от дна.
  - Как связь? - спросил Витя у Кости.
  - Связь хорошая, - вздохнул Костя печально.
  - Что печалишься? - поинтересовался Витя.
  - Жалею, что я не на твоём месте.
  - Да ладно, я сейчас ещё немного поплаваю и поднимусь, а потом будет твоя очередь. Пока эти учёные очухаются, мы всё озеро исследуем!
  - Ты, кстати, поосторожнее, - предупредил Костя.
  - А что такое?
  - Ну, ты ведь помнишь, зачем сюда эти учёные приехали? Озеро аномальным считается, и раз такая экспедиция собралась - неспроста считается. Сам видишь: ни одной рыбки, и вообще - никакой живности, будто бы всё вымерло в этой воде.
  - Ну и что? - наивно пожал плечами Витя. - Чего мне бояться? Плезиозавра что ли?
  Витя даже улыбнулся этому своему предположению. Затем он добавил:
  - Ведь и учёные собирались сюда спускаться. Выходит, нечего бояться.
  Тем временем дно перестало выгибаться вниз, и началась относительно ровная поверхность. На экране высветилась надпись: "Достигнута глубина пятидесяти метров".
  - Ничего себе! На такой глубине вода уже и раздавить может, - присвистнул Витя.
  Ещё несколько минут он плыл над совершенно ничем не примечательной безжизненной поверхностью, и, честно говоря, ему это стало надоедать. Витя даже зевнул.
  А сидевший на берегу, Костя посоветовал:
  - Давай-ка, возвращайся, а то, неровен час, какой-нибудь из этих горе учёных выберется из палатки, чтоб освежиться, и заметит, что батискафа нет...
  Витя, который уже весьма хорошо освоился с управлением батискафа, вымолвил:
  - Да...
  И он действительно хотел поворачивать, когда увидел выступающий из дна совершённо чёрный, словно из угля выточенный холм. Он подплыл к этому холму вплотную, и обнаружил, что в один из его пологих склонов была вделана решётка.
  Причём эта решётка так сильно проржавела, что, несмотря на толщину составляющих её прутьев, казалось, должна была бы от одного прикосновения к ней развалиться.
  - Видишь? - восторженным голосом спросил Витя.
  - Вижу, но сейчас появились какие-то помехи, - отозвался Костя.
  И, действительно - на экранах, которые показывали нутро батискафа, и то, что было за его бортом, появились теперь такие же огненно-рыжие, как и волосы Костика, помехи.
   И Костик проговорил:
  - Именно насчёт этой решётки спорили вчера учёные. Не могли решить: сразу её ломать, или же сначала сделать фотографии, и тщательно их изучить.
  - Какие ещё фотографии? - проговорил Витя. - Крепости штурмом берутся! Так что... Хм-м-м, ну как же проломить эту решётку?
  Он на секунду задумался, а затем спросил у батискафа:
  - А скажи, есть ли у меня манипулятор?
  - Да, - ответил компьютер.
  - Ну, так и выдвини его, - повелел мальчик.
  В борту батискафа отъехала в сторону крышка, и оттуда выдвинулся похожий на увеличенную раз в десять руку, металлический манипулятор.
  - Где здесь устройство управления этой штуковиной? - спросил Витя.
  - Какую именно "штуковину" вы имеете в виду? - поинтересовался компьютер.
  - Ну, манипулятор, - ответил Витя.
  - Местоположение приспособления "ну" и устройства управления им неизвестны. Но устройство управления манипулятором отмечаю красным кругом.
  И на панели управления замигал красный кружок, в центре которого имелась чёрная выемка. Витя по локоть запустил в эту выемку свою руку, и оказался как бы в длинной резиновой перчатке.
  Он задвигал пальцами, и металлические пальцы манипулятора задвигались так же, как и его пальцы. Он согнул руку в локте, и манипулятор выгнулся подобным же образом.
  - Ха-ха-ха! - рассмеялся Витя.
  Затем он подвёл манипулятор к решётке, обхватил её пальцами, и рванул на себя. Решётка развалилась на части, которые стремительно ударили по стеклу батискафа, но не причинили ему никакого вреда, потому что стекло было бронированным.
  Ещё несколько подобных движений, и всё, что осталось от решётки - это воспоминание. А перед Витей открылся уходящий под значительным углом вниз туннель.
  - Ну, всё - плыву туда, - сказал он Косте.
  - Ты будь осторожней, а то застрянешь ещё в этом туннеле. Кто тебя потом доставать будет?
  - Не застряну, - заверил его Витя.
  И он направил батискаф в туннель. Однако уже в самом начале он врезался в стену, и толчок, который последовал за этим, был настолько силён, что мальчик ударился лбом об монитор.
  - Как ты, цел? - осведомился Костя.
  - Вроде бы, да, - ответил, потирая ушибленный лоб, Витя.
  Бортовой компьютер возвестил:
  - Советую пристегнуться к креслу ремнями безопасности, и передать управление мне. Нам предстоит очень тяжёлый спуск.
  - Ну, что ж, давай управляй, - кивнул Витя. - А я пока манипулятором подвигаю. Хорошая это всё-таки штуковина. А где здесь, кстати, эти ремни безопасности?
  И тут из кресла, на котором он сидел, стремительно выдвинулись эластичные ремни, и обвились вокруг его рук и ног. Витя по-прежнему мог совершать некоторые движения, но встать с кресла уже не мог.
  Батискаф заплыл в туннель.
  Витя волновался, но ещё больше волновался за него Костя. Он смотрел сквозь всё усиливающиеся помехи на лицо друга и приговаривал:
  - Ох, осторожно, Витька. Чувствую, впереди тебя ждёт нечто...
  
  
  
  
  
  Глава 2
  "В подводной пещере"
  
   Подводный туннель продолжал под значительным углом спускаться вниз. Стены его были покрыты старым, тёмным илом, который местами свисал, словно бороды древних, страшных старцев.
   На экране значилось, что от поверхности его отделяет уже сто пятнадцать метров.
  - Ну, и глубина! - присвистнул Витя.
  - Что ты сказал? - переспросил Костя.
  Из-за сильных помех они уже практически не видели и не слышали друг друга. Витя громко повторил.
  - А-а, да, - кивнул Костя. - Ты бы возвращался всё-таки, а? Ведь учёные в любую минуту могут проснуться, да и вообще - опасно это. Мало ли что там тебя ждёт...
  - Да, ладно - всё будет хорошо! - махнул свободной от управления манипулятором рукой Витя.
  А что касается манипулятора, то Витя постоянно сдирал с его помощью со стен ил. И вдруг он воскликнул:
  - Стоп!!
  Батискаф мгновенно остановился.
  - А ну-ка, посвети на то место, которое я только что от ила очистил, - молвил мальчик.
  Лучи прожектора выгнулись вверх, и высветили нечто, выведенное рунами. Долгое время это нечто было сокрыто под илом, и только теперь открылось.
  - Видал, а? - поинтересовался Витя.
  - Из-за помех едва вижу. Но возвращайся-ка поскорее, ладно? - отозвался Костя.
  - Дальше плыву, - упрямо проговорил Витя.
  И батискаф продолжил погружение...
  Когда глубина составила двести пятнадцать метров, компьютер возвестил:
  - Впереди локаторами выявлена пещера.
  - И каковы же размеры этой пещеры? - уточнил Витя.
  - Размеры не поддаются определению потому, что максимальная дальность, на которую действуют локаторы - триста метров. Из этого можно сделать вывод, что размеры пещеры превышают триста метров.
  - Это уже действительно что-то, - вымолвил Витя. - Настоящее подводное озеро!
  А Костя произнёс мрачновато:
  - А кто водится в этом озере - бог весь.
  
  * * *
  
   Стены туннеля, по которому плыл батискаф, раздвинулись в стороны, и... ничего особенного Витя не увидел. Его окружала такая же тёмная и безжизненная вода, как и в Озере Ведьм. Ну, разве что была она более тёмной.
   Витя развернул батискаф и увидел чёрную, покрытую трещинами стену, которая под прямым углом спускалась вниз.
   Тогда мальчик проговорил:
  - Ну, что ж. Я буду спускаться дальше, и, надеюсь, всё-таки достигну дна.
  Но недолго он спускался.
  Меньше чем через минуту вспыхнула над его головой яркая красная лампочка, и компьютер возвестил тревожным голосом:
  - Внимание. Зафиксировано передвижение массивного объекта.
  - Какого ещё объекта? - напрягся Витя.
  - Что там у тебя?! - прокричал через помехи Костя.
  Компьютер отозвался:
  - Посмотрите на экран локатора.
  На этом экране действительно появилось и разрасталось ярко-зелёное пятно.
  - Куда оно движется? - спросил Витя.
  - Прямо к нам, - отозвался компьютер, и тут же добавил. - Возможно, оно чувствует движение двигателей батискафа.
  - Немедленно остановить все двигатели и выключить прожекторы, - зашипел Витя.
  Это его приказание было незамедлительно исполнено. За смотровым окном тут же воцарилась непроницаемая, могильная чернота. Остановились двигатели, и сразу стало так тихо, что Витя отчётливо услышал часто биение своего сердца. Была отключена и связь с Костей. Вообще все сиявшие и перемигивавшиеся внутри батискафа приборы и приборчики были отключены. И только бортовой компьютер по-прежнему жил, и наблюдал за происходящим. Да ещё локатор был включен.
  Витя спросил шёпотом:
  - Ну, как - оно ещё приближается?
  И компьютер тоже шёпотом ответил:
  - Объект продолжает приближаться, однако значительно снизил свою скорость.
  - И на каком он сейчас расстоянии? - спросил Витя.
  - Сто метров, - отозвался компьютер.
  - А каковы размеры объекта?
  - Тридцать метров.
  Витины глаза округлились, и он вымолвил:
  - Ничего себе! Это же настоящий кит. А какие, спрашивается, киты могут водиться в пресных озёрах?.. Ну, что - он ещё приближается?
  - Да, приближается, но очень медленно. Сейчас нас разъединяет порядка восьмидесяти метров.
  - А ты можешь определить его форму?
  - Пытаюсь, - отозвался компьютер. - Но очень странные показатели.
  - Что значит "странные показатели"?
  - Такое впечатление, что объект постоянно меняет свою форму. Хотя, возможно, это просто какие-то помехи.
  - Ну, хоть одну из этих изменяющихся форм можешь показать? - попросил Витя.
  - Пожалуйста, - вымолвил компьютер.
  И на экране появилось изображение, которое заставило Витю содрогнуться, и пожалеть о своей просьбе. То, что он напоминало помесь гигантского кальмара, из шеи которого росли щупальца, скорпиона, осьминога и клыкастой акулы. Впрочем, изображение было расплывчатым, так что можно было ошибиться.
  Витя сжал кулаки, и напряжённо смотрел на экран локатора. Капельки пота скатывались по его лицу. И совершенно никаких звуков не было. Разве что бабахало бешено в груди сердце. И за обзорным, округлым иллюминатором ничего кроме подступающей вплотную, плотно обвивающей черноты не было видно. Но всё же Витя ожидал, что выдвинется из этой черноты нечто, и содрогался от этого ожидания...
  Затем он спросил очень тихим голосом:
  - Ну, далеко ли до Него?
  И, хотя компьютер ответил очень тихо, и всё тем же мелодичным женским голосом - Вите всё-таки показалось, что это не голос, а крик, и он вздрогнул.
  Компьютер произнёс:
  - Расстояние до Объекта составляет пятнадцать метров.
  Когда до Вити дошёл смысл этих слов, он вздрогнул сильнее прежнего, глаза его округлились, и он тихонечко вскрикнул:
  - А!
  Но компьютер поспешил его успокоить:
  - Тем не менее, сейчас объект совершенно прекратил своё движение. Можно с большой уверенностью сказать, что он больше не чувствует нас. Да, сейчас он начинает разворачиваться.
  - Куда разворачивается? - спросил Витя.
  - Чтобы уплыть, - пояснил компьютер.
  - Ну да, понятно, что уплыть, - пробормотал Витя, губы которого всё ещё дрожали.
  И тогда в Витиной голове произошла одна очень важная перемена. Если за минуту до этого он больше всего жаждал, чтобы неведомое существо не приближалось к батискафу, и вообще - сгинуло бесследно и навсегда, то теперь он испытывал сожаление оттого, что существо уплывало. Ведь действительно - уплывёт и сгинет бесследно и навсегда, а он, Витя, так и не узнает, что это было. А ведь можно сделать снимки, можно войти в историю.
  И Витя пробормотал:
  - А почему бы действительно не включить прожекторы, пока Оно ещё в пределах досягаемости? Ведь Оно всё-время обитало во мраке, и яркий свет должен Его ужаснуть. Так что Оно будет спасаться бегством, но прежде я его успею запечатлеть на плёнку.
  - Указанные действия не рекомендуются по причине их чрезмерной опасности, - отозвался компьютер.
  Но Витя уже чувствовал настоящий азарт первооткрывателя, и говорил:
  - И всё же включи прожекторы!
  И в самое последнее мгновенье он понял, что этот его поступок - просто ребячество, и что риск, которому он себя подвергает, неоправданный и чрезмерный.
  Но было уже слишком поздно. Компьютер был запрограммирован на то, чтобы повиноваться, и он повиновался - включил прожекторы.
  
  * * *
  
   То, что увидел за обзорным иллюминатором Витя, напоминало исполинскую, часть вытянутого тела многометровой, гусеницы. Сверху это тело было покрыто слизью, но то, что было глубже, засветилось радужными цветами.
  - Т-ты снимаешь? - заплетающимся языком спросил Витя.
  - Снимаю, - отозвался компьютер.
  И тут из гладкой до этого плоти существа быстро выдвинулись розоватые и сиреневые метровые шипы.
  А затем существо стремительно развернулось к ним. От возникшего водного потока батискаф ощутимо тряхнуло.
  Ну а Витя пробормотал жалобно:
  - Не сработало. Не испугалось Оно...
  Лицо существа пребывало в постоянном движении, постоянно изменялось. Вот из кипящей массы выдвинулся толстый отросток, и на конце его раскрылся глаз.
  И был этот глаз примерно метрового размера. Это не был человеческий глаз. Вместо белка мерцало нечто малахитовое, а вместо зрачка переливались и бурлили разные оттенки красного.
  Этот страшный глаз практически дотронулся до обзорного иллюминатора, и смотрел он прямо на Витю.
  Тогда мальчик из всех сил вжался в кресло, и пролепетал:
  - Нет, пожалуйста, не надо. Я ведь не сделал вам ничего плохого. А, если вы голодны, так, смею заверить: батискаф совсем не вкусный, а я слишком маленький, чтобы вы почувствовали мой вкус.
  Существо продолжало его разглядывать. Так продолжалось минуту. Вите показалось, что эта минута вместила в себя целые часы.
  Наконец он смог выговорить:
  - Ну, компьютер, что ты можешь сказать о Нём!
  Но вместо ставшего уже привычного женского голоса из динамика вырвался вибрирующее, беспрерывное: "А-а-а!", от которого у Вити сразу закололо в ушах, и начала кружиться голова.
  И мальчик взмолился:
  - Прекрати!
  Но "А-а-а!", вовсе не прекращалось, а продолжало вибрировать.
  Голова у Вити кружилась всё сильнее и сильнее, и вдруг, в эту тяжкую минуту он понял, что, на самом то деле это Существо пытается с ним общаться.
  - Нет, я не понимаю тебя, - простонал мальчик.
  И тут прямо перед ним раскрылась пасть, таких размеров, что в ней свободно мог поместиться батискаф.
  - Пожалуйста, не надо, - попросил Витя, и уже, когда батискаф был поглощён, добавил. - Я жить хочу...
  Прожекторы продолжали светить, и Витя видел стремительно сжимающееся и разжимающиеся внутренности Существа. Некая сила проталкивала батискаф все вперёд и вперёд.
  - Компьютер, ты слышишь меня?! - выкрикнул Витя.
  Из динамиков раздался треск, но и голос компьютера прорвался:
  - Да - слышу.
  - Где мы сейчас?
  - Могу предположить, что в желудке существа.
  - И каково сейчас состояние батискафа?
  - Он испытывает давление в двести атмосфер.
  - Это очень большое давление, - произнёс Витя.
  - Однако этот батискаф рассчитан на то, чтобы выдерживать и ещё большее давление, - произнёс компьютер. - Куда больше опасение вызывает желудочная кислота, которая в течение примерно пятнадцати часов может полностью разъесть наружную оболочку...
  Но, только он успел это вымолвить, как батискаф начал стремительно вращаться.
  - Что происходит?! - выкрикнул Витя.
  - Не могу определить, - отозвался компьютер.
  А в следующее мгновенье батискаф дёрнулся с такой силой, что, если бы Витя не был пристёгнут к креслу ремнями то, несомненно, пробил бы головой монитор.
  С головокружительной скоростью пронеслись они по туннелю настолько тёмному, что даже и прожекторы не могли его высветить.
  А затем они вылетели в воду. Стремительно надвинулась каменная стена.
  - Тормози!! - завопил Витя, и до отказа потянул ручку управления на себя.
  Но было уже поздно. Включённые двигатели лишь слегка уменьшили силу столкновения. Последовал очередной и очень сильный удар. Что-то жалобно затрещало внутри батискафа. Сверху посыпались и обожгли Витин затылок искры.
  Вдруг стало темным-темно, и только трещал и сыпал редкими и неяркими искрами какой-то повреждённый прибор. Витя только представил перспективу остаться в сломанном батискафе на двухсотметровой глубине, в пещере с чудищем, и содрогнулся.
  Он позвал:
  - Эй, батискаф, ты как - живой?
  Никакого ответа, и по-прежнему было темно, и трещало что-то в испорченных приборах. Витя взмолился:
  - Ну, батискаф; ну, пожалуйста - оживи.
  И тут загорелась одна лампочка.
  - Ура! - громко вскричал Витя.
  Вслед за первой лампочкой загорелась и вторая и третья, и, наконец, засиял монитор. В динамиках раздался сильный треск, но сквозь него прорвался голос компьютера:
  - Я ещё функционирую.
  - А каковы повреждения?
  - Полностью разбит один из прожекторов, частично повреждён манипулятор. Помимо того с различными степенями повреждения зафиксированы следующие приборы...
  - Нет, нет - не надо, пожалуйста, - прервал его Витя. - Ты только скажи: сможем ли подняться на поверхность?
  Компьютер подумал немного, а потом ответил:
  - Да, сможем.
  - Ну, что ж - тогда поднимайся скорее, - повелел Витя.
  Нехотя, с тарахтеньем, завёлся двигатель, и весь батискаф затрясся мелкой дрожью, затем - начал подниматься.
  Витя спросил:
  - Как там с чудищем?
  - Все приборы слежения выведены из строя, так что ничего не могу ответить на твой вопрос.
  - А как насчёт приборов связи?
  - Они то же не функционируют.
  - Да, наверное, Костя весь уже извёлся в ожидании. А я батискаф дорогущий попортил. Хотя, главное - есть ценнейшие съёмки этого чудища. Или... нет... не правильно я сказал. Самое главное сейчас - это вырваться из пещеры...
  
  
  
  
  
  Глава 3
  "Витя пропал..."
  
   Что касается Кости, то он в это самое время стоял на берегу Озера Ведьм, нажимал на различные кнопочки на объёмистом устройстве связи (возле этих кнопочек отсутствовали какие-либо надписи), и звал своего друга.
   Наконец, после того, как он нажал на очередную кнопочку, голос его, подхваченный микрофоном, и переданный через динамик, загремел по всему лагерю:
  - Витя, отзовись!!
  И ещё даже не осознав, что произошло, Костя ещё раз выкрикнул громче прежнего:
  - Ну, отзовись же!! Витька!!!
  И этот его, многократно усиленный крик, грому был подобен.
  Заворочались, зашевелились в своих палатках учёные, и вот начали вылезать, ещё сонные, ничего не понимающие, растерянно оглядывающиеся по сторонам.
  В Костиной голове мелькнула было мысль: "Бежать, пока не поздно!", но он сдержался, и остался на месте.
  Размышлял: "Куда же я побегу, пока судьба моего друга ещё не выяснена? Я должен рассказать учёным, что случилось, и тогда они быстрее вытащат его из пещеры. Ну, а что если всё хорошо, и он с минуту на минуту выплывет? Что ж - и в этом случае я не должен бежать, потому что за угон батискафа ему достанется, и я, как сообщник, должен быть рядом с ним, и разделить наказание. Даже более того, я должен принять всю вину на себя, потому что именно я рассказал Вите об этой экспедиции на Ведьмино озеро".
  Так рассудил Костя, и сразу же успокоился. Он первым подошёл к учёным, и вкратце рассказал то, что произошло.
  Эти бородатые люди недаром назывались учёными и, несмотря на некоторую рассеянность свою, всё-таки оказались людьми образованными, интеллигентными и спокойными. Выслушав Костину историю, они не стали, ни горячится, ни ругаться, они приняли происшествие как должное, и пожурили, прежде всего, себя, за свою безответственность.
  Кстати батискаф с Витей так и не появился. Отсутствовала и связь с ним.
  Понимали, что случилось неладное. Руководитель экспедиции позвонил по сотовой связи в город, вызвал команду спасателей.
  Но пока спасатели не приехали, решили действовать своими силами. В распоряжении экспедиции было ещё несколько водолазных костюмов, два из которых были вынесены к берегу.
  Увидев эти костюмы, рыжеволосый Костя, воскликнул:
  - А можно я то же поплыву на помощь своему другу?!
  - Ну, надо же какой! - воскликнул один из учёных, и не понятно было, чего в этом восклицании больше - укора, насмешки, или же восхищения.
  Конечно, Косте не позволили спускаться на дно озера, а поплыли двое, наиболее физически подготовленные участника экспедиции.
  Потянулись невыносимо долго минуты ожидания...
  По истечении получаса аквалангисты наконец-то вернулись. Костя бросился к ним, выкрикнул:
  - Ну, что - видели Витю?!
  - Ни Вити твоего, ни батискафа нашего, - мрачно ответили учёные.
  - Ну, а до туннеля, которые на дне озера начинается, доплыли? - спросил Костя.
  - Доплыли...
  - И что же?
  - А то, что вход в туннель заморожен.
  - То есть, как это заморожен?
  - А так, что решётки там нет, а есть лёд, который заполняет весь этот проход, и нет ни малейшего зазора, в который можно было бы хотя бы палец просунуть.
  Теперь уже не Костя, а иные, подошедшие учёные спрашивали:
  - И насколько же толстый этот лёд?
  - А мы откуда знаем? - проворчали аквалангисты. - Во всяком случае, окончания его не видно.
  - А проломить не пробовали?
  - Пробовали. Никаких результатов. Лёд чрезвычайно твёрдый.
  И вот начали спорить относительно того, откуда появился этот лёд. Костя никакого участия в этом споре не принимал - он стоял чуть в сторонке, и грыз ногти. Беспокойство за Витю было чрезвычайно сильным. Тем не менее, Костя всё-таки надеялся и верил, и чувствовал, что его друг жив...
  Кстати, то, что произошло с того мгновенья, когда Витя забрался в батискаф, и до того мгновенья, когда связь с ним была потеряна, оказалось записанным в память устройства связи, так что учёные получили подтверждение всем Костиным словам.
  Но шли минуты, а Вити всё не появлялся. И это было самым страшным.
  
  * * *
  
   Что касается городских спасателей, то они добрались до Озера Ведьм только через шесть часов. Витя к тому времени так и не появился.
   Вооружившись своим оборудованием, спасатели спустились к входу в туннель, и попытались пробить его с помощью своего оборудования. Ничего у них не получилось. На льду осталось лишь несколько незначительных царапин.
  Спасатели звонили в город - договаривались о доставке специального оборудования...
   Учёные спрашивали:
  - Ну, и когда ваше оборудование прибудет?
  Спасатели отвечали:
  - Обещают завтра после полудня.
  Слышавшие это учёные и омрачились больше прежнего. Кто-то из них сказал:
  - Запасы воздуха в батискафе рассчитаны на сутки. Завтра после полудня там уже нечем будет дышать.
  Спасатели старались выглядеть бесстрастными и отвечали:
  - Мы делаем всё, что в наших силах...
  И это значило, что ничего не изменится, и оборудование пребудет только на следующий день, после полудня.
  Костя был поблизости, и всё это слышал.
  Услышав последние слова, он сказал громко:
  - Если бы вы приложили к этому делу все силы своих душ, то Витя был бы спасён!
  И тут оказалось, что всё это время Костя только и делал, что путался под ногами. И учёные, и спасатели единодушном сошлись на том мнении, что Костя должен быть выдворен подальше от Озера Ведьм.
  Впрочем, так как Костя всё-таки был связан с пропавшим Витей, а в некоторой степени и с батискафом, то записали номер его дачного участка, номер домашнего телефона, а также и адрес городской.
  После этого Косте было сказано, чтобы он шёл к себе на дачу, и пока не куда не уезжал.
  
  * * *
  
   Опустив голову, Костя медленно шёл по узенькой и извилистой лесной тропке. Он так разволновался из-за Вити, что и не заметил того, что идёт не к даче своей, а в сторону прямо противоположную.
   Но вот, наконец, остановился, огляделся. Увидел он деревья высокие, широкие и мрачные. Преимущественно это были ели и сосны. На земле тёмно-серым ковром лежала хвоя. Тяжёлый, безветренный воздух наполнялся тьмою - уже подступали сумерки. И Костя понял, что никогда прежде не заходил в эту часть леса.
   Он почесал в затылке и пробормотал растерянно:
  - Ну, я и забрёл. Надо, однако, и на дачу возвращаться, а то мои родители обо мне будут волноваться. Да уже, наверное, и волнуются...
  Он сделал несколько шагов назад, но тут остановился и сжал кулаки. В глазах его заблестели слёзы. Костя вымолвил:
  - Нет! Если я сейчас пойду на дачу, то это будет значить, что я сдался, и Витю уже не удастся спасти. Но я чувствую, что могу ему помочь!.. Вот если бы только знать, что делать дальше. Если бы мне был дан какой-нибудь знак...
  И, как только он вымолвил слово "знак", как раздался карканье, которое в окружающей его мертвенной тиши прозвучало, словно раскат грома. Костя резко обернулся, и обнаружил, что на ветви сидит совершенно чёрный, здоровенный ворон.
  - Ну, здравствуй, - пробормотал Костя.
  Тогда ворон шумно взмахнул крыльями и перелетал на другую ветку, которая располагалась несколько в стороне от тропы.
  - Хочешь, чтобы я пошёл за тобой? - спросил мальчик.
  Ворон кивнул головой, и ещё раз каркнул. И Косте послышался в этом карканье ответ: "Да".
  - Ну, что же - я иду, - вымолвил мальчик.
  И вот он сошёл с тропы, и пошёл за вороном.
  Ворон перелетал с ветку на ветку, дожидался Костю, иногда оглашал эту мрачную часть леса своим карканьем...
  А Косте приходилось идти значительно медленнее, чем ему хотелось бы. Дело в том, что из земли торчали корни, и было уже так сумеречно, что приходилось вглядываться, чтобы эти корни увидеть, и не споткнуться, и не растянуться. Впрочем, Костя всё-таки и спотыкался, и падал...
  
  * * *
  
   Когда уже совсем стемнело и, когда на небе высветились ясные и прекрасные звёзды, Костя увидел впереди, среди совсем уж древних да страшных деревьев маленький огонёк.
   Его крылатый провожатый шумно взмахнул крыльями, и стремительно полетел к этому огоньку. Ну, а Костя поспешил за ним.
   Мальчик забыл об угрожающей ему от корней опасности, а поэтому разогнался в полную силу.
   Он выскочил на полянку, с противоположной стороны которой стояла низенькая, практически вросшая в землю избушка. И в это же мгновенье он споткнулся. Взмахнул руками, выгнулся назад, но скорость его движения была слишком быстрой, и он уже не мог остановиться.
   В результате, Костя совершил замысловатый пируэт в воздухе, и ещё продолжая лететь, врезался ногами в дверь. Дверь распахнулась, и Костя влетел внутрь избушки.
   Сразу вслед за ним проскочил и чёрный ворон.
   Оказалось, что сразу же за дверью начинались каменные, ведущие вниз ступеньки. Мальчик, проявив воистину акробатическую ловкость, умудрился на одной из этих ступенек обеими своими ступнями утвердиться.
   Но, так как ступени были недавно вымыты, и вода ещё не успела высохнуть, Костя поскользнулся, и, вновь перевернувшись в воздухе, рухнул в большущий медный котёл, днище которого обвивали огненные языки. И, хотя вода ещё не кипела, но была весьма жаркой. Так что Костя взвыл и взмыл. Он выскочил из котла, и оказался перед лицом древней, сильно сгорбленной старухи. Нос старухи был таким длинным, что почти упирался в пол. Длинные её, седые волосы шевелились сами собой.
   Старуха смотрела на мокрого, источающего пар Костю с интересом, но без испуга. Глаза её, кстати, раза в два превышали нормальные человеческие глаза, так что это уж скорее Костя испугался. Сделав над их головами круг, ворон уселся на плечо к старухе, и тоже уставился на мальчика.
   Мальчик напряжённо думал, что бы такое сказать, но, так как мысли его пребывали в крайнем смятении, то ничего путного в его голову не шло. Он только прокашливался, и переступал с ноги на ногу.
   Наконец старуха спросила:
  - Ну?
  - Э-э, - ещё более растерянно протянул Костя, и покраснел от смущения.
  - Ведь ты хотел бы узнать про своего дружка. Что с ним, да где он?
  - Да-да! - выпалил Костя.
  И тут же это глупое смущение оставило его, и он говорил, уже не останавливаясь:
  - Ведь вы, я так чувствую, какая-то ясновидящая, или даже колдунья...
  Старуха сильно кивнула, и при этом ударилась своим великанским носом об пол - от этого удара в полу осталась маленькая ложбинка. Ворон же вытянулся вперёд, и легонько клюнул Костю по лбу.
  Мальчик продолжал:
  - Ну, а раз вы всё знаете, так и расскажите всё! Ведь ему можно помочь, правда?!
  Старуха ещё раз ударила носом по полу, углубив тем самым ложбинку, а ворон ещё раз клюнул Костю в лоб.
  - Тогда скажите, как я могу ему помочь! - выкрикнул Костя.
  - Нелегко тебе придётся, - вымолвила старуха.
  - Ничего-ничего. Я к любым испытаниям готов. Лишь бы только Витю спасти! - заверил её Кости.
  - Ты бы успокоился, - предложила ему старуха.
  - А вот и не подумаю! - вскричал Костя, за что получил ещё один удар вороньего клюва по своему лбу.
  Тогда мальчик махнул на ворона рукой, и крикнул ему:
  - А ты чего клюёшься?!.. А успокаиваться я не собираюсь, потому что у Вити в батискафе сейчас воздух заканчивается. Дорога каждая минута...
  И старуха произнесла:
  - Дело в том, что твой Витя уже не в батискафе.
  - Что? Так, где же он сейчас?
  - Под озером есть пещера...
  - Знаю, знаю. Туда Витя и заплыл.
  - Вот в том то и проблема. Ведь в пещере той с давних пор обитает Ягагатор.
  - Что? Какой ещё Ягагатор?
  - Ну, сыночек мой.
  - Подождите-подождите. Но там же воздуха нет. Это же подводная пещера.
  - А ему воздух и не нужен. Он как рыба - в воде живёт.
  - Ух ты! Ну и давно вы его родили?
  - Да веков шестьдесят назад, - ответила старуха. - Тогда он ещё маленьким был, но никакого сходства ни с человеком, ни со зверем не имел. И уже тогда причинял мне немало бед. И всё из-за его дара, или проклятья...
  Старуха печально вздохнула, и на некоторое время замолкла.
  - Так как же мне Витю спасти?! - довольно бесцеремонно прервал её печальные воспоминания Костя.
  Но старуха ещё целую минуту молчала, и только по истечении этого срока вымолвила, будто и вовсе Костиного вопроса не слышала:
  - Что ж касается сыночка моего Ягагатора, то он способен ворота между этим миром и миром снов открывать. Вот тебе примерчик. Посадила я Ягагатора своего в бочонок водой заполненный, а сама спать залегла. Ну, а проснулась, так оказалось, что и избушка моя и прилегающая к ней область леса такими ужасами наполнена, что и не описать. Ведь я ж всё-таки злая колдунья, и внутренний мир, и сны мои изяществом не отличаются. Кстати, зовут меня Баба-Яга.
  - Да ну! - недоверчиво и, вместе с тем, испуганно, уставился на неё Костя.
  - Да ты не бойся, я уж старая совсем стала, и не кусаюсь, - успокоила его старуха. - В общем, в тот раз пришлось мне с тем, что в избушке, да в её окрестностях из-за Ягагатора народилось, в схватку вступить. Потом наставительную беседу с сыночком своим провела, а он ничего не понял, потому что совсем неразумным был. В общем, из-за него не только я, но и весь лес, а, может, и весь мир в опасность поставлены были. И пришлось мне Ягагатора в пещеру под озером заключить. С тех пор разросся он, тридцатиметровым стал.
  - Ничего себе! Это ж настоящий кит! - воскликнул Костя.
  - Уж лучше сто китов, чем один Ягагатор, - вздохнула Баба-Яга. - Если кто к нему заплывёт, глотает Ягагатор. Кушать то ему хочется. Однако ж, друга твоего переварить он не смог, и выплюнул в Мир Снов.
  - В иное измерение что ли? - переспросил Костя.
  - Да нет же, - покачала головой колдунья. - Говорят тебе: в Мир Снов, а про какие-то там иные измерения, я и знать не знаю.
  - Хорошо, пусть в мир снов, - кивнул Костя. - А почему тогда вход в пещеру льдом зарос?
  - Видать, в том Мире Снов очень холодно, - ответила Баба-Яга.
  - Интересно, почему в Витином мире снов так холодно? - спросил Костя.
  - Так он же не в свой Мир Снов попал, - как нечто само собой разумеющееся изрекла старуха.
  - А в чей же?
  - Конечно же, в Мир Снов своей второй половинки.
  - А что это за вторая половинка? - полюбопытствовал Костя.
  - А и не знаю, - ответила Баба-Яга.
  - Так как же я тогда её найду? - горестно проговорил Костя.
  - Подожди немного, - повелела колдунья.
  Вслед за этим старуха развернулась, и иногда постукивая своим носищем по полу, медленно проковыляла в дальний, тёмный угол. Оказывается, там имелась дверка, которая и скрипнула, открыв некое совершенно затемнённое помещение.
  Баба-Яга бесследно канула в этой черноте.
  Ворон уселся на краю котла, и, не шевелясь, глядел на Костю. Мальчик смотрел в его выпуклое воронье око, видел своё отражение, а также и то, что отражение это корчит ему всяческие рожицы, в то время как он, Костя, даже и не шевелится.
  Заворожённый этой колдовской пантомимой, он не заметил, как пролетело время ожидания. Но вот, наконец, вернулась Баба-Яга и встряхнула его за плечо.
  Костя громко зевнул - ему уже очень хотелось спать. Прошёл длинный, тяжёлый день.
  Но он чувствовал, что до сна ему ещё далеко.
  Баба-Яга протянула ему сияющий золотом клубок, и вымолвила:
  - Вот. Он проведёт тебя, ко второй Витиной половинке.
  - Спасибо, - кивнул Костя.
  Он попытался взять клубок, но тут же вскрикнул - клубок оказался таким же горячим, как пламя в печи. Мальчик выронил клубок, и тот, повалившись на пол, описал возле его ног круг. Затем сделал ещё один такой же круг, но уже в обратном направлении.
  - Ну, ладно я пойду за ним, - вымолвил Костя, бросился было к выходу, но тут же остановился, спросил. - Извините, а сколько сейчас времени?
  - Час после полуночи, - ответила Баба-Яга.
  - Ох, а мои домашние то уже, должно быть, совсем изволновались, - вздохнул Костя, и добавил мечтательно. - Вот бы связаться сейчас с ними, и сказать, что я на несколько дней останусь у нашей бабушки, которая в деревне живёт.
  - Нет ничего проще, - сказала Баба-Яга.
  Затем старуха достала из своего глубокого и тёмного кармана нечто, что могло бы сойти за сплетённый из тысяч маленьких зеленоватых паутинок сотовый телефон.
  Этот телефон дышал, и тихонько похрапывал, а когда Костя начал нажимать на его грибовидные кнопочки, то заворчал раздражённо.
  Мальчик набрал номер сотового своей матери, и она сразу же ответила.
  - Костя, это ты?
  - Да. Я у бабушки Клавы на три дня останусь.
  - А мы так за тебя волновались, - всхлипнула мама.
  Но тут раздался сердитый голос отца:
  - Ну-ка дай трубку, я поговорю с этим сорванцом...
  И уже суровый отец обратился к Косте:
  - Ну-ка позови бабу Клавдию...
  Костя беспомощно взглянул на Бабу-Ягу, но она выхватила из его руки "сотовый" и заговорила голосом, который ничуточки не отличался от голоса бабы Клавы.
  - Да?..
  И далее последовала пятиминутная беседа, в течение которых Яга отвоевала в своё распоряжение "проказника" и "хулигана" на пять дней.
  Костя едва дождался того мгновенья, когда разговор был закончен, и тут же бросился к выходу. Путеводный клубок опередил его - запрыгал вверх по ступенькам.
  И вот Костя выскочил в ночь.
  Когда дверь захлопнулась, Баба-Яга вымолвила:
  - Следовало бы ему сказать, что шансы на успешное завершение этого дела невелики.
  А ворон добавил вполне человеческим голосом:
  - И я бы прямо сказал: очень невелики. Шансы на спасения ничтожны. Их практически нет.
  - Они обречены, - хихикнула колдунья.
  Но и она, и слуга её ворон очень ошибались.
  
  
  
  
  
  Глава 4
  "Холодный мир"
  
   Витя управлял батискафом - плыл вверх по туннелю.
  Так как двигатель был повреждён, батискаф постоянно трясся и, время от времени, задевал об стены туннеля, из-за чего Витю постоянно мотало из стороны в сторону. Но он приговаривал:
  - Ну, ничего. Во всяком случае, это чудище тридцатиметровое в этот туннель не протиснется. Не достанет меня...
  Через некоторое время он вымолвил:
  - Что-то холодно становится...
  Бортовой компьютер, с трудом, через треск всё усиливающихся помех, доложил:
  - Действительно, зафиксировано резкое падение температуры окружающей нас воды.
  - Ну, и чем же это можно объяснить? - поинтересовался Витя.
  - Не знаю. Не могу объяснить. Недостаточно данных, - вполне искренне ответил компьютер.
  Но вот они выплыли из туннеля.
  И сразу же бросилось в глаза то, что на дне озера стало значительно темнее. А если бы не луч единственного оставшегося прожектора, то Витя вообще бы ничего не увидел.
  - Что ж это такое? - растерянно пробормотал мальчик. - Тучи что ли солнечный свет преградили? Но, вообще-то, хорошую погоду обещали...
  А после этого он обратил внимание на ещё одну деталь. Со дна озера поднимались тёмные и густые, весьма похожие на щупальца какого-то хищника водоросли. Но ведь он хорошо помнил, что прежде на дне Озера Ведьм никаких водорослей не было.
  Витя даже ущипнул себя. Водоросли оставались на прежнем месте.
  - Чем ты можешь объяснить появление на дне озера водорослей? - спросил он у компьютера.
  - Ничем, - ответил компьютер.
  Тогда Витя начал протирать глаза, надеясь, что эти страшные водоросли всё-таки исчезнут.
  Но, когда он отнял от глаз свои руки, то увидел, что из-за водорослей выплыла, и направляется прямиком к батискафу русалка. У неё было полупрозрачное, зеленоватое тело, и полагающийся русалкам длинный, рыбий хвост.
  Когда она подплыла к иллюминатору, Витя пронзительно вскрикнул:
  - Изыди!
  Русалка улыбнулась, и обхватила иллюминатор руками. Батискаф сильно качнуло. Кстати, внутри батискафа было просто невыносимо холодно.
  Витя тихонечко проговорил:
  - Ведь тебя нет, правда? Ведь ты просто мерещишься мне, правда?
  Улыбка на лице русалки становилась просто до невозможности широкой, и вдруг она начала двигаться вперёд. Плотное, выдержавшее нападение пещерного чудища, стекло расступилось перед ней, сильно дыхнуло водорослями и тиной.
  - А-а-а!! - пронзительно завизжал Витя.
  Мальчик попытался вскочить и убежать, но, так как был пристёгнут к креслу, то только дёрнулся вверх, и тут же был притянут назад.
  И тут заговорила русалка, но её переливчатый голос раздавался не изо рта её, а звучал прямо в Витиной голове:
  "Не дёргайся, мальчик. Дай я посмотрю в твои глаза. Они такие удивительные. Никогда таких глаз не видела. Они напоминают мне о чём-то..."
  Некоторое время русалка глядела в глаза трясущегося Вити. Она только наполовину пролезла сквозь иллюминатор, что же касается её хвоста, то он остался в воде, и плавно изгибался вверх и вниз.
  И вновь голос зазвенел в Витиной голове голос русалки:
  "Не нравятся мне твои глаза. Обжигают они. Дай-ка поцелую тебя. Дай этот пламень нехороший погашу в тебе..."
  Витя посмотрел на её губы, и увидели, что они такого же цвета, как и старый ил. Заметил он, что между этих губ процеживаются кусочки старых, перегнивших водорослей.
  Поцелуй русалки ужасал Витю, он думал, что от этого поцелуя и сам он может превратиться в какого-нибудь подводного жителя. Он, сколько это было возможно, отстранил лицо, и, одновременно нашарил на приборной доске выемку для управления манипулятором.
  И вот манипулятор пришёл в движение.
  Витя хотел ударить манипулятором русалку сзади, по хвосту, но манипулятор был сломан, и его ускорение получилось гораздо более сильным, чем ожидал мальчик. Тем не менее, русалка насмешливо погрозила Вите пальчиков и, так и не поцеловав его, отскочила в сторону.
  От удара иллюминатор покрылся трещинами, на приборную панель брызнули струи озёрной воды.
  А вода была ледяная. Каждая её капелька подобна была игле. Вода обжигала своим холодом, и Витя невольно вскрикнул...
  Наконец, Вите удалось расстегнуть ремни безопасности, он попытался рукой заткнуть пробитый иллюминатор, но, конечно, ничего у него не получилось. Многочисленные пробоины расширялись, а под ногами уже булькала вода. Тогда Витя закричал:
  - Всплывай!!
  Но всё, на что был ещё способен компьютер - это на короткий булькающий звук, который был извергнут из динамиков.
  Вода продолжала набираться, и чем дальше, тем быстрее. Вот уже достала до Витиного пояса. Мальчик трясся от холода.
  - О-открывай л-люк! - приказал, стуча зубами, Витя, но бортовой компьютер был уже мёртв.
  Тогда Витя ухватился за люк, и начал его проворачивать. По-видимому, что-то в механизме защемило, и поэтому это вращение давалось Вите с очень большим трудом. И, если бы не смертельная опасность, то он бы и вообще с этим не справился.
  В батискафе осталось уже совсем мало воздуха. Вите приходилось выгибать голову к самому люку...
  Наконец, люк был открыт, и Витя вместе с последними воздушными пузырями устремился вверх...
  
  * * *
  
   Под водой было страшно, просто до смерти холодно. Витя подумал: "Ведь так и мозги промёрзнут", а потом ещё: "Хорошо всё-таки моржам - они совсем холода не чувствуют".
   И тут из мрака прямо перед ним выплыл полупрозрачный, источающий тусклое зеленоватое свечение лик русалки.
   Витя хотел закричать: "Нет!!", но вместо этого лишь несколько пузырей драгоценного воздуха вырвались из его рта. Русалка усмехнулась, и её голос отчётливо прозвучал в Витиной голове: "Теперь тебе никуда не деться".
   Она стала приближаться к Вите, и тогда увидел мальчик, как изменяется её лик. Впали и вовсе исчезли в пустых глазницах её глаза; исчез нос, исчезли губы, и остался только череп, тоже, впрочем, полупрозрачный, и от этого особенно жуткий.
   Витя задрожал и поперхнулся. Он задыхался.
   "Ну что же ты?" - теперь голос русалки стал насмешливым: "Или, думаешь, не сладок мой поцелуй? Поверь, тебе будет очень хорошо. На дне озёрном ты забудешь всё. И даже то, что был когда-то человеком. А главное, я потушу пламень, который так пышет из твоих глаз".
   И тогда Витя в каком-то мгновенном, волшебном наитии понял, что его необычные, источающие солнечный свет глаза - это единственное оружие против этой нежити. Он ещё не знал, как этим оружием воспользоваться, но только возжелал с силой огромнейшей вырваться к свету, к воздуху, к свободе, к жизни.
   И на мгновенье глаза его полыхнули так сильно, что двум прожекторам уподобились. Тогда взвизгнула русалка, сжалась, и уже рыбёшкой малой устремилась прочь, и растворилась в темноте, которая после этой вспышки вновь на Витю со всех нахлынула.
   Но мальчик всё равно погибал. Он замерзал, он задыхался. Страстно рванулся вверх, и почти сразу же ударился руками об лёд. И таково было состояние Вити, что он даже не удивился этому льду.
   Но с ещё большей силой возжелал жить. И глаза его полыхнули так ярко, что Витя едва не ослеп. Стало жарко. Растопленный потоком его лучистого света, лёд раздался в стороны. Витя из последних сил рванулся вверх, и смог-таки вдохнуть воздуха. Но воздух оказался морозным, зимним...
  
  * * *
  
   На поверхности было темно, но не совсем темно, а как бывает в позднюю ночную пору зимой, где-нибудь на окраине большого города. Вроде бы и никаких огней в окнах домов уже нет, но всё же долетают откуда-то, отражаясь на сумрачном, снежном небе, тёмно-оранжевые отсветы фонарей.
   Витя кое-как выбрался из растопленной его глазами проруби, прополз немного по заснеженному льду, и там начал извиваться, трястись сильно, зубами стучать - всё-таки было очень холодно.
   Затем вскочил, и бешено начал прыгать, сгибать и разгибать руки и ноги, приседать, вращать головой. Вроде бы немного согрелся, и тогда всё-таки огляделся.
   Нет - это было определённо не Озеро Ведьм. Ведь Озеро Ведьм было весьма крупным лесным озером, а то место, из которого выбрался Витя, являлось, в общем-то, и не озером вовсе, а так - озерцом. К тому же - это озерцо имело происхождение искусственное, и, если бы взглянуть на него сверху, то представляло собой вытянутую букву "О".
   По берегам озера росли деревья: чёрные, мрачные, без единого листика, с их ветвей свисали длинные, порой до самой земли достающие сосульки.
  А на некотором отдалении, за деревьями виднелся силуэт многоэтажного, жилого дома. Это был вытянутый, несколько подъездов вмещающий дом. Ни единого окошка в этом доме не горело. Исходила от этого дома какая-то неизъяснимая угроза...
  Вновь начал пробирать мороз. Витя перепрыгивал с ноги на ногу, сильно размахивал руками и приговаривал:
  - Это определённо не наш лес. Можно, конечно, предположить, что из подземной пещеры я выплыл по какому-то другому туннелю, и, соответственно, попал в другое место. Но тогда сразу возникает следующий вопрос: почему здесь зима? Это что - крайний север? Как же я мог в течение нескольких минут тысячи километров проплыть, и оказаться на севере?.. У-у, холодно!!
  Ему и на самом деле было очень холодно, и напряжённые упражнения уже не помогали. Тогда Витя пробормотал:
  - Побегу-ка я к этому дому. Авось меня там кто-нибудь приютит.
  Он выбрался на берег, и там увидел, что на ветви сидит, и смотрит на него выпученными нечеловеческими глазищами птица чёрно оперенная, и с испускающим тёмно-матовое свеченье девичьим лицом. Из-под тёмно-синих её губ выступали острые клыки.
  Витя не смел отвернуться от этой страшной птицы - боялся, что она может бесшумно взмахнуть своими крыльями, взмыть, и сзади впиться ему в шею, разорвать его артерию, выпить жадно его кровь. И он медленно пятился, время от времени, взмахивая руками. Он делал эти движения, чтобы сохранить равновесие - ведь поверхность была обледенелой, и ноги его разъезжались.
  Птица с девичьим лицом не шевелилась, но глаза её едва приметно пульсировали, и мальчик явственно чувствовал исходящую от них отнюдь не добрую энергию.
  Но тут Витя поскользнулся, и покатился по обледенелой поверхности вниз. Оказывается, "О"-образное озерцо располагалось на возвышенности.
  Вот обледенелый спуск закончился, но Витя всё никак не мог остановиться - катился дальше и дальше. Он пытался зацепиться за что-нибудь руками, но не за что было уцепиться - по гладкому ледовому полю катился он в сторону жилого дома.
  Над головой его пронеслась, и издала пронзительный, насмешливый вопль птица с девичьим лицом. Между тем, скорость Витиного движения не только не замедлялась, но ещё и увеличивалась.
  Вот на пути его предстал обледенелый холм. Для мальчика этот холм стал тем же, чем хороший трамплин для лыжника, мчащегося с большой скоростью по склону большой горы. Мальчик взмыл в воздух, и полетел, стремительно вращаясь, и уже ничего не видя и не соображая. В голове проносились обрывки мыслей: "Вот сейчас как врежусь!.. Потом костей не соберу!"
  Он пронёсся рядом со стволом обледенелого дерева, вытянул к этому стволу руки - попытался ухватиться за него. В результате расцарапал об шершавую, жёсткую кору ладони, и замедлил скорость полёта. И, возможно, только благодаря этому не расшибся насмерть об стену дома, но только ударился об неё, и издал жалобный вздох:
  - Ох...
  А когда приподнялся, и огляделся, то понял, что - это и есть тот самый здоровый, многоэтажный дом, который он увидел от озера. Стена дома имела цвет блекло-серый, с многочисленными, сильно ветвящимися чёрными прожилками трещин. В некоторых местах на стене образовались твёрдые снежные наросты, и свисали с этих наростов сосульки.
  И по-прежнему ни из одного окна не лился электрический, или хотя бы какой-нибудь иной свет. Этот дом казался мёртвым.
  Судьбе было угодно, чтобы Витя взрезался в стену чуть в стороне от одного из подъездов. Перед этим он проломил своим облачённым в жалкую для зимы, летнюю одежку телом, чахлые, помертвелые кусты.
  Прямо над Витиной головой был подоконник, а ещё выше - окно. И он решил постучать в это окно. А там, будь что будет - пусть орут на него, пусть милицию вызывают. Даже хорошо, если милицию вызовут. В милиции он согреется, в милиции Витя объяснит, кто он такой, и его, скорее всего, сразу же направят домой.
  Вот он вытянул вверх руку, сжал посиневший кулак, и ударил им. Если бы этот удар пришёлся по стеклу, то стекло, скорее всего, не выдержало бы, и разбилось, или, по крайней мере, покрылось трещинами. Он просто не мог рассчитать сил.
  Но никакого стекла не было. Его кулак прорезал воздух.
  - Что? - пробормотал Витя. - Как же это они зимой с открытыми окнами спят?..
  И вот он уже двумя руками ухватился за подоконник, и, извиваясь всем своим тощим телом, кое-как подтянулся. Оказалось, что весь подоконник покрывали тёмные пятна ожогов. Жалкие остатки стекла были вплавлены в пол.
  В сумрачном, неясном свете разглядел Витя внутренности комнаты, которая вся была выжжена лютым, неистовым пламенем.
  Были там выжженные остовы мебели: стола, книжных полок и шкафа. С потолка свисал кусок почерневшего провода: должно быть - это было всё, что осталось от люстры.
  Но в то же мгновенье повеяло от этой комнаты на Витю чем-то родным, знакомым и милым.
  Мальчик он, перевалив через подоконник, грохнулся на пол, в который вплавлены были остатки стекла.
  Вот он вскочил на ноги, и спросил шёпотом:
  - Есть здесь кто-нибудь?
  И тут же в ответ ему послышался стон. Очень тихим был этот стон, но так уж казалось, будто исходил он сразу со всех сторон.
  Витя вздрогнул, и прошептал:
  - К-кто з-здесь?
  Но на этот раз уже не было никакого ответа. Он подождал целую минуту; а, быть может, и дольше...
  Никаких звуков больше не было. Испытывая сильное чувство страха, Витя всё-таки спросил:
  - Если здесь кто-нибудь всё-таки есть, так скажи, кто ты?
  Безмолвие, тишина мертвенная, тишина в который каждый частый удар его подмёрзшего сердца казался Вите раскатом грома - вот, что получил он в ответ.
  Тогда он медленно начал углубляться в комнату. И вскоре обнаружил, что на противоположной от окна стене расположено нечто даже более чёрное, чем окружающие, выжженные стены.
  И он почувствовал: просто необходимо увидеть, что это такое необычайно чёрное. Необычайные его глаза начали разгораться золотистым сиянием, и в этом сиянии он смог разглядеть то, что было на этой стене.
  Это был контур сожжённого человеческого тела.
  - Кто ты? - спросил Витя.
  Мельчайшие частицы пепла начали отделяться от выжженного контура. Они плавно и стремительно кружились в воздухе, и не думали падать вниз, а разгорались тусклым багровым свечением.
  Вите стало не по себе, но он стоял и не в силах был пошевелиться. Он бормотал:
  - Что это за место такое? Что это за квартира? Почему она мне так знакома? Ведь это точно не моя квартира. Я на восьмом этаже живу. А кто из моих друзей на первом этаже живёт?.. Никто!
  Всё больше и больше багровеющих частиц пепла появлялось в воздухе. Они кружились, и исходил из них мученический стон.
  - Кто ты? Ответь! Прошу! - выкрикнул Витя, испытывая чувство ужаса.
  Ему казалось, что он уже почти вспомнил, что это за место, и где он его видел, и надо только ещё немного сосредоточиться, чтобы всё вспомнить.
  Но тут сзади раздался резкий щелчок. Витя оглянулся. Одна из прожжённых половиц на полу приподнялась. Под половицей было черным-черно, но оттуда выглянули два источающих красное свечение глаза. Ещё одна половица приподнялась, и ещё два точно таких же глаза выглянули из-под неё.
  Витя чувствовал, что от обладателей этих глаз добра не дождаться.
  Путь к окну уже был отрезан, так что мальчик начал пятиться в коридор, который был таким же обгорелым, как и вся эта мёртвая квартира.
  Глаза Витины уже не светились - он испытывал только лишь страх и сильную усталость. В тёмном коридоре он споткнулся об очередную, со скрипом приподнявшуюся половицу, и растянулся на полу.
  И тут же рядом с собой увидел два красных глаза. В ноздри ударил резкий, неприятный запах, исходящий от тела какого-то животного. Мальчик хотел отдёрнуться, но его опередил сухой, лишённый каких-либо эмоций голос:
  - Тихо. Не рыпайся. Иначе я перегрызу тебе горло.
  - Но кто ты? - спросил Витя.
  Тут появился и поплыл в его сторону факел, размером всего лишь с ладонь взрослого человека. И в свете этого факела Витя увидел, что перед ним стоит крыса. Но крыса стояла на задних лапах, что для крысы было, прямо скажем, совсем не обычно. Помимо того, крыса была облачена в кафтан тёмно-рыжего цвета. Размером же своим она превосходила обычную крысу раза в три.
  Что касается факела, то его принесла иная крыса, ничем от первой не отличающаяся. Помимо того ещё несколько крыс подошли и окружили мальчика.
  У крыс поочерёдно открывались ротики, и доносились оттуда совершенно одинаковые, лишённые какой-либо эмоции голоса:
  - Не советуем тебе рыпаться, мальчишка... У нас острые клыки, они сразу перегрызут твоё горло... Видел ли ты когда-нибудь, как двигаются крысы?
  - Э-э... д-да... - пролепетал Витя.
  - Ну, и как же они... то есть мы двигаемся? - осведомилась одна из крыс.
  - Очень быстро, - ответил мальчик.
  - Совершенно верно, - кивнула крыса. - А мы, подвальные крыса его величества Мёртвого Дома двигаемся ещё быстрее обычных крыс, так что тебе, нерасторопный человечишка, нечего даже и думать о бегстве.
  - А я и не думаю, - вымолвил Витя.
  - Врёшь, - без всякой эмоции произнесла крыса. - В твоих глазах ненавистных, жгучих вижу желание к двери бежать. Но запомни: гораздо быстрее, чем твоя рука к дверной ручке прикоснётся, я уже разорву твою шею. Так что пошли за нами.
  - Куда? - пролепетал Витя.
  - В подвал, - ответила другая крыса.
  - А что там будет?
  - Не задавай лишних вопросов.
  - Вы что - собираетесь меня съесть?
  - Пошли, скоро всё узнаешь.
  Они провели его на выжженную кухоньку, где в полу имелся проём достаточно широкий для того, чтобы в него протиснулся человек.
  Витя упёрся руками в обугленный пол, и медленно начал погружаться вниз, в черноту.
  - Быстрее, - приказала крыса.
  - Не могу, - произнёс мальчик, которому на самом деле было очень страшно.
  Тогда крыса прыгнула ему на затылок, и Витя полетел вниз, в черноту.
  
  
  
  
  
  Глава 5
  "Вторая половинка"
  
   Костя страстно жаждал выпить кофе. Он чувствовал, что, если не поглотит хотя бы кружечку этого напитка, то просто повалится и заснёт.
  Ведь всю прошедшую ночь он бежал через лес за сияющим солнечным клубком, который хоть и разматывался, но всё-таки слишком медленно разматывался, а это значило, что до второй Витиной половинки ещё очень далеко.
  Но, когда уже взошло солнце, запыхавшийся, взмокший, и, постоянно зевающий Костя обнаружил, что он бежит по улице небольшого, сельского типа городка. Собственно, городок этот ничего для Кости не значил, но в глаза ему бросилась вывеска: "Кофе". В усталой, тяжёлой голове мелькнула мысль: "Как раз то, что мне нужно".
  И он шикнул на путеводный клубок:
  - Оставайся пока что здесь...
  А сам он взбежал на крылечко, распахнул дверь, и ворвался внутрь этого старенького, одноэтажного домика, сложенного из стандартных бетонных плит.
  И сразу, по меньшей мере, два десятка насторожённых глаз занялись внимательным изучением его лица, одежды, обуви, волос, и даже ногтей. Это были жители городка, которые все друг друга хорошо знали, и не привыкли к таким нежданным гостям.
  Сидевший за прилавком толстый, румяный продавец даже выронил от неожиданности газету, которую читал, и спросил у Кости:
  - Тебе чего?
  - Кофе, - выпалил мальчик.
  - Пять пятьдесят - стакан, - произнёс продавец.
  Два десятка насторожённых глаз продолжали изучать Костю со всём большим интересом, а он густо покраснел, потому что вспомнил, что денег у него с собой нет.
  Не известно, чем закончилась бы эта сцена. Возможно, Витя просто испарился бы от стыда, но тут одна женщина, которая сидела возле самого окна, и которую Витя до этого просто не заметил, издала завораживающе-дикий вопль, в котором каждый различил сочетание слов: "шаровая молния" и "НЛО".
  Теперь все переметнули взгляды с Кости на эту женщину. Она стучала своим длинным ногтем по стеклу, и продолжала уже тихонько взвизгивать:
  - Шаровая молния!.. НЛО!..
  Некоторое время все внимательно смотрели на неё, затем все разом издали звук: "Ах!", и одним слаженным, стремительным порывистым движеньем бросились к окну.
  И толстый, румяный продавец тоже присоединился к ним.
  Через окно, вытаращив глаза, глядели они на то, что должно было послужить предметом толков и кривотолков, споров, рассуждений, и тщательных воспоминаний, в течение, по меньшей мере, трёх ближайших лет.
  Жизнь этого маленького городка, прямо скажем, не блистала яркими событиями...
  Про Костю они забыли, и мальчик воспользовался этим. Он подошёл к большому аппарату с надписью "Кофе", поискал глазами стакан, и, так как такового в пределах досягаемости не оказалось, то он выгнул под аппаратом голову, раскрыл рот, и надавил на кнопку.
  Кофе оказался тёплым, но не горячим, а к тому же и крепким. Так что Костя глотал драгоценный напиток безостановочно, и думал: "Хватит уже или не хватит?..", но все ему казалось, что он мало выпил, так что глотал и глотал, до тех пор, пока не почувствовал, что пузо его сделалось тяжёлым.
  Тогда он почувствовал, что может не просто бежать, а лететь. Он, прямо скажем, перепил кофе, и кровь бабахала в его голове. Закричал Костя:
  - Вперёд! - и выскочил из кофейни.
  
  * * *
  
   Нет - всё-таки Костя не летел, а просто очень-очень быстро бежал. Он совершал здоровые прыжки, и, несмотря на то, что жар от взошедшего уже к самому зениту солнца был для многих нестерпимым, Костя был слишком возбуждён выпитым кофе, чтобы обращать на этот жар хоть какое-то внимание.
   Он смотрел на путеводный клубок, и время от времени выкрикивал ему:
  - Ну, что же ты так медленно разматываешься, а?! Долго мне, чёрт подери, до этой второй Витиной половинки бежать, а?!
  А потом в непосредственной близости от него прогремела электричка, и Костя осознал, что всё это время он мчался вдоль полотна железной дороги.
  И вот, когда он домчался до следующей маленькой железнодорожной станции, он крикнул клубку:
  - Вот что: я сяду в электричку, и буду следить за тобой из окна. Понял?
  Клубок подпрыгнул, что, наверное, выражало его согласие.
  Ещё через полчаса подошла долгожданная электричка, и Костя, конечно же, зайцем, запрыгнул в её шумно распахнувшиеся двери.
  Только отъехали от платформы, как кто-то из пассажиров закричал:
  - НЛО!!
  Конечно же, имелся в виду Костин путеводный клубок.
  Люди хлынули к окнам, и созерцали сияющий, озорно и неустанно катящийся чуть впереди стоящего в электричке Кости, путеводный клубок. У кого был фотоаппарат, фотографировали это удивительное явление (отмечу, что все кадры получились засвеченными). Ну, а на станциях, кто посмелее, выбегал на платформу, чтобы посмотреть на "НЛО" поближе.
  Один отчаянный старичок с длинной белой бородой и в костюме светлого цвета, достал из своего выкованного медью сундука раскладной сачок для ловли бабочек, и попытался поймать клубок. Результатом этого стало то, что бесценный сачок сгорел, а старичок одиноко остался стоять на маленьком полустанке, так как электричка уехала.
  Значительно уменьшайся клубок, настоятельно запрыгал на двенадцатой по счёту платформе.
  - Наконец-то! - воскликнул, весьма уже поджарившийся в электричке Костя, и выскочил на эту платформу.
  Тут только осознал, что это Московские окраины. Присвистнул и вымолвил:
  - Ну, вот - приехали!
  
  * * *
  
   Но Косте пришлось ещё целых полчаса бежать за клубком, прежде чем он вдруг выскочил на берег небольшого искусственного озерца, имеющего форму вытянутой буквы "О".
  И, если бы Костя каким-то образом смог увидеть то мрачное, заледенелое озеро, из-подо льда которого вырвался Витя, то он понял бы, что эти озёра выглядят совершенно одинаково.
  Несмотря на то, что этот летний день ещё и не думал заканчиваться, возле озера было как-то сумрачно и прохладно. Тёмные, мрачные деревья выгибались практически до самой воды, и листва с них практически уже опала, и плавала по тёмной воде.
  Путеводный клубок, ставший всего лишь маленьким, золотящимся пятнышком, устремился к жилому дому, который высоченной, вытянутой громилой возвышался на некотором отдалении.
  И этот клубок превратился в точку, а потом и вовсе сошёл на "нет", под окном, которое было расположено точно так же, как и то выжженное окно, в которое залез Витя.
  И хотя это окно не было выжженным, за ним зияла угольная чернота...
  Костя поёжился от неожиданного, прямо-таки зимнего холода. Огляделся, и обратил внимание на безлиственные, жалобно съёжившиеся, приникшие к земле кустики. Улица оставалась пустынной. Вообще никто не входил в этот дом, и никто из него не выходил.
  - Будто бы это мёртвый дом, - прошептал Костя.
  Остановился в нерешительности, приговаривая:
  - Ну, вот - стало быть, в этой страшной, тёмной квартире, вокруг которой такой неизъяснимый, прямо-таки колдовской холод, живёт вторая половинка Вити. Мне меньше всего с этой половинкой хочется встречаться, однако ж, я именно и должен сделать...
  И он позвал, негромким, робким голосом:
  - Извините, я пришёл...
  Конечно, никто ему не ответил, а Костя почувствовал себя полным идиотом, и пробормотал:
  - Надо как-то по другому действовать...
  И тут он обратил внимание на то, что форточка в квартиру приоткрыта. И, поддавшись мгновенному порыву, он цепко ухватился руками за подоконник, упёрся руками в стену, и подтянулся.
  Подоконник резанул нестерпимым холодом, но Костя рук не разжал, а подтянулся ещё выше. И, прежде всего, увидел, что на подоконнике, прямо перед его лицом лежат кусочки льда.
  - Ничего себе - да здесь настоящий холодильник! - присвистнул мальчик.
  Затем он осторожно приоткрыл форточку, и заглянул внутрь комнаты. Там действительно было холодно, как в холодильнике. Да к тому же ещё и темно. Тем не менее, он разглядел книжные полки, стол и кровать. На кровати никого не было, но из-под кровати торчал кусок одеяла, а так же чья-то пятка. И эта пятка дрожала.
  Костя прокашлялся и вымолвил:
  - Извините, я бы хотел сказать...
  И тут из-под кровати раздался голос девочки:
  - Ты должен принести книгу с кухни.
  - Что? - переспросил Костя.
  - Большая книга сказок - она лежит на кухонном столе.
  - Ладно, принесу...
  Конечно, Костя немало был озадачен таким предложением, но, вместе с тем, и обрадован был. Всё-таки его не прогнали, а пригласили войти.
  И вот он спрыгнул с подоконника на пол. Ноги его тут же разъехались в стороны, и он плюхнулся на живот. Дело в том, что пол в этой квартире был покрыт слоем льда, а с люстры свешивались сосульки.
  - Да тут у вас прямо каток какой-то, - проворчал Костя, поднимаясь.
  И тут из коридора, со стороны кухни раздалось низкое, утробное рычанье, которое мог бы извергнуть только очень крупный, хищный зверь.
  Теперь Костя поёжился не только от холода, но и от страха. Он спросил:
  - Кто там?
  - Белый медведь, - раздался из-под кровати голос девочки.
  - Что? В Московской квартире - белый медведь?
  - Да. И к тому же агрессивно настроенный. Из-за жары он чувствует себя дискомфортно. Так что будь осторожен. Он может наброситься...
  - А вообще, зачем тебе эта книжка со сказками?
  Рычание из коридора повторилось. Девочка зашипела:
  - Не задавай лишних вопросов. Просто действуй поскорее...
   Костя вздохнул так обречёно, как вздыхают приговорённые к смертной казни, восходящие на эшафот.
   А затем мальчик очень осторожно, цепляясь руками за мебель, подкрался к двери, ведущей в коридор, и выглянул. Оказалось, что коридор тоже был заледенелым.
  В мерцающем тёмно-синем сиянии видна была ведущая на лестницу дверь. Однако ж дверь эта вся была залеплена льдом, так что и открыть её не представлялось никакой возможности.
  Упираясь руками в стены коридора, Костя добрался до очередного поворота. Очень осторожно выглянул, и увидел раскрытую дверь в ванную, откуда и доносилось урчанье хищного зверя, а так же увидел кусочек кухни.
  Окна на кухне были занавешены плотными, тёмными занавесками, так что не представлялось возможности что-нибудь там разглядеть.
  В голове у Кости пульсировала одна мысль: "Только бы этот большущий хищный зверь меня не заметил! Ой-ой-ой, только бы не заметил!". И, вооружённый единственно этой мыслью он добрался до раскрытой двери в ванную, и краешком глаза туда заглянул.
  Оказалось, что вся ванна была заполнена кубиками льда, и сидел, погрузившись в этот лёд, белый медведь. Причём этот здоровый северный зверь не мог полностью поместиться в обычной московской ванночке, и лапы его торчали в стороны, а в ванну пропихнулся только его живот и часть туловища.
  Также в ванной был включен душ, из которого стекала на голову зверя исключительно холодная вода. Но всё равно белому медведю было очень жарко. Он раздражённо рычал, и водил по стенам и по полу когтями, отчего оставались на них глубокие царапины, а некоторые кафельные плитки были уже полностью переломаны. Весь пол в ванной уже залит был водой...
  Целую минуту Костя созерцал эту картину, но, наконец, вспомнил, что ему надо делать. Он, согнувшись, прокрался на кухню.
  И там, в полумраке, действительно увидел лежащую на столе большую книгу. Конечно, увидев книгу, мальчик обрадовался, и, думая, что задание уже выполнено, совершенно позабыл об осторожности. Он выпрямился, рванулся к столу, и не заметил ледяного бугорка, который вздувался при входе на кухню.
  Сам по себе бугорок был небольшим, но чрезвычайно скользким, так что Костя поскользнулся, и, совершив сальто-мортале в воздухе, перелетел через стол, и грохнулся на противоположном его конце на лавочку, которая когда-то была мягкой, но теперь затвердела-обледенела, так что Костя пребольно ударился, и невольно выкрикнул:
  - Ах!
  А из ванной раздался удивлённый и разгневанный рык белого медведя:
  - У-ух?!! Р-р-ра!!!
  Костя быстренько поднялся, схватил книгу, которая оказалась весьма увесистой, перескочил через стол, и тут увидел, что белый медведь уже вышел в коридор, и стоит на задних лапах. Причём, из-за своего чрезмерного роста, он не мог там распрямиться полностью - он согнул спину, и всё равно его массивная, но не слишком мозговитая голова упиралась в потолок.
  Медведь увидел Костю, увидел книгу, которую мальчик теперь прижимал к своей груди, и издал вопль столь громкий, что у Кости едва не заложило в ушах, а коленки его задрожали сильно-сильно - начали даже ударяться друг о друга.
  Вот медведь взмахнул своей когтистой лапой, и звук, который при этом получился, был подобен звуку, когда двуручный меч рассекает воздух. Ну, а из комнаты раздался девичий крик:
  - Костя, скорее!
  И тогда мальчик, прижимая к груди книгу, сделал то, чего Белый медведь от него не ожидал. Он, прижимая книгу сказок к груди, прыгнул вперёд. Он повалился на заледенелый пол прямо перед задними лапами белого медведя, на которых тот и стоял, и по инерции покатился вперёд.
  Зверь неистово зарычал, и со страшной силой рубанул передними лапами вниз. Он ударил ими по полу, в результате чего был раздроблен не только поверхностный лёд, но и сама обшивка пола. Но Костю он уже не достал, потому что мальчик проскользнул между лапами, на которых медведь стоял. Он по инерции доехал до тумбочки, которая стояла возле заледенелой двери.
  Разъярённый медведь встал в более привычную для себя позу - на четыре лапы, и попытался развернуться. Но коридор оказался слишком тесным, для такой операции, и белый медведь застрял.
  Но и Косте приходилось несладко. Он пытался подняться, он хватался руками за тумбочку, но тумбочка была обледенелой, и руки его всё время соскальзывали, а ноги разъезжались. Костя пыхтел, и, несмотря на холод, на лбу его выступили капельки пота.
  Тем временем медведь всё-таки начал разворачиваться. Зверь со страшной силой напирал на стены коридора, и стены не выдерживали, с хрустом прогибались. Дверь в ванную была снесена, часть кухонной стены вовсе рухнула. Но вот медведю удалось развернуться, и он бросился на Костю, намериваясь разорвать его в клочья.
  Мальчику всё-таки удалось подняться на ноги, но тут он сообразил, что выронил книгу. Страшная медвежья морда стремительно приближалась. Костя понимал, что, если опять поскользнётся, то погибнет, но всё же он нагнулся, схватил книгу, и... поскользнулся!
  Костя завопил от ужаса, и так неспешно, будто это было замедленное кино, начал падать вниз. Но всё же он ещё не собирался сдаваться.
  Прямо в падении, он согнул ноги, а затем, резко распрямив их, оттолкнулся ногами от заледенелой входной двери. В результате он полетел в сторону комнаты. На том месте, где за мгновенье была Костина нога, щёлкнула челюсть Белого медведя.
  Удар, который произвёл медведь при столкновении с тумбочкой, был настолько силён, что сама тумбочка разлетелась на кусочки, а в той стене, которая была за этой тумбочкой, образовалась глубокая впадина.
  Медведь помотал головой. В его ушах звенели несуществующие соловьи, а в выпученных красноватых глазищах всё двоилось. Но всё же он бросился следом за Костей. В результате этого был выбит дверной косяк, но всё же медведь ворвался в комнату следом за мальчиком.
  Спотыкаясь, и постоянно поскальзываясь, мальчик добрался до кровати, и выкрикнул:
  - Вот, я достал тебе книжку!
  И он сунул книжку со сказками под кровать. И тут же высунулось оттуда личико девочки. Он быстро начала листать книжку, приговаривая при этом:
  - Так, так, так - ну где же это...
  Тем время медведь развернулся к ней и прыгнул.
  Его здоровая туша с устрашающим свистом рассекла воздух, и, казалось, неминуемым, что он раздавит и кровать, и девочку, и Костю.
  - А-А-А!! - возопил Костя.
  - О-О-О!! - завизжала девочка.
  - Р-Р-Р-Р!! - взревел летящий медведь.
  Но в самое последнее мгновенье девочка всё-таки смогла раскрыть книгу на нужной странице. И она повернула эту страницу прямо к летящему медведю.
  И произошло следующее: медведь сжался и был поглощён в эту страницу.
  
  * * *
  
   Некоторое время Костя просто сидел, и внимательно смотрел на девочку, которая выбралась из-под кровати.
   Эта девочка была среднего роста для девочек, и совсем не высокая для мальчишечьего роста. У неё были густые, аккуратные косы, серебристого цвета. И Костя вдруг понял, что эти волосы являются прямой противоположностью его огненно-солнечных волос. Эти волосы выражали лунный свет. Такие же лунные серебринки и в её глазах сияли. На девочки была тёмная кофточка и чёрные джинсы.
   Она подошла к столу зажгла три, укреплённые в подсвечнике свечи, так что царивший в комнате сумрак несколько расступился. Также потеплело. Висевшие на люстре сосульки начали таять.
   Вот девочка уселась в кресло перед столом, и уставилась прямо перед собой печальным, невидящим взором.
   Первым подал голос Костя - он прокашлялся и вымолвил:
  - Извините, а вы вторая половинка Вити?
  Девочка вздрогнула, и провела ладонью по лбу. Она переспросила:
  - Что?
  - Ну, я хотел спросить: имя Вити вам ничего не говорит?
  - Нет, - ответила девочка.
  - А откуда вы узнали моё имя?
  - Давай уж перейдём на "ты", - проговорила девочка.
  - Хорошо, - кивнул Костя. - Так почему ты позвала меня по имени, тогда как я тебе ещё даже не представился?
  - Наверное, я прежде тебя во сне видела, - ответила девочка.
  - Вот уж действительно чудо! - воскликнул Костя.
  - Э-эх, - очень печально вздохнула девочка и, чуточку помолчав, добавила. - В моей жизни столько всяких чудес, что я уже перестала чему-либо удивляться. Хотя, не скрою, твоё появление - это очень значимое событие. Кстати, зовут меня Оля.
  - Оля, - повторил Костя.
  И тут мальчик вдруг вспомнил, что и её прежде видел в каких-то сказочных, наполненных дивными приключениями снах, и ему вдруг стало очень хорошо и тепло.
  Он поинтересовался:
  - Надо быть, что этот белый медведь был одним из чудес, о которых ты говорила?
  - Да, - вымолвила Оля. - Ты подойди-ка сюда, и сам погляди.
  Костя подошёл к столу, и обнаружил, что там лежит, раскрытая где-то посредине книга сказок. На развороте имелась большая, красочная иллюстрация: белый медведь - неспешный, суровый и могучий вышагивает среди льдин.
  - Это тот самый, который чуть меня не сцапал! - вымолвил Костя.
  - И меня тоже, - вздохнула Оля.
  - А как он здесь появился? - поинтересовался Костя.
  - А ты ещё сам не догадался? - в свою очередь поинтересовалась Оля.
  И Костя предположил:
  - Ты сама его вызвала.
  - Ага, - кивнула девочка. - Это у меня дар такой, или, скорее уж -проклятье.
  - Понятно, - вымолвил Костя, хотя, на самом-то деле многое ему ещё не было понятно.
  А затем мальчик с некоторым даже сожалением вымолвил:
  - Так ты, всё-таки вторая половинка Вити, и должна ему как-то помочь. Ведь клубок путеводный меня к твоему окну, а он уж точно не мог ошибиться.
  - Опиши-ка мне этого своего Витю, - попросила Оля.
  - Ну, у него глаза такие необычные - настоящее солнечное сияние из них изливается...
  - Понятно - это уж вторая половинка Лены.
  - Что? Какой ещё Лены?
  - А сестры моей.
  - Где ж эта твоя сестра?
  - А вон - на стене висит.
  И Оля кивнула на тёмный контур, распластанный на противоположной от окна стене.
  Костя медленно к этому контору подошёл и понял, что когда-то это могла быть девочка, теперь, однако ж, сжавшаяся в плоский, из угольков слепленный коврик. На общем фоне выделялись её глаза, которые были особо чёрными. Настолько чёрными, что казались они двумя окошками, ведущими в бездну. Да - эти два ночных глаза были прямой противоположностью Витиным глаза, и Костя понял, что действительно видит вторую половинку своего друга.
  И хотя глаза Лены были недвижимыми, Костя чувствовал в них жизнь. Он весь покрылся мурашками и вымолвил шёпотом:
  - Что с ней случилось?
  На это Оля ответила:
  - Если я владею кое-какими магическими способностями, то моя старшая сестра знала и умела Гораздо, Гораздо больше, чем я... Для неё потусторонний мир был таким же реальным, а может и более реальным, чем мир, в котором мы живём. Добрая, от рожденья, она помогала людям - отвращала от них злые силы, и однажды вступила в схватку с кем-то очень могучим. Я не знаю подробностей, помню только, что в тот день во дворе у нас очень потемнело, началась сильная буря, сверкали молнии, а стены нашей квартиры покрылись трещинами, из которых начала сочиться кровь. И после этого Лена стала такой, какой ты её теперь видишь...
  И тут квартира содрогнулась, и стены её покрылись трещинами, подобные тем, о которых только что рассказывала Оля. Запахло кровью, и пока что редкие, тёмные капли начали стекать по стенам и капать с потолка.
  Олины глаза расширились от ужаса, и она вымолвила:
  - Ну, вот - опять начинается. ОНО всё ещё здесь, поблизости...
  Костя понимал, что надо действовать как можно более быстро. Он без труда отодрал тёмный коврик, который был Леной, со стены, свернул его в круглый рулон, и сжал под мышкой. Свободной рукой он схватил Олю за руку, и потащил её к окну, выкрикивая:
  - Скорее, бежим!
  Оля не сопротивлялась - она бежала за своей второй половинкой, а потом и выпрыгнула следом за ним в форточку.
  
  
  
  
  
  Глава 6
  "Сияющий парус"
  
   Пролетев несколько метров через черноту, Витя грохнулся об пол. Падение было весьма болезненным.
  Но он, впрочем, тут же поднялся и огляделся.
  Сначала ничего не было видно, но затем в черноте начали загораться багровые крысиные глаза. Они были и поблизости от Вити и на значительном от него удалении. Они находились и у него под ногами, и на уровне живота, и на уровне лица, и даже выше его головы.
  Тогда Витя выкрикнул:
  - Эй! Чего вам надо?!
  Вместо ответа послышался тоненький, пренеприятный скрежет. Сначала Витя даже и не понял, что это такое, а потом понял и содрогнулся. Это сотни острых крысиных зубов скреблись один об другой.
  Тогда Витя сжал кулаки, а глаза его постепенно начали наполняться солнечным сиянием. Последовал испуганный писк, прерванный неожиданно сильным и приятным голосом:
  - Подожди, друг мой, не делай больно этим несмышлёным крысам, которые являются моими подданными...
  И тут вспыхнули два багровых глаза. Каждый из этих глаз был размером с блюдце. Сияние от них распространилось во все стороны, и загорелись такие же багровые свечи. Эти свечи были расставлены на трубах.
  И труб этих было превеликое множество. Сцепляясь и расходясь, диковинные переплетенья этих труб уходили вдаль. И везде загорелись теперь свечи, и на всех без исключения трубах сидели крысы.
  Но самая большая крыса, та, которая обладала таким дивным голосом, стояла в шаге от Вити. У неё белая шерсть, и даже когда она стояла на четырёх лапах, то верхний её хохолок доставал до Витиного подбородка.
  И эта огромная крыса молвила:
  - Прежде всего, ты должен осознать, что мы не желаем тебе никакого зла.
  Витя на мгновенье опешил, а затем сказал:
  - Э-э-э, мне бы очень хотелось в это поверить...
  - Ну, а если так, то прикрой немного свои глаза, а то они так ярко сияют, что мне очень больно в них смотреть...
  И Витя прикрыл глаза. Осведомился:
  - Так лучше?
  - Да, так значительно лучше. Ну, а теперь в знак нашей только что зародившейся дружбы предлагаю тебе испить вот этот напиток...
  И к ним приблизился, как бы плывущий в нескольких сантиметрах от пола поднос. Но когда поднос приблизился, то Витя увидел, что из-под этого подноса высовывались белые мышиные хвостики. Эти мыши были в услужение у крыс - эдакими маленькими поварятами.
  На подносе стоял выточенный из старой, желтоватой кости кубок. И был этот кубок заполнен пузырящейся жидкостью тёмно-красного, почти чёрного цвета.
  - Я это выпить должен? - содрогнулся Витя.
  - Понимаю твоё волнение, - произнесла приятным огромная крыса. - Ты думаешь, что там яд, не так?
  - Нет-нет, - замотал головой Витя, которому вовсе не хотелось терять дружеского расположения крыс.
  Но главная крыса усмехнулась, и произнесла:
  - И всё же ты боишься. Что же: я отхлебну из кубка первой, и ты убедишься, что там не яд.
  И крыса глотнула немного пузырящейся жидкости из кубка. Тут же изрекла счастливым тоном:
  - Очень вкусно. Ты должен попробовать.
  Конечно, пить из кубка после крысы было совсем неприятно, но всё же Витя поднял кубок к губам, и сделал небольшой глоток. Жидкость оказалась весьма приятной, напоминающей нечто среднее между кофе и чаем.
  По бескрайним крысиным рядам пронеслась волна одобрительных возгласов.
  - Ну, как? - осведомилась большая крыса.
  - Хорошо, - ответил Витя, который действительно чувствовал приятное тепло по всему своему телу.
  - А теперь - поставь кубок на поднос.
  Витя поставил кубок обратно на поднос. Стоявшие под подносом ним мышата-поварята тоненько пискнули, и побежали на кухню.
  Тогда большая крыса изрекла:
  - Теперь можешь полностью открывать.
  - Что? - переспросил Витя.
  - Что слышал! - грубо и насмешливо рыкнула крыса.
  Остальные крысы зашлись тоненькими, мерзкими смешками. Витя ещё старался быть вежливым и обходительным.
  Он произнёс:
  - Но ведь, если я раскрою глаза, то вам будет больно.
  - О-о, нет - ты ошибаешься, скоро будет больно не нам, а тебе! - воскликнула главная крыса.
  Со всех сторон задребезжал всё усиливающийся, мерзкий смех. Витя содрогнулся, и спросил тихо:
  - Почему же мне будет больно?
  - Потому что больно мы сделаем тебе...
  Тут большая крыса махнула лапой, и в проходе между труб появились её подручные крысы, которые тащили жуткого вида конструкцию, которая явно была предназначена для истязаний.
  Витя широко раскрыл глаза и попятился. Однако ж, почти сразу он уткнулся в трубу. Прямо над его ухом запищали, хохочущие крысы, одна из них укусила его за ухо. Витя вскрикнул. Тоненькая струйка быстро побежала от его уха, и обвилась вокруг его шеи, словно верёвка у висельника.
  Большая крыса произнесла:
  - Теперь, радость ты наша, можешь сколько угодно смотреть на нас, и испытывать праведные чувства: стремиться к свободе и всё такое. Глазки твои потухли, и совсем не светят...
  - Почему ж это они потухли? - спросил Витя.
  - А ты сам догадайся! - воскликнула большая крыса.
  За этим восклицанием последовал очередной приступ неистового хохота. И Витя понял, что если прежде крыса врала, то теперь она сказала правду.
  Он видел всё окружающее, через багровую пелену, которая висела на его глазах. И хотя пелена была очень тонкой, мальчик не знал, как от неё избавиться.
  И тогда он вымолвил:
  - Зачем же вы меня обманули?
  Последовал ответ:
  - Затем, чтобы позабавиться.
  - Что ж в этом забавного? - искренне удивился Витя.
  - А то, что, когда у тебя глаза светили - ты нам отпор оказать, а теперь ты беспомощен. И мы уж позабавимся! Мы уж помучим тебя!
  Витя задрал голову, и увидел, что до пролома в потолке подвала - три с лишним метра.
  Главная крыса проследила за его взглядом, и хмыкнула:
  - Что? Бежать вздумал?! Ничего у тебя не получится - от нас не уйдёшь!
  Но мальчик не собирался сдаваться так просто. Прежде всего, он ухватился за трубу и одним резким, стремительным движеньем подтянулся вверх.
  Стоявшие на той трубе крысы, заругались тоненькими, злобными голосками, и побежали к его ногам. Но Витя отпихнул крыс, и примерился, как бы перепрыгнуть к следующей трубе, встав на которую, можно было выбраться из пролома в потолке.
  И вот он прыгнул. Прямо на лету большая крыса перехватила его своей лапой, которая оказалась такой же ловкой, как и человеческая рука. Мальчик беспомощно взмахнул руками, а в следующее мгновенье пребольно грохнулся об пол.
  И вновь грянул мерзкий крысиный смех...
  Главная крыса проверещала голосом, в котором ничего не осталось от прежних, приятных интонаций:
  - Говорю же: о бегстве нечего и думать...
  А затем рявкнула:
  - Взять его!
  Иные крысы застрекотали:
  - Взять! Растянуть! Проткнуть! Прожечь! Изломать!
  Две чёрные крысы на мордах которых были красные копошены, и отличающиеся выпученными мускулами, направились к Вите.
  Тут бы мальчику, прямо скажем, пришлось не сладко, да кое что пошло не по замыслу злобных крыс. Прежде всего, потолок над их головами затрещал, и оттуда посыпались кусочки штукатурку.
  Все без исключения крысы задрали туда свои морды. Главная крыса взвизгнула:
  - А-А-А!! Что такое?!
  Треск усилился. Теперь на потолке появились изрядные трещины.
  Видно было, что главная крыса испугалась. Она схватила одного из своих тощих подчинённых, и встряхнула его с такой силой, что тот отчаянно пискнул. А главная крыса заревела на него:
  - Ну, что это такое?! А?!
  - Не знаю, ва-аша милость! - отозвался крыс, и случайно укусил свою повелительницу за хвост.
  Та взвизгнула, и отшвырнула его в сторону.
  Тут одна из трещин на потолке стала особенно широкой, и хлынули из неё потоки серебристого сияния. Казалось, что в этом свете воплотились лучи всех звёзд небесных.
  Этот луч коснулся главной крысы, и та издала ужасающий вопль, и совершила прыжок столь сильный, что одна из труб от удара её переломилась, и повалил из этой трубы густой, желтоватый дым.
  Шерсть на всех без исключения крысах встала дыбом, их глаза расширились, и они начали пятиться.
  И только Витя не отступал от этого света, потому что он был ему очень приятен. Он даже поднял вверх руки, и, погрузив их в это приятное сияние, спросил:
  - Кто ты?
  И в ответ прозвучал нежный девичий голос:
  - Я - Лена.
  - Лена?
  - Ну, да. Я - твоя вторая половинка.
  И тогда Витя неожиданно вспомнил, что в самых своих прекрасных снах он действительно видел Лену, и уже знал её душу так же хорошо, как и свою.
  А Лена говорила:
  - Ты не должен терять времени. Скорее - выбирайся из крысиного подвала...
  И тогда главная крыса взвыла:
  - Нет! Остановись! Ты не смеешь! Ты наш!!
  Но, конечно же, Витя начал карабкаться вверх по трубам. Ох, и не легко же это было, но нежный и певучий голос Лены придавал ему сил.
  Главная крыса взвыла:
  - О-о, теперь я понимаю! Это она! Елена! Ненавистная! Проклятая! Как ты смогла проснуться?!! Ты!!! Р-Р-Р!!!
  С дрожащих губ главной крысы слетала тёмная, ядовитая слюна, она неистовствовала:
  - А-А, теперь я понимаю! Некто в том, ином мире пришёл в твою квартирку, и сделал что-то! Но не долго тебе бегать осталось! Сейчас мы призовём самого ЕГО!! А ну-ка - слуги мои...
  И тогда все крысы вслед за своей повелительницей задрали вверх лапы и начали дисгармоничными, тягучими голосами напевать заклятье, в котором чаще иных фигурировало имя: "Ахтибар".
  Тем временем, Витя выбрался через пролом в растрескавшемся полу на кухню. И он увидел перед собой серебристое облачко, центром и сердцем которого являлся силуэт прекрасной девочки - это и была та Лена, которую он видел в своих прекрасных снах.
  - Какая ты... - вымолвил он, и вдруг, сам того не ожидая, произнёс. - Я тебя люблю!
  Затем он ойкнул, покраснел от смущения, и даже зажал ладонью рот. Он хотел сказать что-нибудь в опровержение этого своего изречения, но тут понял, что сказал самое главное. И повторил:
  - Да, да - очень-очень тебя Люблю. И это самое-самое главное. И ради Любви всё это...
  - И я тебя Люблю, - произнесла Лена.
  - Ух, ты! Правда, что ли?
  - Конечно - правда. Ведь я же твоя вторая половинка.
  Но тут раздался грохот, стены затряслись, и из них начали вытекать капли крови. И Лена вымолвила:
  - Это Ахтибар приближается. Мы должны бежать отсюда. Скорее!
  И она первой устремилась к двери, ведущей на лестницу. Она просочилась прямо сквозь её деревянную начинку, ну а Вите пришлось в эту дверь ударить.
  Он выскочил в коридор, стены которого были испещрены трещинами, из которых также начинала сочиться кровь. Там были двери, ведущие в иные квартиры, но что находилось в этих квартирах, так и осталось для Вити загадкой, потому что Лена полетела вбок, на лестницу.
   Мальчик уже добежал до ведущего на лестницу поворота, когда приподнялась одна половица, и высунувшаяся оттуда крыса вцепилась ему в ногу.
  - А-А-А!!! - возопил Витя, потому что ему действительно было очень больно.
  Крысиные зубы уже скребли его кость. Тогда Лена полыхнула так ярко, что даже Вите пришлось сощуриться. Ну а крыса, пискнув, свалилась обратно, в свой мрачный подвал.
  Витя сделал несколько шагов, и тут почувствовал, что укушенная крысой нога будто бы свинцом наливается.
  Увидев, что Лена, завернув за угол, начинает взлетать над лестничными ступенями, он простонал:
  - Что? Подниматься вверх по лестнице?
  - Да...
  - Но нельзя ли воспользоваться лифтом?
  - Если ты нажмёшь кнопку вызова лифта, то откроются не его створки, а пасть чудовища. Оттуда высунется липкий язык. Он обмотается вокруг тебя, и утащит в утробу.
  - Хорошо, стало быть, будем подниматься по лестнице, - произнёс Витя.
  Он сделал несколько шагов, и заскрежетал зубами - нога прямо-таки раскалывалась от боли.
  - В тебя попал крысиный яд, - сочувственно вымолвила Лена.
  - Змеиный яд? - переспросил Витя. - А насколько это опасно?
  - Это смертельно опасно, - ответила девочка.
  - О-О-О! - ужаснулся Витя.
  - Но, если ты выберешься на крышу этого дома, то я смогу тебе помочь, - произнесла его вторая половинка.
  - Хорошо. Я постараюсь, - простонал Витя.
  И тогда Лена запела:
  
   В ночных небесах серебристое пение,
   Восходит в звёздную сферу Луна.
   Нездешних миров неземное движение,
   И тьма спокойным сияньем светла.
  
   И тысячи вёрст из безбрежного света,
   И каждой крупинке - поэма душой отдана.
   И спросишь, поверив в возможность ответа:
   "Любовь, в свете звёздном видна?"...
  
   И это пение придавало Вите сил. Это были такие восхитительные, гармоничные звуки, что, погрузившись в них, мальчик совершенно позабыл о слабости своего тела.
   Пускай его нога была искалечена крысиными зубами - Витя не обращал на это никакого внимания. Он с жадностью ловил каждую нотку и, перепрыгивая через две-три ступеньки, мчался за Леной, которая парила легко и стремительно. А снизу, попятам за ними, надвигалась чернота. Стены покрывались трещинами, сочилась из них кровь, и слышался злобный голос, зачитывающий какое-то проклятье.
   Таким образом, они пробежали шестнадцать этажей.
  Последняя площадка была такой тёмной, что даже исходящее от Лены сияние не могло разогнать царившей там темноты.
  Там была ржавая, толстая решётка, которую Витя увидел только, когда Лена прикоснулась к ней. Девочка дунула на замок, тот покрылся мелкими, частыми трещинами и рассыпался в ржавый порошок.
  - Теперь уже совсем немного осталось, - подбодрила Витю Лена.
  Но, как только Витина нога выскользнула из той световой сферы, которая окружала Лену, как нечто жёсткое в эту ногу вцепилось, сжало сильно, и потянула назад, в темнотищу из которой слышался гневный голос чудища.
  - Это Ахтибар! - воскликнула Лена, и метнулась назад.
  На одно мгновенье Витя увидел колышущиеся, тёмные очертания чего-то огромного, заполонившего собой все этажи, которые он только что пробежал.
  А затем Витя вновь услышал голос Лены. Она пропела:
  
  Сгинь, порожденье мрака.
  Исчезни, навеки уйди.
  И смотрю на тебя я без страха,
  Сердца свет - в ворога лети!...
  
   Пока Лена, таким образом, пела, из её призрачного тела начала выплёскиваться сияющая нить, которая, постепенно разрастаясь, превратилась в пульсирующий светом поток. И этот поток, уподобившись светоносному копью, ударил в колышущуюся чернотой грудь Ахтибара.
   Чудище издало страшный вопль, и отступило. Весь этот здоровый дом содрогнулся с такой силой, что Витя даже испугался, что стены рухнут, и он будет погребён под обломками.
   Но стены устояли, а Лена позвала его:
  - Поднимайся. Теперь уже совсем немного осталось...
  Витя отогнул решётчатую дверь, поднялся ещё на один лестничный пролёт, и, наконец, вышел на крышу.
  Он находился на высоте шестнадцатого этажа. Выл сильный, несущий неисчислимые снежные полчища ветер. Ударяясь о край крыши, полчища эти резко вихрились вверх, и проносились возле Вити, и над его головой.
  Мальчик подошёл к краю крыши, взглянул вниз: увидел засыпанную землей землю, увидел чёрные силуэты деревьев, которые извивались совсем как живые. Увидел, наконец, и озеро, из которого выбрался в этот страшный мир. А ещё, на расстоянии примерно в полкилометра, увидел холм, на котором возвышалась готической формы башня. Это была очень широкая, сливающаяся со снежным сумраком башня, тревожными багровыми точками горели в её стенах оконные проёмы.
  И вот показалось Вите, что в одном из этих оконных проёмов он видит нечто очень страшное. Он ещё даже и не понимал, что именно он видит, однако ж, уже не мог оторваться от этого зрелища, и смотрел, заворожённый. Но тут дом, на крыше которого он стоял, в очередной раз содрогнулся. Поверхность, на которой были утверждены его ноги, оказалась чрезвычайно скользкой, к тому же ещё и подтолкнула мальчика прочь от себя.
  Дальнейшее развивалось как в замедленном, ужасном фильме. Витя оказался в воздухе, и полетел вперёд - прочь от крыши. Но он уже понимал, что этот полёт вперёд и вверх будет не долгим, что через несколько секунд начнётся страшное падение, и, несмотря на обилие больших сугробов вниз, он разобьётся, потому что сугробы были слишком жёсткими, потому что слишком многое здесь жаждало его гибели...
  Но он ударился об некую поверхность, гораздо быстрее, чем того ожидал. Это была железная бадья, в каких рабочие иногда мешают бетон при строительстве. И даже несколько кусков этого бетона налипли на её стенках, и особенно на днище. В центр же этой бадьи была впаяна тонкая железная труба. К верхней её части был припаян ещё и железный брусок. Таким образом получалась буква "Т".
  И теперь эта уродливая, искривлённая буква "Т", заменяла мачту. Имелся и парус. Парусом служила светозарная Лена. Тонкой, звёздной вуалью была она растянута на букве "Т", и именно благодаря ей железная бадья не падала вниз, но летела по воздуху, прочь от крыши.
  Витя попробовал подтянуться, но руки его сильно дрожали от холода. Руки ослабли, и вообще - весь Витя ослаб, и чувствовал, что сильно хочет спать.
  Но Лена подбадривала его добрыми словами, подбадривала и пением своим, так что Витя всё-таки смог заползти в бадью.
  Он повалился на ржавое, покрытое бетонными наростами дно, и оно показалось ему удобнейшим ложем. Он вымолвил, зевая:
  - Спасибо тебе.
  Лена ответила:
  - Не надо меня благодарить, потому что всё ещё только начинается...
  - Что начинается? - спросил Витя.
  - К тому месту, где сердца наши навеки вечные сольются, - ответила девочка.
  - И? - спросил Витя.
  - Ты хочешь спросить, что будет потом?
  - Угу.
  - После этого этот отравленный мир станет таким же прекрасным, каким он был когда-то, ну а ты сможешь вернуться назад, в свой мир...
  - И мы расстанемся? - печально спросил Витя.
  - Вовсе нет, - нежно ответила Лена. - Ведь мы предназначены друг для друга. Из этого следует, что и в ином мире наши пути пересекутся.
  - Хорошо бы... - слабым голосом произнёс Витя, и ещё раз зевнул.
  - Сейчас не время спать, - вымолвила Лена.
  - Но здесь так уютно. Я чувствую твоё тёплое дыхание. А свет, который льётся от твоей души - он такой ласковый. Никогда ещё мне не было так хорошо, как сейчас. Ну, разве что в тех снах, в которых мы уже встречались, - Витя блаженно улыбнулся.
  Но тут в снежных тучах распахнулся проём, будто пасть раскрылась, и вылетел оттуда вихрь, гораздо более сильный, чем все остальные вихри. И этот вихрь ударил в бадью с такой силой, что бадья едва не перевернулась, а Витя едва не вылетел из неё.
  Парусообразная Лена выкрикнула:
  - Крепче держись!
  После первого удара, вихрь не успокоился, но наносил новые и новые удары - всё более сильные.
  Сквозь яростный вой ветра, Витя расслышал стон Лены:
  - Оно лишает меня сил...
  - Но что это?! Откуда?! Что происходит?! - закричал мальчик.
  И едва услышал ответ:
  - Я не могу сосредоточиться. Не могу понять. И только одно могу сказать точно - это исходит из покинутого тобой мира...
  - Что же там творится?! А-а!!
  Но ответа он уже не услышал, зато увидел сквозь снежное марево, как приближается, разрастаясь во все стороны, усеянная красными огоньками стена башни.
  
  
  
  
  
  Глава 7
  "Пересечение миров"
  
   Костя и Оля выскочили из окна, и, вырвавшись из цепких объятий ссохшихся, колючих кустов, вырвались на улицу, которая оставалась такой же пустынной, как и прежде. Костя прижимал к себе нечто тёмное, напоминающее свёрнутый коврик. Но, на самом то деле, как уже знает читатель - это была Лена.
   Они отбежали на полсотни метров, когда Костя выкрикнул:
  - Эта трубка... то есть - Лена... Она что-то трясётся, и такая сейчас холодная, что я её даже и в руках не могу удержать...
  Мальчик ничего не преувеличивал: трубка сильно дрожала, и стала теперь холодный, как лёд. Костя всё-таки удерживал её, хотя ему это ему было очень тяжело.
  И тогда Оля выкрикнула:
  - Ты назад посмотри!
  Костя обернулся, и увидел такое, отчего глаза его округлились, и он изрёк нечто весьма мудрое:
  - Ой!
  Дело в том, что за стёклами только что оставленной ими квартиры сначала закипела, словно каша в здоровом котле, чернота, а затем, вышибив окна, хлынула наружу, на улицу.
  И именно это было для мальчика неожиданностью: ведь он думал, что действие злых сил, ограничиться стенами той квартиры, из которой они только что вырвались. Не ждал, что это, зловещее, посмеет выплеснуться на Московские улицы.
  Между тем, чернота продолжала хлестать из окон...
  И вот уже увидел Костя, что это, не просто чернота, а кровь - густая, и наделённая волей. Во всяком случае, сложилась она в контуры какого-то злобного зверя, и изготовилось к прыжку.
  Оля и Костя пятились, глядели на это жутковатое зрелище. Оля лепетала:
  - Мы должны бежать... сейчас же...
  И в это мгновенье кровяной зверь всё-таки метнулся на них. Одновременно с этим коврик-Лена дёрнулась с такой силой, что Костя непременно бы её выронил. Но этого не произошло, потому что она уже приросла к его руке и боку. И тогда из центрального, чёрного отверстия хлынул плотный поток снежинок.
  Эти снежинки сразу же обволокли кровяное чудище, и оно смёрзлось - зависло чёрной, клыкастой громадой изо льда над Костей и Олей.
  Кстати, Оля вцепилась в Костину руку, и приговаривала:
  - Ну, вот и хорошо. Лена, молодец...
  Но тут на ледяной поверхности появились новые трещины, и хлынула из них кровь. Затем ледяная оболочка была разодрана, и чудище вновь бросилось на ребят.
  И тогда из тёмного коврика хлынул столь сильный поток снежинок, что и Костя и Оля превратились в некое подобие большого шарика, который сначала заполнили воздухом, а затем отпустили. Как известно, шарик в таких случаях начинает беспорядочно кружить в воздухе, а затем, когда весь воздух выйдет, безвольной тряпкой падает на пол или же на землю.
  В общем, только мгновенье назад Костя и Оля стояли назад, а тут уже взмыли в воздух, и оказалось, что и чудище, да и громадный жилой дом - всё это оказалось далеко внизу. И они увидели иные дома, а также, на несколько мгновений, - большую часть Москвы.
  Было очень холодно, о чём Костя и поведал Оле:
  - О-очень х-холодно.
  А Оля произнесла:
  - Ну, Лена, я прошу тебя: пожалуйста, прекрати это...
  Тут чёрная трубка, стремительно развернулась, и Костя с Олей понеслись к земле столь же стремительно, как до этого взмывали они в небо.
  И Костя выкрикивал:
  - Мы ж так разобьёмся!
  Впрочем, он мог этого и не кричать, потому что это и без его восклицаний было очевидно.
  Скорость падения возрастала. Костя обратился к Оле:
  - Ведь ты можешь что-то сделать, правда?..
  Девочка ответила:
  - Похоже, у меня получается только тёмное волшебство. Но ты же моя вторая половинка, тоже, стало быть, волшебник. Так сделай что-нибудь!
  - А-А-А!! - завопил Костя.
  И тут он испытал такую жажду жить, какой никогда прежде не испытывал. И его огненно-рыжие волосы удлинились, и со скоростью равной скорости хлынули вперёд их к земле.
  И на земле образовалось облако рыжего цвета, в которое они и рухнули. Сразу же нахлебались чего-то напоминающего холодный вишнёвый кисель, и вынырнули на поверхность.
  - Ну, по крайней мере, мы живы, - вымолвил Костя.
  А затем мальчик самодовольно добавил:
  - Вот так то: знайте все, что я волшебник!
  Но, похоже, никто его не слышал, потому что они вылетели за пределы города, и теперь находились метрах в ста метрах от кольцевой дороги, в какой-то рощице.
  И тут кисельное озерцо, в котором они так мило плескались, потекло вверх, и начало растекаться по небу. Однако, и Костя, и Оля остались на земле.
  Костя спросил:
  - Э-эй, что это такое происходит? Я этого не колдовал.
  Оля пожала плечами и вымолвила:
  - Я и сама не знаю. Но подождём и всё увидим...
  Через минуту всё озерцо перетекло на небо, и небо приобрело тот неповторимый, тёмно-рыжеватый оттенок, который можно увидеть над городом в зимнюю пору. Это отсвечивают от снежных туч электрические огни с улиц и из домов.
  Костя поёжился и вымолвил:
  - Бр-р-р, кажется, зима начинается...
  И, как только он это вымолвил, так зверем могучим, зверем неистовым ветер взвыл. Сразу стало очень холодно. И вдруг налетела стена из снежинок - такая плотная и стремительная, что Костя и Оля повалились на землю...
  
  * * *
  
   Костя погрузился в темноту. И мысли, и чувства его притупились, и подумалось тогда мальчику, что он потерял сознание. Но вот дёрнула его за руку Оля, и донёсся её неожиданно слабый, приглушённый голос:
  - Костя, выбирайся, или ты насмерть замёрзнешь!
  Нет - ему вовсе не хотелось умирать, а поэтому мальчик рванулся вверх, и вырвался из весьма массивного сугроба, под которым он и был погребён.
  - О-о-о!! Ну, как же холодно!!
  Так взвыл Костя, и это было истинной правдой, которую и Оля поддержала. Девочка вымолвила:
  - И мне тоже очень холодно.
  Они, одетые по летнему, были окружены зимой. То есть были сугробы, были обнажённые, безлиственные деревья, был несильный теперь, но всё равно промораживающий ветер. И было сокрытое снеговыми тучами небо. Тучи имели оттенок тёмно-рыжий. Где-то неподалёку урчала машинами Кольцевая дорога.
  - Ну, и что же произошло? - спросил Костя.
  - По-видимому, своим волшебством ты открыл дверь в иной мир, и оттуда вырвалась зима.
  - Что ж ты меня не предупредила?!
  - А разве у меня было время, чтобы тебя предупреждать? - возмутилась Оля.
  - Ладно. А как думаешь, как люди к этому отнеслись? Ну, я хочу спросить: никто от этого с ума не сошёл?
  - Судя по всему, никто этого даже не заметил, - ответила Оля.
  - Как это так? Только что было лето, и вдруг - бац! - и уже зима...
  Оля пожала плечами и вымолвила:
  - Пока что я не знаю всего. Да и не об этом сейчас думать надо.
  - А о чём же?
  - А о том, где нам одежду раздобыть!
  - О-о, мне действительно очень холодно! - вскричал Костя, и вновь застучал зубами.
  И тут Оля произнесла тихим голосом, в котором, однако ж, сквозило большое напряжение:
  - Так, а теперь повернись и посмотри вверх. Но только, главное, сохраняй спокойствие.
  Костя произнёс:
  - Ладно, уж. После всего пережитого уж и не знаю, что меня напугать можно.
  Но всё же, когда он обернулся, то из его рта вырвалось громкое протяжное восклицание, которое хотя бы примерно можно передать следующим буквосочетанием "Уа-а-аууу-ааау!!"
  Над заснеженным лесом, в котором они находились, стоял великан. В нём было, по меньшей мере, полторы сотни метров.
  Цвет он имел скорее тёмный, хотя многочисленные испускающие иглы светового багрянца окна, создавали на его боках своеобразную подсветку.
  Два главных окна были прикрыты, но всё равно - кровавые лучи выплёскивались из-под многометровых век-штор. У великана имелись и руки, и ноги. Причём ноги были короткими, а руки - чрезвычайно длинными. И на ногах, и на руках тоже имелись окна. И, хотя великан не совершал каких-либо явных движений, все его стены беспрерывно вибрировали.
  Тот вопль, который издал Костя, был подхвачен ветром, и вознесён к ушам великана. Веки-шторы его распахнулись, и два кровавых прожекторных луча метнулись к лесу, стремительно начали передвигаться среди деревьев.
  Оля толкнула мальчика, и они вместе рухнули лицами вниз в сугроб. Костя сжимал свёрнутую в рулон Лену и лепетал:
  - Что это такое? Ведь это точно не наш мир...
  - Тише ты, - шикнула Оля.
  - Нет, ты мне всё-таки объясни, что случилось...
  - Это всё твоё волшебство. Два мира схлестнулись, переплелись.
  - Но...
  - Молю тебя: тише. Или мы пропали.
  И только она это вымолвила, как всё потонуло в ярком кровяном сиянии. Костя понял, что великан навёл свои глаза-прожекторы прямо на них. Прошла секунда, и ещё одна. Потом пять и десять секунд. Их по-прежнему их окружало багровое свеченье.
  В голове мальчика полыхнула мысль: "Увидел-таки!".
  И тут содрогнулась земля. Костя представил, как великан сделал широченный шаг, в их направлении. Потом ещё раз земля содрогнулась земля.
  Костя сжал кулаки.
  И тут зашептала ему на ухо Оля:
  - Главное, соблюдай спокойствие.
  И только благодаря её голосу Костя не вскочил, и не бросился бежать...
  Прошло ещё несколько долгих секунд тягостного ожидания, и вдруг окружавший их багровый свет померк.
  Костя лежал, уткнувшись лицом в тёмный снег, и не смел пошевелиться. Но вот Оля начала трясти его за плечо, и вымолвила:
  - Костя, мы всё-таки должны найти себе какую-нибудь одежду. Иначе совсем замёрзнем.
  Мальчик приподнял лицо от снега, посмотрел на великана, и обнаружил, что тот стоит на прежнем месте. А потом Костя почувствовал невыносимый, жгучий холод, и пробормотал:
  - О, да - нам точно надо ра-азжи-иви-иться какой-нибудь одежкой!..
  И вот ребята взялись за руки, и по узенькой, неведомо кем протоптанной тропке, побежали в ту сторону, откуда доносился шум машин.
  Причём Костя постоянно оглядывался - ему казалось, что великан смотрит на него, и даже уже занёс ногу, чтобы раздавить его...
  
  * * *
  
   А ещё через пару минут Костя и Оля, по-прежнему держась за руки, лежали, укрывшись за сугробом, дрожали от холода, и смотрели на то, что могло бы быть Московской кольцевой дорогой, однако ж, этой дорогой вовсе не являлось.
   Хотя, вообще-то дорога была, но покрытие у неё было вовсе не асфальтовое, а какое-то слизкое. По этой слизи стремительно неслись по двум полосам чудища, размером с обычные машины (попадались, впрочем, и исполины, заменяющие грузовики). Чудищ было превеликое множество, и все они отличались друг от друга, так же, как отличаются друг от друга машины различных марок.
   Как известно через Кольцевую дорогу, а также и через некоторые шоссе построили прозрачные, современные мосты для пешеходов. На некотором отдалении от Кости и Оли имелось чудовищное подобие такого моста.
   Это был живой организм, больше всего напоминающий многометровую полупрозрачную гусеницу. Эта гусеница изгибалась прямо над дорогой. И на одном, и на другом конце этой твари имелись широко раскрытые, и, похоже, никогда не закрывающиеся глотки.
  Странные создания входили туда. Больше всего они напоминали коричневых жуков, с жёсткими, твёрдыми, но тонкими лапами. У этих "жуков" были человеческие лица, однако, лица эти застыли, словно были рисованными. Двигались эти создания рывками, а вместо нормальной речи у них был такой треск, который раздаётся из испорченного приёмника.
  Ребята видели, как "жуки" проходят внутри живого моста, и направляются, либо в сторону великана, либо в сторону города, который смутно виднелся за лесом, на противоположной стороне дороги.
  - Ну, что будем делать? - стуча зубами, поинтересовался Костя.
  - Будем перебираться на противоположную сторону, - ответила Оля. - Я чувствую: мы должны быть в городе, и только там сможем оказать помощь Лене и Вите. Кстати, как там Лена?
  За всеми этими волнениями, Костя как-то и забыл про Лену. А ведь всё это время он прижимал её, свёрнутую в рулон, к своему боку.
  И он произнёс:
  - Да вроде бы не двигается...
  Оля предложила:
  - А давай-ка, развернём её...
  И тогда Костя развернул Лену.
  Оказалось, что она изменила свою форму, в сравнении с тем, какой была, когда висела на стене, в комнате. И, хотя она по-прежнему была лишь чёрной, и тонкой покрытой углями материей - теперь она разрослась. А в её, прежде чёрных глазах, появились теперь живые звёздные серебринки.
  И Оля сказала:
  - Видишь: она и теперь пытается помочь нам. Разрослась так, что мы можем под ней укрыться.
  - Ты предлагаешь проскользнуть по мосту? - спросил Костя.
  - Ага, - кивнула девочка.
  - Опасно это, - вздохнул Костя.
  - Мне и самой это не нравиться, но приходиться рисковать.
  И они накинули себе на головы и на плечи плоскую, тёмную Лену. Оказалось, что от неё исходит слабое тепло, которое, к сожалению, не могло их полностью согреть.
  Шедший впереди Костя иногда приподнимал живую ткань, но чаще они шли в слепую, ориентируясь только по шуму машин.
  
  * * *
  
   Оказалось, что возле входа в живой мост стоят стражники. Это были два паука, каждый ростом с человека. Все их тела были покрыты бессчётными, красными глазками. Существа эти переступали с лапы на лапу, и издавали отрывистые, шамкающие звуки.
   Тогда Костя вымолвил:
  - О-ох, чует моё сердце - не пройдём.
  А Оля шепнула:
  - Нечего панику наводить. Ты давай - иди...
  - Ладно, чего уж там. Я вовсе никакую панику не навожу. Однако ж страшно всё-таки, - проворчал Костя.
  И они пошли вперёд.
  Когда поравнялись с пауками, то почувствовали резкий, неприятный запах. Один из пауков вдруг выхватил острый, красный кинжал и выкрикнул с вопросительно угрожающей интонацией:
  - Хр-р-р-рр?!!!
  И Костя ответил в том ему:
  - Бр-р-р-р-рр!!!
  Похоже, что ответ этот удовлетворил паука, и он отступил на прежнее место, начал этим своим красным ножом вычищать свои весьма острые, источающие яд зубы.
  Ну, а Костя и Оля вошли в пасть изогнувшегося над дорогой живого-моста. Оказалось, что внутри было очень слизко. Зато имелись там ступени - тоже, правда, живые, и подрагивающие.
  А ещё в боках этого организма были маленькие, но многочисленные отверстия, из которых вырабатывался дымок тёмно-зелёного цвета. Этот дымок довольно быстро растворялся в воздухе, но не пропадал полностью, а делал воздух совершенно не пригодным для дыхания.
  Во всяком случае, Костя громко закашлялся, и начал качаться из стороны в сторону, приговаривая при этом:
  - Ты, Ольга, извини, но у меня голова кружится...
  Оля тоже покачнулась, и вымолвила тихо:
  - Да, и у меня тоже кружится. Но мы, всё-таки, должны дойти до конца этого моста... Мы должны вернуться в город...
  И тогда Костя не просто пошёл, а побежал вперёд.
  Но впереди, на мост уже зашло очередное существо с телом жука и человеческим лицом-маской. Костя приподнял накидку-Лену, и увидел это существо.
  Однако, по причине того, что голова у него кружилась, этот, идущий навстречу человек-жук не то что раздвоился, а разделился на множество фигурок, которые заполонили собой весь проход.
  Костя пробормотал:
  - Ну, постараюсь проскочить, - и бросился вперёд.
  Не повезло ему - среди множества фигур он выбрал именно ту, которая действительно являлась человеком-жуком, а не одним из его отражений. И он врезался в этого человека-жука, и не нашёл ничего лучшего, как сказать:
  - Извините, пожалуйста.
  - Да ты что! - пихнула его в спину Оля.
  - Ой, я больше не буду! - громко изрёк Костя и поперхнулся - ему действительно было очень плохо.
  Человек-жук издал громкий звук:
  - Арр-рррхх?!!
  - Барххх!!! - крикнул ему в ответ Костя.
  Но на этот раз его уловка не подействовала. Человек-жук издал гневный вопль, передать который в виде букв чрезвычайно сложно. И тут же раздался топот от множества лап.
  - Это жуки! - крикнул Костя, который смутно различал отвратительных пауков, которые приближались к ним и сзади и спереди.
  - Бежим... - слабым голосом вымолвила Оля.
  Но они смогли сделать лишь несколько шагов. Тут их ноги подогнулись, и они упали на слизкую поверхность.
  
  * * *
  
   Костя приоткрыл глаза, и увидел возвышающуюся над ним фигуру великана. Зрелище было воистину жутким: казалось, что великан раздавит их.
   Мальчик попытался подняться и бежать прочь, но тут обнаружил, что его держат за руки, и за ноги люди-жуки, и несут его к великану. Точно так же несли и Олю. По-видимому, во время содержания девочка пыталась сопротивляться, и теперь на её щеках появились царапины, а на лбу - обширный синяк.
  - Эй, Оля, - позвал девочку Костя.
  Та слабо вздрогнула, и простонала, не открывая глаз:
  - Стихи...
  - Что ты говоришь? - переспросил Костя.
  Но Оля закашлялась, и уже ничего не могло говорить. Костя попытался освободиться, и помочь ей, но люди-жуки намертво в него вцепились, а тут ещё и зашипели злобно. Один из них даже укусил Костю за ягодицу. Мальчик взвыл, а его враги захихикали злобно.
  Тем временем, они подошли к одной из ног великана. Оказалось, что нога эта, равно как и всё тело великана, совмещало, казалось бы, несовместимое.
  Нога была выложена из тёмных гранитных плит, однако, при всём том, что гранит был твёрдым, холодным гранитом - это была и живая плоть. Эта плоть пребывала в постоянном движении, и от неё исходил такой же неприятный запах, какой исходит от давно немытого тела.
  В нижней части ступни имелся проход, перед которым стояли трёхметровые жуки носороги, у которых были лица очаровательных девушек. Но глаза у этих были выпученными и настолько холодными и безжалостными, что лучше бы их вовсе не было.
  Девушки-носороги задали похожие на хруст ломающихся костей вопросы, и конвоиры дали какие-то ответа, после чего им было позволено пронести Костю и Олю внутрь.
  Они сразу свернули в чёрный коридор, на стенах которого подрагивали и шипели жёлтые жилы. А затем они вышли в громадную залу, потолок в которой был багряным, и вздрагивал, потому что там, под тонкой полупрозрачной оболочкой, текла кровь.
  В центре залы стояла стоножка, размером и формой напоминающая изогнутый большой стол. Её и использовали как стол.
  За этим столом, на выточенных из кости (с кровеносными прожилками) стульях, сидели какие-то чёртики, фигуры которых могли бы показаться забавными, если бы не чрезмерная злобность, застывшая на их оскаленных физиономиях. И, только раз взглянув на них, Костя понял, что ничего хорошо им от этих чёртиков не дождаться.
  Между тем, чёртики и люди-жуки начали переговариваться. Судя по всему, люди-жуки рассказывали, где, и при каких обстоятельствах были задержаны Костя и Оля.
  Ну, а Костя вновь вывернулся к Оле:
  - Оля, я прошу тебя - очнись...
  Девочка застонала, и приоткрыла один глаз. Костя произнёс:
  - Ты что-то про стихи сказала...
  Оля прошептала:
  - О, да... Стихи... Лена очень любила стихи. Прочитай стихи, и она вернётся, и поможет нам...
  - Какие стихи? - спросил Костя.
  Но Оля уже не могла ему ответить, потому что тот жук, который держал её, с такой силой встряхнул девочку, что она опять потеряла сознание.
  Тем временем, другой человек-жук, поднёс к столу, пред глупые очи чёртиков ещё одну улику: это была тёмная, обугленная ткань, которая являлась Леной, и которая теперь была совершенно недвижима.
  Чёртики посмотрели на неё испуганно, и зашептать, и вдруг главный из них, похожий на надутый синий пузырь с чёрными шипами, просипел слова, смысл которых дошёл до Кости:
  - Её сжечь. А их, а их, а их...
  Все вытянулись к этому чёртику, наполняя воздух вопросительным скрежетом.
  Пузырчатый чёртик скрежетал задумчиво:
  - Ну, а для них надо придумать что-нибудь особенное. Они - перебежчики с иной стороны, и я даже не могу сообразить, какое наказание было достаточным для них...
  - Оля, Оля, - звал Костя, но девочка не отзывалась.
  Тогда он прошептал, задумчиво:
  - Ты сказала, про стихи. Но какие же это могут быть стихи? Э-э... Стихи Пушкина, Лермонтова или Тютчева? Или Витины стихи? Да - я думаю, что Витины стихи лучше всего подошли бы. Вот, помню, как-то он зачитывал мне стихи, которые сочинил для таинственной незнакомки, которую видел в мире своих снов. Конечно же, эти стихи были сочинены для Лены. Э-эх, вот бы вспомнить их!..
  И воспоминание нахлынуло неожиданно и как бы извне.
  Если бы Костя мог слышать себя со стороны, то отметил бы, что он читает эти стихи не своим голосом, но голосом Вити:
  
  - Сегодня утром я проснулся,
  С улыбкой счастья на лице.
  Твой дух к виденьям прикоснулся,
  В ночном, чарующем дворце.
  
  Твой дух любовью напоённый,
  Живой, сияющий родник,
  Ко мне вниманьем обращённый,
  Твой нежный, светоносный лик.
  
  Ты прикоснулась, тихо-тихо,
  И тихо слушала слова,
  Забыл я горе, забыл я лихо,
  И вечность снова ожила!
  
  И, вновь проснувшись в этом мире,
  Я также помнил о тебе,
  И, прикоснувшись к сердца лире,
  Поведал случай сей строфе.
  
   Вот такие это были строки, которые однажды, в большом волнении, и сильно смущаясь, прочитал Витя своему другу. Он сказал тогда, что не ведает, что это за прекрасная незнакомка из снов, но верит, что она обязательно встретятся не только в мире снов, но и в настоящем мире.
   Надо сказать, что эти гармоничные строки произвели и на людей-жуков и на чёртиков самое удручающее впечатление. Они завыли, задрожали, заверещали, они даже выронили Костю, и тот, грохнувшись на пол, попытался подняться.
   Пузырчатый чёрт, зажав единственное отверстие у себя на затылке, которое было у него ухом, завизжал:
  - Остановите его!!
  Люди-жуки начали пинать Костю, но он не обращал внимания на их весьма болезненные удары, и продолжал декламировать.
  И, когда он произнёс последнюю строфу, та материя, которая была Леной, испустила из себя плотный, серебристый свет, и вдруг взмыла под потолок. И посыпались из-под потолка звёзды.
  И люди-жуки, и чёртики начали орать, размахивать ручками и лапками. Началась паника, при которой едва не затоптали Костю и Олю. К каждому, к кому прикоснулась такая звезда, начинал сжиматься, и превращался, в конце концов, в пылинку, которую уже совершенно невозможно было разглядеть.
  Всё же одному человеку-жуку удалось вырвать в коридор, и уже издали доносились его истошные вопли.
  Лена, сделав ещё несколько стремительных кругов под багряными сводами, плавно опустилась на пол, и вновь померкла.
  Костя подошёл к Оле, которая лежала на полу, и, взяв её за руку, позвал:
  - Оля, ты слышишь меня?
  Девочка приоткрыла глаза, и попросила:
  - Пожалуйста, помоги мне подняться.
  Костя подхватил её за руку, помог встать на ноги. Спросил:
  - Ну, как ты?
  - Вроде ничего. Живая, - ответила Оля.
  - Ну, так надо отсюда поскорее выбираться, - сказал Костя.
  - Тихо, - шепнула Оля.
  - Что такое?
  - Ты слушай...
  И Костя услышал топот множества ног и лап, а также визг, хрип, и отрывистые восклицания.
  - Это за ними бегут, - произнесла девочка.
  - Ну, нам Лена поможет, - молвил Костя.
  Они подошли к плоской и тёмной материи, которая была Леной. Эта материя лежала на полу, не шевелилась, и выглядела более тёмной, чем когда бы то ни было.
  И Оля вымолвила, печально:
  - Нет - сейчас она не сможет нам помочь. Её дух в каком-то ином месте, возможно - рядом с Витей.
  Между тем, топот бегущих всё приближался, и вот уже замелькали в коридоре уродливые силуэты.
  - Надо бежать! - воскликнул Костя, и указал на проход, который виднелся в противоположной стене.
  Но, как только они сделали туда несколько шагов, как и оттуда раздался топот, и появились там силуэты бегущих врагов.
  Тогда Костя сжал кулаки, и вымолвил:
  - Ну, что ж. В таком случае я буду драться...
  - Подожди-ка! - воскликнула Оля, и бросилась к книге, которая лежала на полу.
  Прежде эта книга располагалась на столе-сороконожке, но потом, когда сороконожка уменьшилась, книга повалилась на пол. Это была очень толстая книга, с тёмно-жёлтыми страницами, и багровой обложкой, от книги этой сильно пахло кровью.
  С трудом преодолевая отвращенье, Оля раскрыла книгу.
  И на первой же странице изображено было нечто жутковатое, представляющее собой помесь из железного механизма, и живого организма. У этого нечто было множество ручек, ножек, а также клешней и щупалец.
  Оля прикрыла глаза, и произвела всем своим телом сильное волнообразное движенье.
  - Что ты делаешь?! - воскликнул Костя.
  - Вспомни о моём даре, - вымолвила девочка.
  - Ты хочешь, чтобы эта штука из книги появилась здесь?! - в ужасе вскричал мальчик.
  - Да... Я просто чувствую, что это должно нам помочь. Не мешай мне...
  - Лучше не надо... - произнёс Костя, но осёкся.
  Дело в том, что в залу ворвались люди-жуки, а также и чёртики. Физиономии у них были самые что ни на есть агрессивные. И поэтому мальчик пролепетал:
  - Кажется, хуже уже всё равно не будет. Так что вызывай своё чудище.
  Тут книга вырвалась из Олиных рук, стремительно взмыла под потолок, и, ударившись об него, перевернулась, и зависла в нескольких метрах от пола. Вокруг книги появилась мерцающая ядовитыми тонами аура, и вдруг выпрыгнуло из неё точно такое же чудище, какое было изображено на странице.
  И тогда все те люди-жуки и черте, которые только вбежали в залу, замерли. Они стояли в самых нелепых позах, и не двигались. Они выпучили на новое, появившееся чудище глазёнки, и даже не дышали.
  А полуживое-полумеханическое чудище медленно вращало своими головами, пересчитать которые не представлялось никакой возможности, и издавало звуки, которые были чем-то средним между скрежетом и шипеньем.
  И эта сцена продолжалось до тех пор, пока один из чёртиков, который застыл в очень неудобной позе - на одном мыске, нелепо взмахнул лапами, и завалился на живот. Тут же одна из глоток большого чудища раскрылась, и вывалился из неё змеевидный язык, который обмотался вокруг чёртика и утащил его в глотку. Большое чудище издало довольное урчанье, а маленькие чудища - испуганное попискивание. Затем все эти чёртики и люди-жуки бросились прочь из залы, оглашая воздух жалобными завываньям.
  В зале остались только Костя, Оля и большое чудище. И Костя шепнул девочке на ухо:
  - Всё-таки зря ты его вызвала...
  И только теперь чудище заметило их. Оно развернулось к ребятам сразу всем своим массивным телом, и раскрыло все свои глотки.
  - Да, кажется - это было ошибкой, - шепнула Оля. - Э-эх, достать бы теперь книгу, чтобы его обратно, на страницу запихнуть...
  Но, оказывается, книга отлетела далеко в сторону, и если бы ребята бросились к ней, то чудище непременно бы их опередило. Выпученные, бессмысленные глаза чудища сжимались и разжимались, словно это бы не глаза, а сердца.
  Костя шепнул:
  - Ты беги к книге, а я - в другую сторону. Если повезёт - оно броситься на меня, а ты получишь возможность завладеть книгой.
  Но им не суждено было водворить в реальность этот героический план, потому что чудище издало вопль, который являлось воплощением вселенского ужаса. И всё дело было в том, что чудище это испугалось Костю и Олю ещё больше, чем ребята испугались чудище.
  Никогда, даже в самом кошмарном своём виденье чудище не могло представить таких созданий, как Костя и Оля. И тогда чудище прыгнуло, но не на ребят, а в стену, и пробило стену.
  Образовался пролом, рядом с которым валялись куски раздробленного гранита, а также медленно вытекала из него чёрная, вязкая жижа, которая была кровью великана.
  - Бежим за чудищем, - молвила Оля.
  Костя подхватил полотно-Лену, которая всё это время, недвижимая, тёмная и безжизненная, пролежала на полу.
  Затем ребята, взявшись за руки, бросились в этот пролом...
  
  * * *
  
   Через несколько минут, грязные, с ногами перепачканными в чёрной жиже, выбежали они в залу, которая была значительно больше первой залы.
  Но из этой залы был только один выход, и уже доносились из него крики чёртиков и людей-жуков.
  Костя произнёс:
  - Придётся отступать, - и он кивнул на тот смрадный проход, из которого они только что выскочили.
  Затем он, покосившись на свёрнутую в рулон Лену, произнёс ещё одно из Витиных стихотворений:
  
   Я пил тишину из ладоней сна,
   Зимой в моём сердце сияет весна.
   Радуга в каждом мгновенье горит,
   Голос в безмолвии нежно звенит...
  
  - Э-э, честно говоря, дальше я совсем забыл, - признался Костя.
  А Оля сказала:
  - Да и не помогут сейчас эти стихи...
  И она кивнула на Лену, которая и от этого первого четверостишия оставалась всё такой же тёмной, как и прежде.
  Между тем топот приближался.
  Тут Оля кивнула на выемку в стене, и вымолвила:
  - Давай-ка, попробуем там спрятаться...
  Кажется, никакого другого пути к отступлению не было, поэтому именно к этой выемке они и бросились. Оказалось, что там была костяная платформа, из которой выступало несколько рычагов, которые тоже были костяными.
  - А давай-ка, попробуем... - произнёс Костя.
  Но он не договорил то, что хотел сказать, а просто дёрнул за рычаг. В результате костяная платформа понеслась вверх. Причём скорость подъёма была такой большой, что у ребят даже в ушах заложило.
  - Так это же скоростной лифт! - воскликнул Костя.
  Подъём закончился столь же неожиданно, как и начался.
  Ребят швырнуло в сторону - они несколько раз перевернулись в воздухе, и, наконец, упали на голову очень странному существу, которое представляло из себя образ эдакого сморчка: вытянутого, и тощего, с болезненно-розоватой кожицей. Голова у существа была громадной, и источало тусклое, малахитовое свечение.
  Существо не ждало удара, оно издало слабый крик, взмахнуло тощими, почти атрофированными ручками, ножки его подкосились, и оно, лишившись чувств, рухнуло на пол.
  Оказалось, что перед существом этим на хрупкой деревянной конструкции висела на нитках точная фигура великана, в котором они находились.
  Костя вымолвил:
  - Я думаю, что с помощью этой фигурки можно управлять всем великаном.
  - Что? - изумилась Оля.
  - Смотри...
  Мальчик потянул за нитку, которая была прикреплена к руке игрушечного великана, и кивнул на противоположную стену залы, в которой они находились.
  Большую часть этой стены занимало выпуклое слизистое окно, которое, как догадались ребята, было одним из глаз великана. И через этот глаз-окно, они увидели, как одна из многометровых ручищ великана поднялась, в точности повторяя движение игрушечной фигурки.
  Тогда Костя усмехнулся, и вымолвил, самодовольно:
  - Ну, что ж - теперь ты видишь, что фортуна на нашей стороне. С помощью этого великана мы перейдём дорогу и вернёмся в город.
  Мальчик потянул за нитку, которая крепилась к одной из ног великана.
  - Осторожно! - вскричала Оля.
  Просто рывок был через чур сильным, и великан едва не перевернулся, едва не рухнул на землю. Во всяком случае ребят тряхнуло с такой силой, что они сами растянулись на подрагивающем, живом полу.
  - Ладно, впредь я буду осторожнее, - изрёк Костя.
  И следующий шаг он сделал уже с большим изяществом. А потом и вовсе наловчился управлять великаном так, будто всю жизнь только этим и занимался.
  Тут молвила Оля:
  - Смотри - ещё один.
  Дело в том, что со стороны города к ним направлялся ещё один великан, такой же массивный, как и тот, в котором они находились.
  - Ну, ничего! Мы ему сейчас покажем! - прорычал Костя, и сжал кулаки.
  Он чувствовал себя героем и ничего не боялся...
  
  
  
  
  
  Глава 8
  "Зеркальная башня"
  
   На Витю стремительно надвигалась стена исполинской, усеянной красными огоньками башни. Он вцепился руками в бадью, которая вращалась, и всё норовила перевернуться.
   И тогда мальчик закричал, громко:
  - Лена, ты только не оставляй меня!
  Но, оказалось, что могучий тёмный вихрь, который вырвался из снежных туч, сцепился с сияющей звёздами, парусообразной Леной. Если бы призрачная девочка не приняла этот вызов, то Витя был бы раздавлен этим вихрем.
  Но ей, ценой неимоверных усилий, удалось отвести вихрь в сторону, а лишённая этого живого паруса бадья, в конце концов, врезалась в стену дома.
  От этого столкновения искривилась бадья и полетела вниз, на обледенелый, жёсткий снег, до которого было весьма и весьма далеко.
  Но Витя сообразил, что от Лены ему уже нечего ждать помощи, и поэтому в самое последнее мгновенье успел перепрыгнуть с края бадьи в одно из багровых окон.
  Он сразу же покатился по глянцевому полу. Так как пол этот располагался под некоторым углом, то и Витя никак не мог остановиться, а катился со всё возрастающей скоростью. Так же и его попытки остановиться были тщетными - поверхность была зеркальной.
  Но всему когда-нибудь приходит окончанье. Вот и Витя, в конце концов, прекратил катиться. Он медленно приподнялся. Голова очень сильно кружилась. Он сделал один шаг, и тут ноги его подогнулись, и он повалился на колени.
  Тут же чья-то жёсткая рука вцепилась ему в плечо, и неприятный, скрежещущий голос поинтересовался:
  - Кое имя есть свято?
  Витя вскрикнул, и попытался вырваться. Но ничего у него не получилось - этот некто ещё неведомый сжал его плечо с такой силой, что из Витиной груди исторгся вопль.
  Голос, дыша чем-то гнилостным, зашипел на самое его ухо:
  - Куда ж это ты бежать собрался, а?
  - Я... ни куда... я тут... - пробормотал, пытаясь сфокусировать зрение, Витя.
  Но мальчик всё никак не мог увидеть того, с кем он разговаривал. Между тем, голос повторил первый вопрос:
  - Кое имя есть свято?
  И Витя ответил то имя, которое действительно больше, чем какое-либо иное имя значило для его души, и, конечно же - это было имя: "Лена".
  Он ожидал, что последует нечто страшное - например, ему размозжат голову. Но неизвестный довольно хмыкнул, и произнёс:
  - Верно речёшь, отрок. И имя сие священное с должным почтеньем из уст твоих исходит. Ну-ка, повернись, взгляну я на тебя...
  Хватка на Витином плече ослабла, и он смог подняться на ноги, и обернуться.
  То, что он увидел, заставило мальчика издать вопль:
  - Хрррр!!!
  Дело в том, что за его спиной стоял старик в чёрной мантии, и в чёрном капюшоне. И сморщенное, сухое лицо старика было лицом его Вадика, но только в глубокой старости.
  Мальчик пролепетал:
  - В-вы... это... я...
  - Это естественно. Мы все тут на одно лицо и стар, и мал, - кивнул старик, и тут же выкрикнул. - Так почему ж ты в одежде непотребной?!
  Витя взглянул на свою лёгкую, летнюю одежку, из-за которой он так изрядно уже помёрз в этом мире. Конечно, его одёжка помялась, а в нескольких местах даже и порвалась, но всё же её нельзя было назвать непотребной. Поэтому мальчик просто пожал плечами.
  - Где твоя чёрная мантия?! - взвизгнул старик, и ударил по полу ногой, в результате чего его нога произвела такой громкий звук, будто винтовка стрельнула.
  Витя опять пожал плечами. Он действительно ничего не понимал. И он произнёс:
  - Я не помню. Не понимаю. Влетел сюда через окно. Потом долго катился. У меня голова сильно закружилась. И, должно быть, потерял я вашу мантию...
  - Ах ты, негодный мальчишка! - завизжал старик, и вдруг вцепился своими острыми ногтями в Витино ухо с такой силой, что мальчик тоже завизжал.
  Затем старик потащил мальчика по зеркальному коридору. И стены, и пол, и потолок в коридоре имели гладкую зеркальную поверхность. Впрочем, под потолком имелись ещё и отверстия, в одно из которых, должно быть, и скатился Витя. Воздух был наполнен тусклым багровым свеченьем, источник которого был неизвестен...
  Ну, а старик, продолжая всячески терзать Витино ухо, взвизгивал:
  - Вот, ужо я те покажу, как зеркальное вино пивать!!
  - Чего?! Какое ещё зеркальное вино?! - простонал Витя.
  Старик взвизгивал с интонацией праведного гнева:
  - Совсем от рук отбились, нечестивцы! Так ещё ж и врать смеют!
  - Да вовсе я вам не вру!
  - Вот я те!!
  И старик дёрнул Витино ухо так сильно, что оно едва не отвалилось. Затем, не слушая жалобные Витины стенания, продолжил старик:
  - И вот ведь чего только не на придумывают. А ведь ясно ж: счистил с зеркал верхнего пыль пьянящую да и варил во котле её, да и пил сие зелье поганое!
  - Да не пил я никакого зелья! - возмутился Витя.
  - Так он ещё и перечить смеет! - неистовствовал, издеваясь над несчастным Витиным ухом, старик. - Ну, хорошо же! Будет тебе такая порка, что потом неделю сесть не сможет.
  Старик ещё долго ругался, а Витя, оставив попытки, высвободиться, шагал за ним. Наконец, они вошли в помещение, стены, потолок, и пол в котором то же были зеркальными.
  В центре помещения имелся зеркальная конструкция в форме костра. И, внутри этих зеркал горел настоящий костёр. Ещё в этом помещении была зеркальная скамья.
  Парочка широкоплечих верзил шагнула к ним навстречу.
  Верзилы были облачены в чёрные мантии. А, взглянув в их лица, Витя с ужасом осознал, что у этих палачей его, Витины лица, только чрезвычайно тупые и злобные.
  Притащивший Витю старик взвизгнул истерично:
  - Да светится имя свято!
  - Да светится имя Лены! - монотонными голосами отозвались здоровяки.
  - Воистину так, - пробормотал Костя.
  - Ну, хорошо хоть, это приветствие священное не забыл, - одобрительно кивнул старик. - Но, всё равно, за питьё вина зеркального, за потерю мантии, и за враньё последующее, присуждаешься ты к получению ста плетей.
  - Нет! О-о-о!! Не-е-ет!!
  Так, в ужасе заорал Витя. Его ни разу в жизни не пороли, и эта экзекуция представлялась чем-то немыслимым, жесточайшим и позорным.
  Ему очень хотелось вырваться, он так извивался, так дёргался, что, всё-таки, выскользнул из ручищ своих чудовищных двойников, и, завывая, бросился бежать.
  Это происходило в те же мгновенья, когда Костя и Оля пытались пройти внутри живого моста над проезжей дорогой.
  Напомню, что исходящие из моста испарения так повлияли на них, что всё в их глазах начало троиться. Они побежали навстречу человеку-жуку, хотели обогнуть его, но именно в него и врезались.
  А Витя увидел дверку чрезвычайно узкую. Но он всё же решил, что сможет в неё проскользнуть, а поэтому оттолкнулся ногами от пола, и прыгнул в этот проход. И только когда пребольно ударился об зеркальную поверхность затылком, то сообразил, что пытался проскользнуть в отражение настоящей двери, которая имелась в противоположной стене.
  Витю схватили под локти, и провели к зеркальной скамейке, на которой мальчик был разложен, и к которой был привязан за руки и за ноги. Спина и зад у Вити были оголены, и он скрежетал зубами от стыда, и предчувствия болезненной экзекуции.
  Старик ухмылялся, зловеще и кровожадно, обнажал тёмные, щербатые зубы, и приговаривал:
  - Ну, за такую наглость мало ему ста плетей будет. Так что всыпьте ему, ребятушки, двести!
  - Двести?!! - ужаснулся Витя.
  - Да, да, - потёр ладошки старик, и выкрикнул. - Начинайте!
  Свистнули в воздухе плети, и тут Вите стало очень-очень больно. Однако ж, он ожидал какой-то большой боли, а поэтому даже не закричал.
  - Не кричишь? - раздражённо осведомился старик. - Ну, так прибавьте, ребятушки, ударов ваших силу...
  Витя решил назло боли и унижению придумать возвышенное, посвящённое Лене стихотворенье. И он начал выкрикивать:
  
  - О-о, как же остренька тоска,
  От разлуки с тобою!
  Кажется, не видел тебя я века,
  О, Лена, Лена, Лена!!!
  
  О-о, где ж теперь ты?!
  Но тверда моя вера,
  Царапают руки шипы,
  Но запах роз тебе, Лена!!!
  
   В конце концов, Витя несколько раз прокричал: "Ой! Ой! Ой!", и ему показалось, что - это очень ритмичные звуки "Ой".
   Он уже помышлял, какое бы ещё стихотворение посвятить Лене, когда вдруг осознал, что экзекуция прекратился.
   Мальчик осторожно пошевелился, и спросил:
  - Что - неужели всё?..
  И в ответ услышал какие-то странные, шипящие звуки. Он повернул голову, и с изумлением увидел детин-палачей, которые, обнявшись и уткнувшись, лбами друг другу в широкие плечи рыдали.
  А ещё он увидел старика, который глядел на него выпученными, округлившимися глазами, и приговаривал:
  - Ну, надо же... ну надо же...
  В голосе старика чувствовалось искреннее благоговение.
  - Что случилось? - спросил Витя.
  Старик возвестил:
  - Это было божественно.
  - Что именно? - поинтересовался Витя.
  - Стихи Ваши! - взвизгнул старик.
  - Хм-м, неужели мои стихи такие уж замечательные?
  - Они не просто замечательные. Они лучшие! Они бесподобные! Они войдут в наши священные манускрипты! Это - откровение.
  Затем старик осведомился осторожно:
  - А, может быть, ещё стихов подобных нам поведаете?
  Мальчик прокашлялся и вымолвил:
  - Вы бы меня от скамейки отвязали сначала.
  Тут старик буквально налетел на детин-экзекуторов, он заорал на них:
  - Да что ж это вы его величество Поэта привязанным держите?!
  Палачи, всё ещё продолжая рыдать умилённо, отвязали Витю от скамейки. Так что мальчик смог подняться, и натянуть штаны и рубашку.
  Тут же старик осторожно подхватил Витю за руку, и повёл его прочь из этого помещение, по очередному зеркальному коридору.
  И, прямо на ходу, приговаривал старик восторженным голосом:
  - Это ж надо строка какая: "О, Лена, Лена, Лена!!!" - одна эта строка целых томов наших именитых поэтов, воспевающих Её имя, стоит.
  Тогда мальчик произнёс:
  - Да вы просто издеваетесь надо мной!
  Но и голос, и выражение лица у старика были такими искренними, что всякие сомнения относительно его искренности сами собой отпадали.
  Старик говорил:
  - Как же можно издеваться над Вами! Да Вы ж достигли высочайшего! Вы Её имя воспеть достойно смогли!..
  - Как же всё это нелепо, - пробормотал Витя.
  - Очень даже "лепо"! - взвизгнул восторженно старик, и добавил. - Я чувствую: из Вас ещё сонмы гениальнейших стихов рвутся.
  - Истинно, истинно так, - печально вздохнул Витя, который уже устал от этого суетливого безумия, и больше всего хотел увидеть спокойную и светлую Лену.
  
  * * *
  
   Через некоторое время старик провёл Витю в такое место, где начиналось сразу несколько широких и оживлённых зеркальных коридоров. И уже без удивления мальчик отметил, что все ходящие по этим коридорам является его, Витиными, двойниками в разном возрасте, и в разной степени духовного разложения. Выражения лиц у всех было иступлённым и чаще иных звучало имя "Лена", которое произносили с особым благоговением.
   Старик осторожно подтолкнул мальчика в помещение, которое отличалось особым зеркальным блеском. За столами сидели многочисленные Витины двойники, все очень важные: либо жирные, либо тощие. Средних не было. Старик низко им поклонился, и вскрикнул:
  - Вот, гениальнейшего поэта вам привёл. Слова его яко ножи сладчайшие разят.
  Один из важных толстяков поинтересовался:
  - Стихи-то, как по закону полагается, все священнейшей Лене посвящены? А?
  - Да, конечно же, - пролепетал старик.
  - Хм-м. Ну, что ж, послушаем! - хмыкнула другая важная персона, и махнула Вите своей пухлой ладошкой.
  Что же, Витя не стал отказываться. Ему и самому приятно было почитать стихи, посвящённые Лене:
  
  - Ты попробуй денёк не поспать,
  Ты попробуй денёк не поесть,
  И на пальце весь день простоять,
  А потом совсем не болеть.
  
  То немыслимым кажется делом,
  Но гораздо немыслимей жить,
  Обделённым тем истинным светом,
  И небесную Лену мне не любить.
  
  То немыслимо даже подумать!
  Лучше сразу лишиться всего.
  Впрочем, кроме любви, нечего вынуть,
  Из бессмертного сердца моего!
  
  Когда Витя закончил декламировать, то обнаружил, что его слушатели либо рыдают слезами умиления, либо же вовсе лежат без чувств, коих они лишились по причине чрезмерного восторга.
  Наконец, один из этих господ, смог вскрикнуть:
  - Качальщиков, немедленно! На руки его!
  И он ударил дрожащим от счастья пальцем по зелёному колокольчику. Раздался тоненький, звенящий звук, сразу после чего в помещение проскочило с дюжину Витиных двойников, которые были примерно его возраста, и имели его комплекцию.
  Но выражение лиц у них было такое, будто они ни разу ни одной умной книги ни читали, и ни разу ни о чём не думали. Они уставились на господ. Те закричали, указывая на Витю:
  - Его качать! Его славить! Ура! Ур-ра!
  Мальчика подхватили на руки, и начали подбрасывать так в высоко вверх, что он, подлетая к потолку, успевал несколько раз перевернуться. Затем падал на руки, и тут же вновь возносился, и вновь барахтался в воздухе, беспомощно взмахивая руками и ногами.
  До него долетали обрывки разговоров:
  - Вы записали это Его Стихотворение.
  - Да, конечно же. Оно будет увековечено...
  А потом Витя потерял сознание, и уже ничего не видел и не слышал. Сказалось перенапряжение...
  
  * * *
  
   Дальнейшее весьма напоминала причудливый, страшноватый сон.
  В лицо Вите плеснули холодную воду, и он очнулся. Затем по зеркальным коридорам отнесли мальчика в школу.
  Это было превеликое множество зеркальных помещений, соединённых одно с другим, посредством великолепной акустики.
   За столами сидели Витины двойники, возрастом примерно от семи, до пятнадцати лет. На всех этих лицах застыла сосредоточенность, и, вместе с тем, прослеживалось отсутствие каких-либо мыслей.
  - Вот, сейчас Гений прочитает вам стихотворенье! - возвестил Витеобразный господин.
  На всех без исключениях ученических лицах при желании можно было разглядеть гримасу пренебрежения.
  Витя прочитал первое, вспомнившееся стихотворенье:
  
  Люблю я Лену - в этом правда вся,
  Люблю её голосочек я нежный,
  Люблю светозарные очи я,
  Ученик Любви я прилежный.
  
  Тебя, о Леночка, родимая моя,
  Я совсем почти что не слышал,
  Но всё ж над деревцем горя,
  Месяц души твоей вышел.
  
  А вторая половинка,
  Чтоб из Месяца вышла Луна -
  То души моей светла искринка,
  В Любви прибывает Она.
  
  И, так же как Месяцу суждено стать Луною,
  Так и нашим душам единенье суждено обрести.
  И, милая, милая Лена - я верю, что буду с тобою,
  И, взявшись за руки, коляску мы будем везти!!!
  
   Вот такие были, прочтённые Витей стихи. И опять произведёнными ими эффект оказался сокрушительным. Многие учителя попадали от восторга в обморок, а ученики сидели, вытаращив глаза и раскачиваясь из стороны в сторону.
   Увидев, что все находятся в состоянии ступора, Витя пробормотал:
  - Ну, что ж - я, пожалуй, пойду...
  И он, встав на цыпочки, потихонечку направился к двери. Однако ж был схвачен сразу несколькими фигурами в чёрных мантиях, которые вскричали:
  - В храм!!
  И Витя был отведён в храм. Как и все остальные помещения в этой башне, внутренности храма были заполнены зеркалами.
  В центре же храма стояла на зеркальном постаменте десятиметровая зеркальная фигура Лены, которая, как не сложно догадаться и являлась центральным божеством этого мирка.
  Фигура Лены была выдута из стекла столь неумело, что ничего, кроме усмешки и недоумения не вызывала. И, если бы не подпись, что это именно Лена, а ни какой-нибудь носорог или дворняжка, то Витя ни за что не догадался бы, что эта фигура изображает его возлюбленную.
  Тем не менее, бессчётные лица его двойников наполнились таким искренним и глубоким религиозным чувством, что Витя прошептал вслед за ними:
  - О, Лена, Лена, Лена! Да славится имя твоё отныне и вовеки веков!!
  А после этого Витю возвели на постамент перед стеклянной фигурой Лены, и просили, чтобы он ещё стихов почитал.
  Витя начал читать, а все присутствующие распластались по полу, и мычали: "Лена... Лена... Лена..."
  Прочитав пять или шесть стихотворений, притомившийся Витя начал потихонечку пробираться к выходу, где был схвачен двумя рыдающими от умиления стражниками, и водворён на прежнее место, где Вите пришлось зачитывать ещё множество посвящённых Лене стихов...
  
  * * *
  
   После этого Витя начали почитать как наиглавнейшего, наипрекраснейшего, божественного вестника. Каждая его стихотворная строчка воспринималась, как откровение, что и не удивительно.
  Ведь каждый без исключения обитатель этого мирка обязан был сочинять посвящённые божественной Лене стихи, но даже и самые лучшие из этих творений звучали примерно так:
  
  - О, Лена, хр-хр-хр, Ого-го!
  Люблю, хи-хи-хи, всегда!
  И, Лена, Ха! Я - того!
  Люблю, хо-хо! Тебя всегда!!
  
   Вообще, вся жизнь обитателей этого мира, от самого их появления и исчезновения была посвящена бесконечным, религиозным ритуалам связанных с именем Лены.
   Кстати, что касается появления, то все знали, что они младенцами выходят из зеркал, а в ту минуту глубокой старости, когда слышат "зов Лены", уходят обратно в зеркала...
   Вот, к примеру, один из связанных с Леной, ежедневных, обязательных ритуалов:
  Одно из лучших стихотворений (в последнее время это были исключительно стихи Вити), размножалось в местной типографии. Затем текст разрезался на отдельные составляющие буковки, а эти буковки смешивали с особой, зеленоватой кашей, которую в вёдрах поднимали с нижних уровней. Никто не знал происхождения этой каши, но, тем не менее, она служила одним из основных продуктов питания в этом мире.
  Итак, после смешения буковок с кашей, каждый, прожёвывая кашу, должен был обязательно найти в своём рте и достать четыре заветные буковки "Л", "Е", "Н", "А".
  Если же такие буковки найти не удавалось, то гражданин (гражданочки в этом мире Витиных двойников, ясное дело, отсутствовали), обязан был подлить себе следующую порцию каши и начать всё сызнова.
  После трапезы граждане шли выполнять общественные работы, которые заключались либо в мытье зеркальных коридоров, либо же в строительстве новых помещений. Внутренности башни представлялись им чем-то эдаким бесконечным, а никакого внешнего мира просто не существовало.
  Так велика была власть ритуалов над этими существами, что они даже и Витю, пред которым преклонялись, от этих ритуалов не могли освободить. И он, давясь от мерзкого бензинового привкуса, вынужден был глотать зеленоватую кашу, и выискивать в ней заветные буковки.
  Ещё он должен был раз в три минуту, отключившись от всех своих дел, широко улыбнуться, и задрав голову вверх, три раза хлопнуть в ладоши, и прокричать, ритмично щёлкая пальцами:
  - Лена! Лена!! Лена!!!
  Ну, и ещё много чего вынужден был делать Витя.
  Конечно, он помышлял о побеге. Но шло время, часы сменялись часами, и не представлялось никакой возможности бежать. Мальчик даже не знал, куда тут бежать. Везде были зеркальные залы и коридоры, везде бели однообразные Его лица, и ему уже начинало казаться, что этот мир действительно занимает собой всю бесконечность, а вся его прошлая жизнь - это просто сон.
  Конечно же, Витей по-прежнему восторгались, на руках его носили, приглашали возглавлять наиболее значимые ритуалы. И все взгляды, которые он ловил, и все слова, которые он слышал - всё это было преисполнено глубочайшей любовью и почтением к нему, к Вите.
  И вскоре выяснилось, что мальчику очень нравятся все эти льстивые, обращённые к нему словечки и чувства. Ему нравилось быть такой значимой фигурой, он получал от этого удовольствия.
  Проходило время. Минута за минутой, час за часом. Должно быть, проходили и целые дни, но Витя, как ни старался, не мог сосредоточиться на течении времени, и даже не мог сказать, спал ли он хоть раз в этом мире.
   И вдруг мальчик осознал, что уже не стремиться куда-либо убежать.
  Ему и было хорошо. Он ел зелёную кашу, он исполнял ритуалы, и получал удовольствия оттого, что он теперь такая значимая фигура, и оттого, что его все любят.
   Время от времени, он сочинял новые стихи - одно слабее другого, и получал за них всё растущее признание.
  Помимо прочего Витя был назначен директором школы. В его обязанности входило присутствовать на некоторых уроках, следить за поведением учеников, и в случае, если они как-либо отходили от ритуала, наказывать их.
  Конечно, ученики уже знали, кто такой Витя, и буквально смотрели ему в рот - как откровение каждое его слово ловили.
  Поначалу Витя старался быть добрым директором, и даже решил допускать среди учеников некоторые недозволенные вольности. Так однажды, во время очередного трёхразового скандирования: "Лена! Лена! Лена!" один из учеников громко чихнул. Вообще то за такой проступок полагалось наказание, но Витя сделал вид, что ничего не заметил.
  Тем не менее, на перемене к нему подошёл его двойник с зеленоватым оттенком кожи. Это был служитель тайной полиции, которой в этом мире все без исключения боялись.
  И это существо проскрежетало, злобно посвёркивая красными глазками на Витю:
  - Тут доложено было, что непростительное простить пытаетесь. Вы то высоко взлетели, но у нас лапки то длинные, так что...
  И служитель тайной полиции с громким, сухим треском сжал свои длинные, блеклые пальцы - изобразил, будто чью-то шею ломает.
  - Донесли что ли? - печально вздохнул Витя.
  - Не донесли, а благое дело сделали! - торжественно изрёк служитель тайной полиции.
  После этого провинившийся ученик был жестоко высечен, и на последующих уроках мог только стоять...
  Прошло ещё какое-то время, и Витя стал ревностно относиться к обязательным посвящённым Лене стихотворениям.
  Были такие правила: ученик первого класса обязан в течение любого урока (будь то даже химия, алгебра или физкультура), сочинить одно посвящённое Лене стихотворение, с однократным повторением её имени. Ученик второго классы должен был представить два стихотворения с двойным повторением имени Лены в каждом, и так далее - вплоть до десятого класса, когда от ученика требовалось по десять стихотворений за урок, с десятикратным повторением священного имени.
  За каждую нерифмованную строчку провинившегося ожидал подзатыльник, за недостачу имени Лены - удар по лбу, и за недописанное стихотворение - порка в специальном помещении.
  Нет - Витя не занимался поркой, для этого у него были специальные помощники, но он исправно раздавал подзатыльники и щёлкал провинившихся по лбу. Такое строгое обращение нравилось и ученикам и остальным преподавателям. Витю хвалили неистово, Витю боготворили, а он сочинял всё более дурные стихи...
  
  * * *
  
   Этот ученик сильно отличался от других Витиных учеников. И главным его отличием было то, что у него глаза были вдохновлёнными. Этого ученика никто не любил, его сторонились, а время от времени отвешивали ему пинки.
  Звали этого ученика Гнилушей. Поговорили, что в глазах его светится бесовское пламя, и что он рано или поздно совершит какой-нибудь страшный проступок. Поэтому предлагали Гнилушу изолировать, а то и вовсе казнить. Во всяком случае, особенно ревностно следили за ними, и за самый незначительный, ничтожный проступок жестоко наказывали.
  Как-то раз Витя, проходя по зеркальному коридору, заметил, что Гнилуша стоит в стороне от всех, отвернувшись к зеркальной стене, уткнувшись в эту стену лбом, и что-то записывает.
  Витя осторожно, крадучись подошёл, и глянул Гнилуше через плечо. Оказалось, что Гнилуша пишет стихи.
  И вот, какие это были стихи:
  
  Я хочу, чтобы душа была свободна,
  Как свободен звёздный свет,
  Без преград, как море полноводна,
  Вся в любви, переступив запрет.
  
  И, забыв законы, предписанья,
  Духом светлым обрету покой,
  И бесценны мне мои мечтанья,
  Вечность - это бездна надо мной.
  
  Я хочу убежать из зеркального мира,
  Здесь, как в могилке - тесно душе.
  Путь озарит светоносная лира,
  Дух мой летит в вышине...
  
  - Здорово! - искренне сказал Витя.
  Гнилуша тихонечко вскрикнул, оглянулся и, увидев в Витином лице директора, сжался, и побледнел больше прежнего, хотя и без того был мертвенно бледным. Он скомкал листочек, на котором было записано стихотворение, задрожал и пролепетал:
  - Пожалуйста, не выдавайте меня.
  И тут Витя сообразил, что не имел он права этим стихотворением восторгаться, так как стихотворение было явно еретическим.
  Тогда Витя побагровел, и рявкнул:
  - А ну-ка, давай его сюда!..
  Из Гнилушиных глаз брызнули слёзы, он вымолвил:
  - Вы не понимаете. За такое стихотворение меня не просто выпорют. Меня казнят за него!
  Так как дело происходило в школьном коридоре, вокруг них уже собралась значительная группа из учеников и учителей. Все они тихонько переговаривались, и показывали на Гнилушу пальцами.
  Жалостливое чувство кольнуло Витино сердце, он решил, что всё же не стоит выдавать Гнилушу, поэтому он сказал уже тихо:
  - Ладно, давай сюда своё стихотворение. Я обещаю, что никому его не покажу. А ты поклянись, что никогда больше не будешь писать таких...
  Гнилуша вздохнул, и протянул Вите смятый листочек. Однако ж, ничего обещать не стал - видно было, что собирается писать ещё многие, подобные стихотворения.
  Витя не успел взять листочек, потому что между его рукой и рукой Гнилуши просунулась вдруг зеленоватая, источающая неприятный запах рука (вот уж кто действительно был Гнилушей!), и выхватила листочек.
  Это был один из служителей Тайной полиции. Только он прочитал первые строчки, как его отвратительное лицо исказилось злобой и отвращеньем. И он завизжал, слюной брызжа:
  - Взять его!!
  Тут же из толпы выскочило несколько здоровых Витеподобий, схватили извивающегося Гнилушу за руки и за ноги, и подняли его в воздух.
  - Что вы! Не надо! - воскликнул Витя.
  Он попытался заступиться за своего ученика, и так получилось, что на мгновенье губы Гнилуши оказались рядом с его ухом. И Гнилуша шепнул:
  - В зале сто тридцать три...
  И всё - больше он не успел сказать, потому что утащили Гнилушу, а Витю окружили преподаватели, и, придерживая его за мантию, говорили:
  - Что вы, что вы, ваше превосходительство Поэт. Разве же можно, а?
  И тогда вскричал Витя горестно:
  
   Поражён я горькую тоскою,
   Но всё же, Лена, я с тобою,
   Всё же светишь для меня,
   И живу я каждый день, любя...
  
   Преподаватели и ученики шумно зааплодировали, хотели качать Витю на руках, но от них вырвался, и, не в силах сдержать слёз, бросился бежать.
   На следующий день был оглашён приговор Гнилуше: смертная казнь. Его должны были погрузить в поглощающее зеркало.
   И, хотя явка на это мероприятие было обязательной, Витя направился не на казнь, а в залу сто тридцать три...
  
  * * *
  
   Теперь, когда Витя приобрёл такой высокий статус, ему были доступны многие любопытные документы, в том числе и карта обжитой части Зеркальной башни. Карта была старой, запылённой, измятой и мальчик не без труда нашёл на ней залу под номером сто тридцать три.
   И ещё больше времени он потратил, пока до этой залы добрался. Всё-таки очень запутанными были все эти зеркальные коридоры.
   Но, наконец, запыхавшийся и жаждущий изменений, вырвался Витя в эту залу. Она сильно отличалась от иных зал. Имела форму сферы. То есть, переступив через её порог, Витя скатился вниз по совершенно гладкой зеркальной поверхности, и остался стоять в нижней её части, понимая, что без сторонней помощи вряд ли сможет выкарабкаться обратно.
  И в этой зале, так же как и во всех иных помещениях зеркальной башни, в воздухе разлито было багровое свечение, источник которого оставался неизвестным. Но, помимо этого света, увидел Витя и иной свет - это был чистый и могучий свет звёздного пламени, который исходил прямо из стен.
  И, встав на колени, мальчик понял, что сияют этим приятнейшим светом буквы, которые пульсировали под зеркальной поверхностью. Буквы складывались в слова, слова - в предложения...
  Это была посвящённая Любви, посвящённая Лене поэма. Вдохновлённая, светлая и чистая, лишённая глупых и вредных запретов и предписаний - такова была эта поэма, которую с большим вниманием и наслаждением зачитывал Витя.
  И оказалось, что это такая замечательная поэма, что Витя просто не мог оторваться, всё читал и читал, а глаза его при этом сияли приятнейшим пламенем.
  А потом он неожиданно понял, что всё это время, зачитывая строки, полз, и уже должен был бы проползти большую часть гладкой стены. Он огляделся: так на самом деле и было. Он практически уже дополз до купола, и, таким образом, совершил невозможное...
  Теперь, по всем законам физики ему предстояло пролететь около двадцати метров по воздуху, грохнуться об зеркальный пол, и расстаться с жизнью. Но Витя не верил в законы физики, а верил он в законы поэзии, и поэтому даже не испугался, а продолжил читать поэму. Тем не менее, он всё-таки начал съезжать по стене. Но он не отрывался, и глотал сокровенные строки со всё возрастающей скоростью.
  Ни один, даже и самый быстрый любитель чтения не смог бы сравнить с ним - он свободно поглощал сотни строк за одну секунду, а скорость всё возрастала. Он доехал до нижней части сферической залы, и тут же вновь взмыл по стене к куполу. А потом он сделал ещё и ещё один круг. Наконец, скорость его вращения по сфере стала такой, что сторонний наблюдатель уже и не смог увидеть Витю, а только подобный метеору вихрь, который носился от пола до купола и обратно.
  И хотя это казалось совсем невероятным, но и при такой скорости Витя поглощал строки поэмы - миллионы строк в каждое мгновенье.
  И увидел мальчик свою душу. Подобна сияющей галактике была она, но, если вглядеться, то каждая из составляющих эту галактик крупинок была размером с метагалактику.
  В общем, Витя увидел бесконечность внутри себя...
  Витя заполнил собой ту зеркальную залу, в которой вращался. И вдруг осознал мальчик, что эта зала - ни что иное, как его собственный глаз. И понял он, что нет никакого царствия его двойников, но есть только кошмарный, колдовской сон, во власти которого он всё это время находился.
  Кулаки его обратились в сияющие, мечущие молнии молоты и обрушились на те зеркала, которые со всех сторон его окружали.
  И все эти бессчётные метры, и километры зеркал с оглушительным грохотом разбились, и Витя обнаружил себя стоящим внутри потемневшей и пустынной Зеркальной башни.
  Но Зеркальная башня не хотела так просто его отпускать...
  
  * * *
  
   Затрещали, шипя и извиваясь, стеклянные крупинки, змеями в воздух взвились, и, став вдруг жидкими, хлынули колющей и разрывающей стеклянной рекой на Витю.
  Они ворвались в его глаза, уши и вены, они заполнили его океаном, столь огромным, что он мог бы поглотить всю Землю. Затем зеркала расползлись по стенам, вжались в них крепко накрепко, и не было уже снаружи Вити, а находился он внутри эти зеркал.
  Но Витя жил, и он боролся, с ещё большим воодушевлением, чем когда бы то ни было. В мгновенье он сочинил дивную поэму о Любви к Лене. И, если бы кто-нибудь находился тогда внутри Зеркальной башни, то увидел бы, как из всех зеркал хлынул вдруг сильный не содержащий каких-либо примесей поток солнечного света.
  И Витя ощутил своё присутствие во всей Зеркальной Башне. Он двинул рукой, и одна часть Зеркальной Башни тоже двинулась. Он двинул ногой, и Зеркальная Башня тоже сделала шаг.
  И Витя видел со стометровой высоты то, что окружало Башню. И он произнёс:
  - Да я теперь настоящий великан!!
  Голос его стал громом, и содрогнулись от него окрестности. А ещё больший грохот был произведён, когда он сделал шаг, на земле от его стопы осталась многометровая впадина.
  И пророкотал Витя таким голосом, что его бы никто не узнал:
  - Ну, теперь то мне точно никто не страшен!
  И тут он увидел, что к нему направляется ещё один великан, размером сравнимый с ним.
  - А-А!! - зарычал в азарте борьбы Витя, - Вот сейчас померимся силами!
  И бросился навстречу второму великану.
  Занёс многотонную ручищу для страшного удара, и только в последнее мгновенье увидел в глазах того, идущего из-за пределов Кольцевой дороги великана, Костю и незнакомую ему девочку, Олю.
  - Нет-нет-нет!! - закричал Витя.
  Он попытался остановить удар, он отдёрнулся назад, но ноги его, вырывая из земли многометровые смёрзшиеся комья, заскользили, и Витя, который был Хрустальной Башней и великаном, начал падать, навстречу другому великану, который тоже неудачно затормозил, и тоже начал падать.
  Неминуемым казалось столкновенье, и гибель.
  Но в самое последнее мгновенье промелькнула между телами великанов серебристая рябь, и столкновения не произошло. Тела великанов проскользнули друг через друга, будто это был воздух.
  И в последнее мгновенье, перед тем как врезаться в землю, Витя понял, что тот великан, в котором находились Костя и Оля, просто исчез.
  Тогда мальчик прошептал:
  - Ну, по крайней мере, они живы остались...
  Грохоту бурного океана его шёпот уподобился, но уже в следующее мгновенье Хрустальная Башня врезалась в землю, и нахлынула тьма.
  
  * * *
  
   Очнулся Витя от осторожного прикосновения чего-то приятного к его глазам.
  Мальчик приоткрыл веки и увидел нежно обвивающий его, согревающий свет солнечный, и сердце этого света - Лену, которая парила над ним в воздухе.
  - Лена, - улыбнулся Витя.
  Она светозарно ему улыбнулась, и прикоснулась к его лбу своими сотканными из тёплого света губами.
  И мальчик вымолвил:
  
  Счастье любить и быть любимым,
  Счастье душою чувствовать, как ты любим.
  Восхищаюсь поцелуем столь милым,
  Что, кажется, в раю мы живём и творим.
  
  Ничего, кроме нежного вечного света,
  Ничего, кроме бесконечной любви:
  Ни волнений, ни страха, ни злого навета,
  Только радость в рожденье зари.
  
  Ничего, кроме самого главного чувства,
  Не останется после меня в этой звёздной выши
  Ничего кроме светлых порывов искусства,
  Ничего кроме крыльев бессмертной души.
  
  - Миленький, миленький мой! - воскликнула Лена, и поцеловала его прямо в уста.
  
  
  
  
  
  Глава 9
  "Власть слов"
  
   Тот великан-башня, в котором находились Костя и Оля, тоже начал падать. И, как Костя ни старался выправить управляющую великаном фигурку, столкновение с землей представлялось неизбежным.
   Тогда Костя крикнул Оле:
  - Держись за мои руки...
  И они схватились за руки.
  После этого их подбросило вверх, к самому потолку.
  Они пребольно ударились, и вовсе бы разбились, если бы потолок был полностью каменным. Но, напомню, что тот великан, в котором они находились, был существом наполовину из плоти, а наполовину - из неживой материи...
  Так что они просто остались с синяками, и несколькими ссадинами. А коврик-Лена, которую по-прежнему сжимал в руках Костя, вдруг засияла мягкими, изумрудными тонами, и, окружив ребят мягкими призрачными вуалями, одним стремительным движением, вынесла их по полукаменному носу.
  Они вылетели из этого носа, покружились, подобно огромной снежинке в воздухе и, наконец, рухнули в сугроб. Коврик-Лена вновь стала безжизненной и тёмной. Но всё же Костя, потирая ушибы, сказал ей:
  - Спасибо тебе...
  Затем помог выбраться из сугроба Оле.
  Они огляделись.
  Примерно в двадцати шагах позади них возвышался затылок рухнувшего великана. Своей грудью он повалился на Кольцевую дорогу, тем самым, перегородив движенье монстрообразных машин. Великан слабо дёргался, но, видно было, что не скоро ещё сможет подняться.
  По крайней мере, великан перенёс их через Кольцевую дорогу...
  Ну, а перед ребятами темнели три заледенелых небольших озерца. Сбоку возвышался дом, в котором раньше жила Лена. Однако ж теперь не было той башни, которая прежде стояла на холме, возвышалась над этими озерцами.
  Началась метель. Ветер выл, нёс полки колючих снежинок, которых становилось всё больше и больше.
  Костя махнул рукой вперёд и сказал:
  - Там вроде башня стояла...
  А Оля ответила:
  - Да. Башня действительно стояла. Но её Витя увёл...
  - Всё-таки я этого не понимаю, - произнёс Костя. - Если мы сейчас в мире снов, то куда же пропал мой друг?..
  - Есть один мир снов, есть другой... есть тысячный и миллионный. Некоторые из этих миров расположены так близко друг от друга, что являют почти единое целое.
  - Какой же страшный мир снов у твоей сестры! - горестно воскликнул Витя.
  Девочка вздохнула и вымолвила:
  - У Лены был чудесный мир снов. Светлый и гармоничный. Но теперь здесь растворён дух одного из наисильнейших демонов бездны. У этого демона тысяча имён, но ни одно из них не является верным. Он и личины свои может менять также легко, как маски...
  Оля замерла, прислушиваясь.
  - И что тебе ещё про этого демона известно? - поинтересовался Костя.
  - Тихо.
  - Что такое? - насторожился мальчик.
  - Мне кажется, к нам кто-то приближается...
  Теперь и Костя начал вслушиваться...
  Ничего, кроме завываний ветра он не услышал. Он вглядывался в окружающее пространство, и видел много подозрительного. Везде, в потоках снежинок, мельтешили зловещие тени, но при ближайшем рассмотрении они только тенями и оставались.
  Костя произнёс пренебрежительно:
  - А, ерунда. Нет здесь никого. Все нас испугались. Просто не хотят с такими могучими воителями как мы связываться...
  - Не говори глупостей! - прошипела Оля. - У меня действительно очень плохое предчувствие.
  А Костя приговаривал задумчиво:
  - Вот ты сказала, что это почти что мир снов Лены, и прежде этот мир был светлым да гармоничным. И я думаю, что не всё здесь так уж плохо. Что-то от прежней красоты здесь должно было остаться. И, думаю, нам это должно помочь.
  - Где же ты эту красоту искать собираешься? - напряжённо, продолжая озираться, спросила Оля.
  - А вот прямо у нас под ногами! - воскликнул Костя, и начал раскапывать сугроб, из которого они незадолго до этого выбрались.
  Внутри великана они согрелись, а теперь их вновь начал пробирать холод, и они сильно стучали зубами.
  - Н-ничего, я с-скоро до з-земли д-достан-ну! - вскричал Костя.
  Оля помогла ему, и через пару минут они действительно докопались до земли. И из-под земли этой исходило слабое золотистое сияние.
  - Ага! Я же говорил! - торжественно воскликнул мальчик.
  Они начали раскапывать землю, и вскоре обнаружили длинные тёплые листы, из которых исходило солнечное сияние.
  Костя успел прочитать:
  
  Безмолвие тихих межзвёздных парсеков,
  Пламень жаркий тысячи яростных солнц,
  Вдохновение чистое детского смеха,
  За заснеженным полем свет домашних оконц:
  
  Всё это в тебе - спокойная, яркая сила.
  И дорога к спасению уже пред тобой...
  
   Дальше мальчик не успел прочитать, потому что сияющие листы встрепенулись и, обвившись мягко вокруг их тел, стали тёплой и удобной одеждой.
   Оказалось, что под листами лежал меч: тонкий, изящный. Казалось, будто его лезвие было выковано из слепящего полуденного неба.
  - Вот это оружие так оружие! - восхищённо воскликнул Костя, схватил это оружие и несколько раз рассёк им воздух.
  Снежное марево испуганно отпрянуло от клинка. Казалось, что приближается день.
   Но и это ещё не всё. Под листами и мечом оказался сундук, на поверхности которого мерцали и тихо вздыхали, словно живые, выгравированные изображения солнца.
  Этот сундук сам собой распахнулся, и выметнулся оттуда длинный-предлинный свиток, вначале которого значились следующие, написанные красивым готическим шрифтом слова:
  "Великая и бесконечная поэма, написанная в содружестве душами Елены и Виктора".
  И далее начинались мелким, аккуратным подчерком выведенные строки.
   Выпрыгнув из сундука свиток этот свитое начал разматываться, образуя сияющую живым золотом ковровую дорожку. Оля произнесла:
  - Костя, ты всё-таки гений! Надо же до чего додумался - снег раскопать! Ведь эта дорожка приведёт нас к цели!
  И она чмокнула Костю в щёку.
  - А, кстати, какая у нас цель? - спросил покрасневший от смущения Костя.
  - Честно говоря, не знаю, - ответила Оля. - А знаю только то, что мы должны пробиться в центр города...
  - Ну, так давай начнём прямо сейчас! - воскликнул Костя.
  Мальчик подхватил Олю за руку, и, чувствуя лёгкость необычайную, побежали они по ковровой дорожке.
  Костя ухмылялся и приговаривал:
  - Ну, вот - а ты ещё чего-то боялась...
  В это время свиток с бесконечной поэмой катился по последнего третьему, из тех заледенелых озёр, которые располагались возле дома Лены.
  Неожиданно лёд под ним проломился, из пролома высунулись чёрные полуруки-полуклешни, обхватили свиток, и утащили его в бездну.
  Костя и Оля были уже совсем близко от этого места. Девочка прошептала:
  - Вот именно этого я и боялась. Быстрее - к берегу!..
  Лёд под их ногами затрещал.
  Костя крикнул:
  - Нам нечего бояться!
  Он занёс клинок над головой, и, как только из-под развороченного льда вырвалась полурука-полуклешня, мальчик нанёс по ней сильный удар. Отрубленный, этот страшный отросток отлетел далеко в сторону, и растворился в снежном мареве.
  Но лёд продолжал трещать, всё новые и новые полуруки-полуклешни высовывались и тянулись к Косте и Оля. И девочка едва ли не силком оттащила своего друга на берег.
  
  * * *
  
   Снежная буря стала такой сильной, что на расстоянии в тридцать шагов уже ничегошеньки не было видно. Согнувшись, шли они против беспрерывно бьющего ветра. И, если бы не золотящаяся одежда, которая теперь покрывала их тела, они бы уже давно замёрзли.
   Из снежного марева выступали стены домов, но не видно было, где эти дома заканчиваются. Также ни одного окошка в этих домах не горело. Эти дома казались мёртвыми, или действительно являлись мёртвыми.
  Время от времени Костя размахивал клинком, и тогда становилось чуточку посветлее.
   Костя говорил:
  - Знать бы куда идём... А то, может быть, кругами ходим.
  А Оля ответила:
  - Я ведь выросла в этом районе Москвы. Конечно, здесь кое-что изменилось, но всё же я узнаю эти места, и веду тебя к метро. Ведь самый быстрый способ добраться до центра города - это на метро. Конечно, я понимаю, что - это очень опасно, и бог знает, кто или что нас в этом колдовском метро будет ждать, но здесь, на этих улицах я тоже чувствую очень большую опасность...
  - Да нет здесь никого! - воскликнул Костя.
  И, как только он это вымолвил, как впереди, из снегового марева выступила тёмная фигура. Точнее - она даже и не выступала, а просто сидела, на широком, заледенелом пне, который выступал прямо посреди дороги, из раздробленного асфальте.
  Сначала им показалось, что это древняя, согнувшаяся старуха. Не представлялось возможности разглядеть её получше, потому что разодранные части одежек, которые были на ней, подобно многочисленным крыльям трепетали вокруг неё. Да к тому же и бьющий навстречу им ветер слепил - от него глаза слезились.
  И тогда Оля шепнула на ухо Косте:
  - Это какая-то ведьма. Давай-ка её стороной обойдём...
  Но Костя вымолвил:
  - И что нам каких-то ведьм бояться, если у нас есть такой замечательный клинок...
  И он несколько раз шумно рассёк солнечным клинком. снежную круговерть...
  Но Оля шептала, едва не плача:
  - Ну, Костя - я тебя очень прошу...
  - Ладно, - вздохнул мальчик. - Раз уж ты так просишь - давай обойдём...
  И тут они услышали мелодичный, приятный девичий голос:
  - Неужели вы мне не поможете?
  Оля воскликнула:
  - Это же Лена говорит!
  Костя посмотрел на свёрнутый коврик, который он держал в руках. Но коврик этот оставался тёмным.
  И вновь раздался этот приятнейший голос:
  - Не туда вы смотрите. Ведь это я говорю.
  Сидящая на пне старуха не шевельнулась (если, конечно, не считать беспорядочного и беспрерывного шевеленья тёмных крылышек её платья), но всё же, как поняли ребята - голос исходил именно от неё.
  И Костя спросил:
  - Лена, это ты.
  - Да, это я. Хотя, конечно, в таком обличии меня трудно узнать...
  - Но... ведь... разве не тебя я в руках своих держу?
  - Теперь ты можешь выбросить этот бесполезный коврик, - посоветовала старуха голосом Лены.
  Оля шепнула на ухо Косте:
  - А, по-моему - это всё-таки не моя сестра. Я бы не стала ей доверять...
  Костя ответил тихо:
  - Всё-таки надо проверить...
  - Только будь осторожен.
  - Ничего. Ведь у меня есть меч.
  И вот Костя начал медленно подходить к страшной старухе. Конечно, ему очень хотелось, чтобы это всё-таки оказалась Лена, и чтобы все их мученья закончились...
  А Оля шагала прямо за ним, положив свою ладошку ему на плечо, и шептала:
  - Только, молю тебя - осторожнее...
  Старуха вымолвила голосом Лены:
  - А коврик-то всё-таки выброси.
  - Зачем же? - спросил, продолжая медленно приближаться, Костя.
  - Потому что в этом коврике источнике источник моей боли, - ответила старуха.
  - Не верь ей, - попросила Оля.
  Но тут из старухи извергся такой пронзительный стон, что Костя и Оля вздрогнули. И взмолилась эта, толи ведьма, толи Лена:
  - Пожалуйста, миленькие мои, выбросите этот коврик. Очень мне больно...
  Тогда Костя положил коврик на снег, а сам сделал последние шаги, отделявшие его от старухи. Клинок был занесён для удара, рука мальчика дрожала от напряжения...
  Нежный, тёплый голос Лены, уподобляясь чудеснейшей музыке, звенел в воздухе:
  - Пожалуйста, сними капюшон с моего лица. Здесь, под ним, так темно, так страшно...
  Он не мог видеть лица старухи (или всё-таки Лены?), потому что его скрывал капюшон.
  И, переложив клинок в другую руку, мальчик медленно начал стягивать капюшон с её лица на затылок. Оля из всех сил вцепилась в его плечо - Костя чувствовал, как дрожат её пальцы...
  Под капюшоном открылось очень миловидное, девичье личико. Оля вымолвила:
  - Лена, неужели это действительно ты?
  - Ну, а вы как думали? - улыбнулась Лена.
  - Но... что же нам теперь делать? - спрашивал, очень волнуясь, Костя.
  И Лена ответила:
  - Прежде всего, перережь верёвки, которыми связаны мои руки...
  И она кивнула на свои запястья, которые были накрепко смотаны толстой чёрной бечёвкой.
  - Кто это тебя так? - спросил Костя.
  - Ты сначала освободи, а потом я тебе расскажу, - попросила Лена.
  - Да-да, конечно же...
  - Костя, будь осторожен? - попросила Оля.
  На светлом личике Лены отобразилась обида. И она молвила:
  - Неужели вы мне все ещё не доверяете?
  - Полностью доверяем! - хором проговорили Костя и Оля, и испытали сильное раскаяние оттого, что сделали неприятно своими подозрениями Лене.
  И вот Костя согнулся над руками Лены, и начал перерезать бечёвку. При этом он говорил:
  - Лена, ты не бойся.
  - А я и не боюсь, - ответила она, и в голосе её послышалась насмешка.
  Затем она добавила:
  - Бояться должен ты...
  - Чего же я должен бояться?
  - Сейчас увидишь...
  И тут бечёвка зашевелилась, и стала чёрными, мерзкими щупальцами. Эти щупальца обвились вокруг пальцев Кости, и рванули их с такой силой, что мальчик вынужден был отпустить клинок.
  Он выкрикнул:
  - Что происходит?
  И тогда прямо над его ухом раздался страшный, злобный голос:
  - Доверчивые глупцы! Вы уже проиграли!..
  И Костя увидел, что перед ним уже не Лена сидит, но жуткая ведьма. Тёмно-жёлтая, морщинистая кожа, носа вообще нет, а глаза выпученные - словно два красных яблока. Изо рта её торчали гнилые, но всё равно сильные клыки.
  - Обманула... - прошептала Оля.
  Девочка бросилась к оброненному Костей клинку.
  Ведьма раскрыла рот, и вырвался из него длинный, змеевидный язык, обвился вокруг Оли, и вдруг стал синим, нестерпимым холодом от него повеяло.
  Когда же язык разжался, и втянулся обратно в рот ведьмы, то на месте Оли уже стояла обледенелая статуя.
  - Что вы с ней сделали? - спросил Костя.
  - А ты разве не видишь? - усмехнулась ведьма. - Я её в ледяную статую превратила...
  - И надолго?
  - Хм-м, ну, думаю, навсегда.
  - Нет! Исправьте это! - вскрикнул мальчик.
  - Исправить? - переспросила ведьма, и неожиданно вскрикнула. - Ну, что ж - исправлю!..
  Вновь из её глотки вырвался язык, но на этот раз уподобился он каменному молоту, и ударил по обледенелой Оле.
  На маленькие, ледяные кусочки раскололось Оля.
  - Что вы сделали? - тихо спросил Костя.
  - А ты разве ещё не понял? - хмыкнула ведьма. - Ну, так поясняю: убила я твою вторую половинку. Нет больше Оли. Понимаешь?..
  - Нет, нет, нет... - частым, сбивающимся от волнения голосом, зашептал Костя.
  - Ну, ничего - не долго тебе тосковать придётся! Сейчас и ты умрёшь! - торжественно воскликнула ведьма.
  - Нет!! - завопил Костя. - Лена, помоги мне!!
  - О нет, Лена тебе не поможет! Она далеко, она тебе не поможет! - рявкнула ведьма.
  Затем эта страшная старуха проговорила задумчиво:
  - Ну, какую же такую страшную казнь учинить над тобой? Хм-м... А превращу-ка я тебя в муравья...
  И мальчик начал сжиматься...
  
  * * *
  
   Очнулся мальчик от нестерпимого холода.
  Теперь у него было шесть лап, и тело муравья. И сам он был размером с муравья. Подобная горному утёсу, возвышалась над ним ведьма. И рычала она:
  - Могла бы я тебя сразу раздавить, да не стану этого делать. Всё равно ты замёрзнешь. И снегом тебя заметёт. Так что ползи. Мучайся.
  И Костя-муравей побежал. Вокруг стремительно летели снежинки, и каждая из них была размером с его тело.
  Ветер бил его, вжимал в снежную толщу, но муравей не останавливался. Он понимал, что, если остановится, то его сразу заметёт, и он уже никогда не сможет выбраться на поверхность.
  Он думал: "Главное, не останавливаться. Главное верить в победу. Всё будет хорошо. И я вновь увижу Олю. Главное не позволять сомнению в моё сердце впиться".
  Его конечности обледенели. Костя-муравей трещал. Больше всего ему хотелось сжаться клубочком, и заснуть, не ведать больше ни боли, ни холода. И он уже почти остановился, когда услышал далёкий голос...
  
  Когда не спим, когда в движенье
  Тела и мысли, и творим добро,
  Когда мы в творческом горении,
  Когда вершит стихи перо -
  
  Когда из мира духа в мир иллюзий,
  Мы воплощаем светлые мечты,
  Когда сжимаем руки друзей,
  Тогда лишь в жизни пребываем мы.
  
  Косте-муравью показалось, что это Оля его зовёт, и он совершил невозможное - он отогнал смерть и пополз дальше...
  
  * * *
  
   Костя-муравей очнулся, согретый солнечным сиянием. Он приподнялся, огляделся, и понял, что лежит на уходящей, казалось, в бесконечность бумажной дороге.
   А золотились запечатлённые на этой бумаге буквы. И мальчик понял, что - это: "Великая и бесконечная поэма, написанная в содружестве душами Елены и Виктора". Снежинки проносились над Костей, и не задевали. Не доставал до него и ветер.
   Костя начал оббегать вокруг букв, и вскоре заметил, что они образуют слова, повествующие о последних событиях. Начиналось всё с того момента, как он и Оля отбежали от одного из трёх обледенелых озёр, когда из-подо льда стали вырываться чёрные длани.
   Он дочитал до того места, как они увидели ведьму, так коварно принявшую облик Лены.
   И тогда замотал своей муравьиной головой Костя, и вымолвил:
  - Нет, нет - всё будет иначе...
  Он упирался задними лапками в бумажную поверхность, а передними - обхватывал буквы. Он из всех сил, какие у него были, надавливал на буквы, и они сдвигались.
  Костя-муравей отталкивал ненужные буквы на край бумажного поля, и ставил на их место новые, образующие новые историю.
  Он работал так самоотверженно, как и должен работать муравей. Он забыл, что такое отдых.
  И, в конце концов, у Кости получилась история, разительно отличающаяся от изначальной истории...
  
  * * *
  
   На озере, за озером - на улице зима,
   И с тихим-тихим шёпотом снег падает, кружа.
   За озером, на улице - ведьмочка видна,
   Сидит и злую думу думает, заклятьями шурша.
  
   На пне обледенелом, сидит, и в злобе ждёт,
   И паутину тёмную проклятьями всё ткёт.
   И вот пред нею двое: то юные сердца,
   Вот мальчик, вот и девочка, не ведают конца.
   И ухмыльнулась ведьма, и сладко говорит,
   "Скорее подойдите - на мне узда весит".
  
  Под светлой Лены маской, ведьму углядел,
   И меч свой светоносный он к небесам воздел.
   И ведьма зарычала, и бросилась на них,
   А мальчик стал спокоен и как созвездья тих.
  
   И точен был удар его - скатилась голова,
   И сгинула коварная навечно, навсегда...
  
  * * *
  
   Конечно, чтобы выложить из букв эти строки, Косте-муравью понадобилось очень-очень много времени. Но в результате, когда последнее слово было выложено, всё свершилось так, как он и записал.
   Он, уже отнюдь не муравей, а Человек, вытер о снег потемневший от чёрной крови ведьмы клинок, и, выпрямившись, улыбнулся Оле. Молвил:
  - Вот так то...
  - Молодец! - Оля чмокнула его в щёку, и добавила. - А теперь - скорее в метро.
  
  
  
  
  
  Глава 10
  "Солнечный Дракон"
  
   Стихотворение, которым одарила его Лена, и её поцелуй, наполнили Витю силами. Он, улыбаясь, поднялся и, окружённый ласковым светом своей второй половинки, начал пробираться среди обломков Стеклянной башни.
  Светоносная Лена парила в воздухе перед ним, и указывала Вите единственно верный путь. И вот обломки остались за его спиной, и мальчик вновь увидел огромный, тёмный, страшный, но всё равно милый дом, в котором жила Лена.
  Он улыбнулся чуть печально, и вымолвил:
  - Ну, вот - там, где мы начали свой путь, там и поныне пребываем.
  А Лена ответила своим прекрасным голосом:
  - Нет - не правда. И ты это знаешь. В наших душах мы очень далеко продвинулись вперёд, и победа близка.
  Витя почувствовал, что она говорит правду, и улыбнулся уже счастливо...
  Дальше они шли возле берега трёх озёр, подо льдом которых клокотала чернота. Было очень холодно, ветер выл, вьюга острыми снежинками секла лицо, и холод продирал. Но всё равно, на душе у Вити было очень хорошо, и ему хотелось сочинять стихи, и он сочинял стихи, посвящённые Лене. Только ей одной. Своей второй половинке...
  Впереди, на холме высилась стена, и на стене этой прохаживались тёмные, сцепленные из вихрей стражи. Завидев Витю и Лену, они зарычали дико, и начали кидать в них двухметровые, ледяные снежинки, каждый из которых вполне мог зашибить человека.
  Мальчик и светоносная Лена укрылись за ржавым, согбенным гаражом. И там Витя говорил голосом вдохновлённым:
  - Милая Леночка, я чувствую: за этой стеной - темница, а в темнице томится дракон...
  Он помолчал чуточку и вымолвил:
  - Как странно. Откуда ж мне это знать? Приснилось мне это что ли?
  И Лена, мило улыбаясь, вымолвила:
  - Что ж из того, что приснилось? Ведь это и есть мир снов. Пускай - мир моих снов, но ведь ты моя вторая половинка, и наши души связаны. Так что, если ты почувствовал, что там томиться дракон, то, значит, так на самом деле и есть...
  Ободрённый этими словами, Витя продолжил:
  - Ну, а раз так, то я скажу, что нам необходимо освободить этого дракона, потому что он - единственный, кто может доставить может доставить нас к Сердцу этого мира.
  Светоносная Лена уточнила:
  - Единственный ли?
  - О, конечно же - нет, - поправил себя Витя. - Есть много путей к Сердцу, но этот путь - скорейший.
  - Стало быть, нам надо освободить Дракона, - произнесла Лена.
  В это мгновенье, гараж, за которым они прятались, вздрогнул, и даже погнулся от могучего удара очередного снежного кома.
  Витя произнёс:
  - А нам предстоит схватка с теми великанами, которые ходят по стенам. Я ведь отнюдь не богатырь, не воитель. А они такие сильные...
  И, словно бы в подкрепленье его слов, прогремел хохот раскатистый - хохот, от которого потемнел и без того тёмный воздух.
  Но Лена вымолвила:
  - Тем не менее - это в твоих силах. Ты должен укрепить свой дух. Ты должен творчески раскрыться.
  - Но как? Как?!
  - Ты ведь читаешь мне стихи?
  - Ну, да.
  - Это очень хорошие стихи. Но этого мало. Ты должен проявить себя и в иных видах творчества.
  - Да что ты? Ведь я ничего толком и не умею.
  - Научишься.
  - Я не способный..., - смущённо проговорил он.
  - Ты очень способный. Также и в каждом человеке дремлют огромные возможности. Каждый человек, по сути своей - Бог.
  - Ну, и как же мне раскрыться?
  - Пойдём за мной. Только, пожалуйста, будь осторожен. Милый мой...
  Витя потихонечку выглянул из-за гаража, и увидел, что прямо на него несётся очередная снежная глыба. Он сразу же отпрянул назад, а стена гаража прогнулась от впившегося в неё льда. Вокруг, словно осколки снаряда, засвистели ледовые иглы. Одна из них до крови расцарапала его щёку - тем самым напомнив, что - это не совсем сон, и что Витя может по настоящему погибнуть...
  И вот он выскочил из-за гаража, и бросился к стене дома Лены. А сама Лена летела перед ним - дорогу ему освещала.
  - Осторожней! - закричала девочка.
  Витя обернулся, и увидел очередной округлый ледяной снаряд, который летел прямо на него. Этот ком был больше своих предшественников и весил, по меньшей мере, тонну. И летел он прямо на Витю.
  Мальчик широко раскрыл глаза. Он смотрел, как приближается его смерть, и не мог пошевелиться.
  Тогда произнесла Лена:
  - Отпрыгни назад!
  Подобно нежному огненному вихрю пробрал её голос Витю. И оцепенение смерти отступило.
  Он отпрыгнул назад, не оглядываясь, потому что уже не было времени, оглядываться - теперь его, и этот снежный ком разделяли считанные метры.
  Его ноги не нашли опоры, и он соскользнул вниз, в вырытый кем-то глубокий ров. Если бы увидел он этот ров в привычном мире, то сказал бы, что, скорее всего, раскопали его рабочие, которые занимались ремонтом водопроводной системы. Но в мире снов, эту работу вполне мог провести гномы или, скажем - это мог быть след драконьего когтя.
  Витя скатился вниз по склону, и больно ударился об обледенелую землю.
  Но согрела его поцелуями Лена, и преисполненный новыми силами, поднялся Витя, и начал выбираться изо рва.
  Что касается снежного кома, то он, конечно же, пролетел надо рвом, и никого не задел. Ну а великаны рычали радостно на своей стене, потому что они думали, что попали в Витю и Витя погиб.
  Но мальчик выбрался изо рва, и, пригибаясь, побежал по заснеженной дороге, вслед за Леной. А Лена превратилась в тонкую сияющую змейку, и заструилась по снегу, указывая Вите путь. Такую, тонкую, изящную её не могли увидеть великаны, но мальчик прекрасно её видел.
  Странно, но в те страшные, напряжённые мгновенье Витя чувствовал себя счастливее, чем когда бы то ни было... А хотя, если вдуматься, то ничего странного в этом не было...
  
  * * *
  
   Вите не пришлось бежать долго.
   Это была школа, расположенная поблизости от дома Лены. И даже из окон её квартиры была видна эта школа.
  И вымолвила она:
  - В этой школе я когда-то училась.
  И Витя сразу же влюбился в эту школу, потому только, что в ней когда-то училась Лена. А она, сияющая, добавила:
  - Это школа искусств...
  И Витя ещё больше влюбился в эту школу за то, что в ней обучали искусствам.
  А, между прочим, именно за школой, на холме, возвышалась та стена, по которой прохаживались страшные великаны. И даже чувствовался лютый холод, который от этих великанов исходил. Слышалось их утробное урчанье, и чаще иных слышалось слово "Смерть". Великаны были уже очень близко, и вполне могли заметить Витю.
  Поэтому мальчик уже не шёл, а полз по снегу, замирая всякий раз, когда ему казалось, что какой-нибудь из великанов оборачивается в его сторону. Он, вслед за ставшей совсем тоненькой Леной, полз вдоль решётчатого забора, окружавшего школу искусства.
  Над его головой звенели от стужи, висящие на чёрных, голых древесных ветвях причудливо изогнутые сосульки.
  Таким образом, он дополз до калитки, и, слегка приподняв голову, взглянул между железных прутьев. И он увидел крыльцо школы.
  Там, на фоне широких, прозрачных дверей, из-за которых лился приятный, сразу понравившийся Вите свет, сидел трёхголовый пёс, который и в сидящем положении был выше самого высокого человека. Из его приоткрытых глоток медленно стекала густая, слизкая слюна.
  С шипеньем падала эта слюна на ступеньки, и на ступеньках образовались уже весьма значительные углубления - слюна разъедала ступеньки.
  - Ну, вот - там страж... - вздохнул Витя.
  - Ты можешь справиться с ним, - прошептала змейка-Лена.
  Несмотря на то, что они разговаривали очень тихо, пёс что-то услышал, привстал и зарычал сразу тремя своими глотками.
  Витя подполз вплотную к Лене, и выдохнул почти совсем беззвучно:
  - Но как же я с ним справлюсь?
  Девочка ответила:
  - Думаю, игра на дудке ему понравиться.
  - Но где же мне взять дудку?
  - Посмотри вверх, - посоветовала Лена.
  Витя перевернулся на спину, и увидел, что одна из свисающих с ветвей сосулек весьма напоминает дудку.
  - Что? Я должен сыграть на сосульке? - спросил мальчик.
  - Да.
  - Но я же никогда ни на дудках, ни, тем более, на сосульках не играл.
  - Тем не менее, ты сможешь. Я в тебя верю.
  И, вслед за этими словами, Лена плавной змейкой вытянулась вверх и, прикоснулась к основанию сосульки. Шепнула:
  - Лови...
  Шесть пар выпученных глазищ чудовищного пса наполнялись багровым свеченьем. Из трёх глоток вырывалось беспрерывное рычанье, которое предвещало смерть. Пёс щёлкал клыками, которые вполне могли перегрызть толстый стальной брусок. Теперь он явственно увидел, что у калитки кто-то был. Кто-то, кому, по его слабому разумению, находиться здесь вовсе не полагалось. И пёс решил сделать то единственное, что он умел хорошо делать - умертвить чужаков. Он напряг свои могучие мускулы, изготовился к прыжку...
  В это же мгновенье Лена обвила своей светлой сутью сосульку, и та соскользнула в ладонь к Вите.
  И мальчик увидел, что в этой сосульке имеются отверстия, расположенные так, будто это была полупрозрачная дудка.
  И вымолвил Витя тихо:
  - Разве же бывают такие замечательные сосульки?..
  И тут же сам ответил:
  - Ну, конечно же - в снах-то всё бывает.
  В это мгновенье трёхглавый пёс прыгнул. Одним прыжком он перемахнул половину разделявшего их расстояния, а следующим прыжком должен был перескочить через забор, и растерзать Витю.
  И тогда мальчик начал дуть в ледяную дудку. Также он поочерёдно зажимал разные отверстия на дудке. В общем, делал всё так, как делает человек, играющей на обычной дудке.
  И раздался музыкальный свист. Быть может, были в Витиной игре некоторые недочёты, но всё же это была очень искренняя игра. Оказалось, что душа мальчика породила мелодию, которая оказала на трёхглавого пса удивительное действо. Он, никогда прежде не слышавший музыки, завилял хвостом, издал несколько поскуливающих звуков, прикрыл все шесть своих глаз, и вдруг захрапел громко-прегромко.
  Витя поднялся на ноги, и надавил на калитку. Она замёрзла, покрылась ледовыми наростами, но всё же не выдержала напора, скрипнула и раскрылась.
  Витя и Оля бросились к школе искусств. Взбегая на крыльцо, мальчик заметил вывеску: "Школа искусств, имени Лены". И он понял, что в словах этих - правда. Ведь, если бы не было Лены, он не знал бы этой школы, и никогда не увидел эту школу в своих снах, и никогда бы не взбежал по этим ступеням...
  
  * * *
  
   Внутри школы всё залито было дивным, спокойным сиянием.
  Было тепло, но в тоже время и свежо, как бывает на поле в летний денёк, когда веет ветерок, а в небесах плывут величественные кучевые облака.
   И, хотя Витя не превратился в бестелесного призрака, он уже не чувствовал собственного тела. Он жил только духом своим. И дух Вити учился.
   Первым уроком был урок танцев. Вслед за Леной, вошёл он в лазурную залу, и девочка протянула к нему свои невесомые длани. И взмыли они под потолок, и кружили там, забыв о законах физике, забыв о том, что таким чудесным, изящным танцем надо учиться многие годы. Это умение - танцевать в воздухе, и быть лучшим из всех земных танцоров уже было в душе Вити.
  И он танцевал с Леной...
  Сколько длился этот урок? Быть может, многие часы, быть может - столетия или тысячелетия. Для Вити это был единый творческий порыв, и продолжался он меньше мгновенья.
  А потом взметнулись они из залы танцев в залу стихов, и там, в златоносном воздухе, Витя научился выковываться стройные созвучия прямо из воздуха, и почувствовал, что и тысячи людских жизней будет мало, чтобы выразить все те прекрасные стихи о любви, которые он чувствовал в себе.
  Следующим был урок музыки. В зале, в стенах которой свет звёзд и свет солнца слился в единое природное целое, Лена говорила ему:
  - Ты будешь играть на лютне.
  - Ну, прямо как Баян! - улыбнулся Витя.
  - Именно, как Баян, и даже лучше, чем он, - кивнула Лена.
  - Но что-то я здесь не вижу лютни, - вымолвил мальчик.
  - Сейчас увидишь.
  Изогнулась Лена плавной дугой, и стала арфой, а волосы её струнами стали, и, дотронувшись до этих струн, извлёк Витя музыку столь дивную, что, если бы услышали её люди, то назвали бы его лучшим из всех, когда-либо живших композиторов.
  Но не до людских ушей дотронулись эти, порождённые духовной Любовью, звуки. Они, просочившись сквозь стены и сквозь стекло, дотронулись до созданий тёмных. До созданий, бесконечно далёких и от любви, и от гармоний. И разъярились эти порождения тьмы, и бросились к источнику этих звуков, и вскоре уже были возле школы искусств имени Лены.
  Там увидели они трёхглавого пса, который мирно храпел, и разъярились ещё больше. Они бросились к дверям, из-за которых исходило приятное сияние, и попытались ворваться внутрь.
  Но двери, которые так легко пропустили Лену и Витю, оказались для этих созданий серьёзной преградой, и они отлетели назад. Впрочем, тут же, и с ещё большей яростью они бросились на штурм...
  
  * * *
  
   Витя по-прежнему держал в руках лютню-Лену, и проводил пальцами по сияющим струнам, но в порождаемую им мелодию вкрался некоторый диссонанс. Причиной этого диссонанса были те удары и яростные вопли, от которых сотрясалось школьное здание.
  - Что же ты? Играй, как прежде, - попросила Лена.
  Но тут с улицы прорвался вопль, преисполненный такой лютой злобой, что Витины пальцы вздрогнули, и он, потеряв луч музыкальной гармонии, перестал играть.
  И, как только он перестал играть, школьные двери не выдержали натиска тёмных тварей, и те ворвались сначала в прихожую, а затем и в коридоры, наполняя их своим быстрым, громким топотом.
  Витя, бережно прижимая к груди лютню-Лену, выскочил в коридор, бросился к лестнице, но снизу, по лестнице, уже приближался топот. И тогда Витя побежал вверх.
  Вот последний пролёт, выше был только чердак, и дверь на чердак была приоткрыта. Там, в озарённых тусклой изумрудной дымкой углах, сидели игрушечные, но всё равно живые звери. Приятно пахло чаем.
  Витя пробормотал:
  - Здравствуйте. Извините. Навещу вас как-нибудь в другой раз...
  И пробежал дальше, на самую крышу.
  А там выл ветер. По обледенелой поверхности крыши летела, вихрясь, позёмка, был виден парк, был виден безжизненный дом Лены, а впереди вздымалась стена, по которой прохаживались великаны, и только по какой-то случайности до сих пор не заметили ни Вити, ни сияющей лютни-Лены.
  Мальчик бросился к краю крыши, и глянул вниз. До сугробов было три этажа полёта. А обледенелые сугробы были такими твёрдыми, как асфальт - о них вполне можно было разбиться.
  Здание школы искусств сотряслось от топота множества чудовищных лап. Порожденья тьмы исследовали помещение за помещением - выискивали Витю и Лену, и вскоре они должны были вырваться на крышу.
  Тогда Витя молвил:
  - Что же мне делать?
  И лютня-Лена ответила:
  - Прыгай вниз.
  - Но я же разобьюсь.
  - Неужели ты не веришь мне?
  - Конечно, верю. Но... это так страшно, - признался Витя.
  - Ты не должен бояться. Лучше чувствуй себя героем.
  - О-ох, - вздохнул Витя, и случайно провёл пальцами по струнам.
  В результате был рождён гармоничный звук, и от края крыши в воздухе протянулся светящейся безмятежной полуденной лазурью шпиль - словно бы нос корабль.
  Завопили внутри школы твари тёмные - теперь они знали, что ребята на крыше, и они бросились на крышу.
  Витя вздохнул:
  - Ну, всё равно пропадать...
  Лена тут же отозвалась:
  - Нет, не надо так думать. Мы никуда и никогда не пропадём...
  Эти простые слова воодушевили Витю, и он ступил на шпиль, и сделал, казалось бы, невозможное - прошёлся по его тонкой, гладкой и округлой поверхности.
  А обледенелые сугробы вдруг отпрянули вниз. Возможно - это было лишь колдовское наважденье, но теперь Витя отчётливо видел, что его и этот смёрзшейся снег разделяют сотни метров. Он стоял над смертоносной бездной, а его слабое, тощее тело пробирал своими немилосердными дланями ледяной, зимний ветер.
  Лена шептала:
  - Витя, главное, будь твёрд в своих убеждениях. А главное твоё убеждение - это любовь. Так что - просто продолжай играть на струнах моей души, и иди вперёд...
  И Витя понимал, что всякое сомнение, всякий вопрос приведёт и его, и Лену к гибели. Он не имел права бояться, он не имел права останавливаться. И он просто шёл вперёд - шаг за шагом.
  И вот лишь один шаг отделяет его от края шеста. И он сделал этот шагом. Теперь под ним клокотала тёмным, снежным ветром бездна.
  И слышал он голос Лены:
  - Милый, милый Витя, ты знай, что я с тобой. И я никогда тебя не оставлю, любимый мой.
  В это мгновенье на крышу школы вырвались порожденья сумрака и злобы. Витя не оглядывался, чтобы взглянуть на них, но он чувствовал их приближение.
  И тогда Витя стал очень спокоен и, в то же время, творчески сосредоточен. И мальчик продолжил играть на лютне, а сам сделал шаг, а потом ещё один шаг.
  Но потом Витя больше не делал шагов. За спиной у мальчика выросли крылья сияющие, и он взмахивал ими так легко и свободно, будто всю жизнь летал в небе, будто вечность назад был рождён ангелом.
  Он летел, и продолжать играть на арфе. И музыке его не было подобия на земле, просто потому, что это была величественная музыка небес.
  И те твари, которые гнались за ними, были оглушены этой музыкой, они были ослеплены тем светом, который исходил из Витиных крыльев. Безумные, подбегали они к краю крыши, и прыгали вслед за Витей. Они боялись его, но и жаждали его разорвать, чтобы он не порождал больше этой красоты.
  У них были чёрные, перепончатые крылья, но в сиянии ангельских крыльев, их крылья становились прахом, и сами твари падали вниз, и безликие и бессмысленные, разбивались в снеговую позёмку, которая уносилась куда-то, и небытии растворялась...
  
  * * *
  
   То, что Витя чувствовал, когда летел к стене, на которой уже поджидали его великаны, было чувством поэтическим.
   Он воспринимал этот полёт так:
  
   Я летел над землею, я целовал полотно,
   Из тёмных туч, и мне было светло.
   И видел тьму, я видел свет,
   Я видел силу прожитых лет.
   Я чувствовал силу новых строк,
   Я видел небо, я видел ток.
   И нет сомнений в сердце моём,
   Что эту песню мы с Леной поём...
  
  * * *
  
   Те великаны тёмные, из снега сотканные, которые на стенах их поджидали, сгрудились, и подвывали испуганно, потому что гибель свою предчувствовали.
  Они бросали в приближающегося крылатого Витю снежные комья, каждый из которых мог раздавить человека, но комья эти пролетали сквозь крылатого мальчика, и не причиняли ему никакого вреда.
  Тогда великаны начали вырывать каменные глыбы прямо из стены, на которой стояли. Каждая из этих глыб весила несколько тонн, каждая с ужасающим гулом рассекала воздух, и неслась смертоносным тараном на Витю.
  Но и тогда остался верен своим убеждением Витя, и таким же светлым был его голос, и так же гармонично лилась из него музыка любви и песня.
  Великаны совсем обезумели. Они вырывали из стены всё новые и новые глыбы, всё метали и метали их в воздух. Наконец, стена не выдержала и рухнула, раздавив под собой великанов.
  Тёмными вихрями вырвались они. Стонущими колоннами закружили. Но не было у них уже ни сил, ни смелости бороться, и умчались они вдаль, и сгинули бесследно, как и иные порождения мрака...
  
  * * *
  
   Наконец, Витя опустился на землю обледенелую.
  Крылья за его спиной исчезли, но не навсегда - они, крылья эти, в любое мгновенье могли возродиться. А почему они исчезли? Потому, что таков был гармоничный ход этой истории, потому что так было суждено.
  Но Лена по-прежнему была лютней, и по-прежнему нёс её в руках Витя.
  Теперь останки рухнувшей стены громоздились за его стеной, а он шёл к центру широкого двора.
  Там было нечто, что мальчик сначала принял за детскую площадку. Но, подойдя вплотную, он увидел, что - это дракон замёрзший. Подобны детским горкам были его плавно изогнутые шеи (а сам дракон был двуглавым). Но он потемнел от холода, он покрылся сосульками, он вмёрз в землю.
  И всё же и стены ныне рухнувшие были возведены, и сторожевые великаны на них поставлены именно ради этого дракона. Чтобы он, неровен час, не оттаял, чтобы не пришёл к нему кто-нибудь на выручку...
  Но всё же Витя и Лена пришли, прилетели к дракону, и теперь стояли перед ним, вдохновлённые.
  И вновь начал играть на лютне Витя, и лютня отозвалась мелодичным, тёплым пением Лены. Она пела о жизни, о свете, о радости полёта, о свободе.
  Дрогнули веки дракона, мягкое солнечное сияние хлынуло из-под них.
  - Он просыпается... - вздохнул Витя.
  А Лена торжественно пела очень значимые строки:
  
  Нарисуй свет, нарисуй свободу,
  Светлые крылья вверх распахни.
  Вдохни огонь, выдохни воду.
  Пелена - с Витиных глаз пади!
  
   Наконец, Дракон распахнул глаза свои, и свет, который хлынул из них, был таким сильным, что Витя уже ничего, кроме этого света не видел.
   Потом его глазам стало очень больно, он даже застонал. Но мелодиями неземными голос Лены переливался:
  
   В подвале крысы, которых нет,
   Пеленой глаза твои стянули,
   Но горит в тебе прежний свет -
   Улетит пелена быстрее пули.
  
   И пришло освобожденье. И та пелена, о существовании которых Витя уже забыл, спала с его прекрасных глаз, и свет - чистый и солнечный хлынул из них, и соединился со светом, который лился из дракона.
   Лена говорила:
  
   Ты слышал голос неба,
  Гуляя по тесным площадям.
  Ты чувствовал пение ветра,
  Присущее вольным морям.
  
  Ты хотел шагать над полями,
  Ты хотел целовать облака,
  И движения делал руками,
  Будто крылья это, долгие века.
  
  Ты! Дракон! Ты! Знаешь! Ты! Дракон!
  
   И всё, что пела Лена, было истинной правдой. А последние её слова прозвучали как могучее заклятье. И тогда Витя почувствовал, что его тело растворяется в исходящем от дракона солнечном сиянии, а дух его бессмертный составляет с духом дракона единое целое.
   И говорила Лена:
  - Да. Твоя сущность - этот дракон солнечный. И в таком обличии устремишься ты в последнюю битву.
  И уже став драконом, спросил Витя:
  - Но ведь и ты не оставишь меня?
  - Конечно же, не оставлю, - ответила Лена, которая теперь была второй драконьей головой.
  И дракон двуглавый крыльями взмахнул, и взмыл легко и стремительно в небо. И полетел над тёмным и заснеженным, кажущимся мёртвым городом к его центру.
  
  
  
  
  
  Глава 11
  "Метро"
  
   Как ни странно, но Оля и Костя добрались до метро практически без приключений.
   Ну, разве же можно назвать приключением, после всего пережитого ими, то, что из-за сугробов, вместе с вьюжными потоками вырвались вдруг, и бросились на них, завывая, и снежными руками размахивая какие-то призраки?
  Что эти призраки могли сделать? Разорвать или заморозить их? Нет - они этого не могли сделать. Они могли только завывать, кружить вокруг них, и пытаться испугать, заставить повернуться и бежать назад.
  Но Оля и Костя не знали, что такое дорога назад. Такой дороги просто не существовало. И они продвигались по единственному возможному для них пути - к метро.
  Возле самого метро, оказался неожиданно яркий стеклянный дом, из которого неслась балаганная музыка. От дома исходило тепло электрических лампочек, и приятные, после долгого воздержания, запахи еды: кажется - это были гамбургеры и кока-кола.
  На пороге стеклянного дома стояла, и улыбалась им девица. Девица говорила:
  - Зачем вам бороться? Здесь вы можете блаженствовать до скончания веков...
  Это предложение от нечисти показалось настолько беспомощным, что Оля и Костя даже не замедлили своей стремительной поступи.
  Уже, у спуска к станции метро, всё-таки случайно оглянулись, и взглянули на этот дом. Теперь это был здоровенный, но трухлявый гроб, из которого торчала рука мёртвого великана...
  По ступеням спустились, пробежали по длинному, сумрачному туннелю.
  На стенах этого туннеля извивались щупальца, силились они к Оле и Косте прорваться, но, помимо того, на стенах этих были выгравированы прекрасным готическим шрифтом слова: "Здесь была Лена"... "Здесь я видел Лену", и эти надписи удерживали щупальца...
  Но вот, наконец, и вход непосредственно на станцию. До этого им навстречу не попалось ни одного человека. Зато теперь они заметили, что грязные, стеклянные двери станции постоянно открываются и закрываются. И входят и выходят из них бесконечные потоки призраков. Причём эти призраки были настолько призрачными, что невозможно было даже понять, кто это - мужчины или женщины.
  - Кто они? - спросил Костя.
  А Оля ответила:
  - Люди.
  - А мы кто? - поинтересовался мальчик.
  - А мы - призраки, - ответила Оля.
  - Ах, на да. Мы же сейчас в мире снов находимся, - кивнул мальчик.
  А затем они прошли на станцию метро. Настоящие приключения начались именно на станции метро.
  
  * * *
  
  Как и следовало ожидать, это была не вполне обычная станция метро.
  Просто ужасали турникеты. Они обладали стальными клыками, которые запросто могли перерубить человека надвое.
  - Уж лучше карточки купить, - вымолвил Костя и подошёл к кассе.
  В кассе сидел в широком платье скелет женщины. Её зубы были нарумянены. Она улыбалась.
  Костя протянул денежку, и сказал:
  - Пожалуйста, два карточки по одной поездке.
  Скелет хмыкнул, и произнесла:
  - Ну, на что мне, милок, твои бумажки? Ты мне пальчик подавай.
  - Зачем пальчик?
  - Затем, чтоб отрубить его, - мило ответил скелет женщины.
  - Это что - плата за проезд?
  - Естественно.
  Тогда Костя вымолвил:
  - Что ж - это ещё не геройство.
  Затем он изогнул левую руку в железном желобке под окошечком. Скелет женщины схватил маленький, но острый топорик, и одним ловким движеньем отрубила ему палец.
  Конечно, было больно. Но можно выдержать любую боль. В конце концов, Любовь гораздо важнее боли. Так что Костя не закричал, а улыбнулся. Он получил красную от его крови карточку на одну поездку.
  Оля стояла сзади, гладила его по голове, и целовала его в шею.
  Костя ещё раз улыбнулся, и спросил:
  - А как же вторая карточка на проезд?
  - Пожалуйста, предъявите второй палец, - произнесла женщина-скелет.
  - Это будет мой палец! - воскликнула Оля.
  - Нет. Ты хрупкая и изящная, - произнёс Костя.
  - Но я вовсе не беспомощная. За кого ты меня принимаешь...
  - Ты сильная духом, и я очень тебя уважаю, - произнёс Костя. - Но ты хрупкая и изящная. И мой долг - защищать тебя.
  Голос его был очень спокойным. Костя совсем не волновался. Осторожным, но уверенным движеньем он отстранил Олю, и просунул руку в окошечко.
  Скелет женщины хмыкнул:
  - Ишь, хитренький какой! Тоже мне герой нашёлся! Что ж ты левую-то руку мне подаёшь? Ты правую давай.
  Костя не стал спорить, и протянул в руку правую руку. На этот раз он лишился большого пальца.
  Даже приятно было перебороть огромную боль, и почувствовать себя хоть чуточку героем. Мальчик улыбнулся, и протянул Оле вторую окровавленную карточку.
  Пожертвовав карточками, они прошли через турникеты. Те заворчали и хлопнули за их спинами стальными челюстями, но ребята не обратили на них никакого внимания.
  
  * * *
  
   И вот они ступили на эскалатор. Оказалось, что - это очень длинный эскалатор, и конца-края ему не видно.
   Оля разорвала подол своего длинного платья, и начала перевязывать кровоточащие обрубки пальцев Кости. При этом она часто, и с жаром целовала его в щёки.
  - Ну, что ты, право... - смущённо проговорил мальчик и потупился.
  - Миленький мой! Сердечко моё! - воскликнула Оля, и поцеловала его в губы.
  И в ещё большем смущении, зардевшись, пробормотал Костя:
  - Ты бы... того... побольше внимания на перевязку обращала...
  - Ах, извини-извини..., - зашептала Оля, и ещё раз, долгим мягким поцелуем согрев его щёку, всё своё внимание обратила на Костины пальцы.
  И вскоре раны мальчика были перевязаны так, что больше не кровоточили, и даже не болели.
  И Костя вполне искренне сказал:
  - Ну, вот - больше не болит. Спасибо тебе.
  И, поборов смущение, сделал то, о чём говорило ему сердце - поцеловал Олю в её гладкую, благоуханную щёку.
  Затем он взглянул на стены, и обнаружил, что на них - полотна рекламы. Но это была не совсем обычная реклама.
  Каждое из полотен предлагало Косте новую жизнь. И каждая из этих жизней была очень интересной, в ней у Кости были замечательные друзья, и приключения, достойные увековечения в толстых романах. В каждой из этих жизней он мог стать героем. Он чувствовал дыхание этих восхитительных, настойчиво зовущих его жизней.
  Это был огромный соблазн - погрузиться в эти полотна. И всё что надо было - это сделать к ним шаг, протянуть к ним руки. Он видел иные лица, иные чувства - особенно прекрасные оттого, что он их не знал, а только чувствовал. Свершить в тех, иных жизнях нечто большее, чем он может в этой жизни! Сделать это сейчас же!!
  Ароматом зовущих букв горела в его голове реклама нового бытия. Но сказал:
  - Нет.
  "Почему - нет?" - загорелась со сладкой укоризной реклама: "Не будь глупцом. Стань настоящим героем - откажись от своего геройства".
  - Нет, - сказал Костя.
  "Задумайся, почему ты говоришь "нет". Быть может, за твоим отказом пустота?" - вопрошала реклама.
  - Я говорю "нет", потому что не у всех есть такой выбор. Нет такого выбора у Вити, у Лены. Оля не сможет идти за мной, потому что и ей совесть не позволит. Нет такого выбора у этого мира. Так почему же я должен бежать хоть куда, хоть в рай, когда не закончил все дела здесь?
  Реклама не нашла ничего лучшего, как выставить надпись:
  "Выбери лучшее".
  - Да я уже выбрал, - улыбнулся Костя, и повернувшись к Оле.
  Она была бледна, потому что и ей пришлось пережить такое же испытание, как и Косте.
  Мальчик сказал:
  - Что же мне стоим здесь? Чего же мы ждём? Побежали скорее вниз...
  И они побежали, перепрыгивая через две, а то и три ступеньки. Через несколько минут они выбежали на подземную платформу.
  
  * * *
  
   Электричка выскочила из туннеля: как ни странно, ни чудовищная, ни в виде кровожадного монстра, а самая обыкновенная электричка Московского метро.
  Впрочем, и Костя, и Оля прекрасно понимали, что "обыкновенность" этой электрички - только видимость, и что впереди их непременно ждёт какой-то неприятный сюрприз.
  И вот он - первый сюрприз. Хотя эта станция была крайней на ветке, и электричка шла из депо - в вагоне уже было очень много народу. Это были мужчины в тёмных, грязных пальто, или толстые бабы в толстых тулупах. У мужчин были в руках тонкие железные сундуки - почти кейсы. Бабы тащили мешочки с какими-то остро пахнущими солёностями. Все мужчины были очень похожи: тонкие, напряжённые, бледные лица. Также и бабы были похожи: толстые, лепёшечные, восково-расплывчатые лица. Все они очень шумно и быстро говорили, но совершенно невозможно было ни единого связанного предложения из общей мешанины их слов вырвать.
  Костя и Оля понимали, что эти однообразные люди - вовсе не люди, и что они попытаются им помешать, но всё же иного пути не было (не бежать же, право, по рельсам!). И они протолкнулись в тесный вагон.
  Костя сказал Оле:
  - Ты, подруга моя дорогая, не теряйся, пожалуйста.
  Да - именно так он и сказал, потому что чувства его были поэтическими и возвышенными.
  Но отнюдь не поэтическим было вмешательство со стороны. Захрипела басистым, пропитым мужским голосом бабка:
  - Да что ж это ты мне пострел на ногу наступил!
  Костя старался быть аккуратным, и на самом деле, несмотря на давку, этой бабке на ногу не наступал. Поэтому он и сказал:
  - Это не правда. Я вам на ногу не наступал.
  Лицо старухи стало ещё бледнее прежнего, а её свиные глазки налились красным цветом.
  - Видали?! Врёт ещё!! - пророкотала она.
  - Видали, - тонкими голосками запищали те тощие мужички, которые их окружали.
  - Вот тебе!!
  С этим воплем старуха ударила Костю своим солёным мешочком по голове. Удар был настолько сильным, что мальчик покачнулся, в глазах его потемнело.
  Оля повернулась к старухе, и закричала, возмущённо:
  - Да что ж это ты делаешь!
  Костя вымолвил слабым голосом:
  - Оля, пожалуйста, не отходи от меня...
  - Да, конечно же, извини, - уже совсем иным, нежным голосом вымолвила девочка.
  Дело в том, что она держала Костю не за ладонь, а под локоть. А не держала она его за ладонь потому, что боялась причинить дополнительную боль тому, что осталось от его отрубленных пальцев.
  Она уже собиралась повернуться от нагло ухмыляющейся старухи к нему, к своей второй половинке. Но тут стоящие перед нею тела немного раздались в стороны, и Оле показалось, что - они испугались, что это её победа. И поэтому она помедлила немного, и не обернулась к Косте, а даже сделала движение вперёд, в этот узкий, открывшейся перед ней проход. И именно это потерянное мгновенье, и это её движенье стали роковыми.
  Проход обратился вдруг в некое подобие огромного пылесоса. Теперь уже против своей воли, в потоке невидимой силы Оля рванулась дальше по этому проходу. Её рука соскользнула с локтя Кости, и теперь она даже не могла оглянуться, чтобы взглянуть на него.
  Мальчик выкрикнул её имя, и рванулся за ней. Но тут, уже ударившая его по голове старуха, распахнула пасть, и оттуда вырвался поток столь сильного ветра, что Костя был немилосердно распластан по двери с характерной надписью "Не прислоняться".
  Теперь он ни рукой, ни ногой не мог пошевелить. И, тем не менее, он успел увидеть то, что случилось с Олей.
  А случилось с ней следующее:
  Девочка подлетела к очередному тощему господину, который сказал ей совсем тонким, бабьим голосом:
  - Ну, всё - налеталась. Пёрышко ты наше!
  Бывшие рядом бабы наполнили воздух страшным басистым хохотом. Тощий господин раскрыл свой тонкий сундук и пропищал:
  - Добро пожаловать!
  И тут из сундука вырвался чёрный вихрь, обхватил Олю, и сжал её так, что она действительно стала не больше, чем голубиное пёрышко. Затем этот чёрный вихрь утащил её внутрь сундука. Крышка захлопнулась. Господин довольно взвизгнул что-то.
  Ну, а Костя по-прежнему был прислонён к двери "Не прислоняться". И вдруг эта дверь распахнулась, и он вылетел в туннель.
  
  * * *
  
   Поток жаркого воздуха сильно ударил Костю о стену туннеля. Тут же он должен был бы отскочить назад, и удариться об стремительно пролетающую рядом с ним электричку.
   Но он успел вцепиться руками в толстые, выпирающие из стены туннеля провода. Лишённые двух пальцев руки резанули болью, мальчик заскрежетал зубами, но выдержал это испытание и не закричал.
  На расстоянии нескольких сантиметров от его лица проносились стремительно вагоны электрички. И в каждом из вагонов были всё одни и те же, однообразные, тощие мужики и толстые бабы...
   Наконец электричка уехала, и Костя смог разжать руки. Он скатился вниз, ударился ногами об рельсу, огляделся, вслушался. Грохот электрички смолк в отдалении. И никаких звуков - тишина.
   Мальчик побежал вслед за электричкой.
  Понимал, конечно, что не догонит электричку, но размышлял следующим образом: "Надо думать, что эти существа в вагонах - порождения метро, и никуда из метро не выходят. Стало быть, мне просто найти того господина, в сундук которого попала Оля. Ну а дальше... в общем, я справлюсь с этим господином".
  Через некоторое время туннель делиться на шесть частей. Костя почесал затылок, и вымолвил:
  - Разве же в московском метро одна подземная ветка может так вот, на шесть разных путей делиться? Нет, ну я ещё понимаю - на два. Но на шесть - это уж слишком. Ну, и какой же путь мне выбрать.
  И тут сзади раздался писклявый голосок:
  - Выбирай средний!
  Костя обернулся, и увидел жирную, полуметровую крысу, которая сидела в грязном кресле, чуть поодаль от рельсов, и жевала разложенный на подносе зеленоватый, прелый сыр.
  Мальчик пробормотал:
  - Ну, конечно же. Где метро, там и крысы.
  - Я бы сказала: где метро, там и люди. Чтоб их так раз так! - взвизгнула крыса, и проглотила особенно крупный кусок сыра.
  Костя медленно пятился, и глядел на крысу. Он ожидал, что крыса на него наброситься. Но та, кажется, была настроена вполне миролюбиво, и даже протянула ему кусок сыра, и предложила:
  - Вот, откушай.
  - Ну, уж нет! - усиленно помотал головой Костя.
  - Ладно - не хочешь, как хочешь, - пожала плечами крыса, и напомнила. - Беги по среднему туннелю...
  Тогда мальчик решил, что он побежит по какому угодно, но только не по среднему туннелю - он твёрдо был уверен, что эта толстая крыса хочет заманить его в ловушку.
  Поэтому он выбрал крайний справа туннель, и именно по нему побежал. Вслед ему неслись крики крысы:
  - Ну и дурак!.. Впрочем, как и все остальные люди...
  Через несколько минут сзади зародился, и всё нарастающим, рокочущим валом стал приближаться грохот электрички. Костя вжался в стену туннеля, и мимо него пронеслась эта длинная электричка, наполненная всё такими же тощими мужчинками и жирными бабами.
  Когда электричка промчалась, Костя стал ободрять себя словами:
  - Ну, по крайней мере, я правильное направление избрал...
  Он пробежал ещё совсем немного - быть может, двадцать или тридцать шагов, и вновь начал нарастать грохот, но на этот раз уже спереди. И из-за близкого поворота туннеля стремительно вылетала навстречу мальчику очередная электричка. Костя едва успел отскочить с рельсов, и вжаться в стену...
  Когда электричка проехала, мальчик вымолвил:
  - Ничего себе... Впрочем, чего ж тут удивляться. Ведь я в мире снов...
  Сзади стал нарастать топот. По туннелю вслед за Костей кто-то бежал. И в отсветах красных, закреплённых на стенах ламп, мальчик увидел их силуэты. Массивные, почти квадратные тела, усеянные шипами головы - таковыми были его преследователи.
  Мальчик бежал из всех сил, какие у него были, но его всё равно догоняли. Вот очередное перепутье: туннель делился на двенадцать путей. Из одного туннеля приближалась очередная электричка. И рельсы передвинулись так, что Костя сообразил, как поедет эта электричка. Она должна была сделать на этом месте полукруг - дугой изогнуться, и в таком виде в один из туннелей укатить.
  Костя пробормотал:
  - Надо думать, на этом повороте электричка затормозит. Ну, по крайней мере, очень хочется в это верить...
  Дело в том, что преследователи уже практически догнали Костю. Он слышал их чрезвычайно громкий топот, и он чувствовал, что ни в коем случае не должен оглядываться - а, иначе, совсем пропал. Дрожали под их тяжеленными стопами рельсы, наваливалось их леденящее дыхание.
  И вот вынырнула из туннеля электричка, и действительно, на повороте притормозила.
  Тогда Костя сделал то, что и собирался сделать. Он прыгнул, и со всей силой, какая у него была, вцепился оставшимися восемью пальцами в тот проём, который был между раздвижной дверью, и основной стенкой вагона.
  И он смог удержаться. Он даже умудрился впихнуть мыски ног, в какие-то маленькие выемки. Он взглянул в стекло. Увидел перевёрнутую надпись: "Не прислоняться", а также ставших уже привычные фигуры тощих мужичков и толстых баб.
  Но, помимо того, он увидел лики своих преследователей. Лики их были раза в два больше лиц обычных людей. Они были такими белыми, как белая краска, но вокруг глаз залегли причудливые чёрные фигуры. Самих глаз в этой черноте не было видно, но Костя почувствовал исходящий из них неземной холод. Его тело тут же покрылось инеем, и он задрожал страшно. Из носа его вытянулась сосулька, и тут же переломилась, рухнула под колёса электрички.
  Те, кто были в вагоне, зашлись страшным хохотом. Они застучали кулаками с той стороны стекла. Они выкрикивали:
  - Сейчас отвалишься! Разобьёшься, как труп! Как сосулька! И разобьёшься! И будет растерзан колёсами!
  Электричка уже развернулась, и неслась по туннелю. Костя не мог больше видеть лиц своих преследователей, который отстали, но он продолжал коченеть. Вот он судорожно, сквозь стучащие зубы выдохнул ледяной воздух, и от этого воздуха на стекле образовался плотный морозный узор, и он уже не мог видеть тех, кто находился в вагоне, и потешался над ним.
  Но Костя зашептал:
  - Душа моя всегда будет чувствовать гармоничное единение. Всегда, даже и в разлуке с тобой, милая моя подруга Оля. И сейчас я чувствую тебя так же, как, если бы ты была рядом со мною...
  И он, забыв о страшной смерти, которая нависла над ним, забыв о насмешниках, начал выводить на стекле своим носом следующие строки:
  
  Быть может, не понять мне сущность мира,
  Предначертания в движении светил,
  Но верю твёрдо, что есть Любви святая лира,
  И счастлив тот, кто, пробудившись, полюбил.
  
  Быть может, не постичь мне всех путей господних,
  И не увидать всех радостей земных,
  Но в радугах, полях и в реках половодных,
  Я вижу воплощенье слов твоих.
  
  Быть может, путь земной недолог, и разлука,
  Нас с ближними в час смерти ждёт.
  Но знаю твёрдо: душа с душой, рука об руку,
  В чертоги света и любви войдёт.
  
   Когда Костя писал эти строки, он забыл о физической боли, о холоде. Просто любое телесное страдание казалось ничтожным, против того, что он чувствовал в своей душе.
   И, когда он закончил писать последнюю строку, электричка как раз подъехала к станции. Яркий электрический свет хлынул в глаза Косте, едва не ослепил, после долгого сумрака мрачных туннелей, но и вернул к этой сонной реальности.
   Мальчик отшатнулся от дверей электрички, и повалился на платформу. Тут же двери распахнулись, и из них стали толкающейся и ругающейся толпой вываливать всё те же знакомые фигуры мужичков и баб. Костя едва успел вскочить, отшатнуться к колонне, и вжаться в неё спиной, иначе бы его затоптали.
   Теперь все эти фигуры не обращали на Костю никакого внимания, будто его и не было вовсе. Они торопились к эскалатору, к выходу, и это показалось мальчику удивительным - он то думал, что эти создания предназначены исключительно для обитания внутри метро.
   Он даже подбежал к одному из мужичков, и спросил:
  - А куда вы идёте?
  Мужичок повернул к Косте голову, и глядел на него с подозрением и раздражённо. При этом мужичок не останавливался, а продвигался стремительно к эскалатору.
  Костя повторил свой вопрос. Мужичок сморщил нос, и ответил вопросом:
  - А тебе то что?
  - Но разве вы не в метро живёте?
  Мужичок скривился больше прежнего, в глазах его зачернела ненависть. И он провизжал злобно:
  - Нет, конечно!
  И вдруг Косте подумалось, что именно в сундучке этого мужичка сокрыта Оля. И мальчик вымолвил:
  - Откройте, пожалуйста свой сундук.
  - Что?! - пискнул мужичок.
  - Мне надо осмотреть содержимое вашего сундучка, - повторил Костя.
  - Ни за что. Нет-нет - ни за что!! - таков был ответ.
  И после этого Костя уже совершенно уверился, что Оля находится в сундучке именно этого мужичка. Так что мальчик вцепился в сундук, и начал дёргать его к себе. Мужичок же, пинаясь, брызгая жгучей слюной, и визжа, сундучок отдавать не желал, и вытягивал его к себе.
  Их, кстати, окружили бабки, и начали колотить Костю своими пахнущими солёностями мешочками, по голове и куда попало. При этом бабки рычали:
  - Ишь какой! Ишь!..
  Несмотря на то, что некоторые удары были очень болезненными, Костя всё равно не выпускал сундучок, и дёргал всё сильнее и сильнее, вскрикивая, иступлёно:
  - Отдай! Отдай немедленно! Говорю тебе - отдай!!
  Вдруг глаза его засияли ослепительно, и мужичок, увидев это сияние, испугался, и сжался до размеров столовой ложки.
  Мальчик в очередной раз дёрнул сундучок, и по инерции сам повалился на пол. Сундучок просвистел над его головой, и ударился об колонну. И от этого удара раскрылся сундучок.
  Вывалился из сундучка горшок, в который посажен был цветок, настолько дурной, что от одного взгляда на него становилось дурно. Лучше этого цветка вовсе не было.
  Тем ни менее, при виде этого сундука, все бывшие поблизости бабы захлопали в свои массивные ладоши, и вскричали, радостно:
  - Ах, прелесть какая!
  И долго они хлопали в ладоши, а одна из них взяла сдувшегося мужичка и надула его. Он со скрипом повёл своими тощими конечностями, и начал укладывать горшок с цветком внутрь своего сундучка.
  Тогда Костя решил задать ему вопрос:
  - Извините, а что значит этот цветок?
  Мужичок взглянул на него испуганно, и ответил:
  - Просто сегодня такой день: все должны принести цветы в горшках домой.
  - Почему?
  - Потому.
  - Зачем?
  - Затем.
  Ответ был исчерпывающим, и Костя медленно, не обращая внимания на тех, кто его толкал, и едва не затаптывал, направился к эскалатору. Краем глаза, он видел сотни, а может и тысячи мужичков, которые тащили сундучки с уродливыми цветами. И где-то, среди этого превеликого множества цветов, была его Оля.
  - Как же найти её? - вопрошал Костя.
  И кто-то крикнул ему:
  - Да никак!
  Но, уже дойдя до эскалатора, Костя сказал:
  - Я её обязательно найду. Я в это верю...
  
  * * *
  
   Оля оказалась внутри сундучка. Сначала ничего не видела, и боялась пошевелиться, чтобы ненароком не пораниться. Но темнота в сундучке не была полной - всё-таки исходило от стоявшего в нём цветка тусклое, бирюзовое свечение. И постепенно глаза девочки привыкли к этому свечению. Теперь она видела этот цветок - он, подобно уродливому дереву, возвышался над ней. Сама Оля лежала на земле, насыпанной в горшок. Стенки горшка возвышались, практически вровень с её телом.
   Так как мужичок, которому этот сундучок принадлежал, двигался, то и Олю мотало из стороны в сторону. Раз она поднялась на ноги, хотела сделать шаг в сторону, к краю горшка, но её тряхнуло с такой силой, что она рухнула на колени, и пробормотала:
  - Что ж мне делать? Ждать?.. Нет-нет, ни в коем случае - сейчас ожидание смерти подобно. Я должна действовать, я должна каждым мгновеньем дорожить...
  Она подползла к перекошенному, покрытому изгибистыми шипами стволу цветка, и прошептала:
  - Ну, и что же мне с тобой сделать? Что?.. Могу ли я сделать тебя лучше?
  Девочка медленно провела рукой по его, источающей тусклый бирюзовый цвет поверхности. И Оля поранилась об один из самых маленьких на этой поверхности шипов. И ранка была совсем маленькой. Вытекла из этой ранки ни то, что даже капелька крови, а какая-то долька капельки. Однако ж, и эта малюсенькая частичка Олиной крови произвела действие.
  Поверхность цветка, возле этого места сверкнула золотистым свет, и вырос оттуда листок мягкий, светло-зелёный, источающий приятный, мягкий аромат.
  Но в это время откуда-то сверху раздался голос того мужичка, в сундучок которого она попала. И говорил этот мужичок своим тоненьким, жалобным голоском:
  - Вот, принёс.
  И грянул грозно-обличительный бас бабы:
  - Ну, открывай...
  Оля прошептала:
  - Ну, что ж. В таком случае, мне лучше пока спрятаться.
  Девочка огляделась, и поняла, что укрыться можно только в земле. И поэтому она поспешно начала разрывать руками землю. Хотя от земли этой исходил весьма неприятный запашок, она оказалась мягкой, и Оля смогла разрыть достаточную для своего тела выемку, прежде чем мужичок открыл сундучок.
  Она поспешно, загребая двумя руками, насыпала на себя землю. Не пожалела даже и лицо, и теперь только небольшой холмик указывал то место, где она укрылась. Дышать было тяжело, но всё же какой-то воздух доходил до её ноздрей, через разрыхлённую землю.
  Тем временем щёлкнул сундук, и бабий бас взревел:
  - Ах, прелесть-то какая!
  Так эта баба хвалила уродливый цветок.
  Оля почувствовала, что горшок подняли, и перенесли куда-то. Баба великодушно урчала. Но вдруг вырвались из неё гневные ноты:
  - А это что?!
  - Что? - пискнул мужичок.
  - Вот... - баба ткнула своим жирным пальцем в изящный листок, который вырос от частички Олиной крови.
  Девочка, хоть и не видела этого, но всё чувствовала, всё понимала. В голове её пронеслась мысль: "Неужели меня раскрыли?.."
  Баба рычала:
  - Ну, и откуда это?! А?!
  - Не знаю, право... - раздался в ответ взвизг.
  - Вырвать! - скомандовала баба.
  Мужичок сбегал куда-то, и вернулся через минуту, на бегу надевая толстые, резиновые перчатки. И уже в этих перчатках он вырвал этот листик, и с отвращеньем что-то попискивая, унёс его.
  А когда вернулся мужичок, то баба вновь довольно закудахтала:
  - А хорошо то как! Ах, хорошо то как! Вот так цветочек!
  Наконец, и баба, и мужичок ушли. Тогда Оля осторожно выглянула из-под земли. Вроде бы никого не было, тогда она вылезла.
  Внимательнее огляделась.
  Горшок, а соответственно и цветок, и Оля были поставлены на подоконник. Рядом было окно, но, выглянув в него, увидела девочка сумрачный, почти чёрный внутренний двор, над которым возносились ввысь изъеденные трещинами древние, страшные стены. И сверху исходило тёмно-розовое свечение ночного, зимнего надгородского неба.
  И тут услышала девочка такой вопль, который могло издать только кровожадное чудище. Она вздрогнула, обернулась. Увидела огромную комнату, размерами, да и формами большего всего напоминающую мрачную пещеру, в котором поселилось племя людоедов.
  И в центре этой комнаты, на толстой цепи свешивалась широкая, конической формы клеть. В этой клети и сидело чудище - двуглавый попугай, с выпученными красными глазищами. Одним ударом клюва эта "птаха" могла раздробить Олю, словно зёрнышко.
  Вот издал попугай ещё один вопль, и бросился на Олю. Намерения у него были самые зловещие, и только прутья клетки удержали его от погибели.
  Из соседней комнаты раздался рёв бабы:
  - Костолом, ты чего там раскричался?! Успокойся немедленно, несносная птица!
  Но Костолом не собирался успокаиваться, а вновь и вновь бросался на решётку, и ревел страшно.
  Оля протянула к двуглавому попугаю свои тонкие руки, и молила его:
  - Ну, пожалуйста. Я очень тебя прошу: не кричи.
  И попугай перестал кричать, однако причиной его безмолвия стали отнюдь не мольбы Оли.
  Дело в том, что в комнате появился новый персонаж. Этим персонажем был чёрный кот. Пропорциями своими он соотносился к чудовищному попугаю, так же, как обычный кот соотносится с обычным попугаем. То есть - это было ещё одно чудовище, способное поглотить Олю.
  Прежде всего, чёрный кот уставился на притихшего попугая Костолома, и скребнул лапой по полу. Когти у кота были стальными, но и пол был сделан из какого-то такого материала, что и стальные лапы не могли его разорвать.
  Затем кот прыгнул, и повис на клетке с попугаем. Клетка начала раскачиваться из стороны в сторону, словно маятник в часах, а попугай издавал испуганные вопли.
  И вновь прогрохотал бабий голос:
  - Живоглот, котяра окаянный! Уймись! Или лично тебя разорву!!!
  Но тут кот Живоглот увидел стоящий на подоконнике горшок, цветок, и, самое главное - он увидел Олю. Глаза кота стали совершенно круглыми, он облизнулся, и прыгнул прямо от клетки на подоконник.
  Но он не рассчитал сил. В результате, ударился об окно, и отскочил обратно, в центр комнаты. Кот мяукнул, и это мяуканье было подобно рёву сотни голодных львов.
  Он изготовился к новому прыжку. Оля понимала, что в этот раз кот Живоглот не промахнётся. Надо было незамедлительно действовать.
  И девочка вымолвила с большим чувством:
  - Костя, пожалуйста, помоги мне...
  Она почувствовала, что Костя стремиться к ней, но что он ещё слишком далеко. И Оля прошептала:
  - Я помогу тебе. Ты найдёшь меня, милый...
  И она исцарапала свои руки об шипы, которые из уродливого цветка выступали. Теперь уже много капель её крови попали в цветок. И тут же стремительно начал преображаться, жадно стремясь к прекрасному, цветок. Он разрастался, он сиял, он испускал из себя благоуханные листья и цветы.
  Кот Живоглот попятился, а потом выпрыгнул в коридор.
  Но на цветке ещё оставались шипы, и Оля, протянула к ним уже окровавленные руки, и вымолвила:
  - Если надо, я отдам всю свою кровь. Но всё же я вырвусь отсюда...
  И вот уже не только её ладони, но и всё её тело было пронизано острыми шипами. Оля чувствовала такую боль, что больше всего хотелось кричать, но она не кричала, а звала Костю:
  - Милый мой, помоги мне. Слышишь?..
  Тьма заполняла её глаза, но всё же она звала свою вторую половинку, и когда острый шип погрузился в её сердце, она свято верила, что Костя слышит её, и спасёт её.
  И Костя действительно слышал её.
  
  * * *
  
   Эскалатор остался позади, и Костя оказался в верхнем вестибюле станции метро.
  Кстати, мельком он увидел карту этого метрополитена. Это была очень большая карта, на которой значилось, по меньшей мере, две сотни веток. Ветки двигались, извивались, переплетались и расплетались, словно змеи.
  Костя пробормотал:
  - Да уж: долго бы я в этом метрополитене Олю искал. Но теперь я совершенно точно чувствую, что она наверху...
  И, вот он окончательно вышел из метро, под тёмно-оранжевое, такое, несмотря ни на что, романтичное небо.
  И те существа, которые казались такими явными под землей, здесь превратились в блеклых, полупрозрачных призраков, которые почти слились с тёмным, пронизанным редкими костерками электрического света, воздухом.
  Костя сжал кулаки, и выкрикнул:
  - Оленька, подруга моя милая! Где ты?! Слышишь ли меня?! Где ж ты?!
  И он увидел тёплое, мягко-солнечное сияние, которое восходило в одном месте над крышами домов. И понял Костя, что, конечно же, его Оля.
  Он ничего больше не говорил, он просто бросился бежать к этому весеннему свету. На пути ему попадались какие-то призраки, но Костя едва их замечал, а они испуганно от него шарахались.
  И ведьма страшная, с лапами длинными, с когтями из твёрдых сосулек выточенными навстречу ему выступила. Встала на его пути, хотела заморозить, разорвать и поглотить, но тут солнцем вспыхнули волосы Кости - это на них исходящий от Оли свет отразился.
  Ведьма взвыла в ужасе, и бросилась прочь...
  Наконец Костя остановился возле дерева, которое когда-то было цветком, и стояло на подоконнике в квартире. Но не было больше ни подоконника, ни квартиры, ни уродливого дома, ни мерзостных, призрачных обитателей этого дома.
  Теперь возносилось на этом месте светоносное дерево. Сияние исходило не только из его листьев, но и из ствола.
  Костя подошёл, положил на кору свои ладони, и вымолвил:
  - Я знаю, что это ты, Оля...
  Затем он начал взбираться вверх по стволу, и ему было так тепло, легко и хорошо, будто он спал в уютной кровати, и ему снился волшебный сон.
  В верхней части дерева находился бутон, размером больше человека. И, когда Костя дотронулся до лепестков этого бутона, то они вздрогнули, и начали раскрываться.
  Сияние столь сильное, будто в этом бутоне заключено было само Солнце, нахлынуло на Костю. Но он не отвернул головы, он даже не сощурил глаз, он просто протянул к этому свету руки, и вымолвил милое имя:
  - Оля.
  
  
  
  
  
  Глава 12
  "Солнце"
  
   Над тёмным и заснеженным, кажущимся мёртвым городом летел двуглавый дракон. Летел он к центру этого города. Сиял дракон мягким золотистым сиянием, две души в этом драконе единение обрели: душа Лены и Витина душа. Они летели и не испытывали ни страха, ни холода, но только гармонию. Они знали, что впереди - главная битва.
   Это была битва за душу Лены. Когда-то эта душа вступила в схватку с могущественным демоном ада. Этим своим подвигом она спасла многих, и, быть может, даже предотвратила новую, кровопролитную войну.
   Но мир её снов, в котором все они прибывали, слился с адским демоническим духом, и именно отсюда рождены были все те кошмары, с которыми им довелось столкнуться.
   И, если провести параллель между этим городом, и реальной Москвой, то именно на месте Кремля собралось средоточие всего зла. И именно туда летел Солнечный дракон.
   Он ожидал увидеть Кремль, но не увидел. На Кремле, объяв его огромными чёрными крыльями, возлежала исполинская фигура Демона. И, когда исходящие от Дракона сияние прикоснулось к Демону, то Демон встрепенулся, и поднял голову, размерами своими много большую, чем Исторический музей.
   Выражение лика Демона, было воплощением ужаса. На тёмном фоне вращались засасывающими воронками два совершенно чёрных ока. Демон раскрыл пасть, и оттуда, вместе с тёмными, снежными тучами вырвался вопль:
  - Куда летишь, безумный?! Я раздавлю тебя также легко, как слон давит муравья!!
  Но Дракон не только не остановился, но ещё и ускорил своё движенье.
  Тогда Демон раскрыл пасть, и из пасти этой вырвался поток угольно-чёрных Драконов, каждый из которых размерами своими мог сравниться с Солнечным Драконом.
  И вопль Демона гремел в воздухе:
  - Ты обречён!!
  Солнечный Дракон не дрогнул. Он ворвался во вражьи полчища и, источая во все стороны огненные потоки, начал испепелять чёрных драконов. Уже много врагов было обращено в пепел, но Демон неустанно порождал новых. Их становилось всё больше и больше. Воздух гудел от движения тысяч крыльев.
  Чёрные драконы порождали неистовый ледяной ветер, который относил Солнечного дракона прочь...
  Вновь и вновь бросался светозарный в битву, бесстрашно крушил врагов.
  Демон ревел:
  - Как бы ты ни старался - ты всё равно обречён! Скоро силы оставят тебя, и вот тогда мои воины растерзают тебя, и весь твой свет обратят во тьму. Тогда ничто не спасёт этот мир!
  Но этот мир уже был спасён.
  Он был спасён изначально, потому что красота, романтика и любовь оставались жить даже под самыми кошмарными виденьями.
  А теперь над городом просто восходило Солнце. Оно взошло от цветка-дерева. Это слитые души Кости, и Оли засияли в виде небесного светила.
  Потоки весеннего света нахлынули на Демона, и Демон взвыл, начал сжиматься, пока, наконец, не превратился в пылинку. А пылинка была унесена солнечным ветром.
  Солнечный свет становился всё более ярким...
  
  * * *
  
   Витя открыл глаза, и понял, что лежит на песчаном пляже. Пред ним темнело Озеро Ведьм. Но и небо, и окружающий лес были переполнены солнечным светом. И, в тоже время, не было жары: прохлада и покой обвивали Витю. Очи мальчика сияли солнечным светом.
   Оказалось, что рядом с ним лежит на песке Костя. Но никаких следов научной экспедиции не было видно.
   Вот очнулся Костя, улыбнулся одухотворённо, и спросил:
  - Ведь всё это было на самом деле, правда?
  - Правда, - ответил Витя.
  - Стало быть, надо нам со вторыми половинками и здесь, в этом мире встретиться, - произнёс Костя.
  Они быстро собрались, и пошли от озера Ведьм. В кустах нашли оставленные ими ещё в самом начале приключения велосипеды, и на этих велосипедах покатились к дачам, где без всякого удивления узнали, что их исчезновения никто не заметил.
  Да и не было никакого исчезновения.
  Ещё через пару часов, они стояли на железнодорожной платформе. Собирались ехать в Москву, чтобы встретить там Лену и Олю.
  Кругом было лучезарно, тепло, и спокойно.
  Но прежде приехала электричка из Москвы. Из этой электрички вышли Лена и Оля.
  Кто-то из них сказал:
  - Ну, вот, будто и не расставались.
  Сначала искупались в озере. Потом поехали в Москву, посетили монастыри величественные, церкви златоглавые, гостили друг у друга, гуляли в парке. Посетили берёзовую рощу, и не знали, сон это или жизнь.
  Впрочем, знали совершенно точно, что жить они будут вечно, и что жизнь эта изо дня в день будет становиться всё лучше и лучше.
  
  КОНЕЦ.
  18.12.03
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"