- Как будто в сказке, - довольно произнёс Серёжка. Глаза у мальчишки восхищённо блестели.
- В какой сказке? - педантично уточнил Балис.
- Ну, в какой... Не помню. По телевизору показывали. Там так вот хворост таскали.
Гаяускас позволил себе легонько улыбнуться.
- Нет, Серёжа, это как раз не сказка. Сказка - это драконы, эльфы, Шипучка, Рия и другие наши знакомые. А вязанка хвороста - это будни. Самые что ни на есть простые средневековые будни.
- Ой, будни. Вы когда-нибудь раньше так вот хворост таскали?
- Приходилось, - теперь капитан улыбался уже во весь рот. - Летом на хуторе. Братьев моих троюродных в лес за хворостом дед посылал.
- Адмирал?
- Нет. Другой дед. Даже не совсем дед, брат бабушки. Но я его всё равно дедом называл.
- Понятно, - кивнул Серёжка. А чего не понять? У него тоже был такой дедушка, только далеко, в Воронеже.
- Вот. А мне как-то неудобно бездельничать, когда они работали. Вот я и помогал.
Серёжка согласно кивнул: бездельничать, когда твои друзья работают не честно, тут и думать нечего. А если друзья ещё и братья... Правда, троюродные, это какие-то очень дальние родственники. Своих троюродных братьев и сестёр мальчишка даже и не знал.
- То-то я смотрю, как Вы ловко вязанки делаете.
Никаких особых секретов вязки хвороста Гаяускас тогда в детстве, конечно, не освоил. Да и потом тоже. Всё просто: охапка сучьев, благо этого добра здесь навалом, верёвка, да морской узел. Но разочаровывать Серёжку морпех не стал.
Скитания и невзгоды отразились на характере парнишки довольно странным образом. Он стал каким-то нелюдимым, замкнутым, угрюмым, старался избегать общения. В такой ситуации его старались лишний раз не тревожить и изрядную часть времени мальчик проводил в одиночестве. Но порой общительность и весёлый нрав прорывались сквозь отчуждённость, словно бурливый весенний ручеёк из-под ледяного панциря, и тогда он становился прежним Серёжкой, непоседливым и радостным. Жаль только, не на долго. И совершенно непредсказуемо.
Вот и сейчас: равнодушно воспринял слова о том, что его очередь собирать хворост, бродил по лесу с отрешенным видом, так что, откровенно говоря, почти весь груз собрал сам Балис. И вдруг, ни с того ни с сего будто проснулся. И засыпать пока не собирался.
Лихо взвалил на спину меньшую связку, склонил голову набок, вопросительно глянул на спутника.
- Куртку смотри не порви, - ляпнул первое, что пришло в голову морпех.
- Порвёшь её, - хмыкнул мальчишка. - Настоящая кожа. Бараса говорил, её мечом не сразу разрубишь.
- Ну, если Бараса говорил...
- Он ведь разбирается, правда?
- Ещё бы, - отставной капитан душой не кривил. Охотник и вправду был знающим человеком, а в придачу отменным воином и надёжным товарищем. Наверное, водились у него и недостатки - куда ж человеку без этого, только Балис предпочитал искать в людях хорошее, а не плохое. Свинья грязи везде найдет, только зачем ей уподобляться?
- А Шипучка Вам вчера как? - вопросы сыпались из Серёжки как из пулемёта.
- Нормально.
- А почему же он Вас победил?
Идея устроить спарринг с ящером пришла Гаяускасу в голову ещё в первый вечер после побега из Толы. Слишком уж знакомыми движениями Шипучка вертел в лапе рукоятку тесака. Прямой хват, реверс, обратный хват... Так, бывало, вели себя курсанты во время занятий по ножевому бою. Сидят, инструктора слушают, а нож порхает в руке вроде как сам по себе, без участия головного мозга. Наработка рефлексов, чтобы в боевой ситуации не тратить драгоценные мгновения на продумывание того, что должно выполняться автоматически.
Тогда, разумеется, Балис отложил эту мысль до лучших времён: с Серёжкой непонятно что будет, погоня на хвосте висит. Тут уж не до учёбных боёв. Но, после того, как благодарные драконы унесли беглецов в относительно безопасные Белые Горы, идея вернулась. Тем более, что свободного времени появилась масса, надо было его как-то убивать.
Шипучка охотно принял предложение морпеха. Поглазеть на спарринг, разумеется, возжелала вся компания, от Наромарта и Мирона до Анны-Селены и Рии включительно. Ножи заменили деревянными муляжами, на скорую руку выстроганными из подходящих сучков. Тёмный эльф традиционно призвал к осторожности, высказавшись в том плане, что медицинскую помощь милостью Элистри он в случае чело окажет, но выбитые глаза отращивать не умеет. Бойцы в ответ вежливо кивнули. Каждый знал, что самая безобидная тренировка при всех необходимых мерах безопасности может оказаться роковой, а отказ от любых тренировок вообще - отнюдь не гарантия от несчастных случаев. Но при этом оба понимали, что лишнее напоминание не повредит: самоуспокоенность до добра не доводит.
Сам учебный бой, к удивлению многих зрителей, оказался мало похож на то, что они ожидали, примерно так же, как спортивное фехтование кардинально отличается от киношных дуэлей отважных мушкетёров. Серёжке он напомнил игры маленьких котят. Стоят с поднятыми передними лапами, смотрят друг на друга, потом вдруг раз - и только замелькали лапки, не поймёшь, кто бьёт, кто отбивает. А потом опять вдруг замерли.
Так и здесь. Длинные паузы сменялись каскадом финтов, а те опять паузами.
Гаяускас не ошибся: ящер и вправду здорово владел ножом, да ещё и вполне в земной манере. Если забыть о чешуйчатой зелёной коже, хвосте и прочих видовых признаках, то можно сказать, что ему повстречался коллега. По сравнению с тем же Битым Шипучка был намного более своим, привычным.
Да ещё и здорово обученным. Как не старался капитан, но прорваться через защиту ящера ему не удавалось. В боевых условиях, разумеется, Шипучка бы уже заработал несколько царапин, но не более того. Так ведь и сам Балис невредимым бы не остался: раза три-четыре муляж соперника по предплечью черканул.
Оговоренное время поединка уже заканчивалось, когда Гаяускас всё-таки подловил противника на ошибке. Почувствовав, угадав грядущий удар снизу в живот, Балис, не только сместился вправо и заблокировал удар левой рукой, но и успел перекинуть в неё нож, которым и коснулся запястья ящера. В реальных болевых условиях - перерезанные сухожилья на правой руке со всеми вытекающими последствиями. Правда, опытный боец, превозмогая боль, может успеть перекинуть нож в другую руку.
Сам Гаяускас так бы и поступил, но от противника такого трюка не ожидал. А когда понял, что происходит, то было уже поздно. Зажатый в левой лапе сауриала сучок упёрся в живот отставного капитана. В боевых условиях - проникающее ранение брюшной полости со всеми вытекающими последствиями. Чистая победа Шипучки.
- Он хороший воин, Серёжа. А я его недооценил, потому и проиграл. Нельзя недооценивать соперника. В бою - особенно нельзя.
Мальчишка серьёзно кивнул.
- Виорел Петревич тоже так говорил. Я вот однажды боролся на отборочных соревнованиях с мальчишкой, а он с виду такой хлюпик...
Балис уже давно подметил, что за время пребывания в рабстве Серёжка заметно вытянулся и окреп. Возраст у мальчишки был такой, что, не смотря на все беды и невзгоды организм развивался и рос. Но всё равно, даже сейчас назвать его крепышом было невозможно. А уж при первой встрече он и вовсе показался Гаяускасу "маленьким комариком". Интересно, как же должен был выглядеть его противник в том поединке?
- Я думал, что с ним легко справлюсь, а он меня сразу на лопатки положил.
- Обидно было?
- Не то слово, - искренне признался Серёжка и после маленькой паузы доверчиво добавил: - Я потом даже чуть не расплакался.
- Но ведь не расплакался же, - ободрил его Балис.
Дипломатичнее было бы сказать что-нибудь общебодряющее. На тот случай, если мальчишка всё-таки приукрасил своё поведение. Но Гаяускас почувствовал, что Серёжка не придумывает. А раз так, то можно было немного и подыграть. Наверняка парнишка рассчитывал и наделся на такую реакцию. Или на что-то похожее.
- Виорел Петревич не позволил. Увидел, что глаза у меня на мокром месте и сказал, что ревут только слабаки. И что чем плакать, лучше навсегда запомнить, что на любой поединок надо выходить как на решающий, и не расслабляться до самого конца, каким бы слабым соперник ни казался.
- Хорошо сказал, - одобрил отставной капитан.
Конечно, тренер не открыл мальчишке великой тайны. Кто этого не знает? Да все знают. И, тем не менее, самоуспокоенность и недооценка противника раз за разом губит и губит бойцов. Иногда - очень хороших и очень опытных бойцов. Да чего там далеко за примерами ходить...
- Значит, Вы сильнее Шипучки, а проиграли только потому, что его недооценили? - не унимался мальчишка.
Тут уж общими фразами не отделаешься.
- По силам и мастерству мы примерно равны. А когда соперники примерно равны, то побеждает тот, кто сильнее в данной конкретной схватке. Кто лучше к ней готов. Часто - тот, кому нужнее победа.
- Шипучке победа была нужнее?
- Не знаю. Мне вот просто было интересно посмотреть, как он ножом владеет. В настоящем бою этот удар я бы не пропустил.
Получилось немного хвастливо, а потому, наверное, неубедительно. Но Гаяускас сказал истинную правду: будь бы бой всерьёз, он вёл бы себя намного внимательнее. Спарринг - он только спарринг, не больше. Хотя и не меньше. И за сознательную халтуру на тренировке капитан Гаяускас в своё время строго взыскивал с подчиненных, и сам себе такого не позволял. И всё равно, настоящий бой - совершенно иное дело.
Серёжка понимающе хмыкнул и согласно кивнул.
- А вообще, Шипучка очень хороший воин. Повезло нам с ним. Без него может быть и не прорвались у моста. Умеешь ты друзей себе находить.
- Ну да, скажете - друзей. Он большой, а я - маленький.
- И что?
Мальчишка как-то необычно громко вздохнул, а потом тихо произнёс:
- Хотел бы я быстрее вырасти. Чтобы стать Шипучкиным другом... и Вашим тоже.
- Да ты и так наш друг, - буднично констатировал Гаяускас. Времени, чтобы обдумать слова Йеми у Балиса было достаточно. Обдумать и признать правоту кагманца. В обычных обстоятельствах предположение о дружбе взрослого тридцатилетнего мужика и двенадцатилетнего мальчишки способно вызвать только ироническую улыбку. Но обстоятельства у них с Серёжкой были необычными, а потому и дружба сложилась самая настоящая. Кому смешно - могут пойти по известному адресу. В смысле - в цирк.
Только вот мальчишка не поверил. Вздохнул и убитым голосом сказал:
- Утешаете...
А потом отвернулся. И казалось, прямо на глазах стал съёживаться, скукоживаться, вновь впадая ставшую уже привычным хандру. Гас, словно лампочка на практикуме по физике, когда медленно перемещаешь ползунок реостата, увеличивая сопротивление цепи.
Надо было срочно что-то делать. Но что? Ведь скажешь не так хоть одно слово - и обидишь парня на всю жизнь. А главное, в душе-то всё понятно и просто, только вот высказать это ой как не легко.
- Серёжка, ты раньше дома с кем-нибудь дружил?
Мальчишка словно налетел на невидимое препятствие. Остановился. Обернулся. Внимательно посмотрел на Балиса. В глубине серых глаз ещё мерцали не окончательно потухшие лукавые искорки.
- Ну, Вы спросили. Конечно дружил. С Тошкой Климановым. С Радькой Епуряну и Димкой Кочегаровым. А ещё...
- И что, вы вот так всё время и говорили между собой: "Я твой друг, я твой друг"?
Теперь Серёжкин голос звучал почти обиженно:
- Вы издеваетесь, что ли? Нет, конечно.
- Тогда чего ты ждёшь от нас с Шипучкой?
Мальчишка окончательно смешался. Уши и щёки порозовели, он опустил голову, словно крупно нашкодивший сын перед строгим папашей, и недовольно засопел.
Балис сбросил вязанку и присел перед Серёжкой на корточки.
- Главное, что я верю в тебя и рассчитываю на твою помощь. А это ведь и называется дружба. Правильно?
Серёжка поднял лицо, глаза как-то очень подозрительно щурились.
- Честно - рассчитываете?
- Честно. Ведь справиться с тем воином у моста ты мне помог.
- Вы бы и сами...
- Не знаю, Серёжа. Может да, а может и нет. Он был очень сильным бойцом.
- Значит, я не зря? Тогда за что же Вы меня потом ругали?
- Не зря. А ругал за то, что ты так рисковал. Достань он тебя тогда ногой...
- Не достал же, я вовремя откатился.
- Вовремя, - снова согласился Балис. - И всё равно за такие вещи нужно ругать. А потом говорить "Спасибо!" Понял?
- Ага, - улыбки до ушей на Серёжкином лице не наблюдалось. Но вот шкодливо-весёлые искорки в серых глазах мерцали вовсю. Оставалось только закрепить достигнутый успех.
- И имей ввиду, ещё раз об этом спросишь...
Оборванная на полуслове фраза - этот приём Балис ещё давно отработал на Кристинке. Срабатывало почти безотказно. Вот и Серёжа, хоть и вдвое взрослее дочки, всё равно влетел в ловушку что называется всеми четырьмя лапками.
- То что?
- Ужас что будет... - морпех не отказал себе в удовольствии поиграть на мальчишкином любопытстве. Не всё детям играть на нервах у взрослых. Пусть отольются и мышкам кошкины слёзки.
- А всё-таки? - поверить, что минуту назад Серёжка был нахмуренный и скучный было невозможно. Сейчас парень просто сгорал от любопытства.
- Решу, что ты набиваешься на похвалу за проявленный героизм.
Риск, конечно, был тот ещё. Мальчишка мог обидеться, причём очень серьёзно. Но другого способа убедить Серёжку Балис не видел. Так что оставалось только двигаться выбранным курсом и надеяться, что повезёт.
По Серёжкиному лицу было видно, как происходит внутренняя борьба. Ни обида, ни благоразумие никак не могли взять вверх, поэтому парнишка ограничился растерянно-нейтральным:
- Так нечестно...
- Ах, нечестно? А не верить друзьям - это честно?
Морпех неожиданно ухватил мальчишку за запястья. Дрова полетели вниз, Серёжка - вверх. Весил парнишка ненамного больше Кристинки, раскрутить его было столь же легко. Дочка от таких процедур впадала в совершенный восторг, парнишке тоже понравилось.
- Ну что, будешь ещё сомневаться и жаловаться?
Мальчишка рассмеялся в ответ.
- Не, не буду...
- То-то же...
Балис ещё несколько раз крутанул продолжавшего счастливо хихикать паренька, для пущего удовольствия слегка качнув в вертикальной плоскости, чтобы ещё бросало то вверх, то вниз, потом замедлил вращение.
- Хорошего понемножку.
Встрёпанный Серёжка встал на ноги. Улыбка на лице мальчишки принадлежала к категории "до ушей", но ехидства хватило даже на то, чтобы нарочито недовольным тоном произнести:
- Справились, да? Такой большой с таким маленьким...
- Знаем мы таких маленьких. Самбист разрядник. Того и гляди, через себя кинешь.
- Ага, кинешь Вас, как же. Наверное, сто килограмм весите...
- Немного поменьше.
- Всё равно, Вы тяжелый. Вот Наромарта я может бы и кинул.
- Не советую, - подчёркнуто серьёзно ответил Гаяускас. - Ты слышал, как он мечом управляется? Нарежет на кусочки раньше, чем успеешь ойкнуть.
- Да я же пошутил...
- А я тоже пошутил. Наромарт с детьми не воюет. Тем более - с друзьями.
Они обменялись понимающими улыбками. Напряжение спало. У Гаяускаса словно гора с плеч свалилась. Было понятно, что Серёжкина хандра закончилась окончательно и бесповоротно. Это не значит, что мальчишка теперь будет лишь смеяться и улыбаться: поводов для грусти у него больше чем достаточно. Но из практически беспрерывной апатии он вышел и это - правильно. Жизнь продолжается.
Кроме того, Балис в эти минуты ещё чётче почувствовал своё отношение к Серёжке. Бывает такое: начнёшь объяснять то, что тебе давно известно и знакомо и неожиданно приходит понимание на более глубоком уровне.
Да, Серёжка был для него именно другом. Не попыткой как-то заменить погибшую Кристинку. Не отражением так и не родившегося Ирмантасика. Не просто - воспитанником. Не усыновлённым Серёжкой Гаяускасом. Не ожившей выдумкой - младшим братиком.
Нет, именно другом, человеком, на помощь к которому Балис был готов броситься в любую опасность, и которому в любой переделке мог не задумываясь доверить прикрыть себе спину. Другом, которому двенадцать. А значит, способному на бессмысленную детскую шалость, на глупость, на совершенно неожиданный фокус. Ладно, это всё можно пережить. Главное, что Серёжка не способен на подлость, а остальное уже не так важно.
И вообще, друзей не выбирают, их принимают такими, как они есть. А детство - это недостаток, который со временем очень быстро проходит. Какая-то пара лет - и Серёжке будет четырнадцать. Уже не ребёнок, а подросток. Ещё пара - таким уже паспорт выдают. Потом ещё пара - и призывают в Армию. А там уже без всяких скидок на детство. Вчера - юноша, а сегодня уже боец, защитник Отечества. Потому что если придёт беда, то встречать её придётся им, кому же ещё.
Беда в страну пришла с чёрного хода, и встретить её, защитить Родину оказалось некому. Нет больше СССР. Ни в мире Мирона, ни на Женькиной Грани, ни в их с Серёжкой реальности...
- А чего Вы хмуритесь?
Ну вот, задумался в неподходящее время в неподходящем месте.
- А то, что опаздываем мы с дровами. И это плохо. Подводим людей.
- Плохо, - с готовностью согласился Серёжка. - Тогда пошли быстрее назад. А Вы расскажете, как нас нашли?
- Кого это - нас?
- Ну, всех нас. Сначала Анну-Селену, потом Риону и меня.
- Расскажу. Только это долгая история.
- Ага, очень долгая. Я ничего не хочу сказать, но кое-кто мог бы и поторопиться.
- А кое-кто мог бы не разводить партизанщину и не освобождать самовольно драконов. Между прочим, мы с Мироном Павлиновичем собирались надрать тебе уши.
- Садизм, часть восьмая. Вот пожалуюсь на вас.
- Кому?
- Даку. Драконы теперь мои друзья и будут меня защищать, - сообщил мальчишка и тут же добавил: - Шутка.
- Плохая шутка.
- Почему? - по Серёжкиному лицу промелькнуло беспокойство: неужели Балис Валдисович обиделся. Только этого ещё не хватало.
- А они тебя в качестве защиты отведут в поселение бака-ли, а те станут тебе поклоняться. Вот тут ты и взвоешь.
Серёжка почесал лохматую голову. Соти подстригла его в первый же день пребывания в горном убежище, но вняла просьбам не делать волосы "слишком короткими". Так из сильно заросшего паренёк превратился просто в длинноволосого, каким он был в день знакомства с Балисом в Приднестровье.
А насчёт участи в соседнем посёлке ящеров, куда сразу перебрались жить Рия и Шипучка, Гаяускас не преувеличивал. Неизвестно что им наговорил спасённый дракон, только его обитатели всерьёз предоставили мальчишке статус чего-то вроде живого бога. Проявилось это первым же вечером, когда вместе с вейтой и сауриалом в гости к бывшим беглецам нагрянула целая толпа ящеров из племени бака-ли. Серёжкиного терпения хватило на десять минут непрерывных восхвалений, постоянно сопровождаемых поклонами, после чего мальчишка выбежал из дома и где-то спрятался. Мирон попробовал разыскать - ничего не получилось. В конце концов парнишка вернулся сам, но через добрых полчаса после ухода чешуйчатых гостей. И наотрез отказался участвовать в ответном визите.
- Взвою, - констатировал мальчик после короткого раздумья. - Лучше уж уши дерите.
- Не станем. Традиции русской Армии мы с Мироном обязаны чтить. А традиции гласят, что победителей не судят.
- А я знаю. Это Императрица Екатерина Вторая Потёмкину про Суворова сказала.
- Точно, - кивнул Гаяускас. - Откуда знаешь?
- Книжку читал. Интересная... И потом, я же - приднестровец.
- Ах да, конечно...
В последний аргумент Балис не поверил. Служили у него в роте ребята с левого берега Днестра, да и в "Кировухе" на соседнем потоке был парень из Бендер Сашка Гурок, никогда от них термина такого "Приднестровье" Гаяускас не слышал, и особого почитания Суворова за ними не замечал. Не затрещи по швам СССР, никто бы и не подумал о таком территориальном образовании.
Это уже после восемьдесят девятого новая республика спешно отстраивала себе государственность, непременным атрибутом которой является самоидентификация: мы - такие-то, а это значит... Малолетний Серёжка, разумеется, миф впитывал как губка и верил в него искренне. Тем более, что книга про Суворова действительно могла быть интересной. Уж не рассказы ли Алексеева читал мальчишка?
Интересно всё-таки, что читают ребята стыка восьмидесятых-девяностых? Проблема книжек для дочки перед Балисом успела только обозначиться, Кристинка лишь осваивала азбуку, но всё равно он успел понять, что круг чтения детворы по сравнению с концом шестидесятых сильно изменился. Да и читать на взгляд Гаяускаса ребята стали меньше. Конечно, теперь телевизоры не то, что тогда, полноценное кино на дому. Про видеомагнитофоны и компьютеры можно не напоминать: слишком дорогие игрушки, не для всякого. Но если, как рассказывал Мирон через несколько лет всё это станет по карману большинству населения... Хотя, некоторые дети будут читать и в этом царстве электроники. На что уж Женька, судя по его словам, любил компьютерные игры, но всё-таки книгу про приключения Мерлина, короля Артура и Горлойса Корнуольского прочитал. Так что, не всё безнадёжно.
Но Серёжка вышел из депрессии вовсе не для того, чтобы позволить Балису игнорировать своё присутствие и предаваться размышлениям. Потому стоило морпеху чуть задуматься, как немедленно последовал вопрос:
- Балис Валдисович, а Вы верите, что Сашка не погиб?
Пары секунд, на которую Гаяускас промедлил с ответом, хватило мальчишке, чтобы виновато добавить:
- Ну, Мирон Павлинович же рассказывал, что он бессмертный...
Балис вздохнул. Трудно было бы найти тему, на которую ему сейчас хотелось говорить ещё меньше: слишком жалко было Сашку. Как боевого товарища, как воспитанника, просто как мальчишку.
Но ведь и Серёжкой руководило отнюдь не праздное любопытство: парнишка привязался к казачонку ещё сильнее, нежели Балис. Когда и как это произошло, было не очень понятно, но факт есть факт. Надо было видеть, как вскинулся Сашка на защиту малыша от шуточек Реша. А потом отправился в палатку успокаивать и вернул Серёжку к костру. Со стороны в тот вечер они напоминали двух братьев. Кто бы мог подумать, что для Сашки это был последний вечер жизни...
Или, всё-таки, не последний?
- Не знаю, Серёжа. Хочу верить, очень хочу, но... Ты же знаешь, как нас воспитывали: человек живёт один раз, потом умирает - и всё. Остаётся только то, что он в жизни успел сделать. А загробную жизнь, религию, богов и всё такое придумали глупые и трусливые от страха перед смертью. И верить в это нельзя.
- Ага, - кивнул мальчишка, - нас так тоже учили. Мы вот с Тошкой как-то в церковь зашли посмотреть, а Олег Логачёв настучал пионервожатой. Так потом нас на сборе отряда ругали: "Вы всю пионерскую организацию позорите, стыдно в такие глупые выдумки верить, как Яшкин может быть звеньевым, если он в церковь ходит..."
- Даже так? - с удивлением переспросил Гаяускас. В своём пионерском детстве он ни с чем подобным не сталкивался. Правда и по церквям ни он, ни его одноклассники вроде не ходили. В смысле - по действующим церквям. Вильнюсская консерватория когда-то была католическим костелом.
- Угу, - грустно кивнул мальчишка.
- И что, наказали?
Серёжка хитро улыбнулся.
- Не... Когда вожатая наругалась, Татьяна Алексеевна, наша классная, спрашивает: "Вы зачем в церковь-то пошли?" Ну, мы с Тошкой и объяснили, что интересно было посмотреть, её же только что открыли. "А не богу молиться?" Да мы, говорим, ни в какого бога не верим. Тогда она спрашивает у отряда: "А кто из вас в церкви был, поднимите руку". Все сидят, молчат. А Татьяна Алексеевна и говорит: "Пионер - это тот, кто открывает неизведанное, кто первым идёт туда, куда не ходили другие. Получается, мы сейчас ругаем Климанова и Яшкина за тот, что они настоящие пионеры".
- Значит, защитила вас?
- Ага.
На взгляд Балиса, поступок учительницы выглядел довольно рискованно и мог обернуться серьёзными неприятностями. Во времена его детства. Но Серёжке всего двенадцать, а значит всё это происходило в последние два года. Тогда всем было не до таких мелочей. Страна разваливалась на куски, кому уж тут интересно, что два проказливых мальчишки заглянули в церковь и что об этом сказала их классная руководительница.
- Выходит, всё кончилось хорошо?
- Выходит так, - согласился парнишка и замолчал. Очень так выразительно замолчал.
Приходилось продолжать.
- Вот и получается, Серёжа, что верить во всякие чудеса нам с тобой трудно. Только мы на своей шкуре убедились, что чудеса всё-таки бывают. Для тех, кто на позиции остался, мы, наверное, тоже погибли. Но мы ведь живы. В этом ты не сомневаешься? Или ущипнуть?
- Не надо. Меня уже... щипали...
Первые четыре слова Серёжка выпалил сразу, последнее - после паузы. И потупил голову, явно считая себя виноватым в том, что так неуместно и неуклюже напомнил о своём геройстве. Гаяускас на этот счёт имел прямо противоположное мнение: виноват в неловкой ситуации был исключительно он сам. Только обсуждать это означало сделать ещё хуже. Поэтому только оставалось делать вид, что ничего не произошло.
- Вот видишь. Мы с тобой уверены, что живы, но наши друзья, конечно, считают нас погибшими. А расскажи им кто нашу историю - не поверят. Во всяком случае я бы на их месте простому рассказу не поверил.
- Я бы, наверное, тоже, - после некоторой паузы признался Серёжка. - Хотя, наверное, думал бы, что уж лучше так, чем совсем ничего... Ничего после смерти...
- Ещё бы не лучше, - поддержал Балис. - Здесь мы хоть как-то, но сами решаем свою судьбу. Но вот только одна беда: мы знаем что произошло с нами. А что с другими после смерти происходит - тёмный лес. Можно только предполагать. Например. что раз мы такие необычные, то и другие необычные тоже бывают. Верно?
- Верно.
- В Сашкину историю я верю. Про то, что его убили, а он всё равно остался живой.
- Я тоже верю.
- Ну, а если получилось один раз, то могло получиться и второй. Правда, мы этого, скорее всего, никогда не узнаем.
- Почему?
- Потому что и он, и мы, умерев в своём мире, покинули его. Мы же не можем вернуться обратно на Землю?
- Почему это - не можем?
- А как?
- Ну... - Серёжка на мгновение задумался, а потом выпалил. - Сейчас не можем, а потом может и сможем. Мы же толком и не пытались.
Гаяускас не мог не признать правоту мальчишки.
- Тоже верно. Но, в любом случае, времени у нас это займёт много. Так и у Сашки. Если он даже и жив, то быстро к нам он не вернётся.
- Лишь бы только был жив, а остальное неважно, - тихо пробормотал Серёжка.
- Во всяком случае, надеяться на лучшее мы имеем полное право. И никто не скажет, что мы себя обманываем, - подвёл итог Гаяускас. И вовремя: они как раз вышли на опушку леса. На другой стороне широкого луга стояло полтора десятка домиков: деревенька живущих в долине людей. Облюбовавшие долину народы жили дружно, но каждый в своём поселении. Наромарт, предпочетший общество людей жизни среди родичей-эльфов оказался исключением. Впрочем, как успели понять его друзья, репутация его народа среди обитателей долины была весьма неважной, поэтому, даже не смотря на рассказы Льют, вряд ли бы у лесного народа ему жилось комфортнее.
Новым пришельцам достался большой пустующий дом на самом краю посёлка. Сперва они чувствовали некоторую неловкость, но Ошера им разъяснил, что домов здесь специально больше, чем постоянно живущих людей, так что никого они не стеснят. А для полного успокоения пообещал, что если встанет вопрос о постройке нового дома, то всем жителям посёлка придётся поучаствовать, после чего вопросов уже не возникало.
Хворост сложили на заднем дворе, там же на плите под навесом Анна-Селена с помощью Рии готовила ужин. Сидевший рядом Женька со скучающим видом присматривал за работой самогонного аппарата: Мирон Павлинович всё-таки решил облагодетельствовать Вейтару технологиями перегонки спиртосодержащих субстанций.
Гаяускас, разумеется, посоветовал другу создать что-то более полезное, но оказалось, что Нижниченко тоже присуща инерция мышления. Только после того, как была собрана более-менее работоспособная модель перегонного куба, Мирон смог переключить свои способности на что-то другое и довольно быстро спроектировал бумажное производство на основе водяной мельницы.
Самое удивительное для Балиса заключалось в том, что живущие в долине люди интереса ни к первому, ни ко второму изобретению не проявили. Вежливо посмотрели, послушали, пожали плечами и разошлись. Зато драконы в лице предводителя - чёрного Дака приняли новинки на ура. Большие ящеры бака-ли, испытывающие к крылатым ящерам чуть ли божественное почтение по первому же слову приступили к воплощению конструкций Мирона в жизнь. А сам Дак каждый вечер прилетал к новым знакомым на беседы. Дракона интересовало всё: и техника, и абстрактные знания, и просто истории. При этом он не только слушал, но и охотно рассказывал о Вейтаре, а знал он невероятно много и умел подать свои знания завлекательно и интересно. Поэтому неудивительно, что разговоры начинались ещё засветло, а заканчивались далеко за полночь.
- Чего-то сегодня Дак задерживается, - заметил Балис, складывая свою вязанку возле плиты. - Уже смеркаться начинает.
- Вам задерживаться можно, а ему нельзя? - не удержался от ехидного вопроса Женька.
- Кто говорит, что нельзя? - пожал плечами Гаяускас. Подростку ни разу не удавалось вывести его из себя, и сейчас тоже не получится. - Просто, обычно он в это время уже здесь.
- Дела, наверное, задержали, - предположил вышедший из дома Наромарт. Эльф утверждал, что он полностью оправился от полученных ранений, но, по мнению Балиса, это было преувеличением. Острый взгляд отставного капитана морской пехоты замечал в движениях целителя тщательно скрываемую слабость. И мысли сами собой возвращались к беседе на корабле после боя с пиратами. Тогда сам Наромарт признался, что магия может залечить раны, но не способна моментально избавить от их последствий. А исцеление эльфа поражало своей чудесностью даже на фоне других исцелений. Ни Мирон, ни Йеми, ни Серёжка не пострадали настолько серьёзно. Не даром сразу после боя Соти предсказала ему скорую смерть. Раны и потеря крови были смертельны и сами по себе, но кроме этого предстояла бешеная скачка. Оставаться на месте было невозможно, пилоты драконов наверняка навели на деревню новые поисковые отряды, сражаться с которыми у беглецов уже не было сил. И всё-таки Наромарт упорно цеплялся за жизнь, и, когда поредевший отряд остановился на ночёвку, он ещё дышал. Его положили чуть в стороне и, занятые обустройством лагеря на какое-то время оставили без присмотра. Каково же было всеобщее удивление, когда через некоторое время эльф, пусть и шатаясь, словно колебимая ветром былинка, но всё же самостоятельно прибрёл к костру. Сравнивать с аналогичным поступком Серёжки накануне вечером не приходилось: тогда все знали, что мальчишкины раны залечены и его жизнь вне опасности, на сей же раз на ноги встал без пяти минут покойник.
Главное, что никаких объяснений, кроме того что "Элистри помогла мне" от Наромарта так и не удалось добиться. Уже в долине Нижниченко обстоятельно поговорил на эту тему с Теоклом, а потом сообщил Балису, что по словам священника, предания гласят, будто бывали и прежде молитвенники высокой и праведной жизни, способные залечить и такие раны, вот только было это очень давно, да и раны они лечили не себе, а другим, что на самом деле очень важно. Дальше друзья полностью сошлись на том, что на праведника эльф не слишком походит, но факт остаётся фактом: вылечить себя он смог. Настолько хорошо, что на следующий день перенёс сначала поездку на лошади, а потом, после того как их обнаружили ведомые Скаем и Даком драконы - и длительный перелёт в когтях у ящеров.
- Конечно, Мирон Павлинович ему задачку за задачкой подкидывает, - усмехнулся Серёжка.
- У него и без нас дел хватает, - не согласился тёмный эльф. - Не забывай, Дак - самый главный в этой долине.
- Самый главный - Скай, - хмуро поправил Женька.
- Скай - номинальный вожак стаи, - поправил Наромарт. - А Дак... У него нет никакой формальной власти, но его слово очень много значит для всех. В том числе и для Ская. Он - хранитель духа стаи, а это больше, чем вожак.
Женька состроил ироничную гримасу, но ничего не сказал: во двор вышел Мирон Павлинович.
- Все в сборе? Наши прогульщики, наконец, вернулись?
- Между прочим, мы во двор раньше вас пришли, - ответил Серёжка и тут же потупил взгляд. Мирон внимательно посмотрел на мальчишку, подметил как из-под чёлки хитро поблескивают глаза и усмехнулся.
- Подтверждаю, вы пришли во двор раньше, чем я вышел в третий раз.
Серёжка только вздохнул: крыть было нечем.
- Хватит спорить, рассаживайтесь за стол, - не терпящим возражения тоном потребовала Рия.
Впрочем, возражать никто и не собирался. Отсутствием аппетита новые жители долины не страдали, к тому же готовила ящерка на редкость вкусно. Анна-Селена выучила два десятка замечательных рецептов и очень переживала, что нет чернил и бумаги, чтобы записать остальные. Пусть маленькая вампирочка сама не нуждалась в еде, но оставшийся от прошлой жизни интерес к искусству кулинарии и не думал никуда исчезать.
Прерываемое лишь стуком деревянных ложек молчание нарушил вдруг Сашкин голос:
- А на меня лишней тарелки не найдётся?
Серёжка поперхнулся и закашлялся. Женька от души съездил мальчишке кулаком промеж лопаток - на всякий случай. Рия выронила ложку и испуганно зашипела. Балис оторопело застыл на месте, держа ложку перед полуоткрытым ртом. Мирон внешне остался спокоен, но был поражен до глубины души. И только чёрный эльф сохранил самообладание.
- Саша, заявиться сюда таким способом было не самой лучшей идеей.
- Можно подумать, у меня выбор был, - проворчал казачонок, подходя к столу. - Переход внезапно открылся. Если бы я остался на Дороге, потом бы неизвестно сколько вас искал. Потому и нырнул без раздумий, и сразу сюда попал.
- Оно и видно, что без раздумий, - съехидничал Женька, но весь его сарказм пропал впустую: прокашлявшийся, наконец, Серёжка соскочил с лавки, одним рывком преодолел расстояние до Сашки и повис у него на шее. Казачонок пошатнулся, но на ногах всё же устоял.
- Хорошо, что пополам, - одними губами шепнул Мирон.
- Что пополам-то? - не понял Балис.
- Как что? - всё так же тихо пояснил Нижниченко. - Эм вэ квадрат, конечно, что же ещё.
Честно сказать, генеральский юмор до Гаяускаса так и не дошел. Но переспрашивать морпех не стал: друг мог пуститься в длительные обстоятельные объяснения, которые сейчас были абсолютно неуместны.
Сашка тем временем кое-как освободился от Серёжкиных объятий и обалдело уставился на малыша:
- Ты что, дурной что-ли на людей бросаться? - строго спросил он мальчишку.
Но Серёжкиного восторга такой мелочью было не перешибить.
- Сашка, ты живой?!
- Конечно живой, - сказал казачонок и чуть-чуть сморщился. - Мирон Павлинович, разве Вы им не рассказали?
- Рассказать-то я рассказал, да только поверить в это не так-то просто.
- Вы прямо как дети малые, - рассержено проворчал Сашка, и тут Женьку просто согнуло от смеха. Казачонок сверкнул на него глазами, но тот не унимался. Более того, смешинка перекинулась на Анну-Селену, да и Серёжка, похоже, сдерживался из самых последних сил.
- Сдурели вы что ли? Что я такого сказал? - глядя на вампирят возмутился Сашка, но получилось ещё хуже. Теперь смеялись уже все: и ребята, и взрослые, и даже Наромарт. Подросток даже и не подозревал, что тёмный эльф умеет так самозабвенно веселиться. Оставалось только махнуть рукой и сесть за стол: он и правда проголодался не на шутку. Пока все высмеются, как раз можно поужинать, а потом уже серьёзно говорить.
Рия тут же подвинула ему глубокую миску, полную тушеных овощей. Ящерка не смеялась, а во взгляде огромных золотистых глаз Сашка прочитал изумление и восхищение, смешанные с лёгким испугом. Впрочем, подросток понимал, что это могли быть только его фантазии: вейта - не человек, много ли по глазам поймёшь.
- Ладно, - произнес Нижниченко, почувствовав, что смех, во многом нервный, немного улёгся. - Посмеялись, а теперь к делу. Саша, ты расскажешь нам, как это, всё-таки, надо понимать.
- Расскажу, - пробормотал Сашка набитым ртом и на всякий случай дополнил слова согласным кивком. Проглотил варево, окинул взглядом исполненных внимания друзей, наконец, попытался объяснить ситуацию:
- Я ведь не просто так на Дороге живу. Меня убить нельзя, вообще. Мальчишкой был, мальчишкой навсегда и останусь.
- Счастливый, - Серёжка сказал это вроде про себя, но получилось громко, так, что услышали все, включая и Сашку. Казачонок ничего не сказал, просто бросил на мальчишку короткий взгляд, переполненный такой грустью, что Серёжке стало не по себе. Он виновато съёжился и инстинктивно прижался поближе к сидящему рядом Балису.
- Меня здесь убили - я проснулся уже там, у себя на Тропе. Помнил всё до самого последнего момента. Сразу побежал Адама искать.
- Какого Адама? - не понял Женька.
- Да есть там у нас один... Мирон Павлинович его знает.
- А он-то здесь при чём? - упорствовал маленький вампир.
- Это ты у Мирона Павлиновича спроси, - хитрым финтом ушел от ответа казачонок и продолжил рассказ: - До Адама я не дошел - встретил старого муфтия.
- Кого? - изумилась Анна-Селена. Конечно изумилась - такого слова в морритском языке не было.
- Да есть там у нас один старичок-священник, обычно где-то пропадает, но иногда на Тропу заходит. Вот он мне и сказал, что всё кончилось.
- Что - кончилось? - на сей раз вопрос задал Наромарт.
- Поход наш кончился. Мы сделали всё, что должны были сделать и теперь можем вернуться...
- В свой мир? - не выдержал Серёжка.
Сашка в ответ вяло махнул рукой.
- Не... Обратно на Дорогу. Проход откроется сегодня в полночь, я проведу. А насчёт возврата в свои миры он ничего не говорил. Да и куда мне возвращаться? Дома у меня давно нет. В Бутырку, что ли?
- У тебя нет, а у меня есть, - заявил Женька. - И Наромарт нас с Анной-Селеной хотел на наши Грани доставить, верно? Без всяких там муфтиев и этих... кадиев.
Полной уверенности, что муфтий и кадий являются персонажами одного места и времени у подростка не было, но уж больно хотелось Женьке блеснуть эрудицией. Впрочем, всё равно никто не оценил. Нижниченко, например, гораздо больше интересовали совсем другие проблемы:
- Скажи, Саша, а на этой твоей Тропе-Дороге есть вообще кто-нибудь, кто не в курсе нашей экспедиции?
Казачонок досадливо поморщился:
- Мирон Павлинович, я же объяснял Вам: Дорога это Дорога, а Тропа... она во многом особенная. Ну, это вот как...
Он замялся, подыскивая подходяще сравнение.
- Вот в штабы посторонние не попадают, правильно?
Гаяускас тихонько усмехнулся. Конечно, посторонних в штабах быть не должно, но... Всякое случается. Не говоря уж о том, что некоторых штабных офицеров по совести следовало записать в посторонние - чтобы к врагам не причислять. Не зря ходит шутка, что разница между своим и чужим штабом заключается в том, что чужие уничтожать можно, а свои, к сожалению - нельзя.
Мирон, менее склонный скрывать свои чувства, явственно хмыкнул над наивностью казачонка. Но никто не услышал, потому что Женька ехидным голосом заключил:
- Ага, значит, у вас на Тропе все такие продвинутые штабисты, всё обо всём знают.
- Нет, - серьёзно ответил Сашка. - Кубыть знают, а кубыть и не знают. Но могут знать, понимаешь?
Женька с умным видом кивнул, хотя понимал только одно: опять парень строит из себя крутого и сильно умного. Не лечится.
Зато Мирон понял почти всё. И поинтересовался:
- Значит, сегодня мы должны отсюда уйти. А если - не уйдём?
Сашка удивлённо вскинул голову.
- Мирон Павлинович... Вы это - серьёзно?
- Вполне серьёзно. Я человек военный и умею подчиняться, но прежде чем исполнять приказ - его нужно понять.