Те же солнце и небо, косые дожди,
Острова облаков, и деревьев столбы,
Тот же клин журавлей пролетает вдали,
Реки мирно текут из такой же воды,
Но дома чуть не те. И не тот тротуар.
Не такие манеры и нрав у людей.
Может даже здесь больше общественных прав,
И чужая здесь жизнь благ намного важней.

Я "предатель", "изменник", "позор для семьи",
Мне не рады давно там, где дом мой родной.
Я не знал с малых лет ничего о любви.
За неё приходилось бороться с толпой
Агрессивных, скучающих женщин, мужчин,
Не желавших работать идти на завод;
Не ударивших палец о палец детин,
Чтобы оптимизировать там обиход;
Повторяющих хором пустые слова,
И глотающих жадно призывы к борьбе.
Им бы всё, и по-быстрому - правда одна:
Не дают мирно жить ни другим, ни себе.

Мой отец постоянно был занят судьбой
Нашей родины славной, "погрязшей во тьме":
Взятки, бедность, обман, бескультурье, разбой.
Он считал себя избранным в этой войне,
Он печатал агитки ночами тайком,
Он плакаты размером с корабль рисовал,
Он был занят и важен - звонок за звонком
Год за годом его у меня отнимал.
В рождество я один, мать с отцом - "у станка";
В день рождения папа в "кутузке" сидит;
На каникулах снова им не до меня,
Ведь "душа их за родину страшно болит".
Ну а я... Что с ребёнка малОго возьмёшь?
Накормить, приодеть, обучить, - нет проблем.
Часто дома сидели вдвоём: я и дождь
В окружении тишью пропитанных стен.

В школе был я звездой, я гордился отцом,
Я наивно нёс в мир весь родительский бред.
Одноклассники знали: мой папа - закон,
Он хороший, он истины апологет,
Он не спит, и не ест, он радеет за всех,
Он не терпит лгунов, он поднимет с колен
Угнетённый народ, вознесёт его вверх
Прямо к счастью, не требуя что-то взамен.
Я так искренне верил во всё, что я нёс,
Слепо в супер-герои отца записал.
Педагогов, на пафос мой хмуривших нос,
Как отец, "заблудившимся стадом" считал.

Много лет полагал я, что быть так должно,
Что родители миру нужнее, чем мне.
Как же было обидно, и как тяжело,
Как нуждался я в элементарном тепле
Их родительских рук, их родительских слов.
Я искал в себе силы понять и принять.
Мне так часто хотелось признаться им в том,
Но едва удавалось их просто обнять.
В выходные я тихо сидел у окна,
Под ногами не путался. Знал наперёд:
Мама скажет, что речь ей писать допоздна,
Папа вовсе задумчивый мимо пройдёт.
Фоном в доме звонков непрерывный поток,
Вечерами к нам с обыском: СМИ, ФСБ...
В оправдание сунет мне мама "манок" -
Тур по Англии, пиццу: "На. Это тебе".

А в семнадцать, под водки дурманящий плеск,
Я очнулся. Исчез вдруг знакомых галдёж,
Стихла музыка. Только в ушах слышен треск
От безумного пульса и стука подошв.
Мне открылись друзья, что живут хорошо,
Что всего в этой жизни возможно достичь,
Что, конечно, мечталось бы в офисе, но
На завод тоже можно. Лень-матушка - бич.
Ну кому там захочется руки марать,
Гробить силы, здоровье? А в офисах - рай:
Целый день за компьютером - вот благодать!
Знай сиди себе, деньги веслом загребай!
Все мечтают о дикой, "свободной любви"
Без сплошных обязательств, без ссор и дилемм;
Все всё так же скупают "отсрочки" свои,
Стопки красных дипломов, ЕГЭ теорем,
И права на машину. Да что говорить..
Ничего не меняется тысячу лет.
Юность рвётся на митинги пива попить,
Да использовать вволюшку нож и кастет.
Старшим лишь бы сбежать из своей "конуры"
От семейных "удавок" и сцен бытовых;
А иные по парам приходят, увы,
Заменяя на "шоу" вечера для двоих.

Помню, ринулся из общежития вон
В неприветливый мрак фонарей городских.
Я рыдал, как мальчишка, я был оглушён
Многолетним обманом людей мне родных.
На пороге - отец, злой, как сотня чертей.
"Ты позоришь меня!", "Свою мать пощади!",
"Что ж ты делаешь, дурень, с младых-то ногтей?
Ты же родом из интеллигентной семьи!",
"Как теперь мы посмотрим народу в глаза?",
"Ты подвёл!", "Ты виновен!", "О Боже! За что?!"
Я стоял у двери. Слушал их голоса.
И вдруг с ужасом понял, что мне всё равно.
Он заметил, опешил, и резко умолк.
Мать бокал уронила с вином дорогим.
Я сказал: "Папа, мама, я выполнил долг -
Был послушным и верным ребёнком. А вы?
Вы читали мне сказки под свет ночника?
Вы дарили мне нежный родительский взгляд?
Где вы были, мои дорогие, когда
Унижала меня стайка местных ребят?
Я без вас научился писать и читать.
В третий свой день рожденья я был одинок:
Вы подумали, хватит мальчонке сказать
"Вот подарок, играйся. Мы скоро, сынок!"
Как вам кажется, что мне пришлось пережить,
Одноклассников слушая радостный гам:
"Научил меня папа на лыжах ходить!",
"С мамой вместе читали мы "Вий" по ролям!".
Что вообще вам известно о сыне своём?
Цвет любимый какой? Сколько книг я прочёл?
Кем хотел в детстве стать: Робин Гудом, врачом?
Что мне нравится: хаус, шансон, рок-н-ролл?

Вы вдолбили мне в голову свой эталон.
Я усвоил иллюзию зла и добра.
Вы кричите о ценностях всем в микрофон,
Обещаете людям побед времена.
И за вами идут под эгидой смертей
Те, кто просто не в курсе, как жить на земле:
Им неважно, кого, и неважно, зачем -
Лишь бы знать, что их, якобы, ценят в стране.
Наплевать вам на мнение всех остальных,
Кто не хочет бессмысленных в воздухе пуль.
Не видать на парадах с плакатами их:
На такую вот блажь у них времени - нуль.
Сущность ваших "спектаклей" прогнила насквозь,
Только напрочь "незрячий" не сможет понять,
Что в толпе одиночек все помыслы - врозь,
Что за вашей игрой сплошь нажива и блат.
Что за "счастье" пытаетесь вы предложить?
Что за "светлое будущее" впереди?
Вам неплохо б сперва научиться любить,
И хоть что-то узнать об основах семьи.
Тем, кто ценит свой род больше звона рублей,
Тем, кто знает, что беды растут из низов,
Не понятен посыл агрессивных идей,
Не приглядных без розовых мутных очков.
Стройте дальше ваш ад, и играйте людьми, -
Я пошёл. Этот фарс уже в глотке застрял".
Папа рявкнул униженно: "Ну и вали!
Для тебя же старались мы с мамой, нахал!
Отрекаюсь, ты больше не сын мне! Иди
На четыре все стороны! Нас позабудь!"
Мама молча стояла его позади.
Я молил её в мыслях: "Скажи что-нибудь!
Не бросай, поддержи, мать ты мне или нет?
Ведь природой мы связаны крепко в одно!
Что за женщина ты, если мужа фальцет
Для тебя значит больше, чем сына тепло?!"

Обернувшись, оставил навек я свой дом.
Оборвал я сюжет за моею спиной.
Я не знаю, что с ними случилось потом.
Я прикрыл прошлый опыт из пепла стеной.

Стала чуждой мне родина с ленью своей,
С девальвацией чувств и "златым" божеством,
Где циничные свиньи рожают свиней,
Где "слепцов" больше "зрячих", где правит содом.

Я уехал. Здесь тоже утопии нет:
Те же слабости, глупости, море проблем.
Но уже не один я встречаю рассвет.
Я живу. Я дышу. Не сбиваю колен.
Я с законом на "ты", как и жил до того,
Я к лазейкам его безразличен давно.
Сами сеем повсюду "великое зло",
А потом виноватых находим легко.

Здесь всё те же идут проливные дожди,
Проплывают вдоль трассы деревьев столбы,
Тот же клин журавлей пролетает вдали,
Реки мирно текут из такой же воды.
Но стремления нет быть солидней других,
Перегнать всех знакомых в излишках, делах,
И бежать, и нестись в жизни финиш от них,
Позабыв о себе, о мечте, о корнях.
Здесь уютно в домах, здесь почтен млад и стар,
Удовольствие жить здесь в ходу у людей.

Жить счастливо нельзя, на других наплевав.
ЧЕЛОВЕКОМ остаться намного важней.