как застывает на воде то, что позволяет по ней ходить
он раскрывается в тихой своей красоте, в повседневной рутине
она раскрывается в рутине, в рутинности страха, в привычности заголовков
в разнообразии форм обучения
он раскрывается университетами, парками, толпами студентов, веселых и ярких, и осенняя толпа сразу стала повеселее, более деловитой
медными листьями под ногами на старом бульваре
он раскрывается как участок для разработки стратегии, как центр активности, незаметной для посторонних
так же незаметной, как были ангелы для людей над стеной дыма, на черных кирпичах, на черной вывеске с названием улицы, над клубами огня
она незаметно становится частью жизни, и кто-то из-за границы, узнав, что здесь все в тылу, а не просто живут, едут на передовую, а не просто проводят дискуссии - удивляется
он неизменен с тихого девятнадцатого, со страшного восемнадцатого, с сумбурного красного октября, когда пришло несколько пятен краски и новых небесных защитников, впрочем, уже сдавших посты - было бы о чем говорить
она неизменна, так говорят, и каждый раз разная, так говорят, и был ли хоть один, кто не увидел за жизнь хотя бы одну
он остывает, он ждет, она выжидает, она прячется за рукавами, обшлагами, в тусклых глазах, за красными звездами, тьма определяет сроки ее
тьма определяет сроки его служб, при электрическом свете дымятся газовые фонари, бизнес-центры горят огнями, пробки в час пик
холод и там, на восточной окраине, огонь и здесь, ставший скрытым, действительно внутренним, он уже золото, что неподвластно гниению
она уже почти пламя, что приходит за каждым
он уже бывал пеплом, он всегда вечный камень
она еще молода, он уже очень стар. она за людьми - и он за ними, она приходит за жизнью, душой, за правдой, повседневно, как смерть, рутинно, когда ее воскрешают, как угли костра, когда требуется
он стоит за теми, кто со стаканчиком кофе, с мелочью, тыквой, флагом, автоматом калашникова, телефоном, рацией. оберегая, как сложенные чашечкой руки, камнем и пеплом, ветром на улице