Механцев Борис, Шепелёв Алексей : другие произведения.

2. За Гранью. Роман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 2.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    4-я, 5-я, 6-я и 7-я главы (11-я редакция).

   ГЛАВА 4. РАЗВИЛКА.
  

Уходили мы, веря, как дети,

В то, что сумеем дойти.

Убивала еда, убивала вода,

но жизнь убивала быстрей.

(Р. Киплинг.)

  
   Глубокая модернизация фронтового бомбардировщика - маленький, всего на шесть пассажиров сверхзвуковой самолет, был привилегией высшего руководства Юго-Западной Федерации и предметом искренней зависти многих куда более развитых стран. С миллиардерами попроще: плати монету и забирай аппарат на здоровье, а вот президенту какой-нибудь сверхдержавы не по чину летать на машине, построенной у бывшего потенциального противника.
   Именно с этой ироничной мыслью Мирон Павлинович Нижниченко, помахивая легким кейсом, поднимался по трапу "почти своего" самолёта.
   Огромный аэродром на южном берегу отнюдь не Крыма продувался довольно свежим ветром. Свинцовая облачность, свинцовая вода. Полоса опускалась прямо в море: тут могли базироваться и летающие лодки. Но что меньше всего сейчас интересовало Нижниченко - это состояние морской авиации Северного Флота соседей. Куда больше его волновали фрагменты сегодняшних разговоров и полученный доклад.
   В принципе, договорились о многом. Соседи обнаружили несколько непонятных объектов у себя - раз. О дальнейших находках решили информировать друг друга - два. Принято решение о "двухдержавной комиссии по исследованиям предположительно инопланетных объектов" - три. И еще одно решение - оно реализуется зимой, было обозначено: "О совместном отдыхе детей". Смысл его был прост: пусть ребята, "замешанные" в инциденте, проведут зимние каникулы вместе. Целей у этой операции было много - поэтому степень секретности ей присвоили самую высокую.
   С комфортом разместившись за рабочим столиком и налив стакан горячего чая, Мирон Павлинович плотно задумался, бегло просматривая свежие сводки.
   Мелкий успех группы технического анализа - удалось установить принцип действия связи. Обещают даже построить за год приемник, прослушивающий разговоры "чужих". Ну- ну... Впрочем, лучше, чем ничего.
   Николаенко сообщает "о непонятном исчезновении ОЛЕСЯ УХОВА на два часа". Время... Ого! Соответствует заявлению Серёжи Михайлова. Опять непонятность... Ну и детки пошли, в самом деле! Так, смотрим дальше...
   Вот это да! Вот тебе и сообщение с номером 18... Если это не везение - что же тогда таковым называть? Если простейший анализ показал такое... Теперь можно не спеша, с душой брать противника за горло. Интересно, кто это может быть? А сперва - чуть вспомнить... Лучше вспомнить, проиграть то, что произошло сутки назад.
  
   Ему не верили. Иронично улыбались. Он чудом добрался до кабинета, где его выслушал генерал-морпех.
   - Н-да... Ну и дела на юге творятся, Мирон Павлинович. Ну и дела... Я, если честно, за десяток лет, что серьезные базы охранял, только три раза доклады про НЛО смотрел. В одном случае часовой был... непригоден к употреблению, в другом - похоже, БПЛА профукали, ну а в третьем...
   - Товарищ генерал майор! Есть объект!
   - Какой еще объект, подполковник? Ты что, не видишь?
   - Как у них! Смотрите документы!
   - Точно?
   - Абсолютно!
   - Ну, Мирон Павлинович... Извиняй. Сейчас мы этих братьев по разуму возьмем за принадлежность! Посмотришь? Заработал...
   - Разумеется.
   - Так. Комбриг? Слушай внимательно. Даю адрес - Крылова, 20. Подготовить план полного, повторяю - полного блокирования объекта. Чтобы ни одна непотребная мошка... Срок тебе? Встречаемся на Гаджиева, 45 через полтора часа. Чтобы план был. Хоть вся твоя бригада! Ну, оставишь, конечно. И учти - в течение часа начнем работу. Нет, не террористы. Но вполне может быть, что похуже. Нет, не НАТО. Время пошло, полковник, уже пошло!
   - Извините, мне нужно заскочить в посольство, сами понимаете.
   - Что делать. Сопровождающего возьмите, на всякий случай.
   - Добро.
  
   Мирон понимал, что при всем союзничестве с "Северным соседом", посвящать его во все не следует. По крайней мере - сейчас. Скорее всего, он бы пригласил здешних морпехов поучаствовать в штурме первого объекта - но от него остался только строительный мусор... А надежда на второй объект - увы, невысока. Тогда он не знал, что в самолете его поджидает шифровка, меняющая дело радикально. Да и не мог знать...
  
   Они стояли под дождем - в канадках, естественно, без знаков различия. Трое. И пара автобусов поблизости.
   - Ты вот что скажи... Что это за шар на крыше?
   - Не знаю. У нас он взорвался, с этого и началось.
   - Ага... Хорошо взорвался?
   - Качественно. На три этажа вниз перекрытия пробило.
   - Хорошее дело.
   - Ага. Знать бы, почему...
   - Химию смотрели?
   - Ничего известного.
   - Зашибись. Радиация?
   - По нулям. Точнее, обычная фоновая радиация.
   - Так. Ясно тогда.
   - Что ясно-то?
   - То и ясно, что ни хрена неясно. Полковник!
   - Слушаю!
   - План готов?
   - Так точно.
   - Санкционирую. Давай сюда. Так... Нет. Тревога боевая.
   - Что???
   - Приказываю. Объявляй боевую тревогу - и вперед.
   - Есть.
   - Посидим, Мирон Павлинович. Подумаем в машине?
   - Добро.
   А автобусы и грузовики уже мчались, разбрызгивая лужи, ВАИ перекрыла перекрестки, в общем - начиналось. Казалось, прошли секунды от того, как первый тяжелый грузовик остановился, и из него посыпались ребята в черном, как все закончилось. Почти никого не видно. Как и положено.
   - Дозиметристы?
   - Разведка ведется.
   - Подождем.
   От подъезда, помахивая папкой, к ним шел человек.
   - Пропустить?
   - Пусть подойдет. Контролировать полностью.
   Комбриг что-то бросил в микрофон. Человек подошел.
   - Здравия желаю.
   - Взаимно. Кто такой?
   - Начальник охраны объекта А-508.
   - В чьём ведомстве объект?
   - А Вы кто?
   - Начальник здешнего управления контрразведки ВМФ. Можете посмотреть на удостоверение.
   - Ясно. Подполковник Кузьменко, служба охраны объектов категории "А", вот мое удостоверение. Объект находится в ведомстве Госбезопасности.
   - Комбриг, проверьте. Запросите столицу.
   - Так что вы, моряки, тут затеяли?
   - С бумагами непонятность, подполковник. По моим данным, здесь находится объект М-502 метеослужбы ВВС. А у них такого объекта нет и не было.
   За спиной у подполковника предупредительно громко и печально вздохнул непонятно как образовавшийся старший мичман - рост за два метра, вес соответствующий, человек-гора, одно слово.
   - Повторяю, здесь объект госбезопасности. Я занимаюсь его внешней охраной и требую...
   - Товарищ генерал, подполковник Кузьменко действительно руководит охраной объекта М-502 ВВС!
   - Я не понимаю!
   - Подполковник, в связи с неясной ситуацией...
   Вздохнуло что-то. Так кит вздыхает - только куда тише. Офицеры подняли головы - и увидели, как из окон под антенной вырвалось неяркое пламя.
   - Так... Продолжаю. Вынужден, подполковник, Вас задержать.
   - Есть.
  
   "Президент ЮЗФ.
   22.09.1999.
   Правительственная телеграмма. Дипломатический шифр ЮЗФ.
   Зам. руководителя СБ ЮФ генерал-майору Нижниченко М.П.
   НЕМЕДЛЕННО ВЫЛЕТАЙТЕ ДЛЯ РАЗВЕРНУТОГО ДОКЛАДА."
  
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
   Президенту ЮЗФ, через посольство ЮЗФ в СФ.
   Шифр НСБ ЮЗФ.
   Тема: Желтый дракон-00-15.
   22.09.1999
   Воздух!!!
   Совпадает не только картина слухов, но и ряд других деталей. Немедленно вылетаю с докладом.
   Генерал-майор Нижниченко М.П."
  
   Как и в прошлый раз, многого не нашли. Как и в прошлый раз, в самый последний момент их опередили - или вычислили. Скорее всего - последнее, поскольку по всем данным, на объекте не было ни одного специалиста. Только охрана, которая, как водится, ничегошеньки не знала. А это вполне нормальная ситуация между прочим: что знала, например, охрана полигона за пару часов до взрыва первой ядерной бомбы? А ничего особенного. Неизвестный объект, который надо охранять. Имеются военные и гражданские лица, некоторые известны по портретам. А чем занимаются - кто его знает! Наверное, оружием. А может - и нет.
   Достав свой комп, Мирон напечатал, зашифровал и отправил очередные сообщения и приказы.
  
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
   Президенту ЮЗФ.
   Тема: Желтый дракон-00-16.
   Дата: 23.09.1999.
   В дополнение к сообщению Желтый дракон-00-15.
   Передано с борта самолета.
   Докладываю, что при моем посещении места инцидента в АНДРЕЕВСКЕ я участвовал в беседе с СЕРГЕЕМ МИХАЙЛОВЫМ, 12 лет. В целом его заявления крайне схожи с заявлениями ОЛЕСЯ УХОВА, за исключением частностей, относящихся к принципу действия его "оружия". Естественно, что СБ СФ крайне скептически отнеслась к заявлениям СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВА, причем особый скептицизм был проявлен по отношению к заявлению о том, что он встречался с ОЛЕСЕМ УХОВЫМ в последний раз за несколько часов до взрыва. На свое счастье, я не сообщал о ОЛЕСЕ УХОВЕ сотрудникам СБ СФ, и поэтому именно сейчас мы владеем несколько большей информацией. На данный момент ведется негласное наблюдение за ОЛЕСЕМ УХОВЫМ с целью проверки гипотезы "параллельный мир". Ситуация, в которой мы оказались, вынуждает отрабатывать решительно все невозможные версии случившегося, поскольку исчерпаны все возможные.
   Зам. Руководителя СБ ЮЗФ
   Генерал-майор Нижниченко М.П."
  
   Дальше поработать ему не удалось. Потому, что ТАКОГО в природе не бывало.
   В кресле напротив него сидел пацан. Бледный - таково было первое впечатление. С широким шрамом через весь лоб - второе. А третье было совсем уже нехорошим: под руками пацана лежала закрытая папка с грифом "Сов. секретно. Служба безопасности ЮЗФ".
   Говоря откровенно, особой ценности пустая папка не представляла. Было неплохо известно, что частенько сотрудники жгут только их содержимое, а папки используют для самых разных целей. Например, держат их за задним стеклом машины - неплохая, кстати, профилактика угона. Не всякий полезет.
   - Это еще что такое? - довольно сдержанно спросил Мирон.
   - Я не что, а кто. Саша Волков, - очень спокойно ответил пацан. - А еще я - твой конец.
   - Не зеленый что-то, - вспомнил старый анекдот Мирон.
   - Не зеленый. Но все же готовься.
   - К чему это?
   - К неприятностям.
   - Уже готов.
   И нажал кнопку связи с пилотской кабиной. Поскольку в последние несколько суток спать шефу безопасности удавалось совсем немного, в возможность галлюцинаций он верил вполне. Теперь ему предстояло проверить это.
   - Командир корабля Иван Тучкин.
   - Зайдите ко мне в салон, чаю выпьем?
   Никаким нарушением правил тут и не пахло. Подобное происходило не так уж и редко, второй пилот справлялся без всяких проблем, а истории о чаепитиях с высшим руководством страны только поднимали авторитет пилотам "Авиаотряда-ноль".
   - С удовольствием, Мирон Павлинович. Через пять минут.
   - Добро.
   Мирон начал священнодействовать с заварным чайником - чай, чуть душицы, чуть мяты... Почему-то он еще не согрелся после промозглого Андреевска.
   - Так и будем молчать, Саша Волков? Почему же ты - мой конец?
   - Потому... Потому, что Вы - чекист.
   - Хм... ЧеКа была расформирована очень давно, разве не знаешь?
   - Неважно.
   - Ладно. А чем тебе досадили э... чекисты?
   - Сперва пытали. Потом - расстреляли. Еще в двадцать первом.
   Точно, бред.
   - Но ведь столько десятилетий прошло, даже и страны нет, где это было.
   - Разрешите? Э... Мирон Павлинович, почему же без предупреждения пассажира взяли? С меня же голову снимут!
   - Не снимут - потому, что мы не долетим.
   - Не долетим - значит, не долетим, - Мирон начал отрабатывать вариант "противодействия захвату", - да ты садись, Иван, в ногах правды нет, чай пей, Саша, кстати, тоже.
   - Нет.
   - Как хочешь. Кстати, Саша, а как ты в это ЧеКа угодил-то?
   - Пробивался из Гагр к дому.
   - Еще одна страна...
   - Да. Был опознан и арестован в Екатеринодаре.
   - Так. А что, тебя искали всерьез?
   - Да.
   - И почему?
   - Я же у генерала Шкуро служил! В самой "Волчьей сотне"!
   - Хм... Я могу это проверить одним вопросом.
   - Проверяйте.
   - Точнее, послушай-ка одну песню. Сейчас, сейчас... Вот, "ныне отпущаеши", хорошо отреставрирована... Давай-ка, давай...
   Малоуместен распев на пятнадцати тысячах над землей и на полутора махах. Но... Почему бы ни послушать Козловского?
   - Это брат генерала. Он что, выжил?
   - Выжил, выжил... - Мирону было уже почти все равно, - он прожил интересную жизнь, о его родственниках узнали только после смерти, такие дела, Саша, такие дела...
   - И его слушают?
   - Тебя очень удивляет это?
   - Да, пожалуй.
   Ожила трансляция:
   - Командира корабля приглашают на рабочее место, начинаем снижение.
   - Саша, пересядь к иллюминатору, заход на посадку на нашей машине впечатляет.
   - Я пойду, разбирайтесь сами, - Тучкин прошел вперед.
   - Мне это неинтересно, - Саша раскрыл папку. И все кончилось в яркой вспышке.
  
   "ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ.
   СЕГОДНЯ В АВИАКАТАСТРОФЕ ПОГИБ ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ ЮГО-ЗАПАДНОЙ ФЕДЕРАЦИИ ГЕНЕРАЛ-МАЙОР МИРОН ПАВЛИНОВИЧ НИЖНИЧЕНКО. ЕГО САМОЛЕТ ВЗОРВАЛСЯ В ВОЗДУХЕ, НЕ ДОЛЕТЕВ ДО АЭРОПОРТА ЮЖНЫЙ-СТОЛИЧНЫЙ ДВА КИЛОМЕТРА. НА БОРТУ, КРОМЕ ГЕНЕРАЛА НИЖНИЧЕНКО НАХОДИЛИСЬ ДВА ЧЛЕНА ЭКИПАЖА, КОТОРЫЕ ТАКЖЕ ПОГИБЛИ. ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ."
  
   ВИЛЬНЮС. 13 ЯНВАРЯ 1991 НАШЕЙ ЭРЫ.
   ДОС ПОЛКА САУ, 23.30.
  
   - Ну что тут скажешь, Балис... Твой дед был настоящим мужиком, пусть земля ему будет пухом...
   Балис и Сергей выпили по третьей, не чокаясь, как и положено на поминках. Одноклассник Балиса, а ныне майор, Сергей Клоков, хоть и проходил службу в родном Вильнюсе, но ни о приезде Балиса, ни о смерти его деда ничего не знал. Не знал до тех пор, пока час назад не встретил на улице подозрительно знакомого капитана. Ну а Гаяускасу, весь вчерашний день занятому похоронами и поминками, тоже было не до встреч со школьными друзьями.
   Балису вспомнилась старая шутка об отличии советского офицера от российского. Российский офицер был до синевы выбрит, слегка пьян и знал всё от Гегеля до Гоголя. Советский же - напротив, до синевы пьян, слегка выбрит и знал всё от Эдиты Пьехи до просто "иди ты...". Доля истины в этой шутке была, однако, только доля. Помянуть деда, разумеется, без водки было никак не возможно, однако, по случаю большой занятости Сергея по службе, ограничились четвертинкой "Старорусской". К тому же не поскупились на закуску - хлеб, шпроты, сыр и колбасу.
   - Расскажи, Сергей, как ты тут, что нового?
   - Да все нормально. Начштаба полка САУ - для нашего возраста совсем неплохо. Командир у нас - мужик серьезный. Требователен запредельно, придирчив ужасно, но перспективы есть. Хорошие перспективы. Может, слышал - Аслан Асхадов?
   - Вроде слышал что- то. Он осетин, да?
   - Нет, не осетин. Чеченец.
   - Значит, не тот... Тогда, наверное, ничего не слышал.
   - Перебирайся к нам, еще не то услышишь. Все-таки мы - самые западные в Союзе.
   - Я бывал и западнее, - Балис усмехнулся. - Балтика - она штука длинная.
   - В Калининград заносило?
   - В Польшу. Всё равно, деда не догнал, он почти до Бремена дошёл.
   - В Отечественную?
   -.Когда же ещё?
   - Да... Давай за победителей. Они победителями и ушли.
   Сергей хотел разлить остатки водки из бутылки, и в этот момент в дверь громко застучали.
   - Входите, не заперто!
   Подполковник Асхадов был мрачен.
   - Это еще что за пьянка, а майор?
   - Друга встретил, товарищ подполковник. Вместе в школе учились...
   - Ну а распивать-то зачем? А то не знаешь, что сейчас здесь у нас как на вулкане. Рванет, а начштаба у меня в запое...
   - Я, кажется, никогда не подводил, - обидчиво протянул Сергей. - Мы ж не алкаши из стройбата, а боевые офицеры. Четвертинку на двоих с хорошей закуской - Калешин рассказывал, что в Афгане перед боем и больше принимали. И вообще, командир, лучше выпил бы с нами: дед у Балиса умер. Адмирал, всю Отечественную прошел. Блокадник. На Невском Пятачке бывал.
   На Невском Пятачке дед пробыл не больше четверти часа - в апреле сорок второго его катер под шквальным огнём всё-таки пробился к плацдарму и перевёз на свой берег раненых бойцов. Но сейчас поправлять друга Балис не стал.
   Между тем Асхадов почему-то глянул на часы, немного поколебался и решительно сказал:
   - Наливай. Раз такое дело... Грех не оказать уважения.
   Сергей достал из шкафа еще одну рюмку, разлил остатки водки на троих.
   - Еще раз, за победителей. Слава живым, память и слава мертвым.
   Выпили. Молча закусили. Подполковник еще раз взглянул на часы. Балис понимал, что волнуется он не спроста, что-то случилось. Но что?
   - Где служите, морская пехота?
   - В Севастополе.
   - Ну, и как там у вас?
   - Наверное, как везде. Хорошо там, где нас нет...
   - Об отделении Украины от Союза говорят?
   Острый взгляд Асхадова буравил Балиса. Что-то ему было нужно от совершенно незнакомого капитана морской пехоты, которого он видел в первой раз в жизни. Что-то было нужно.
   - В семье не без урода, - дипломатично заметил Балис. - Но уродов у нас не много...
   - Один урод может столько наворотить, что сотня умников не расхлебает, - мрачно констатировал подполковник, укладывая на кусок черного хлеба копченые шпроты. - Рушат Союз... О чем думают? Неужели не понимают, сколько крови прольется.
   Вот оно. Балис почувствовал, что комполка перешел к делу.
   - Почему крови-то? - не согласился Клоков. - Грязи много - это да. Что с батей делать - ума не приложу. Он же после инсульта из квартиры выйти не может. А для них он - оккупант, не гражданин. Полжизни по Вильнюсу автобус водил, а теперь его хлебом попрекают...
   Балис вспомнил, как их пятый класс дядя Миша Клоков возил на своем автобусе на экскурсию в Тракай. На мгновение его охватил гнев на тех, кто готов вышвырнуть в никуда больного старика, но тут же вспомнилось дедово "Не суди...", и вчерашний разговор с Элеонорой Андрюсовной. У неё тоже была своя правда. Может, и действительно не её вина, что сегодня правда стала против правды.
   Но тогда чья? И как сделать так, чтобы в этом столкновении правд не калечились людские судьбы? Или без этого обойтись невозможно? Уже невозможно? Вообще невозможно?
   - Наивный ты человек, Сергей. Здесь, в Прибалтике, может быть, грязью только и обойдется. Хотя не верю. А у нас на Кавказе точно кровь ручьями потечет, если не реками. Там же вековых обид - море. Тех, которые только кровью можно разрешить. Пока есть сильный Союз - горцы забывали эти обиды. Но только - на время. А память у нас, кавказцев, крепкая. Стоит только дать слабину - тут же все всё припомнят. Сумгаит за маленькую репетицию покажется... Не хочу... Как представлю себе, что за свою Чечню стреляю в тех, с кем раньше служил - кричать хочется.
   - Так не надо стрелять, - миролюбиво предложил Сергей.
   - Не смогу, - как-то устало выдавил Асхадов. - Это будет война за Родину. А за Родину я буду драться до последней капли крови: хоть оружием, хоть зубами. Потому что без Родины человек - никто. Я без неё и дня не проживу. Литва, хоть и часть Союза, но не моя земля. И если она отделится - не мне здесь воевать. Но в Чечне - порядки будут либо советские, либо наши, чеченские. Никому другим там командовать не позволим.
   - Слушай, командир, я тебя давно знаю, что-то темнишь ты, - майор Клоков, похоже, расслабившись в воспоминаниях о деде Балиса только сейчас начал понимать, что происходит. Не с глотка же водки, в самом деле, повело комполка. - Разговор пошел какой-то странный. Что случилось-то?
   - Пока что ничего. Только если и дальше так страна валиться будет - то случится. Тряхнет так, что мало не покажется.
   - Если и дальше... Мы-то что сделать можем?
   - Неправильно ставишь вопрос, начштаб. Не что мы можем, а что нужно делать. Вот пусть нам капитан скажет, что сделать надо, чтобы сохранить Литовскую ССР. С чего начать?
   - С чего начать? - задумчиво произнес Балис. Вообще-то, начинать, равно продолжать и заканчивать, а так же и углублять было делом политиков... И, похоже, кто-то из руководства Компартии Литвы, разумеется, не независимой, а той, что осталась в составе КПСС, решил этим делом, наконец, заняться. Только вот, не поздновато ли решил?
   - Наверное, с телевидения. Оно постоянно подогревает сепаратистские настроения. Не будет телевидения - сепаратизм сразу же остынет. Конечно, есть радио, газеты, но это не так действенно. С ними можно решать позже, в рабочем порядке.
   - Так, - удовлетворенно произнес Асхадов, и Балис понял, что, скорее всего, угадал: готовится акция у телецентра. - Ну, а что конкретно надо сделать?
   Капитан пожал плечами:
   - Взять телецентр под контроль и изменить направленность телепередач.
   - А как это сделать, если около телецентра постоянные митинги? Там всё время до двух тысяч гражданских.
   - Морская пехота здесь не поможет. Нас учили подавлять сопротивление противника, каким две тысячи граждан Советского Союза не являются.
   - Это верно, капитан. Стрелять нельзя, ни в коем случае нельзя. Даже единственный раненый - уже слишком дорогая цена. А если кто-то будет убит - лучше было бы не начинать. Мы все присягали защищать страну от вооруженного врага, а не от безоружных граждан.
   "Прятки кончаются", - подумал Балис. - "Вроде всё ясно. Грядет войсковая операция у телецентра и подполковнику придется в ней участвовать. Он готов, он считает её правильной, но боится пролить кровь. А я? Я тоже считаю, что Саюдис надо остановить, я за эту операцию, но кровь, кровь безоружных людей... Может быть, там, у телецентра, мои знакомые, одноклассники, родственники... Дядя Андрюс... Да и отец может быть там, они с дедом не раз ругались, когда речь заходила о судьбе Литвы..."
   - Значит, нужно использовать специалистов по борьбе с терроризмом, - Балис вспомнил сентябрьские упражнения с группой Карповцева. Погонял он их на тренировках по освобождению захваченного судна на совесть, да и сам много чему научился у кагебешников. Пусть чужая контора, но хороший опыт всегда надо брать на заметку. - Выдвинуться к телецентру парой рот пехоты на бронетехнике, выходить из городка пошумнее, но неспешно...
   - Это-то еще зачем? - удивился Клоков.
   - Эх ты, мигрант...
   - Я мигрант? - шутливо откликнулся Серёга, - Я-то в Литве родился, а вот некоторые сюда приехали из России, а теперь права качают...
   Подполковник недоумённо уставился на рассмеявшихся, словно мальчишки, офицеров. Когда смех стих, Гаяускас объяснил:
   - Ну, смотри, коренной вильнюсец. Какой кратчайший путь от Северного городка к телецентру - знаешь? А где здание Парламента - просекаешь? Как думаешь, найдется умная голова, которая решит, что войска на Парламент двинулись?
   - Здорово! - восхищенно воскликнул Сергей. - Да ты стратег.
   - Служба у меня такая - противника за нос водить, - скромно отшутился Балис. - Значит, бронетехника останавливается подальше, чтобы внушать страх, не переходящий в отчаяние, пехота, под руководством спецназа, рассекает толпу, не применяя никаких спецсредств, спецназ же берет телецентр под контроль.
   - Однако, - Асхадов был неподдельно удивлен. - Капитан, а не пора ли примерить погоны с двумя просветами...
   - Случая не было, товарищ подполковник, - улыбнулся Гаяускас.
   - Вот он Ваш случай. Капитан Гаяускас, я приказываю Вам поступить в мое распоряжение. Срок - двое суток.
   - А на каком основании, товарищ подполковник? Какие у Вас полномочия?
   - Читайте.
   Асхадов извлек из планшета бумагу и передал её Балису. Первым делом морпех глянул на подпись и понял: полномочия у подполковника были. Вагон и маленькая тележка полномочий у человека, получившего приказ от самого заместителя министра обороны Советского Союза. Да еще и такой приказ.
   - Письменное подтверждение требуется?
   - Так точно.
   - Сейчас... - Подполковник достал из полевой сумки "именной" блокнот, написал несколько слов, уточнил:
   - Гаяускас, так?
   - Так точно.
   - Держите, капитан. Хотя стоп... - И поставил личную печать. - Достаточно?
   - Так точно. А что входит в мои обязанности?
   - Согласно приказу заместителя министра обороны мы должны доставить отряд специального назначения к телецентру и расположить вокруг наши установки - для оказания психологического давления. Мы с майором Клоковым сейчас выделим экипажи для выполнения боевой задачи. Вы, капитан Гаяускас, должны помочь нам выполнить боевую задачу... в соответствии с обстановкой и Конституцией СССР. Эксцессы нам не нужны. Понятна задача?
   - Так точно.
   - Товарищи офицеры.
   Все встали.
   - До сигнала боевой тревоги - пять минут, - бросив взгляд на часы, сообщил Асхадов. - Капитан, если Вам нужно предупредить семью...
   - Так точно, - вроде не желторотый лейтенант, а словно заклинило его на этих "Так точно". Вроде попугая говорящего, право слово. Отгоняя наваждение, Балис торопливо поднял телефонную трубку. Сергей и его командир быстро обсуждали состав экипажей, из обрывков их разговора Балис понял, что требуется выставить восемь машин.
   - Рита, это я. Извини, милая, у меня чэпэ. Я на ночь остаюсь в городке - служба.
   - Какая служба? - в голосе жены звучало неподдельное удивление. - Ты же в отпуске, да еще по такому поводу.
   - Айсберг, - коротко ответил капитан и, извиняющимся голосом добавил. - Извини, дорогая, самый настоящий айсберг.
   Айсбергом они уже давно называли форс-мажорные обстоятельства. Рита не то, чтобы была совсем не ревнивой, однако в таких случаях доверяла мужу абсолютно, понимая, что любить морского пехотинца - это означает терпеть разлуки, порою долгие и неожиданные. Зато она часто высказывалась после дружеских вечеринок, на которых Балис, по её мнению, оказывал излишнее внимание чужим женам или подругам.
   - Ясно, - голос Риты словно потух, стал бесцветным. - Береги себя, милый.
   - Обязательно. Кристинка спит?
   - Заснула...
   - Всё, я бегу. Люблю тебя.
   - И я...
   В ухо ударили короткие гудки, и почти тут же сигналом боевой тревоги заныла радиоточка.
  
   БРЕДФОРДШИР. 1190 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
  
   Глупо мечтать прославится на весь мир, когда тебе семнадцать лет, а между тобой и владениями твоего отца стоят целых три старших брата? Да и отец у тебя - не герцог Корнуэльский, а простой рыцарь - сэр Хьюго Уэйк. Глупо, наверное... Но еще глупее - не мечтать.
   Есть добрый конь и верный меч, есть доспехи и копьё. Есть верный друг - оруженосец Оливер, вольный йомен, ровесник и приятель с самого детства. Есть немного денег: отправляя беспокойного младшего сына подальше с глаз, папаша не поскупился. А главное - есть куда спешить: взошедший на престол король Ричард, храни его Господь, объявил Крестовый Поход. Вот где молодой безземельный джентльмен может стяжать себе славу и богатство. Он, Томас Уэйк свой шанс не упустит, будьте уверены.
   - Томас, смотри, там явно едет рыцарь, - Оливер напомнил о себе замечтавшемуся спутнику.
   Слева, среди снежный полей, не спеша, ехал маленький отряд. Судя по блеску, на его предводителе были надеты доспехи, а хорошо различимое даже на таком расстоянии длинное копьё с развевающемся на конце вымпелом-гвидоном почти не оставляло сомнений: ехал именно рыцарь.
   Их тоже заметили. Прибавив ходу, всадники направились наперерез Томасу и Оливеру.
   - Томас, а вдруг это разбойники? - испуганно произнес йомен.
   - Не выдумывай, Оливер. Во-первых, впереди благородный рыцарь, он не может быть разбойником. Во-вторых, разбойники нападают ночью в лесах, а не днем в полях. Ну а в-третьих, разбойники от нас вряд ли получат чего-нибудь, кроме нескольких добрых ударов мечом.
   Однако на всякий случай Томас достал висящий за спиной щит и до половины вытащил из ножен свой меч. При этом он напряженно вглядывался в приближающихся всадников. На разбойников они всё же мало походили. Впереди ехал высокий рыцарь в кольчуге, поверх которой был накинут яркий красный табард с изображением льва и сплетающихся змей. За плечами всадника развевался широкий плащ. Длинные, до самых плеч, седые волосы выдавали немалый возраст рыцаря, но на лошади он держался уверенно. А рядом с лошадью бежал боевой конь, которого рыцарь не собирался беспокоить без серьезной на то нужды.
   Следом ехали, видимо, его оруженосцы - два парня возраста Томаса, один из которых вез большой щит, с изображением того же герба, что и на табарде - лев и змеи, а другой - то самое украшенное гвидоном длинное копьё. Кроме них в отряд входила пятерка вооруженных секирами райтеров в кожаных доспехах и железных шлемах. Поверх доспехов у каждого был надет табард с гербом их господина. Райтеры также присматривали за парой вьючных лошадей, составлявших обоз этого маленького отряда.
   - Кажется, я вижу перед собой юного странствующего рыцаря? - обратился к Томасу старый рыцарь, когда подъехал совсем близко. Стало видно, что его обветренное лицо покрыто сетью глубоких морщин, и лет ему уж никак не меньше полусотни.
   - Увы, достойный сэр, я не посвящен в рыцари.
   - Воистину печально это слышать, - лицо рыцаря омрачилось неподдельным разочарованием. - Я надеялся, что смогу скрестить с вами свой меч, дабы приличествующим рыцарю образом прославить даму своего сердца, леди Алису Гисборн, красивейшую и благороднейшую из всех женщин на свете.
   - Сэр, поверьте, я охотно бы сразился с вами во имя прекрасной леди Гермионы Перси, но сейчас это невозможно.
   - Ты благородный и учтивый молодой человек. Скажи мне, кто ты и куда держишь путь?
   - Моё имя Томас Уэйк, я младший сын сэра Хьюго Уэйка из Шропшира, достойный сэр. А направляюсь я в Лондон, где наш славный король Ричард собирает войско для крестового похода. Надеюсь, что кто-нибудь из благородных рыцарей возьмет меня к себе оруженосцем.
   - А почему тебя не взяли оруженосцем рыцари из вашего графства?
   - Нет в том моей вины, благородный сэр. Так уж получилось, что в наших краях сейчас немало молодых джентльменов, но мало рыцарей, которые отправляются воевать в Палестину. К тому же наши рыцари не так знатны, чтобы отправляться в поход в сопровождении десятка-другого оруженосцев. Да ещё и отец мой в ссоре со многими соседями, вот и не нашлось рыцаря, который бы захотел взять меня оруженосцем.
   Незнакомец на мгновение задумался.
   - Я Роджер Гисборн из Ноттингемшира. Я, как и ты, еду в Лондон к королю Ричарду, дабы под предводительством сего достойного короля отвоевать Гроб Господень у нечестивых сарацин, и мне бы не помешал еще один оруженосец...
   - Я согласен служить вам, сэр, - горячо воскликнул юноша, но старый рыцарь протестующе поднял правую руку.
   - Я еще не закончил. Томас, ты учтивый и воспитанный молодой человек, но чтобы быть оруженосцем в крестовом походе этого мало, потребны и иные достоинства. Паче всего - владение оружием. Поэтому, если ты хочешь быть моим оруженосцем - докажи своё умение владеть мечом.
   - Я готов, сэр.
   - Питер! - скомандовал рыцарь.
   Один из оруженосцев сэра Роджера - высокий светловолосый парень примерно одних лет с Томасом, передал копьё своему напарнику, спрыгнул с лошади и обнажил меч. Томасу бросилось в глаза, что к седлу Питера приторочена здоровенная зачехленная секира - очевидно, так же принадлежащая сэру Роджеру. Да уж, третий оруженосец явно не будет лишним. Впрочем, раздумывать было некогда.
   Томас слез с лошади и достал свой меч, быстро старясь оценить возможности противника. Питер был немного выше его ростом, но тоньше в кости. На обоих бойцах были надеты кожаные доспехи с многочисленными металлическими клепками, кроме этого, голову Питера защищал металлический шлем с наносьем.
   Всадники заставляли своих фыркающих и храпящих лошадей отступить, чтобы дать бойцам побольше места. Питер нанес первый удар - Томас парировал. И ударил сам - сначала в голову, противник остановил этот удар своим мечом, и тут же попробовал достать его снизу, но и этот удар был отбит. Они кружили, время от времени обмениваясь ударами, блокировали атаки друг друга или уходили от острого клинка. Томас почти сразу понял, что его противник владеет мечом ничуть не лучше. Что же, можно было радоваться, что он, Томас, не посрамил своего учителя. Сын рыцаря с детства должен учиться использовать оружие, ведь в нем - вся его жизнь. Только глупцы думают, что любой силач, взяв в руки меч, сразу начнет сражаться, подобно Ланцелоту или самому королю Артуру.
   - Довольно, - оборвал поединок рыцарь. Тяжело дыша, юноши опустили мечи.
   - Томас, для оруженосца ты владеешь мечом вполне сносно. Конечно, для настоящего боя ты не готов, но этому искусству нельзя научится, иначе как в самом бою. Итак, согласен ли ты поступить ко мне на службу?
   - Да, сэр.
   - Ну что ж, так тому и быть. Мы отправляемся к королю не для того, чтобы блистать на балах, а чтобы сражаться с врагом, поэтому владение мечом мне важнее других рекомендаций. А кто твой спутник?
   - Это Оливер, сэр. Он вольный йомен и тоже хочет принять участие в походе.
   - Что ж, вассал моего вассала - не мой вассал. Пусть он присоединяется к моим ратникам, но содержать его придется тебе.
   - Да, сэр.
   - Ну, по коням. Зимние дни коротки, а мне бы хотелось добраться сегодня до Лутона. Даниэль, отдай Томасу копьё.
   Третий оруженосец сэра Роджер молча протянул Томасу копьё, которое перед поединком отдал ему Питер. Маленький отряд двинулся в путь: сначала рыцарь, затем три его оруженосца, позади - ратники и Оливер, приступивший к знакомству со своими новыми боевыми товарищами.
   - Значит, ты говоришь, Томас, что из Шропшира в поход отправляется немногие рыцари? Это достойно сожаления.
   - Наше графство невелико, сэр. К тому же, слишком близко Уэльс. Эти места очень неспокойны...
   - А ещё многие рассчитывают увеличить свои вольности, пока король в далеких странах, - докончил сэр Роджер. - Пустые хлопоты. Сэр Лоншан не из тех, кто выпускает власть из рук, и баронам придется с этим смириться.
   - Сэр, вы бывали при дворе? - с почтением спросил юноша.
   - Много раз. По правде сказать, Томас, мне там всегда было тоскливо. Управление королевством совсем непохоже на управление войском на поле боя и советники короля, честно говоря, немного стоят в драке на мечах или на копьях. Однако, долг короля разбираться в счетах и грамотах, так же как и в мечах и лошадях. Или найти тех, кто будет это делать вместо него на благо государства.
   - Вы говорите о сэре Лоншане?
   - Не только о нём. А что тебя так интересует сэр Лоншан?
   Томас смутился. Про сэра Лоншана в Шропшире ходило множество слухов, но слухи эти были не из тех, которые следовало учтивому оруженосцу сообщать благородному рыцарю.
   - Про него говорят, что он правая рука короля, сэр. А я никогда не видел ни самого короля, ни его десницы. Вот и хочу узнать - каковы они.
   Сэр Роджер рассмеялся.
   - Ну, короля ты увидишь в бою не один раз. Наш государь Ричард, храни его Господь - истинный рыцарь, и сердце его - воистину львиное. А вот что касается сэра Лоншана, то его тебе видеть вряд ли доведется: как только мы приедем в Лондон, сразу отправимся на корабль. Мой давний друг, сэр Вильгельм, владетель замка Улера, назначен королем Ричардом одним из командующих над его флотом и в будущий четверг его корабли отплывают в Марсель, где они должны принять крестоносцев и доставить их в Палестину. Да, и, по правде говоря, смотреть на сэра Лоншана - удовольствие сомнительное: довольно мерзкого вида горбатый карлик неизменно одетый коричневое с серебром платье. По крайней мере, так было, пока он не стал епископом Илирийским, с тех пор я его не видел. У нас есть дела поважнее, чем сэром Лоншаном любоваться. Томас, ты когда-нибудь плавал по морю?
   - Нет, сэр.
   - Печально. Значит, ты не знаешь, как надо подготовится к путешествию. Но это дело поправимое. Даниэль, прочти Томасу наставление.
   Молчаливый Даниэль прокашлялся и монотонно забубнил.
   - Купи кровать, четыре полотняных простыни, матрац, две наволочки, две подушки, набитые перьями, одну кожаную подушку, ковер и большой сундук. Ложись в постель чистым, и не будут вши и блохи чересчур докучать тебе. Запасись вином и питьевой водой и не забудь заготовить сухари двойной или тройной закалки. Они не портятся.
   Закажи большую клетку с насестами: в ней ты будешь держать птицу. Затем купи свиные окорока, копченые языки да вяленых щук. На корабле кормят лишь дважды в день. Этим ты не насытишься. Вместо хлеба там дают большей частью старые сухари, жесткие, как камень, с личинками, пауками и красными червями. И вино там весьма своеобразно на вкус. Не забудь так же о полотенцах для лица. На корабле они всегда липкие, вонючие и теплые. Затем позаботься о добром благовонном средстве, ибо такой там стоит безмерно злой смрад, что невозможно его описать словами.(1)
   - Что это? - изумленно спросил Томас.
   - Это наставления сэра Конрада Грюненберга из Констанца для рыцарей, которые отправляются в Палестину морем.
   Даниэль снова погрузился в молчание.
   - Это серьезно? - в голосе Томаса звучал неподдельный ужас.
   Сэр Роджер обернулся и пристально посмотрел на своего оруженосца.
   - Томас, чем быстрее ты расстанешься с иллюзиями о том, как происходит поход, тем лучше будет для тебя. Когда я отправлялся в прошлый Крестовый Поход, то был немного постарше вас и поопытнее, но и мне пришлось понять, что рассказы менестрелей - одно, а жизнь - немного другое. Кроме подвигов и турниров в жизни рыцаря есть увечья и хвори, рыцарь может изнывать от зноя и жажды, страдать от холода, мокнуть под дождем и стынуть от ветра. Пища и вода рыцаря так же гниют и портятся, как и пища этих крестьян.
   Он махнул рукой в сторону виднеющейся в отдалении деревни и продолжал:
   - Рыцарь должен платить в трактирах и корчмах за еду и кров, за уход за конем, платить оружейнику за починку оружия и доспехов, надо заботиться о своих оруженосцах и солдатах. Воистину, нелегка доля рыцаря. Даже благородный Гамурет, отец достославного Парсифаля, странствовал не один, но с отрядом верных воинов:
  
   Шестнадцать душ сыздетства было
   Оруженосцев у меня.
   Теперь нужны мне для похода
   Еще четыре молодца -
   Красавцы княжеского рода,
   Вассалы нашего отца.
   И, вознося молитвы богу,
   Мы днесь отправимся в дорогу.
   Знай: обо мне услышит мир!
   Уверен, не один турнир
   Умножит славу Гамурета.(2)
  
   По тому, как уверенно рыцарь декламировал стихи, Томас понял, что старый рубака был силен и в куртуазных искусствах. Юноша почувствовал себя немного неуверенно, поскольку, уделяя большую часть внимания оружию и лошадям, в изучении свободных наук он не преуспел. Однако, сейчас его занимал другой вопрос.
   - Простите, сэр, вы сказали, что уже участвовали в Крестовом Походе? Но ведь последний поход был почти пятьдесят лет назад...
   - Верно, это был тысяча сто сорок седьмой год от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.
   - Но, сэр Роджер... Сколько же вам лет?..
   Рыцарь повернулся к растерянному юноше, на лице его играла улыбка.
   - Ближе к Пасхе стукнет шестьдесят семь. Я же сказал, что отправлялся в поход постарше тебя... опоясанным рыцарем.
   Томас молчал, собираясь с мыслями. В такие годы люди хорошо, если могут выйти к воротам своего замка, какая уж тут Палестина. А сэр Роджер никак не казался немощным старцем, на вид ему было не больше пятидесяти с небольшим.
   - А где еще вы воевали, сэр?
   - Да я, почитай что, всю жизнь воевал. Слишком неспокойно в королевстве Британском было в эти годы. Конечно, ежели думать только о том, как спрятаться от напастей, то можно было прожить жизнь, не беря в руки оружия. Но разве пристало так жить рыцарю? Нет, тот, кто хочет быть рыцарем по жизни, а не по названию, должен спешить повсюду, где есть нужда в его добром мече. Поэтому, не проходило и года, чтобы мне не приходилось свой меч обнажать.
   - А в дальних походах кроме Палестины вам приходилось участвовать?
   - Было дело, - довольно улыбнулся сэр Роджер. - Когда славный граф Пембуркский стал скликать рыцарей, чтобы во исполнение воли короля Генриха вернуть на престол законного владетеля Лейнстера - Дермота М'Моро, я отправился в Ирландию в отряде сэра Мориса Пендергаста. И хотя нас было всего десяток рыцарей, да ещё шесть десятков лучников в придачу, мы славно бились с людьми Родерика, короля Коннота. Потом мы соединились с войском сэра Роберта Фитцстефенса, осадили и взяли Уэксфорд и наголову разбили войско короля Родерика... Да, славный был поход... Впрочем, до Палестины Ирландии всё же далеко.
   - Сэр, да о вас баллады надо складывать. Вы совершили столько подвигов, а теперь в такие годы отправится в дальний поход, чтобы снискать рыцарскую славу.
   - Молодость, молодость... Томас, баллады складываются сами, порой о людях, которые, казалось бы, совсем для этого не подходят. Я не удивлюсь даже, если в балладах прославят в веках моего непутевого внука Гая.
   - А он тоже отправляется в поход?
   - Нет, он состоит на службе у Ноттингемского шерифа, поэтому никуда не поедет. Кто-то должен следить и за порядком в стране, пока наш король будет сражаться с неверными... Хотя я бы предпочел, чтобы этим занимался отнюдь не Гай. Наши вольные йомены не слишком любят, когда благородные сэры перестают замечать разницу между ними и сервами. Впрочем, пока страной в отсутствии короля будет править сэр Лоншан - я не беспокоюсь... Так что, Томас, меньше думай о балладах, а больше - о рыцарском долге перед сеньором, королем и Родиной.
   - Однако, сэр, судя по всему, долг свой вы выполнили сполна. Что вас заставило снова отправится в Палестину?
   - Старость, Томас.
   - Старость? - юноша ожидал чего угодно, только не этого ответа, и теперь был сбит с толку.
   - Именно старость. Силы уходят. Еще пяток лет - и я не смогу уже сесть на коня. А дальше что? Умереть в постели дряхлым старцем, беззубым, слепым с дрожащими руками? Нет уж, я хочу встретить свою смерть, как подобает рыцарю: лицом к лицу, в броне и с мечом в руке. Так что, долг я свой перед наследниками выполнил, можно позаботится и о себе. Лучшие годы своей жизни я провел там, в песках Палестины... Какое было время, какие люди... В Мосуле у меня исповедь принимал сам епископ Гийом, в жизни не встречал лучшего пастыря... Да, если кто-нибудь из вас доживет до старости, вы сможете меня понять... А пока - поторопимся.
   Томас молчал, пытаясь справится с нахлынувшими на него под влиянием речей старого рыцаря чувствами. Слишком много необычного он услышал от сэра Роджера. И можно было понять, что и дальше его ожидает немало такого, о чем он сейчас даже и не догадывается. Впрочем, это было приятно. В свите рыцаря он, оруженосец Томас Уэйк скачет навстречу приключениям. Он молод и силен и его жизнь - в его руках. Глупо мечтать в семнадцать лет прославится на весь мир? Может и глупо, но еще глупее - не мечтать...
  
   Сэр Роджер Гисборн не увидел Палестины. Он погиб в том же году четвертого октября, во время вылазки мессенцев. Старый рыцарь был одним из немногих, кто не поддался панике и встретил врага с оружием в руках. Рядом с ним сражались его оруженосцы. Даниэля проткнули копьем в самом начале схватки, Питер и Томас бились спина к спине. Подвиг небольшого количества воинов, принявших на себя удар горожан, позволил королю Ричарду остановить бегство своих рыцарей и перейти в атаку. Теперь бежали уже жители Мессены. Увидев, что противников перед ним нет, Томас сразу бросился на помощь своему рыцарю. Но помочь ему уже ничто не могло, хотя старик еще дышал. Сняв с его головы шлем, юноша расслышал последние слова старого воина. Оглядев поле битвы гаснущим взором, сэр Роджер Гисборн прошептал:
   - Вот и всё. Да примет меня... Эрво Мвэри... и помилует... Господь...
   Король Англии Ричард Первый по прозвищу Львиное Сердце лично принимал в рыцари тех оруженосцев, что отличились в битве при Мессине. Среди них был Томас Уэйк, теперь уже сэр Томас Уэйк.
  
   (1) - (С) Конрад Грюненберг
   (2) - (С) Вольфрам фон Эшенбах
  
   ДОРОГА.
  
   - Может, отдохнем? - по часам Балиса со времени последнего привала прошло больше часа, а с того момента, как они тронулись в путь - уже почти пять часов. Красное солнце изрядно склонилось к закату, но до сумерек оставалось еще немало времени. Часа полтора, никак не меньше.
   Серёжка склонил набок лохматую голову и оценивающе посмотрел на капитана.
   - Ну, если Вы устали...
   Балис заставил себя усмехнутся.
   - Я-то не устал, а вот ты...
   - А я - немножко. Лучше, пока пойдем. Только...
   Мальчишка замялся.
   - Что?
   - Вы рассказывайте...
   Ах да... За размышлениями Балис совсем забыл, что начал рассказывать Серёжке странные случаи из своей жизни. Про Севастополь рассказал, значит, настала очередь Ташкента.
   - Вторая история у меня случилась в восемьдесят четвертом, на преддипломной практике. Проходили мы её в Афганистане...
  
   Вообще-то, проходили практику курсанты в самых разных местах - разделив на небольшие группы, их раскидали по всему СССР и его верным союзникам. В Афганистан брали лучших, но Балис и был одним из лучших: заместитель командира учебной роты, сержант, отличник боевой и политической подготовки, примерный молодой отец, да еще и внук адмирала - Героя Советского Союза. Разумеется, Ирмантас Мартинович не использовал своё положение для какой-либо помощи внуку, однако, к выпуску каждый курсант был прекрасно осведомлен, какое место в карьере офицера занимает чистая анкета.
   Была, правда, еще одна тонкость: в Афган ехали только добровольцы. Он записался в число этих самых добровольцев, решив, что если есть возможность получить боевую практику, то надо её получать. В конце концов, тот, кто выбирает профессию офицера, должен отдавать себе отчет, что главное назначение офицера - воевать, а не красиво вышагивать на параде.
   Родители, как обычно, не одобрили, но и мешать не стали. Как выбрали давным-давно одну линию поведения в отношении сына, так и следовали ей все эти годы, что бы ни происходило. В детстве Балиса это даже иногда обижало: неужели он им так безразличен. А, повзрослев, он, наоборот, радовался, что у него такие родители: любящие и принимающие сына таким, каков он есть. С годами он понял: что бы с ним не произошло, в родном доме ему будут всегда рады, что бы ни случилось. Не каждому достаётся такое счастье.
   С Ритой было намного сложнее. Жена решительно собралась поехать в Ташкент, и Балис затратил немало сил, убеждая её, что он в город всё равно вырваться не сумеет, а вот волноваться за неё, одну в незнакомом городе будет гораздо больше, нежели она за него. И не дело крошечную дочку на родителей скидывать: у них своих хлопот немало... В конце концов, удалось убедить её остаться в оЕРЕПЦНТЕ.
  
   - Во как, значит, Вы и в Афганистане воевали? - в голосе Серёжки явственно проскальзывали восторженные нотки. Возраст есть возраст...
   - Воевал - сильно сказано. Говорю же, у нас практика там была, перед окончанием училища. Провёл я там всего неделю, в основном новобранцев-десантников тренировал на базе в Баграме под присмотром офицеров.
   - А почему десантников, Вы же морской пехотинец?
   Балис широко улыбнулся.
   - Слышал шутку про подводную лодку в степях Украины?
   - Это про ту, которая погибла в неравном воздушном бою?
   - Вот-вот... Понимаешь, морская пехота в Афганистане, естественно, не воевала. Нас туда послали опыт перенимать у десантуры. В жизни-то всякое бывает, и моряка в горы занесет...
   Серёжка кивнул и серьезным голосом произнес:
   - Я знаю. Вот одного моряка в пустыню как занесло...
  
   Интересно, подумалось Балису, а ершистый такой мальчишка тоже от потрясения или по жизни? Приходится сожалеть, что он не успел узнать его раньше: Балис принял командование над этим постом только сегодня утром. Возмутился, конечно: не место детям на войне, но командир его бунт быстро подавил. Объяснил, что у Серёжки погибли родители, что попытка забрать его отсюда приведет к массе хлопот, в конце концов, всё равно убежит и объявится где-нибудь в другом месте и вообще лучше пусть находится под присмотром, чем пойдет в одиночку мстить румынам - погибнет ведь, жалко...
  
   - Вот именно поэтому нас туда и отправили. Чтобы знали как себя вести в случае чего.
   - А в душманов стреляли?
   - Пару раз доводилось...
  
   Даже не пару, а все три. Трижды их отправляли на боевые операции, приставив к каждому курсанту по персональному опекуну: старослужащему сержанту или прапорщику. На долю Балиса, как сержанта, пришелся старший прапорщик Власюк - здоровый мужик из-под Тернополя. Сначала к подопечному он отнесся настороженно, однако потом они быстро нашли общий язык.
   Инструкции по поведению в бою Власюк выдал ясные и исчерпывающие: "Вперед меня не лезть, делать то, что я говорю". Сержант Гаяускас исполнял приказ добросовестно, тем более что необстрелянных курсантов использовали только для оказания огневой поддержки при нападении на колонны. На более сложные задания по ликвидации банд их не брали.
   Все три боя - как под копирку: грузились в вертолеты с вечно раздраженными пилотами, ерзающими на лежащих поверх сидений кресел железных листах ( через пару лет после ввода войск додумались до заменителя легендарных сковородок ), высаживались где-то на склонах гор, внизу - серпантин дороги, горящие грузовики или наливняки, стреляющие бэтээры, несколько в стороне за камнями прячутся ведущие огонь "духи" - душманы. Боевые вертолеты сопровождения утюжат их позиции с воздуха, десант поливает с места высадки. При появлении вертолетов афганцы боя не принимали, начинали спешно отступать. Самая длинная перестрелка шла не больше получаса, а потом тишина, колонна уходит дальше, десант грузится в вертолеты к тем же раздраженным пилотам и только чадят столкнутые бэтээрами на обочину дороги подбитые машины...
   А вечером они долго сидели у стола - десантники и морпехи вместе и пели под гитару песни этой войны. Курсанты выучили их поразительно быстро, потому что в песнях была правда:
  

Азиатские желтые лики,

Азиатские серые горы,

Раз увидишь - так это навеки,

А забудешь - так это не скоро...(1)

  
   И, как будто о нем с Ритой написано:
  

И вот здесь, посреди этих гор,

Что стоят перед нами стеной,

Я спешу к тебе, как ледокол,

Оставляя Афган за кормой...(1)

  
   О Рите он скучал каждый вечер и о маленькой Кристинке тоже. Именно тут Балис понял, что такое любить в разлуке...
  
   - И что с Вами там, в Афганистане случилось?
   - В Афганистане - как раз и ничего.
  
   Ни с ним, ни с кем из их команды. После недели пребывания на базе в Баграме они тепло попрощались со своими инструкторами и улетели обратно в Узбекистан. Власюк даже на дорогу предложил ему "Бросай ты, хлопец, свою пехоту и ходи до нас, до вэдэвэ", от чего Балис со смехом отказался.
   Мог ли он предположить, когда колеса транспорта коснулись взлетной полосы аэродрома расположенной под Ташкентом перевалочной базы, где им предстояло прожить еще неделю, что его главные азиатские приключения еще впереди? И то, что его ожидало, оказалось настолько необычно и непривычно, что запомнилось гораздо сильнее, чем бои в афганских горах...
  
   (1) - (С) Каскад
  
   ГЛАВА 5. ТРОПА.
  

Дешево ценишь мой уголек-

сказал Поверженный Князь, -

Коль вознамерился в Ад попасть,

меня о том не спросясь!

(Р.Киплинг)

  
   А все-таки я жив... Мирон Павлинович Нижниченко начал осознавать себя и принял такую гипотезу.
   Когда-то, разговаривая с психологом, он удивился тому факту, что ни разу не мог вспомнить одну мелочь: как именно он засыпал. Другие события вспоминались очень четко, а вот проваливание в сон - ни разу. Психолог же заметил, что удивляться тут нечему, свойство памяти, которое некоторые биохимики объясняют на тысяче страниц, а иные - всего на пятистах. Но сейчас он помнил, кажется, все, что происходило в воздухе. Вплоть до вспышки. Следовательно, подумал Мирон, либо я что-то путаю, либо... И решив, что от таких раздумий толку не будет, он открыл глаза и встал.
   Удивительным было то, что ничего не болело. Впрочем, кто его знает, чему и как положено болеть здесь. Место выглядело достаточно зеленым и более всего напоминало сентябрьскую причерноморскую степь. С холмами, кустами. И Сашкой, сидящим на земле и смотрящим на него с искренним удивлением.
   - Почему Вы здесь?
   - Где?
   - Это же Тропа!
   - Тропа, кажется, чуть дальше, верно?
   - Нет. Это та, которая между мирами.
   - Вот как...
   Удивляться было особо нечему. В любом случае, твердо знать, что приходит после конца жизни не дано никому. Мирон всегда считал, что смерть - это дорога с односторонним движением, не считая анекдотов на тему реанимации. А то, что он умер, а загробный мир выглядит именно так, вполне объясняло многое. В укор Киплингу пыли было мало - все больше трава. Ну и ладно.
   - Ты, Саша, что, тут не впервые?
   - Не-а. Несколько раз сюда попадал. И уходил.
   - Ого! Слушай, ты можешь хоть сейчас объяснить, зачем нужно было взрывать самолет?
   - Месть, - Саша улыбнулся так, что Мирону стало не совсем хорошо. - Ваши люди меня убили, не только меня... Я могу мстить.
   - Да... Слушай, а почему - мои?
   - Ну как... Как называется Ваша страна?
   - Юго-Западная Федерация, Саша.
   - Что???
   - Да, именно так.
   - Разве?
   - Да. Когда ушел в никуда Советский Союз...
   - Как это?
   - Ну, проще всего сказать так: несколько политиков предложили его прекратить - и никто особо не возражал.
   - Так не бывает!
   - Я упрощаю. История - штука длинная и связей в ней...
   - Но все равно - почему так?
   - Разные говорят по-разному. Я считаю, что просто было время такой страны - и прошло.
   - А большевики?
   Мирон хмыкнул.
   - Ну, как бы попроще... Саша, купил бы газеты, а то - сразу мстить!
   - В самолете?
   - Ага... Слушай, в общем-то тех большевиков, которые воевали против Шкуро, избыли большие реалисты. Так и пошло. История, видишь ли, такая. В общем, большевики, если поискать, найдутся, но власти и возможностей у них, можно сказать, нет.
   - Их преследуют?
   - Можно сказать, что нет. По крайней мере, если преследуют - то не за большевизм.
   - А за что?
   - Ну, как... Уголовники и скандалисты попадаются среди любых людей. А за идеи гонять - слишком долго такое процветало. Устали от этого. Слушай, тут какое время-то?
   На часах Мирона было около полудня, но Солнце явно клонилось к закату.
   - Вечер. Разве не видно?
   - А где будем ночевать? Ночи тут как?
   - Хорошие ночи. Теплые всегда.
   - Ладно.
   Они отошли от дороги совсем недалеко, на пару десятков шагов от ручья с хрустально-прозрачной и неимоверно вкусной водой, наломали сухого терновника. Руки при этом оба расцарапали в кровь, но это казалось неважным. Саша пробурчал что-то непонятное и отлучился, притащив через десять минут котелок и пачку каких-то сухих трав ( похоже, тут у него была заначка ). Костер развели за несколько минут, терн прогорел быстро и Мирон продегустировал напиток. Выходило вполне неплохо.
   - Вас звать-то как?
   - Зови Мироном Павлиновичем, Саша. Кстати, как тут с едой, оголодаем ведь.
   - Как и везде. Меня учили, что любая местность легко прокормит человека.
   - Хм... Греки, конечно, и цикад жарили... Но попробуй, налови их сперва!
   Саша в первый раз рассмеялся. Он упал на спину и задергался.
   - Вот не знал! Ох, не знал!
   - А что?
   - Так мы их дразнили: "Грек-пиндос, воды не донес, отдай медный грос, копеечка лучше!"
   - Так и что?
   - А с кузнечиками вышло бы смешнее! Наверняка!
   - Хм... пожалуй. Ты кубанский, что ли?
   - Ага. А как узнали?
   - Выговор, Саша, выговор. У нас в Крыму он совсем другой.
   Сашка хотел ещё что-то спросить, но вместо этого неожиданно привстал и указал рукой за спину Мирона.
   - Смотрите...
   - Саша, на то и дорога, чтобы по ней ходили и ехали.
   - Так ведь это не просто так.
   - Почему?
   - Здесь не бывает случайных встреч, Мирон Павлиныч.
   - Ага. А грабежи тут бывают? Убийства?
   - Нет... Зачем?
   - Уже лучше. Саша, ты вытерпишь еще несколько вопросов? Я все же контрразведчик, мне нужна общая картина. Понимаешь?
   - Ладно, только я тоже буду спрашивать, а вы - отвечать, идёт?
   - Спрашивай на здоровье. Отвечу.
   "В конце концов", - подумал Нижниченко, - "у меня есть только такой вариант, ничего не случится, если парнишка узнает о "Драконе". Наоборот, он может быть как-то связан с этим делом". Времени у нас должно хватить, та компания, точнее, небольшой караван, кажется, остановилась. Он твердо знал, что потом будет не до рассуждений на общие темы. Непонятно откуда, но знал. И вообще, дела обстояли очень неплохо для покойника. Ничего не болело, голова была кристально ясной и свежей, даже послевкусие от травяной заварки было мятное с кислинкой. Он уже хотел задать вопрос, но его внимание всё больше и больше привлекал караван.
   - Саша, а это явный караван!
   - А, это же Михаил-Махмуд! Пойдем встречать!
   - Ну что, пойдем.
   Вьючные животные вблизи оказались очень заурядными мулами, а Михаил-Махмуд - высоким и худым седоватым брюнетом, встретившим Сашу, как старого и уважаемого знакомого.
   - Привет, Сашки! Что нового?
   - Я опять выходил обратно в мир, Махмуд.
   - И как там?
   - Это новый мир. Вот человек оттуда, поговорите?
   - Конечно, Сашки. Ты пока поговори с охранниками, поучись бою...
   - Чему? Мне? У них?
   - Сашки, среди них есть человек из нового мира. Учись и смотри, хорошо?
   - Вы не хотите, чтобы...
   - Не хочу, Сашки. Ты прав, я не хочу говорить при тебе. Веришь?
   - Верю.
   И опечаленный Саша отправился к охранникам.
   - Меня зовут Михаил-Махмуд. Ты можешь сказать свое имя, или ограничишься прозвищем?
   - Мирон Павлинович. Короче и с равными - Мирон. Ты равный.
   Чем-то таким веяло от Михаила-Махмуда именно равным. Просто хотелось быть ему другом.
   - Хорошо.
   Махмуд выкрикнул что- то короткое и гортанное, один из охранников отцепил большую флягу от одного из вьюков и, не спеша, отправился к присевшим людям.
   - Скажи, Мирон, ты понял, кто такой Сашки?
   Легкий акцент, на грани понимаемого - и незнакомый... Ясно, что тюркский, а какой - неясно. Так бывает, если... Ладно, подумаем потом.
   - Нет, Михаил-Махмуд.
   - Выбери одно из двух имен. Мне все равно, какое... равный Мирон.
   - Не знаю, Махмуд. Немного знаю об его прошлой жизни - и все.
   - Первой жизни, Мирон. Хочешь сок?
   - Конечно.
   - Я так и думал, что ты знаешь о мальчишке очень мало. Видишь ли, он никогда не вырастет, ему придется оставаться таким до Страшного Суда и прожить все эти века и тысячелетия. Так что Аллах будет милосерден к нему - насчет себя я не уверен... Скажи Мирон, ты готов рассказать мне немного о своем мире?
   - Зачем?
   - Я купец, Мирон. Само знание о мире - даже просто о том, что он есть - дает немало. Честно говоря, нас очень мало - купцов межмирья, хотя о нас говорят во всех мирах, где мы бываем.
   - В моем вы точно не были, - Мирон улыбнулся, представив себе появление в родном городе каравана из груженых мулов. Мысль про такую же картину в Андреевске чуть не повергла его в смех.
   - Ага... Я понял - у вас мулы не в ходу, - Махмуд улыбнулся, - тогда вот что... Скажи, Мирон, ( стаканы наполнились вновь ) тебе что-то говорит фамилия... скажем - Черчилль?
   - Да, конечно. Британский премьер, был такой.
   - Отлично. Ла-Кути?
   - Нет.
   - Хм... Так, что такое СССР?
   Мирон коротко ответил, помянув между делом тех, кого считал виновниками распада страны.
   - Ага. Так, попробуем точнее. Джим Полли?
   - Не знаю.
   - Рональд Рейган?
   - Президент США. Два раза.
   - Пожалуй, все... Скажи-ка, в твоем мире можно выгодно продать антигравитацию?
   - Что?
   - Ты не ослышался. Скажу больше - я продам ее пока только твоей стране, Мирон. Или той, которую ты назовешь. Ты удивлен?
   - Не особо.
   - Хорошо, объясню. Видишь ли, сюда плохие люди не попадают, - караванщик особо выделил "сюда". - Этого тебе достаточно?
   - Пожалуй, да.
   - Тем лучше. Тебе рассказать мою историю? Она, конечно, длинна, но ночь длиннее...
   - Тогда давай.
   - Ну, что же. Я рожден в Южной Руси, примерно в возрасте Сашки был захвачен крымцами. Стал рабом. Сумел бежать в южные степи и стал охотником. Мирон, я охотился не на тамошних дроф! Я охотился на невольничьи караваны. Это было нечто потрясающее: найти таких... и убить! Я стал умным и жестоким: на Первых Кордонах хорошо платили за головы этих волков, очень хорошо - но куда лучше платили за тех, кого я вырывал из полона и возвращал туда! Это была страшная охота, но я слишком возненавидел тех, кто лишил меня в юности дома и свободы. А вернуться туда я не мог, ибо принял ислам... Но на Первой Линии ко мне относились прекрасно: и когда я приводил тех, кто не стал рабами, и когда приносил мешки, в которых стучали головы охотников... Если я доползал дотуда израненный и пустой - меня тоже привечали, подлечивали...
   Я был страшным волком, Мирон! Волком, прикормленным кордонцами! Так продолжалось десять лет, но и волки тоже стареют. И однажды меня подвела моя звезда. Меня схватили, доставили в Кафу и там сварили в масле.
   Было больно и тоскливо: перед этим мне объясняли про адские муки, на которые я обречен... А тут первым, кого я увидел - был старый муфтий. Выслушав мой рассказ, он сказал то, что меня перевернуло. Он сказал мне: "Махмуд, ты исполнил свой джихад. Но видно, Аллах решил, что ты, рыскавший и убивавший, подобно льву, нарушителей заветов Пророка и обращавших в рабство людей Книги - не получишь покоя до Страшного Суда. Садись - и мы решим, что тебе делать дальше".
   - И что же вы решили?
   - Только не смейся. Муфтий сказал, что теперь мне нужно стать купцом и тем, кто будет записывать все о мирах, в которые будет вхож. Он сказал так: "Ты будешь купцом, лучшим из тех, кто был в наших мирах и описателем наших миров - первым и лучшим".
   - И много миров тебе встречалось?
   - Немало. Признаться, до этого я не понимал, зачем Аллаху нужно столько ангелов, если на Земле не так и много людей, а правоверных - еще меньше.
   Мирона вдруг осенила дикая мысль.
   - Ясно. Скажи, Махмуд, ты слышал что-то о маяках?
   - О каких, Мирон?
   - О месте, где человек может говорить...
   - С ангелами? Муфтий считает, что именно с ними - ибо только они могут давать такие советы.
   - Значит, с ангелами.
   - Отсюда до такого места всего пять минут хода. А откуда ты знаешь об этих местах?
   - Мне попадалось такое. Еще в детстве.
   - Послушай, а где?
   Мирон попробовал рассказать и увидел, как резко изменилось лицо Махмуда.
   - Вот как сходятся миры... Я знаю это место, именно там я узнал, как уйти в степи, минуя все кордоны, Мирон. Ну что, смотри: иди к тем камням. Если ты там нужен, и тебе это нужно - значит, остальное будет просто. А пока пойдем-ка к каравану.
   Сашка, что называется, ловил удовольствие. Он вовсю тренировался в сабельном бою с одним из охранников, явно серьезным специалистом в этой области. Оружие звенело, Александр наступал, а охранник, оставаясь на месте, с улыбкой переводил бой по циклу: длинная дистанция, средняя, короткая - и опять длинная.
   - Сашки, чуть не забыл, - Махмуд улыбнулся, - смотри, какой тебе подарок!
   Подарком оказалась боевая рапира и кинжал для левой руки.
   - Очень правильно, хозяин! - Вложив оружие в ножны, охранник улыбался, - Сашки очень подвижен, но у него сегодня ничего не получилось. Сабля - не его оружие.
   - Почему??? - Голос Саши взвился, казалось, до небес.
   - Ну, все просто. Смотри, ты вел бой, уповая на силу. Поэтому я гонял тебя, как хотел - я куда сильнее тебя. А рапира - это то оружие, где сила не столь важна. Тут важнее точность и быстрота, поэтому, с рапирой в руках, ты можешь победить любого здоровяка. Даже и закованного в броню - если поймешь, где слабое место в его доспехах. А парный кинжал... Встань в защитную стойку, я покажу, что даже твоей силы хватит, чтобы отбить сабельный удар! Давай, давай! Нет, доверни левую кисть! Так, смотри, сейчас я просто давлю на твою защиту... Чувствуешь? Теперь удар вполсилы, чтобы ты поверил, а теперь - в полную... И смотри, как окажется открыт средний боец после такого? Видишь - он уже твой!
   - А Вы?
   - А я так ошибаюсь, только чтобы показать, каков уровень среднего бойца. Мне не нужно рубить в полную силу, мне платят не за убийство, а за обезоруживание противника, Сашки!
   - Ясно...
   - Хорошо. Пожалуй, хватит на сегодня.
   - Саид, передай нашим собеседникам мешок с едой... вот этот. Думаю, дней на пять им хватит, а там... Тропа есть тропа.
   - Спасибо.
   - Не за что. Я тебе еще должен, а сколько точно - выясним после моего возвращения из твоего мира. Но что немало, это точно.
  
   МАРКГРАФСТВО БРАНДЕНБУРГ. 1246 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
  
   Зимние сумерки оказались предательски короткими. Когда Гай миновал харчевню "Осенний Лис", казалось, что до темноты еще далеко. Поэтому он и решил проехать немного вперед и переночевать в следующем трактире. И теперь вынужден был путешествовать ночью.
   Вообще-то ничего страшного не произошло. Погода стояла чудесная: легкий морозец не позволял глазам слипаться, а крупные яркие звезды на высоком чистом небе вместе с набирающим силу месяцем давали достаточно света, чтобы наслаждаться красотой придорожных лесов и полей. Особенно если учесть, что молодой Гай Гисборн с детства отличался острым зрением. Однако, эту идиллию нарушало то обстоятельство, что он был голоден и с удовольствием бы поменял всю красоту ночного Бранденбурга на кусок хорошо приготовленного местного кабанчика. Кроме того, конь явно устал, а Гай чрезвычайно дорожил своим скакуном по двум причинам. Во-первых, конь напоминал ему о родной Британии, которую он, волею судьбы, вынужден был покинуть.
   Гай горько усмехнулся. "Волею судьбы...". Так говорят проигравшие, не желая признаться в собственной слабости. Но разве позорно быть слабее короля? Пусть даже не самого короля, а тех, кто от его имени правит страной, но что это меняет? Его Величество король Генрих вряд ли подозревал о существовании где-то в глубине Ноттингемшира братьев Аллана и Гая Гисборнов. Конечно, именно он подписал указ об их аресте по обвинению в заговоре против престола, но таких указов ему пришлось подписывать немало - ибо заговоры эти плодятся ныне в старой доброй Англии как грибы в Шервудском лесу после дождя. Король подписал и забыл, а колесо королевского правосудия раздавило род Гисборнов. Аллан уже обезглавлен на главной площади Ноттингема и его, Гая, ждет та же участь, ежели он окажется в руках королевской стражи.
   Аллан... Рыцарь без страха и упрека, в восемнадцать лет в своем первом походе получивший страшную рану и до конца жизни обреченный на почти полный паралич. Старший брат, заменивший маленькому Гаю отца, погибшего во время очередного похода во Францию в тридцатом, когда младшему Гисборну было всего шесть. В тот год за Ла-Манш отправились все трое опоясанных Гисборнов. Самого старшего своего брата, Роджера Гай никогда не видел: брат погиб под стенами Нортхемптона, когда армия "маршала Бога и Святой Церкви", сэра Роберта Фитцуолтера вырывала из Иоанна Безземельного Великую Хартию Вольностей. Средний сын, сэр Томас, отбыв в поход, вскоре покинул отца и брата, присягнув грозному сэру Симону де Монфору, и с тех пор не возвращался в Англию. Отец, сэр Хьюго Гисборн погиб в этом походе, а спустя неделю вражеский топор повредил позвоночник сэра Аллана. Вернувшись в родовой замок на носилках, с которых ему в это жизни уже не суждено было подняться, он посвятил свою жизнь воспитанию маленького брата. И открыл ему родовую тайну - тайну Хранителей, которую не мог унести с собой в могилу. Именно его магический дар позволил предсказать грядущий арест. И именно он настоял, чтобы Гай отправился в изгнание, бросив самого Аллана на верную гибель: Хранитель не имеет права жить ради себя, он живет ради предков и потомков.
   Итак, не по своей воле, но по долгу, Гай стремился оказаться подальше от владений Его Величества короля Генриха Третьего, и это было второй причиной, почему следовало беречь коня: путь на восток труден и далек, и остаться без лошади означало обречь себя на массу проблем. Правда, в небольшом мешочке на поясе у рыцаря было запасено еще изрядно монет, а в подкладку плаща они с Алланом зашили на черный день пару золотых колечек и ещё золотые серьги с рубинами, которые в любом крупном городе можно продать за хорошие деньги. Но, делая запасы на крайний случай, умный человек не начинает тут же этот крайний случай на свою голову кликать. Одним словом, за конем следовало просто хорошо ухаживать, и тогда можно рассчитывать добраться на нем не только до границы татарских владений, но и, если повезет, до самой заветной цели своего путешествия.
   Тут же Гай себя одернул, что самая заветная цель у его путешествия совсем другая. Конечно, прекрасно было бы найти потомков ушедших на Восток, но главное для него - все же не это. Главное - найти место, где бы он мог поселиться, обзавестись домом и, верой и правдой служа новой Родине, раз его отринула старая, завести семью и продолжить свой род. Это был его долг - долг Хранителя. Долг перед потомками, долг перед предками, долг перед Алланом. В первую очередь - перед Алланом, отдавшим ради выполнения этого долга свою жизнь.
   Как всегда в таких случаях правая рука Гая нащупала перстень на безымянном пальце левой, затем скользнула на рукоятку меча, а потом - под плащ, где к поясу был подвязан большой кожаный мешок, плотно забитый свитками. Эти вещи он не должен был потерять ни в коем случае. Перстень и меч - реликвии рода Гисборнов, но только Хранитель знал их истинную природу и силу, а также то, чьего рода они реликвии на самом деле. Бумаги в мешке - архив.
   Хранитель должен знать историю рода и передать её своему наследнику. Гай улыбнулся, вспомнив, как он изучал эти пергаменты и будто бы сам оказывался рядом со своими предками. Вместе со своим отцом он наблюдал, как Иоанн Безземельный подписывает Великую Хартию Вольностей; бился с неверными на Ликийском побережье плечом к плечу с сэром Роджером; видел себя склонившегося в молитве у Гроба Господня вместе с сэром Робером; плыл через Ла-Манш в войске грозного Вильгельма Завоевателя с сэром Жоффруа... И дальше, дальше в глубь времени. То, что для других было легендами и сказками, для него - отзвуками реальных событий давно минувших лет. Он-то знал точно, кто на самом деле были рыцари Круглого Стола и как происходило то, о чем поют по замкам Европы красивую ложь сладкоголосые менестрели.
   Очередной раз, выведя из леса, дорога указывала дальнейший путь через вершину небольшого холма. И здесь-то Гая от его дум отвлеки звуки приближающихся галопом лошадей. И в тот же момент на гребне холма показались две фигуры. Гаю хватило света звезд и месяца, чтобы рассмотреть их. Один был в крестьянской одежде, другой - в монашеской рясе. Они со всех ног бежали к лесу, очевидно, пытаясь уйти от погони. Заметив впереди всадника, крестьянин что-то крикнул монаху, и тот вильнул вправо, в то время как крестьянин продолжал бежать вперед - прямо на встречного. В руках он сжимал увесистую дубинку и рыцарь направил коня вправо, то есть в противоположную от монаха сторону, совершенно не желая, чтобы он сам или его конь ни за что не про что получили этой дубинкой. Гай вовсе не был трусом, чтобы бежать от мужика с дубьем, и был достаточно опытным воином, чтобы справиться с гораздо более сложным соперником, нежели германский виллан, однако он никогда не вступал драку не имея на то веской причины, а с этим человеком ему делить было нечего. Однако на всякий случай он до половины вытянул свой клинок и тут же понял, что не зря: дело принимало более серьезный оборот.
   На вершине холма появились преследователи: трое вооруженных мечами райтеров. Мгновенно оценив обстановку, двое из них свернули за монахом, а третий продолжил преследование крестьянина. И то, как они держали свои мечи, красноречивее всяких слов говорило, что райтеры намерены зарубить преследуемых без всякой пощады. Мгновенно оценив ситуацию, Гай дернул за узду, послав коня наперерез всадникам, что гнались за совершенно беззащитным человеком в рясе. Во-первых, крестьянин с палкой имел хоть какие-то шансы постоять за себя, а, во-вторых, до леса ему было гораздо ближе, чем бросившемуся в сторону монаху.
   Ну а в-третьих, при таком маневре он перво-наперво оказался на пути как раз у третьего всадника. Тот что-то кричал, судя по интонации и жестикуляции, очень ругательное, но этот язык не был известен Гаю. Поэтому Гисборн по-сакски проорал в ответ:
   -Не трогать!
   На всадника это не произвело никакого впечатления, зато маневр Хранителя очень впечатлил его лошадь, мирную клячу, на которой до этого случая ездили только почтенные бауэры да сорванцы-мальчишки. Увидев несущегося прямо на неё коня, лошадь испустила громкое ржание и встала на дыбы столь яростно, что подпруга лопнула, и всадник вместе с седлом полетел на снег.
   Мысленно поблагодарив Господа и Святого Патрика за помощь, Гай сосредоточил своё внимание на монахе и двух других всадниках и тут же понял, что не успевает. Он летел вперед, протяжно крича на сакском:
   -Нет! Не надо!
   Но мечи райтеров уже взметнулись над головой монаха, и... И в этот момент ноги несчастного запутались в его длинной рясе и он упал. Да так удачно, что не ожидавшие такого подвоха райтеры промахнулись, а их лошади не задели жертву копытами. Проскочив вперед, воины спешно развернули лошадей, однако этого времени Гаю хватило, чтобы стать между ними и их жертвой.
   -Не трогать! - повторил он, тяжело дыша, по-сакски, а затем произнес эту же фразу на латыни. И тут же они бросились на него, рассчитывая на свое численное превосходство, однако, похоже, несмотря на солидный возраст о конном бое на мечах эти люди имели крайне смутное представление. Гай не хотел их смерти, но и рисковать собственной жизнью тоже не собирался. Ведь первый пропущенный удар мог сделать его мертвецом или калекой. Опасное это дело: размахивать мечами, если у тебя голова ничем не защищена. Всё случилось так стремительно, что не было времени надеть ни кольчужный колпак, лежащий в седельный сумке, ни новомодный горшковидный шлем, притороченный к седлу ремнем, продетым через припаянное к плоскому навершью специальное кольцо. Хорошо хоть, что надета кольчуга, добрая защита телу. Впрочем, далеко не от всякого удара меча спасает, стало быть, надо скорее этот бой завершать.
   Парируя мечом и кинжалом атаки противников, Гай весьма быстро приметил момент, когда один из воинов от души замахнулся мечом, чтобы нанести сильнейший удар. "Хороший замах полезен в любом деле, кроме фехтования", - вспомнил рыцарь слова брата и сразу ударил левой рукой. Враг не успел ничего понять, а кинжал уже ушел ему в горло по самую гарду. Захрипев, всадник повалился с лошади, заливая белый снег темной кровью, а Гай тут же развернулся ко второму, отбил еще один выпад, потом еще...
   Казалось, разумный человек должен был понять, что встретил противника не по силам. И мечом райтер владел намного хуже Гая, и кинжала у него не было, и кожаный доспех защищает куда слабее кольчуги. Однако против Хранителя сейчас сражался не умеющий отступать фанатик, казалось, его глаза светятся огнем мрачной решимости добиться своего: убрать неожиданное препятствие, возникшее на пути между ним и его жертвой. Гай не видел, что творится за его спиной, однако чувствовал, что враг не отвяжется, пока один из них способен драться. И, отведя очередной удар, быстрым выпадом пронзил райтеру грудь. Тот еще несколько мгновений держался в седле, потом скользнул вниз, на взрытый конскими копытами снег.
   Успокаивая тяжелое дыхание, Гай обернулся. Монах и крестьянин стояли ярдах в семи за его спиной, лошадь третьего райтера медленно бродила поодаль, обнюхивая неподвижно лежащее тело своего всадника.
   - Благодарим вас, господин, за помощь, - слегка поклонившись, произнес на сакском крестьянин.
   Кивнув, Гай слез с коня, тщательно вытер снегом клинки меча и кинжала, и, убрав оружие, подошел к спасенным им людям.
   - Кто эти люди и почему они хотели вас убить? - спросил он.
   - Ты не знал ни их, ни нас. Почему ты помог нам? - ответил вопросом на вопрос монах.
   - Они хотели убить тех, кто не мог защищаться. Я исполнил свой долг рыцаря и христианина.
   - Как веруешь? - неожиданно резко произнес на латыни монах.
   - Я добрый христианин и верую в Господа Бога, как веровали мои родители и родители моих родителей.
   Монаха этот ответ, однако, не удовлетворил.
   - Истинной ли ты Церкви?
   - Я простой воин и не разбираюсь в богословии. Мой народ когда-то давно крестил Святой Патрик. Ежели Церковь, которую вы, отец, почитаете Истинной, прославляет его - значит, я её верный сын. Ежели нет, значит, я не принадлежу к той Церкви, что вы зовете Истинной, да помилует меня Господь на Суде Своем.
   Такого ответа монах, видимо, совершено не ожидал. Несколько мгновений он молчал, после чего неожиданно сменил тему разговора.
   - Хорошо, молодой воин. Скажи мне, кто ты и что ты здесь делаешь?
   - Моё имя - Гай из Ноттингема. Я - странствующий наемник. Ехал по этой дороге в поисках места для ночлега.
   - Наемник... И дорого ли стоит твой меч?
   - Это зависит от того, для чего он нужен.
   - Разве наемнику не всё равно, кому служить?
   - Нет, отче, не всё равно. Я буду служить только тому делу, которое считаю правым.
   Монах снова немного помолчал.
   - Хорошо, Гай из Ноттингема. Я предлагаю тебе службу: помочь мне добраться до Воруты, ко двору князя Литовского Мндовга. Князь щедро вознаградит тебя.
   Литовские земли лежали дальше к востоку от Бранденбурга. Что ж, Ворута так Ворута, почему бы и нет?
   - Да, отче, я готов сослужить эту службу.
   - Быть по сему.
   Монах повернулся к крестьянину.
   - Бенедикт, возвращайся к братьям. Меч этого воина охранит меня лучше, чем твой посох, да и вряд ли теперь нам стоит чего-либо опасаться.
   - Благословите.
   Получив благословение, крестьянин зашагал прямо по снегу к темнеющему ельнику. Гай, взяв коня за повод, двинулся следом за монахом к дороге.
  
   ТАШКЕНТСКАЯ ОБЛАСТЬ. ИЮЛЬ 1984 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
  
   Два негромких удара в дверь канцелярии роты.
   - Разрешите войти?
   - Входите.
   Дверь отчаянно заскрипела. И не мудрено: казарму, в которой разместились курсанты, построили аж за два года до рождения Балиса, о чем свидетельствовало выложенное на боковой стене светлым кирпичом число тысяча девятьсот шестьдесят один, и с тех пор, похоже, ни разу не ремонтировали. А за дверью кроме начальника их практики подполковника Осипко оказался еще какой-то незнакомый общевойсковой майор. К чему бы это?
   - Товарищ подполковник, курсант Гаяускакс по Вашему приказанию прибыл.
   - Слушайте боевую задачу, товарищ курсант. Поступаете в распоряжение майора Чернова для охраны важного груза. На время операции майор - Ваш непосредственный начальник. Ясна задача?
   - Так точно, товарищ подполковник, - чего уж тут неясного. Разве что, почему на базе, где полным-полно солдат, на такую задачу надо брать курсанта, который, к тому же, через пару дней отсюда улетает. А с другой стороны, последние дни тут их и впрямь не знают чем занять. Лучше уж в грузовике прокатиться, чем шагистикой на плацу в такую жару маяться.
   - Идемте, получите оружие.
   А вот это уже серьезно. Выходит, майор Чернов не бараньи туши и селедки в столовую возит. Тем лучше, а то боевое охранение продуктов или белья в прачечную ребята бы ему долго вспоминали.
   "На тумбочке" парился Володя Титов. Курсанты менялись в наряде каждые четыре часа, тихо ненавидя это мероприятие и невольно сравнивая практику с первым годом учебы, когда по молодости "шуршали" под присмотром "старших товарищей". Менять Володю должен был "человек без клички" - сержант Витя Оглобля из-под Гомеля. И впрямь, при такой фамилии кличка ни к чему. Габаритами Витя особо не выделялся, однако в освоении рукопашного боя преуспел настолько, что пропустить его удар в спарринге было все одно, что ощутить на себе контакт с той самой оглоблей. А вот после Вити стоять "на тумбочке" должен был Балис, так что поездка в боевое охранение сулила еще и приятную возможность пропустить дежурство по роте.
   Открыв оружейную, Осипко, как и положено, переспросил у Балиса номер табельного оружия: на время практики за каждым курсантом закрепили определенный автомат, и, сверившись с записью в журнале, выдал автомат, штык-нож и два магазина. В соответствии с инструкцией пересчитали патроны. Расписываясь в получении, Балис все больше проникался серьезностью момента. У всех ребят три боевых операции, а у сержанта Гаяускаса - четыре. Мелочь, но всё же приятно.
   - Идемте за мной, товарищ курсант.
   На вид майору Чернову было за сорок, судя по загару, служил он в Средней Азии уже очень давно. А еще Балис заметил, что майор чем-то очень сильно раздражен, что приятного путешествия не сулило. Хотя с другой стороны, преддипломная практика - не отдых в Гаграх.
   Казарма, в которой поместили курсантов, представляла собой трехэтажный дом, на плац выходили три подъезда. На втором и третьем этаже были расположены помещения рот, в одном из которых практиканты и жили, а на первом размещался штаб, попасть в которой было можно только с центрального крыльца. Сейчас рядом с этим крыльцом стоял УАЗик, в просторечии называемый "козлом", рядом с которым о чем-то беседовали прапорщик и солдат. Оба они были уроженцами Средней Азии и говорили на каком-то из местных языков. При виде направляющегося к ним Чернова оба сразу умолкли и подтянулись.
   - Вот, курсант Гаяускас поедет с нами вместо Ковалева, - хмуро бросил майор. - Садимся, поехали.
   Интересное кино. Это что же, важный груз на "козле" перевозиться будет? Хотя, чего только в Армии и на Флоте не увидишь. Будем исходить из того, что начальству виднее. Круглое таскать, квадратное катать...
   Майор, разумеется, сел вперед рядом с водителем, Балис и прапорщик разместились сзади.
   - Давай, к шестому складу, - скомандовал майор и, не оборачиваясь, обратился к Балису. - Товарищ курсант, штык-нож снимите, дорога дрянная будет.
   - Есть, - отсоединив штык-нож, курсант спрятал его в ножны, пристегнутые к поясу. И впрямь, чего-чего, но штыкового боя на сегодня явно не ожидалось.
   Лавируя между казармами, УАЗик быстро добрался до КПП базы материально-технического снабжения. Видимо, машина майора была приписана как раз к ней, потому что ворота распахнулись сразу, без каких-либо расспросов. Еще немного поплутав между приземистыми постройками, они остановились у ангароподобного здания, рядом с которым нервно курил молодой капитан с петлицами связиста.
   - Михалыч, опаздываешь, я уже беспокоиться начал, - обратился он к майору, едва машина притормозила перед воротами склада.
   - Да, блин, Толик у меня в госпиталь загремел, с животом что-то стряслось, - выбираясь из машины, объяснил Чернов. Пожал протянутую капитаном руку. - По инструкции положено два человека в охранение, а так разве найдешь кого за час? Спасибо, хоть курсанта дали, а то пришлось бы сержанта какого-нибудь из комендантской роты брать. Ладно, давай груз.
   - Виноградов, выноси! - обернувшись, крикнул капитан куда-то в темноту склада. Через несколько секунд из прохладный темноты появился ефрейтор-связист, несущий перед собой небольшой металлический ящичек: чуть больше полуметра в длину, сантиметров по двадцать в ширину и высоту. Прапорщик открыл дверцу и вылез из машины, ефрейтор положил ношу на заднее сидение, протолкнул вглубь, к Балису, после чего прапорщик забрался на свое место.
   - Документы.
   - Вот это вам с собой, - капитан передал Чернову темно-синюю пластиковую папку, в которой лежали какие-то бумаги. Майор, не глядя, бросил ее на переднее сидение. - А здесь распишитесь сейчас.
   - Ага, опись, протокол, сдал, принял, отпечатки пальцев, - голосом Лелика из "Бриллиантовой руки" прокомментировал майор, доставая из кармана рубашки авторучку и торопливо, прямо на планшете, подписывая бумаги, подсунутые капитаном. - Бюрократ ты, Рюмкин.
   - Порядок должен быть в документации. Социализм, Валерий Михайлович, это учет и контроль, - обижено прогудел капитан Рюмкин, - это еще сам Ленин говорил. Вот и на Пленуме ЦК КПСС...
   - Обсуждение наших обязанностей по претворению в жизнь решений Пленума ЦК КПСС давайте оставим до партсобрания, товарищ капитан, - подписав последний лист, майор лихо запрыгнул в УАЗик. - Ладно, Дим, должен же я на кого-то поворчать из-за всех этих передряг.
   - Вот на Толика и ворчи, Михалыч, - улыбнулся капитан, - чтобы в следующий раз загодя в больницу ложился, а не в последний момент.
   - Ну, он-то свое точно получит, - пообещал Чернов и захлопнул дверцу. - Все, поехали.
  
   В Средней Азии Балису никогда раньше бывать не приходилось, и он даже не предполагал, что увидит за воротами базы. Зрелище и вправду оказалось необычным: ровная пустыня и желтая пыль. Лишь кое-где мелькнет маленький островок какой-то колючей растительности и опять - выжженная солнцем, потрескавшаяся, голая земля. И только когда на дороге встречался кишлак, картина поразительно менялась: вдоль дороги с обеих сторон появлялись полноводные арыки, иногда с бетонированными стенками, за ними - высокие глинобитные заборы, а за заборами видны густые зеленые кроны деревьев. Кончается кишлак - и снова вместо зелени деревьев - желтая пыль. На синем небе ни облачка, в раскрытые окна врывается густой теплый воздух, почти совсем не освежая. Прапорщик сразу за КПП снял фуражку, расстегнул резинки галстука и верхнюю пуговицу рубашки. Балис потерпел несколько минут, потом тоже расстегнул воротник своей черной гимнастерки. Старшие по званию никак не отреагировали на такое нарушение формы одежды.
   Время от времени Балис поглядывал на эскортируемый груз. В общем-то, ничего особенного, ящик как ящик, лежит себе и каши не требует. Крышка закрыта на внутренний замок, опломбирована и опечатана печатями воинской части. Интересно все же, что там такое? Наверное, какой-нибудь секретный прибор связи, решил курсант, не зря же у капитана Рюмкина были эмблемы связиста.
   Они ехали уже около получаса, когда Балис почувствовал, что что-то неладно. Во всем теле вдруг возникла вялость, захотелось закрыть глаза и погрузиться в глубокий сон. Он попытался сказать об этом майору, но не смог произнести ни звука. Руки и ноги также отказывались повиноваться. Чрезвычайным усилием курсант смог немного повернуть голову влево и увидеть прапорщика. Запрокинув голову назад, тот то ли потерял сознание, то ли спал. Балис видел, как подрагивал негладко выбритый кадык.
   Машина притормаживала, а впереди на дороге кто-то стоял. Снова с огромным трудом ему удалось повернуть голову - и впрямь, впереди, рядом с таким же УАЗиком, на дверце которого были заметны крупные буквы ВАИ, их словно поджидали двое офицеров. Толком рассмотреть их Балис не мог: мешала спинка сидения Чернова. И только когда УАЗ остановился, Гаяускас увидел в окошке лицо старшего лейтенанта: красное, точно тот только что вылез из парной, с белёсыми остекленевшими глазами. Полное впечатление, что патруль стоял тут, на жаре, уже несколько часов. Зачем?
   Старлей отошёл, тут же щелкнул замок, и майор выбрался из машины: видимо, ему двигаться ничто не мешало. Захлопнув за собой дверцу, он стоял напротив патрульных.
   - Ну, и что это значит? - негромко спросил Чернов совершенно спокойным голосом. Балис отметил, что, несмотря на практически полный паралич, слух пока не отказал. Хоть что-то хорошее.
   - Скантр перевозишь? - вопросом на вопрос ответил невидимый собеседник.
   - Это моё дело, что я перевожу, - спокойно ответил майор.
   - А не много ли на себя берешь, родной? - включился в разговор второй патрульный. - Скантр перевозишь - это раз, выродка в машину посадил, да ещё и Серого племени - это два. Так ещё и хамишь. Нехорошо...
   - Во-первых, яртытник, ты мне не родной. Как говорится, чем родню иметь такую, лучше буду сиротой...
   - Да ты!.. - задохнулся от возмущения собеседник.
   - Во-вторых, - капитан остался невозмутимым, - кто ты такой, чтобы мне указывать, что мне делать?
   - Да тебя Вячеслав в порошок сотрёт, урод!
   Последовала короткая пауза, которую прервал спокойный голос Чернова.
   - Успокоился? Понял, дурак, с кем разговариваешь? Ещё раз хвост поднимешь - голову оторву.
   Ответом стало угрюмое молчание.
   - А теперь слушать сюда. Свои проблемы со Славой я решаю сам. Без посредников. Так что проваливайте отсюда, и чем быстрее - тем лучше.
   - Серого нам отдай, - попросил тот, кто начал разговор первым.
   - А Луну с неба не хочешь? - жестко парировал Чернов. - Пока этот курсант мой - пакши свои не тяните. Оторвёт ещё ненароком, потом долго отращивать будете.
   Изумлению Балиса не было предела. Так это о нём было сказано "серый выродок"? Но почему? Литовцев никогда серым племенем не именовали.
   - Всё поняли? - продолжал майор. - Тогда убирайтесь. И чтобы я вас тут больше не видел...
  
   - Курсант, ты слышишь меня? Слышишь?.. Черт, Равшан, дай мне свою флягу.
   - Вот, Михалыч.
   Балис почувствовал, как ему на голову льется вода, стекает вниз по лицу, по горлу, на грудь...
   Он мотнул головой, с трудом разлепил веки. Мутный взгляд уперся в склонившегося над ним майора.
   - Очухался? Курсант, ты меня слышишь?
   - Слышу.
   Балис в первую секунду даже не узнал своего голоса, настолько сипло он произнес это "слышу".
   - Хорошо, - майор разогнулся, отдал флягу стоящему рядом прапорщику.
   - Что со мной? - Балис уже понял, что он сидит на асфальте, привалившись к крылу УАЗика. Голова кружилась, во рту было сухо, а перед глазами плясали цветные круги.
   - Меня спрашиваешь? - изумился майор. - Это я тебя, товарищ сержант, должен спросить, почему ты ни с того ни с сего сознание теряешь? У вас там, в училище, что, медкомиссия вообще мышей не ловит? Больной - чего в морпехи полез? - дальше Чернов добавил еще одну, совсем уж грубую фразу.
   У Балиса не хватило даже сил обидеться - по сути-то майор был абсолютно прав: не должен морской пехотинец на боевом задании сознание от жары терять. Только вот со здоровьем у курсанта Гаяускаса всегда было все в порядке. И медкомиссия в училище проверяла курсантов весьма въедливо. А главное - остановка машины, красномордые военные автоинспектора с лексиконом уголовников, какой-то скантр, таинственный Вячеслав... Это было или это ему только привиделось?
   - Встать можешь? - спросил Чернов.
   Не говоря ни слова, Балис попытался встать. Это ему удалось, хотя голова продолжала кружиться, а в коленях явственно ощущалась слабость. Майор покачал головой.
   - Ясно, в машину давай. И так уже опаздываем безбожно. Равшан, следи за курсантом. А ты, Сарсен, давай жми на всю катушку, считай, что за дембелем едешь.
   - Есть, - весело откликнулся ефрейтор-водитель, прапорщик же молча кивнул головой.
   Больше ничего необычного с ними не случилось. Благополучно доехали до пригорода Ташкента, где за невысоким заборчиком с колючей проволокой поверху располагался, судя по вывеске на проходной, военный завод номер двести шестьдесят четыре. Проехав через проходную, остановились у небольшого пакгауза, где их встретил пожилой узбек в гимнастерке без погон. Ящик в пакгауз относили шофер и прапорщик, Балису Чернов велел остаться в машине. Оформили документы и поехали обратно. Всю дорогу молчали. Балис смотрел по сторонам, пытаясь снова увидеть то место, где машина остановилась, и состоялась странная беседа, но пейзаж был практически одинаков, глазу не за что зацепиться.
   Уже когда они вернулись на базу, Чернов сказал ему:
   - Вот что, парень, докладывать про этот твой обморок я не стану, не хочу тебе судьбу ломать, но ты по врачам пройдись, мало ли чего...
   Балис отнесся к этому предупреждению очень серьезно и, как только их отпустили на каникулы, наплетя Рите какую-то правдоподобную ерунду, рванул в Вильнюс. Деду он рассказал всё, в том числе и запомненный разговор. Ирмантаса Мартиновича эта история очень озаботила, вместе с внуком они тут же направились в Ленинград, где в Военно-Медицинской Академии у отставного контр-адмирала было немало друзей. Балис прошел углубленное обследование, которое не выявило никаких отклонений.
   Дед подвел черту этой истории вечером, когда Балис провожал его к поезду на Балтийский вокзал.
   - У англичан есть такая поговорка: Don't trouble the trouble till trouble troubles you.
   - Не беспокой беспокойство, пока оно не беспокоит тебя, - перевел Балис.
   - Именно, - кивнул Ирмантас Мартинович. - В твоем случае - не ищи у себя болезней. Тепловой удар, обморок - с кем не бывает.
   - Да не в болезни дело, - признался Балис. - Конечно, обидно оказаться негодным, когда потрачено столько сил, но мне кажется, что этого не случиться. Мне другое покоя не даёт. Я не могу понять, если это был бред, то почему он такой логичный? Ведь разговор был связанный, непонятный, но связанный. И почему ты попросил меня не пересказывать его врачам, просто сказать, что они о чем-то говорили?
   - Потому и попросил, что связанный, - адмирал пригладил седую бороду. - Врачи уж больно любят исследовать все непонятное, хлебом не корми. А ты - будущий боевой офицер, а не подопытный кролик. Пускай на других диссертации свои защищают... А что касается того, почему он такой связанный... Даже не знаю, что сказать... Может быть, все дело в том, что ты уж очень логично мыслишь, у тебя и бред логичный. А, внук?
   - Я серьезно, - несколько обиженно протянул Балис.
   - А если серьезно, то сейчас этого тебе никто не скажет. Может быть, когда-то ты это узнаешь. А сейчас - просто воспринимай это как факт. Помнишь историю с Мироном?
   Нащупав в кармане сердолик, который вот восемь лет он почти всегда носил с собой, Балис Гаяускас, когда-то мальчишка по прозвищу Биноклик, а теперь - выпускник Петергофского Высшего Военного Командного училища молча кивнул.
  
   ДОРОГА.
  
   Балис внимательно осматривал окрестности с вершины холма. Увы, картина была безрадостной: всё та же пустыня цвета крови без каких-либо признаков жизни. На мгновение его взгляд задержался на тенях, которые отбрасывали он и стоящий рядом Серёжка. Солнце, или как его там, опустилось совсем низко, тени выросли в длину до нескольких метров, и теперь его тень вдали сливалась с Серёжкиной в одну. Н-да, был бы он выдуманным героем книги, автор мог бы уделить немало места этой детали, превратить её в какой-нибудь символ. Только жутко уставшему и страдающему от жажды Балису сейчас было не до символов. Жизнь - не книга.
   - Глупо, - произнес Серёжка.
   - Что? - повернулся к нему капитан.
   - Глупо. Зачем оживлять нас, чтобы тут же еще раз убить?
   Не отвечая, Балис начал спускаться с холма. Мальчишка - за ним. Пару минут шли молча.
   - Кто его знает, - нарушил, наконец, молчание Балис. - Может быть, кому-то хочется посмотреть, сколько мы выдержим. А может, вообще никому ничего не хочется. Оно так само получилось.
   - Вы в это верите?
   - Да ни во что я не верю... Как можно верить в то, о чем ничего не знаешь?
   - И как же тогда?
   - Очень просто: делай, что должно, и пусть будет, что будет.
   - Кажется, я это уже где-то слышал.
   - Возможно. Во всяком случае, придумал это не я, совершенно точно. Дед любил так говорить, считал это девизом рыцарства.
   - А он что, историк был?
   - Нет, - Балис улыбнулся, - военный моряк. Контр-адмирал. Но историей увлекался, а рыцарство вообще было у него любимой темой. Он считал, что настоящий офицер должен быть настоящим рыцарем. Кстати, именно он меня настроил, чтобы я стал офицером, родители этого совсем не хотели.
   - А он жив?
   - Нет, умер полтора года назад. Между прочим, с его смертью тоже загадок немало связано...
   Если бы только загадок. Если бы только таинственный сон, путаница со временем смерти, странное письмо-завещание... Но смерть деда еще и втолкнула Балиса в водоворот политических событий, полный своих тайн, грязных и смертельно опасных. Особенно опасных для тех, кто угодил в эту игру не по своей воле. "Делай, что должно, и пусть будет, что будет". Тогда, в январе девяносто первого, он поступил так, как должен был поступить советский офицер, честно исполнил свою присягу. А спустя каких-то пару часов, сжимая в руке винтовочный патрон, он задавал себе вопрос: кому он служит?
   До января девяносто первого политика мало интересовала Балиса: и родители, и дед сходились на том, что властители приходят и уходят, а Родина существует сама по себе, вне их интриг. Естественно, что он усвоил себе их взгляды. Однако, это подразумевало, что властители, по крайней мере, втайне не разрушают свою страну. В ту ночь, с двенадцатого на тринадцатое января тысяча девятьсот девяносто первого года доверие Балиса к самой идее власти дало огромную трещину. То, во что он верил с детства, пришло в противоречие с тем, что он увидел своими глазами.
  
   ГЛАВА 6. ПУТЬ.
  

Так и надо идти,

Не страшась пути,

Хоть на света край,

Хоть за край...

(Р.Киплинг)

  
   - Сколько нам ещё ехать?
   - Не знаю. Дорога непредсказуема. Может, еще день-два, а может - пару недель.
   - Я умру от скуки, - простонал Женька.
   Наромарт критически оглядел маленького вампира.
   - Мне кажется, что это будет тебе крайне затруднительно. Во-первых, ты и так мертв. Во-вторых, я немало слышал о битвах с вампирами, и никто не пытался победить их при помощи скуки.
   - Это от недостатка воображения, - буркнул мальчишка.
   - Может быть, - легонько кивнул головой Наромарт. - Однако, как учат нас мудрецы и книжники, идеи следует проверять практикою. Поэтому, если через пару недель ты распадешься на части, то я, как скромный служитель науки, буду просто обязан оповестить мир о новом способе борьбы с вампирами.
   - Да ну тебя, скромный служитель... Когда ты был вампиром, я над тобой так не шутил.
   - Ты вообще не шутил. Был такой робкий и замкнутый.
   - Я бы хотел посмотреть на тебя на своем месте.
   - Лучше не желай - кто знает, чем тебе за это придется расплатиться, если вдруг сбудется, - вздохнул Наромарт.
   Женька понял, что сказал лишнее. Полудракон очень переживал, что вампиризм перекинулся с него на детей, но поделать с этим ничего не мог. Вот и прятал свою вину за оболочкой из шуток и усмешек. На Женькин взгляд, делал это довольно неумело.
   Сам подросток как раз видел в своём новом состоянии больше плюсов, чем минусов. Во-первых, теперь он мог по ночам превращаться в летучую мышь и летать, что было очень прикольно. Во-вторых, вампиры не умирают от старости. В-третьих, он стал гораздо сильнее. В-четвертых... Долго можно перечислять.
   Конечно, недостатков тоже хватало: ни на пляже толком поваляться, ни искупаться... Хотя кольцо Элистри всё-таки позволяло достаточно долго находиться под прямыми солнечными лучами. В самых тяжелых условиях - два дня, а повезет с погодой - можно и целую неделю жить как человек. Только не больно и хотелось.
   На передок повозки выбралась Анна-Селена с корзинкой в руках.
   - Есть хочешь? - обратилась она к Женьке.
   Тот кивнул, запустил руку в корзинку, вынул куриное яйцо и с наслаждением впился в него клыками. Сырые яйца оказались вполне приемлемой пищей на вкус, а недостатка в них не было: раз в два дня Наромарт молился Элистри о ниспослании пищи - и получал просимое. Сам он, правда, предпочитал овощи и фрукты, что тоже логично: полудракону - полудраконово, а вампиру - вампирово.
   "Полетать что ли?" - подумал подросток. Скучища и впрямь неимоверная. С тех пор, как восемь дней назад они вышли на Дорогу, не происходило абсолютно ничего. Днями он и девчонка отсыпались в своих гробах внутри фургона. А после заката Наромарт запрягал конька-трудягу, и тот медленно тащился вперед по Дороге. И ни одной живой ( или не живой ) души не встретили.
   Сначала немного развлекало, как дичился конь, видимо, по запаху чуя в детях нежить, но потом он то ли привык, либо некромант его как-то успокоил, во всяком случае, он перестал обращать внимание на вампиров. У Женьки иногда возникала озорная мысль - куснуть конягу и посмотреть, что из этого получится, однако, всерьез этого делать он не собирался. Во-первых, это означало минимум огромный скандал, а, во-вторых, ежели мадмуазель Виолетта и Наромарт сказали ему полную правду, то никакого желания превращаться в кровавого маньяка, озабоченного только вкусом крови, у подростка не было. Не Чикатило же он какой-нибудь, в самом-то деле.
   - Ань, давай полетаем? - предложил он.
   - Не хочется...
   Спутникам дорогу переносить было гораздо легче. Анна-Селена взяла в путь альбом и много рисовала. Получалось у неё очень здорово, Женьку даже легкая зависть пробирала.
   А Наромарт старательно изучал магию: то листал толстые книги, подаренные мадмуазель Виолеттой, то что-то увлеченно чертил на покрытой воском доске большим медным стержнем, то приколдовывал. Оценить успехи полудракона Женька не мог, но, судя по настроению некроманта, дело продвигалось неплохо. К тому же, именно на Наромарта ложился уход за конем: вампирам следить за собой животное всё же не позволило бы. Ну, а в тёмное время суток полудракону приходилось исполнять обязанности кучера.
   Словом, эта ночь по всем признакам должна была стать для них такой же скучной, как и все предыдущие. В этом подросток окончательно уверился ровно за минуту до того, как коняга одолел очередной подъем. С вершины холма отчетливо был виден огонек костра, горящего за пару километров впереди...
  
   ПСКОВ. 1280 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
  
   В путь предстояло отправиться ранним утром, так что завтракали вообще затемно. Короткий сон не принес Петру облечения, дружинник был вялым, как снулая рыбина. Кусок в горло не шел.
   - Литвин, ты чего не ешь, будто больной кутенок? - потрясая полуобглоданным куриным крылом, поинтересовался Никита.
   - Это тебе только бы жрать... - проворчал в ответ Петр.
   - А чего не пожрать-то? Пост кончился, а настоящего воина должно быть много. Вот и жрем-с...
   - Вот когда меня на мечах победишь, то и будешь настоящим, - беззлобно поддел друга Петр и прихлебнул из чарки-уточки ржаного квасу.
   Никита был парень неплохой, только вот излишне наивный, да и лишнего много болтал. Зато хорош в бою и надежен. Не раз они дрались рядом - Петр Литвин и Никита Ведьмедь: плечом к плечу, а то и спина к спине. Забыли уж, сколько раз друг другу жизни спасали. Но вот от Никитиных подначек Петра это не уберегало.
   - Нет, Литвин, ты прям как Кириллка: того и гляди - заснешь, - не унимался дружок.
   Кириллку, своего младшего брата, еще отрока ( четырнадцать исполнилось где-то перед Введением ) Никита уговорил тысяцкого взять с собой в Кернаву. Тот, услышав новость, радовался вовсю, но, похоже, переволновавшись, всю ночь не спал и теперь сидел насупленный, часто моргая глазами с длинными ресницами, да зевал украдкой, прикрывая рот ладошкой. А потом мелко его крестил: чтобы бес ненароком не влез.
   - А бражки-то чего на стол не поставили, а свет-посол? - Никита перебросил своё внимание на сидевшего во главе стола псковского тысяцкого Твердислава, ныне волею князя - посла к князю Трайдяну в Кернаву. Тот недовольно засопел.
   - Неча бражничать, аки смерд беспутный. Сказывали, в приграничных лесах лихие люди опять повадились купцов грабить.
   - Так тем более, надо чарку-другую бражки принять, да и повстречать тех разбойничков. Эх, слева тать, справа - тать. Приятно с похмелья чеканом помахать.
   - Языком ты горазд махать, Ведьмедь, - проворчал дружинник Флор Козел, сумрачный мужик лет сорока. Он, Петр, Никита и еще четверо воинов из княжеской дружины должны были охранять Твердислава да дьяка Селивестра в пути от Пскова до Кернавы. Сейчас всё посольство заканчивало завтрак, после чего надлежало пуститься в путь.
   Петр хотел, было, отведать малосольного огурчика, но тут дверь отворилась, и в трапезную вошел княжий челядник Савоська.
   - Петр, а Петр, князь-батюшка тебя кличет.
   - Как кличет? - удивился тысяцкий. - Нам же выезжать надо, князь-то сам велел отправляться пораньше.
   - Про то мне неведомо, как князь-батюшка сказывал, то и реку, - уклончиво ответил Савоська, отступая от дверей в глубь сеней.
   Петр торопливо поднялся, перекрестился, пробормотал молитву и, прихватив лежащий рядом на лавке теплый плащ, поспешил за Савоськой.
   На дворе мало что темно, так еще ветер задувает, да и снег сыплет вовсю. Не видать почти ни зги, разве только в окошках недавно отстроенной князем церкви Святого Федора Стратилата свет горит: знать отец Андрей заутреню служит. Перекрестившись на неразличимые во тьме купола церкви, Петр поспешил к княжьим палатам. Хорошо хоть не очень холодно, даром что время крещенских морозов. Видно, теплой выдалась эта зима - только сретенские холода и остались, а там уж скоро Новый Год(1) - и лето на носу. Летит время... Когда мальчишкой был - дни тянулись, как сейчас недели пробегают, а год тогдашний - за десять сегодня. Давно ли отец учил его с Томасом мечом владеть, а вот уж более десяти лет прошло, как жизнь Гая из Ноттингема оборвала шальная стрела, пробившая грудь в битве при Ракоборе...
   За этими невеселыми размышлениями Петр одолел недалекий путь до княжьих палат. Плащ в сенях оставил: уж больно жарко натоплено в хоромах. Князь Довмонт уже стар, да еще и последнее время нутром расхворался. На Рождество Богородицы, несмотря на немочь, съездил в Печёры, в Лавру, отстоял службу, но с тех пор с постели не вставал. Пётр открыл скрипнувшую дверь и вошел в княжескую опочивальню, Савоська остался в горнице. В комнате было темно, лишь немного разгоняла тени по углам мерцающая перед образами лампадка. Перекрестившись на красный угол, Петр поклонился.
   - Подойди, Петр, - голос князя Довмонта, или, как называли его псковичи, Доманта звучал слабо, но отчетливо. - Сядь у кровати.
   Быстро привыкшие к полумраку спальни глаза Петра различили табурет у княжеского ложа. Он подошел и присел. Лицо князя, исхудавшее, с запавшими глазами выступало из мрака подобно лику аскета. Да, сдает княже, так ведь годков-то ему сколько...
   - Слушай меня внимательно, Петр. Долго не решался я, сказать тебе слово или нет, ибо не моя это тайна и не судья я тебе, и отцу твоему, и брату.
   Чего угодно ожидал от князя услышать Литвин, но только не эдакое. Живешь себе тихо и незаметно, тайну свою блюдешь, а оказалось, тайна-то - вовсе и не тайна. Ежели князь знает про долю Хранителей, да про артефакты...
   - Я не мог отказать твоей просьбе. Семнадцать лет почти не видел ты своего брата. Может, больше вам не суждено увидеться в этом мире... Но велика и опасность. Отец твой, Гай, спас мне жизнь тогда, в Воруте...
  
   Петру часто вспоминалась та битва. Люди Тренёты нагнали их в сосновом лесу. Он, ни разу в жизни не вступавший в настоящий бой четырнадцатилетний отрок, вдруг забыл все отцовские наставления и совершенно потерял голову.
   Бой помнился отдельными отрывками.
   Вот прямо на него мчится жмудянин с рогатиной в руках, а он как зачарованный смотрит на нацеленное в грудь перо. В последний момент Пётр стряхнул с себя оцепенение и увернулся от удара, но сам даже и не попытался атаковать врага и жмудянин пронесся мимо. И тут же откуда-то вырос вражеский дружинник, в памяти на всю жизнь остался холодный взгляд его бесцветных глаз. Первый его удар отроку удалось отвести, от второго он уклонился, а третий хотя и не полностью, но достиг цели: Петр неудачно парировал, и меч скользнул по защищенному кольчугой левому плечу. Кольчуга выдержала, но по руке разлилась резкая боль, и сразу не стало сил держать щит. Следующий удар его бы прикончил, но к счастью откуда-то подоспел дружинник Довмонта и отвлек на себя внимание врага.
   Дальше он помнил себя уже пешим, едва успевающего спасаться от атак воина с топором. Силы были на исходе, левая рука жутко болела и лезвие секиры мелькало всё ближе и ближе от его лица. И опять повезло: он сумел уклониться от очередного удара, и топор глубоко вонзился в ствол могучей сосны. Почувствовав момент, отрок отчаянно бросился вперед и, прежде чем воин успел что-либо сделать, из последних сил кольнул его мечом в живот. Время вдруг сгустилось, Петр отчетливо помнил сопротивление кольчуги, его успел охватить ужас неизбежной гибели. Но кольчуга всё же не выдержала удара, поддалась, и меч неожиданно, неправдоподобно легко пошел дальше, вглубь тела. Воин успел только удивленно на него посмотреть, не понимая, что его жизнь уже окончилась, а потом с глухим стоном рухнул назад, и Петр опять поразился глазам, остекленевшим, упершим невидящий взгляд в далекое небо... Может быть, в Высокое Небо...
   Он так и стоял над телом впервые в жизни убитого им человека, и любой, кто захотел бы, мог тут же его убить без всяких помех и сопротивления, но стычка уже кончалась, и кончилась она победой людей Довмонта. И вскоре отец, разгоряченный боем, пощечиной привел его в чувство. А позади отца стоял Томас. Брат в отличие от него не потерял в бою головы и держался за спинами старших. Его жизни не угрожала опасность, но в тот день он и не начал счет воина своим победам в поединках...
   Может, именно разное поведение братьев и подтолкнуло отца сделать между ними именно такой выбор, как он сделал несколько дней спустя. Гай очень любил жену, но долг перед своим князем и господином почитал выше любви. Ядвига же ни за что не соглашалась покидать Литву. Так и не сумев договориться, муж и жена разлучились. Как оказалось - навсегда. И разлучили близнецов. Как оказалось - на долгие семнадцать лет. Если, конечно, им сейчас доведется встретиться в Кернаве. Хранитель Томас получил на прощания от отца волшебный охраняющий перстень. Архив же и меч Гай забрал с собой в Псков. И теперь, по смерти отца всё это находилось в распоряжении Хранителя Петра, старшего княжьего дружинника Петра Литвина.
  
   - Еще раньше твой отец спас моего старшего брата Вайшвилкаса, - продолжал князь...
   Петр знал и эту историю - отец не раз ему рассказывал, как на его пути неожиданно встретился таинственный монах, преследуемый конными воинами. Отец и не думал, что эта встреча определит его жизнь: помог он добраться спасенному им иноку до Воруты, а тот возьми да и окажись старшим сыном Великого князя Литовского. Замолвил Вайшвилкас за своего спасителя словечко отцу - так и осел Гай из Ноттингема в дружине славного Миндовга. Позднее стал охранником его младшего сына Довмонта, ныне - князя Тимофея Полоцкого, что говорил сейчас с Петром.
   - Ныне же я отдаю малую часть долга отцу, предостерегая сына. Знаю, что страждешь ты от разлуки с братом своим, Томасом. Но предостерегаю: не пытайся склонить его к измене Трайдянису. Разные у вас пути и не сойтись им сейчас. Ежели будет угодно Богу, то когда-нибудь всё снова вернется в руки одного хранителя. Но пока это невозможно. Не будет благословенно дело, на измене построенное. Верю я в твою честность перед Псковом, должен и Томас быть верен Кернаве. Не искушай его, Петр. Мир полон соблазнов, но горе тому человеку, через которого соблазн входит в мир. Моли Господа, чтобы миновал тебя этот грех.
   Довмонт зашелся в кашле.
   - Княже... - в смятении вымолвил Петр.
   - Ступай, - тихо, но твердо прервал его князь. - Я всё сказал. Боле помочь тебе я не властен, один лишь Бог...
   - Прощай, княже, - вымолвил дружинник, покидая опочивальню.
   Слабая рука князя Довмонта, во Святом Крещении Тимофея, Псковского перекрестила закрывшуюся дверь.
   - Господь простит...
  
   (1) После Крещения Руси и до Московского Собора 1343 года Новый Год отмечался 1 марта.
  
   ВИЛЬНЮС. 13 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
   Северный городок. 23.55 Боевая тревога!
  
   На плацу пахло талым снегом и соляркой.
   Сергей говорил правду: подполковник Асхадов был предельно требовательным, но зато и боевая подготовка его части оказалась на высшем уровне. Семь самоходок в считанные минуты вырулили на исходные позиции и теперь стояли в полной готовности двинутся в город. Немного в стороне Клоков что-то резко объяснял рыхлому растерянному майору, Балис предположил, что это тот самый замполит полка - майор Флягин, о котором он успел краем уха услышать, пока разговаривал с Ритой. На него оставляли командование остающимися в расположении части - лишь бы не брать с собой в город.
   Перекрывая шум моторов, из-за угла донесся топот. Балис прикинул, что к ним бежит не меньше пары взводов. В следующий миг его догадка подтвердилась: на плац высыпали спецназовцы. В бронежилетах поверх пятнистых комбинезонов и круглых шлемах с поднятыми триплексами, они быстро и четко строились напротив машин. Бежавший первым командир спецназовцев уверенно двинулся к Асхадову и Гаяускасу. Метра за четыре перешел с бега на строевой шаг, отдал честь.
   - Товарищ подполковник. Сводный отряд специального назначения по приказу заместителя министра обороны Советского Союза на пункт сбора прибыл. К выполнению приказа готовы. Докладывал командир отряда майор Хрусталев.
   Хрусталев так Хрусталев, подумал Балис. Хотя четыре месяца назад был ты майором Карповцевым и спецназ твой подчинялся не Министерству Обороны, а Комитету Государственной Безопасности. Только сейчас об этом никто ничего не скажет: ни узнавший Хрусталева-Карповцева капитан Гаяускас, ни узнавший, конечно, морпеха спецназовец.
   - Командир полка самоходных артиллерийских установок подполковник Асхадов. Начальник штаба полка майор Клоков. Помощник командира полка капитан Гаяускас, прикомандирован из морской пехоты. Товарищи офицеры!
   Серега молодец, успел подбежать. А замполит так и остался где-то там, ртом воздух ловить от удивления. Да, только такого вояки рядом в боевой обстановке и не хватает.
   - Так, майор, размещаете ваших ребят на броне, и движемся к телецентру. Подходим, вы слезаете и выполняете приказ, мы стоим на площади и ждем приказаний командующего операцией. Всё верно?
   - Так точно, товарищ подполковник.
   - Я буду в последней машине. Майор Клоков - в головной. Вы где разместитесь?
   - На броне второй.
   - Хорошо, вторая от нас, бортовой номер сто девяносто шесть. Капитан Гаяускас, ваше место во второй машине, командир экипажа - старший лейтенант Гордеев. Обеспечите связь с майором Хрусталевым.
   - Есть.
   - Сверим часы. На моих двадцать три пятьдесят семь.
   - Есть двадцать три пятьдесят семь.
   - Всё, по местам.
  
   Боевая тревога. Это очень редкое событие. Немало людей прослужили в армии и ни разу не услышали такой команды. Но сейчас не вскрывались сейфы с оперативными планами. Только три грузовика с солдатами комендантской роты, десяток танков и семь САУ с абсолютно противоуставным десантом на броне покинули городок. Только - или всего?
   Чтобы выпустить даже эти машины, потребовалась огромная работа. В соответствии с приказом, танки и "Акации" шли, имея только холостые выстрелы для пушек. В соответствии с приказом, от обычных экипажей остались только механики-водители и заряжающие. На остальных местах работали офицеры. Наконец, через несколько минут после выезда из городка, колонна остановилась, чтобы принять на броню еще бойцов Вильнюсского ОМОНа.
   Все это ни с чем не вязалось. Не случайно распоряжения отдавались так, что было ясно - те, кто их отдавал, действуют всерьез. Чтобы написать на листе из блокнота "В нарушении статей таких-то Полевого Устава, в связи с боевой необходимостью, ПРИКАЗЫВАЮ" нужна особая смелость. Никак не меньшая, чем у тех, кто шел на тараны и кидался на амбразуры. Приказы были отданы теми, кто имел на это право. И поэтому через полчаса мощные танки и еще более вальяжные "Акации" подошли к телебашне.
   Их ждали не тут, их ожидали у Парламента. И поэтому те, кто уже третьи сутки митинговал у телецентра, опешили, растерялись. А бронированные машины развернулись в полукольцо, и спецназовцы и омоновцы сыпались с них, устремляясь к входу в телецентр. Выпрыгнувшие из грузовиков бойцы комендантской роты бежали вслед, пытаясь образовать живую стену и оттеснить митингующих с площади перед зданием.
  
   Сидящий внутри "своей" САУ, Балис облегченно вздохнул. Непривычно, а потому неудобно корячиться, правой рукой прижимая к уху шлемофон с наушником, в левой зажав рацию от Хрусталева: у спецназа для внутренних переговоров своя частота. Неудобно, но это - ерунда, не главное. Главное - без крови. Не как в Тбилиси. Хотя там тоже было совсем не так, как Собчак по телевизору распинался, но люди-то погибли по-настоящему.
   - Все хорошо, - услышал он в шлемофоне чей-то уверенный голос. - Пугните их. АСТРА!
   Будто стекла посыпались на брусчатку. И тотчас же эфир запомнился перекрывающими друг друга криками и матюгами. В триплекс Балис увидал, что на площади началась паника.
   - Черный, что там творится? - донесся из спецназовской рации голос Хрусталева. - Почему стрельба боевыми...?
   В конце фразы майор добавил несколько крепких словечек, и на то была причина: действительно, выстрелы. "Калашниковы" уже умолкли, а выстрелы продолжались. Редкие. Непривычные. Ничего себе! В самом деле, что у них там твориться? Он вжался в триплекс.
   Судя по звуку, стреляли чем-то винтовочного калибра, но непривычно громко. Несколько человек - это Гаяускас заметил - лежали на камнях. В разных концах площади, залитой лучами прожекторов.
   А один из последних спецназовцев, спрыгнувший с их САУ и бежавший к проходной телецентра, упал. Плохо упал - с поворотом. Вскочил. Броник выручил. Хотя... Почему тогда кровь?
   - Второй, четвертый, пятый, шестой и восьмой - к первому в гнездо. Как поняли? Прием! - это уже на общей волне, перекрывая общую ругань. И тут же снова Хрусталев: - Черный, приготовиться, иду к тебе, встречай.
   Балис в триплекс наблюдал, как из дверей телецентра появилась фигура в камуфляже и перебежками и перекатами стала приближаться к его САУ. Майор работал так, словно оказался в серьезном уличном бою, но Балис его понимал: лучше перестраховаться, чем словить шальную пулю. Когда Хрусталев поравнялся с "Акацией", Гаяускас отдал шлем сержанту-водителю и выпрыгнул из люка. Следом за спецназовцем где бегом, где перекатом они добрались до дверей выходившей на площадь парикмахерской.
   Внутри там было не скучно. В гардеробе на табуретке сидел худощавый старлей из комендантской роты, которому перевязывали пробитую пулей руку. Белыми от боли и злости глазами он смотрел в зеркало, а матюги разбавлял фразами:
   - Семецкого убить! Раскатали губу! Меня много кто убить хотел! Много таких! Не дождетесь!
   Штаб развернули в комнате ожидания перед женским залом, столик и стулья сволокли подальше от окон. Мельком Балис углядел спины Клокова и Асхадова. Командовал всем какой-то незнакомый генерал-майор.
   - Хрусталев, где вас черти носят? - заорал генерал на вошедшего спецназовца. - Что у вас там?
   - Телецентр взят под контроль. Сопротивления не оказано. Аппаратура обесточивается. Есть раненые среди личного состава, - четко рубил фразы майор.
   - Хорошо, пора заканчивать эту бодягу. Подтяните технику поближе к телецентру, комендатура, выдавливайте народ с площади нафиг. И никакой стрельбы, ясно?
   - Так точно.
   - Выполняйте!
   Танкист с двумя большими звездочками на комбинезоне отправился к выходу. Асхадов остался на месте.
   - Товарищ генерал-майор, пусть командующий операцией подтвердит приказ двинуть установки. В такой ситуации это опасно. Гражданские могут попасть под гусеницы.
   - Это приказ, подполковник!
   - Без подтверждения командующего я установки не двину.
   - Вы отдаёте себе отчёт в своих словах, Асхадов? Это невыполнения приказа! Под суд пойдёте!
   На скулах подполковника заиграли желваки. Он побледнел, но ответил твёрдо:
   - Я - советский офицер и коммунист. И бронетехнику против гражданских без прямого приказа командующего операцией не двину!
   - Кто здесь еще от артиллеристов? - по лицу генерала пошли багровые пятна.
   - Майор Клоков, начальник штаба полка!
   - Майор, примите командование и выполняйте приказ!
   Балис видел, как окаменело лицо Сергея.
   - Никак нет, товарищ генерал-майор. Двинуть технику - значит подвергнуть опасности жизнь гражданских лиц.
   - Хорошо, - неожиданно согласился генерал. - Потом с вами поговорим. Пусть установки стоят на месте. Хрусталев, заканчивайте с телецентром и со снайперами. Быстрее. Все свободны.
   Офицеры выбрались обратно в гардеробную. Старлей, получив дозу морфина, теперь мирно кемарил в углу.
   - Так, подполковник, заберу-ка я себе капитана твоего, - обратился Хрусталев к Асхадову. - Сдается мне, что лучше ему будет, если он у вас не будет больше светиться.
   - Верно, - кивнул Асхадов. - Оставайтесь с майором, капитан.
   - Давай, Балис, счастливо, - откликнулся Клоков.
   - И тебе. Надеюсь, еще увидимся, - крепко пожал руку друга Балис.
   - Ага, еще посидим вместе, - пробормотал за спиной Хрусталев. - Только это потом. Короче, одного гада, я, похоже, засек. Давай, глянь чердак вон в том доме. Держи.
   Хрусталев протянул ему свой пистолет.
   - А...
   - Давай, капитан, базарить некогда. Тут насмерть убивают.
   - Да если там сидит настоящий снайпер, то у него рядом страхующий. Меня одного просто ухлопают.
   - А где я тебе людей возьму? Своих дать не имею права. А срочников из комендантской роты... Возьмешь?
   Нет, срочники из комендантской роты капитану Гаяускасу были не нужны. Если там сидели действительно настоящие снайпера - то шансов выжить у пацанов не останется никаких. Рисковать чужыми жизнями он не собирался, придётся решать проблему самому.
   - Обойдусь. Ладно, жди...
   - Ни пуха...
   - Пошел ты к черту, стратег хренов.
   - Уже в пути...
   Последней фразы Балис не слышал, он уже выскочил из помещения в темноту улицы. Перво-наперво надо было бы разобраться с тем, что творилось на площади, но... Вспышка! Балис засек ее боковым зрением. Не на площади. Не из окон телевидения. Градусов двадцать правее. Крыша? Чердак? Плевать, сейчас...
   - Пятый! Дом с кариатидой! Верх! Оттуда стрельба!
   - Прекратить стрельбу! Всем прекратить стрельбу!
   А они не стреляли. Просто, похоже на площади снова НАЧАЛОСЬ.
   Он бежал мимо телецентра, засунув рацию, надрывавшуюся "Прекратить стрельбу, мать вашу!" за пояс и держа в правой руке пистолет.
   Плечо! Гаяускас как раз начал "перекат" - шестое чувство подсказало, что сейчас займутся им. Поэтому удар был только по плечу - дырка в шинели, делов - то...
   Дом. Подъезд. Замок. Нога. Лестница.
   Похоже, отсюда. Значит, мне сюда. Хороший подъезд - пахнет сосной. Дорожка на лестнице - чистая. Чистая? Ладно, разберемся.
   Вот и люк на чердак. Эх, все равно! Рисковать надо. Рванул люк, перекатился... Ничего... Нет, ребята, не снайперы вы, вы просто стрелки. Может, очень хорошие, но - только стрелки. Нет страхующего - поставь растяжку. Нет гранаты - поставь хоть пищалку какую-нибудь... Не учили вас, ребята, как надо воевать. И хорошо, что не учили...
   Чердак. Удивительно - без голубей. Ага... Котом пахнет. Тогда ясно... Балис подбирался к окну, выходящему на крышу, когда оно распахнулось, и человек в маскхалате начал поднимать непривычно толстый ствол винтовки.
   Хрен тебе! И две пули - в предплечье и колено. Никакой бронежилет не поможет.
   Тут самое время отдышаться. Это можно сделать - противник присел. Нехорошо ему, как нехорошо...
   - Ты кто? Отвечать быстро, не думая! - С этими словами Балис аккуратно положил "холодильник" на пол. Из ствола, понятно, воняло пороховой гарью. Не один выстрел, не два...
   - Я...
   Звон стекла, голова снайпера дернулась, а на Балиса хлынула кровь и мозг. Еле отскочил. Да... Дела... Одно хорошо - он перчаток не снимал. Пока. Интересно, почему хорошо?
   Только рация у трупа на груди надрывалась переговорами:
   - Lavonai kur? Man reikia lavonш! Melynas, baltas, ko krap?totes?! (1)
   - Bыsim po penkiш minuиiш, morge uюtrukom. (2)
   - Well... (3)
   - Vade, a? - sektorius trys. Юurnalistus pas mane greiиiau, иia kaюkа tanku suvaюinлjo Ak kad juos kur. (4)
   Ах чтоб их...
   - A? septintas. Penktas i?vykжs, penktas iрvykжs. Vade, pakeiskite daюnб. (5)
   - Visiem б рeрtа daюnб. (6)
   И - как будто ножом отрезало. Это не любители. Организовали все это - профи. Исполнителей, конечно, с бору по сосенке подбирали, но за ниточки дергали профи. Только вот - чьи профи? Если судить по вклинившемуся английскому слову, то... А может слово это и вклинилось именно для того, чтобы по нему судили. Такие вот случайные слушатели вроде него...
   Ого! А ведь винтовка-то совсем незнакомая! А ну-ка, ну-ка... Во как! Совсем хорошо. В руку Балису прыгнул "длинный" советский патрон зеленого цвета.
   Это не лезло уже ни в какие ворота. Балису приходилось видеть патроны с такой маркировкой только в лейтенантские годы. Потому, что в зеленый цвет красились только караульные патроны. А из того оружия, к которому может подойти такой патрон, в караул можно пойти, пожалуй, только с карабином образца одна тысяча девятьсот сорок четвертого. Значит, этому патрону... Балис посмотрел на донышко.
   Час от часу не легче! Патрон не имел маркировки на дне гильзы! Вот это да... Тогда еще парочку - Бог троицу любит, как известно. Такого просто не могло быть. Никогда. Дело в том, что патроны производят - миллионами. Поэтому партия без маркировки - это то еще... Это просто не могло не всплыть! Не имело права! Сунув патрон в карман бушлата, Балис попробовал показать старый, как мир трюк - выставить в окно шапку. Результат - две дырки. Однако...
   Внезапно Балис понял, что ситуация очень сложна. С чердака он, положим, слезет... Не здесь, конечно, а в другом подъезде... Вот он, люк... А дальше?
   А дальше - все. Наверняка под прицелом не только окна. А и двери. А что стрельба стихла...
   - Это черный. Уничтожил снайпера на крыше дома с кариатидой. Прошу указаний.
   - Хрен! Спишь, черный! Уже полминуты, как хрен объявлен.
   Ничего себе... Это что - под дымзавесой уходить? А что, шанс... Торопливо пересыпав в карман оставшиеся таинственные патроны, он покинул чердак...
   Площадь. Длинная. Балис бежал по памяти. Воняло, понятно, мерзко, но это не есть беда... Вот и вход в парикмахерскую. Впе... И мордой лица в пол.
   - Свой это. Извиняй. Это Балис, прикомандированный.
   Хрусталев и еще двое - незнакомых. Один - в камуфляже, второй - в гражданке.
   - Ты куда делся при стрельбе?
   - Стрелков ловил.
   - И как?
   - Одного поймал. Его дострелили.
   - Зашибись... На крыше?
   - Он уходил уже.
   - Что-нибудь узнал?
   - Смотри...
   - Во как!
   - На донышко смотри.
   - Ого...
   Вмешался штатский.
   - Значит, так, ребята. Тебе, Балис, тут делать совсем нечего. Да и тебе, Денис, - тоже. Такие штучки - это даже не портативные ядерные бомбы, это куда серьезнее.
   - Понимаю.
   - Тип оружия?
   - Не идентифицировал. Толстый, очень толстый ствол. Автоматика.
   - Ясно. Значит, так. Балис, Денис и я возьмем по патрону. Главное - хоть кому- то из нас живым добраться до Питера.
   - Ты что, сдурел? - это Хрусталев. - У меня ребята в телецентре сидят, там раненые. Спецназ своих не бросает!
   - Майор, истерик не закатывай. У тебя что, заместитель вчера, что ли родился?.. Всё, не обсуждаем. Запоминайте телефон там...
   Запоминая номер, Балис машинально отметил, что проверяет штатского: считает количество цифр в номере. Ну да, в Ленинграде номера семизначные.
   - Нужно сказать пароль - "выручайте из вытрезвителя". И быть у телефона... Ну, минут шесть - с головой хватит. Межгород не годится. Ясно?
   - Как добираться?
   - Сейчас...
   Не представившийся открыл кейс.
   - Так, тут деньги - тебе и тебе. По пять тысяч целковых. С головой хватит. Теперь рацию мне, быстро! Пугач? Здесь Ёжик. Я забираю пятого. С концами забираю. Что хочешь - то и пиши. Давай!
   - Ага. Теперь так. - Он быстро подвел Сергея и Балиса ко входу. Видите пятиэтажку? Средний подъезд, второй этаж. Квартира сразу направо. Если мне не повезет - высаживайте двери. Переоденетесь там - и на вокзал.
   Опять короткий кросс. А квартира-то оказалась неплохой... Балис - как был в шинели, плюхнулся в роскошное кресло. Налил тоник из красивой бутылки и с глубоким наслаждением выпил стакан.
   - Еще не разделся, капитан? А ну, душ уже свободен! Ты в зеркало посмотри, полюбопытствуй!
   Штатский деятель был возмущен до глубины души.
   - Тоник из "Березки" пить все горазды, а для своего спасения что-то сделать... Вперед! Пять минут на мытье и одеваемся!
   Через двадцать минут из подъезда вышло трое. На вид - начинающие предприниматели, один явно из России, одет в настоящую "адидасовскую" спортивную куртку поверх костюма-тройки, при галстуке и золотой цепочке.
   Узнать в нем майора Хрусталева было довольно затруднительно - поскольку малиновый пиджак, шитый серебряным люрексом жилет, попугайский галстук и английские ботинки могли отвлечь внимание любого неподготовленного стража правопорядка.
   - А теперь, ребята, на вокзал, - сказал Ёжик. Обращаться ко мне следует, как к Арвидасу Альфредовичу Гедеминаскаусу, поскольку сейчас документы у меня именно на такое имя, по крайней мере, до Питера. Балис, что случилось?
   - Арвидас, мне нужно выдернуть отсюда семью.
   - Балис, может, этим займутся мои люди? Хотя...
   - Арвидас, это моя семья, - Гаяускас особенно выделил голосом слово "моя". - Извини.
   - Ясно. Сейчас ты все же заскочишь с нами на вокзал, возьмешь билеты на поезд.
   - Добро.
   - Так даже лучше, что на разных. С поездами иногда тоже случаются неприятности.
   - Добро.
   Поймав машину, они быстро добрались до вокзала. К удивлению Балиса, однако, Арвидас повел их не сразу к кассам, а сначала - в зал ожидания, где у колонны со скучающим видом убивал время какой-то молодой человек в спортивной куртке.
   - Значит так, Дима. Мы едем сейчас, а наш товарищ - утром. Семья, понимаешь. Короче, проследи, чтобы никто к нему с разными глупыми вопросами не приставал. Рисоваться не надо, вмешивайся только если что-то серьезное.
   - Понял.
   Скуку с Диминого лица как ветром сдуло.
   - Да и еще. Товарищ Жедрюнас - он не из колхоза и не из политотдела. Он сам инженер. Поэтому, очень прошу, давайте друг с другом не играть.
   - Хорошо. Жедрюнас, у тебя машина?
   - Нет, частника ловить буду.
   - Хорошо. Адрес?
   Балис назвал улицу и дом. Номер квартиры не сообщил, Дима на это никак не отреагировал.
   - Ладно. На выходе из вокзала притормози, чтобы я раньше в машину сел. А пока я пошел.
   Снова изобразив на лице выражение беспросветной скуки, Дима, не спеша, потянулся к ближайшему буфету, а они - к билетным кассам. Очередь там оказалась совсем маленькая и через четверть часа Балис стал обладателем трёх заветных квиточков на утренний поезд. За это время он успел пару раз окинуть взглядом вокзал - Димы видно не было. Но, когда, расставшись с "Арвидасом" и Хрусталевым и выйдя из вокзала, он остановился на лестнице, чтобы перешнуровать ботинок, где-то рядом промелькнула знакомая спортивная куртка.
  
   Трупы где? Мне нужны трупы! Синий, белый, что копаетесь? (лит.)
   Будем через три минуты, в морге задержались... (лит.)
   (3) Хорошо (англ.)
   (4) Главный, я - сектор три. Журналистов скорее ко мне, здесь кого-то танком раздавило. (лит.)
   (5)Я семерка. Пятый выбыл, пятый выбыл. Главный, смените частоту. (лит.)
   (6) Всем на частоту шесть.
  
   ДОРОГА.
  
   - Я всё-таки не очень понимаю, что в этом такого необычного?
   Задачка, однако. Объяснить двенадцатилетнему мальчишке то, что большинство взрослых-то, далеких от грязной игры, называемой "политика" не понимают. Да и нужно ли объяснять? Нужно. Раз уж начал рассказывать, то придется говорить так, чтобы тебя поняли. Тем более, идти было всё тяжелее и тяжелее. Если уж нелегко идти капитану морской пехоты, то мальчишке-то каково? А обстановка, кстати, совершенно не меняется. И что заставляет их подняться еще на один холм: упорство, которое меч сильных или упрямство, которое вывеска дураков? Как говорят врачи - вскрытие покажет...
   - Понимаешь, Серёж, патроны всегда маркируются. Немаркированный патрон - преступление. Партия немаркированных патронов - страшное преступление. Партия немаркированных патронов, оказавшаяся в нужное время, в нужном месте у нужных людей - это заговор. Причем, заговор людей, которые имеют очень большие возможности.
   Серёжка грустно кивнул.
   - Ага, про Молдавию тоже рассказывали, что это стихийные народные выступления.
   Недетские слова мальчишка произносил с такой легкостью, что было немного страшновато. И стыдно - за то, что Армия, в которой он служил, допустила, что в стране, которую она защищала, появились такие вот Серёжки - дети, лишенные детства... Хотя, в чем вина Армии Балис не представлял - на Советский Союз никто не нападал. Но чувство стыда от этого не проходило.
   - Стихийные народные выступления, как ты говоришь...
   - Не я..., - в голосе мальчишки было столько неподдельной обиды, что Балис поспешил исправиться:
   - Как говорят... так вот, такие выступления, конечно, тоже были: всего не организуешь...
   - Да я не об этом, я про ваш патрон... Сейчас все говорят, что Союз развалили предатели - а разве это что-то меняет? Ну, показали бы Вы этот патрон - разве что-то было бы по-другому?
   Ну что возьмешь с ребенка... Конечно, в двенадцать лет невозможно понять, какая сила - информация, если её правильно использовать. Да и сам-то Балис далеко не сразу во всём разобрался. Нет, что именно он держит в руках, до него дошло быстро, именно поэтому он не стал бы показывать патрон ни Асхадову, ни Клокову. Никому, кроме Хрусталева и его таинственного начальника. А вот чем для него может обернуться эта история - не просчитал... Слишком был впечатлен боем? Всё-таки, в эту ночь в него в первый раз за долгие годы стреляли по-настоящему, с желанием убить, а это - предельное испытание даже для самой тренированной психики...
  
   ГЛАВА 7. КОНТАКТ.
  

Над нами чужие светила,

Но в сердце свои бережем,

Мы называем домом

Родину, где не живем.

(Р. Киплинг)

  
   Вот это дела... Мирон думал, что неспособен чему-то удивляться после своей смерти - но Махмуд его потряс. Джихад, понимаешь, нашел. И муфтий его одобрил. Интересно, а в его нынешнем купечестве что кроется? Решил доказать, что мусульманин в торговле сильнее всех неверных? А что, запросто. Тоже самоутверждение, не хуже прочих.
   Мешок оттягивал руку, а Сашка шел сзади. Точнее - плелся, причем с той же скоростью, что и сам Нижниченко.
   - Мирон Павлинович, Вы пойдете к Маяку?
   - Естественно. Прямо сейчас, а поедим потом.
   - А идете вместе со мной?
   Вот это новость... Что же с ним такое приключилось? Почему это вдруг стало важным?
   - Хочешь - с тобой.
   - Мирон Павлинович...
   Голос у Сашки был напряжен, видно, что сейчас сломается. Что это с юным диверсантом случилось-то?
   - Сейчас...
   Они уже дошли до своего костра. Мирон сбросил на землю вконец надоевший мешок и повернулся. Сашка воткнул в землю рапиру и смотрел на него с непонятной тоской.
   - Ну, что? Давай, выкладывай.
   - Я не хочу туда сейчас!
   - Я не настаиваю. Но только - что случилось? Рассказывай.
   - Я... не хочу, а надо! Давайте утром!
   - Не понимаю. Какая разница?
   - Я потом расскажу. Мало ли что до утра случится?
   - Саша. Хорош выкручиваться, выкладывай.
   - Не могу.
   - Почему?
   - Трудно это!
   - Что - это?
   - Рассказать. Лучше уж...
   - Так. Успокойся.
   Мирон сделал два шага вперед и положил ладонь на Сашкину голову.
   - Давайте лучше... Пойдем туда.
   - Ладно. Ничего не понимаю, но давай.
   Они шли в молчании, впрочем, совсем недалеко и недолго. Сашка периодически фыркал - как-то обиженно и непонимающе. Место было неуловимо похоже на то самое, на пустыре у древнего города. Только вместо стерильных камешков - трава. Седоватая, похожая на полынь и пахнущая душицей. И несколько крупных камней на одной прямой. Повинуясь непонятному желанию, Мирон прошел направо, а Саша - налево. Примерно через полминуты стало ясно, что их уже не двое. Кто-то присутствовал здесь еще - невидимый, но явно слышимый.
   - И стоило тебе так демонстрировать энтузиазм, Мирон? - Голос был не тихий и спокойный, а сухой и почти язвительный. Как у начальника спецчасти, обнаружившего неправильно оформленный формуляр у совсекретного документа. - Всё-то ты сделал, чтобы тебя пришлось выдергивать сюда столь экзотичным образом! Ты хоть понимаешь, что на тебя был открыт охотничий сезон? Что человек, прибывший из города, где разрушен один пост управления и наблюдения, не должен присутствовать при второй аналогичной акции? Сашку пришлось задействовать, теперь вот хнычет... Пилота твоего и штурмана пристраивать... Полюбуйся, полюбуйся! Тебе это будет очень интересно! Криминалисты хреновы... Читай, читай!
   Перед глазами Нижниченко прямо в воздухе высветился текст:
   "Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
   Президенту ЮЗФ.
   Тема: Желтый дракон-00-18.
   Дата: 24.09.1999.
   Сообщаю, что при исследовании места падения самолета, на борту которого предположительно находился генерал-майор Нижниченко М.П. не обнаружено фрагментов, являющихся, или могущих являться останками человеческих тел.
   Начальник комиссии по расследованию инцидента полковник Лыбедь М.Х."
   Именно эта подпись уверила Мирона, что Адам не придумывает: назначение на руководство комиссией Мыколы Хомича было настолько невероятным, что не могло быть ничем, кроме правды.
   - Вот. Могу поздравить тебя. Все планы благополучно улетели неизвестно куда. Тебя, между прочим, ищут. За тобой охотятся, охотник! Беда, если аналитик начинает заниматься оперативной работой.
   Мирон тихо озверел.
   - Это что же, взрыв самолета - это ты постарался? Ты вообще-то кто такой?
   - Ага. Начало доходить. Я, конечно, тоже хорош, - самокритично заметил Третий. - Нужно было на личные убеждения наплевать, прочесть твои мысли и доказать тебе, как дважды два, что в Андреевск ты мог отправить своего зама. Или еще кого. Послушался бы ты меня?
   - Нет. Ты мне зубы-то не заговаривай. Объясни, что происходит?
   - А вот что! Ты вскрыл несколько мест, в которые влезла эта... назовем ее Организация. Грубо говоря - организатор и вдохновитель форсирования злобы. У них, между прочим, благая цель имеется. Крайне благая. Железной метлой загнать человечество в полное и безоговорочное счастье.
   - Что-то такое слышал.
   - Много ты слышал... Для начала - кто мы. Грубо говоря: две силы, наблюдающие за всем этим мирозданием. Причем цель у нас - представь себе! - одна. В отношении Земли - довести её до некого идеала. Планеты, пригодной для человеческой жизни - я бы это так назвал.
   - Царству Божьему?
   - Нечто похожее. Точнее - к некоему промежуточному к этому этапу.
   - Ничего себе методы у вас...
   - Да что ты ругаешься-то? Методы, методы... Раньше вообще было несколько таких... групп. Не только с разными методами, но и, между прочим, с разными целями. Хвала Всевышнему, из всех групп осталась только одна. Но, как ты понимаешь, победив, мы тут же сами разделились на группы.
   - В военные игры играете? Или что, развлекаетесь так?
   - С вами поразвлекаешься... Предшественники наши поразвлеклись, между делом изображая из себя богов Греции и Рима. К твоему сведению, кстати, эти верования людей - в сущности разновидности культа карго.
   - Какого культа? - не понял Мирон.
   - Культа карго. Но мы здесь не для решения религиозных споров. Так вот, основных течений у нас сейчас два. Одни считают, что человечество нужно загнать в счастье - примерно так, как...
   Третий замолчал, подбирая подходящий пример.
   - У Маяковского? - подсказал Мирон.
   - Ага. Молодец. В общем, лучше сдохнуть под красным знаменем, чем под забором...
   Саша недовольно хмыкнул, но Третий не обратил на это внимания и продолжал:
   - Железной метлой загоним человечество к светлому будущему, и так далее. А вот второе течение - я работаю в его интересах, предпочитает некие эволюционные процессы. Мы подкидываем идеи, ну и делаем другие подобные вещи. И следим, чтобы вы не натворили глупостей.
   - Вроде ядерных бомбардировок?
   - Вроде того. Уж в ядерной войне мы точно не заинтересованы. А вот с противоположной стороной в этом вопросе сложнее... Мои... назовем их конкуренты, обнаружили, что после массовых смертей, войн и эпидемий у человечества просыпается вкус к хорошей и качественной жизни. Ты, к примеру, кофе растворимый пил?
   - Барахло.
   - Барахло, согласен. А в детстве тебя антибиотиками кололи? Вши по тебе не ползали? Блохи не прыгали?
   - В чем связь?
   - Кофе, антибиотики, нормальные инсектициды - это все продукция, разработанная в военных целях. Частенько - прямо во время войны и под очень конкретные задачи. Как и многое другое. В общем, прогресс налицо. Чем больше войн - тем быстрее идет. Особенно, когда воюет Европа. Даже Холодная война - и то чего только не принесла. Нравится тебе сотрудничать с теми, кто ускоряет развитие человечества таким вот образом?
   - Не особо.
   - Не особо... И то хлеб. Теперь наша позиция. Как ты догадываешься, внушать что-то - хоть технологию изготовления вечного двигателя, причем работающего, хоть что еще мы не можем. Не в наших это возможностях. Предел - это, извини, заплесневевшая дынная корка, подкинутая под ноги одному из лаборантов на рынке. Со штаммом, который лет десять использовался в производстве пенициллина. Это на грани возможного. С тобой и всей этой историей дело другое. Я считаю, что конкуренты мои зарвались окончательно. Их голубая мечта - устроить тотальную евровойну. Они считают, что обойдется без использования ядерного оружия. А по моим расчетам дело кончится ядерным конфликтом. Чертовски неприятная штука, когда мир кончается... Ну что, работаем вместе? Или даже не со мной, а против моих оппонентов?
   - Так. Что с экипажем?
   - Что-то вроде мультика им крутят. Когда мы их вернем, кстати, не раньше, чем тебя, будут про летающую тарелку рассказывать. Тоже на грани допустимого, между прочим. Альтернативы очень уж хреновые, Мирон. Тебя захватили бы в аэропорту, вытащили бы из тебя все, что знаешь - и в кусты. За компанию, заметь с экипажем. Их добровольные помощники на Земле.
   - Тогда... работаем вместе.
   - Ладно. С вами проще в открытую играть, ребята. Сашка, успокоился?
   - Ага...
   - В общем, так. Пока картина выглядит многообещающе: после катастрофы твоего самолета несколько оппонентов, кстати, они называют себя форсами, засветились. Их люди стали искать твои, извини, останки - отсюда начался новый этап их обнаружения. К счастью, люди твоего президента не пытаются проводить захват, это очень умно. А вот посадить их под наблюдение и достаточно долго кормить их качественной дезой... Ох, Мирон! Я ведь рассчитывал просто подвести к тебе Балиса - прямо в твой мир перебросить. А теперь нужно искать человека в контрразведке Федерации, верни я тебя туда - кто тебе поверит? Ладно, я пока подумаю. Обещаю, что играть буду с вами в открытую. Идите к костерку, отдыхайте. Думаю, скоро встретитесь... Со старыми знакомыми. И новыми.
   Саша обогнал Мирона, взглянул ему в глаза через слёзы. Точнее, конечно, не слёзы - просто влага. Но много.
   - Мирон Павлинович, а что Вы теперь будете делать?
   - Ох, Саша, Саша... Думать буду. Разговаривать с тобой. Кстати, эта... этот...
   - Его зовут Адам. Он просил меня называть себе так.
   - Ладно. Саша, он тебя просил о чем-то? Когда-либо?
   - Да, несколько раз.
   - Сколько?
   - Ну, раза четыре...
   - О чем?
   - Три раза по его просьбе я отводил людей в разные миры.
   - Ага. Что за люди?
   - В основном...
   - Нет. Давай-ка точно, Саша. Сколько их было?
   - По одному каждый раз.
   - Давай разберемся с первым. Опиши этого человека.
   - Старый.
   - Саша, - Мирон улыбнулся, - уж извини, в твоем возрасте и я покажусь старым.
   - А разве не старый? Ну, он примерно вашего возраста.
   - Так. Как его звали?
   - Как-то мудрено. Кши... Не помню.
   - Ага. Что в нем было необычного?
   - Да все! Правда, все! Хотя и мир, куда я его отвел, был тоже очень странный. Небо там зеленоватое. Адам сказал, что это далековато, и вообще...
   - Ага. В нашем мире ты сколько раз бывал?
   - Два раза... Наверное.
   - Когда?
   - Ну, в первый я там родился, во второй - сами знаете.
   - Так. Оно в общем и хорошо. А откуда брались эти люди?
   - Их приводил Махмуд.
   - Интересно. Как думаешь, Махмуд расскажет мне про это?
   - Откуда приводил? Наверное...
   - Попробуем дальше. Где ты родился?
   - В Стародубской. Это на левом берегу Кумы.
   Мирон старательно попробовал вспомнить - не преуспел. Подошел к кострищу, нашел уголек и раздул огонь. Не хотелось как-то действовать по-другому: искать в кармане зажигалку, например. И через несколько минут над костром висел котелок, и запах дыма напоминал о детских выходах "на природу". А Сашка вдруг шмыгнул носом и тихо сказал.
   - Совсем, как с отцом, на пастбище.
   - Он был пастухом?
   - А разве Вы не знаете? Казак - он и воин, и пастух, и все! Он же с фронта приехал - в отпуск, на две недели. А потом мы и не виделись...
   - А сколько тебе лет тогда было?
   - Лет пять, наверное.
   - Так... А ты не хочешь рассказать о себе побольше? Ты ведь говорил о ЧеКа, мне интересно, что же тогда случилось.
  
   ВИЛЬНЮС. 14 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
  
   Только сев в машину, Балис, наконец, несколько успокоился. Можно было перевести дух и обдумать ситуацию. По первым прикидкам выходило, что он всё сделал правильно. Отказываться от предложения Асхадова означало нарушить присягу - вариант неприемлемый. Игра в молчанку с Хрусталевым - тоже правильный ход, не даром гэбист или кто он там на самом деле эту игру поддержал. У телецентра - ему себя упрекнуть не в чем. И решение самому вывозить Риту и Кристинку - тоже абсолютно верное. "Гедеминаскаус" ( это же надо такую фамилию себе выбрать ), конечно, профессионал, только вот не всё от него зависит. Если бы операцию у телецентра проводили бы только специалисты - она прошла бы совсем по-другому. Как пить дать - всякие идейные руководители под ногами путались, в лучшем случае; а в худшем - идейные и планировали всякую чушь, а вот специалистам приходилось исполнять, зная об огромном количестве слабых мест.
   Нет, семью свою он, безусловно, будет защищать сам, в конце концов, это его долг. Когда-то уже давно, почти восемь лет назад, он взял на себя эту ответственность - и не собирался ей с кем-либо делиться. Да, почти восемь лет назад, в августе восемьдесят третьего года, он предложил Рите стать его женой... Как быстро пролетели эти годы. Казалось, ещё вчера он, получив увольнение, мчался покупать цветы, а затем они вдвоём гуляли по паркам Петродворца, или уезжали в Ленинград, или... да много чего было. На майские умудрились съездить в Вильнюс: Балис познакомил Риту со своей семьёй. С её родными он познакомился раньше: Рита была родом из Петергофа. А в августе, во время законных каникул и не менее законного отпуска, они решили провести неделю в Киеве. Там-то он и сделал ей предложение. Уезжал с подругой - вернулся с невестой. Ещё через три месяца, в ноябре, сыграли свадьбу...
   - Приехали, - оторвал его от размышлений голос шофера.
   Расплатившись, Балис вылез из машины и направился вглубь двора. Он специально назвал таксисту немного другой адрес, так, чтобы до дедова дома еще нужно было слегка пройтись пешком. Отличная возможность посмотреть, нет ли хвоста, и заодно выяснить, каков профессионал этот Дима...
  
   ЖЕМАЙТИЯ. ЗАМОК ЛОРИНГЕР.
   ЗЕМЛИ ЛИВОНСКОГО ОРДЕНА.
   СЕНТЯБРЬ 1326 ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
  
   По подвесному мосту громко зацокали копыта.
   Вот и всё - понял Айрис. Последняя надежда умерла. Последняя безумная надежда. Впрочем, прошедший год его жизни и так был сплошным безумием. С тех пор, как он увидел Гретхен, когда прошлым летом она с отцом приезжала ко двору князя, только любовь правила всеми его поступками. Глупая, невозможная любовь. Там, в Литве, он мог претендовать на союз почти с любой девушкой: брак с внуком старого Томаса, советника князя Гедемина, служившего еще великому Мндовгу - весьма выгодная партия. И хоть на самом деле Мндовгу служил отец деда, легендарного князя убили, когда самому Томасу было всего четырнадцать, однако, за давностью лет про почтенного советника появилось масса слухов, которые он не считал нужным опровергать. Но вот для тевтонского рыцаря отдать дочь за какого-то полудикаря из языческого княжества - поступок совершенно неприемлемый. Айрис это хорошо понимал, поэтому свою любовь запечатал в самой глубине души. Однако она не хотела мириться с такой участью и рвалась наружу. И незадолго перед отъездом Зигфрида фон Лорингера из Вильно Айрис попросился на службу к старому рыцарю. Германец сначала немало удивился, однако юноша и впрямь мог быть полезен: умный, свободно говорящий не только на своем варварском языке, но и на немецком и даже на благородной латыни, да к тому же еще и верный сын Святой Католической Церкви. Словом, Айрис покинул родной дом и отправился в земли Тевтонского Ордена.
   Старый Зигфрид потом не раз признавался себе, что не ошибся в своем решении: юный литвин оказался хорошим слугой. Рыцарь и не подозревал, что верность, расторопность и услужливость Айриса - это плата за возможность каждый день видеть Гретхен. Если не повезет - то хоть издалека. А если улыбнется удача - то и прислуживать ей за столом.
   Юноша не задумывался, что будет дальше. В глубине души он надеялся на какой-нибудь счастливый случай, да молился покровителю влюбленных - Святому Валентину. И еще Святому Патрику: дед считал его покровителем семьи. Однако, случай оказался несчастным. В конце весны в какой-то пустяковой стычке с мазурами погибли оба сына старого рыцаря. Зигфрид не выдержал этого горя - у него случился удар. Айрис почти не отходил от постели больного, не понимая толком почему: то ли потому, что с отцом постоянно была Гретхен, то ли любовь к девушке привела к тому, что он стал считать фон Лорингеров своей родней.
   Мало-помалу здоровье старика немного улучшилось, однако левая половина тела полностью онемела. Боясь, что смерть уже на пороге, он принялся спешно улаживать семейные дела. Старший сын Зигфрида по традиции уже в четырнадцатилетнем возрасте вступил в Тевтонский Орден, дав, как было положено по уставу, обет безбрачия. Младший считался служебным братом и обета безбрачия не давал, но, по молодости, еще не успел обзавестись семьей. Единственной наследницей, таким образом, оказалась Гретхен, судьбу которой он и постарался устроить, прежде чем отправиться на Суд Божий. Недели две назад из замка выехал гонец к молодому рыцарю Альберту фон Шрейдеру. И вот теперь Альберт фон Шрейдер с небольшим отрядом оруженосцев, слуг и райтеров въезжал в ворота замка, дабы принять от немощного отца ответственность за судьбу Гретты фон Лорингер, а от умирающего брата - заботу о пограничном замке. Надежда умерла.
  
   - Я... рад видеть тебя... Альберт... в моем замке... - слова давались Зигфриду с большим трудом, слева изо рта потекла тонкая струйка слюны. Стоящий рядом с креслом господина Айрис промокнул её кружевным платочком, который специально на этот случай держал в руках.
   Молодой фон Шрейдер слез с коня, снял с головы и отдал оруженосцу свой шлем, украшенный высоким пышным плюмажем из разноцветных павлиньих перьев, и преклонил колено перед носилками, на которых восседал старик.
   - Я польщен приглашением от столь известного своими доблестями рыцаря, - произнес он. - Да пошлет вам Господь исцеление и участие еще во многих битвах.
   - Мои битвы позади... - с усилием произнес старик, - впереди только... Суд Божий...
   Стоящий рядом с носилками замковый священник набожно перекрестился, многие во дворе последовали его примеру.
   - Дочь моя... одна остается... Тебе верю...
   Айрис снова промокнул ему подбородок.
   - Я клянусь перед Богом и людьми быть заступником прекрасной Гретты фон Лорингер, - произнес молодой рыцарь, поднимаясь с колен.
   - Айрис покажет тебе... твои комнаты. Отдохни с дороги... и я жду тебя... в зале.
   Зигфрид сделал знак рукой, четверо слуг подняли его носилки и понесли в покои. Священник засеменил следом.
   - Идите за мной, господин, - обратился Айрис к Альберту. - Ваших воинов разместят.
   - Пусть позаботятся и о лошадях, - отрывисто бросил рыцарь.
   - Конечно, господин...
   А не такой уж и молодой этот молодой фон Шрейдер, размышлял Айрис, показывая дорогу. Ему уже сильно за двадцать. Постарше младшего фон Лорингера будет. Айрис вспомнил молодого Ульриха, веселого и смелого парня, совсем не похожего на тевтона, какими их славила людская молва в Литовском княжестве. Потом вспомнил как Ульрих бледный, с заострившимся лицом, лежал в гробу в замковой часовне. Священник читал над ним заупокойные молитвы, Гретхен плакала над гробом, а он, Айрис, всё никак не мог отделаться от ощущения, что в гробу - не Ульрих, а кто-то другой, только похожий на Ульриха - никак не вязалась с образом младшего фон Лорингера эта мертвая неподвижность.
   - Ваши комнаты, господин. Если вам что-то необходимо...
   - Мне необходимо поговорить с тобой... Айрис. Клаус, Карл, подождите за дверью.
   Недоуменные оруженосцы остались в коридоре, рыцарь сам плотно прикрыл тяжелую дубовую дверь комнаты.
   - Я слушаю, господин.
   - Скажи, Айрис, ты давно служишь в замке Лорингер?
   - Немногим более года.
   - Как ты попал сюда?
   - Я попросился на службу к господину Зигфриду, когда он был при дворе князя Гедемина.
   В душе у Айриса нарастало смятение. С чего это впервые в жизни увидевшему его рыцарю интересоваться его прошлым. Прогнать хочет? Да пусть гонит, всё одно нет ему жизни без Гретхен.
   - Значит, ты родом из Литвы, так?
   - Да, господин.
   А ведь он волнуется, понял вдруг Айрис, глядя на то, как рыцарь расхаживает по комнате, рассеяно блуждая взглядом по окнам. Но почему?
   - Но ведь Литва - не друг Ордену. Князь Гедемин - союзник польского короля.
   - Я сын нашей матери - Святой Католической Церкви, - Айрис перекрестился. - Мне трудно жить среди закоренелых язычников, хотя мою семью никто не преследовал за веру.
   Это объяснение он приводил и Зигфриду - когда упрашивал его взять к себе на службу. Старый германец поверил, должен был поверить и этот рыцарь. Особенно есть учесть, что это была правда, только что не вся правда.
   - Не преследовали... Скажи, - расхаживающий по комнате Альберт резко остановился, звякнул походный доспех: редкий в землях Ордена ( не иначе как в бою или в выкуп взятый ) бахтерец - кольчуга с вплетенными на груди металлическими пластинами. Да еще и, похоже, двойного плетения. Весит всё же поменьше, чем латы, а по прочности им мало уступает. Только всё одно - тяжеленький. Интересно всё же, куда это рыцарь так торопится, аж доспех не снимет - спешит вопросы задать?
   - Скажи, Айрис, а род твой - из этих земель?
   - Нет, господин. Отец моего деда переселился в Литву с запада во времена князя Мндовга.
   - Откуда же?
   - Увы, этого я не знаю, - развел руками Айрис.
   Юло, пойди знает. Дедов любимчик, ему-то старый Томас много чего рассказывает. Впрочем, младшему брату Айрис никогда не завидовал: дед его видать тоже в советники князя прочит, учит разным наукам - у мальца и времени-то нет на детские забавы.
   - А скажи, Айрис, нет ли в вашем роду какого-либо талисмана. Нет-нет, я не о нечестивой волшебе речь веду, - энергично взмахнул руками рыцарь, увидев, как изменилось выражение лица Айриса. - Я говорю о каком-нибудь символе рода.
   Некий талисман действительно существовал: дедов перстень, доставшийся ему в наследство от его отца. Но откуда это фон Шрейдер мог предположить такое?
   - Да, мой дед очень гордится перстнем, этот перстень когда-то был завещан ему его отцом. Дед говорил, что когда-то наш род был знатен... Впрочем, и при дворе Литовского князя нас почитают... Только вот для рыцарей Ордена я никто.
   Последняя фраза вырвалась у него непроизвольно. Он испугался, что рыцарь сейчас же накажет дерзкого слугу, и тут же ему стало безразлично. Что они с ним могут сделать? Выпороть? Избить? Убить? Разве не ерунда ли это по сравнению с тем, что сегодня он навсегда потеряет Гретхен?
   - Не торопись судить раньше времени, - наставительно произнес рыцарь. - И ответь на мой последний вопрос. Только хорошенько подумай, прежде чем отвечать. Ты здесь потому, что любишь Гретту фон Лорингер?
   Вот это был вопрос. Утвердительный ответ ничего хорошего не сулил: и за куда меньшую дерзость в замке Лорингер вздергивали слуг на виселицу. Однако, начав отвечать Альберту, Айрис уже не мог остановиться.
   - Я люблю её. Люблю с того момента, когда впервые её увидел. Люблю больше моей жизни.
   Вот и всё. Слово произнесено. Отступать теперь некуда. Айрис ощутил внутри себя пустоту и страшную усталость. Теперь от него уже ничего не зависело. А может быть, не зависело и с самого начала: юноше казалось, что рыцарь уже всё знал о нем еще когда они только входили в комнату. Непонятно, правда, откуда. О своей любви к Гретхен Айрис не говорил ни одному человеку, да Альберта фон Шрейдера он видел впервые в жизни.
   - Что ж, Айрис, ты был честен со мной. Теперь послушай меня и постарайся понять. Я открою тебе тайну рыцарства, ибо ты достоин её знать. Достоин по праву рождения. Ибо ты - рыцарь. Я понял это, как только впервые увидел тебя здесь, в этом замке.
   Чего угодно ожидал юный литвин, но только не этого. В голове помутилось. Он, Айрис, рыцарь? Настоящий рыцарь? Значит, он может просить руки Гретхен. О, Святой Валентин...
   - Поэтому я стал расспрашивать тебя про твоих родителей, ибо видел, что не можешь ты быть сыном простого смерда или даже храброго языческого воина. Твои корни должны были уходить в Священную Империю, оттуда вышли все истинно рыцарские роды - и это оказалось правдой. Так что, мои предположения оправдались, и я рад видеть перед собой не слугу, но брата.
   - А... Гретта? - Айрис не узнал свой голос - ломающийся, дрожащий. Да что там голос, всё тело била крупная дрожь.
   - Если Гретта захочет, чтобы ты стал её супругом, я буду убеждать Зигфрида благословить этот брак. Но сначала...
   Что? Нет, никаких но... Он просто не вынесет, если счастье, которое рядом, только руку протяни, вдруг куда-то пропадет.
   - Мы должны представить доказательства того, что ты рыцарь, Айрис.
   - Но вы же сказали...
   - Сказал и готов это повторить, - прервал его фон Шрейдер. - Но тут нужны не слова, а доказательства.
   - Но где мне их взять? - в отчаянии воскликнул Айрис.
   - Как где? - в голосе Альберта слышалось неподдельное изумление. - У твоего деда, конечно. Думаю, что его перстень - это рыцарский перстень с гербом. В глазах Зигфрида это будет подтверждением твоего благородного происхождения. Если же он откажется признать тебя, то я помогу тебе попасть к комтуру, а если потребуется, то и к гроссмейстеру. Дитрих фон Альтенбург - истинный рыцарь и во всем разберется по совести.
   - Да, но дед мой в Вильно, дождетесь ли вы, пока привезу я нужные доказательства?
   - Что ты говоришь, Айрис? - изумился фон Шрейдер. - Ты - рыцарь, а значит - мой брат. Неужели я, зная, как ты любишь Гретту, могу теперь искать ей иного супруга? Долг мой позаботиться о будущем Гретты, и теперь, когда я вижу, что у неё есть столь достойный жених, я не могу и не хочу искать ей иной доли. Мы сегодня же отправимся в Вильно к твоему деду.
   - Сегодня? В Вильно?
   - Ты отказываешься? - в голосе Альберта прозвучал металл.
   - Нет-нет... Просто всё так неожиданно...
   Фон Шрейдер распахнул дверь перед юношей.
   - Ступай, Айрис. Собирайся в дорогу.
   "Это сон", - подумал Айрис, выходя из комнаты. "Это сон", - шептал он, собираясь в путь. "Это сон", - повторял он, выезжая вместе с рыцарем и его оруженосцем Клаусом из ворот крепости. И только когда деревья скрыли от него стены и башни замка Лорингер, юноша вдруг понял, что всё это - не сон.
  
   ДОРОГА.
  
   Серёжка повернул к Балису сияющее лицо, всё перепачканное следами от высохших ручейков пота.
   - Дошли же!
   - Дошли...
   Только вот куда? С вершины очередного холма четко прослеживалось изменение ландшафта: впереди еще одна гряда холмов, пониже остальных, а за нею - ровная степь, с каждой секундой погружающаяся в тень: красное солнце краем уже коснулось земли. Своим острым зрением Балис угадывал, что километра через два по степи начинает часто встречаться кустарник. Там может быть вода. У него сил дойти хватит точно. У Серёжки - не факт... Конечно, радость оттого, что они всё же дошли, придаст ему силы, только вот последний холм дался мальчишке с огромным трудом. Нет, парень не жаловался: мальчишеская гордость не позволяла, но Балис за свою жизнь намотал столько марш-бросков, что слов не надо - и так всё насквозь видно. Главное - хватит ли у него сил дотащить мальчишку до кустов? Должно хватить, весу в парне - как в воробье. Да, но... А если воды там нет? Должна быть, должна... В конце концов, можно положить его рядом с дорогой и устроить веерную разведку радиусом в километр-полтора. Но это делать надо днем. А заночевать, пожалуй, лучше на последнем холме... Да, именно так и следует поступить.
   - Ну что, Серёж, еще один холм осилим?
   - Осилим, - делано беззаботно ответил мальчишка. Балис оценивающе посмотрел на него, тот перехватил взгляд, и в глазах вспыхнули лукавые искорки. Парнишка склонил голову набок и произнес уже знакомым голосом: - Если, конечно, Вы не устали.
   - Устал, конечно, - усмехнулся Балис, - но вот я-то точно дойду.
   - А мне поможете дойти, если сам не смогу? - искорки погасли, Серёжка теперь смотрел на него хмуро.
   - Конечно помогу, морская пехота своих не бросает.
   - Тогда пошли...
   - Пошли. Кстати, на холме нас ждет царский ужин - целая фляга воды.
   - Ура!
   Мальчишка сделал какое-то движение вперед, остановился, опять глянул на Балиса - в глазах снова плясали огоньки.
   - Будем считать, что я кувыркнулся, ладно?
   - А умеешь?
   - Спрашиваете... Я в секции самбо занимался, нас акробатике учили. Я даже фляк делать умел. Сейчас, правда, наверное, не получится: давно не пробовал...
   - Ну, это дело поправимое: пара недель тренировки - и будешь вертеться как раньше.
   - Ага, - радостно согласился Серёжка. - Только вот не надо стрелки переводить.
   - Какие стрелки? - удивленно посмотрел на него Балис.
   - Ну, это так говорят. Вы ведь про Вильнюс рассказывали. И остановились на том, как вернулись домой.
Оценка: 2.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"