Виталька с широко открытыми глазами на обоженном лице безучастно смотрел в пустоту и монотонно мычал. Лейтенант Капустин, перевернув его на спину, трофейным кавказским кинжалом вспорол окро-вавленный обгоревший рукав бушлата и наложил ему жгут чуть выше локтя.
- Укол, давай! Да, быстрей же! Чего копаешься! - прикрикнул он на прапорщика Филимонова, который, прижимаясь всем телом к опорному катку, трясущимися руками копался в сумке. У него под ободранным "шнобилем" как у кота во время драки в разные стороны топорщились усы, и подергивалась щека.
- Перевяжи культю! Да как следует! И отсюда никуда! Носа из-за "коробочки" не высовывайте! Я попытаюсь до "бэтра" добраться! Почему молчат, паразиты!
- Хана, Паша! Всем хана! - твердили дрожащие губы прапорщика, ставшие похожими на вареники.
- Не бзди, Филимонов! Прорвемся, бля!
- Куда, Паша?! Обложили как волков! Со всех сторон! Всем п...дец!
- Не каркай, Филя! До "вертухов" продержаться бы! - прокричал под грохот гранат, визг и звяканье осколков о броню Капустин на ухо распластавшемуся прапорщику.
Чуть поодаль от БМП валялся сильно опаленный труп кобеля, Ка-рая, с разорванным в клочья брюхом. Сбоку с "бэтээра" как-то нервно с паузами заработал КПВТ, вслепую наугад прощупывая свинцом окру-жающие холмы. Яростный огонь "духов" вновь прошелся по центру ко-лонны, где находились "уралы". Пулеметные трассы хаотично ковыряли грязь, с остервенением вгрызались в обочины, неистово молотили по броне, разбивали фары и лобовые стекла в искрящуюся труху, безжало-стно кромсали борта и крылья, пытаясь достать смертоносным жалом укрывшихся бойцов. То здесь, то там с гулом рвались "воги". Вокруг все горело, тряслось и громыхало. Пылал зигзагами разлившийся бензин, коптили скаты, едкий черный дым от которых клочьями стелился над ко-лонной. Часть "чистильщиков", отстреливаясь, залегла за бронетехни-кой и "зилами", другая нашла спасение в кювете.
Андрей, как и многие, лежал в придорожной канаве наполовину в мерзкой жиже, прикрыв голову автоматом, прижавшись щекой к рыжей, похожей на дерьмо, глине. Он сопел как загнанная лошадь. В голове стоял сплошной звон, неистово стучало сердце, выпрыгивая из груди. Под ногами хлюпала холодная вода. Комья грязи, осколки и пули со сви-стом проносились над головой.
"Неужели, все! Амба! Неужели, никогда больше не увидит: ни Светки, ни близких, ни друзей, ни родного города!" - Пронеслось у него в голове. Он представил, как его завернутого в шуршащую фольгу молча-ливые угрюмые солдаты грузят в кузов машины.
"Еще утром, когда тащились по туманной горной дороге на эту, будь она проклята, зачистку в селение Ялхой-Мохк, у него было нехо-рошее предчувствие, что сегодняшний день скверно кончится. Так и слу-чилось! Возвращаясь, угодили в засаду! До дембеля всего-то, ничего! Кот наплакал! И на тебе!"
- Суки!! Гады!! - застонал от бессилья, расстроенный парень. Зве-рея, вцепился зубами в засаленный рукав. - Мразь, черножопая!! Своло-чи!! Своло...!
Неожиданно с боку вздыбилась земля, дохнув жарким дыханием, окатив всех брызгами и крошкой. Солдата ударило в бок и словно кале-ным железом прожгло чуть ниже "броника", чиркнув по пряжке. Он по-чувствовал, как что-то горячее заполняет пах.
- А-а! А-а! - Андрей выпустил АКМ и сполз вниз, не зная, куда де-ваться от нестерпимой режущей боли. Его пальцы судорожно скребли землю, между ними выдавливалась как крем от торта, липкая почва, вперемежку с опавшими листьями. Рядом, кто-то дико кричал. Подняв голову, он увидел как, развернувшись к нему, матерясь, прапорщик Стефаныч меняет "рожок". У его ног на четвереньках в луже, уткнувшись окровавленным лицом в землю, притулился кто-то из сержантов. То ли Самсонов, то ли Елагин. Из-за хрипящего сержанта куда-то мимо Андрея смотрели неподвижные обезумевшие глаза рядового Свистунова, "ду-шок" сжался в комок и что-то шептал побелевшими губами. В красном покрытом цыпками кулаке с разбитыми костяшками он сжимал маленькую потертую иконку на шнурке. По замурзанным щекам, оставляя бо-розды, текли слезы.
- Пи...дюлей, захотел?! Бери автомат, сука!! В лобешник дать?! - накинулся на "молодого" снайпер Коля Кныш, пихая того прикладом разбитой "эсвэдэшки".
- Ахмеды, мать вашу, всю оптику изуродовали, мерзавцы! - отча-янно ругался он, не обращая никакого внимания на стрельбу и грохот вокруг.
Слева дружно огрызнулись пулеметными очередями "собры". Сквозь гул донеслось знакомое стрекотание "вертушек". Над колонной пронеслись Ми-8 из группы огневой поддержки, развернувшись, они вда-рили "нурсами" по серым вершинам.
- Степан! Живем! - крикнул весь прокопченный лейтенант Колосков с дымящимся РПК, подползая к "бээмпешке".
- Савла, убили! - проорал ему в ответ "собр" Исаев, высовываясь из-под "звездочки". Он был весь ободран и грязен как трубочист. При взрыве его выбросило из кузова, и он неудачно упал лицом в месиво разбитой дороги, сломав при этом два пальца на правой руке. Безымян-ный и мизинец наполовину ушли внутрь ладони, теперь вместо них были какие-то жалкие, желтые от курева обрубки. Ухватив торчащие фаланги, Степан рывком вернул их на место. Но пальцы в разбитых суставах уже не слушались. Кисть опухла и превратилась в маленькую мягкую подуш-ку. Не обращая на это внимания, "собровец" короткими жалящими оче-редями сдерживал огневые точки противника.
- Брата, не видел?!
- Виталий с Тимохиным по кювету в хвост подались, с фланга хо-тят "нохчей" обойти!
"Вертушки" дали залп ракетами и прошлись по зарослям плотным огнем из пулеметов. Когда один из них, отстрелявшись, выходил из атаки на вираж; в пике входил другой, накрывая "воинов аллаха" оче-редным залпом, не давая тем прийти в себя. Ведущий развернулся боком; и по укрывшимся боевикам, сея смерть, ударил закрепленный на растяжках в дверном проеме АГС-17. Веер разрывов прошелся по кус-там и деревьям, за которыми укрылись нападавшие, выкашивая все жи-вое вокруг. Второй Ми-8МТ, барражируя в стороне, обнаружил новую цель и саданул ракетами по замаскированным в низине двум "нивам"; одну тут же разнесло в куски, белая же с водителем кувыркнулась вверх колесами и вспыхнула как сухой соломенный сноп...
Мрачный Сафронов с "акаэсом" в руке в перемазанном сыром камуфляже обходил разгромленную колонну. Потери были значитель-ные: сгорели два "урала", подорвался на радиоуправляемом фугасе тральщик (головной БМП с "катками"), чадил покореженный БТР, из которого чумазые бойцы спешно извлекали боекомплект. Двое убитых, одиннадцать раненых, из них трое тяжело. Перед "уралом" в колее у пробитого горящего ската накрытый потрепанным бронежилетом в луже крови покоился безголовый "двухсотый", младший сержант Мамонов. В кювете с раздробленными ногами, вниз лицом - "собровец" Савельев. Видно он пытался из последних сил отползти от горящей машины, прячась за стелющейся гарью, когда его настигла снайперская пуля, по-павшая ему в спину.
- Раненых и "двухсотых" на борт! В темпе, сынки! В темпе!
Ми-8 приземлился в метрах двухстах за поворотом прямо на доро-гу, более подходящей площадки не нашлось. Пилотская кабина прово-няла пороховым дымом, под ногами на полу звякали, шуршали сотни стреляных гильз.
- Андрюха, потерпи, старик! Уже близко! - Старшина Баканов, задыхаясь, успокаивал Андрея, которого на брезенте с трудом тащили к вертолету. Заляпанные сапоги солдат скользили, чавкали и разъезжа-лись на мокрой глине. У Андрея при каждом их шаге темнело в глазах, все внутри переворачивалось, разрывалось на части. Словно бритвой осколком ему располосовало бушлат и распороло брюшину. Если бы он не зажал ладонями живот, кишки вывалились бы наружу. Его наспех за-пеленали, обмотав бинтами вокруг туловища, и поволокли к вертолету.
- Братцы, смольнуть, дайте! - прохрипел он из последних сил.
Пулеметчик Пашка Никонов в разорванной "разгрузке", прикурив, сунул "примину" в его потрескавшиеся на бледном лице губы. Но Адрей потерял сознание, голова свесилась на бок, окурок выпал изо рта и, упав, затлел на воротнике бушлата. Он уже не слышал: ни гулко громыхающих солдатских сапог в грузовом отсеке Ми-8, когда загружали "двухсотых" и раненых; ни четырехэтажного мата бортмеханика, обнаружившего свежие пробоины в обшивке фюзеляжа; ни протяжных сто-нов майора Трофименко, раненого в бедро; ни гудящего рокота винтокрылой машины.
Пришел в себя он уже в госпитале, когда ему вводили в полость живота дренажные трубки. Ему страшно повезло. Внутренности оказа-лись целы. Осколок лихо резанул ему поперек живот, по счастливой случайности не задев органов. Андрей лежал под капельницей совершенно обнаженный, в чем мать родила, и чувствовал себя не в "своей тарелке". Вокруг сновали и возились с ним молоденькие медсестры.
- Ну, как дела, Самурай! - спросил, улыбаясь, седоватый хирург в очках, склонившись над ним.
- Почему, Самурай? - не понял Андрей.
- Ну, как же, Окаяма-сан, тебя же с "харакири" доставили! С распоротым брюхом, кишки все снаружи были. Теперь ты у нас Самурай. Крепко тебе повезло, приятель! Считай, в рубашке родился! Если б не сальник, "край" тебе паря!
- Какой еще сальник? Что это такое?
- Это, мой дорогой, такая жировая стенка, которая несет защитную функцию, прикрывает собой кишечник. Вот он то и спас тебя. Конечно, мы его немного укоротили без твоего согласия. Подрезали поврежден-ные части. Подлатали, одним словом.
На третий день Андрея из реанимационного отделения привезли на "каталке" в палату.
"Здравствуйте, дорогие мои, мама, папа и Танюшка! Пишу вам из госпиталя. Простите, что так долго не писал. Не хотел расстраивать вас, что в Чечню отправили. Только, пожалуйста, ради бога, не беспокойтесь. У меня все хорошо, все цело. И руки и ноги. Царапнуло слегка осколком по пузу, но ничего страшного, уже передвигаюсь потихоньку. На днях обещали снять швы. Доктор говорит, что я родился в рубашке, обещал через пару недель выписать. В апреле буду, наверняка, уже дома. В па-лате кроме меня еще пятеро раненых. Двое ребят-саперов из Грозного, десантник, два омоновца и кинолог наш, Виталька Приданцев. Все они в отличие от меня с тяжелыми ранениями. У Витальки кисть гранатой ото-рвало. Коля и Андрей, подорвались на фугасе, когда разминировали до-рогу у блокпоста в Старопромысловском районе в Грозном. Десантнику Игорю Золотову в горах пуля попала в грудь, пробив бронежилет; очнул-ся он в сугробе и пару суток полз, пока его наши не подобрали. Обморо-женные пальцы на ногах ему ампутировали. Он хорохорится, хотя ему не лучше других. Сержанты Сашок и Павел из челябинского ОМОНа попали в засаду на Аргунской дороге. Одного здорово посекло осколками. Дру-гого - придавило подбитым бэтээром, раздробило кости. Лежит весь за-кованный в гипсовый панцирь, да еще и шутит по этому поводу. Говорит, что стал похож на мумию египетского фараона. Теперь его Рамзесом все кличут. Это главврач Евгений Львович его так назвал, он всем здесь про-звища дает. У меня кличка - Самурай, из-за шрама на животе. Есть в от-делении еще трое "гладиаторов" из соседней палаты, бродят по кори-дору с торчащими навесу загипсованными руками. Пацаны в палате отличные. С ними не соскучишься. Вот только с Виталькой проблемы. Со-всем ему плохо. Депрессия у него жуткая. Боимся за него, как бы чего с собой не сотворил. Ни с кем не разговаривает, целыми днями, молча, лежит, отвернувшись к стене. Его никто не трогает. Когда с ним пытают-ся заговорить, у него на глазах наворачиваются слезы, и он весь захо-дится от рыданий.
Виталю сегодня ночью приснился сон, все Карая звал. Это овчарка его. Утром проснулся, а вместо левой руки - культя. Страшная истерика с ним приключилась. Не знали, что и делать. Сидит на койке, слезы рекой льются, мычит что-то, что есть силы колотит здоровой рукой по спинке кровати. Вызвали сестру. Прибежала Таня, обняла его, прижала крепко его голову к груди. Стоит перед ним, что-то шепчет ему тихо, целует в макушку, вздрагивающие плечи и спину поглаживает. Ко-гда он притих, бедолага, увела его на перевязку. Потом я покурить вы-шел, смотрю, они в конце коридора у окна на банкетке рядышком, при-жавшись, сидят. А светлые волосы у Татьяны в солнечных лучах сереб-ром отливают. Словно какой-то волшебный светящийся ореол вокруг ее головы как у святой. У нас все поголовно в нее влюблены. Привела Ви-тальку, глядим на него, совершенно другой человек перед нами. Преоб-разился весь. Вечером накололи его транквилизаторами, вот теперь ле-жит, сопит в отключке. Таня, сестричка, говорит, что главврач вызвал из Саратова его родителей.
Мама, позвони Вовкиной матери и передай, что у него все хорошо. Скоро приедет. Он в тот день в ПВД находился..."
Андрей опустил онемевшую руку с шариковой ручкой и устало прикрыл глаза. Почувствовал, как горячая кровь, пульсируя, побежала по венам, как пальцы охватило приятное покалывание.
- Под Элистанжи блокировали отряд какого-то Абу, то ли Джафа-ра, то ли Бакара, из наемников, - донеслось до него откуда-то издалека. Это воспоминаниями с ребятами делился Игорек.
- В лощине боевики накрыли минометным огнем вэвэшный ба-тальон, который с фланга на них здорово напирал. Прижали пацанов шквальным огнем к земле, голову не поднять. Бля, мечутся, тыкаются как слепые котята. Вопят, помощи просят. "Батя" нас вперед бросил, на выручку БОНа. Тут "вертушки" налетели. Видимость херовая. Туман. Лупят куда ни попадя, "огневая поддержка" по-нашему называется. Того и гляди, зацепят своих. Потом "сушки" появились, бомбить стали. Комбат матюгами их кроет по рации, на чем свет стоит, а они дубасят, дуба-сят...