Я обожаю собирать грибы. Только не на болоте! "Какой кретинизм" - скажете вы, и будете абсолютно правы. Да, я, Сережа Орлов, классный программист, неплохой парень и, самое главное, идеальный друг, - кретин, с вашего позволения. Сидеть бы мне в свой единственный выходной в нашем славном городишке, пить чай с вареньем, тупеть у телевизора, как все приличные порядочные горожане, к коим и я, само собой, принадлежу. Так ведь нет! Встаю ни свет, ни заря, мчусь в какие-то невероятные дебри, и - вот он, долгожданный приз! - второй час шлепаю по нелепому болоту, к тому же потеряв бесшабашную компанию развеселых балбесов, которые меня в это гиблое дело втравили. Время от времени я останавливаюсь, перевожу дух и начинаю истошно вопить - совершенно безрезультатно. Водяной их всех утащил к себе, или леший? Эта отрадная мысль дает мне силы двигаться дальше. Хлюп-хлюп, плюх-плюх... Юркая тропинка того и гляди превратится в глубокий поток; кочки рыжей от мороза травы предательски утопают в мутной воде; вибрирует над головой зыбкий, тяжелый воздух. Постепенно смутное очарование этого мрачного места захватывает меня; я медленно продвигаюсь вдоль непроходимых зарослей оранжево-ржавого кустарника с тонкими острыми листьями, кричаще яркого на фоне насыщенно-серого неба и грязной болотной воды. Над болотом царит авантюристический дух рейнджеров, "зеленых беретов", коммандос; кажется, в пронзительно-оранжевых зарослях вот-вот мелькнут лукавые глаза экзотических аборигенов... Сочетание цветов - оранжевого и серого - так необычно и по-настоящему красиво - мне становится жаль, что я не художник, что пропадают зря потрясающие декорации для кучи фильмов, что все тропинки из этого заколдованного местечка все-таки ведут на шоссе...
Хлюп-хлюп, плюх-плюх... Впереди появляется небольшой зеленый просвет, и по своей водяной дорожке я медленно "выплюхиваю" на крошечную полянку, на которой - невероятно, но факт! - нет воды. В полном восторге топаю ногами по несокрушимой земной тверди, швыряю на зеленую траву ненужную корзину для мифических грибов, медленно и с удовольствием перехожу из категории "водоплавающих" в свое естественное состояние. Л Е П О Т А!!! И только потом я замечаю ее.
Девушка в серой куртке и голубых коротеньких сапожках (как только добралась сюда, не утонула в жутких ручьях!) спокойно сидит на пеньке слева от меня. Наблюдает. Ни тени эмоций. Я думаю одновременно: "Красивая" и "Откуда здесь"? Жар приливает к голове, знаю, что краснею, краснею неудержимо. Подхожу, сам чувствуя натянутость своей улыбки.
- Привет!
- Привет.
Спокойно смотрит снизу вверх, на улыбку не отвечает. У нее прелест-
ное лицо - лицо женщины-вечного ребенка. В широко распахнутых светлых глазах - искреннее удивление каждым новым мгновеньем, впечатлением, новым ликом этого переменчивого мира; нежная, смугловатая и одновременно очень бледная - до ощущения прозрачности - кожа; воздушный, легкий профиль; бледно-розовые губы; никакой косметики - высший пилотаж! Светло-русые волосы - длинные, густые, но и они неяркие, пепельного оттенка. Все в ней - неброских, приглушенных, светлых тонов. И, как ни странно, она исключительно удачно смотрится на фоне оранжево-черного кустарника, в вибрирующем, смутном воздухе. Тревожащая яркость обрамления - и ее бледная, нематериальная нежность. В одно мгновенье она перестает быть чужой для меня. Вернее, она ею никогда и не была. Не ее ли я ждал всю жизнь? Она похожа на принцессу с Марса...
- Я заблудилась.
- Я тоже...
Я вдруг начинаю чувствовать свое сердце - оно гулкими, тяжелыми
ударами бьется везде - в грудной клетке, в висках, в затылке, прыгает в желудок, трепещется там. Слышу свой голос, неестественный, жалкий:
- Меня зовут Сергей.
- Лия.
- Я здесь с друзьями, мы приехали компанией. Хочешь, подвезем тебя до города.
- Хорошо.
Она поднимается с пенька, мы пересекаем полянку и храбро ступаем
на тропинку-поток. Теперь я не вижу окружающего, воспринимая только легкие шаги Лии за спиной. Рыжие кусты сливаются в сплошную стену, я аккуратно отвожу особо надоедливые, мешающие ветки и отчаянно пытаюсь отыскать в лужах самые мелкие места. Это дьявольски тяжелый труд! Беру ее за руку - рука небольшая, прохладная, но изнутри поднимается жар (все же промокла, простудилась!) и быстрый, неритмичный пульс ощутимо бьется, колотится в мою ладонь. Или это мой собственный?
Вода тем временем все прибывает, и я отваживаюсь взять Лию на руки. Совсем близко от моего лица ее большие глаза, голубые, как я и думал, с каким-то особенным, пепельным оттенком - непроницаемые, спокойные, отстраненные. Я вдруг понимаю, что пепельный тон наложен на весь ее облик - волосы, кожа, губы, имя - все словно подернуто мягкой пепельной дымкой - возможно, именно это придает ей такое очарование? А разве я нахожу ее очаровательной? Я не успеваю найти ответ, попросту забыв вопрос. Лия легкая, как игрушка, как маленький ребенок, и я готов нести ее далеко-далеко, куда угодно, пешком в город, в столицу, на Марс...
Вспоминая потом наш путь до шоссе, я никогда не мог определить его продолжительность во времени. Время исчезло, растворилось, сгустилось в единый миг, взорвалось вечностью, а мы все танцевали наш странный танец среди золота и воды, в нереальном и зыбком мире болот, под серым небом, в маскарадных костюмах с грибными корзинами.
А потом все кончилось, и я поставил Лию прямо на кромку шоссе, где преданно ожидали нас верные автомобили.
Моя приятельница Нора чинно сидела на обочине и грызла бублик, гордо выставив перед собой большую синюю корзину, полную грибов. Я махнул рукой - мол, уезжаем, - и открыл для Лии переднюю дверку своей кремовой "Нивы". Норины большие глаза стали совсем круглые, но она тактично промолчала.
И мы уехали.
Я и вообще-то люблю скорость, но тут в меня словно вселился какой-то бес. Я меньше всего хотел расстаться с Лией, но ехать медленно просто не мог. Наверно, я хотел подарить ей чувство полета, пережить его вместе с ней. Мы неслись, а словно бы летели. Скорость не напугала ее, наоборот, на ее бледном личике впервые появилась, как подарок, легкая улыбка. И уносились, уносились вдаль леса - золотые и темно-зеленые, убогие деревушки и роскошные дачи, люди, собаки, кошки, сороки на проводах. Счастье - это отсутствие самоанализа? Я слежу за дорогой, иногда поглядывая на Лию, и в голове у меня ни единой мысли, ни даже намека на таковую. И чувств никаких. Стопор. Только наш полет - серое небо, серая дорога, серый город впереди...
Когда справа нарисовался зеленый силуэт Кур-горы, а впереди, словно часовые, четко обозначились первые многоэтажки, я вышел из транса и светским тоном задал неизбежный вопрос:
- Где тебя высадить?
- Где-нибудь на трамвайной остановке.
У нее и голосок пепельный, незвонкий.
Я почему-то отчаянно разозлился. Беспричинно. На кого? На себя,
идиота, оттого, что нет во мне легкости, умения налаживать контакт, навязаться в знакомые, не потеряться; на этот враждебный город, в котором она сейчас исчезнет (а ведь я нашел ее в "джунглях"!), на собственную "Ниву" - разъездилась, скотина! - и грубовато заявил:
- К чему это? Я отвезу тебя.
Лия смотрит на меня своими изумительными глазами, долго смотрит
и ничего не говорит. Во мне вдруг вспыхивает надежда - дикая и нелепая - что она сейчас ответит: "Мне некуда идти", и я утащу ее в свою берлогу, как сказочный медведь, как сто медведей...
Наконец она улыбается:
- Тогда к телефону-автомату. Мне нужно позвонить.
Да здравствуют телефонные хулиганы! Мы объездили, наверное, де-
сяток автоматов - все они были сломаны. Право же, так и оценишь наш городишко, к которому я по-своему привязан, хотя и не люблю его за серость, ординарность и отсутствие собственного лица. Все старания найти действующий телефон окончились крахом. Внутри у меня все звенело - я боялся, что задрожит от волнения голос, но все-таки решился:
- Послушай, Лия... У меня дома есть телефон, и ты сможешь позвонить... Не думай только всякую бяку, я не подлец, не бойся...
Она внимательно выслушала мой лепет, поправила волосы, улыбну-
лась:
- Я не боюсь. Поехали.
Дорогу домой я практически не помню. Какие-то блики, сполохи, полутени. Помню, что поддержал ее у подъезда, вижу ее голубые сапожки на нашей грязной лестнице, чувствую еле уловимый аромат нежных, фиалковых духов, и в моем сердце, в самом потаенном уголке - цветок ее улыбки. Л - и - и - и - я - я ...
Потом я кружился-вертелся-суетился, действительно напоминая бестолкового медведя. Одновременно искал для Лии тапочки, ставил воду для кофе, пытался незаметно стереть пыль с маленького столика, открыть форточку, закрыть дверь, сделать бутерброды, поставить кассету. Ей было все равно, какую. И я поставил шум прибоя. Просто - море шумит. И тихая музыка. "Коль довелось в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря"... Она сидела в кресле, с телефоном на коленях - тоненькая, хрупкая, близко-далекая - и меня поразило: до чего идеально она вписывается в окружающую обстановку! Любую. На рыжем болоте - и здесь, в моей берлоге, в полумраке, на фоне синеватых обоев. Словно... была здесь всегда! И я чувствую, что возненавижу любого, кто сядет в это кресло, кто займет место Лии. Здесь должна быть она и только она! Тут Лия начинает набирать номер, и я поспешно ретируюсь на кухню. Не хватало еще подслушивать ее разговоры!..
Сиреневые сумерки незаметно опускаются с небес, и город тонет в них, как в океане. Я включаю небольшую лампу, уютно, тепло, мы пьем кофе и тихонько разговариваем.
- Ты любишь море? - она улыбается.
В полумраке легкий абрис ее лица светится изнутри неуловимым, нереальным, "звездным" светом.
- Да, очень. А ты? Ты жила у моря?
- Нет, нет. Но я видела море. А еще пустыню - белые пески, бесконечные, как вечность и бриллиантовая дымка на горизонте, там, где они встречаются с белым небом. И горы, южные горы. Я много путешествовала, очень много...
- Послушай, Лия, - я машинально беру ее за руку. Снова меня, как ожог, поражает контраст между прохладной нежной кожей и внутренним пульсирующим огнем, - пожалуйста, не смейся! Ты очень красива... Нет! - решительно обрываю я себя в убийственном порыве быть правдивым. - Ты СЛИШКОМ красива, слишком... совершенна. Словно... я сам выдумал тебя. Не смейся. Мне страшно! Боюсь закрыть глаза - открою, а тебя не будет. Откуда ты? Ты же не из нашего города, правда? Где ты жила? Где выросла? Я хочу знать о тебе все! Где твоя родина, что ты любишь, почему оказалась там, на болоте? - поток слов иссяк, я потерянно замолкаю, беспомощно глядя на нее.
Она медлит, подбирая слова, и у меня вдруг создается дикое, до ощупи реальное, ощущение, что она... переводит мысленно очень сложные, непостижимые понятия в простые определения, доступные для меня, дурака.
Я обреченно жду.
- Я была на болоте вместе со своим другом - он художник. Мы поссорились, я оставила его и решила вернуться одна. Ты нашел меня, потому что искал, верно? Значит, теперь я есть. Я есть, я с тобой, поверь мне...
И, как самое весомое из всех возможных доказательств, я чувствую на своих губах ее нежные губы. Она забыла добавить слово "сейчас", но это неважно, потому что вот она - реальность: неуловимый аромат фиалки, пепельные глаза, гибкая фигурка в моих объятиях, сбывшаяся мечта, самозабвение, ее восхитительная прохладная кожа, внутренний огонь, поработивший, забравший мою душу... Путь в бездну, по которому ведет меня Лия, к горящим в кромешной тьме огненным цветам. Я узнал ее родину, почувствовал непостижимое, прикоснулся к безвозвратному, познал смертельное... Я нашел ее, потеряв себя, но там, среди звездных пространств, Лия, вопреки себе самой, вернула мою душу мне, потому что действительно любила меня в эту ночь - и я потерял ее. Вернулся. Выжил.
На рассвете я внезапно очнулся. В комнате стоял арктический холод - через открытую балконную дверь нахально наползал в мои владения густой, липкий, ледяной предутренний туман. Я обреченно осмотрелся. Стол, кресло, стенка с книгами, в углу, у окна - амазонская лилия, подарок Норы, единственный цветок, чудом выживший у меня. Я был один. Разумеется, один. Никого здесь не было и не могло быть - это я знаю твердо. Я встал и решительно поставил между собой и нежеланным гостем - туманом непреодолимую преграду - балконную дверь. Все. Конец.
Я не ищу Лию на улицах - в толпе ее, конечно, нет. Иногда, на работе, мне хочется подойти к столу Норы, взять ее за плечи, тряхнуть хорошенько: "Помнишь? Помнишь? Вспомни"! Но я не сделаю этого - отчаянно боюсь ее недоумения, отрицания. Красивые брови подняты, в синих глазах - удивление и насмешка: "Ты что, Сережа? Упал с дуба"? Так что и этот путь закрыт. Я знаю, что вряд ли когда-нибудь побываю еще раз на том заколдованном болоте, да и ни к чему это: наступила зима, опали ярко-рыжие листья, их занесло снегом, замерзла вода, и болото утратило чары - просто тусклая долина, голые кусты, синеющий лес вдали. Печаль, безнадежность...