Шелепов Сергей Евгеньевич : другие произведения.

Уездный детектив

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Уездный детектив
  Всемогущая мафия, от которой содрогается весь подлунный мир, сметая ус-тоявшееся благополучие так называемых стран "Большой семерки", круша окоченев-шие бетонно-дубовые режимы, полоня африканско-азиатско-латиноамериканские нар-коимперии, неслышной поступью недоразвитого социализма подкрадывалась к не-сметным богатствам бездонных закромов одной из великих держав мира. Вы, конечно, поняли, как называется упомянутая выше держава. Но автор сего писания, воспитан-ный в духе /страхе/ борьбы за победу чего-то над чем-то и во всем мире, безмерной преданности идеалам ... и делу..., не смеет из врожденной и благоприобретенной скромности / пришибленности/ упоминать всуе имя означенной державы. И к тому ж связан автор клятвой, произнесенной на плацу в/ч 68991 в городе Кунгуре недалеко от низнесенного вглубь земли к гробам забытых предков стадиону, нарушение которой грозит презреньем всего трудового народа, но коя не противоречит героическому вос-хвалению достижений и успехов в борьбе со спрутом всемирной мафии - порождением проклятого капиталистического прошлого.
  Итак, мафия заграбастала своими грязными руками закрома родины. Но страна широка еще наша. И много в ней лесов полей и рек, до которых черные силы мирового порожќдения капитализма еще не добрались. Но, словно волчья стая, окружи-ли и, щелкая по ахидски начищенными "Блендамедами" до саванной белизны зубами, готовы вцепится в глотку несчастной жертвы, недавно еще называемой великой и мо-гучей. Да, недалеко еще то время, когда, огородившись железным забором, наводил "могучий и великий страх на всех заморских кусошников. Но сейчас железный забор растащили - каждый, кому здоровье позволяет, отляшил кусок того забора и привесил на двери своей квартиры. Если раньше жили за железным забором в общей конюшие, то теперь у каждого есть свой "железный занавес".
  И, как бы ни суровы были последствия клятвоотступничества, не вьдержать все-таки, верно, автору и произнесет он имя своей много пережившей Родины - клятвой любовь не удержать. Можно любить или нет душой и сердцем... Но любить по коман-де! Простите, это смешно. Итак, уважаемый чтец, отправимся в некую губернию нашей России... В город Х-ск упомянутой губернии, куда тремя годами раньше вернулся с Се-вера Ричард Львович Сердечкин...
  Кто такой наш главный герой?
  В свое время, окончив школу в .Х-ске, Ричард, одурмаќненный призывами к покорению суровых окраин страны, впав в гипнотическое помешательство от чрезмер-ной дозы опиума геологической романтики, а также под воздействием бившейся в под-сознании поганенькой мысли о "длинном рубле", без всякого сожаленья покинул уезд-ный (районный в то время) городишко и окунулся, будто в прорубь, в серый омут большого города. В проруби той сначала ожгло фасадом благополучия и кажущегося по сравнению с Х-ском изобилием, а после, будто обморозило заторможенное сознание и подсознание замысловатой реальностью студенческого бытия.
  Учеба давалась легко Ричарду, ибо наделен был от природы, да и от Бога, верно, светлой головой и сметкой. Пожалуй, это то и сыграло с ним нехорошую шутку, крылья подрубило соколику, будто тяжким похмельем огрев его нелицеприятной дей-ствительностью. Ибо все науки геологические, как и так называемые гуманитарные, яко на бетонных столпах, покоились на всевозможных догмах, в коих усомниться было величайшим преступлением. Но что делать, коли лезут сомнения те в голову? Попро-бовал бедный Ричард усомниться в одной из таких железобетонных догм, ибо приучен был жить "не по шаблону"... После сомнений тех семестр целый без стипендии обхо-дился. Не поставили бедолаге зачет и, хоть тресни, не докажешь, пришлось с хлеба на воду перебиваться. Уж и не рад был сомненьям своим. Но что поделать, если главной заповедью развитого социализма было - не усомнись! А он усомнился. Пусть и покаял-ся, но... Сколько после этого было всего погружено в вагоны и выгружено из них на железнодорожной станции... Один Бог ведает. Но прорвался студент чрез все препоны. И после того в открытую уж не в чем не сомневался, а заглушал сомненья свои горь-кой.
  После ВУЗа, движимый остатками не выветрившейся еще чумы романтики, приехал Ричард в далекий северный городок. По приезду же сразу впрягся в тяжелый воз геологических поисков, улетая на долгие месяцы то в тундру, то в тайгу, забывая про цивильную жизнь. В последней не много утех было - вино, преферанс да случай-ные женщины.
  И, видимо, чтоб скрасить эту жизнь, в конце концов, женился Ричард. Моло-дым отвели отдельную комнату в одном из бараков на окраине города. Барак, бывший когда-то конюшней, поделен был надвое длинным коридором. А бывшие стойла разде-лялись деревянными перегородками, покрытыми еще слоем штукатурки, но в результа-те реконструкции стойла и остались стойлами. Особенный этот конюшенный колорит еще более расцветал по осени, когда возвращалась с "поля" бичевская братия, напоми-ная при этом не просто конюшню, а горящую конюшню. Целый месяц, а то и более все это хитрое строение хрипело, стонало, орало, материлось, трещало - ходило ходуном круглые сутки, ибо одни, прочухавшись, начинали искать для поправки здоровья зелья соответствующего; другие к тому времени только в раж начинали входить; третьи со-всем безумели к тому времени и, отмахав потребное, оседали в осадок. И так сменяя друг друга на поприще буйства, тяжкого забытья и нескончаемого пиршества кувырка-лась долгие недели бичевская братия.
  Потом кто-то возвращался в леса; кто-то начинал полуќправедную конторскую жизнь в камералке; кто-то совсем в мир иной отселялся. И наступало некое умиротво-рение, кое нет-нет да и взрывалось локальным буйством отдельных обитателей "козло-дерки". Но это были уже робкие отголоски отшумевшей бури, которые лишь слегка разнообразили гнетущую обстановку обители.
  Ричард попал в ту категорию искателей, коим суждено было после такой межсезонной кутерьмы непременно возвращаться в глушь и даль немереных просторов Родины, чтоб продолжить поиски так нужных кому-то золота, алмазов и других полезных ископаемых. Зачуханный и замордованный такой жизнью и работой, без прежнего блеска мутящего сознание романтики возвращался Ричард в "поле". Начальник хвалил его за рве-ние в работе и за способности его поисковые, всячески поощряя настырность и упрямство Ричарда в "достижении поставленных целей". Ричард и рад был, дурак простодырый...
  Пока бедолага рыл и копал Землю-матушку, молодая жена его сначала втихую, а потом и воткрытую стала сожительќствовать с начальником Ричардовым. И в один пре-красный день, когда получили Сердечкины однокомнатную келейку, обставили ее нехит-рой мебелью, ждало Ричарда великое потрясение. И, верно, только схожесть его ры-царского характера со своим тезкой (по созвучию) - правителем и главой крестовых походов возвысила его над встретившей его в тот злополучный день по возвращении из лесов "моло-дой" парой, проживающей в праздности медового месяца, под крышей однокомнатного шалаша. Не занес и не опустил меч возмездия на головы "голубков" Ричард, а, гордо раз-вернувшись, отправился обратно в бывшую конюшню к своей бичевской братии.
  Залив, отмеренным кубометром зелья неприятность, с ним приключившуюся, вер-нулся Ричард в леса, чтоб с удвоенной злостью и упрямством впрячься в опостылевшую лямку поисков и разведки полезных ископаемых.
  А тут и времена другие подошли... Работал Ричард недалеко от деревни лес-ной, в глухих лесах затерявшейся, и встретилась ему вблизи той деревеньки бабуля старень-кая, козу пасущая. И спросила она Ричарда - "что, мол, ищете, сыночки?".
  - Золото, - как и подобает геологу, ответил бабульке Ричард.
  Бабушка прошамкала что-то себе под нос, платок на голове поправила и, вздохнув глубоко, молвила:
  - Нет здесь, сыночки золота... Одна глина...
  Пророческими оказались слова старушки... И года не проќшло, как приняло демо-кратическое правительство многострадальной державы "Программу...", в которой говори-лось, что полезные ископаемые у нас кончились, и осталась одна глина. (Автору же ка-жется, что вдали от всевидящего ока партии и ее поганых структур трудилась геологи-ческая наша братия, как и должно трудиться, как может только свободный человек тру-диться, когда не дергают труженика... Потому, наверное, единственные, кто для буду-щего смог потрудиться - геологи. Уж, сколько лет, как не существует практически у нас геология, беды в том нет покуда.) А раз нет в наших недрах ничего, то и искать нечего. Глина же повсеместно есть - бери, сколь влезет. Только беда, не хотят капиталисты по-купать нашу глину. А сами не знаем, что делать с таким изобилием. Вот и сидим как свинья под дубом, на самых больших в мире запасах глины.
  Оставшись не при делах, как в поисках полезных ископаемых, так и в личной жизни, побичевав с незадачливыми соратниками, собрал Ричард Львович Сердечкин нехитрые свои пожитки и, будто из долгого крестового похода, вернулся в Х-ск.
  В свои тридцать пять лет единственное, что умел делать Ричард, искать. Ну а так как в земле уже все найдено, кроме полумифических кладов, то, прикинув так да сяк пошевелив неглупой своей мозгой, среди всех авантюрных побуждений выбрал Ри-чард занятие, как ему казалось самое подходящее к его опыту жизненному - открыл в Х-ске детективное агентство с хитрым названием "AW", что означает, если переменить латинские буквы на русские - "антивор". Таким образом, исходя из названия, основной задачей агентства была борьба с расхитителями частной (следуя веленью времени) и "народной" собственности. Почему слово "народной" взято в кавычки, думаю, ясно и дураку - никогда ничего в самом то деле народу не принадлежало, кроме "своих це-пей", как сказал известный классик марксизма и тут же указал путь, как обновить упо-мянутые цепи не уменьшая их тяжести - по закону сохранения массы, который гласит, что, если шило поменять на мыло, то ни в голове, ни в суме не прибавится.
  Сотрудников у Ричарда пока не было, ибо платить им надо, а денег даже на то, чтоб зарегистрировать у местных властей свое сомнительное мероприятие, еле на-шёл - пришлось продать самое ценное в доме цветной телевизор и обходиться дальше старым черно-белым. Но что не сделаешь для воплощения грандиозных планов....
  Обосновался со своим агентством Ричард в одной из половин родительского "пятистенка", стоящего на окраине X-ска. Отец его умер более десяти лет назад, а мать через три недели после возвращения странствующего рыцаря в родные палестины /да простится автору здесь масло масленое... Но уж больна звучно это родная палестина.../
  Чтоб обставить свое дело на широкую ногу, нарисовал Ричард и щит реклам-ный на листе фанеры. На щите том изображен был мужик с мешком, перемахивающий через забор. А мужика того молния пронзает, на которой вырисовано две буквы - "А" и "W". В районной же газете напечатал Ричард объявление об открытии своего агентст-ва, для чего пришлось продать соседям, оставшуюся после смерти матери козу. Вся ор-ганизационная канитель этим и закончилась. Осталось ждать клиентов... Но клиент по-чему-то не шел. Знать оттого, что золотом люди не были богаты, а копались все в той же глине, пытаясь вырастить невиданный урожай. Глину же даже "проклятые капита-листы" за бесценок не берут. А наш жулик хотя и тянет сперва, а потом думает, зачем, но и ему глина не нужна... А, может, еще и потому клиент не идет, что привык к тому, что украденное не вернет никто, а посему лучше самому украсть, чтоб скомпенсиро-вать потерю. По закону Иоанна Тихого - у тебя украли, и ты укради - и так до беско-нечности... Никто в накладе не будет.
  Не теряя надежды на то, что клиент пойдет, лишь бы с места сдвинуться, за-сел Ричард за изучение политической и экономической обстановки в стране и в регионе - очень полезное дело для досуга - в такую чащобу себя загонишь, не скоро выберешь-ся... И по этой причине просматривал Ричард по двум программам, кои транслирова-лись в Х-ске все телепередачи. Вечера же просиживал в читальном зале городской библиотеки за чтением газет.
  Больше двух недель изучал Ричард жизнь страны по газетам и телевизору. По прошествии двух недель погрузился новоявленный политолог в глубокие размышле-ния. Что-то писал, рисовал какие-то схемы и диаграммы. Временами рвал и бросал в печь труды свои. Снова погружался в размышќления... И в один прекрасный вечер вдруг, осенило И вывод, сделанный Ричардом был весьма и весьма пугающ - на стра-ну наступает всемирная мафия мирового империализма! Не больше и не меньше... Все, мол, к своим рукам мафия та прибирает. В больших городах все проклятая скупила-захапала, живого места на теле страны не остается. Лишь отдельные островки не тро-нуты в глухомани российской вроде Х-ска... А тут еще указы президента (верно куп-ленного той мафией) вводят частную собственность на землю - давая "зеленую улицу" заморским хапугам и к их Х-ску. Продажу, залог и прочие злодеяния против земли кор-милицы затеяны. В Х-ске и уезде кроме земли и купить-то нечего. Поэтому следовало ожидать, что главный свей удар нанесет мафия по Х-ску, скупая земли окрестные. Тут уж ясно окончательно стало Ричарду, кто главный объект его деятельности. Главное
  же направление в работе - борьба против мафии в отдельно взятом, уезде!
  Для более эффективной борьбы против скупщиков земли необходимо, при-шел к выводу Ричард, внедриться в соответствующие структуры. Или заиметь надо своих людей в земельном комитете. Комитета такого оказывается, в Х-ске не было. Слыхом о таком никто не слыхивал. И тогда решил Ричард, оценив все варианты, взять под контроль землеустќройство. Чтоб не откладывать дело в долгий ящик, на другой день с утра пораньше отправился Ричард к Главному землеќустроителю района. Пред-логом было устройство на работу.
  Прочитав на прибитой к двери табличке имя отчество землеустроителя, шаг-нул Ричард в кабинет. Имя, вычитанное на двери, смутно поколебало, легким ветерком будто, в памяти что-то далекое и туманное. Но тут же и упокоилось все, не оставив следа...
  В сидящей у окна женщине, узнал, Ричард первую свою школьную любовь Гелю, теперь Ангелину Семеновну. И ясно стало, почему встревожилась память перед дверью землеустроительского кабинета. С Гелей учился Ричард в одной школе (един-ственной тогда в Х-ске), но на два класса выше. Последнее ж не помешало вспыхнуть однажды первой и неясной обоим тягой друг к другу. Ох, и нацеловались голубки как-то после школьного, вечера... Но после этого любовь почему-то на убыль пошла и вскоре вовсе угасла. Но сейчас вспомнилось то далекое первое ликованье молодости. И, будто полыхнуло от этого воспоминанья в голове Ричарда. Удивилась и Ангелина.
  - Чарли... - невольно вырвалось у нее.
  - Ричард, я... - поправил забытый возлюбленный.
  - Ах, да... Прости... Я слыхала, что ты приехал...
  - Да, приехал вот - заполнил возникшую паузу Ричард.
  - И чем заниматься здесь думаешь? Ты ведь насовсем к нам? - посыпались, будто о стенку горох, вопросы - А, впрочем, зачем тебе заниматься то чем не попадя. Небось золота на всю жизнь запасся?
  - Какое золото? Далось оно всем... И в глаза его не видывал...
   - А что искал столько лет? .
   - Да все...
  - Плохо искал, значит, - разочарованно подвела итог первой части разговора Ангелина.
  - На работу возьми... - после паузы, вновь возникшей, молвил Ричард.
  - Зачем ко мне то с этим? Я ж не отдел кадров. Взять бы взяла. Ты геодезией можешь заниматься?
  - Могу, конечно... Что там хитрого...
  - У нас пока по штату нет должности свободной. Но по трудовому договору работу могу частенько подкидывать... Сейчас, вон, колхозы на паи делят... Обмерять-перемерять много придется...
  - Вот, он подход, к преступной мафии - с радостью подумал Ричард - паи то и будет мафия скупать. Кто скупает, тот и мафиози... Вот он след-то...
  Вслух же промолвил:
  - Мне в аккурат такая работа нужна...
  Вот и договорились... Завтра как раз в "Заветах Ильича" собранье будет о разделе колхоза на паи. Правда, что там деќлить неизвестно. Уж два года как ни предсе-дателя, ни правлеќния в колхозе нет. Все порастащили, поразрушили. Предсеќдатель их-ний особняк себе в городе построил и носу с тех nop в хозяйстве не кажет. Тащить то нечего оттуда больше. О работе и раньше не радел, а уж когда бардак нонешний по-щел, так... Ты завтра съезди на собранье то, а потом договор заклюќчим, если сладится там что. Хотя сильно в том сомневаюся. Уже четыре paзa собирались они... Соберут-ся... Вопрос поставят - в колхозе жить или на паи хозяйство делить... За колхоз прого-лосуют дружно и опять до следующего собрания разбредутся дорастаскивать послед-нее...
  - Ладно, съезжу...
  - Если что, теодолит есть у меня. Мерная лента тоже. Но лучше аршин на мес-те сделай. Без него если обмеры будешь делать, не поверят. И жалоб потом не обе-решься. Пока с аршином не обойдешь, все участки не уймутся... Такой уж народ... Уж восьмой год работаю, изучила. Один приехал то или с семьей? - неожиданно перешла Ангелина, как бы ставя точку на деловой части разговора, на другую тему
  - Один... Какая там семья...
  - Золото не нашел, семьи нет...
  - Далось тебе это золото - с раздражением чуть не вскричал Ричард - нет у нас золота больше. Одна глина осталась...
  - Пожалуй так и есть - как бы вслух размышляла Ангелина - Сколь не вали назьму да навозу в землю, все недород... Ну, так езжай завтра. Автобус в шесть утра.
  - Ага, поеду. До свиданья. А сама-то как? - запоздало поинтересовался Ри-чард.
  - Живу, - неохотно ответила Ангелина - Пока, - и уткнулась в какие-то бума-ги, лежащие пред ней на столе.
  - Весь вечер просидел Ричард в глубокой задумчивости. То думал над пла-ном действий по борьбе с мафией. То неожиданно начинал мечтать об Ангелине, Геле, ибо прознал днем, что живет она вдвоем с дочкой, что мужа опойку прогнала два года назад... И последнее давало некую надежду, пусть и слишком запоздалую, наладить и семейную жизнь.
  К утру план действий был готов, как в отношении с мафией, так и с Ангели-ной.
  В шесть тридцать, как и положено, с получасовым опозданием, перевалива-ясь о боку на бок, старенький ПАЗик повез незадачливого детектива на первое его де-ло.
  Собрание в колхозе "Заветы Ильича" намечено было на десять часов утра. Однако только к полудню бывшие колхозники собрались в хиреющий и разваливаю-щийся на молекулы сельский клуб, над которым развевался выцветший флаг родины Парижской коммуны. То ли по недомыслию, то ли, не понимая разницы между вдоль и поперек, (не на лавке, чай, лежать в ожидании батькиной науки - как не стали поперек лавки умещаться, так и по фигу все науки), но, означенќный флаг развевался не только над клубом, но и над сельсовеќтом. Только над сельсоветом раньше, говорят, висел флаг российский, чтоб не подумал кто, будто разделилась деревня на два суверенных конца, каждая из которых имеет свой флаг, разночтение в полосах флага устранили. И то, что не удалось Наполеону с его намеренной армией, сельские умельцы сделали в один миг. Им бы еще следовать законам Франции, тогда не надо было б думать о судьбе колхо-зов. А просто объявить, как в свое время о сексе, мол, во Франции нашей колхозов нет... И если на клубе флаг висит уж со времени известного путча, то на сельсовете флаг примерно раз в год меняется.
  Народ расселся в небольшом зале клуба. Кто раньше пришел, тот успел за-нять немногие уцелевшие стулья; опоздавшие либо в контору и сельсовет сбегали за оными; дабы подчеркнуть свою значительность и близость к руководству, либо просто выдрали половую доску в бывшем кабинете директора клуба. Люди, одним словом, ждали очередного действия затянувшейся комедии, переругиваясь, поплевывая шелу-хой от семечек, зевая и глазея по сторонам и непременно в облезший потолок.
  Приехавший из города сельхозначальник, бывший парторг колхоза Худоро-стов, а также звеньевая Зинаида, имеющая несколько почетных грамот то ли за надои, то ли за лояльность женскую к колхозной верхушке, как и в старые добрые времена, заняли свой привычный насест в президиуме на сцене клуба. Не хватало лишь кумачо-вой скатерти на столе - при саморазделе имущества весь запас кумача прихватила жена упомянутого парторга Валентина, склочная деревенская баба, спящая, как говорят, на ходу, но люто ревновавшая ко всем своего плешивого супостата и, говорят, не без при-чины... Непременный при подобной процедуре графин и стакан граненый принес из дому парторг. С опаской сейчас смотрел он, то на графин, то на сидящую во втором ряду жену, которая уже узрила на столе, числящиеся среди домашней утвари стакан и графин. Посему грозно смотрела на мужа, давая понять, что все увидела, просекла и, не приведи господи, если разобьет кто одну из посудин, несдобровать тогда "супостату", не-смотря на его высокое положение хоть и бывшего, но секретаря. В душе же ругала Валентина своего суженого такими оборотами, что, если б воспроизвести их на слух, то даже привычное ко всякому общество, наверняка б позатыкало уши. И дурак он и кобель... Да к каждому та-кому званью несчетное количество самых заковыристых прилагательных. И все это сдобрено лихим матом. Да и как не хаять его, если все начальство в дом, под себя гребет, а этот дурак простодырый наоборот... Никому не надо, а этот и графин, и стакан, пожалте, принес.
  Люди то за пай пришли бороться, а этот опять агитировать будет, чтоб колхозом дальше жить, чтоб обобществить все, что порастащено. Найдешь дураков, жди... Кто ж нынче от себя-то понесет...
  Ричард же Львович сел в самый последний ряд, спрятавшись за спину здоро-венной бабы, проработавшей долгие годы в колхозной столовой, но сейчас пребываю-щей по причине закрытия упомянутого заведения не у дел. Перебиваясь, как она всем жа-лобилась, с хлеба на воду, мечтала бывшая работница общепита, чтоб вернулись благие вре-мена, когда всего вдоволь было - и мяса, минующего колхозный котел, и масла, выкроен-ного за счет подмены его маргарином, и того же маргарину. А торговлишка водкой втихую какой доход давала - и за счет разбавления напитка горячительного, и за счет торговой надбавки, коя кроме разивающей, никем не регулировалась. А уж про налоги на подполь-ный доход и знать не знали, и ведать не ведали, что вообще такой может существовать, не слыхивали. На кой черт ей, поэтому пай нужен... Колхоз и только колхоз! А то, что за время такое - не своровать хлеба горбушку, ни самогонки выгнать для удовлетворения ночных потребностей жаждущих трудящихся. Да и трудящимся то скоро и пропивать не-чего будет. Свое пропито, колхозное допропивается... Так скоро и тупик ждет... А потому - даешь колхоз - житницу пьяных трудящихся!
  Собрание открыл уставший крутиться на стуле с оборванной обшивкой и тор-чавшим сбоку гвоздем, парторг.
  - Дорогие товарищи! Мы...
  - А чо не господа то ? - спросила Манька Анучина местная шалава, то и по-крепче прозванья заслуживает.
  - Твоя, Манька, хоть и на "А" букву фамилья начинается, но все равно, как не меняй буквы так Онучиной и останесся...
  - А ты не обскорбляй женщину... Управу-то вмиг найду... Ельцину вот обпи-шу, как коммунисты над вдовой изгаляются, так он на тя укорот найдет... "Внуковский то еродром" на башке твоей пригладит...
  - Это Манька то вдова? - не то с удивлением, не то с восхищеньем выкрикнул кто-то из зала - вроде все четыре живы, а двое, вона, в президиум пробрались...
  Манька сидела на одной из досок, вырванных из пола в кабинете бывшем зав-клуба - первого Манькиного мужа, который сбежал после недолгого с ней сожительст-ва, не оставив соответствующей записи ни в паспортах, ни в книге записей граждан-ских актов в сельсовете, но успел замесить с Манькой дитя малое, которому в сей год исполнилось семь лет. На собрании сидел Гришка (так звали мальца) по праву руку от матери самым большим в "лесенке дураков" - четырех ребятишек-погодков - чернявый старший, как уж упомянули, Гришка; рыжая, вся в веснушках Машка, названная в честь великомученицы мамки; такой же цветом и мастью Мишка и, наконец, самая ма-ленькая Зойка трех лет отроду голубоглазая и белобрысая девчушка. Меньше всего по-следнюю занимало происходящее вокруг. И она долго не могла придумать занятие для своей непоседливой натуры. Наконец забава нашлась, поковыряв в носу, вытянула Зой-ка длинную зеленую "козу" и теперь пыталась избавиться от нее. Это ей не удавалось, ибо "коза" оторвавшись от одной руки, тут же повисала на другой. Сначала это забав-ляло Зойку, но вскоре злить начало. Наконец она придумала, как избавиться от надо-евшей "козы". Намучавшись, Зойка просто взяла прилепила зеленую скотину на спину сидящему перед ней деду Никите, который ничего не видел и не слышал, потому как погружен был в послеобеденную дрему. Столько лет ему было, что подумать можно, глядя на него, что привычка спать после обеда сохранилась у него со времен царя Алексея Михайловича, в чье царствование был дедушка Никита добрым молодцом, и, когда все народонаселение Руси от простого холопа до наизнатнейшего боярина по-гружалось в спячку. И в снах тех всяк видел себя и богатым, и знатным. Верно, мечта разбогатеть, не слезая с печки, родилась в тех же послеобеденных дремах. И не мало лет, даже столетий понадобилось, чтоб некий пройдоха с грецкой фамилией наказал своей фигой из трех букв несуразность таких мечтаний. И заглохла (надолго ли?) веко-вая мечта наших вчудоверцев.
  Даже ребенок понял, что на спящих нас хочешь "козу" вешай; хочешь лапшу на уши; хочешь хомут на шею... Вот и повесила Зойка надоевшую "козу" на дедкову спину.
  Гришка же, сознавая свое старшинство мужицкое в семье, видя, что мать обижают, вскочил на лавку, разглядеть чтоб лучше обижавшего, и выкрикнул с непод-дельной, но детской, вроде шутейной, угрозой:
  - Не смей мамку забижать, а то подкараулю, когда ты в мамкиной койке валяться будешь - койка-то еенная в аккурат возле печки стоит, так я на тя кирпич то и спихну прямо на кочан твой лысый...
  Тут жена парторгова вскочила, будто рыба на отмель, рот раскрывает, а зву-ков нет. Наконец, к Гришке повернувшись, неожиданно тоненьким, елейным таким го-лоском, каким милостыню просят, вопросила вкрадчиво и умильно:
  - И часто оне там, Гришенька, за печкой то кочевряжатся?
  - А как ты, тетка Валя в город на рынок, так оне и за печку... Нам пряников али хлебца белого да погулять выпроваживают.
  - Ах, ты, кобель... Ох, кобелина...- и парторгова жена, раздвигая стулья, опро-кидывая самопальные лавки, танку уподобившись, ринулась к трибуне. Но перед самой трибуной вдруг остановилась, на Маньку обернувшись, огненным взором обожгла, но той хоть бы хны...
  - А чо б мне партейного ребятенка не завести. Изба ишь большая. И партей-ным, и прочем еся, где разместиться. Колхозом и будем проживать с партейным руко-водством, в теремке будто... Гамузом то, как набздехаем - и зимой жарко будет, дров не надо, печь не топи - прям кумунизма, -изгалялась Манька - советска власть есть, элек-тричество, как у многодетных не обрежут... Прям таки по ленински получится...
  Совсем смешалась женка парторгова - то ли Маньке в космы уцепиться, но обратно надо сквозь народ продираться, то ли руку протянуть до оплешины мужа сво-его, но там уж и драть то нечего - почитай все повыдрано либо само повыпало, что на пустой башке расти будет... Так и стояла в нерешиќтельности, безмолвно рот разевая, будто дурь, что Манька швыряла, ловила и проглатывала. А глазами то на Маньку та-ращится, то на мужа своего простодырого. Но вот решиќлась... На сцену вскочила пташ-кой-вороной и на мужа пошла тучей прегрозной с громом и молниями. Худоростову явно не до регламенту стало. К трибуне попятился, уперся в нее, торкнулся задом хлипким и замер, кроликом обреченным перед змеем поганым будто. Но не поднялась рука разъяренной парторгши на "кролика" - хотя и графин уж ухватила и над головой занесла, чтоб разразить супостата. Но, увидев его жалќкого и раздавленного, отступила. К Маньке опять обернулась:
  - Ладно, крыса амбарная, забирай сокровище. И приданое вот тебе... - и гра-фин по замысловатой траектории, крутясь и роняя редкие капли, будто плюясь, полетел в Маньку.
  Но то ли рука дрогнула, то ли не рассчитала (какой уж тут расчет?) не доле-тел, бывший казенным, сосуд до Маньки, ибо спрос с дурака никакой, посему и кары лютой не последовало. А пострадал, как и всегда в таких случаях, невинный. Постра-давшим этим оказался единственный кто, находясь в зале, не был ни участником коме-дии, ни зрителем - спящий дедко Никита. Отскочив от дедовой головы, графин с грохо-том упал под лавку. Туда же, не приходя в сознание, а может, перейдя из сна послеобе-денного в сон вечный, сполз медленно, заваливаясь на бок, и дед Никита.
  - Люди... Спасите ради Христа... Смертоубийство...- заверещала, будто ре-жут, будто в саму ее угодило злосчастной посудиной, бабка Никитиха. Издав положен-ную моменту меру воплей, и сама полезла под лавку подымать своего убиенного, как ей казалось, супруга.
  Спас же деда его малахай, сшитый, если не из обрезков, оставшихся при ши-тьи шапки Мономаховой, то,.тем же неизвестным мастером и в то далекое время. Дед не погиб - просто от удара графином нарушилось зыбкое равновесие, кое поддержива-лось разве что святым духом. И в результате того нарушения материальная, телесная часть деда переместилась в пространстве, а почивавший в глубокой дреме разум даже не среагировал на происшедшую подвижку бренного тела. Так и продолжал спать дед Никита, покуда бабка не свалилась и не придавила его все тяжестью своей к полу, пла-ча и рыдая о нем, как об умершем, называя при этом супруга и "голубком ненагляд-ным", и "милым Никитушкой", и еще всякими словами любомудрыми, кои в послед-ний раз говаривала дедку, когда был он молодым. И так давно то было /верно при том же Алексее Михайловиче/, что бабка сама удивилась любвесловию своему. Дед же то ли от слов таких, то ли от тяжести, придавившей его, начал оживать. Да и как тут не ожить, если за последние несколько десятилетий не слышал он ничего кроме ругани и брани, от которых многократно за долгую жизнь спасался дед, переселяясь на различ-ные сроки в баньку. А тут и "Никитушка", и "ненаглядный"... За столько лет и слова доброго не слыхивал от старухи своей - все больше "дурак старый" или в лучшем слу-чае "вражина". Дед, следует отметить, тем же отвечал ей, заглазно называя бабку свою "старой ведьмой", а обращался к ней, буде потребность какая возникала, просто "ста-рая".
  В происходящем разобраться деду было не по силам. И сначала он просто хо-тел вывернуться из-под тяжести, придавившей его и затруднявшей дыхание. Но, видя тщетность своих усилий, решил видно осмыслить происходящее да с силами собраться, чтоб выбраться из-под бабки. На беду свою неправильно сориентировался в ситуации и, истолковав все по своему, накинулся на супругу свою вместо того чтоб успокоить её:
  - Ты, чо ето старая удумала? Уймись... Место ишь нашла забавляться то... Дома для энтого нет... Сорок лет не до того было, а тут на - принародно затеяла... Уй-мись... Да подняться дай...
  Никитиха после слов этих обомлела. Подумав секунду, вдруг со всего разма-ху, на сколько позволяло замкнутое пространство под лавкой, заехала деду, будто маль-цу-озорќнику, звонкую оплеуху. Малахай, казавшийся до этого приросќшим к голове вла-дельца, свалился в лужу воды, вытекшей из графина. Уже не единожды попадавший в подобную головоќмойку дедко не стал даже пытаться защититься от тумаков, а ползал и извивался, шаря руками по полу, отыскивая свой малахай. Наконец, водрузив малахай на законное место, и, вывернувшись из-под бабки, приступил дед Никита к основному маневру - бегству на четвереньках сквозь частокол ног и под улюлюканье сельчан к спасительному выходу, проявляя при этом чудеса увертливости и сноровки, которые помогли, верно, когда спасался от гнева царского за участие в стрелецких незадачах.
  Манька же, как главная героиня спектакля, вскочила и, приплясывая на месте, сколь позволяло зигзагообразное межрядье партера, завопила (именно завопила, ибо трудно отнести даже к примитивной частушке дичайший экспромт, который вьдала в следующее мгновенье незатейливая актриса):
  У меня изба полна
  малыми ребятами,
  а, ты парторгу не нужна,
  дура толстопятая...
  Ошарашенная своим промахом, испугавшись свершенного смертоубийства, опозоренная вдобавок ко всему обидной частушкой, жена бывшего парторга грохну-лась на пол посредь сцены, как и требовал того жанр вершившегося представления.
  Худоростов кинулся сперва к поверженной супруге, но, будто на преграду налетев, остановился взревел вдруг неожиданно громко и властно:
  - Воды... - и кинулся в зал, расталкивая зрителей и участников представления. Вот уж заветный графин в руках спасителя. Круша-раздвигая сидящих, вернулся быв-ший парторг на покинутую было сцену - что за спектакль, что за соцреализм такой, ес-ли партия в стороне от событий.
  Набрав воды в рот, бывший парторг прыснул в лицо покоящейся супруги, но ту не пробрало. И тогда незадачливый спаситель вылил остатки воды в графине на ли-цо несчастной. Та вздрогнула, глаза приоткрыла...
  - Валя... Валя... - бубнил возле нее парторг. Валя постепенно пришла в себя, на сцене села. Огляделась затем вокруг, осмысливая происходящее. И тут на глаза ей дед Никита попался, зал покидающий - живой и здоровый. То ли от радости, что смер-тоубийства не совершила, то ли движимая вспыхнувшей вновь злостью вскочила-вспорхнула бывшая парторгша, выхватила графин у безмолвствующего супруга и ог-рела опостылевшего супостата злополучной посудиной по ненавистно розовеющей плешине. Медленно, не понимая, и, удивляясь будто, осел Худоростов на пол. Видать прописано было в тот день стать безвестному графину орудием возмездия...
  Затем поставила графин на стол, чем и закончилось в тот день путешествие графина по воздушному пространству клуба колхоза "Заветы Ильича". Слегка, то ли пнув то ли просто задев ногой Худоростова, спустилась Валентина со сцены, доиграв свою невыгодную роль, и направилась к выходу.
  Ну а в зале представление своим чередом развивалось... К бывшему парторгу, несмотря на неслыханное падение авторитета партии, сбегались, будто на похороны вождя, и участники представления, и часть "массовки". Манька Анучина, оторвавшись от своей "лесенки дураков", прорывалась через плотные ряды трудящихся масс, разда-вая отдельным особям тех "масс" матюги и оплеухи; звеньевая Зинаида, вспомнив бла-женные минуты, проведенные в районном Доме колхозника, раньше всех оказалась возле распростертого тела и со слезами на глазах обмахивала платком лицо повержен-ного; первейший опойка деревенский Ванька Политура тоже пытался оказать помощь пострадавшему памятуя старые времена, когда проворачивали с парторгом небольшие делишки по превращению колхозной собственности в самогон, предлагая промыть ра-ну на голове какой-то непонятной жидкостью, извлеченной по такому случаю из по-тайных карманов пиджака-подергайки. Ваньку с его жидкостью слегка оттерли в сто-рону. А он и не настаивал шибко то. Просто отвернулся от зала - не от стеснения, а чтоб кто под локоть не толкнул и, запрокинув голову, влил часть той жидкости в широ-ко раскрытый рот. Закончив процедуру принятия "вовнутрь", спрятал пузырек и на-правился к уездному начальнику.
  Начальник тот сидел, как окаменевший, и с ужасом смотрел на происходя-щее, не зная как вести себя в случившейся незадаче. А, увидев Ваньку Политуру, дви-жущегося явно к нему, попытался отвернуться и этим как бы обособить себя от
  столь мерзкого типа. Увы... Поздно.
  Ванька сел на свободное место, кое вначале собрания занимал бывший пар-торг, дернул за рукав слегка увертывающегося начальника:
  - Слышь, начальник, - по лагерному, хотя и не бывал в местах тех по причине полнейшей своей никчемности (не украсть, не обмануть) обратился Политура к от-брыкиќвающемуся начальнику - ты по какой надобности здесь?
  - По государственной...- нехотя, и в то же время многозначительно отвечал начальник.
  - Да какая ж польза может быть государствию от ентого дурдома? - удивился Ванька и, заканчивая дипломатическую часть разговора, предложил - На "пузырек" да-вай, я мигом слетаю.
  - На службе не пью. - Отрезал уездный чиновник, но уж больно неуверенно.
  Почуяв слабину в голосе начальника Политура продолжил натиск уже уве-ренней:
  - Да какая тут служба? В дурдоме этом... Без присмотра дураков пооставляли, а теперь хотите, чтоб они туда добровольно пошли? Давай, не выкобенивайся... Хо-чешь самогону принесу. Он подешевше... А?
  - Товарищ, сядьте... - начал урезонивать Политуру чинуша.
  - Какой я те товарищ? Слыхал, что Манька сказала - господин... Так и обра-щайся, господин Политура...
  - Ладно, ладно... Сядьте на свое место в зал, господин Политура...
  - А... Ты, еще и обзываешься, - взвился Политура - У меня, между прочим фамилья есть - я Иванов. Понял? И я на своем месте, - продолжал куражиться Ванька - Я может вою свою трудовую жизнь потратил на то, чтоб в президиум попасть, чтоб, как Сталин, с трибуны трудовой народ видеть. И тех видеть, кто трудовому трудяще-муся к светлому будущему дорогу загораживает. Может, теперь я и есть самый глав-ный парторг, потому как прежние хвост поджали... А нам трудовым трудящимся те-рять нечего, окромя своих цепей, - начал цитировать на свой манер Политура классика марксизма, не ведая того, что Маркс то и не хотел, чтоб рушились в России устои кре-стьянской жизни, что и путь то к социализму предлагал основоположник для Русской страны свой, особый. Но где знать о том Политуре... А потому и продолжал он свою речь, вдохновленный предстоящим выпивоном, ибо уверен был, что держит свою жертву за самые жабры. - Так даешь, или нет? А то я сейчас в повестку дня вопрос по-ставлю о том, как в прошлый приезд свой лез ты, начальничек, все к той же Маньке, да занято было.
  - Угомонитесь, пожалуйста, - начал сдаваться начальник уездный - Василий, кажется... Сколько надо то?
  - Иван Федорович я - направил Политура - Две десятки давай, - потребовал деревенский шантажист, понимая как крепко уцепил он городского "карася", который теперь любую наживку проглотит, что не подкинь ему к откормленному рылу.
  - У меня десятка только, - робко пробовал скостить сумму "карась".
  - Не ври... Вона, у Зинки займи. И ее в кампанию возьмем, - а шепотом доба-вил
  - Потом с ней останешься, дурень.
  - Ладно... На двадцать... Только Зинаиду зааркань, - наконец сдался началь-ник. И глаза его покрылись масляной пленкой, а руки непроизвольно потерлись одна о другую в предвкушения сладостного греха.
  - Все будет на мази. - уверил Политура и проинструктировал - Выходите с ней втихаря. Все равно сегодня уж ничего не сладите... И за клубом ждите.
  Шепнув Зинке что-то, Политура исчез. Спустя пару минут тихо, будто при-ведения, растворились за кулисами и Зинка с новым хахалем.
  Манька, приведя в чувство бывшего парторга, в сопровождении "лесенки ду-раков" повела ушибленного за печку - за свою, разумеется, ибо в клубе все печки были разобраны и половина кирпичей приватизирована, а другая просто побита. Потихоньку разбрелась и публика, сожалея, что так кратко представление, а когда то следующее будет... Вслед за уездным начальником покинул клуб и Ричард, поняв, что никакой "шабашки" ему не светит в "Заветах Ильича", сожалея о потраченных напрасно день-гах.
  И еще думал Ричард, покидая зал заседания, что, если и проникнет в "Заветы Ильича" преступная (будто другая бывает?) мафия, то несладко ей придется здесь и скорей всего позорно сбежит, ибо советская власть все таки успела создать в много-страдальной стране человека борца, которому абсолютно все до фени - что после ком-мунистической обираловки остатки добра растаскивать, что у мафии тянуть - с голоду-хи тянули все, что не попадя, Колымы не боясь, а уж с похмелья и подавно не остано-вятся.
  Автобус, к счастью, ждать долго не пришлось - минут тридцать. Но и за этот промежуток времени чуть не впал детектив в соблазн. Когда уж к остановке подходил, попался навстречу Ванька-Политура, затаренный зельем. Остановив Ричарда, стал По-литура и его в компанию зазывать, ибо уверен был, что не без денег приехал мужик из города, хотя и неизвестно для чего. А раз с деньгами лишним в компании не будет. А чтоб завлечь Ричарда в свои коварные путы, приглашал его, не требуя денег, уверяя, что выпивка есть, а кончится это, мол, еще добудем. По секрету сообщил еще, что "крутит" он начальника уездного, который якобы у него у Политуры на большущем крючке. И показал этот крючок Ричарду, поднеся к лицу загнутый указательный палец с въевшейся в кожу грязью с длинным ногтем на конце, под которым мазутная чернота копилась, верно, со дня рожденья. Что "раскручивать" Политура горазд, это сразу по-нял Ричард, ибо чуть не согласился на предложение того. Правда, гульнуть на халяву у Ричарда была другая причина. По причине дичайшего безденежья он уж давно забыл, как это делается.
  Удержало от соблазна Ричарда то, что вспомнил он свою главнейшую в этот период цель жизни. И с великим трудом, с тяжким усилием сумел таки удержаться...
  По приезду в Х-ск Ричард не пошел к землеустроителыие - какой смысл в том, если собрание не состоялось, а значит и работы в "Заветах Ильича" не предвидит-ся. Отложил назавтра визит свой к Ангелине.
  Тайная миссия так же не удалась. Трудно было кого либо из присутствующих на злополучном собрании заподозрить в связях с мафией. Уездный начальник явно не тянул на, роль самого никудышного мафиози - уж слишком склонен к пьянству и блу-ду. Таких к мафиям и близко не подпустят. Не годился на роль мафиозного пахана и парторг по причине явной своей простодырости, что подтверждало полнейшую гни-лость и неспособность "руководящей и направляющей" к серьезным делам, чего тре-бовала сама жизнь. Да и в массе хохочущей над примитивной комедией зрителей труд-но выделить было кого-то, кто б мог думать на том представлении о чем-то не связан-ным с посмешищем.
  Верно, выжидает мафия, - размышлял незадачливый политолог - Чужими ру-ками хотят жар загрести. Либо уж слишком высоко проникли эмиссары капиталисти-ческой мафии во власть нынешнюю - сперва, узаконят свою поганую деятельность, во-ду замутят. А потом уж в воде той мутной наловят карасей жирных. Трудно совладать с имя будет. Это не коммунисты с их агитацией, кою все равно в итоге многие раску-мекали. Нынешние, глубоко запрятали свои истинные планы. Чтоб наверняка хапнуть. И поболее...
  И еще многим другим размышлениям предавался Ричард вечерком после не-удачной поездки в "Заветы Ильича", попивая жиденький чаек в пустом своем агентст-ве. А когда мысли о мафии опротивели, вспомнилась Ангелина - сначала смутные вос-поминания о давно забытых вечерах, постепенно перешедќшие в какие-то неясные очер-тания легких мечтаний; потом уж совсем дикое в голову взбрело, что-то в духе Винни Пуха - А не сходить ли к ней в гости? Правда и ответ на сей вопрос сразу же явился разочарованно-убивающий - Не пустит... А если и пустит, не далее порога. При ее должности не позволит в открытую ухаживать. Но подход-то должен быть...
  Мысли об Ангелине оборвали чьи-то шаги и шорох под окном. Ричард встал к окну подошел... Оперевшись на палку, стоял и глядел на окно местный фермер Пет-руха. Увидав высунувшегося в окно Ричарда спросил:
  - Можно ль к тебе, хозяин?
  - Заходи, Петро. Чо, как бедный родственник...
  - Так ведь у тебя заведенье тепереча... И вывеска вон...
  
  
  * * *
  
  
  - А, ты, чо? В заведенье пожаловал? Или так... - вопрошал - Ричард. И, будто споткнувшись в речи своей, чуть не раздраженно, продолжил. - Заходи, здесь за чайком и потолкуем...
  - Да, дело есть... Сейчас зайду... - засуетился под окном Петро - Фу, ты, лешак черномазый... - Последнее относилось к здоровенному догу по кличке Джек, неотступ-но следовавќшему за хозяином и крутившемуся в ногах, как глупая болонка. Пес нехотя отошел от хозяина, но, увидев возле канавы глоданную и переглоданную кость, устре-мился к последней. Петруха же в дом зашел, пошаркав перед тем на крыльце, как и ве-лось во все времена на Руси, о валявшуюся там мешковину.
  - Обжился значит... - после рукопожатия начал издалека разговор Петруха пе-ред тем, как перейти ко своей надобности - А жонка как?
  - Про женку спросил... Сейчас про золото спросит, - подумал Ричард. И, чтоб отвлечь Петруху от глупых расспросов, предложил пройти тому в "кабинет", дабы там изложить суть своего дела. Однако и тех несколько секунд, пока шел фермер в кабинет и усаживался на стул, хватило, чтоб задать поганые вопросы о золоте, о богатстве, кое якобы все везут, кроме ленивых, с Севера...
  Неуваженье к клиенту, тем более к первому клиенту, выказать Ричард не мог, а потому с видимым оживлением поведал о своих незадачах в личной жизни и на по-прище золотоискательства.
  Наконец места клиента и сыщика заняты, любопытство посетителя удовле-творено...
  - Итак, какое у Вас господин Поныряев дело? - начал официальную часть приема Ричард.
  - Ну, уж и господин... Ты, Ричард, почем за работу берешь? Поденно или в процентах ?
  - В процентах от чего? - не понял Ричард и с сожаленьем подумал, что о рас-чете за проделанную работу расценков не разработал - явное упущение в организации дела.
  - Ну, верно, в процентах от стоимости возвращенного имущества. - предпо-ложил клиент.
  - Примерно так и есть, от возвращенного имущества, - смутившись от такой незадачи, после некоторой паузы ответил Ричард. - И что у Вас пропало? Вы говорите, а я на магнитофон показания запишу, затем перепишу кратко поведанное, Вами на бу-магу, а Вы подпишете, Петр Алексеич.
  - Зачем на магнитофон-то? Не согласен...
  - А что?
  - А вдруг потом услышит кто, наговоренное мной.
  - Не услышит. Тайна следствия гарантируется. - Попытался успокоить клиен-та сыщик. - Да и сам подумай, как я за тобой записать успею все, что ты наговорил? - сбился в конце фразы с официального тона Ричард.
  - Это уж тебе видней - не соглашался Петруха. - Давай без матюгальника твоего...
  - Ну, ладно... Тогда коротко... Суть дела только...
  - Ты, ведь знаешь, Ричард, что я фермерством занимаюсь. - Начал свое дело излагать Петруха, по-своему понимая краткость изложения. - Так вот...
  - Подожди, Петро. Что пропало у тебя, скажи сначала, чтоб мне озаглавить "дело".
  - А, понял... Значит так... Прихожу я этта, неделю назад где-то, а двери с пе-тель сняты...
  - Итак, кража со взломом...
  - Нет, кражи не был... Двери вот...
  - Двери, значит пропали... Подожди... Так и озаглавим - "Дело ЉЉ. О про-паже дверей..."
  - Нет, двери-то не пропали, рядом приставлены...
  - Так, что пропало-то, Петро... Я совсем в тупике... Вещи пропали какие или нет? - по второму кругу повел опрос Ричард.
  - Да не было вещей никаких...
  - Как это так - двери на месте, вещей не было, следовательно, и не пропада-ли... Замки были на дверях?
  - Были
  - Сломаны?..
  - Угу...
  - Тоже на месте?
  - Рядом валяются.
  - И что же искать?- удивился Ричард...
  - Навесы... - наконец-то выдал Петруха и облегченно, будто гора с плеч, вздохнул.
  - Какие навесы? - не понял Ричард и вопросительно на Петруху уставился.
  - На дверях навесы были... - путано объяснять принялся Петруха - Железки такие... На которых двери висят и крутятся...
  - Странно... Очень Странно это. И как их искать?
  - Вот и в милиции эдак же сказали. А ты частник - тебе это дело сподручней.
  - И сколько пара навесов стоит?
  - Тыщ пятнадцать...
  - Вот возьми и купи, дешевле обойдется... Все равно покупать придется... Кто ж тебе две железки искать возьмется? - попытался отвязаться от клиента Ричард, поняв наконец "цену" дела, не стоившего и выеденного яйца.
  - Так ведь не два навеса умыкнули... - не унимался Петруха.
  - А сколько?
  - А, вот, считай: калитка возле ворот - раз; калитка позади двора - два; туале-ты "М" и "Ж" - еще две пары; сарайка, где инструменты и инвентарь лежит - уже пять; на теплушке да на тамбуре к ей - семь; в складе с досками две двери - девять. Еще три пары навесов на чердаках... Итого - двенадцать. А прошедшей ночью с ворот, с одной створки навесы сняли... С другой-то створки не сняли почему-то... Верно, помешал кто-то.
  - Да, богатый урожай навесов вырастил фермер Поныряев на своем подво-рье... - сострил Ричард.
  - Чо лыбисься-то... Все наростопашку счас. - С явным недовольством отреа-гировал на остроту сыщика клиент.
  - Ну что Вам сказать, Петр Алексеич, - перешел на официальный тон. Ричард после недовольства, высказанного Петрухой - дело я, конечно, заведу, но успех трудно гарантиќровать. Покури минут пятнадцать, покудова я все это дело оформлю. Потом распишешься... И примем ваше дело к произќводству. А подозрения есть какие-нибудь? Может, угрожал кто?Или, может, кто-нибудь стройку затеял великую поблизости?
  - Ума не приложу...
  Выпроводив Петруху из "кабинета", взял Ричард папку-скоросшиватель и написал на ней, сперва, единичку против значка Љ, а ниже - "Дело о пропавших наве-сах". Внизу поставил дату - 10.06.19.. г. Затем кратко изложил суть дела на двух листах бумаги, и позвал Петруху, чтоб тот расписался на каждом из листов. Сложив подпи-санные листы в папочку,обратился к клиенту:
  - Итак, Петр Алексеич, мы (надо полагать "я") берем в производство Ваше заявление. Гонорар составит 10% от стоимости возвращенного имущества, который за-платите по окончании дела. Вас это устраивает?
  - Ты мне главное эту падлу найди, чтоб впредь не тащил гад... А уж с гонора-ром разберемся.
  Прощаясь уже, Ричард присоветовал клиенту:
  - Слушай, Петро, а ты на внешней то ограде навесь двери, да у каждой по волчьему капкану поставь. Или, вон, Джека своего на ночь запусти на территорию - Он, мерин эдакий, с любого штаны снимет.
  - Попробую, - буркнул Петруха и удалился. На следующее утро, размышляя о появившемся деле, не спеша брел Ричард к центру Х-ска, чтоб доложить Ангелине о поездке в "Заветы Ильича". Хотя выгоды от этого никакой не сулило, но, чтоб занять себя как-то, визит сей был необходим. Необходим был еще и потому, чтоб поддержать первые зарождающиеся деловые (пока деловые) контакты в Х-ске.
  Уже свернув со своей улицы Х-ских Коммунаров на центральную, носящую, как и во всех совдепских городах, славное название вождя мировой голытьбы, нос с носом столкнулся Ричард, с Карлой. О том, кто же сей Карла следует остановиться в этом описании, ибо в дальнейшем повествовании займет сей выродок советской демо-графии соответствующее место среди персоний описываемого действа.
  Свое имя "Карла" получил Игорек за рост свой малый и наполеоновски-петушинно-люмпенский норов. Если еще угодно читателю несколько штрихов к порт-рету сего Х-ского отеребка, пожалте - Тоня-лунатик, который знаком всем по замор-скому пошлому сериалу, где герои с упрямо безразќличном видом, подобно домашним животным, ходят из угла в угол, околачивая органом деторождения груши или бананы - неважно, и, ожидая, как кошки шелудивые, когда кто-нибудь пнет их либо погладит. Представили этого Тоню? Прекрасно. Теперь представьте, что пьет упомянутый Тоня, не просыхая изо дня в день... Еще отнимите ростику два три вершка и увеличьте талию в полтора два раза. И портрет Карлы готов... Еще можно было б упомянуть об его злобности и завистќливости, ленью кота и трусливостью, пакостностью хорька...
  Промышлял сей блататуй с малых лет тем, что тянул помалу все, что попада-ло под руку. По крупному тащить боялся, ибо еще по малолетству внушил ему старый, кондовый ворюга по кличке. "Папа", оттянувший уже не один срок, что зад у Карлы такой аппетитный, что в зоне такой он вряд ли убережет от посягательств лагерных за-всегдатаев, не ведающих женской ласки и перебивающихся мужеложеским эрзацем. Сам "Папа", оттянувший уже не один срок, облизывался при этом масляно и блудливо, борясь с обильной течкой слюны.
  Промышлял поэтому Карла тем, что раздевал пьяных мужиков, снимая с них часы, шапки, и опустошал карманы своих жертв. Такой промысел казался ему наиболее
  безопасным. Однако, и на старуху бывает поруха, погорел в один прекрасный день Кар-луша и загремел в места, про которые говорят, дескать, не столь отдаленные. Отсидев
  положенное по статье соответствующей годешник или полтора в означенных местах, вернулся Карла в Х-ск. Весь в наколках, еще более задирист и нагл. А спустя месяц или два купил то ли на заработанные в зоне копеечки /что сомнительно/, то ли обчистив ко-го фартово, "Яву" - хотя и с рук, но недешево. Выпив дешевого "одурину" гонял Карла по улицам Х-ска, будто неистовый мотоковбой, по простому сумасшедший. Асфальт же Х-ска не отличается ровностью и гладкостью. А по сему мотородео по улицам горо-да кончилось для Карлы весьма плачевно - "Ява" вдребезги; Карла с пробитым черепом
  оказался в реанимации, где пробоину в Карлиной башке, полученной от столкновения с асфальтовым айсбергом, задраили металлической пластиной. Самого же Карлу с вели-кими почестями, кои выказали местные "подкарлочники" ему, определили в инвалиды соответствующей группы, надеясь, видимо, избавить социалистическое производство, таким образом от возможного внедрения в него столь опасного элемента. Хотя отме-тить следует, что и до получения пробоины Карла не очень-то и стремился выказать свои трудовые таланты.
  Назначили новому пенсионеру соответствующую сумму материального по-моществования, от коего талия Карлы раздалась в окружности еще более; а вот убогий словарный запас и до того скудный обеднел еще сильнее, сузившись до нескольких фраз, смысл которых не мог объяснить и сам Карла - что же до х-ских мещан, не ве-дающих воровского жаргона, то те понимали все буквально - "Козел", домашнее жи-вотное; "Петух", муж курицы; "Машка", это девка, верно, такая же разбитная, как Кар-ла. Что поделать, если все мужское население Х-ска, за исключением опоек да бобы-лей, спать ложилось в постель с женами. Козу же в кровати или козла могли предста-вить только в анекдотах про Чапаева да Петьку - провинция, где им во всех тонкостях современных наречий разобраться... А потому, когда называл Карла кого-то "Козлом" или еще каким подобным словом, то слышал в ответ непременное:
  - Сам, козел (петух, Машка) - что приводило Карлу в неописуемую ярость, коя мало кому грозила нанесением побоев или обид, ибо жители Х-ска от природы бы-ли крепкими, сильными и к тому же имели характер задиристый, а по пьяни ярко вы-раженный буйный. Карла это уж давно понял, а потому злость и гнев его петушиный выливался смесью (не гремучей)десятка беспорядочно-перемежающихся поганых слов.
  Вот и в это утро, когда направлялся Ричард к землеустроительнице Ангелине, выплыл навстречу ему обозленный Карла изливал поганую словесную вязь из "коз-лов", "петухов", "машек" и прочих непотребных слов. Ричарда увидев, остановился; смолк, обдумывая видимо, что сулит встреча со старым обидчиком-соседом, который и постарше был, и посноровистей. Наконец, не выдержав долгой паузы, выдал:
  - Здорово, Чардаш...
  Ричард хотел мимо пройти, не останавливаясь. Но где там разойтись на узеньком деревянном тротуаре двум человекам столь отвратным друг другу, да один из них к тому же и глаза с утра залил. Причем основательно. И было с чего гулять Карле-на днях он видео двойку справил, поэтому и гулял. Знать деньга завелась. Ричард знал это. Мог предположить и об источнике дохода Карлы. С месяц назад приехала в Х-ск
  мужичок с Воркуты, дабы квартиру купить в тихом провинциальном городке. Кварти-ру купил, еще и денег, говорят, миллионов пять осталось. Покупку мужичок отметил
  славно... Так, что на билет до Воркуты занимать пришлось. В гульбище том и Карла участие принимал... А спустя пару недель после отъезда мужика того и видиком обза-велся. Еще и на пропой деньги оставались, верно. На свои то ой как не любил гужевать Карлуша...
  - Ступай, Игорь... - начал было вполне миролюбиво Ричард.
  - И ступлю... козел...
  - Сам козел, Машка и петух - отработанным приемом огрел Карлу соседушко.
  И тут случилось небывалое... Карла, вместо того, чтоб всклокотать словесным вулканом, вдруг наклонил свою пришибленную башку и, будто бычок рогатый, понес-ся на Ричарда. Последний опешил сперва, застыл. Но ситуация в тот день была явно не в пользу Карлы, ибо ослепленный яростью, забыл несчастный коварную особенность х-ских тротуаров, которые могут неожиданно проломиться либо взыграть неожиданной качелью, когда одна нога вдруг проваливается на конце доски другой же конец стре-мится соприкоснуться со лбом пешехода, норовя набить здоровенный шишак на том месте, где отсутствует у зазевавшегося прохожего рог. Про эту особенность х-ских тро-туаров сложилось даже частушка, что "... тротуары, как в Москве - на один конец на-ступишь, другим шваркнет по башке". Уважаемый читатель обрати вниманье свое на то, какие дивные рифмы рождаются неуемной фантазией народной - "Москва" и "баш-ка", как тонко подмечено... По башке Карлу не шваркнуло. Сделал он это сам, столк-нувшись с еще одной коварной особенностью х-ских тротуаров - вылезший наполовину из расшатанных досок гвоздь. Об него то и споткнулся взбрыкнувший молодым быч-ком Карла...
  - Ну вот... Еще одна пробоина... - прокомментировал падение и столкновение лба с тротуаром Ричард.
  Карла не шевелился после падения. Ричард посему волноваться уж начал - не убился ли бедолага. И даже нагнулся, за плечо тряхнул осторожненько:
  - Жив ли...
  Карла не сразу, но все же шевельнулся, промычал что-то,
  - Жив, - Облегченно констатировал Ричард. И, обойдя приходящего в себя Карлу, двинулся дальше по своейнепонятной надобности.
  Верно и встреча эта с Карлой не сулила ничего доброго, ибо Ангелина оказа-лась занятой какими-то своими срочными неотложными, землеустроительскими дела-ми. Встретив Ричарда, и, поздоровавшись с ним, молвила, будто на ходу:
  - Знаю все... Этот вражина и на работу не появляется... Керосинит до сих пор в "Заветах Ильича" этих... Ты, извини,Ричард... Заходи... Или звони... - с этим и ушла.
  Ричарду ничего не оставалось после этого, как вернуться в свое агентство, где предаться размышлениям о житии своем нескладном да о навесах злополучных. Так и просидел весь день... Затем вечер... А поутру прибежал Петруха... Весь взлохмаченный, будто пес побитый. Запыхался - видно, что торопился:
  - Здорово... - с порога то ли прохрипел, то ли проговорил.
  - Привет, Петро. Заходи... Кто ходит в гости по утрам... - начал было балагу-рить с ранней пташкой Ричард. Но вид Петрухи, явно чем-то озабоченного, не позволил закончить Ричарду начатую бодренькую фразу. Да и Петруха остановил его:
  - Погоди... Ты ночью вой собачий слышал?
  - Да-а... Что-то припоминаю. - но тут осенило будто Ричарда. - Никак твой кобелюга ворюгу сожрал? И над жертвой несчастной выл от жалости?
  - Како там сожрал... В капкан угодил, вот и выл. Насилу освободил его. Толь-ко когда намордник натянул, да скрутил вожжами всего, тогда и смог вытащить из кап-кану... Сейчас вот за ветеринаром бегал. Пейсят тыщ содрал коновал...
  - Погоди... Ты, Петро, по порядку, остановил Ричард его, хотя смутно стал догадываться о происшедшем.- Объясни, какой капкан, где? И причем здесь коновал?
  - Во, я и говорю... Я значит, как ты велел...
  - Ничего я не велел, - перебил Ричард. - Ладно, рассказывай.
  Во, значит, как ты... То есть не велел... Я так и сделал. Вчера новых навесов днем-то навешал. Замки новые... Чтоб ключи токо у меня были... У каждой двери, где навесы-то приладил, по капкану замастырил. Да на ночь-то Джека выпустил. Чтоб уж наверняка сцапать вражину. А он враг-то этот дверь ту снял, отогнул в сторону... А Джек-то и прыгни в дыру-то... Да верно не рассчитал и вместо ворюги в капкан и уго-дил.
  - Понял... - Вновь встрял Ричард. - Ты, что Петро валенком подшитым делан? Додумался ж до такого...
  - Ну, уж сразу и валенком... - обиделся Петруха -Вражина-то сбег... А собаку тепереча чтоб вылечить, надо коновалам тыщ триста отвалить.
  - Придется выложить... Ума если нет, на базаре не купишь... Ты разницу меж-ду "и" и "или" представляешь? Я ж если и советовал тебе чего, так совсем не то, что ты сотворил. Я тебе ж сказал: либо капканов понаставить, либо Джека запустить на ночь за забор. А ты что сделал? И богу свечку, и черту кочергу? И то, и другое. Еще б самому надо бы ночью дежурить отправится...
  - Может, лучше б самому-то...
  - Конечно, Петро... Чтоб самому угодить в капкан... И чтоб Джек, не разо-бравшись в впотьмах тебя сожрал... И еще ваќриант есть - рядом ЛЭП 10 кв. проходит. По проводку подвел бы к навесам... Глядишь к утру б нашли три трупа - твой, Джека и ворюги... Да этот ворюга сейчас, со смеху сдыхает.
  - Так, чо присоветуешь то, Ричард? - обреченно как-то произнес Петруха, как бы прося снисхождения - какой угодно срок, мол, дайте, только не расстрел.
  Ричард, увидев такую обреченность, удержался от рвавшегося наружу вулка-на хохоту и просто сказал сдержанно и примиряюще будто:
  - Нет уж, Петро... Слишком строго ты советов придерживаешься...
  - А ты не навалом их давай, а один... Да такой, чтоб...- и Петруха осекся вдруг, будто самому явилась светлая мысль - возможно так, ибо был Петро из тех мяг-ких русских мужичков к которым тянулись дети и ластились все твари земные. - Соба-ку вот жалко... Скулит спасу нет.
  - Понятно... За верную службу - да в капкан волчий, -посочувствовал Ричард.
  - Ну, ладно... Пойду я...
  - Ты, Петро, не расстраивайсь шибко-то, - попытался успокоить на прощание Ричард своего первого клиента и неплохого, в общем-то, мужика - Придумаем что-нибудь?
  - Самому что ли покараулить двери те окаянные...- предположил уж на поро-ге почти Петруха.
  - Можешь и caм, - согласился Ричард - Только капканов не ставь больше, а то сам в них угодишь...
  На том и расстались. И печальное это происшествие пробудило вдруг в бывшем разведчике недр позабытое желание искать пресловутое золото. Но постепенно желание это трансформировалось уже в некую внутреннюю потребность разгадать эту тайну про-пажи навесов. Как зуд, засвербило от этого возникшего желания сначала в каких-то глу-хих закоулинах мозга, а потом захватило и все мозговые центры, будто всеобщей моби-лизацией, призывая свергнуть и завоевать... А что завоевывать, партия знает... Какое-то время спустя, поуспокоившись от вспыхнувшего порыва бестолкового энтузиазма, по-шагав из угла в угол требуемое время, вернулся, наконец то, к действительности, к кото-рой пробудило Ричарда обыденное и простое желание попить чайку, ибо противно на-туре человеческой с голодным желудком подниматься даже на великие дела.
  А за чаем вспомнилось еще одно неотложное дело - позвонить Ангелине, вдруг там, какие подвижки возникли в деле перемера земельных ресурсов. Телефона у Ри-чарда не было. И, если возникала необходимость позвонить кому-либо, шел к соседке тетке Дине, у которой аппарат этот был. И сейчас, подумав, что надо идти к соседке звонить, Ри-чард вдруг прекратил чаепитие, недопив чай и до половины стакана, и, взяв из сахарницы пяток каких-то конфет, валявшихся там еще с тех времен, когда в кармане окромя "вшей на аркане" водились и денежки, отправился к тетке Дине, чтоб, совместив там приятное с полезным, дать импульс дальнейшим своим деяньям в столь бурно начавшийся день. К то-му же плестись к Ангелине без предварительного разговора не хотелось, а вдруг опять пьяная Карла навстречу попадется, что намного хуже и сулит явную неудачу, как при встрече с черней кошкой.
  Поразмыслив так и эдак, накинув замок на дверь, отправился Ричард с визи-том к соседке, замок не запер, ибо ключ остался в избе, а возвращаться, помня о том, что приметы иногда и сбываются, не стал.
  - Уйду, и у меня навесы поснимают...- не без ехидства, подумал Ричард, но тут же успокоил себя - Пусть срывают враги, если смогут... Навесы до того древние, что их только тронь, они на молекулы развалятся.
  По х-ской традиции не в дверь постучал Ричард, а в окошко. Сонная и рас-трепанная тетка Дина лишь на краткое мгновенье показалась в окне и, уже исчезнув, прокричала:
  - Сейчас, Ричард... Иду...- и через секунду стояла в двери и зазывала раннего гостя:
  - Входи, соседушко... Входи.
  - Вот теть Дин чайку пришел попить... Со своими конфетами... Да позво-нить бы надо. Можно ль? - сразу, сходу выдал Ричард все свои надобности.
  - Как нельзя? Почаще мог бы старуху навещать.. А чайку-то попьем с тобой. Как не попить... У меня, верно, и чайник еще не остыл, а остыл, так мигом взогрею. Я то и воду холодную, когда попью - мне и хорошо. Сахарком воду то подслащу - мне и ладно. А ты то, интеллигент, небось с блюдечка привык, пить? Да купецкий чай пьешь, поди. А конфеты-то шоколадные? - затараторила тетка Дина, ибо очень охоча была по-говорить - вот только свободные уши ныне редкостью стали.
  - Нет "Школьные"... - только и успел вставить пару, словечек Ричард, как тетка Дина снова перехватила, инициативу уже надолго...
  - Ну "Школьные", так "Школьные". Сладкие и ладно. Нынче пензия то ма-лая, где нам на конфеты то разжиться. А в гости ныне и подавно не к кому не пой-дешь... Не зовут... А самой насылаться неудобно. Вот раньче то... И молода была... И корову держала. Хоть и плохо с кормами было, а все равно исхитрялась продержать скотину. А теперь и под выпас лугов отводят, и под сенокос тоже. А силов то уж нет. Когда и куплю в магазине, либо на рынке молока, но не напокупаешься на нонешную пензию, - очередную тираду слов выдала тетка Дина. После чего сделала паузу, чтоб, набрать в грудь побольше воздуху и с выдохом излила на гостя, очередной ушат во-просов и ответов:
  - А чо Петруха то с утра к тебе прибегал? Вот эть мужик от из совхозу ушел - не ладно там ему.... Скотину сам откармливал.... Теперь воныш доски пилит да в Моск-ву возит - миллионщиком, верно, стал хуже капиталиста. Ужо вот Зюганова-то из-берем, так он всех энтих мильоныциков в прах развеет...
  - Да пусть работает, теть Дин... Не опойка ведь, пусть живет как хочет, - всту-пился Ричард за Петруху, ибо возникла, очередная пауза секундная. - С утра ведь до ночи в делах и заботах,- попытался в отведенной краткой паузе защитить своего клиен-та Ричард.
  - Пожалуй, что и так... Не всяк эдак то сможет...- Легко согласилась с таким доводом тетка Дина - Работящий мужик то. Только вот единоличник и кулак... Раньше б за такое вмиг услали куда следует.Услали б, и концов не нашлось...
  - Баушка моя, помню сказывала, когда улица наша еще деревней была, воку-рат коллективизация началась. Так пол деревни укатали так, что до сих пор ни по ком вестей нет, - внес и свою долю слов Ричард, превращая тем самым затянувшийся моно-лог тетки Дины в беседу...- Кто раньше успел написать донос на соседей, те и остались. А кто не успел,тот, как говорится, опоздал; кто раньше встал, того и валенки... Так ли было то теть Дин? Ты те времена-то помнишь, наверное?
  - Да. А как же... Почти так и было... Я, в то время девчушкой малой была и не все помню хорошо. Понять не могла многое. Например: за что и куда людей увозят. Даже завидовала. Сама бы ровно с радостью, куда уехала. А тут на новые места люди уезжают и не радуются. Чудно...
  Разговорилась тетка Дина, не остановишь. Да тут еще, будто нечистый за язык дернул Ричарда:
  - Теть Дин, а нахрена ты Ваньку то тракториста сдала? - спросил и осекся, но вылетело слово, не поймать.
  Суть же дела такова... За улицей Х-ских Коммунаров, на бывшем колхозном поле выделен был участок местной "Сельхозтехнике", чтоб рабочие той "Сельхозтех-ники" картошку там сажали. Разделили весь этот надел на участки соток по пять-десять. И каждую весну Ванька тракторист распахивал это поле, затем под гребни бо-розды черкал. Рабочим оставалось только семена в борозду уложить. Ну и потом оку-чивать, жуков колорадских уничтожить да урожай собрать, когда тому срок подойдет.
  Между делом Ванька и огороды пахал всей улице Комунарской, как ее для удобства и краткости называли. Как мужику не подшабашить, коль есть возможность такая, коль нужда к тому ж имеется, ибо одеть-накормить четверых деток малых за счет основного заработка невозможно в нашей стране, где, как известно, все лучшее де-тям принадлежит только в самых радужных "кубанских казаках"... Потому вином за работу свою левую Ванька почти не брал. Ну, уж если нечем бабке какой рассчитаться с ним кроме бутылочки, коя завсегда имеется в загашниках стариков, как самая надеж-ная валюта, неподвластная ни инфляции, ни часто случающимися на Руси грабитель-скими денежными реформами. И запивал, бывало после таких трудовых будней - что он не русский мужик, бусурман турецкий... И. сотрудничеством таким были довольны и жители улицы Комунарской, и Ванька.
  А нынче летом привез Ванька кому-то из мужиков то ли сено, то ли дрова - не столь это важно. Да запировал с тем мужиком. Керосинят мужики, самогон рекой те-чет... Трактор посреди улицы сиротой горькой стоит, тарахтит потихоньку, будто пла-чет обиженно, что бросили его посередь улицы, как побирушку безродного. А тетка Дина, видя такое дело, пожалеть решила сиротку, ибо понятно ей было, как плохо быть брошенным и забытым, и вызвала ментов... Те подъехали, не мафия ведь разухарилась, быстренько. Ванька же будто их только и ждал, вываливает на улицу радостный и сча-стливый. Тепленьким его таким и взяли. После этого лишили Ваньку прав, соответст-венно в слесаря определили.
  Ричард и спросил тетку Дину, зачем она Ваньку вложила. Ныньче, мол, по-нятно, огороды вспаханы, посему нужды в Ванькиных услугах нет, можно и бдитель-ность выказать. Но на следующий год пахать огороды вновь нужда появится... Приедет на следующий год пахать участки работников "Сельхозтехники" другой тракторист; вспашет, что положено; а тетку Дину и всех прочих обитателей улицы Комунарской, помня судьбу своего предшественника, пошлет куда подальше. Мол, ученый уже - вам вспаши, а вы вместо расчету в ментовку сдадите. Одним словом, подрубила тетка Дина один из суков, на коих покоились устои жизни улицы Комунарской...
   Тетку Дину вопрос Ричарда не смутил, однако. Лишь вздохнула она тяжко - не из жалости к Ваньке-трактористу, а чтоб паузу взять для обдумывания ответа:
  - Время, Ричартко, нони такое... Всем все до лампочки... Я вот сигнал подала, а благодарности никакой... Реньче то как было... Федор Прокопьич, дай ему Бог здоро-вья, очень охоч был всякие сигналы выслушать, такое вниманье от него было. А зла никому не было. А польза то какая... Кабы не он, так и осырок бы обрезали, и сенца ко-ровке не напасла б. А так и огород 15 соток, и коровку держала. Когда же состарилась коровка та, другую завела. С молоком всегда были. Как бы дочку и подняла, кабы не коровка... А все Федор Прокопьич. Он в армии с Петром моим служил... Петро от тама радеации набрался, потому и помер после армии вскоре. На них, говаривал он по пьян-ке как-то, бомбу атомную сбросили, не американцы - наши. Он и прожил то после это-го лет пять. Мужик уж никакой был... Ладно хоть дочка родилась, когда он в армии был. А то б никого не осталось бы посля нас. Здороќвая ишь выросла... Федор от Про-копьич и помогал нам. Слово взаступу, где надо, молвил. Мол, вдова... То да се... Ну, а я ему двадцать лет молоко носила. Молочка то принесу, а он уж Фелицее Дмитревне своей команду дает, чтоб чайку сгоноќшила. За стол от сядем с ним. На столе всегда сушки были. Уж таки вкусные, нигде таких не едала. Даже в то время оне не переводи-лись, когда в магазинах хлеб только черный был, да и то по карточкам. При Хрущеве, помнишь ли? Так чаек с ним пьем. Он все про жизнь расспрашивает, как люди живут, чо говорят, будто сам на воле не бывает и не знает, как люди в очередях да в магазинах лаются. И меня, будто, наслушаться не может; будто соловей я какой; словно Птицерон я греческий...
  - А какой Федор Прокопьич-то ? - перебил сладкие воспоминания своей со-седки Ричард.
  - Да знаешь ты его... Он в районе то у нас уполномоченный, что ли был по етой безопасности по государственной. А сейчас на пенсии, верно. Давно его не виды-вала. Небось, с Фелицеей своей в огородике ковыряется...
  - Ты, чо это, теть Дин, агентом КГБ была? - Очень уж удивился Ричард эда-кому откровению.
  - Агентом не агентом, а была... Уже при Горбачеве зашла как-то к Федору Прокопьичу, а он нарядный такой сидит. И меня, как именинницу, встречает. Поздрав-ляю, говорит, Дина Терентьевна, с юбилеем нашей доблестной ЧК и от имени област-ного управления КГБ вручаю вам почетную грамоту. Удивилась я уж очень. Но прият-но, когда награждают, хотя и непонятно за что. Прочитать мне дал ту грамоту Федор Прокопьич, а потом отобрал и в сейф спрятал. Мне же объяснил, что такие вещи пусть в сейфе лежат. Не дай Бог, кто увидит, разговоров не оберешься. Да кто тогда откро-венничать будет. Вот, мол, помрешь когда, тогда и огласим о всех заслугах бойца неви-димого фронта. Так и сказал - "боец невидимого фронта", ровно Рузвельт; который в Японии шпионил да сведенья о начале войны нашим передавал. Я ведь ох как люблю фильмы то про разведчиков смотреть... У какие они ушлые - страсть. Я то хоть и не во вражьем тылу была, а, знать, и от меня толк был - раз грамотой наградили.
  - Вы, теть Дин, не только чайком с Прокопьичем то наверно баловались?-довольно грубо пошутил Ричард, когда разговорившаяся соседка впала вдруг в какую-то блажь от приятных воспоминаний.
  - Да, ты, что, страмник... - взвилась тетка Дина. - Какое тако-нетако баловст-во? Фелицея то Дмитревна за дверью похлеще всякого шпиона каждое наше словечко выслушиќвала, Федор от Прокопьич ее звал потому, не иначе, как "Феликс Эдмундо-вич". Да и не только он так ее называет, но и все соседи заглазно так ее величают. Я, как-то, когда хлеба белого в магазинах не было, так сушечки то возьми и прихвати пя-ток штук. Так ведь усекла стервозина. Не отняла, правда. Пошла куда-то, в кулечек на-ложила еще тех сушек то и вынесла - дочке, мол, отнеси. И не сказала вроде ничего больше, а будто ожгла чем.
  - Это что получается теть Дин? Ты, значит, Ваньку то потому и сдала, чтоб ремесло старое не забыть?
  - Да како там ремесло... Сижу, как сыч, целые дни одна-оденешенька, вот и приспичило вдруг, дай, думаю, просигнаќлизирую... Только вот благодарности никакой. Раньше бы газетке могли пропечатать о том, что, мол, гражданскую сознательность проявила гражданка такая то. А теперь... Тьфу... Одни опойки сидят кругом.
  - А кто ж по-твоему страной нашей опоечной править то должен? - зацепился за последние, слова Ричард. - Да и раньше, что правители меньше нынешних пили?
  - Пили, конечно... - неуверенно, но все-таки согласилась тетка Дина. - Но то ли меньше, то ли скрывали уж очень,сейчас поди разберись. А теперь... Взять того же Черномырдина...
  - А что Черномырдин? Пьет что ли сильно? Если б керосинил, как наши опойки, так коммунисты на весь белый свет о том бы растрезвонили. - Заступился за Главу правительства Ричард.
  - Пьет, да еще как - уверенно и твердо даже заявила тетка Дина. - Мне даже сон такой приснился. А уж если во сне человек пьяным предстает, то наяву и вовсе не просыхает.
  - И что за сон такой, теть Дин? Черномырдин с нашими опойками "чернила" потреблял? Или в канаве валялся? А может по нашей Комунарской бухой шарахался и слезу лил по безвинно-убиенным в восемнадцатом году продармейцам? - подзадорил с ехидцей Ричард соседку.
  - Ну, не совсем, чтоб так, но почти - и, задумавшись на секунду-другую, с мыслями собираясь, персказала тетка Дина свой удивительный сон. - Снится мне, зна-чит, что молодая я на лисапеде качу... Быстро так... Лисапед от новехонький... Руль на солнышке поблескивает, по спицам зайчики солнечные пляшут... И тороплюсь, спасу нет. Будто на свиданье с Петром своим покойным, будто сказали мне, что жив он, и, буде успею я к ему, то сто лет проживем душа в душу. Так то к Панькам подъехала, на площадь ихнюю перед Домом Культуры с горки скатилась. А на площади той народи-щу тьма-тьмущая будто не только все паньковские на ней собралися, но и с округи все от мала до велика сошлись зачем то. И все кричат чего-то, руками машут. Я же понять ничего не могу, как не силюсь. И ехать надо, но скрозь толпу продраться не могу. Спрашиваю тогда что, мол, происходит. Собранье, говорят, у нас отчетно-перевыборное. А кто отчитывается, кого переизбиќрают, никто толком объяснить не может. Ну, значит, махнула рукой, дескать, не до собранья мне вашего, домой тороп-люсь к жениху своему, к Петруше. И думаю, мол, выеду я обратно из Паньков и вокруг, по бугру село то ихнее и объеду. Лисапед с трудом великим из толпы выволокла, са-жусь на его и еду. А тут раз и автобус из-за угла выезжает. Едет автобус этот прямиком на меня. А мне то и отвернуть некуда. Но увернулась как-то. Сама дивлюсь, как мне это удалось. Тут чувствую, стаскивают меня с лисапеду. Опять народ меня окружил. В себя-то, пришли когда, смотрю, два милиционера держат меня под руки. Тут и автобус оста-новился. А в автобусе том только шофер да Ельцин на кондукторском месте сидит. Увидал меня Ельцин то и показывает знаком милиционерам, чтоб к ему меня подвели. Эти, что за руки то держали меня, отпустили и к автобусу подтолкнули - иди, мол. А у меня то, знаю, Петруша при смерти дожидается... Но и на Ельцина то вблизи посмот-реть хочется, покалякать с ним, если удастся. Зашла я в автобу. Усадил меня Борис Ни-колаич на сиденье против себя и объясняет - сегодня, мол, в Паньках собранье отчетно-перевыборное, так он и приехал на него Вместе с Витей Черномырдиным. Сначала на собраньи в Доме Культуры поприсутствуют, а потом, мол, ужин тожественный в сто-ловой будет. Только вот сомневается он, оставаться на ужин или нет. И моего совета спрашивает на этот счет Ельцин от. А я что могу присоветовать - оставайся непременно дорогой и любимый вождь всего трудового народа Борис Николаевич. Мол, по случаю вашего приезда председатель рысака своего на колбасу сдал и племенного козла велел забить. И откуда я про рысака да козла узнала - убей, не помню. Убедила я Бориса Ни-колаевича еще тем, что слезу пустила и пожалилась, мол, живем как Лыковы в нашем Х-ске и никто, кроме военных топографов нас не посещает. Согласился Ельцин со мной. "Останусь часов до двенадцати ночи, уважу. Только с Виктором Степанычем по-советуюсь, говорит мне, из личного к вам Дина Терентьевна, расположения". После этого трубку берет телефонную и звонит Черномырдину:
  "Витя, на ужин-то остаемся? Из козла племенного такое жаркое, говорят, бу-дет, пальчики оближешь. Дай... Как, уважим?"
  "Конечно, уважим, Борис. Мы народом для чего выбраны? - Чтоб служить ему. А потому просьба трудящихся для нас высший закон" - Это Черномырдин отве-тил. "Ну хорошо, только до часу ночи и не долее" - и этим свой разговор по телефону Борис Николаич закончил. Радио свое выключил, вздохнул тяжко и, ко мне повернув-шись, посетовал: "Уж больно не надежен Виктор насчет этого... - и по горлу себя щелкнул - А завтра ему на Совет Европы лететь. Я бы и сам туда слетал, но Ендарбиев к себе зачем то требует - не иначе как оружье у них кончается и деньги, чтоб его заку-пить. Уж больно шибко войска наши прижимать их начали, того и гляди всю войну со-рвут от усердия. А мне эта победа в заначке нужна на черный день". Уж если во сне такое снится, то наяву-то похлеще наверное все. - Подытожила тетка Дина свое сно-описание.
  - Вот так рождаются слухи, потом, перерастают в легенды, а столетия спустя становятся устными народными преданиями... - подумал Ричарда в наступившей паузе,
  обрывая ее, спросил:
  - И часто такие сны видишь, теть Дин?
  - Редко...
  - Значит еще были? Уж очень занятно. Расскажи еще...
  - Какой же еще-то рассказать? Разве про Хрущева и Фиделя Кастру...
  - Однако, теть Дин... - восхитился Ричард.
   Но тетка Дина тут вспомнила еще некие подробности уже рассказанного сна:
  - Да еще тут вспомнила... Значит, из автобуса то я выхожу - глядь, а лисапеда моего нет. Туда-сюда кинулась, нашла. И про Петра опять вспомнила, что опоздала на-веки. У лисаледа то к тому же и колеса нет одного. У людей спрашиваю, мол, кто коле-со то спер, но не видел никто или прикидываются, может. На Ельцина глазели, не до лисапедов. Я в милицию кинулась, благо та рядом. К дежурному милиционеру обра-щаюсь так, мол, и так, лисапед умыкнули во время всенародного торжества. А он вро-де как и не слушает мня, пишет что-то. Тут пьяных человек пять завели, давай их в ку-тузку запихивать. Хотели и меня затолкать с имя вместе, но я возмущаться начала, что, мол, по-другому делу я здесь, колесо с лисапеду сперли. Дежурный, дай ему Бог здо-ровья, заступился за меня, отшил от опоек то. Но предупредил, чтоб бежала быстрей из отделения ихнего, а то мол, тормознут часа на три для выяснения личности. И за это время не только другое колесо умыкнут, но и сам лисапед. Согласилась я с ним, побла-годарила, что глупую бабу на ум наставил, и пошла остатки лисапеда своего спасать. - После этих слов тетка Дина вздохнула тяжко то ли лисапед свой жалея, то ли времена, когда могла править им и как бы подытожила - Все, как наяву, значит, и остальное все правда. Так-то...
  - Ты, теть Дин про Фиделя давай... А то я засиделся у тебя...
  - А чо Фидель? Фидль, как Фидель. Борода лопатой, в гимнастерке генераль-ской... А тоже сон от дивен был. -Оживилась тетка Дина - Уже тридцать с лишним лет прошло, а все помню. И Фидель от лысый стал, борода сивой сделалась, Хрущева вовсе схоронили - говорят - а сон тот во всех подробностях помню.
  - И что же во сне том ? - нетерпеливо подтолкнул Ричард соседку.
  - Да как что... Никита Сергеич как есть... И Фидель при бороде... Я будто на слет, какой приехала или съезд. После заседанья выхожу из Колонного залу. В Москве, а тем более в Кремле сроду не бывала. Но уж про Москву столько по телевизору кажут да в кино, что будто лучше Х-ска знаю. И вот зазывает после заседанья одного дядька какой-то меня - зайди мол, Терентьевна, (а меня так никто и не звал тогда - все Дина да Дина, а то и по-иному, когда заглазно то - сам знаешь как) в кабинет десятый. Я то во сне почему-то подумала, что на флирографию, у нас в поликлинике в десятом кабинете эту флирографию проходят. Ну и зашла, ничего такого не предполагая. Мне что на флирографию, так на флирографию - может, надо так, чтоб болезни какой чехотошной в Кремль не занести или еще какая причина на то есть. Дверь от толкнула, а там нате - Никита Сергеич в креслах возле столика маленьќкого сидит-посиживает, а рядом друг его закадычный Фиделюшко. На столике том маленьком газета лежит "Правда", рюм-ки стоят хрустальные и бутылка какая-то не наша. Никита Сергеич увидал меня, вско-чил, будто молоденький, к столу меня приглашает. Кнопку какую-то нажал на столике, тут девка молодая голенастая входит. Никита Сергеич прикаќзывает ей, чтоб еще при-бор один на столик выставила. И еще указал девке той: "Икорки еще прихвати, Та-нюшка, Дину Терентьевну попотчуем, и ко мне обращается, дескать, вам какой икорки-то, Дина Терентьевна?" А я и сказать не знаю, как правильно чтоб, кроме баклажанной да кабачковой не едала никакой. "Обои" - говорю. А Никита Сергич не понял меня, уж пол бутылки с Фиделем то приговорили, а сам от старенький - много ль ему надо. "Обои нужны, Дина Терентьевна? Говори - каких и сколько. А, ты, Танюша, записы-вай..." Я смутилась от беспонятливости то ли своей, то ли Никитиной. "Нет, говорю - обои не надо. У нас в Сельмаге разные есть. А вот икорки то и той и другой отведать охота." Засмеялся Никита Сергеич и к Фиделю: "Видишь язык какой у нас, Фиделюш-ко. Говорим одно, а понимать надо совсем иное". Меня за стол усадил и расспрашивать начал про надои да привесы. А я и сказать то не знаю что - не подучил тот дядька то, не подсказал, что к Никите Сергичу попаду. Видит Никита Сергеич, что толку от меня на-счёт надоев не добьется, давай тогда про кукурузу выпрашивать, сколько центнеров с гектара берем. А какие там центнеры, если та кукуруза взошла еле. Помнишь ли, как ее вокруг города, по всем полям посеяли? - последний вопрос к Ричарду был.
  - Да, только смутно очень. Помню, что бегали по ней, в войну играли маль-цами. Она как раз с наш рост высотой то была...
  - Во, во... С рост ваш. А уж початки только на плакате при въезде в город удались. В Америке же и взрослый человек зайдет в ту кукурузу, ровно в лес какой, его и не видать. Так и сказала я Никите Сергеичу, что, мол, Вам, Никита Сергеич, до пупа пожалуй будет, но не более. Смутился Никита Сергеич после слов моих, пожа-луй, даже, осердился не меня. Может, и правда при Фиделе то не надо было говорить, обижать пожилого человека. Но видно тянул кто-то за язык от. А Фидель после слов моих давай Никиту Сергеича подначивать: "Говорил тебе, Никита Сергеич, объегорят тебя капиталисты. А ты - Кеннеди Друг, Кеннеди брат... Вот тебе друг и брат подкузь-мил... А, что, Дина Терентьевна, если поля ваши тростником сахарным засадить?" Это ж надо, думаю, совсем мужики от пития заморского с круга сбились. Вроде не совсем еще и пьяные то, а таку околесину несут... Сахарный тростник сеять! Лешак их разбе-рет - друг Кеннеди насоветовал черт те что, а уж Фиделюшка еще дальше в дури своей занесся. "Что, Вы, говорю, дорогой Фидель, не знаю, как Вас по батюшке величать - разве можно. Да ведь наши мужики и так запоем пьют, а так всю социалистическую систему порушат, запьют так, что хуже атомной войны всех поизничтожит? "А мы ох-рану усиленную выставим, из мусульман либо еще из каких народностей непьющих" - не отстает Фидель. "Какая охрана... - будто, недоумку какому объясняю,- Охрана - не живые люди что ль? В первую очередь охранники и поспиваются." "Но ведь мусуль-манам, например, вообще спиртное противопоказано" - не сдается Фидель, как баран, на свою Бастилию лезет. Но и я-то тоже не лыком шита: "Да что мужикам нашим ба-сурмане Ваши".
  Тут тетка Дина рукой махнула, будто от разочарования великого либо от огорченья горького.После долгой паузы, тяжко повздыхав, закончила изложение того долгого сна:
  - Опосля разговора-то с Фиделем проснулась я, а отойти никак не могу. А вдруг и, верно, взбредет нашим правителям в их головы заумные наместо кукурузы са-харный тростник выращивать - беда то какая будет. Не выдержала я эдакой неопреде-ленности. И чтоб убедиться, что на полях еще не растет у нас этот тростник, оделась кое-как и из дому вышла. Рассвело уж давно. Я на поле направилась - там в аккурат по-севную заканчивали, мужики уже копошатся возле тракторов да сеялок. Я к имям по-дошла, спрашиваю, мол, что сеете, мужики. Рожь, отвечают. "Ну, слава Богу" - думаю. Но на всяк случай спрашиваю: "А сахарный тростник, не садят ли ныньче где-нибудь?" Посмотрели на меня мужики, как на чумную; один возле виска пальцем покрутил. "Иди - говорят - опохмелься ко, сердешная. Вона как тебя закосорылило... Мы ж не на Кубе, чай, живем и у нас свое, кукурузное помешательство..." Мне и самой показалось, что неладное творится в голове. Пошла домой, валерьянки выпила и прилегла. Теперь и не знаю, может, благодаря тому, что убедила я Фиделя с Никитой Сергеичем не садить у нас тростник сахарный, не случилось нового помешательства, а может просто в дур-ную бабью голову блажь вселилась оттого, что живем и какого подвоха от правителей наших ждать, не ведаем, но боимся этого, ибо без выкрутасов оне там в Кремле не мо-гут. - Подытожила тетка Дина свое повествование.
  Когда тетка Дина поведала, как она к трактористам бегала, у Ричарда так же появилось желание потереть указательным пальцем висок, рука уж потянулась верх, но удержал ее. А, помолчав, вдруг вспомнил о цели своего визита и торопясь будто, чтоб не завела тетка Дина новую канитель, спросил:
  - Я ведь теть Дин позвонить зашел. Можно...
  - Звони, али жалко...
  Набрав номер, как и положено с третьего раза, и, дождавшись, когда снимут трубку, притворно-бодрым голосом спросил:
  - Ангелина? - и после утвердительного ответа продолжил - Привет. Ричард на проводе.
  - А, Ричард... Хорошо, что позвонил. Работа есть для тебя.
  - Опять колхоз?
  - Нет, не колхоз. - Успокоила Ангелина. - Тут один прохиндей коттедж себе строит, так ему геодезист нужен, чтоб по науке, значит, строить. По пятьдесят тыщ в день платить собирается за выход. Тебя такое устроит?
  - А что варианты есть? - вопросом на вопрос ответил Ричард.
  - Нет вариант один пока. Если согласен, то завтра к восьми утра подходи. Ин-струмент я тебе дам, чем богата.
  - Договорились, - ответил Ричард, но трубку не клал. Хотелось еще сказать что-нибудь, слова вот только не находилось.
  - Ну, так я жду... - наконец не выдержала затянувшейся паузы Ангелина.
  - Приду, - осталось только и промолвить Ричарду. - Пока...
  - Пока.
  Итка, на безрыбье и рак появился - отметил про себя Ричард. И собрался ухо-дить было. Но тут еще какая-то муха укусила тетку Дину:
  - А Петруха то чо к тебе с утра прибегал? Вроде не опойка, чтоб по утрам бе-гать на водку денег занимать...
  - У него на дверях в цеху все навесы кто-то поснимал. Теть Дин тебе чутье ничего не подсказывает?
  - А причем здесь чутье... Без чутья догадаться можно.
  - И кто же?
  - А Бог знает...
  - Ну вот... А говоришь, догадаться можно...
  - Мне чо догадываться, ты теперь сыщик наш... Я этта в лес ходила травку собирать. Ну и видела, как там возле хозяйства Петькиного этот крутился мелкий то Игорь. Чо делал, не знаю, но явно неспроста. И уж с неделю пьяный ходит. Навесы то дорогие ноньче. Я в скобянной на днях заходила, так видела, пятнадцать тыщ стоят на-весы те. У Петрухи то недавно все построено, навесы то еще не поржавели - отломал парочку, да на рынок снеси, а еще лучше к дачным участкам. За "десятку" продал пару навесов, вот те и на бутылку.
  - Точно. - будто озарило Ричарда - Спасибо, теть Дин, надоумила. Я побегу тогда... До свиданья.
  - Беги, ужо... Лови воров...
  Выйдя на улицу, Ричард сразу же хотел бежать к Карле и требовать навесы но, поразмыслив о том, что вряд ли навесы у Карлы еще не пропиты и лежат дома, да не будешь же обыск у него производить, извопится ублюдок, отправился Ричард во свое агентство, чтоб обдумать план действия по разоблачению "опасного преступника " по кличке Карла.
  После недолгих размышлений план этот был в общих чертах готов. Детали же прояснятся по ходу действа. Еще надо было привлечь к участию в этой операции Петруху. Идти к нему надо в конец улицы.
  Петруха жил в последнем доме по улице Коммунарской с большим семейст-вом в огромном пятистенке - жена, дети, родители и девяностолетняя бабка - глухова-тая, но еще шустрая старушка. Родители и бабка были пенсионерами; дети - трое в школе учились, дочка младшая еще в детский сад одила, поэтому вся забота о семье лежала на плечах Петрухи и его жены Елены. Что хозяин, что хозяйка минуты не сиде-ли на месте - заботы должны бы придавить их, но глянув на Елену, не задавленная раба являлась взору, а скорее приходила на ум птаха-ласточка, что весело чирикая, носится в счастливой безнадежности накормить своих птенцов в уютном гнездышке под стре-хой.
  И Петруху застал Ричард не в праздном безделье, а за ремонтом старенького списанно-возрожденного "Беларуся". Вместе с ним перемазанный мазутом копошился старший сын Володька. И в тот момент, когда подошел к трактору Ричард Володька, вопреки всем правилам и укладам, чему-то поучал батьку, тыча гаечным ключом куда-то в недра хитромудрой техники.
  Ричард поздоровался с мастерами. Те, будто нехотя, ответили на приветствие. И, когда Ричард, похвалил Володьку за то, что он батьку учит, знать смышлен де малец растет, Петруха азартно воспротивился этому и, размахивая руками да вставляя зако-выристые обороты, стал объяснять Ричарду абсолютно не кумекавшему в технике суть поломки и способ ее устранения. Но малец и тут влез... Петруха, пробурчав что-то на-счет яиц, которые курицу учат, досадливо плюнул, мол, молодым у нас дорога - делай, что хочешь, и предложил Ричарду пойти на лавочке покурить.
  Поговорив в первый момент перекура, как водится, ни о чем, Ричард перешел наконец к сути дела, за которым и пожаловал:
  - Слушай, Петро, у тебя еще навесы остались?
  - Да есть... Я перед тем, как Джека запустить караульщиком, два десятка их купил.
  - И прекрасненько... Ты, завтра возьми пару-тройку их и с утречка ко мне зайди. Я потом тебе объясню, что дальше предпримем. Только, Петро, пораньше зайди - часиков в семь. А то я уйду к восьми часам, халтуру обещали подбросить.
  - Да я все принесу, сколь есть...- подобострастно пообещал Петро.
  - Все не надо, трех пар хватит...
  На том и расстались. Ричард тем самым решил для себя сразу две проблемы - и дело о навесах продвинул, и с ранним подъемом, ибо за время долгого безделья от-вык вставать рано.
  
  * * *
  
  Еще и семи утра не было, а Петруха уже колотил в окно Ричардова агентства. Спросонья хозяин долго искал штаны, потом не мог выдвинуть задвижку в дверях. На-конец Петруха в избе...
  - Вот, принес... Здорово... - сразу же с порога начал рапортовать Петруха.
  - Погоди, дай хоть глаза сперва промою. И чайник надо поставить. - И тут, задумался будто, но недолго в этой задумчивости пребывал. - Петро, тетка Дина сосед-ка моя рано встает козу свою на луг выводить, верно, не спит уже. Ты, позови ее ко мне, мы тут бумагу одну оформим.
  - Каку бумагу? - спросил Петруха и замер, в недоуменьи глядя на Ричарда.
  - Навесы, что ты принес пометим и акт о том составим.
  - А зачем это?
  - Слушай, тебе вора надо изловить? Надо... - спросил, и сам ответил на вопрос Ричард. - А раз так, то действуй, как тебе говорят. То опять вместо вора козу чью-нибудь поймаем на смех жулью. - Не упустил возможности съехидничать сыщик
  - Ладно, подействую... Только баловство все это... - и с этим вышел из избы Петруха.
  Тетку Дину долго ждать не пришлось, разменять одиночество на любую без-делицу и даже дурость ей ли не в радость... Через две минуты, будто коза резвая, через порог скакнула и сразу же затараторила:
  - Чо затеяли-то, мужики? Какой такой акт составлять будете? На кого? - и еще кучу вопросов и ответов выдал, но не стоит забивать "бабушкиными бреднями" и без того сумбурное повествование.
  Когда, наконец, поток фраз оскудел и иссяк, Ричард взял принесенные Пет-рухой навесы, вытащил из ящика стола шило и спросил присутствующих:
  - Каким знаком метить будем - звездой или крестиком?
  - Звездой, давай. А то я неверующая... - опять прорвало тетку Дину. И, пока Ричард царапал на железках звездочки, прочитала тетка целую лекцию атеистического толка. Наконец звезды нанесены, замазаны смазкой, чтоб не кидалось нацарапанное в глаза при рассмотрении. Закончив с этим, Ричард принес два листа бумаги, переложил их копиркой и написал " Акт...", о том, что они такие сякие пометили звездой три пары навесов. Под "Актом..." тем расписались и дату поставили.
  Разобравшись с актом, Ричард проинструктировал Петруху, чтоб тот во вто-рой половине дня установил помеченные навесы на дверях своей "вотчины" и ждал его Ричарда дома, готовый поехать на рыбалку на Плищихино озеро ловить карасей. Причем готовность должна быть трехминутной. То есть, терпеливо объяснил Ричард, выехать надо через три, максимум пять минут после того как Ричард прибежит к нему.
  Тетка Дина при окончании разговора не присутствовала, ибо убежала, как только был подписан акт, что было весьма удивительно для такой неуемной и любо-пытной натуры, как тетка Дина. Но знать были на то причины...
  Ричард тоже торопился и на все Петрухины "зачем" и "почему" отвечал уже, выходя из дому, ибо время подходило к восьми часам, а ему еще надо бежать чуть ли не километр до уездной администрации.
  Заработав к полудню заветный "полтинник", Ричард пришел домой; по быст-рому собрал причиндалы свои рыбацкие; уложил в свой босяцкий рюкзачишко, с кото-рым пробродил в поисках месторождений полезных ископаемых немалые тысячи ки-лометров по тайге и болотам Севера; нехитрые съестные припасы; оделся соответст-венно и сел к окну, поглядывая сквозь его в ту сторону улицы, где стоял местный Продмаг, возле которого с утра до вечера кучковались все местные опойки, исчезая лишь на некоторое время в "скверик", чтоб сряди одичавших яблонь да кустов сирени заглотить добытую только что дозу отравы.
  Сперва возле магазина было безлюдно, ибо сие место злачное было закрыто на обеденный перерыв. Но к окончанию перерыва, минут за пятнадцать до означенного времени, будто тараканы, повыползла опойная братия из своей "чухарды чумной", на-зываемой когда-то пристойно "скверик", где под цветущими яблонями и сиренями стояли диванчики, слышавшие во время оно немало пылких признаний и робких пред-ложений дружбы школьным принцессам, но теперь, залитые всевозможной блевоти-ной, исшелушеной краской, будто коростами, взывали к обезумевшим обитателям не-когда благостного уголка с мольбой поскорей доизничтожить их догнивающие остан-ки. По мере приближения вожделенного часа эти люди-мандовошки, будто подчиняясь воздействию какого-то неведомого электрического поля действующего на это скопле-ние элементарных частиц, связывая последние силовыми линями-веревками, обрели во своем круговращении некую направленность и ровно в три часе слепились в единый ком, как пчелы возле матки, к двери Продмага. Еще минуту спустя, как в громадную мясорубку, вся эта масса провалилась в разверзнувшейся утробе магазина. И в ту же минуту из своей халабуды выкатился на улицу Коммунаров Карла и уверенной поход-кой направился к тому же Продмагу, но не с целью ввернуть свое пышное тело в элек-тронную массу опоек, а будто положительно заряженное ядро, притянуть к себе все за-таренные и выкатившиеся из магазина "электроны". Был Карла явно в благодушном настроении, ибо уже сосчитал по количеству влетевших в утробу магазина опоек, воз-можный заряд их по выходе из заведенья и заряд тот, судя по количеству ворвавшихся в магазин и по их ретивости имел явно высокий потенциал. Ричард не слышал, как об-менивались с "царьком" затарившиеся опойки, но по ужимкам и дерганным телодви-жениям можно было судить, что встречи эти происходили по всем правилам и уставам высшего света.
  Появление Карлы у магазина было для Ричарда неким сигналом, после коего он вскочил, подхватил свой рюкзачишко и поспешил на улицу. По быстрому заперев дом, приставив к углу дома котомку и приготовленные к намечавшемуся действу удоч-ки побежал к Петрухе.
  - Готов? - с порога вопросил Ричард.
  - Так точно, Ваше превосходительство, - бодро доложил Петруха.
  - Тогда поехали. Да еще... Там у меня возле дома удочки и рюкзачишко под-хватить надо. И у магазина тормозни, я сегодня "захалтурил" малость, так отметим это дело слегка. Бутылочку возьму и вечерком для сугрева да под ушицу тяпнем. - Послед-нее добавлял Ричард, когда мотоцикл за ворота выкатывали.
  Удочки и рюкзачишко куцый чуть не на ходу закинули рыболовы в коляску мотоциклетную. Еще и не остановил Петруха свой мотоцикл, а Ричард соскочил уже с заднего сиденья и, не снимая шлема, к магазину бежит. У дверей Карла стоит:
  - Что рыбку половить решили?
  - Да, вот захотелось свеженькой, - будто нехотя ответил Ричар, а сам подумал как бы этой Карле втюхать, что с ночевой едут. Но тот будто карась на жирную нажив-ку, сам клюнул, того не подозревая.
  - Далеко ли?
  - На Плищухино озеро.
  - Далеко-о, - протянул Карла - С ночевой, верно? - он уже видел Петруху. А посему его это очень интересовало, ибо рассчитывал произвести в отсутствие Петра основательную перетряску в нехитром хозяйстве его в предстоящую ночь - неторопли-во и обстоятельно. Пьянь - пьянью, но хитер.
  - Слышь, Ричард, двух тыщ не хватает. Добавь... - уж совсем разошелся Карла в своих потребностях. Не ведал вражина-карасина этакий для чего рыбаки в приманку всяких снадобий добавляют, но все-таки перед тем, как в речку червячка забросить, плюют на него. Карле же где такие тонкости знать? Хоть и хитер карась, но щука не только глупых карасей глотает... И потому невдомек ему была податливость Ричарда:
  - Сейчас сдачу дадут, тогда добавлю. А то у меня одна деньга всего.
  - Так на "пузырек" дай... В долг. - Совсем уж разохотился не в меру Карла.
  - Знаю я твой долг, - отмахнулся Ричард и в магазин зашел.
  Далековато от Х-ска Плищухино озеро - более тридцатикилометров. Ричард давно уж хотел съездить на него, чтоб отдохнуть, поразмыслить о жизни своей не-складной среди тишины и спокойствия, кое навевает дремлющая гладь озера, но своего транспорта не имел отставной искатель полезных ископаемых, а на автобус по его ни-щенским средствам требовалась приличная сумма. Теперь же все складывалось так, что и на зорьке утреней удастся с удочкой посидеть, и делу не в ущерб. И все же более все-го влекла угасшая в нечеловеческих муках поискового труда, но возгоревшая рыбацкая страсть.
  Мелких окуньков да карасишек на уху надергать времени и труда немного требуется. Тут же и почистили картошку для ухи, рыбу также, чтоб, когда стемнеет не ковыряться в темноте с кишками рыбьими, да с кожурой картофельной. Костерок раз-вели, котелок приладили, побросали в кипящую воду подготовленные заранее продук-ты и нате - через пять минут варево готово. А уж похлебать под "сто грамм" можно и в сумерках июньской, короткой ночи.
  А зорька-то вечерняя, какой была... И благодать же! Тишина, покой. И где там мафия заморская, и куда все неустройства перестроечные подевались? Верно, со звездами тусклыми, да с зарей вечерней ухнули в воды озёра Плишухина в самые его глубины пота-енные. Пару часов только и вздремнули рыболовы, а уж заря утренняя восток неба красить стала. Ох, не хочется подниматься от костра, вот уже и рыба всплеснула, где-то, тишину нарушая. Не удержит тепло и уют костра рыбака, если зорька разгорается, если рыба вспле-сками дальними о себе знать дает.
  Невелик улов был, но все ж не пустыми вернулись домой рыболовы. И чтоб не утруждать читателя описанием того, что никаким словом красным не осветить, замечу лишь - и уха вкусна была, и улов не велик, но славен...
  А к обеду где-то, когда Ричард сладко спал после явного недосыпу в предыду-щую ночь, прибежал Петруха. Растолкал сладко спящего детектива:
  - Посымали... Посымали, сволочи...
  - Чего ? - непонимающе вымолвил Ричард, находящийся еще в полусне.
  - Да навесы-то... Те, что пятнали, поснимали.
  - Что? Сняли? - наконец до Ричарда дошел смысл. - Ну и славненько... Подожди морду лица сполосну, тогда...
  - Ага. А чо делать-то? - не унимался Петруха.
  - Сейчас, не копошись. Сядь - посиди. Или чайник вон поставь пока.
  После умывания, когда уж и чайник вскипел вернулись к навесам:
  - Значит посымали... Хорошо. Вот что Петро... Ты кого-нибудь из друзей, у кого машина есть, можешь попросить, чтоб в субботу с утра по городу покататься и, может, на дачные участки заскочить.
  - Пожалуй, есть... - задумался Петруха и добавил, вспомнив. - Витька попро-шу, не откажет.
  - Вот и договорились. В субботу часикам к восьми утра подкатывайте ко мне и поедем, - и, как бы подводя итог деловой части беседы, спросил - Еще чайку?
  -Не откажусь, пожалуй...
  - У меня только, сам видишь, кроме батона позавчеќрашнего да маргарина нет ничего к чаю.
  - Ерунда, - успокоил Петруха хозяина. - В армии вон не то еще едали. Такой параши бывает, наготовят, у меня свиньи такого не едят. И твой маргарин бы там сла-ще шоколада показался. У нас на кухне машина картошку чистила, пообдерет кожуру, а глазки солдаты выковыривают. А где там успеть на такую ораву глазков тех выковы-рять, если к весне картошка та в сплошной черный комок превращается. Ну, воевали-воевали с теми глазками и плюнули на это дело. Пропустят картошку через машину и в котел. Я скотине такого варева не готовлю, как солдатикам в столовке ихней варят. Так что подавай свой батон с маргарином без сумленья - солдат, как говорится, не свинья - все съест.
  И дальше разговор пошел уж совсем на непонятные темы, меняя ход от не-выплаченной зарплаты к нравам; от падения тех нравов к Чечне; от Чечни еще куда-то. И в конце разговора, желая блеснуть перед гостем историческими познаниями, поведал Ричард легенду о Х-ске:
  В 1243 году, когда Батый на Русь наступал, один их отрядов к северу повер-нул и вышел, ограбив по пути уж несколько городов русских к Х-ску. Во главе отряда того был князек басурманский Куймак. Пока продвигалось войско басурманское до Х-ска, понаграбили добра всякого, в рабство немалое число людишек позахватили. Целый караван с добром тащился, за отрядом тем, нескончаемая череда невольников пылила по дорогам российским не мерянным. Думали басурмане захватить-поразграбить бога-тый городок Х-ск, да восвояси двигать. Но дали отпор ворогу людишки Х-ска. Место удобное для обороны - город-то на яру высоком; внизу река протекает, бездонностью омутов своих страх на не умеющих плавать басурман наводит - брод же единственный дружина воеводская накрепко охраняет. День стоит Куймак перед Х-ском, другой... Гонцов в городишко шлет с предложением сдаться - согласен уж басурманин на то, чтоб откупился город мехами-соболями без всякой битвы, устроило б это войско Куй-маково. Но уперлись людишки х-ские И ни в какую, мол, тебе надо откуп, ты, Куймак и бери... Воины у князька тоже роптать начали, мол, хватит нам и того, что уж навоевали в других городках русских. Никто не хочет животом рисковать. Куймак тут своего мудреца и звездочета призвал на совет, как, мол, Х-ск покорить. Тот поколдовал что-то и такой совет князьку своему дает: "Зашли, князь, лазутчиков в Х-ск, чтоб все бани и пор-томойни пожгли. Без бани они жить не могут, вроде гарема это для них. А тут ни попа-риться, ни порты помыть. Вши начнут заедать их, они к реке будут бегать. Вот тут и на-неси им удар, покуда с портами своими в реке чухаются. "Но поможет ли, совет твой, мудрец?" - усомнился Куймак". Поможет, очень даже поможет, уверял мудрец-звездочет, мне звезды, точно все поведали. Не могут русичи без бани, как ты князь без гарему. Через семь столетий только начнут они свои города без бань строить, когда, объедятся мясом и салом свиным поганым и сами уподобятся этим животным". Внял Куймак совету мудреца. И через месяц покорил упрямых х-цев, не потеряв ни одного воина, и, взяв при этом бога-тую добычу.
  (Автору же писания сего, кажется, что звезды мудрецу тому не соврали. Ибо писа-ны эти строки в таком городе, немалом по сравнению со старинным и нынешним Х-ском, где нет бани. Не Ухту ли имел ввиду древний звездочетец).
  - А еще знаешь, Петро, - разговорился Ричард (будто прорвало его) - я вот посчитал такую вещь:
  - Я, значит, родился в I960-ом, мои родители, если в среднем взять, в 35-ом. Деды и бабки в 1910-ом и было их четверо; прадедов и прабабушек, родившихся в среднем в 1885-м году было уже восьмеро; дальше же если так идти, то в 1360-м году родилось 16 миллионов 777. тысяч 216 моих пращуров - это примерно все население тогдашней Руси. Понимаешь, Петруха, что получается? Нет? А то все войско Дмитрия Донского состояло из моих предков...
  - Может и сам Дмитрий Донской твой пращур, а сам ты Рюрикович?
  - Нет, я бы знал...
  - Как бы ты знал, вдруг какая-нибудь побочная ветвь?
  - А шут его знает... Все может быть только уж ничего не доказать... - Ричард уже поуспокоился от своей витиеватой речи и замолчал, задумавшись, то ли о возможной свя-зи с Дмитрием Донским, то ли о том, что его-то с потомками уж ничего связывать не бу-дет, верно... Петруха тоже стал собираться домой.
  Субботним утром разбудил Ричарда автомобильный гудок. Под окном ожидал его "москвичок", в котором ожидал его Петруха и еще, незнакомый мужичок, верно, хо-зяин машины. На часы посмотрел Ричард семи часов нет. Окно растворил и крикнул му-жикам:
  - Зайдите... Чо рано так? Чайку хоть попью... За чаем и доскажу суть дела.
  - Сейчас на рынок заедем. За углом встанем... Виктор, деньги у тебя есть? - тот кивнул утвердительно - Мы с Петром в машине посидим, а ты, по рынку прошвырнись и посмотри нет ли там Карлы, а если есть, узнай чем он там промышляет? Кстати, ты его знаешь?
  - Спроси лучше, кто его здесь не знает... А зачем тебе ублюдок этот?
  - По-моему это он у Петра в хозяйстве охальничает. Ты, Петро, объяснил Вик-тору в чем суть дела?
  - Ну, да...- утвердил тот
  - Так вот, Виктор, посмотри чем он там промышляет, Карла этот. И, если навесы продает, то попроси у него парочку. Да повыбирай, там с метками в виде звездочки должны быть. Если же таковые попадутся, то купи. А там посмотрим, как быть.
  Так и сделали, но сперва убедились, что Карлы нет дома. Сделать это не трудно было, ибо на двери у него замок древний висел, ключа к которому не было уж, наверное, лет пятьдесят - зачем запор крепкий жулику. Кто сам тащит все, что, не попадя, тот не дума-ет, что и его могут подвергнуть тому же... Иногда же, право, напрасно.
  Около часа просидели Ричард и Петруха в машине, но напрасно. Карлы на рынке не оказалось, не было его у ближайших магазинов. У первого из трех садовых мас-сивов ждало мужиков тоже разочарование. Зато у следующего ждала их удача, на выезде из садового товарищества "Рябинушка" сидел на пустом ящике из-под вина Карла, а перед ним на таком же ящике, застеленном газетой, лежали железки. Чтоб не вызывать у Карлы по-дозрения, Петруха спрятался за задним сиденьем; Ричард же просто прикинулся будто что-то увлеченно рассказывает Виктору и что все остальное ему, мол, до лампочки. Виктор же отъехал вглубь массива метров пятьдесят и остановился, затем, молча, ибо уж понял, что от него требуется, покинул машину и направился к продавцу.
  Пока Виктор приценивался к товару, да покупал, Петруха сидел в той же позе, пригнувшись ; Ричард же смотрел, как переругивались из-за чего-то два мужика на ближнем участке, демонстративно не оборачиваясь на Карлу. Через пять минут сделка с Карлой была закончена. Виктор быстро вернулся к машине, завел ее с пол оборота и лихо, сорвавшись с места, погнал через дачные участки на другую дорогу, чтоб в сторону Х-ска выскочить. На-весы же, купленные Виктором, были уже у Ричарда. И он, насколько позволяла быстрая езда, разглядывал их. Навесов было два. И оба оказались с метками.
  - Ну, всё, Петро. Вот они метки-то... - и протянул Петрухе злосчастные навесы.
  - С тебя причитается... • "
  - Точно... Они... - обрадовано протянул Петруха - Поехали, раз такое дело, ко мне. У меня пузырек в холодильнике имеется на такой случай.
  - Я пас, мужики. Мне еще тещу на огород отвезти надо, - отказался Виктор. - За-ждались уж, наверное. Обещал в девять утра за ней подъехать а сейчас уж к одиннадцати подходит.
  - Вообще-то дело не закончено, - пошел на попятную и Ричард. - Как ущерб то возместить? Через суд и копейки ржавой не получишь...
  - Зря отвезли то меня оттуда... - озлился Петруха. - Я б ему на месте харю на-чистил и все...
  - Нет, ребята. Что-то поумней надо придумать. - Неожиданно поддержал раз-говор Виктор. - У меня тоже ведь зуб на него имеется. Доказать только не могу. А так есть зубок-от... Просто не связывался с тварью этой, руки не доходили.
  - А у тебя-то что? - поинтересовался Ричард.
  - Что, спрашиваешь? Да так... - Виктор задумался на какое-то время. - Я ведь здесь в Х-ске недавно относительно живу. Восемь лет где-то. После техникума меня в Х-ск распре-делили. Приехал - ни родни, ни знакомых. В первое время со Славиком Ивановым в дружбе был, вместе работали, оба после армии недавно и холостые к тому же. Я в общаге жил, а Сла-вику_от родителей квартира осталась. Частенько у него собирались в картишки поиграть, бухнуть перед танцульками... И так же после работы как-то бутылку взяли и к нему. При-шли, сели вполне пристойно и благородненько. Бутылочку выкушали. И так нам разохо-тилось, что и за второй сбегали, но и третью не забыли прихватить, ибо время к закры-тию магазина близилось. Еще и на работе перед тем причастились.
  Немало человеко-литров в сумме получалось, одним словом. Уже к отключке я подходил, а тут Карла этот ваш нарисовался откуда-то. С ним еще за знакомство да еще за что-то выпили, я и "пал смертью героя" на диванчик у Славика. Проснулся - чего-то не то... За руку тянет кто-то. Глаза продрал, смотрю ,Карла этот часы с руки тянет. Я ему другой-то рукой по тыкве въехал, тот на меня... В общем, махаловка получилась какая-то. У Славика еще сосед сидел. Они увидали такое дело, давай нас растаскивать. Растащили, успокоили вроде. Я дальше спать, а Карла на кухню ушел, допивать. А к Славику тем временем мен-ты нагрянули, частенько там видимо сборища то пьяные были, вот хату и проверяли они периодически. Меня, как личность незнакомую, они с собой прихватили. Пока везли, я прочухался. В околотке своем допросили меня, кто, откуда, зачем. Я уж трезвый почти к тому времени был. Объяснил, что после смены ночной смотрел телик да задремал. Ну, и мол, и выпивши был, не отрицаю. Отпустили меня в общем... А еще когда в машине вез-ли, чувствую какую-то облегченность на руке, часов-то нет. Все-таки снял, падла. Я после ментовки то опять к Славику вернулся. А там уж никого не было. Эх, попадись бы мне он тогда, сейчас уж срок от за него досиживал бы... Зато сейчас не надо было б мотаться неиз-вестно из-за чего. Из-за железок каких-то... - подытожил свой рассказ Виктор.
  - Часы-то дорогие были? - уточнил Ричард.
  - Да нет... У алкаша за трояк купленные. Еще когда в техникуме учился, приоб-рел. Потому и не переживал сильно. Просто обидно было. Вроде сидели, как люди, а выру-бился,обшмонали, аки шакалы. Славику про то не говорил, зачем? Он парень то простой... Но дружба наша после пьянки на убыль пошла.
  - А у меня в прошлом году дрель электрическая пропала, - встрял в разговор Пет-руха.
  - У тебя простодырого все пропадает. Что тут удивительного? - тут же выпалил Виктор, будто ожидал, что Петро выдаст какую-то нелепость. Петруху же колкость эта не смутила и он продолжил:
  - Дрель, значит, пропала. Электрическая. Тоже по пьяни дело то было. В сиську, можно сказать, пьяный был. Мы с Костей Валиным ребенка обмывали. А он перед тем
  дрель ту брал у меня. А мне с какого хрена приспичило домой нести - потемки сплошные. Забрал ее и домой отправился. И покуда шел до дому отдал ее кому-то попользоваться. Ут-ром встал и не помню то ли брад дрель у Кости, то ли нет. Пошел к Косте с утра, понятно зачем, опохмелиться. И между делом про дрель спросил. Тот не помнит... Жена же евонная сказала, что ушел, дескать, около девяти часов вечера. И с дрелью. Дома был уже минут че-рез двадцать, но уже без дрели. Помню, правда, смутно, что у магазина с Карлой о чем-то говорил... И вроде еще с ним выпил с полстакана. Но чтоб дрель ему отдавать, такого не припомню. Сначала думал кому-то из знакомых дал подековаться... Потому и не рас-страивался, потому как надеялся, что вернут. Но неделя проходит, другая никто мне дрель не возвращает. Стал спрашивать тогда у всех - никому не давал, оказывается. А потом че-рез алкаша одного узнал, что когда с Карлой выпивал, дрель на скамейку положил. Потом покурил и домой отправился. Дрель же так и осталась на скамейке. Правда, куда потом она делась, алкаш тот не помнит. Но ясно же, что урод этот прибрал да пропил - больше неко-му... А как опять же докажешь?
  - Мужики... - вдруг Ричард воскликнул. - Думал, что один только я пострадал от шаловливых ручонок карлиных, да вот Петро ныне, но оказывается и вас тоже этот ублюдок вертанул.
  - Он, наверное, пол Х-ска вертанул... А тебя-то когда успел?-удивился Петруха.
  - А вот и успел... В прошлом году я приезжал, когда мама больнице лежала - очень уж занемогла что-то. Вот тогда и "пострадал". Мне телеграмма пришла, чтоб срочно приезжал вследствие тяжелой болезни маминой, тетка Дина сообщила. У меня же отчет го-рит. Но и не ехать нельзя. Что дела|ть? Прикинул так да сяк, взял бумаги и приехал. Мол, дома поработаю. В тишине и покое еще и продуктивней нежели в конторе сидючи. Считать много надо было, потому калькулятор казенный прихватил. Сидел здесь три неде-ли. Тоска. В больницу схожу маму проведать, а потом как сыч, дома сижу - в "ящик" пя-люсь. По работе все дела за неделю где-то закончил, даже по почте хотел все бумаги от-править, но подуќмал, что пропадут либо идти долго будут, потому отказался. А когда тос-ка заедает, непременно напиться хочется. И меня допекло этим. В магазин пошел как-то ве-чером и бутылку взял. А выпить не с кем. Не перед зеркалом же пить. Тут Карла подвер-нулся. Думаю, уж лучше с Карлой, чем с зеркалом. На одной бутылке естественно не остано-вились. Бухнули, вобщем, крепенько. И как Карла уходил от меня, не помню. Через неде-лю же, когда мать из больницы выписали, собираться стал восвояси. Все собрал, уложил, а калькулятора нет. Перерыл всю избу, бесполезно. Так и высчитали за него, когда с работы увольнялся. И тоже получается, как у вас, что ноги калькуќлятору только Карла мог при-делать. Ну, и тварина...
  Пока обменивались своими обидами на Карлу, к дому Петрухиному подкати-ли. Прощаться начали уж. Но тут осенило Ричарда...
  - Постойте ко, мужики... Ты, Виктор, сколько за навесы то Карле заплатил?
  - Шестнадцать тысяч...
  - А сколько еще их у него осталось?
  - Пар шесть, наверное.
  - Значит, за восемь пар навесов он около шестидесяти тысяч получит...
  - Ну и что? - недоумевая, спросил Петруха. - Отнять их что ли у него?
  - Зачем? - вопросом ответил Ричард. - Он ведь сегодня до поросячьего визгу на-дерется. Причем один... Халявщиков своих он отошьет.
  - А нам-то что? - опять встрял с вопросом Петруха.
  - Нам то что, говоришь... - оглядел Ричард с какой-то ехидной усмешкой "со-братьев по несчастью". - А то, что он недавно телик японский справил и видик в придачу. И сегодня ночью, когда он в вырубоне будет, мы и проведем экспроприацию. По Карле его же оружьем и шарахнем. Вот тебе и компенсация, Петро...
  - Слушай, парень, ты, за кого меня принимаешь,
  понимаешь? - неожиданно вспылил Петруха, верно, от того его речь сумбурная и вязкая полилась вдруг неуклюжей рифмой. - Нашел тоже оружье, умник. Я что, ворованный те-лик посредь избы поставлю, чтоб дети в его пялились? Мол, вот, детки, батько справил вам развлеченью.
  - Ну, нет... Можно продать... - попытался оправдаться Ричард.
  - А на денежки, вырученные гостинцев ребятишкам купить... Да? - еще больше распалился Петруха. - Ты, вот что, дефектив сраный, гуляй ко отсюда...
  - Да пошутил я, Петро. Прости, что неудачно так получилось. Сам уже понял, что дурость сморозил. Ну язык у меня такой, быстрей мозгов вращается - давай отрежем его, а Петро. - Скороговоркой начал заглаживать предложение свое нелепое Ричард.
  Но Петруха, душа отходчивая и сам уж смутился от горячности своей. Вспыль-чив мужик русский... Для него все доблесть - и женщину пожилую "Старой б-ю" назвать, и на танк с топором кинуться. Но отходчив до несуразности. Потому и вьют из бедолаги во все веки-вечные веревки пеньковые неистребимые и ушлые баре. Так и Петруха... За-суетился вдруг. В дом стал зазывать и Виктора, и Ричарда. Вспомнил, что мать в тот день пироги да ватрушки стряпала. На стряпню и приглашать стал.
  Но неуемный детектив опять вдруг встрепенулся, опять какая-то идея в его мозгу полыхнула, но язык и на этот раз опередил не оформившуюся мысль, благо, что не столь отвратную, как предыдущая.
  - А что, мужики, не съездить ли нам на Плищухино озеро? По случаю завершения дела...
  - Вот это можно... Это дело... - чуть не враз одобрили Виктор и Петро новую идею ричардову.
  - Там и бутылку разопьем... Мы вон на днях ездили уже эдак-то с Ричардом, боль-но славно... - это уже Виктору Петро объяснял.
  - Только я с вечера не могу. Если только с утра... - сник вдруг Виктор.
  - Еще и лучше, - чему-то обрадовался Ричард. - Часа, в два ночи выедем, как раз на утреннюю зорьку угадаем. А еще лучше в час ночи выехать.
  - Чо, так рано-тр? - спросил Петруха.
  - Приедем, у костерка посидим...
  - Не темни ко, давай... больно уж сияешь... - не внял такому объяснению Петруха.
  - Потом объясню. Ладно? В Плищухино заехать надо бы.
  - Никак свататься к кому? - удивился Виктор. - Тогда, конечно, поедем и в две-надцать. Верно, Петро?
  - Какой разговор может быть... В двенадцать так в двенадцать. Сватом завсе-гда рад быть. А пока идемте маменькиной стряпней побалуемся.
  После пирогов в благодушном настроении сидела троица перед домом на лавоч-ке и предавалась беседе на темы весьма и весьма далекие от х-ской действительности, ибо что стоящее могло случиться в обмороженном бытии забытого и потерянного в ненужной бескрайности российских просторов. А где-то на окраине этого беспутого пространства шла настоящая война, и как не коснуться такой темы даже в такой благодушной беседе. Просто из-за отдаленности Чечни разговор имел какой-то заторможенно-бледный отте-нок. Ричард, не сдержав свою буйную фантазию, уже решил "теоретически" эту слож-нейшую проблему для России. Он не предлагал разгромить или уйти войскам из Чечни. Нет... Он просто хотел понять ту надобность, с коей пыталась Россия удержать сей мизер-ный кусок пространства, напрочь забыв и забросив три четверти своих территорий, будто, свалку, как говорят, "мусора и нечистот". И разошедшись в своем словопотоке до само-го апогейного перигея, предложил неожиданно-несуразное, но, пожалуй, не лишенное смысла:
  - Армия дерется неизвестно за что. Политики спорят, быть этойЧечне в составе России или нет. Сама Чечня тоже разделилась - одни за Дудаева другие против. А вот русских то людей ведь никто не удосужился спросить - нужна ли та Чечня России? Каких только референдумов не проводили, тут взять бы да опросить народ. Уверен, что послали бы эту Чечню, куда подальше. Со времен Персидских походов царя Петра канитель эта не кончается, но кончать когда-то надо и почему бы не сейчас? Что получается? С одной сторо-ны непонятны жертвы этой войны, с другой - просто вспомните пословицу, что насильно мил не будешь. Й еще начхать, я думаю, нашим х-цам на целостность России, ибо здра-вомыслящему человеку давно ясно, что от России пшик один остался. Мафия давно ее поделила на части и лишь ждет, когда повымрут на ней люди или превратится в без-мозглую скотину, ибо только этим можно объяснить, почему спаивают народ, а заку-сывать не дают...
  И еще бы говорил и говорил разошедшийся с пирогов и ватрушек ритор, но его остановили.
  - Слушай, Ричард, ты конечно правильно вопрос ставишь, но и сам же отве-чаешь - до фонаря всем и все... Так, что мужики давайте разбегаться. - Подытожил бе-седу, точнее монолог на незаданную тему Виктор и, встав направился к машине.
  Ричард же вдруг, будто вспомнил, чтоб на рыбалку не дома его забирали, а на задах - на дороге, что идет позади огородов вдоль колхозного поля.
  - Там лесок есть - березки да осинки... Я вас там ждать буду.
  - Нет, ты, все-таки темнишь что-то? - Петруха. переспросил, ибо чувствовал в этом некий подвох.
  - После узнаете. До самого Плищухина смеяться будете...
  На этом и расстались до вечера.
  А в первом чесу ночи в небольшом леске на окраине Х-ска сидел, вглядыва-ясь в темноту, Ричард. Чуть в стороне от него, в тени развесистой березы стояли одна на одной две картонные коробки - одна большая и на ней поменьше. К самой же березе были приставлены удочки и босяцкий рюкзачишко "Ермак". Наконец по улице Х-ских Комунаров проплыли под тихое урчанье два огонька, остановившись на окраине ули-цы. Пару минут спустя те же огоньки, обогнув крайнюю на улице усадьбу, выползли на полевую дорогу и, бултыхаясь в полуночных сумерках, приблизились к лесочку. Ри-чард вышел из тени деревьев, когда машина приблизилась метров на пятьдесят. В ру-ках он держал рюкзак и удочки, на тот случай, если по самой невероятной нелепости в машине окажутся не Виктор с Петром. Однако ничего неожиданного не произошло. Из подъехавшей машины вышел Виктор, чтоб помочь упаковать удочки поверх "Москви-ча", Петруха же сидел на заднем сиденье и, видимо, дремал.
  - Над чем смеяться-то будем? - вспомнил Виктор слова, Ричарда, сказанные ут-ром при расставанья.
  - Сейчас увидите - пообещал Ричард и скрылся за березой. Вынося оттуда две ко-робки, разъяснил: - Вот... И видик, и телик...
  - Спер все-таки... - не то восхитился, не то удивился Виктор
  - И что с имя делать будешь? В озеро зашвырнешь?
  - Хуже... - буркнул лишь Ричард, заталкивая добро в "Москвичок". - По доро-ге расскажу.
  - Давай рассказывай, что ты там опять затеял? Какую подлянку Петрухе зале-пить хочешь? - вернулся к расспросам Виктор, когда машина выехала с полевой дороги на асфальт.
  - А чо рассказывать... Вам карлино добро не нужно, мне тем более. А в Плищу-хине школа есть восьмилетняя. Там учительницей одноклассница работает... Так вот... Трое детей, у нее, а мужика по пьяни трактором задавило два месяца назад, верно, слышали.
  - Слышали.- Подтвердил Петруха с заднего сиденья, на коленях он держал ко-робку с видиком, а плечом подпирал другую с телевизором.
  - Кстати, этот придурок даже паспорта, из коробок не вытащил. Так что не сможет никому доказать, что это его вещички. Обнаглел гад... Утром забегает. Я думаю милиция и искать не будет, больно им надо Зададут один вопрос - откуда, мол, вещички и выпроводят. Ну, так вот... Учительнице этой подбросим. Я и записку заготовил, "от благодарного ученика - любимой учительнице". Пусть ломает голову, кто сей ученик, а детишки тем временем пускай курочат безделицы
  - Сказал тоже, безделицы, да за них пахать надо год целый и на хлебе-воде жить. А, вообще-то по делу придума, - одобрил Петруха.
  - А то - возьми, Петро, продай, Петро... Тьфу...
  И опять зорька улыбнулась уловом дивным, килограммов пять окуней да карасей наловили мужички, и вновь не вино, а утро красное да уха наваристая пьянили благода-тью своей рыбачков.
  О том, как Карла икру метал, бегая то в милицию, то с угрозами и уговорами вернуть украденное по собутыльникам своим, много разглагольствовать не стоит. В милиции его, как и предположил ранее Ричард, послали подальше - это ведь не сто-личные хапуги с дубьем, в Х-ске милиция не только за соблюдением законов и поряд-ка следит, но и по-человечески иногда закрывает глаза на некоторые нарушения зако-нов, кои порой не совсем совершенны и справедливы. Дружки же карлушины три дня по очереди, раздобыв " пузырь", бегали к "униженному и обскорбленному", как вы-разился один из соболезнователей, дружку своему, чтоб убедить несчастную жертву в своей непричастности к соденному, и, задобрив, подкинуть свою версию о возможном воре посягнувшем на святую собственность. В итоге этих доносов-версий каждый из друзей-опоек оказался вероятно-причастным к краже, а, значит, следуя логике совде-повско-партийной - никто...
  Подарок же от "благодарного ученика " учительнице Плищухинской школы попал по назначеню. И очень удивил и встревожил Елену Тихоновну, так звали ричар-дову одноклассницу. Сначала она хотела вызвать милицию, но потом раздумала, боясь обидеть "ученика". Но все-таки распорядилась подарком, и весьма оригинально... Най-дя поутру дивный дар на пороге своего дома, и, ознакомившись с содержанием запис-ки, рассудила в итоге своих недоумений очень и очень здраво, что не одна учила и вос-питывала "ученика благодарного", а весь небольшой коллектив Плищухинской школы. И, призвав на помощь соседку, занесла неожиданный подарок в учительскую, где после уж с помощью местного киномеханика запустила сей дивный агрегат. И первое, что посмотрели собравшиеся в учительской была "История "О" - фильм, явно, не для об-разцового педагогического коллектива, но что поделать, если у Карлы стояла именно эта кассета, другие же отбирать было не с руки. И то, что к такому подарку была при-ложена столь поганая кассета, несколько огорчило Елену Тихоновну. И ей даже приви-делся некий намек, но она успокоила себя тем, что, верно, это была неудачная шутка "ученика". Позднее кассеты для видика привозил из Х-ска все тот же киномеханик. Де-тективы привозил... Комедии... А иногда все ту же эротику... И такие фильмы с вели-ким смущением, но с не меньшим любопытством смотрел педагогический коллектив, когда все до единого ученики были выпровожены из школы. Что поделать, и учителя таакие же люди. И все человеческое, в том числе и порочное, не чуждо им...
  До чего ж коротко лето то красное. Не успели кукушки поведать свои сомни-тельные предсказания тихими июньскими вечерами; едва накормил жаркий июль зем-ляникой да малиной лесной намаявшихся на сенокосе и огородах х-цев; лишь вчера грибной август нагружал корзины и пестеря баб да детворы хмурыми обабками-подберезовиками, разудалыми красноголовиками, пузатыми, ровно уездные начальни-ки, боровиками, лохматыми бомжами-груздями, болезненно-румяными волнухами, ра-дужно полосатыми с оттенком лилово-опоечных носов алкашей рыжиками - глядь уже упали туманы утренние, росой обильной окропив луга заливные, выкошенные и оби-хоженные либо вытоптанные до пустыне-сахарости скотиной, ибо от жары летней да в результате осушения бездумного оскудели пастбища так, что не успевала, прорасти травка зеленая из-за ахидского обжорства коров да коз с овцами. Но и сентябрь еще не зима. Вслед за туманами по пенькам в лесах темных, будто шапками-малахаями, нале-пились кривоногие опята, как ребятня деревенская веснушчатая, ободряя, будто, видом своим простецким, что будет, мол, и весна - нескоро, но будет...
  Забота еще есть немалая - картошку выкопать да в подполье сухой засыпать; капусту убрать-засолить; морковку, свеклу заготовить - немало, вообщем дел до зимы провернуть надо.
  Еще лето бабье теплом последним побалует; небом ясным и, как никогда си-ним, душу осветит; тишиной торжественной обмирающего леса сердце сжаться, будто пред ликами пречистыми, заставит...
  И в год описываемого действа также сентябрь был на редкость теплым и су-хим. А по вечерам небо на западе взрывалось зарницами, будто из установок "Град" расстреливались далекие города и узловые станции... Но не стоит забегать вперед, к зарницам и установкам залпового огня рассказ впереди...
  Остатки лета и начало осени провел Ричард в "битве" за хлеб насущный. Кро-ме дела о навесах по линии детективного творчества заработка, да и какой там был зара-боток, не было. Иногда удавалось подшабашить у "нового русского ", но очень редко, ибо кроме Ричарда было, кому ощипывать прохиндея того. И эти разовые заработки не да-вали возможности жить, не думая о том, где и как заработать хотя бы какую-нибудь "ко-пеечку".
  О международной мафии, которая может захватить земли Х-ского уезда, уже по-чему-то не думалось. Вернее, если и думаќлось об этом, то без прежнего страха и содроганий перед неизќвестным чудищем, кое способно в ахидскую свою утробу поглоќтить и землю, и лю-дей, и все прочее что на этой земле произрасќтает. Какая-то даже обреченность появлялась при мысли об этом - скупят, так скупят... Потом то что делать будут? Фермы свои создадут или фазенды поналепят мафиози заморские на землях какого-нибудь колхоза "Заветы Иль-ича"... И что? Да взвоют те мафиози от соседства с бывшими колхозниками. Все фазенды ихние растащат на пропой, никакая охрана не совладает. А еще хуже от отчаянья в запой ударятся...
  А еще упокаивали Ричарда мысли об Ангелине, будто гости желанные, приходящие каждый вечер и надолго, до заполночи лишая сна. Иногда днем позванивал ей. Но дальше разговора о работе да новостях х-ских диалог не заходил. И хотелось сказать что-нибудь выходящее за рамки этих тем, но духу не хватало. Хотя и чувствовал, что и Ангелина ждет от него каких-то других слов, не торопится разговор окончить. Пересилить себя Ричард не мог, что поделать коль заколодило язык в "мертвой точке", а мозги, будто обмороженные, закостенели...
  Долгие вечера проводил Ричард у телевизора, а в отсутствие по оному пере-дач стоящих, в думах самых различных. То на Север хотел вернуться, но что-то удер-живало; то начинал думать о том, куда б на работу устроиться, тогда может и в отноше-ниях с Ангелиной дела сдвинулись бы с мертвой точки; то в мыслях своих обращался к та-ким пустякам, что не стоит и забивать такими ими повествование. До такого порой доду-мывался, что не знал пугаться своим домыслам или смеяться...
  Листал как-то Малый атлас мира, страны разные разглядыќвал. И долистал этот ат-лас до последних страниц, где таблицы разные помещены о странах разных - столицы, площади этих стран, количество людей в них живущее и прочие данные. Нашел в том атласе Ричард и площадь России. Велика, оказалась площадь та... Незадолго до этого прочитал Ричард двухтомник В. Гиляровского - занятная книга оказалась. А больше всего в памяти почему-то застрял рассказ о том, откуда взялось такое известнейшее блюдо, как "салат Оливье". Оказывается, повар такой в Москве был, самым модным считался в 60-х годах прошлого века. В 1861-ом году, как известно, крепостное право отменили. И не просто указом царским взяли вдруг и отменили. Нет... Оказывается, каждого крестьянина выкупили у помещика. А чтоб деньги на это дело набрать, Аля-ску продали. Помещики такие деньжищи загребли, что ахнешь. И загуляли с такого барыша те во всю зеленую. Гулять эта богатенькая рать двинула в Москву да в Питер. Такие обеды заказывали, какие и царям не снились. И почиталось у гуляк тех заказы-вать обед у повара того самого у Оливье. Оттуда и салат пошел, как одно из фирмен-ных блюд того кулинара.
  Разглядывал Ричард атлас и то ли от впечатленья от книги Гиляровского, то ли от мыслей неотвязных о деньгах, вращающихся каруселью с приводом от вечного двигателя в мозгу, пришла мысль такая несуразная, дикая что если, мол, продать всю Россию капиталистам американским, если тем долларов своих не хватит, то "Большой семерке". Нужна вам Россия - берите. Завоевать не сможете все равно, так купите. И мудохайтесь как хотите. Сразу же и за расчет принялся. И получилось у Ричарда сле-дующее: если продать Россию по цене восемь тысяч долларов за гектар территории в среднем со всей недвижимостью, что находится на всей территории, то выручка соста-вит сто пятьдесят триллионов долларов, что составит по сто тысяч тех долларов на россиянина... Вот те и коммунизм - раз не построили, то купили. Все довольны - и те, кто этот коммунизм строил столько лет безуспешно, и те, кто пытался тех строителей на путь наставить, не всегда праведно только...
  Но не остановился на этом х-ский мудрец, дальше в размышлениях своих пошел, пытаясь до конца последствия такой сделки просмотреть... Получит россиянин свои сто тысяч - и весь мир перед ним открыт, благодать, свобода... В любую страну едь, дом либо квартиру покупай: счет в банке открывай и живи, припеваючи. Если же патри-от великий, то и в России с такими то деньжищами не будешь бедствовать. Но мысль-паразитка эдакая дальше устремилась... И уже представил Ричард, что и опойки все получат те сто тыщ, и они хлынут во все стороны на винные склады всего мира. Держись тогда ста-рушка-Европа, ибо первый удар по ней сердешной придется. Будто Батый, что сквозь земли Русские прорвется. И до Америки волна та докатится, правда, уже ослабленная -большая часть рати той падет, верно, в "чепках" и канавах Европы. Но все равно дойдет... Взять семнадцатый год - не последнюю роль в победе революции сыграло разграбление винных складов в Петербурге. В одном городе винные склады разбомбили, а шороху на шес-тую часть суши земной... Что же будет, если во всей Европе "оковы тяжкие падут" на всех вин-ных складах? Может, и мировую то революцию таким образом свершить хотели - споить народ в отдельно взятой стране, а потом выпустить эту ополоумевшую стаю, будто со-бак цепных, на волю... Уж очень похоже развитие нашей страны на реализацию такого плана свершения мировой революции. И состоись такая сделка, конец света долго ждать не придется. Посему получается, дорогие товарищи империалисты, не лезьте в Россию. Она, как юродивый, смеяться можно над ним, а обижать грех великий, погибель в том для обидчика явная и неотвратимая...
  От безделья, какие только мысли в голову не лезут... Особенно у русского без-работного. Если другие страны вполне могут жить и уживаться с безработными, то у нас вряд ли такое сосуществование возможно. Ибо российская безработица, что и русский бунт - страшна и непредсказуема. Нельзя народ-философ оставлять один на один с мыслями о смысле жизни, потому как такие планы, у этого пришибленного чертушки в башке заро-диться могут, что мировая революция покажется невинным развлечением, вроде гулянки деревенской - ну, помахались мужики кольями, башки поразбивали - но ведь только дво-их укокошили...
  Но вот на исходе бабьего лета вроде опять дельце наклюнуќлось у Ричарда детек-тивное. В Х-ске объявился маньяк.
  
  
  * * *
  
  
  
  Попало это дело к Ричарду по причине явно нелепой, ибо нет фантазии у зажрав-шихся на шее голодных налогоплаќтельщиков блюстителей, хотя и неправедных порой, за-конов. Что им жалобы какой-то Феклы деревенской, коя обратившись с жалобой ни смогла растолковать происшедшего с ней работникам "органов", (так и хочется добавить "по-ловых"), за что взашей вытолкана из столь неприступного для обиженного простолюди-на заведенья. И взялся разобраться в этом непонятном деле наш неуемный детектив...
  А попало то дело к нему обыденно просто... Пришел в одно прекрасное утро к сво-ей соседке тетке Дине перебивающийся с хлеба на воду соседушко ее бывший разведчик недр, а ныне лишенный всех гражданских заслуженных чинов и средств существования. Все с той же целью заявился позвонить землеустроительше Ангелине, не появилась ли в ее ведомстве какая никакая халтура? Прохиндею, платившему иногда "полтинники", услу-ги геодезиста уже не требовались, ибо "коробку" его особняка к тому времени слепили местные мастера и в дальнейшем пристроиться к этому источнику мизерного, но дохода возможности не представлялось - без Ричарда было полно желающих за живую денежку оказать требуемую Прохиндею услугу. Более же шабашек не наклевывалось.
  На этот раз, получив отлупный ответ по телефону, и, помолчав-попыхтев в трубку положенную минуту, засел Ричард со своей соседкой за чаепитие. Конфет к тому времени уж не водилось у Ричарда. Даже сахар подмерил до абсолютного нуля. Чай пил с вареньем, наверное пятилетней давности, найденное при тщательнейшей ревизии громад-ного и пустого подполья.
  Тетка Дина не намного богаче жила своего соседа. Но на случай гостей водилось у нее и малиновое, и земляничное, и смородиновое варенья. На сей раз, предложено было по-следнее, то есть смородиновое, которому б предпочел Ричард земляничное, но как об этом скажешь, угощен, так радуйся. Как обычно к чаю подан был и дежурный монолог нескончаемый, слепленный из последних х-ских новостей, бывальщины-воспоминаний и прочей словесной белиберды. Все пустое и несущественное оставим повисшим в воздухе и приведем лишь ту часть монолога, которая относится к делу....
  - ...Этта ко мне Лариска заходила проведать. Лариска то - племянница моя, ее матка мне двоюродной сестрой проходится. Лариска то замуж за Веньку Афанасьина вы-шла пять, нет уж, пожалуй, шесть, а то, и семь лет назад... Тогда аккурат праздник был большой церковный, принятие христианства, праздновали. А Афанасья жила раньше в Хорошеве. И замуж там вышла за своего парня за Хорошевского. Пожили они сколько то с родителями его да в Х-ск перебрались. Никитой мужика так еенного звать... Может, знаешь он в Потребсоюзе раньше работал, а сейчас уж на пенсии. Им там в Потребсоюзе-то хорошо платили, у него и пенсия большая была120 рублей. Чо б на таку пенсию то не жить. А сейчас всех поуровняли Венька то у них самый младший, еще две сестры у его есть - одна в Х-ске живет, в 14-ом магазине заведующей сейчас; другая - старшая в Свердловске живет, с мужем только в отпуск приезжают когда. Еще старший брат есть у Веньки, да на Се-вер куда-то уехал и запропастился - не слуху, не духу... И Венька то пил-пил, пил-пил - Лари-ска то не выдержала, ребенка забрала и к матери в Паньки жить ушла. С маткой и живет уж третий год. На работу в город ходит, каждый день, почитай, три версты туда, да три об-ратно. Там ведь знаешь, тропка то прямая есть через лес. Вот по ней и ходит. Вокруг от по тракту более пяти получается, автобус ходит редко - когда угадает девка на него, когда нет. Вот и ходит одна через лес. Летом то ладно светло. На лисапеде, когда ездила. Да вот бе-да то отнял поразит у ей лисапед от. Ладно бы свой был, а то у соседа своего у дяди Степана брала. Теперича не знает, как отчитаться перед ним. Дядя Степан от хороший мужик, хо-зяйственный. Ему уж восемьдесят скоро. А он и скотину держит, и огород у него чуть не двадцать пять соток. Ноне вот опять бычка сдаст, верно, опять на мильён. Да корова уж больно дойна, говорят. На лисапеде то сам не ездит - стар, слышь, глаза плохи стали. Лари-ске и отдал, мол, езди. А разбогатеешь, так рассчитаешься, дескать. А уж если не раз-богатеешь - так хоть хлеба когда привезешь либо сахару. На том и столковались. И вот, нате. Ни лисапеду, ни денег. Хоть и не ругает Лариску дядя Степан, а все равно нехо-рошо ведь. Ведь чужая вещь то. Лариска в милицию заявить хотела. Пришла, обсказала все, как есть. А над ней надсмеялись только и выпроводили: Им вишь, подол задери да покажи ноги изуродованные... Я-то знаю, как у них это делается. Меня года три назад собака цапнула за ногу. Я в больницу возьми и обратись. Так и так, мол, собака окуси-ла. И чо, ты, думаешь, там было? Зашла в кабинет, там врач сидит - дядька такой вид-ный из себя, представительный - чистый секретарь райкому. И сестра супротив его си-дит. По целой бумажине огромадной вытащили и давай допрос мне чинить да записы-вать, будто не меня собака окусила, а я ее. Говорю имям - вы смажьте, чем да отпусти-те старую. Нет ведь... Чья собака, привита ли, выспрашивает. Я что всех кобелин х-ских знать должна? Так и отвечаю им. Еще что-то выспрашивали, уж и не помню всего то. Потом заставили эдак же подол задрать и укус показать. Взяла грех от на душу и юбку задрала, и ретузы... Тьфу... Так ведь опять не унялись, давай рану то описывать. Врач говорит вслух и оба с сестрой в свои бумаги записывают. А потом укол еще сде-лали. Ладно бы под лопатку либо, тфьу ты, в срамное место куда. Так нет, имям пупка подставляй. Как сказали это мне, я и бежать от них. Ясно стало, что от безделья над старухой посмеяться захотелось. Грех, от какой...
  Тут, наконец, пауза возникла. Ричард к тому времени стакан чаю выпил, вто-рой налил и уж допивал. Больно вкусно варенье то, хоть и смородиновое, у тетки Дины было. Потому и не перебивал, слушал в полуха да варенье уплетал, думал, что закруг-лилась соседка говорливая. Но нет... Будто вспомнила что-то, встрепенулась, но не мо-нологом нескончаемым, а всего лишь вопросом:
  - Слушай ко, Ричартко, ты, ведь у нас энтот - сыщик? Помог бы Лариске ли-сепед от найти. А?
  - А кто отнял-то его у Лариски? Насильник что ли какой? Маньяк...
  - Не знаю я кто. А, ты, поговори с ей. Я подошлю к тебе как-нибудь. Может и завтра, обещала зайти ко мне. Ты помоги уж ей. Чо принести то тебе? - неожиданным вопросом закончила тетка Дина свое обращенье.
  - Да ничего не надо... Пусть придет и расскажет все, как было. Фоторобота составим с ней...
  - Какого такого робота? - встрепенулась тетка Дина, заподозрив в каком-то составлении умысел нехороший. - Ты, смотри она девка-то замужняя, хотя и без мужи-ка живет. Но блюдет себя.
  - Да я и не покушаюся на ее честь, теть Дин. Фото робот - это вроде фотогра-фии, чтоб знать, кого искать.
  - Поняла... Чтоб фотографию принесла свою. А это-то зачем? Никак, колдо-вать собрался? - последний вопрос закончился ехидным смешком.
  - Нет, теть Дин...фотографию того надо, кто велосипед отнял у Лариски ва-шей.
  - Где она возьмет его фотографию?
  - Да нигде не возьмет... - начал уж раздражаться Ричард от бестолковости со-седки, жалея, что ляпнул об этом фотороќботе - блеснуть-козырнуть красивым словцом перед теткой вздумал. - Придет, и мы с ней прикинем, кто бы на этой фотографии мог быть.
  - Ну ладно, я ее пришлю, а там вы сами договаривайтесь. На том и закончился этот долгий разговор с чаепитием. Ричард к выходу пошел уж. Но у дверей вдруг оста-новился. Какая-то необъяснимая тоска вдруг навалилась на него, опять идти в свой ог-ромный и пустой дом, ожидая неизвестно чего и неизвестно сколько. Что-то взбунто-валось в нем. И еще не сформировалось до конца в голове противодействие накатив-шей тоске, а язык мчал уж на три уповода впереди мыслей?
  - Теть, Дин, займи "десятку" до лучших времен... Схожу хоть в город, пивка попью, развеюсь малость..
  - Займу, Ричартко. Как не занять, мне вчера аккурат пенсию за июль принес-ли. Сходи погуляй, чо это, будто старик старый, все дни дома сидишь. Это я, ладно уж, не до гулянок мне... - и еще что-то говорила и говорила тетка Дина пока доставала деньги и отсчитывала требуемую сумму. И уж отдав деньги, то ли проворчала, то ли посочувствовала.
  - Жениться бы тебе надо, Ричартко... И молодой, и видный... Давай приищу невесту то?
  - Не надо, теть Д"н. Сам как-нибудь... Вот с работой определюсь, тогда ...-И по быстрому вышел, пока тетка Дина не завела новую канитель.
  Направляясь к центру Х-ска, Ричард не сразу решил, чем разговеться - пивком или х-ской водкой, в былые времена ценимой за чистоту и приятность при внутреннем употреблении, но с тех пор, как встала ликероводочная отрасль народного хозяйства на стезю создания человека нового типа "советский народ" - эдакой многомилионно-харевая каракатицы пьяной и разнузданной, перешел Х-ский ЛВЗ на создание нового сор-та водки, превращающим ускоренными темпами за одну пятилетку в три или четыре года нормального человека в безликого и безвольного "совка", за чекушку способного отца родного продать, и за "отца всех народов" очередного амбразуру любую, закрыть грудью, когда глаза зальет до самого последнего нельзя.
  И пивка хотелось Ричарду - но много ль на "десятку" возьмешь напитку этого. И к тому же желанье было не просто развеяться малость, а надраться под самую завязку, как в былые старые времена барачных попоек... Так и не решил, чего ж все-таки потребить, чтоб заглушить навалившуюся хмарь и уйти на время от пустой и безысходной действительно-сти. Но в то же время какой-то червячок добрый и разумный голосом тетки Дины предосте-регал, мол, не поддавайся на провокацию, Ричартко - один раз, дескать, поддашься напасти, другой и засосет тебя в такое болото, что путь тебе един только останется в сотоварищи к Карле, в почетный караул к Продмагу на улице Х-ских Комунаров. В конце концов, устав от раздумий и сомнений с чего начать и начинать ли вообще выпивку, решил Ричард, что об-стоятельства подскажут, что есть из дешевых напитков, того, мол, и жахну...
  После такого решения веселей стало, будто сама тоска подталкивала-заманивала - дойди до "Рюмочной", а уж там тебя примут-приветят, как родного.
  - За квартал до "Рюмочной " неожиданно встретился Прохиндей - выскочил из-за угла, будто поджидал Ричарда. Поздоровалась.
  - Куда путь держим? - поинтересовался Прохиндей.
  -Да, вот... Пивка попить... - будто нехотя ответил Ричард.
  - Я тоже не прочь хлебнуть чего-нибудь. Только не в "гадюшнике". Пошли в кафе посидим.
  Ричард от этого предложения, помня о своей скудной наличности, отказываться начал. Но Прохиндей, кстати его Николаем звать, настаивал. И после того, как сказал, что хочет поблагодарить Ричарда за его работу на его особняке и потому угостить маленько- последнему ничего не оставалось, как согласиться. После чего неполная эта "троица" развернулась - Ричард вправо на девяносто градусов, Прохиндей-Коля на сто восемьде-сят.
  С утра в кафе - обыкновенной столовой, но отличавшейся от прочих х-сих "рыга-лок" лишь тем, что здесь игрались самые дорогие свадьбы и самые пышные поминки справ-лялись - народу не было. Опойки местные кучковались около "Рюмочной", рабочему лю-ду на обед в заведенье являться было рановато. Впрочем, последние кафе не жаловали по причине более дорогих обедов, по сравнению с другими общепитовскими заведеньями Х-ска. Только некоторые служители Администрации Х-ска, находящейся по другую сто-рону улицы, иногда, дозволяли себе эдакую роскошь откушать в описываемом кафе.
  Николай, как только вошли в кафе, послал Ричарда занять место в углу кафе у од-ного из зачуханных и немытых окон, а сам направился к раздаче.
  - Девоньки, милыя, где вы? - и постучал по прилавку, но девоньки запропасти-лись где-то в чреве кухонном, откуда и раздавались их приглушенные голоса... - Обслу-жите, пожалуйста, голодающих Поволжья...
  Девоньки сразу же выпорхнули из закутка своего, ибо голос, их призывающий сильный и уверенный явно не принадлежал бездомному попрошайке и голодайке. И еще две минуты спустя, стоял уж с подносом, на котором в центре стояла бутылка "Наполео-на", а с боков, будто генералы упомянутого военачальника две тарелки с салатом, две с котлетами покоящимися на комке рожков и два стакана компота, перед столиком, занятым Ричардом.
  Начали свою трапезу мужички с компота. Стаканов порожних в кафе не оказа-лось, ибо все имеющиеся стаканы были заняты под томатный сок и компот, из майонезных банок, кои заменяли соответствующую посуду, пить дорогой коньяк было вроде не солидно. Потому и пришлось взять компот, чтоб, опустошив стаканы, в дальнейшем уж наливать в них крепкий напиток. В освободившиеся стаканы следом налили до половины коньяку и без долгих тостов и проволочек разом влили сей благородный напиток в жаждущую утробу. Выпив же, чуть не разом занюхали зелье хлебом. Ричард рассмеялся чему-то, вроде как без причины и поперхнулся даже.
  - Ты чего ? - вопросил Прохиндей-Коля.
  - Случай вспомнил...
  - А-а... - понимающе, протянул Николай.
  - У нас в институте во время обхода общажки декан факультета ребят изло-вил коньяк распивающих. Потом на собрании выступает и говорит: "Я, их не за то на-казал, что они коньяк распивали - студенты много его на свою стипендию не напьют, посему пусть бы и пили иногда, а за то, что они тот коньяк огурцами солеными закусы-вали".
  - А что тут такого-то... - не понял юмора Николай. - Самогон-самогоном коньяк любой. Чо б его и салом не закусывать или селедкой? Кстати, ты где учился то на геодезиста? Не в МИИГАиКе случаем...
  - Нет... Я вообще геолог по специальности. Геодезией просто немало при-шлось позаниматься. - Ответил Ричард, которого очень удивило знание редкой в разго-воре вообще, а уж в Х-ске и подавно аббревиатуры столичного ВУЗа.
  - Не удивляйся... Я ведь только здесь Прохиндеем то стал. У меня диплом инженера-геофизика имеется, как свидетельство юношеской глупости.
  - Так мы почти коллеги, получается... Я на Севере работал...
  - Не в Ухте случайно?
  - Нет, но бывал несколько раз там.
  - А я вот шесть лет геофизиком проработал в Ухте. Сюда уж потом приехал. У меня жена отсюда... Шесть лет, как дурак, по лесам тамошним лазил. Работал на электроразведке, ВЭЗы делал, зимой и летом в палатке бичевали, будто хорьки какие. Летом комары всю кровушку повысасывают, зимой в крови той все тельца красные так обморозит, что удивляешься стойкости их карбышевской. Летом болотца так истоп-чешь, провода да батарейки 18 кг каждая, таская на горбу, что потом по асфальту хо-дить не можешь - пальцы у ног вовнутрь сходятся, а не нароскоряку, как должно быть у мужиков. С женой идем по городу, а она пшикает на меня мол, не придуряйся, иди нормально. Прошепчет мне это, я вроде выверну ноги, как положено иду. Потом забу-дусь опять, как колченогий, слеги свои переставляю, зимой же на лыжах опять те же провода, те батарейки... И километров по 50-70 за день наматываешь. Выше головы в романтику унырнул. С женой и трех месяцев не прожил, в "поля" на полгода укатил. Приехал, будто чужие. На шесть лет дури моей хватило. Потом послал эту экспедицию подальше - кроме "зэков", в зонах замордованных, да таких придурков вроде меня ни-кто и работать не мог. Что военные, что спортсмены - даже лыжники поработают меся-чишко-два и деру. Конечно, можно их понять... Тех же лыжников. Они к чему привык-ли? Ботиночки легкие, лыжи и того легче... Костюмчик одел легонький и лети по лыж-не. На финише с чаем, кофием ждут, в одеялко завернут, чтоб не застудил бесценную организьму. А тут валенки подшитые-переподшитые, ибо на два сезоны выдаются, а уж через месяц расползаются; крепления у лыж ремни из транспортерной ленты - больше никакой материал не выдерживает; валенки к лыжам резиновой полосой кре-пятся, от камер автомобильных полосы те. Ноги будто в колодках зажаты... В общем, хватил этой "романтики", сравнимой разве что с лесоповалом. Давай еще вмажем... Раньше пили "за тех, кто в поле", но теперь такой тост очень неактуален...
  Выпили, хлебушком занюхли, котлетку отведали... Николай продолжил свое повествование.
  - Я кучу журналов выписывал тогда. Читать не успевал. Надоела мне тягомо-тина "партейной" жизни, в бараке словом залег, будто в берлоге, журналами обложил-ся и целый месяц читал, из барака не вылезая.
  Приходили ко мне периодически ,мол, кончай свою забастовку - не в Англии чай шахтером работаешь и на работу выходи. По статье соответствующей уволим если, нигде работу не найдешь. А я упрямый, в газету посмотрю, а там куда только работни-ки не требуются... Пусть, думаю, грузчиком пойду - благо дури хватает, но по-своему сделаю. Никто меня не переупрямил пока... С другого конца тогда заехали. Участковых натравили. Участковые в экспедиции, будто почетнее члены коллектива - захотят - их либо на рыбалку, либо на охоту забросят вертолетом. Время то вертолетное всегда в из-бытке огромном было... Вот участковый и отловил меня, когда я решил развеяться, от книг да журналов отвлечься, вина попить немножко. Поймал меня этот шавка-участковый. Мало того, что оштрафовал за пребывание в нетрезвом виде, так еще и в наркологический диспансер затащил. Там какую-то бумагу оформили, карточку завели и отпустили. Еще какое-то время спустя проститутки профсоюзные на дыбу свою вызвали на предмет увольнения по статье за прогулы. Мне канитель эта уже поднадоела к тому времени, жур-налов начитался, винца попил, сколь душа требовала. Пришел на заседанье ихнее. Там опять наезды начались, мол, едь в лес и отрабатывай положенные по закону два месяца, а после увольняйся, коли пожелаешь. Я ни в какую... Ну и получил и статью, и пункт соот-ветствующий довеском. Погулял еще с недельку, работу искать пошел. Северные над-бавки потерял, но, думаю, Бог с имя с теми надбавками - дури много еще в теле, наживу. С работой проблем не было. В первую же контору, в которую обратился - берут. И все б хорошо, да... Слыхал что-нибудь "о запрете на профессии?
  
  - Нет. - Вставил Ричард и удивленно спросил. - А что и такое было?
  - Было, да еще как было... Сам под это попал. Ты ведь в полях работал, знаешь, что нет там ни каких парторгов-профургов. А потому человек там без ихнего присмотра - даже самый кажись, никудышный душой, светлел будто, от бед-неурядиц своих освобож-дался. Забулдыга про мать-старуху в деревне вспомнит и клянется по окончании сезона проведать ее непременно - другое дело, что редко, когда удается... Алиментщик про де-тей своих брошенных думать начинает с жалостью, что плохо им без батьки-то, пускай и непутевого. Да мало ли какой свет вдруг в закостеневшие души прорывается, среди ле-сов в тишине и покое первозданном. Не поддавалось дело наше никакому контролю пар-тейному. Какого же кумуниста в палатку зимой жить загонишь. Да еще, чтоб он политгра-мотой своей поганой сбивал людей... Это сейчас все комуняк в открытую хают, а им ссы в глаза - все божья роса. Как были при власти, так и остались возле нее. Даже в мэры городов повылазили. Знавал я одного такого, для него непартийный, значит, нелюдь. А на повер-ку то сами нелюди. Натворили за семьдесят лет такого, ни одному Нерону столько не накуро-чить. А сейчас все рядовыми коммунистами, говорят, были. Нацистов то всех, под одну гребенку будто, осудили. А у нас один Чурбанов во врагах оказался. И вот эта зона свобо-ды, как бельмо в глазу, у кумуняк было. Не знаю, долго ли гадали, как с этим покончить. Но разобрались, как и всегда, по-аспидски извращенно. Верно, подловили академика меди-цинского, что здравоохранением руководил, когда он не ту иглу либо не в ту задницу оче-редному Ильичу всадил, и заставили указ урки партийные того академика издать, чтоб тех, кто на учете в "наркологии" стоит.в "поля" не пущать. А поставить на учет любого можно у нас, ибо нет защиты от психиатров и наркологов в стране Советов. И вышел, таким обра-зом указ под номером 404. Если б действительно издан был тот указ в целях борьбы с пьян-ством, то рекомендовал бы указ сей обратное, ибо, сам знаешь, Ричард, в "полях" пьян-ства, можно сказать не было, наоборот, вроде добровольного ЛТП для самого горького пьяницы "поля" были. Нет тут явно другой умысел - "не пущать"... Я, когда стал меди-цинскую комиссию проходить чтоб на работу устроиться, тогда и врубился, зачем меня прихвостни комунякские в наркологический диспансер возили. Там мне и дали от ворот-поворот, как я не доказывал этим псевдоврачихам ошибочность указа. Иди, мол, лечись, да не один раз - пришел и отделался. Нет, три года. Это теперь известно, что уколы ихние только вредили человеку, а тогда лекарством прозывались... пришлось отказаться от затеи своей. Так и устроился в дорожное управление геодезистом...
  - Геодезистом работал... А менято зачем нанимал? - удивился Ричард и, вопро-шающе уставился на Прохиндея.
  - Не знаю... Для солидности может... Да проси... - и тут же осекся, замолк Нико-лай и перевел разговор на другое, вернувшись к своему повествованию. - Три года у до-рожников проработал. Тут тесть умер в Х-ске у них с тещей трехкомнатная квартира была. Мы в бараке живем, а тут в трехкомнатной квартире одна теща живет. Я до этого несколь-ко раз, бывал в Х-ске. И нравилось мне здесь, несмотря на всю скудость здешнюю. У меня-то родни никакой не осталось. Вот после похорон тестя и давай жену уговаривать, чтоб в Х-ск перебраться. И теща не против, наоборот, мне еще поддакивает. Моя же уперлась и не в какую, мол, давай сначала там получим квартиру. Мне же шлея под хвост попала - сколько можно детей в бараке морозить, мои предки на семь поколений вперед за тру-додни наработались, а я на столько же поколений в палатке намерзся - хватит. Мать свои доводы приводит - что уж старая и хочет с внуками поваландаться на старости лет, а не стены кирпичные караулить. Еще доказываю - времена другие наступают, кумунистам вот-вот под зад коленкой дадут; опоек всех в безработные зачислят - пусть живут на пособие и людям работать не мешают. Пока, мол, в квартире поживем, а потом дворец для тебя по-строю. Уговорили... Переехали. А теперь вот дворец строю, - подытожил свой рассказ Николай.
  - Я тоже на этом Севере наползался, - начал было по себя рассказывать и Ричард, но как-то неохотно, ибо не хотелось вспоминать, что быльем уж порастать стало, хотя и понял, что про золото его явно, не спросят, - Пока в "полях" работал, женка моя с началь-ником спуталась. Золота, сам понимаешь, я не нашел. Мне б сразу линять с Севера этого, я не прорюхал, думал, что еще поработаю. Ошибся, однако ж. А сейчас и не знаю, куда при-ткнуться...
  - Приткнешься... - успокоил Прохиндей. - Я, если честно, капитал свой на водяре сколотил, потом только прокручивал удачно его. Но, если б не водка, если б сейчас дело начинать, не знаю, чтобы делал тоже. Я тут уже многих знаю, потому попробую тебе по-мочь, коллега...
  - Да я сам... - начал возражать Ричард.
  - Не смеши людей... Сам ты только до агентства какого-то додумался бесполез-ного. Закрывай свое заведенье и не мучайся.
  - Да у меня ведь дела то нет-нет да появляются. Вот и сейчас...
  - Петрухе навесы за бутылку искал - знаю... - прервал Прохиндей.
  - Нет, вот на днях еще дело одно начну.
  - Слушай, Ричард, не люблю по пьяни о делах... Давай лучше, как лесорубы ка-надские - в лесу о бабах, с бабами о лесе. Да "Наполеончику" еще возьмем... - и после этого встал Николай и походкой вальяжной канадского лесоруба, выбравшегося из лесу, напра-вился к раздаче за "Наполеоном" - вторыми двумя порциями котлет, называемых "киевски-ми", верно, намекая на тяжелое финансовое положение Украины.
  И до самого перерыва продолжалось это застолье двух бывших, разведчиков недр, чьи дороги так неожиданно пересеклись на путях-дорогах нового бытия. Был и "Наполеон" третий... После которого и закончилось застолье. Еще было долгое прощанье на том же перекрестке, х-ских улиц, где встретились, можно уж сказать смело, бывшие коллеги. Но в тот раз Ричард повернул уже налево, а Прохиндей, как и поутру, развернулся на сто восемьдесят и, отойдя метров пятьдесят, обернулся и крикнул:
  - Ричард... - но никто не ответил.
  Тогда Прохиндей махнул рукой, пробурчал что-то и, уже не оглядываясь, напра-вился ко своему возводимому на окраине Х-ска дворцу.
  Ричард же дойдя до Продмага вспомнил что так и не потратил взятый в долг "червонец" обрадовался такому открытию и, воскликнув негромко, гуляем ноне, ввалился в магазин, столкнувшись, на входе с Карлой, но не обратив на него, внимания и даже не поздоровавшись, хотя Карла и пытался пристроиться к соседу, видя, что тот подзагулял. Пресловутой "десятки" хватило Ричарду лишь на бутылку какой-то горькой настойки да на батон. Дома же, выпив с полстакана этой настойки, и, откушав горбушку батона, предался он глубокому, но беспокойному сну.
  Проснувшись в три часа ночи, Ричард долго не мог понять, где находится. Сначала мнилось ему, что находится в одной из северных "козлодерок" экспедиционных, ибо само-чувствие отвечало тому полузабытому состоянию глубочайшего похмелья, когда однаж-ды ночью просыпался осененный с неожиданно-трезвым прозреньем и начинал над со-бой послезапойное самобичевание. После, когда в туго соображающей голове промельк-нули несвязные виденья жития в Х-ске, вспомнился наконец и день минувший. А, вспомнив, последнее минуты вчерашнего бытия, оживился вдруг, ибо голове возник образ сначала надкусанной корки батона, а следом и недопитая бутылка горькой настойки стоящая, и ожидающая его, если память не обманывала, на кухонном столе. Иного в памяти Ричар-да пока не всплывало. А это значило, если бутылка на месте, то "автопилот" никуда не носил его, а сразу в люлю. Закончив свои похмельные измышления-воспоминания, и, притворно охая, поднялся бедолага и направился в кухню. На столе стояла недопитая бутылка горькой настойки, пустой стакан и батон. Обломанная горбушка, единожды надку-санная, лежала рядом.
  Увиденное успокоило. Но на смену сомненьям и неизвестности пришла голов-ная боль, редко, но, чувствительно колотящая в висок, и забывающаяся уже сухость во рту. Чтоб побороть последнее, захотелось воды. Но ведро оказалось пустым, идти на колодец не хотелось, да и не моглось. Еще посомневавшись чуть, решил Ричард, что придется все-таки хлебнуть из посудинки, так преданно и зазывно стоящей посредь стола. Сразу хва-тить стакан или полстакана духу не хватило, потому налил в стакан с пару глотков всего. Замерев на секунду, как перед прыжком, вдохнул затем и разом влил внутрь утробы про-тивное человеческому естеству зелье. Сморщился, лицо передернуло судорогой отторже-ния, а рука невольно потянулась за горбушкой батона. Нюхнув горбушки, уже легче вздох-нул и замер в ожидании облегченья.
  Сидел неподвижно минут десять, может более. Облегченья не было, но и назад выпитое не просилось. Посему решился повторить процедуру. И, чтоб "мать ученья" не оказалась в накладе, хватил по такому случаю целый стакан горькой настойки. Жадно занюхал все той же горбушкой, плечами поводил из стороны в сторону, будто трамбуя в утробе своей немалую толику настойки. И вновь замер...
  Спустя некоторое время по телу стало разливаться тепло, расслабленность на-ступила какая-то. И захотелось поговорить с кем-нибудь. Уж к тетке Дине собрался идти покалякать, прихватив остатки пития, но хватило ума на часы посмотреть - половина чет-вертого... "Пожалуй, не стоит будить" - здраво рассудил - "попоздней навещу соседуш-ку... Но, пожалуй, к тому времени в бутылке ничего не останется" - о последнем поду-мал Ричард ужа,с сожаленьем неким.
  Поняв, что собеседника не будет, стал с женой своей бывшей разговаривать, сперва в мыслях обращаясь к ней, но постепенно перешел на какой-то несвязный говор. И обратил свой монолог к рукомойнику, висящему на стене возле входной двери, узрив вдруг в этом предмете некие черты, напоминающие мраморный лик коварной измен-ницы".
  - Ты что, ссучка, думаешь это ты меня бросила? Нет... Это я тебя бросил. Это я в лесу от тебя спасался, от твоей бабской ненасытности... Золота, говоришь, не на-шел? Не нашел... Да... Но с какими людьми, работал... Уже и в живых нет некоторых, - и две крупных слезы покатились по искаженному жалостью лицу Ричарда. Вон, Вовка Змей, ты знаешь его, он нам в квартиру помогал переехать, в которой вы с начальником теперь гужуетесь. И, пожалуйста... Мне не жалко. Не зря говорят, если жена ушла к на-чальнику, то начальнику и не повезло... В Вовка Змей - молодец. Ему 29 лет было, ко-гда он к нам устроился на работу. Судимостей больше десяти лет к тому времени имел. Но в лесу с ним в огонь и в воду. Я уж знаю... Хоть и по малолетке хожденье по зонам начал, хоть и жулик - шапками в парке промышлял сперва, после уж по крупному, но, где жил, ржавого гвоздя не пропало - наоборот в бригаду тащил... Целую, повесть про него написать бы можно было но, прости Вовка, не писатель я. - И еще две слезы про-бороздили по лицу исполнителя сего монолога, - Я вот выпью за тебя... Вот ведь жизнь наша, завязал парень, прижиться не мог нигде. И жена была, и сын родился, а менты покоя не дают. Поймают на улице и к себе тащат. Пытают там у себя самами фашист-скими методами, орут: "Колись, ссука..." Я не присутствовал при том, но верю Вовке. И даже голос страшный дыбарей этих явственно слышится... Колись!.. А вот не расколю-ся... Никто не видел, никто не докажет, пусть Карла на заднице волосы рвет и всю свою братию на дыбу пусть волокет, может кто и сознается.
  - А, ты, ссучка, даже ребенка родить не хотела... - снова к бывшей жене-рукомойнику обращается - Тридцать пять лет мне, а помри сейчас - кому дом этот пя-тистенный останется? Дура и дура... Я вот найду работу... Пойду в администрацию Х-ска" На крышу залезу и по веревке спущусь до Гелиного окна и скажу: "Или замуж выходи за меня, или руки разожму". С третьего этажа грохнусь, ноги переломаю... Кто передачки принесет? Тетка Дина разве... А больничный и не оплатит никто. Из больницы выйдешь на костылях, хоть помирай... Нет... Вот тебе фигушка - не буду с крыши прыгать... На радость вам с начальником не хочу страдать... А ты б видела, ссучка, как я в лесу без тебя мучался.
  Сколько раз клялся себе, бросить все. И надо бы бросить... Может,и ты мучений не выне-сла, а тут этот пузан подкатился. Как тут осуждать? Я тебе письмо сейчас напишу, прямо вот сейчас... Еще с пол стакашка тяпну и сяду писать. Бросай начальника своего приез-жай ко мне. Еще и ребенка в утеху нам родишь. А то и двух. Я на мясокомбинат работать пойду, всегда с мясом будем. Оттуда понемногу все тащат, чтоб на прокорм семьи. И я по-многу не буду таскать... Огород вон какой - до ума довести только. Агентство свое при-крою. Пусть эта Фекла-Лариска сама с маньяками х-скими разбирается и лисапед свой ищет. Может сама к ему привязалась, три года ведь без мужика живет. Начальник у ей ста-рый что ли? А у Гели какие начальники? Все старые большевики, небось. А, может, и мо-лодые есть? Я узнаю... Я ему ноги-то повыдергиваю. Не полоумный я на крышу-то лезть... Она с начальником там якшается ,а я, как горный ишак, по крышам прыгай... На-шли дурака.
  Еще плеснул забористой настойки и запел. Какой же русский, выпив, не любит быстрой езды и песню спеть...
   Ты уехала в знойные, степи.
   Я ушел на разведку в тайгу...
  
  Тьфу...
  
   У меня изба полна
   малыми ребятами...
  - Ха-ха-ха... Ну и Манька Онучина... Всех охомутала - и парторга, и начальника уездного. Только неказисты оба уж больно. И опоечны все, как один. Нашла кому давать -парторгу. Не в цене оне ныне, дура. Как есть дура. А и выбора то нет. Что парторги, что кол-хозники сплошная пьянь. Уж на что попить горазды мужики в "козлодерках" наших экспедиционных были, но им далеко до колхозников. Бичи то периодически в лес улетали по полгода другой раз, капли спиртного в рот не брали, а эти с малых лет и до глубокой старости... Тьфу, какая там старость глубокая... Если только сорок лет для них считать глубокой старостью, то, пожалуй, и доживают некоторые...
  Выпив же остатки настойки, понес такую околесицу, что и приводить даже вьдерж-ки из несуразицы той не стоит. В конце концов, не погасив свет в кухне, упокоился на своем холостяцком ложе.
  Долго ли коротко продолжалось хмельное забытье неважно. Но и оно кончи-лось. Причем прервано то забытье было самым насильственным образом, кто-то робко сначала тряс за плечо Ричарда, но, разошедшись, трёс, как мешок, опуская и приподы-мая расслабленное тело. Просыпаться не хотелось, но и противиться насильственным дейст-вием желанья и сил не было уж. Наконец, с великой неохотой Ричард открыл глаза. Перед ним стояли тетка Дина и племянница ее Лариска.
  - Наконец-то прочухался... С кем гужевал то вчерась?
  - Ох, теть Дин, лучше не спрашивай... С Колькой-Прохиндеем. Он дом себе на Набережной строит...
  - И чо это с тобой беспутым он связался? Вроде парень-то непьющий...Да и тебя вроде опойкой не назовешь...
  - Вот потому и набрались вчера... Расслабились чуток... Сейчас я встану, пого-дите.
  - Вставай, вставай. Я вот и Ларису привела. Потолкуй с ей, может, и поможешь чем. А я сейчас...- и вышла из избы.
  Опять поохав притворно, на жизнь поганую сетуя, Ричард, наконец, поднялся.
  - Ты извини, Лариса. Посиди тут, а я морду пополоскаю малость.
  - Посижу, посижу... Мне - чо? Я с роботы то до обеду отпросилась. И карточку принесла.
  - Какую карточку? - не понял Ричард, но тут же рукой махнул, мол, потом и на-правился к рукомойнику.
  Воды в умывальнике оказалось всего с две пригоршни, потому хватило ее в глаза лишь плеснуть да по лицу размазать. Но и это несколько освежило. Но опять же сухость во рту напомнила о себе. Пришлось ведро взять, чтоб наконец побороть пустыню Сaxapy в отдельно взятой избе. Тут дверь отворилась и тетка Дина вошла. В руке она банку литровую держала и за пазухой сжимала что-то.
  - На ко вот, Ричартко, рассольчику огурешного испей,мой батюшка - Царство ему небесное всегда им поправлял голову то. А потом стаканчик вот выпей и полегча-ет. - Сказав это, из-за пазухи вытащила сердобольная соседка чекушку.
  - Ох, тетка Дина... Не зря мне сон приснился, что с крыши какой-то шварк-нулся и ты передачки мне носила в больницу. - Обрадовано подльстился Ричард. И тут же к банке приложился. Не спеша и смакуя, ополовинил оную и вздохнул глубоко и облегченно. Тетка Дина с умиленьем посмотрев на оживающего соседа, засобиралась куда-то по своим делам-заботам, верно.
  - Ну, молодежь, мне недосуг с вами валандаться. Разбирайтесь без меня тут. Только седни не напивайся уж, Ричартко. Да в обед от зайди щец похлебать и прокле-маешься, глядишь... - с тем и удалилась.
  Слегка оправившись от последствий вчерашней гульбы, к делу обратился де-тектив, Лариску, пригласив на кухню к столу.
  Вообще то Феклой Лариску в Х-ске все звали. Ибо имя это дадено было ей родителем в честь покойной своей матери. Но имя такое Фекле не нравилось, так как незвучным казалось среди современных Светлан и Наташ. А посему, намаявшись со своим не то именем, не то прозвищем, когда стало возможным, поменяла Феклуша свое имя на Ларису. Однако для жителей Х-ска знавших "новорожденную" Лариску с дет-ства, так и осталась она Феклой. В глаза, конечно, редко кто называл ее старым, бро-шенным как бы именем. За глаза же для всех она так Феклой и осталась. Правда, когда в невестах у Веньки была, то для жениха в заглазных беседах звалась Ларисой со все-возможными ласкательными интонациями. Но и для Веньки со временем превратилась Лариска в Феклу. И непременно произносилось имя это со всевозможными матерными приставками.
  -В чем проблема-то, Ларис?
  - Да, вот... Не знаю, как и начать...
  - Начни с любого конца, потом, что неясно, уточним. У тебя что велосипед украли? - осторожно, будто подталкивая, переспросил Ричард.
  - Да, велосипед пропал. У дяди Степана брала. Теперь и не знаю, как с им рассчитаться за него. Получка то велика ли? Да еще по скоку месяцев не дают... А на-пугал-то паразит как...
  - Подожди, не спеши шибко то, а то и не поспеешь за тобой. И еще вот что... Я выпью немного...
  - Конечно, конешно... Как не опохмелиться мужику...
  Ричард откупорил чекушку, в стакан грамм пятьдесят налил. Собравшись с духом, залпом хватил дозу пития, мужественно подавив все порывы внутренние утро-бы, чтоб не смущать клиентку. Опять той же корочкой занюхал питие и попросил Ла-риску продолжить рассказ.
  - Я, значит это, с работы уехала, - уже сначала, видимо, рассказ свой повела клиентка, но вдруг спохватившись словно, перескочила на другое совершенно. - Я вот и карточку принесла, - и полезла в сумку. Но вытащила сперва не карточку, а поллит-ровку, поставив ее на середину стола. Затем что-то, в газетку завернутое, извлекла из недр своей авоськи.
  - Какую карточку? - уже во второй раз не понял Ричард
  - Ты же просил - тетка Дина сказывала.
  - Фотокарточку что ли? Чью..? - туго до Ричарда доходило - то ли от перепи-тия в день предыдущий, то ли от какой-то еще непонятной нелепицы.
  - Да этого... Ну, который в лесу то... - и протянула развернутую из газетки фо-тографию.
  - Так это ж Володька Фисин. На Ленина живет, в конце улицы. - Удивленно констатировал Ричард, узнав на фотографии жившего некогда на ихней улице Комму-наров Володьку Фомина летами на два года младше Ричарда.
  - Да, Володька, - подтвердила и без того очевидное Лариќска. - Оне с моим мужиком с Венькой в армии служили вместе. Из Венькиного альбома дембельского я и умыкнула фотограќфию то эту. А то б к тетке Фисе пришлось бы как-то подъезжать.
  - А ко мне-то чо приперлась? К Володьке б и шла. А бутылка к чему? - недо-вольно проговорил Ричард.
  - Тебе бутылка-то... Кому же еще. Ныньче без бутылки. Даже по загривку не съездят. А к ему как я пойду? У него жена ведь... Еще подумает кто, что путаюсь с им. Меня Венька то насмерть убьет, коли прознает.
  - Так ты же не живешь с Венькой-то...
  - Не живу, - согласилась Лариска, однако поправку внесла,- Но эть муж... Не разведенный пока...
  - Чем же мужиков то разводят у вас здесь? Если водкой да "бормотней", то не разведенных-то у вас нет... - пошутил даже Ричард, верно, рассол огурешный и впрямь имеет оживляющий эффект.
  Но Лариска оставила эту реплику без внимания и продолжила:
  - У Веньки то и засиделась тогда посля роботы. Зашла к ему, думала, пости-раю кое-что да приберусь маленько. Уж ехать собралась, с делами-то управилась. Пока собиралась, аккурат и Венька с роботы пришел, выпивши маленько, но самую малость. Когда он не пьяный, так веселый да умный какой делается - страсть. И тут тоже увидал, что рубахи то на балконе постиранные поразвешаны, а в квартире убрано - уж так рад был. "Какая, ты, Ларисочка, хозяйственная, говорит, и чо это мы порознь живем-то..." И подъехал ведь, кобелина. Вам, мужикам, только и надо, чтоб вина напиться, да бабу в
  постелю завологчи. Поехала домой то, в Паньки - темнеть уж начало. Венька-то остать-ся предлагал. И я бы ни чо, осталась... Да как тут останесся, когда матка там в Панька то без хлеба сидит. И ребенок от без мамки своей спать не уляжется, уж так мамку лю-бит... - задумалась, умиленно погрузившись в мысли о ребенке своем Лариска, но встрепенулась вдруг, как от наважденья какого, - Вырастет, небось, как Венька, из
  мати в мать будет лаять мать ту. От эть какие... Маленькие ровно ангелочки... А вырас-тут... И все от вина ведь... Каки бы золотые мужики без вина-то были...
  - Ну ладно, Ларис, кончай просветительскую канитель... Давай по делу... С Володькой то как схлестнулись?
  - Да так и схлестнулись... Еду, лес от почти проехала. К оврагу свернула уж. Тут слышу, кто-то навстречу бежит и орет на весь лес: "Узловую бонбят... Узловую бонбят..." Тропка то узкая. Не разойтись никак двоим. Я и не разглядела поперву то. Выскакивает прямо из-за елки и на меня. Я слезть с велосипеда то хотела, чтоб в сто-ронку встать и пропустить его. Да не успела... Как выскочит он... Да как пнет велоси-пед от: "Куда едешь, дура? Узловую бонбят... Чеченцы станцию градом изничтожают, а ты тут под ногами путаешься". И еще что-то орет. Я то с велосипеда упала, да на пе-нек ногой то. Вот смотри синячище какой. - И тут Лариска платье задрала до пояса, колготки до колен спустила и боком к Ричарду повернулась, проделала это молниенос-но. Так, что Ричард только мельком увидел здоровенный синячище на Ларискиной но-ге. Долго разглядывать не получилось, ибо так же стремительно проделала Лариска обратную процедуру одевания. А, одевшись, продолжила:
  - Я вскочила тут, и бежать, будто на крыльях, по лесу то и через овраг не-слась. У деревни только и остановилась дух перевести. Так домой и заявилась без сум-ки и велосипеда. Утром пошла на работу пораньше, думала на месте осталась пропажа, да куда там - ни велосипеда, ни сумки. Не знаю чо и делать то теперича. В милицию пошла да одумалась, вдруг велосипед то у Володьки. Не за что мужика подведу. На весь Х-ск ославят, да такого еще наплетут, знаешь ведь народ у нас какой - греха не оберешься. Ты, Ричард, возьми бутылку то да сходи к ему. Дома-то не получится мо-жет поговорить с им, так после работы его встреть, в "Сельхозтехнике" он работает. До пяти часов оне на роботе то бывают. Раньше боятся уходить. В домино или в карты иг-рают, не работают, но раньше пяти не уходят. У них с этим строго. На роботе ты хоть чо делай, но раньше пяти уйти не смей.
  - Ну ладно, Ларис... Я понял все. Сегодня же и схожу. Только вот что... Я до-пью чекушку то, да поспать залягу. А ты тетке Дине скажи, чтоб она часа в три зашла и растолкала меня. Я сегодня же и схожу к Володьке...
  - Скажу... - тут спохватилась о чем-то - еще вот пирогов принесла. Напекла сегодня. Поешь маленько.
  - С чем пироги-то?
  - Есть с яйцами, есть с картошкой.
  - Вот спасибо-то... Я вон батон нюхаю-нюхаю, весь его изсопливил. Пожрать нет ничего, а надо бы. Пирожков, пожалуй, поем с удовольствием.
  Проводив Лариску, с чекушкой расправился первым делом Ричард. После все-таки за водой сходил, уж очень чаю захотелось с пирогами Ларискиными. После чаепития в благостном настроении просмотрел один, затем другой сериалы всех вре-мен и народов о первой любви тропиканки Изуары в Санта-Барбаре. И еще попил чай-ку с пирогами. После чего уж не в хмельное забытье провалился, а просто заснул. И здоровый этот сон обещал окончательно вывести из опойного транса забубённую голо-вушку.
  Когда же зашла тетка Дина, чтоб, согласно указания, данного Лариске, разбу-дить Ричарда, был тот уже в приличном виде - умывшийся и причесанный. И даже предложил соседке попить чайку с Ларискиными пирожками. Но та отказалась, со-славшись на то, что некогда, и, что пирогов тех уже наелась, ибо и ее не обошла своим угощением племянница.
  Почаевничав в одиночестве, и, прихватив поллитровку, отправился Ричард к "Сельхозтехнике", чтоб разобраться с велосипедом, не предвидя никаких осложнений, и, не подозревая какие неожиданные колена выгнет судьбинушка в ближайшем време-ни. Но обо всем по порядку...
  
  * * *
  
  
  В полнейшем соответствии с предсказанием Лариски ровно в пять часов вся "Сельхозтехника" дружно высыпала за ворота своего полуживого предприятия и дви-нулась, будто щупальцами чудища морского, по ближним улицам, редея и тая, превра-щаясь в отдельных пешеходов. Выловить Володьку и отозвать его в сторону не соста-вило Ричарду большого труда. Отошли, поприветствовав друг друга, к лавочке у близ-леќжащего дома, не привлекая внимания, мало ли дела у мужиков какие и сели. Ричард кратко изложил суть своего дела:
  - Слушай, Володя, тут ко мне Фекла-Лариска обратилась. Говорит, ты в лесу напал на нее и велосипед отнял. Неделю назад... Вечером уже... Темнело когда. Она с работы ехала поздно, у Веньки портки стирала, потом отдавалась ему. А уж домой по-ехала, темнеть начало. По пьяни что ли?
  Володька замялся. В сторону попытался увильнуть, но нерешительно как-то, будто понимая тщетность уверток. Помявшись-посомневавшись, в итоге сознался.
  - Да, Ричард... Понимаешь, было такое. Только велосипед я не брал. Торопил-ся военкомат, в город...
  - Ночью? В Военкомат? - удивился Ричард.
  - Ну да... Если не торопишься никуда, то расскажу...
  - Нет, не тороплюсь. Меня Лариска попросила переговорить с тобой, Сама то разговоров да мужика своего боится, чтоб самой к тебе придти. Велосипед не ее, говорит, у соседа своего брала. Даже на это дело бутылку мне дала. Ричард по карману хлопнул, в ко-ем емкость эта лежала и согревалась от тепла телесного.
  После слов о бутылке и движения Ричардова, указующего на то, что бутылка при нем, Володька оживился.
  - Слушай, Ричард, я сейчас в цех сбегаю, стакан и хлебушка возьму - корки там какие-то с обеда остались. И вон, в лесок за "Сельхозтехнику" уйдем. Там сядем чинно-благородно, все и расскажу - за бутылкой то это приключение подручней рассказывать.
  - Давай... - согласился Ричард. - Только мухой, и я здесь посижу.
  Не более пяти минут потребовалось Володьке, чтоб за стакашком и закуской не-хитрой в цех свой сбегать, уж больно ловки мужики наши, когда дело выпивки халявной ка-салось. Еще пять минут потребовалось, чтоб уединиться за забором "Сельхозтехники" в небольшом березничке, где место для нелегальной выпивки во время рабочего дня было вполне оборудовано - два бревнышка лежало, под березкой соль в бумагу завернутая име-лась и луковица кем-то благородно оставленная, хлеб же Володька прихватил из цеха. Одним словом, пятизвездочный ресторан. Правда вид слегка омрачало большое количе-ство валявшихся вокруг пустых нестандартных бутылок, мутно блестящих своими не-приемными боками, и пузырьков от всевозможных лекарственных настоек, одеколона и самых изысканных, по меркам Х-ска, духов. Ну а сам дух этой импровизированной рестора-ции был слегка испорчен запахом несвежей блевотины, что мало действовало на закаленные носопырки завсегдатаев и случайных посетителей подзаборного чепка.
  Володька выпил первым, ибо положено так - после работы, мол, и с устатку. Рабочему человеку уваженье всегда должно быть оказано, ибо является оный, согласно бессмертных учений, главным, движущим локомотивом экономной экономии. Выпив и откушав нехитрой закуски, Володька сразу же пустился в пространный свой рассрсаз о не-задаче, приключившейся с ним не прошлой неделе...
  - Мы с дядькой в Паньках картошку копали. Три дня после работы с ним ко-рячились. Говорил им, давайте выходных подождем. Куда там. А вдруг в выходные-то дождь зарядит. На работе целый день хоть и без дела слоняешься, а все равно, как на вахте, отбывать время положенное обязан. Устаешь от безделицы больше, чем от лю-бой работы. А тут еще картошка эта... На третий день разделались с ней, Слава Богу. Как и положено отметить это дело надо. Посидели, выпили с дядькой. На улицу поку-рить вышли. Я то не курю, а дядьке компанию составить надо. На волю вышли - благо-дать, тихо - бабье лето натуральное. Дядьке уж к тому времю захорошело. Я то еще нормальный был. И приутемилось тут дядьке взять бутылку да на берег пруда пойти, посидеть на бережку в тишине и покое. Чтоб тетка над душой не стояла. Да еще, чтоб соловья послушать. Не соображал уже, какие осенью соловьи. Галки вон стаями только летают да орут по дикому. А мне что - соловьев слушать, так соловьев - лишь бы с бу-тылкой. Пузырь умыкнули с ним у тетки и на пруд пошли. Я бутылку один почти всю и приговорил там. Дядька то стакан неполный тоже хлобыстнул, к березке привалился и уснул. А я потихоньку тяп да тяп и допил бутылку. А на пруду и верно хорошо. Тиши-на, тепло - как летом. Темнеть уж начало тут на западе зарницы заиграли. А мне спьяну то и померещилось, что это чеченцы из установок "Град" Узловую, она ведь вокурат в той стороне находится, обстреливают.
  - Так ведь до Узловой то больше ста километров, - встрял Ричард.
  - Ну и что? - парировал Володька - От установок этих столько жути, что и за двести километров увидишь. А уж, если набравшись, то и за тыщу верст учуешь. Я как про "Град" сообразил, давай дядьку тормошить. Мол, вставай, война, началась и надо бежать в военкомате предупредить, чтоб к обороне готовились, мобилизацию объявля-ли. А дядька вырубился - не уха, не рыла. Уложил я его поаккуратней под березкой то и в город побежал, в военкомат. Тут с этой Феклой и столкнулся. Но велосипед не брал, не до него мне было.
  Тут Володька прервал, свой рассказ, задумался глубоко, даже лоб сморщил, будто подталкивая мыслительный процесс. Но, видимо не вспомнил ничего и продол-жил, отхлебнув налитой во время этой паузы Ричардом водки.
  - Нет, точно не брал... Если б на велосипеде дальше поехал, я б это сколько-нибудь да запомнил, и к тому же, когда к городу подбегал, в канаву упал. Знаешь там, где лес кончается, канава прорыта. Через канаву ту мостик из досок сколочен. То ли за гвоздь, что в мостике торчит, то ли за планку, которой доски сколочены, зацепился и растянулся, как шланг. А фуражка прямо под мостик и укатилась. К тому времени стемнело, не видать ничего тем более под мостком. Но все равно полез, как без картуза домой заявлюсь, Людка всю плешь проест. Шарю под мостом то, шарю - нет картуза моего, хоть тресни. Тут слышу, идет кто-то, разговаривает. Выглянул из-под мостика-то - две бабы прогуливаются. До конца улицы дошли, до последнего фонаря горящего, он в аккурат перед мостиком метрах в пятнадцати и обратно поворачивать хотели. А тут я высунулся чуть не перед носом ихним. Обмерли они тут, свет на дорогу от фонаря падает, а я как бы в тени. Разглядеть не могут меня, но поняли, что есть кто-то под мос-том собака или человек. Как вкопанные, встали и пялятся на меня. Я же дурак; успо-каивать их начал. Мол, женщины не ходите по мостику, а то запнетесь и упадете. Одна из баб то, верно прочухалась немного, и спрашивает, ты то что там делаешь. Объяснил, что картуз уронил и ищу его. Сказал это и опять нырк под мостик картуз свой искать. Тут вдруг подстегнуло меня что. То ли подумал, что бабы узнают меня и на весь город потом растрезвонят, как я под мостиком чухался; то ли от того, что время то идет, а в военкомате так и не предупреждены об опасности. Выскочил из под мостика, так и не найдя фуражку, и ходу вдоль леса до другой улицы параллельной той, на которой воен-комат находится. Прибежал к военкомату, ни одного окна не светится. Или никого нет или светомаскировка, думаю. Раз светомаскировка, значит, есть кто-то - давай по две-рям колотить. Тишина. Тут гляжу, мужик ко мне подходит. А другой на скамейке сидит под деревьями. Бухали они там. Чего, мужик то говорит, ломишься? Я объяснил ему, дескать, война началась, чеченцы уж к Узловой подходят, а никто не знаает. Мужик то, видно, не совсем пьяный был, понял, что не в себе я. Отговорил меня по дверям на-прасно колотить. Пойдем,приглашает, посидишь с нами, выпьешь, а там может и по-дойдет кто из военных. Может, сторож есть, да ушел, мол, по делам, а придет - по тре-воге поднимет и военкома, и других вояк, верно, обучен, как по тревоге действовать. Уговорил меня мужик. Сел я с ними, выпил... Тут за фуражку вспомнил. Не сидится, бежать надо. Мужикам объяснил, пока, мол, сторожа то нет, так я сбегаю картуз поищу. Им же наказал, как сторож появится, чтоб тревогу били. Согласились мужики с этим. Посошок выпил я еще и к канаве побежал. Опять под мост залез. Правда, картуз быстро нашел. На радости то передохнуть решил. Под голову фуражку положил и вырубился прямо под мостиком тем. Чуть не до утра проспал. Околел, как собака. Вылез из-под мостика, домой идти, жена сожрет. Что делать? У тётки, наверняка, бутылка в загашни-ке есть, думаю. И в Пеньки побежал опять. Чтоб согреться такой рысью припустил... А велосипеда на тропке не видел. Может к тому времени прибрал его кто, может в сумер-ках то и не заметив, пробежал рядом с ним. В Паньки прибегаю, у дядьки во всех окнах свет горит. Захожу, там еще похлеще комедь. Дядька весь в саже, как черт, с кочергой на кухне в углу сидит, тетка с сыном ихним Витькой вокруг него носятся, что-то гово-рят, успокаивают. У Витьки ружье в руках. Витька ружьем машет, про каких-то собак долдонит понять ничего не могу, но понимаю, неладное с дядькой творится. В кочергу вцепился, глаз дикие... Шепчу тетке, мол, надо водки ему выпить. Тетка тут же бутылку из загашника волокет. Я два стакана налил - один сам с ходу хряпнул, от простуды яко-бы, другой дядьке сую. Тот упирается, как враг. Но уломали его, выпил. Отпустило его, немного погодя. Он и рассказал тут в какую оказию угодил. Как и я, тоже всю ночь под березкой продрых. Только пораньше моего, видать, проснулся. Глаза, говорит, продрал темнота. Вода в пруду только поблескивает. К воде то пригляделся, а разве можно пья-ному смотреть на воду долго - или утянет кто, или выскочит, вроде глаза сперва засвер-кали волчьи. Но не волки, собаки - и прямо на него по воде несутся. Лают по дикому, языки красные высунули, глаза сверкают - страх страшенный. Дядька бежать от них, те в погоню... До бани чьей-то успел дядька добежать да заскочить в нее. А собаки то во-круг бани ходят, в окошко смотрят, в дверь скребутся. Вот дядька и держал осаду. Пока кочергу не нашел. Весь в саже перемазался, когда кочергу искал. А уж с кочергой против нечисти проще, боится она кочерги то, потому что в аду об ее они постоянно обжигаются. Отогнал дядька собак, но недалеко. К дому бежал покудова, не один раз обернулся, чтоб отогнать - так и наступают на пятки, враги эдакие. Броситься то на вооруженного чело-века боятся, но все равно не отступили - вдруг кочергу-то выронит нечаянно, тогда дер-жись. Дома первым делом давай Витьку будить. Заставил парня ружье зарядить и на ули-цу вытолкал. Тот походил-походил, да вернулся домой, никаких собак не найдя. Но дядька ни в какую ему не верит. Тут я в аккурат пришел...
  Ричард слушал Володьку не разу не перебив, а смеяться начал лишь когда тот рассказ свой подытожил. Вид у рассказчика не единожды напомнил, Ричарду централь-ного персонажа известной картины "Охотники на привале" -. уж так увлеченно и красоч-но описывал Володька свое приключение. Еще с минуту помолчали. Про водку вспомнили. И дальше уж говорили о х-ских новостях, Чечне, политике - одним словом ни о чем. Когда же разлили последние капли зелья, Ричард опять вспомнил про цель своего приход.
  - А с велосипедом-то как быть?
  Володька задумался. Ричард же усилил напор.
  - Фекла уж и в ментовку ходила, да отфутболили ее оттудова, но кто знает, что ей еще взбредет в голову. К тому же синячище у неё на ляшке здоровенной...
  - Погоди, у меня идея есть одна... У меня дома два велосипеда - новый и ста-рый. Мы сейчас сядем на них и в Паньки поедем. Один Фекле этой отдам, а жене скажу, что сперли. Вот и все решение проблемы.
  С этой светлой мыслью и покинули товарищи заветный закоулок, спрятавший-ся от ненужного взгляда за х-ской "Сельхозтехникой". Полчаса спустя, мчались Ри-чард и Володька по тропинке лесной к Пенькам, чтоб умиротворить Лариску. Рассчитыва-ли всучить ей старый велосипед - он и цветом соответствовал потерянному, и согласова-лась такая компенсация с тем, что за утерянный, якобы, велосицед Володьке придется перед женой отчитываться, а за потерю староќго велосипеда неприятностей следовало ожидать меньше.
  Однако, когда Лариска гостей в дом пригласила, стол накрыла и самогону литру на тот стол выставила, Володька от щедрот таких разомлел и отдал Лариске новый велосипед. Лариска же не растерялась и сразу же укатила велосипед тот к деду Степану.
  Володька чувствовал себя героем, главным действующим лицом комедии. И по-сему даже вознамерился остаться на ночлег у гостеприимной Феклы. После двух или трех тостов стал намекать Ричарду, что планы у него на ближайшие часы "очень делика-тесные", а потому надо бы Ричарду удалиться. Последним его доводом было то, что вело-сипед один и скоро стемнеет, мол. Тем и выпроводил своего сотоварища, предвкушая грядущее блаженствование.
  Ричард не сразу поехал в Х-ск. А сел на лавочку перед домом Ларискиным с дедкой Степаном. Тот тоже зашел по случаю возвращения, дорогой ему вещи к Лари-ске, где хлабыстнул пару стопок первача, отчего пребывал в данный момент в самом бла-годушном настроении и сыпал на Ричарда, как из решета, всякую паньковскую бывальщи-ну. Темнеть уж начало, а дедко говорит и говорит. Ричард не рад был, что сел с ним на ла-вочку покалякать малость. Ночью на велосипеде по лесу ехать опасно, глаза не выткнешь, так шею в овраге или об пенек свернешь. По тракту Ричарду возвращаться даже сподруч-ней было, но тогда пришлось бы с утра велосипед Володькин к нему домой отвозить, а это могло иметь непредвиденные осложнения либо неприятности, если вдруг при этом бы с Людмилой - женой Володьки столкнулся. Однако все разрешилось гораздо проще и прозаичней.
  В избе что-то загремело-заворочалось. Полминуты спустя на улицу Володька выкатился - обиженно, тоном погорельца Дон Жуана буркнул:
  - Шуток не понимает, дура... - что означало непредвиденное окончание блудо-действенной затеи.
  Но зато помогло бегство бесславное Володьки Ричарду отделаться от разгово-рившегося не в меру дедка. И минуту спустя друзья отправились по пустынному тракту к Х-ску. Велосипед катил рядом с собой Володька и, пока хмель еще баламутил его забу-бённую головушку, разглагольствовал о той невезухе, коя преследует его последнее вре-мя.
  - Вот, велосипеда лишился по дурости. А в августе месяце пришлось в "кругло-сутошном", знаешь ларек такой на Гоголя есть между пятиэтажками, стекла вставлять. Моя в командировку на неделю укатила, а я, значит, расслабиться чуток затеял. Вокурат и получку за апрель дали. По такому случаю на работе с мужиками поддали не худо. От водки да от свободы возникшей по семейным обстоятельствам кровь то и взыграла. Затарился я вин-цом сухоньким, как и полагается для дамы сердца; шоколадку ей же прихватил и себя не обидел - водочки "Смирновской" плоскую бутылочку взял. Со всем этим к учителке одной завалил в пятиэтжку. И так все хорошо да складно с ей получилось, что недоброе вдруг почувствовалось. И верно... Посредь ночи такая несуразица приснилась, что не описать, не истолковать. Вобщем, приснилось, что я кот. Самый что ни есть натуральный. По квар-тире хожу, жажда меня мучит. А хозяева на работе все. И уходя, злыдни эдакие, воды в плошке не оставили ни грамма. И так меня кота жажда замучила, что на раковину в ванной влез и давай из крана капли высасывать да ловить - кран то не исправен и из него по ка-пельке вода падает. Но разве напьешься таким вот образом? Разохотился только еще больше... Тут и проснулся, во рту и впрямь сухо - пустыня Каракум с Сахарой натураль-ные. Пошел на кухню глотку промочить. А там, как во сне привидевшемся - ни в чайнике, ни в кране воды нет. И даже не капает с крана. Верно, пока котом прикидывался, и капать перестало. Пришлось тапочки надеть и на улицу выползти к колонке, чтоб жажду утолить. Но и колонка на улице напрочь высохла. Только пшик один и вытек да пара капель. Руки в карман сунул, стою, размышляю, где б водицей разжиться. А тут руки то что-то в кармане надыбали - вытаскиваю - денюжки. Обрадовался такому обороту, до "Круглосутошно-го" то два шаг шагнуть. Две минуты не прошло, я уж с "портвешком" жизни радовался. Откупорил "портвешек" этот прямо за "скворечником" и из горла давай хлебать. Жажду то утолил малость, чую не то что-то, какой-то "портвешок" то безградусный подсунули. Не ви-но пью, чую, а помои. Явно "портвешок" водой разбавлен, и до того обидно мне стало, чест-ному человеку с утра не попить, не умыться воды нет, а паразитам этим вино разводить сколько угодно. От обиды такой шарахнул по витрине бутылкой недопитой, повернул-ся и к учителке под бочек ночевать пошел. А на другой день заявился ко мне хозяин этого "Круглосутошного" и говорит, мол, вставляй, а то, куда следует заявлю. Там, мол, не только за выбитое стекло придется отвечать, но и за то, что продавщицу до смерти пере-пугал. А за последнее то и ущерб могут припаять немалый. Куда тут денешься? И стекло вставил, и перед продавщицей извинялся. И вот снова ущерб, извиненья...
  Вспомнив про велосипед утраченный, про предстоящее объяснение с женой, тяжко вздохнул Володька и надолго замолчал. Так и молчал, погрузившись в невеселые размышления о несуразной своей жизни, до самого расставанья с Ричардом на окраине Х-ска.
  Чтоб скрасить это молчание и заполнить его каким-либо смыслом, чтоб ночная тишина не давила темной тяжестью на душу, в такт шагам своим, будто вздымаясь слегка на волнах мечтаний, устремился в мыслях своих Ричард сперва к Ангелине, но посте-пенно предался вдруг воспоминаниям, верно, от того, что дорога, по которой возвраща-лись незадачливые миротворцы, навеяла давние и полузабытые праказы, творимые Ричар-дом и его друзьями детства на дороге этой, бывшей в то время обыкновенной разбитой "гра-вийкой". Володька, огорченный несостоявшимся любодеянием, будто потрепанный петух, изгнаный с позором из соседского курятника, выдумывал очередной "грандиозный" план выхода из сложившейся ситуации.
  Дорога в Пеньки всего каких-нибудь года три, как заасфальтирована. А до того лет тридцать была обыкновенной "гравийкой", спрямившей кое-где старый Екатеринин-ский тракт. Еще и ныне стоят кое-где вдоль бывшего тракта уродливыми истуканами двухсотлетние березы, за долгое стояние видевшие и многое, и многих. И как несутся из дали в даль лихие купеческие да почтовые тройки. И как тащатся изможденные арестан-ты-каторжники нестройной колонной в далекую, неведомую и загадочную Сибирь. И как брели по обочинам боголюбивые странницы и странники в неведомые самим города. И как не единожды проходили мимо них мобилизованные в армию либо на многочисленнее войны мужики русские, как не многие из них возвращались в свои убогие деревеньки и села, когда с победой, когда без оной, но всегда с песней - чаще с грустной и тоскли-вой, реже с веселой и залихватской, ибо любая война не родит веселие - от сатаны такая радость, а в нее не многие на Руси верят.
  В шестидесятые пришли новые строители дорог. Подправили старый тракт, насыпь приподняли, кривулины кое-где сравняли, гравием отсыпали, лесополосы вдоль подновленной дороги рассадили. Но гравийное дорожное покрытие не асфальт. И по прежнему, как распутица весенќняя или осенняя, кувыркались, будто хромоножки, до-живающие свой век "полуторки", ЗИС157, появившиеся на свет "Жигули", а следом КАМАЗы на многочисленных колдобинах дорожных. Поэтому часто валились из кузо-вов всевозможные грузы - мешки; ящики; картошка сыпалась через борта кузовов; зер-но, будто вода из ведра, выплескивалось золотистыми брызгами и многое другое, что подбирали следом проезжающие с других машин шофера или жители близлежащих де-ревень. Это то и подтолкнуло ребятню к затее знатной. Возьмут пацаны мешок побо-лее, нагребут в него земли с поля близлежащего либо того же гравия (зерно, якобы) за-шьют или завяжут поаккуратней его и возле одной из колдобин на дороге тот мешок и подложат. Сами же в лесополосе спрячутся и ждут... Всякие приколы бывали. Да и лю-бопытно посмотреть было, как тяжеленный этот мешок с землей, пытается какой-нибудь "находчик" в кузов ЗИЛа закинуть. Уж так намается бедолага. А как материть-ся будет, когда мешок дома распотрошит, представить это фантазии у ребятни хвата-ло... А в другой раз на мотоцикле, на "Восходе" тот мешок увезти мужичок один пы-тался. Забросит на сиденье заднее находку, метров десять отъедет, мешок свалится. Снова мужик корячится, закидывает находку. Наконец решил осмотреть находку... Две легковушки у мешка встретились. И обе остановились... Из "Волги" начальственного вида детинушка вылез, а из "Запорожца" горбатого инвалид. Недолго спорили да ряди-ли. "Запорожец" дальше покатил. Детинушка "Волгу" к мешку спятил, багажник от-крыл, по хозяйски находку оглядел и, по-молодецки охнув-крякнув, зашвырнул мешок в багажник. Здоровый детинушка, куда с таким инвалиду тягаться... Если ж рассматри-вать кто-то начинал находку, да врубался в суть потехи, то из лесополосы вопли, свист и улюлюканье индейское такие раздавались, что бедолаге оставалось только ретиро-ваться быстрей от такой незадачи. Да и какие могли быть претензии у мужика, если из темноты (а происходило описываемое действо непременно поздним вечером) кроме ехидных воплей следовало непременное приглашение: "Приезжай, мужик, зимой мы тебе снегу наложим".
  Так, предаваясь то мечтам, то воспоминаниям, дошли парни до своротки с тракта к дому Ричарда, ибо улица х-ских Коммунаров одним концом вытягивалась па-ралельно тракту метрах в двухста от него, а другим концом сходилась с трактом, где становилась уже улицей Социалистической. С тракта на улицу Коммунаров были две своротки. И одна из них выходила через два дома от Ричардова пятистенка. С Володь-кой Ричард попрощался торопливо, как бы стеснявшись чего-то. Еще удачи пожелал, которая ему в тот вечер действительно нужна была. Но на это пожеланье Володька ру-кой махнул только, мол, какая уж тут удача... Хотя, наверняка, вчерне у него уже гото-ва была сногсшибательная версия пропажи велосипеда. И, учитывая, что идти ему предстояло через весь Х-ск, версия эта обретет вполне убедительные очертания. До-мой, таки образом явится Володька уже в полном всеоружии, идейно-подкованным и физически закаленным...
  Под окном у Ричарда стояла машина. Именно под окном на лужайке, а не по-среди улицы. Сперва он не придал этому никакого значения - стоит и пусть стоит, хле-ба не просит. Но, когда поравнялся с домом тетки Дины, что-то захолодело в нем. А уж когда разглядел в стоящей машине УАЗик милицейский, то и вовсе испугался. Трусом себя Ричард не считал. Но то в лесу, где медведи редкость, где лесные обитатели друж-но шарахаются при виде человека, где дружба без подвоха, а вражда в открытую. Здесь же все непредсказуемо. Нет врага страшнее человека. А если этот человек в форме к тому же да при должности малой - тут он и вовсе по страшному непредсказуем. Правда страшней есть существа - советская интеллигенция самое, пожалуй, страшное порож-денье Советской власти. Но последние в городках вроде Х-ска также редки, как кипа-рисы какие-нибудь, на его улицах, потому об этом и не думает никто.
  При виде милицейской машины, да еще когда из нее двое ментов выползли и дорогу преградили возле самой калитки, тут уж неизвестно чего следовало ожидать.
  Не поприветствовав, не представившись, представители славных органов сразу же с присущей им фамильярностью приступили к вопросам.
  - Ты, Сердечкин?
  - Да, я... - робко ответил Ричард.
  - Мы к тебе по делу. Может в дом позовешь, там и потолкуем.
  - Заходите, - несколько облегченней стало Ричарду. И он подумал, что может дело у приехавших пустяшное. Хотя знал из детективной практики заморских коллег о неприязни и даже вражде частных сыщиков с представителями официальных властей. Но не мог допустить, что такое возможной в х-ской глухомани.
  В доме один из ментов все же представился.
  - Я участковый здесь...- и продолжил, оживившись будто.
  - Ты, парень, молодец. Правильно сделал, что "обул" этого недомерошного. Нам то не зацепиться за него. Ушлый, как змей. Но зуб на него имеем большущий.
  - О чем, вы, ребята? - Ричард не принял похвалу, ибо приняв ее в свой адрес, он невольно как бы сознавался, а в чем,он уже понял.
  - Ладно, не прикидывайся. Вещички дома явно не держишь. Так ведь? А ско-рей всего сплавил уже. Мы к тебе претензий не имеем. Но, слушай, поделиться не ме-шало бы с хорошими людьми. А ?
  - Чем делиться? - Ричард не сдавался
  - Денюжкой... Нам с Василием "поллимона" вполне хватит...Так ведь, Вась?
  - Хватит, - подал наконец и второй пришелец незваный, свое согласие с за-прашиваемой суммой откупа подтвердив. И, если участковый был невысокий и худоща-вый паренек лет под тридцать, то напарник его напоминал некого "тятю" при означен-ном пареньке. Если первый, судя по хитрым бегающим глазкам, "ум, честь и совесть" мероприятия, то товарищ его с пудовыми кулаками был "несокрушимой и легендарной". К тому же у каждого на поясе висело по резиновой дубинке...
  Не стоит, пожалуй, излагать дальнейшие препирательства сторон, по понят-ным причинам безрезультатные. Последним доводом оказались упомянутые выше ду-бинки, аргументы коих трудно оспорить. Сначала по спине прошлись "гости" дубьем своим...
  Последнее, что запечатлелось в памяти Ричарда вспышка яркая, будто лам-почка разорвалась над головой. Какая-то череда мыслей после этого в мозгу пронес-лась: - "Петруха, молчи... Витя... И школу опозорим... С ворами учителя связались... Эротику в учительской смотрят". И дальше провал... Тьма... Наконец виденья возникли - Мама... Начальќник геологический звездочку " Героя Соц. Труда" вручает со слезами радости на глазах... Жена - он даже вспомнил, что ее Лизой зовут, рукой машет и гово-рит томно: " Обними меня, пока вертолет не улетел"... И еще что-то светлое и радост-ное виделось, будто утро ясное весеннее, когда ручейки бегут и кораблики с бумажны-ми парусами по ручейкам тем, будто котята слепые, в бережка тычутся и крутятся в водовороте игрушечном - но плывут, плывут. Верно, туда где счастье...
  Спустя некоторое время сознание вновь вернулось к Ричарду. Он понял, что его волокут куда-то. Уже по улице волокут. Верно, от свежего воздуха и очнулся он. Первое, что увидел, звезды на небе. Голос чей-то знакомый очень услыхал. И опреде-лил, что кричит соседка тетка Дина, то ли окно отворив, то ли из избы выскочив.
  - Остановитесь, паразиты... Что, вы, делаете... - Дальнейшее расслышать не удалось. Будто вселенская катастрофа приключилась - все звезды разом, бывшие толь-ко что маленькими точками на небосводе, вдруг взорвались, ослепительно вспыхнув. И снова какое-то благостное забытье приняло Ричарда в объятья покоя и безмятежности. Уже не паразитов требовали остановиться в том мире безмятежья, а где-то в старом парке над рекой непрофессиональный певец под бряцанье гитар вытягивал несуразную какую-то просьбу:
  Остановите, музыку.
  Остановите, музыку.
  Прошу, вас я...
  Для чего и требовалось то просто замолчать и не гундосить, - подумал Ри-чард. В очередной раз из забытья вернула Ричарда тетка Дина своими всхлипываньями. Эти ее всхлипыванья перемешивались с упреками в адрес непутевого соседа - и за то, что таким тяжеленным уродился - на лавку не поднять; и за то, что носит его без дела неизвестно где и неизвестно с кем; за то, что семьей никак не обзаведется; и за то, что столько лет искал золото, а себе и малой толики на черный день не умыкнул. Чтоб как-то заслужить благосклонность соседки, превозмогая боль в голове и слабость в руках-ногах, Ричард, натужившись немало взгроќмоздился на лавочку возле дома.
  - Ой... Теть Дин не тарахти. А?
  - Я те дам не тарахти. Если б не я, где бы сейчас был? Небось в канаве б ва-лялся полудохлый, а то и вовсе неживой. Эти супостаты чего от тебя хотели? Давно-эть приехали-то. В магазин вон за бутылкой сходили, тебя поджидаючи. Оне-ведь пьяные-то хуже фашистов делаются. Сейчас Федор приедет, так в дом тебя заведем. Голова то сильно болит?
  - Уже не очень. Только шишак здоровенный... А какого, ты, Федора ждешь?
  - Да Прокопьича, он ведь всю жизнь в Органах прослужил. Так подскажет, что делать то дальше.
  - Ничего не надо делать, теть Дин. А в дом я и сам сейчас зайду.
  - Как это не надо? Их не приструнить, так век не отвяжутся. Пока так препи-рались, еще легковушка подъехала - "Москвичек" старенький. Это Федор Прокопьич и подъехал. Поздоровавшись, поинтересовался, в чем сыр бор, приключившийся. Тетка Дина сразу командовать стала и суть происшедшего описывать.
  - Прокопьич, давай-ко заведем его в избу, там и обскажу, в чем заковыка то. Ведь паразиты так били парня, так били...
  Но Федор Прокопьич приостановил ее, мол, погоди, не спеши. Тетка Дина, будто обиженно, осеклась и замолкла. Хватило ее сдержанного молчанья ненадолго. Лишь переступили порог в доме, как пулеметной очередью застрочила тетка Дина, сумбурными деталями описывая происшедшее. Ричард, сморщившись от головной бо-ли, сидел за стоолом и даже не пытался поправить разошедшуюся соседку или уточ-нить-опровергнуть что-то. Федору Прокопьичу то ли надоела трескотня теткина, то ли понял он все-таки суть происшедшего уже во второй раз остановил ее.
  - Ладно, Дина... Прервись... Видишь, тяжко парню. Давай уложим его в по-стель, да чаем напоим. А там, если в силах, то и сам расскажет.
  Уложив Ричарда в постель, и, выпроводив Тетку Дину чаек гоношить, Федор Прокопьич поинтересовался о самочувствии Ричарда. После того, как тот ответил, что терпеть можно, попросил рассказать Ричарда о происшедшем спокойно и без трескот-ни. И первым вопросом было, за что же на него, выражаясь нынешним языком, "наеха-ли".
  - Сам толком не знаю, Федор Прокопьич. Может, подумали, что я с Севера большие деньги привез - вон даже тетка Дина никак не поверит, что искал золота, а се-бе и грамм не умыкнул. А может за другое... - тут Ричард сделал паузу, размышляя, как бы понепонятней об истинной причине "наезда" растолковать. И первую то фразу он произнес, чтоб время выиграть да с мыслями собраться.
  - Я тут сволочь одну наказал. Ни копейки для себя с этого не поимел, вот те крест, а они, верно, подумали, что я нажился на этом. Поддали и решили тряхнуть не-много. А у меня, сам видишь, Федор Прокопьич, чай даже не с чем попить. Тетка Дина, вон, кроме батона черствого ничего не нашла, к себе и за чаем, и за сахаром унеслась.
  - Ладно, Ричард, разберемся. Завтра позвоню в Прокуратуру. Меня там пока помнят еще, разберутся.
  - Не надо бы, Федор Прокопьич. Не тот случай, чтоб в Прокуратуру жало-ваться.
  - Не тот так не тот... Но все равно, чтобы больше не наезжали на тебя подле-цы эти, придется им перед тобой извиниться. Так и будет.
  - Ну, если так... - согласился Ричард - Спасибо, Федор Прокопьич.
  - Пока не за что благодарить. Благодари вон Дину, что вмешалась. Ох, пара-зиты. Сталина все ругают, что жестокий был. А сейчас, что творится? При всем чест-ном народе и хоть бы что... Я ведь, знаешь, всю жизнь в Органах трудился...
  - Знаю... Только какая в Х-ске работа может быть для Органов?
  - Да всякая, парень... Вот, хотя бы Дину, как мог, поддерживал.
  - Баранками в голодный год? Да грамотой?- съехидничал Ричард.
  - И этим тоже, - не воспринял ехидства Федор Прокопьич. - Петр умер когда муж ее, молодая была еще. И жизнь устроить свою могла не худшим образом. Ан, нет... Без Петра будто заживо себя замуровала. Вот фильм то смотрел про Журавушку. Про девку, что всю жизнь мужика свого с войны прождала?
  - Смотрел. Давно только...
  - Так Дина такая же Журавушка. Только не с войны Петра своего ждала, а ко-гда за гробовой доской с ним воссоединится. Сколько таких на Руси во все времена пе-режило, не сосчитать. И сейчас живут... '
  Федор Прокопьич вздохнул тяжко и замолк. Но через минуту очнулся будто.
  - Где она запропала-то?
  - Может думает, что у меня в доме воды нет, так у себя чайник кипятит, - по-пробовал пошутить Ричард, мученически улыбнувшись при этом.
  - Спрашиваешь, чем Органы занимались? - пропустил неудавшуюся остроту мимо ушей Федор Прокопьич. И, как бы некое раздумье долгое, в душе хранимое, из-ливать начал, - Всяких делав было... А подлое одно только, пожалуй. Скоро тридцать годов минет, а все не забывается, все простить не могу себе... Учитель истории в школе работал молодой совсем еще, только после университета. Он в здешнем детдоме воспи-тывался. И, верно, прикипел душой к здешним местам. Отучился в Москве, сколь по-ложено, и вернулся в Х-ск. В столице то, видимо, с правдолюбцами тамошними якшал-ся. И отсюда с ними связь поддерживал. А я в то время где-то год или два проработал, проявить себя порывался все. Да все не фартит мне. И как-то из области пришла ориен-тировка, мол, кто-то в Х-ске стишки да статейки антисоветские сочиняет и в "Самиз-дат" переправляет. Я с ног сбился, ума не приложу, кто это может до такого дотумкать. А анимок за все время службы столько накопилась, страсть... В одной из них сообщал мне некий "доброжелатель", что есть в средней школе учитель истории, который стиш-ки пишет против Советской власти и за границу их шлет. Насчет заграницы перебор яв-ный был, а в остальном все направду походило. Раньше то не было сигналов об антисо-ветской деятельности, а тут появились. Учитель тот хотя и из здешних, но отсутствовал длительное время и чего за это время нахватался, один бог ведает. Прихватил я пару понятых, как полагается, и с обыском к учителю тому. А тот и не отпирается. Да, мол, не ладное творится с Советской властью, со многим не согласен. И стишќки тут же на столе прямо лежат, которые недописанные, да в столе конверт запечатанный к отправке приго-товленный, видимо, своего часа дожидается. Одним словом, укатали парня - до сих пор вестей никаких. И вот лет пятнадцать прошло уж, пошел я как-то на прием к врачу. Тол-ковый мужик, уважают его все тут у нас. Стал он мне рецепты выписыќвать, гляжу, подчерк знакомый какой-то, а особенно буковка одна заковыристо так выведена, будто из чужого алфавита какого. От врача того вышел и в аптеку направился было, чтоб лекарства по тем рецептам выкупить, но будто обухом, по голове меня шибануло. Вспомнил, где эту бу-ковку заковыристую встречал. В той самой анонимке на учителя... Чтоб убедиться домой побежал, анонимок-то у меня на каждый год по папке. Сверил, точно все. Тютелька в тю-тельку почерк сходится. Зачем, думаю, тогда понадобилось врачу учителя со свету сжи-вать? Все же выяснил окольными путями истину. Оба, оказывается, за одной девкой уха-живали. А та больше учителю предпочтенья отдавала. Вот другой то и решил с помо-щью анонимки от конкурента избавиться. Избавился. И на девке той женился Семья справ-ная получилась. Трое детей сейчас уж взрослые. Я в это дело дальше не полез. Думаю, что совесть еще скажет свое. Может и рвение в работе такое проявляет, что муки совести за-глушить. А вон и Дина на крыльце брякает, идет.
  Тетка Дина принесла с собой провизии преизрядно - хлеба, картошки вареной, к картошке огурцов соленых, конфет каких-то к чаю, варенья неполную банку и... поллитру. Из-за бутылки и не являлась долго, ибо бегала занимать оную к подружке своей, живущей в конце улицы. К тому же и покалякать не забыла с подругой своей, чтоб тем самым объ-яснить позднее вторжение с необычной для нее просьбой.
  - Вода то есть ли, хозяин? - чуть не от порога вопросила соседка и сама же, загля-нув в стоящее у двери ведро, ответила себе. - Есть. Сейчас чай приготовлю, а, вы, мужики, покуда по стопке выпейте.
  - Я за рулем, - отказался Федор Прокопьич.
  - А я уж напился сегодня. - в тон ему отказался в свою очередь и Ричард.
  - Это что, напрасно к Лизе бегала? - обиделась тетка Дина, но тут же подавила свое недовольство, с какой-то легкостью, - Тогда посидите, покалякайте, пока чай не готов. Или картошки свежей с огурчиками отведайте.
  - Я не хочу, спасибо, Дина, вновь отнекался Федор Прокопьич.
  - Лучше покалякаем, - отказался от еды и Ричард. - А что еще то пишут в ано-нимках, Федор Прокопьич.
  - А не знать бы, что пишут... Все, что на ум взбредет. Такого друг на друга понасо-чиняют, что думаешь в своем ли уме был человек, когда писал свою анонимку. Тетка одна умерла как-то лет десять назад. Добра немного после себя оставила - дом да участок в десять соток. Два сына у нее остались. Оба в X-ске живут. Семейные оба, с положеньем и при должностях. И вот, будто помешались, на дому том с участком - одному надо и другому. Ду-маешь, что сделали? Младший брат на старшеќго "телегу" накатал, а старший, ничего не подозревая, подкараулил меня вечерком и на младшего анонимку всучил. Что делать? Взял и свел их вместе в своем кабинете. И каждому из братьев дал ознакомиться с тем, что они друг про друга понаписали. Видать, не вся совесть из мужиков выветрилась. Старший, как прочитал первые строчки, понял все и не с кулаками на младшего полез, а бухнулся перед ним на колени. Видишь, какое затмение на разум людям находит...
  - Это все Советская власть... - неожиданно отозвалась с кухни тетка Дина.
  - При чем тут Советская власть... В чем-то и плоха она, не спорю. Но не во всем же... Человек, как, теперь модно говорить, от Бога. А потому при любой власти о нем ду-мать должен. О том, как предстанет на суд его. Я столько анонимок этих накопил, что... Фамилии замалевывал и в папки складывал. Как год, так папка битком набита, еле ве-ревочки сходятся. Если нормальному человеку дать почитать все, что там написано - помешается или блевотиной изойдет. А ты Советская власть...
  - А чо, не правду говорю?- не унималась тетка Дина. - То большевики себе коммунизм строили, покуда не заелись так, что и удерживать власть лень стало. Тепе-рича мафия себе коммунизм строит. И все за счет народа норовят царство небесное на земле для себя построить. Что те от сатаны, что эти. А уж мафию то нынешнюю только сам Сотона и сможет потеснить. Каково при Сотоне то житье будет - не приведи, Гос-поди. Ох, не позавидуешь детям да внукам...
  - Ну, ты, и балаболка, Дина... За шесть секунд прошлое растолковала и буду-щее предсказала, - шутейно восхитился Федор Прокопьич.
  - А чо не так? Чайник от скипел. Тебе Ричартко туда подать или встанешь?
  - Встану, теть Дин...
  С час, а то и более продолжалось чаепитие. Ричард успокоился от легкой бе-седы, ибо в дальнейшем ни службы Федора Прокопьича ни Советской власти, ни от-ношений с Чечней, ни подлых уверток ментов в разговоре не касались. А потому и ра-зошлись в добром здравии и согласии.
  Поутру, как и предсказал накануне Федор Прокопьич, зашли и, наспех изви-нившись, смылись обидчики Ричарда, даже не справившись о его самочувствии.
  Головная боль к утру почти прошла у Ричарда. Перекусив остатками ночной трапезы, отправился бедолага звонить Ангелине, надо было о хлебушке насущном по-думать.
  Тетка Дина, поприветствовав соседа, выдала, следом за приветствием длин-нющую речугу ни о чем, но вдруг куда-то засобиралась. И даже поторопила Ричарда, чтоб звонил скорее, а то, мол, недосуг ей прохлаждаться с ним.
  После нескольких фраз приветствия и обмена новостей, Ричард вопросил не-смело и, даже несколько заискивающе:
  - Ничего там нет у тебя насчет работы?
  - Есть, - обрадовала Ангелина его и предложила работу в их отделе, мол, долж-ность вакантная объявилась. И растолковав это, спросила. - Пойдешь?
  - Пойду, конечно, - обрадовался Ричард. И тут должна бы наступить обычная в их общении пауза, сменившаяся словами краткими прощания. Но в этот день про-изошло неожиданное - видно не бесследно для Ричарда прошли удары по голове, нане-сенные накануне. - А, ты, замуж за меня пойдешь? - неожиданно даже для себя ляпнул он в трубку.
  Вот тут и наступила, хоти и с опозданием, положенная по регламенту диалога ихнего, пауза, закончившаяся кратким, - Пойду...
  И следом гудки, поглотившие слова прощения, сладкой музыкой полились из трубки. К чему теперь слова эти, коль решено идти дальше по жизни двум голубкам вместе.
  - Это ты жениться собрался? На ком? Вот радость то... Матка-то не дожила вот только твоя, - Затараторила тетка Дина, забыв, что собиралась куда-то, ибо, творя-щееся на ее глазах действо, было явно важнее всех вместе взятых ее дел.
  - На Ангелине, - кратко ответил Ричард и наконец то смутился, ибо только сейчас стал доходить до него смысл содеянного.
  - Давно бы надо... А то звонишь, звонишь и все без толку...
  - Да какой толк то нужен, теть Дин? Ни работы, ни дома путного нет. А тут жениться... Вякнул сдуру. Потом дочка у неё, которую я и в глаза не видел. Как не при-знает...
  - Признает, очень даже признает. К тебе все собаки на улице льнут, будто ме-дом обмазан. Да и кошак вон мой, как зайдешь, ластится к тебе - не отвязнет.
  - То кошки да собаки...
  - И дети малые такие же, чувствуют доброго человека не хуже собак. Так что не теряйся и сегодня же иди встречать ее после работы.
  - Придется... Назвался груздем, полезай в петлю... Пойду я, теть Дин...
  - Иди, Ричартко, иди... А жить то в свой дом жену приведи. Дом от большу-щий вон какой. Деток нарожаете, места всем хватит. Подремонтируешь домишко свой - сто лет еще простоит. Нижние венцы поменяшь, простенки переберешь... - вновь ра-зошлась тетка Дина, - В такой хоромине |жить только. Продать только не вздумай, а то у вас, молодых не заржавет. Дом продашь... А вдруг там не сладится? А свой дом все-гда тебя приветит...
  - Не продам, - встрял Ричард насильно в набирающий обороты монолог не-уемной соседки, - До-свиданья, теть Дина...
  Вечером того же дня в чистой рубашке, при галстуке и в одетом по случаю сватовства костюме ожидал Ричард Ангелину. Однако сватовство не состоялось. Ри-чард да и Ангелина чувствовали какую-то робость друг перед другом и о создании се-мьи так я не заговорили в тот вечер. Просто не решились с пылу жару решать такой вопрос и по молчаливому согласию отложили решенье этого вопроса на неопределен-ное время...
  Тут бы и закончить рассказ мой. Но, пожалуй, еще несколько деталей внесу в свою "мазню".
  До весны еще провожал каждый вечер Ричард невесту свою, засиживался до-поздна в уютной ее квартире, смотрел телевизор цветной (на экране которого почему-то отсутствовал синий цвет), играл с четырехлетней Леночкой, когда мама ее готовила ужин. А поздним вечером возвращался в свой большой, но по-прежнему пустынный дом, ибо считалось непристойным сходится для совместной жизни в один день; как впрочем осуждались и разводы, которых в Х-ске по статистике было не более десятка в год. А тут оба молодых при городской власти на службе находятся, на виду, как гово-рится, и не могли потому позволить себе нехороших домыслов о своих отношениях в глазах сограждан. Леночка довольно благожелательно отнеслась к тому, что дядя каж-дый вечер засиживается у них. И уже к Новому году говорила, что к ним приходит "новый папа Ричард".
  Весной молодые расписались и поселились в двухкомнатной квартире Анге-лины. Тетке Дине не нравилось это и она при каждой встрече возмущалась там, что в примаки пошел ее сосед, вместо того, чтоб привести молодую свою жену в родитель-ский дом. Но Ричард каждый раз уверял, что это временно, что обязательно переселят-ся на улицу Х-ских Коммунаров - вот только дом отремонтируют и обязательно пере-берутся.
  Ангелина тетке Дине пришлась по душе. И, когда глядела на Ричарда и его молодую супругу, верно, вспоминая дни своей счастливой молодости с Петром, уми-ленно вздыхала и бормотала под нос себе:
  - Ну чистые голубки, чистые голубки. Дай им Бог счастья и деток малых...
  На этом оканчиваю историю возвращения искателя месторождений полезных ископаемых в свои захудалые палестины. Исполнилось ему 36 лет к тому времени. Вся жизнь еще впереди. И может еще вернусь к его жизнеописанию...
  А может еще какую историю поведаю из жизни старинного русского городка Х-ска. Сколько этих историй хранится в памяти его. Ведь почти ровесник он Москве, а может и древнее, просто не попал в летописи до 1243 года, ибо не могли обойти древ-ние поселенцы, не знающие грамоты, но понимающие толк в прекрасном такого див-ного уголка.
  Я люблю приезжать в Х-ск - тихий и покойный в наше чумное такое время. За многие версты до этого городка, увидев возвышающуюся над горизонтом колоколь-ню старинной церкви, коих было более двух десятков, понимаю, что я дома, хотя и ро-дился далеко отсюда. Но здесь много друзей у меня. И в этом городе в Успенском со-боре в самое безбожье социалистическое принял я крещенье, а через двадцать девять лет в том же соборе крестили мой дочь. И когда теперь смотрю я на золоченый купол Успенского собора, невольно содрогаюсь от величественной печали и невысказывае-мой радости за возвращение Веры в наши запустевающие души. Еще я люблю старый парк липовый зеленой шапкой нависший над тихой речкой. И другой парк хорош - не-виданной высоты березы шумят и лопочут от ветра над балконам пятиэтажек, окру-живших березовый этот лес.
  В последний свой приезд зашел я и к Федору Прокопьичу. Жил он одиноко, жена его умерла, детей не было. Друзей из-за своей службы не нажил. Лишь Тетка Ди-на - Журавушка его молодости захаживала изредка, чтоб обиходить старика.
  Моему приходу Прокопьич обрадовался, засуетился. Рюмки хрустальные из серванта выставил, графинчик с водкой водрузил, колбаски да огурчиков соленых по-резал. Выпили с ним по паре рюмок, поговорили о том, о сем, но больше о рыбалке (мы познакомились с ним на реке, но сейчас Прокопьич это дело забросил, однако по-говорить на эту тему горазд был). Рукопись о Ричарде я с собой прихватил, была у ме-ня, каюсь, тайная мысль покопаться в папках Федора Прокопьича. И, чтоб подъехать к нему с этим, дал ему почитать свои записки. Потом, пообещав зайти через пару дней, распростился со стариком.
  Спустя два дня я вновь сидел у Федора Прокопьича в предвкушении того, что увижу наконец пресловутые папки Федора Прокопьича. Прихода моего Федор Про-копьич, как следовало из его слов, ждал с нетерпеньем. На сей раз графинчик и рюмки отсутствовали, но зато вкуснейший чай "фамильный", как сказал Прокопьич, очень даже расположил к беседе. Федор Прокопьич не сразу, но все же огорошил меня отка-зом покопаться в папках.
  - Не надо тебе в этой грязи копаться. Я посчитал, что в папках у меня более пяти тыщ анонимок; некоторые писцы прислали по пять и более кляуз. Получается око-ло двух тыщ авторов. Из них поверь, 1990, и живых, и умерших казнили или казнят се-бя за глупость свою или слабость. Остается всего десяток человечишек поганых. Так стоит ли сыпать соль не раны одним - большинству; и ублажать вниманием этот деся-ток никчемных злопыхателей. В Х-ске сейчас поживает 40 тыщ народу, найди другую тему, коли зудится у тебя писать о Х-ске.
  Подумав, я согласился с Федорам Прокопьичем. Мы еще поболтали о разных пустяках. Мне же не терпелось узнать мнение Прокопьиче о моей писанине, но спро-сить об этом не решался. Но Федор Прокопьич и тут мне навстречу первым шаг сделал.
  - Про Ричарда, ты, неплохо, наверно, написал - но я в этом не разбираюсь. Главнее, что понять можно, что никакой он не рыцарь с Львиным Сердцем, а просто Сердечкин - сердешный, значит. Но меня вот что беспокоит, напечатают твой детек-тив, Карла прочитает... Представляешь что будет? Он ведь житья не даст никому. А учителям в Плищухине каково будет, когда узнают каким духом им телевизор надуло и этот - как его?
  - Видик - подсказал я.
  -Да и видик...
  Я успокоил Федора Прокопьича, не знаю насколько.
  - Не для читателя все это понаписал я, Федор Прокопьич. В свободное от без-работицы время развлекался таким образом. И кто сейчас такой "постсоцреализм" на-печатает. Ни кражи крупной, ни убийства... Детектив в названии только и присутствует, а так каша...
  А когда прощались, Федор Прокопьич резко вдруг сменил гнев на милость.
  - Ты не слушай старика, я перестраховщиком стал на старости лет. Пошли ку-да следует свою "кашу" - вдруг еще кому интересно будет, что даже ныне не кражами да убийством человек жив, а божьим своим предназначением - жить в труде и в радо-сти...
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"