Убийство, ставшее неизбежностью
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Медицинский эксперимент перевернул жизнь экспериментатора. Незаконченное произведение.
|
...Дождь лил, казалось, даже снизу, вся одежда намокла, ветер пронизывал насквозь. Наверное, мне должно было быть холодно, как бы я хотел почувствовать, что я замерз. Можно пойти домой, набрать горячую ванную и лечь в неё, чувствовать, как тепло растекается по телу и тянет в сон...
Но ничего этого не было, и испытать уже было не суждено, получив что-то, приходится отдать что-то свое, и часто обмен не равноценный.
Чувствовал я только пустоту внутри, и не было ей конца.
Прохожих в этот дождливый день было немного, несмотря на то, что это был вечер пятницы. Дождь шел третий день и все сидели по домам, изредка был слышен шум машин, да и то, наверняка это ехали с работы домой, туда, где их кто-то ждал, и куда хотелось поскорее приехать. Еще одно чувство, которое мне теперь не испытать. От этих мыслей настроение упало еще больше, мне надоело стоять и смотреть на дождь, падающий в реку, я повернулся налево и увидел на середине моста девушку. Она просто стояла и смотрела в воду, держась за бетонное ограждение, дождь стекал по волосам и пальто, она вся дрожала, видно было, что ей холодно, но она не уходила. Какое-то чувство жалости заставило подойти меня ближе.
"Простите, я вижу, вы совсем замерзли, но не уходите, у вас что-то случилось?" спросил я.
В ответ она повернула голову ко мне, и я увидел, что, не смотря на дождь, её глаза полны слез. Взглянув в её глаза, я поразился, сколько боли, страха и усталости было в них. Зрачки, темные от природы, были заполнены чернотой, идущей изнутри, казалось, вся грусть, и страх человечества объединились и сошлись в одном месте. Свет фонаря, падающий сверху, бросал тень на лицо, делая его еще печальнее. Взгляд был настолько прекрасен и печален, что слезы, отражая свет фонаря, только подчеркивали его красоту.
Все мысли вылетели из головы, вторая часть вопроса оборвалась, я забыл, что хотел спросить, пораженный увиденным.
"Зачем вы спрашиваете, как будто вам не все равно!" ответила она и отвернулась.
Первое впечатление оказалось правильным, подумал я, её кто-то обидел или случилось что-то такое, что заставило её забыть о холоде.
"Наверное, я просто чувствую сейчас что-то похожее на ваши чувства, минуту назад я точно также стоял недалеко, отсюда глядя в реку" - сказал я, подходя ближе.
Дальнейший ход событий показал, что, не смотря на то, что я, как мне казалось, изучил людей и их поведение, мне было куда совершенствоваться, потому что девушка вдруг встала на ограждение и сделала шаг вперед...
Не знаю, какие мысли были у меня в тот момент, помню, что за доли секунды успел представить себе, как я прыгаю в реку и безуспешно пытаюсь вытащить её на скользкую от ила плиту...
Рефлексы, выработанные для убийства, как оказалось, могут и спасать - один прыжок, и я держал её в руках в метре от парапета...
...За две недели до этого...
Из окна автобуса открывался вид на польские земли. В Польше я был уже третий раз, первый раз еще в XVIII веке, когда я скрывался от ретивых служителей церкви, которые приняли меня толи за вампира, толи за оборотня, то ли за одержимого демонами, и решили устроить мне экзорцизм. Как они вышли на меня, я не знаю, наверное, я слишком долго задержался на одном месте и наследил. Понравился мне этот итальянский городок, вот и потерял бдительность. Уверовал в собственную неуязвимость и был наказан.
Второй раз был самый долгий и незабываемый. Это был 1942 год, вторая мировая была в самом разгаре, Германия казалась непобедимой и немецкие войска гордой поступью наступали на всех фронтах. Я видел, как все новые составы проезжали на восточный фронт за новыми победами. Я в то время решил, что для меня наиболее удобным будет притвориться чистокровным немцем, уверовавшим в величье немецкой нации и её предназначение быть господами мира. Проблем с этим у меня не было, я отлично знал и немецкий язык и традиции немцев. А подделать документы, когда у тебя есть деньги, всегда и везде не составляло труда. Найдутся в любое время в любой стране, люди, готовые немножко воспользоваться своим положением, и получить внесрочную премию от щедрого незнакомца.
И, договорившись с нужными людьми, я сменил имя, и стал Германом Новилль, полковником СС.
Идти на фронт рядовым я естественно не собирался, не верил я в эту чушь про предназначение немцев, да и сам я не являлся немцем, и если врать другим для меня норма, то врать себе - это признак нездоровой психики. Несмотря на то, что моя психика уже не была человеческой, она была, я надеюсь - здоровой. Впрочем, так думают все душевнобольные, а проверить я не могу.
Получив назначение руководить концентрационным лагерем в Польше, я отправился принимать дела. Прошлый начальник лагеря провинился перед руководством и был отправлен на фронт, где он и исправлялся, воюя во славу Германии.
А я... я все еще не потерял надежды излечить себя от жажды убийства. И целый лагерь бесправных подопытных мог оказать мне значительную поддержку.
Штабной "мерседес-бенц" доставил меня от железнодорожного вокзала в лагерь. Лагерь находился в нескольких километрах от города. Изначально, лагерь предназначался для польских евреев, но с открытием военных действий на восточном фронте, его превратили в концлагерь для "недолюдей", туда ссылались все национальности, считавшиеся ненужными и бесполезными. В основном, это были люди с захваченных немцами территорий Советского Союза. Такого интернационала в одном месте, я еще не видел: цыгане, молдаване, среднеазиатские национальности, жители Кавказа и прилегающих территорий, татары, и множество других. Это был локальный Вавилон, устроенный чьим то изощренным умом. Зачем их было собирать здесь, не понимал даже я, начальник лагеря. Видимо у кого-то сверху были свои планы.
С дальнейшими сведениями, меня должны были ознакомить на месте. Подъезжая к лагерю, я осматривал местность. Место для лагеря выбрали удачное, сам лагерь находился на небольшом возвышении, вокруг все отлично просматривалось. Я насчитал 11 вышек: 8 по периметру лагеря, 1 в центре и 2 на входе в лагерь. Лагерь по форме был прямоугольным. Из лагеря был один выход - ворота, от которых шло метров 30 огражденной зоны досмотра и контроля. На выходе из зоны были еще одни ворота.
"Побеги из лагеря были?" - спросил я своего заместителя, майора Ганца Шикльмайера.
"Попытки бегства были, при мне - 7 раз. Все убегавшие были либо пойманы, либо убиты при попытке к бегству, Герр Новилль" - ответил он.
"Не надо повторять мое имя, когда мы наедине, я его помню. Что сделали с пойманными?".
"Повесили у бараков, где живут заключенные".
"После этого попытки не прекращались?".
"Нет, но стали реже".
"Смертность в лагере высокая?"
"В пределах нормативов".
"В докладе, предоставленном мне, сказано, что за последние 2 месяца умерло 82 человека, при общей численности лагеря 520 человек. Это считается нормой? От чего умирают?"
"Норма - все, что меньше 50%. Умирают от голода и дизентерии, Герр Новилль... простите, забыл".
"А от побоев?" - посмотрел я ему в глаза.
"В основном молодые девушки, и старики" сознался он. - "За солдатами не углядишь".
"Девушки? Хм, почему?".
"Беременеют. Дети от недолюдей запрещены, чистота немецкой нации должна быть стерильной, если информация выйдет за пределы лагеря, отцу ребенка не поздоровиться".
"Значит, сначала их насилуют. Положение начинает проясняться".
"Приехали, Герр Новилль" - сказал шофер, открывая дверь.
Я вышел из машины. "Почему так воняет, майор?" - спросил я.
"Это от ям с отбросами, они недалеко" - ответил майор.
"Почему не перенесли ямы подальше? Это же опасно для здоровья солдат".
"Мусор и экскременты увозят на тачанках заключенные, опасно далеко уводить их, могут сбежать".
"Чушь, если половина состава сляжет в лазарете, сбежать будет проще. Временно усилить охрану, впредь, отходы увозить дальше, имеющиеся ямы закопать".
"Слушаюсь".
"Соберите весь состав до отбоя, я хочу на них посмотреть и познакомиться".
"Слушаюсь".
"Где мой кабинет? И квартира? Проводите меня туда".
"Это недалеко. Штаб находится справа от входа" - ответил майор, пойдя впереди меня.
"Вот штаб. Ваш кабинет - вторая дверь направо. Слева - мой кабинет. Первые два - канцелярия. Дальше по коридору камеры для допросов".
"Ваша квартира в жилом корпусе, возле комнат, где живет личный состав лагеря, Вас проводить туда?".
"Нет, не нужно, сам найду. Спасибо, майор Шикльмайер. Вы свободны. Не забудьте про сбор личного состава" - ответил я.
"Герр Новилль, а охрана с вышек и постовые? Снимать их запрещено инструкциями".
"С находящимися на посту я познакомлюсь позже".
"С Вашего разрешения" - майор ушел.
Я осмотрелся. Кабинет был просторный. Стол стоял в центре комнаты. Слева стоял шкаф с книгами, справа тумба с патефоном, возле патефона стоял еще один шкаф, меньшего размера, на нем стояли пластинки. В комнате было 2 окна, оба выходили на плацдарм, где собирались заключенные при общем сборе. У моего стола стояло кресло, рядом со столом стоял один стул. На полу ничего не было, просто пол из досок.
Я подошел к книжному шкафу, это была партийная чушь, издаваемая типографиями по заказу партии. Вряд ли мой предшественник это читал, скорее - создавал видимость. И пластинки в том же ключе, классика, исключительно немецкая. В основном Вагнер. Уж не знаю, поклонником он был Вагнера, или из-за того, что Вагнера любил сам Гитлер, и он ретиво хотел показать, что он во всем с линией Гитлера.
"Пойду, посмотрю дом" - подумал я.
Выйдя на улицу, я осмотрелся. Заключенные бродили по своей стороне с понурым видом, перенося тюки и коробки со склада в "цеха". Охрана скучающе наблюдала за ними, увидев меня, он приняли боевой вид и встали чуть ли не смирно.
Я направился к жилому корпусу. Моя квартира стояла немного особняком и была приподнята, чтобы зайти в неё, нужно было подняться по лестнице. Зайдя внутрь, я понял, для чего это делалось, окна выходили на все стороны лагеря. Весь лагерь отлично просматривался, не видна была только часть за домиками охраны и задняя часть бараков, где жили заключенные.
В домике было 5 комнат: спальная, столовая, подобие гостиной, ванная с туалетом, кухня и комната для прислуги.
Окна из спальной комнаты и гостиной выходили на бараки заключенных. Из столовой открывался вид на вход в лагерь, из кухни виден был жилой корпус.
В дверь постучали, это был майор Шикльмайер.
"Герр Новилль, личный состав построен по Вашему приказанию!" - сказал он.
"Хорошо, пойдемте знакомиться" - ответил я. Мы вышли на платц.
Личный состав состоял из 54 человек. 20 постоянно находились на посту.
Меня встретили выкриком "Heil Hitler!" и характерным жестом.
"Придется привыкать" - подумал я, и ответил - "Heil Hitler!".
"Герр Новилль, личный состав построен, 21 человек!" - отчитался лейтенант.
"Ваша фамилия Келлер, лейтенант?" - спросил я.
"Так точно, герр Новилль!" - ответил он.
"Почему 21 человек, где еще один?"
"В лазарете, герр Новилль".
"Что с ним?"
"Подозрение на дизентерию, герр Новилль".
"Майор, о чем я Вам и говорил, срочно перенести ямы. Солдаты уже болеют".
"Завтра с утра займемся, герр Новилль" - ответил майор.
"Хорошо. Итак, господа. Я - новый комендант лагеря, впрочем, это вы уже поняли. Моя фамилия Новилль, полковник Герман Новилль. Первое правило у меня - никакой самодеятельности, я не терплю, когда что-то делают без моего ведома. Инициативу я приветствую, но только по согласованию с руководством!
Обо всем остальном, я думаю, не стоит говорить, вы познакомитесь с остальными моими правилами и требованиями позже.
У меня пока все, скоро уже время сбора заключенных. Я хочу присутствовать" - сказал я.
Пока пересчитывали заключенных, выкрикивая имена, я рассматривал их. Они все были истощены, грязные. У многих на теле были язвы, все чесались от вшей. По некоторым было видно, что они уже не жильцы.
Вернувшись к себе, я принял ванную и лег отдыхать, обдумывая то, что видел сегодня. Мне нужно было оборудовать помещение под опыты. Опытные образцы меня устраивали, мне нужна была часть больных, а здоровых привезут со временем, их привозят постоянно, заменяя ими умерших. С мыслями об этом я и уснул.
Весь следующий месяц все шло своим чередом, я пристроил к дому, руками заключенных, постройку, где планировал проводить эксперименты.
И начал выбирать себе подопытных, мне нужен был здоровый экземпляр. А имеющиеся все были уже больны. Приходилось ждать новой партии. И я её дождался. Уже зимой, в декабре, привезли новую партию. Их было 36 человек. Взамен умерших за полтора месяца.
Когда конвой завел их в лагерь, я вышел посмотреть на них, и оценить, выбрать годных для меня.
Несмотря на то, что температура уже опустилась до нуля градусов, они были легко одеты, почти по-летнему. Видимо их привезли оттуда, где еще тепло.
Я прохаживался мимо построенных новичков, лейтенант раздавал команды рядовым, майор стоял в стороне со скучающим видом.
В основном привезли опять девушек и женщин, возраст от 18 до 45.
Тут мое внимание привлекла одна из новоприбывших. По виду ей было лет 14-15. Худенькая девочка, ростом около 155-160 см, с большими напуганными глазами. Она была одета в платье, поверх платья была только шинель, на ногах ничего не было. Но не это меня привлекло, а что-то другое. Что-то было в ней такое, что привлекало внимание. Даже несмотря на испуг, на грязь, на то, что она замерзла, в ней было что-то неуловимое и притягательное, даже кокетливое. Какое-то забытое чувство испытывал я, глядя на неё.
Она наступила в кашу из снега и грязи и попыталась вытащить ноги оттуда, но поскользнулась и упала вперед. Один из солдат подскочил к ней, и пнув её в живот сапогом, рывком поднял её.
Я подошел к ней. Она плакала и задыхалась, глядя в землю. Подняв глаза, она увидела солдата с дубинкой в руках и меня, и в ужасе начала пятиться.
Солдат замахнулся на неё.
"Отставить" - рявкнул я на него. Он поспешно убрал руки, и отошел, удивленно смотря на майора Шикльмайера.
"Сколько тебе лет?" - спросил я её по-русски.
"23" - сквозь слезы сказала она.
"23 года? Ты не врешь мне?" - не поверил я.
"Нет! Мне правда 23, я не вру, не бейте меня, пожалуйста!" - испуганно ответила она, глядя на меня. Взгляд был сама невинность, такими глазами обычно смотрят дети.
"Хм, никогда бы не подумал. И как тебя зовут?".
"Татьяна".
"Откуда ты?".
"С Краснодара".
"Где это?".
"Это возле Черного моря".
"Хорошо" - я отошел.
"Лейтенант, подойдите ко мне" - позвал я.
"Да, герр Новилль?" - спросил он, подойдя.
"Видите эту девушку? Мне нужна новая горничная. Помойте её, оденьте в теплую одежду и приведите ко мне. Она будет моей новой горничной" - сказал ему я.
"Слушаюсь, герр Новилль" - сказал лейтенант и подозвал к себе одного из солдат.
После сбора я пошел к себе и приказал принести еду ко мне в кабинет.
В кабинете я подошел к шкафу с пластинками, провел по ним пальцами, выбирая. Выбрав нужную пластинку, я поставил её в патефон. В это время принесли ужин.
"Принесите второй комплект посуды, сегодня я ужинаю не один" - сказал я горничной.
Она удалилась и вскоре вернулась с подносом, молча расставив все, встала в углу.
"Вы мне больше не нужны, идите" - отправил я её.
Она ушла.
Я сел за стол и начал не торопясь ужинать. Через минут 5 в дверь постучали.
"Войдите" - сказал я.
"Герр Новилль, заключенная по Вашему приказанию доставлена!" - отчитался рядовой.
"Хорошо, впустите её" - ответил я.
Он вышел и впустив её, встал возле дверей. Она стояла напротив стола, её взгляд жадно смотрел на стол.
"Вы свободны, рядовой" - сказал я.
Он глянул на меня, во взгляде читалось - "понимаю, знакомо" и удалился.
Девушка молча стояла, она уже не смотрела на стол, её глаза смотрела в пол.
"Садись за стол, Татьяна, я знаю, что ты голодна. Ешь" - сказал я ей.
Она посмотрела на меня, не решаясь сесть за стол.
"Не бойся, садись, только не набрасывайся сразу на еду, ты давно голодаешь, это может навредить тебе".
Она аккуратно села на стул и взяв вилку, стала есть.
Я отложил вилку на тарелку и смотрел на неё, как она ела, с каким достоинством и кокетством она сидела, даже после голодных дней, а может и недель.
Когда она закончила есть и подняла на меня глаза, я спросил её - "Ты наелась?".
"Да, спасибо Вам, господин комендант" - тихо ответила она.
"Ты знаешь, зачем ты здесь?".
"Да, господин комендант" - еще тише сказала она.
"Да?" - удивился я, "И зачем же?".
Она молча встала и начала снимать с себя одежду.
Пока он раздевалась, молча глядя себе в ноги, я встал и подошел к окну. "Оденься, не за этим" - сказал я, глядя в окно.
Она поспешно оделась. Я смотрел на неё, разыгравшееся вначале желание погасила эта покорность судьбе.
"Тебя изнасиловали?" - спросил я, подойдя к ней ближе.
Она молча кивнула.
"Где?".
"На улице. Дома, когда за нами пришли солдаты. Потом в лагере... другие солдаты, и еще...".
"Мне жаль" - перебил я её. "Не бойся, больше этого не будет, я тебе обещаю. Ты мне веришь?".
"Верю, господин комендант".
"Хорошо. Ты будешь моей горничной. Будешь убираться, накрывать на стол. Если ты, конечно, не против".
"Вы так добры ко мне, господин комендант, спасибо Вам. Но почему я? Я недостойна такого отношения. Есть девушки достойнее меня".
"У тебя вообще есть инстинкт самосохранения? Ты что, хочешь вернуться в лагерь, где ты будешь жить в грязи, и каждый день тебя будут насиловать по несколько раз? Зачем ты это говоришь?"
"Нет, я не хочу обратно в барак, простите меня, господин комендант" - опять заплакала она.
"Наконец-то я слышу адекватный ответ. Но не обольщайся, ты не привилегированная, просто в тебе есть что-то... особенное. Я не хочу, чтобы это втоптали в грязь. Поэтому ты и здесь".
"Конечно, господин комендант, я и не думала о таком".
"Хорошо. Сегодня тебе освободят комнату, спать будешь в ней. Отдыхай, я прослежу, чтобы комната была готова".
"Как скажете, господин комендант".
Я вышел на улицу, бывшая горничная под охраной солдата шла в барак для заключенных.
Ко мне шёл майор Шикльмайер.
"Герр Новилль, я бы хотел поговорить с Вами, если вы не против" - сказал он, подойдя.
"Да, конечно, пойдемте внутрь".
"Эта девушка там?".
"Да, а в чем дело?".
"Герр Новилль, я хотел поговорить о ней. Не нужно, чтобы наш разговор слушали посторонние".
"Хорошо, давайте поговорим здесь, в чем дело?".
"Герр Новилль, то, как вы выделяете одну из заключенных, негативно сказывает на Вашей репутации. Возникает прецедент, солдаты могут подумать, что Вы питаете к заключенным какие-то чувства, относитесь к ним как к равным нам. Это неприемлемо".
"Майор, Вы понимаете, о чем сейчас говорите, и в чем обвиняете меня? Вы сомневаетесь в том, что я поддерживаю линию фюрера? Я надеюсь, Вы отдаете себе отчет в том, что Вам, возможно, придется ответить за свои слова?"
"Герр Новилль, я не желаю Вам зла. Я хотел только предостеречь Вас. Со стороны это выглядит не очень хорошо".
"Майор, если кому-то недостает ума понять мои действия - это их проблемы. Я отдаю себе отчет в том, что делаю, и предупреждений мне не нужно. Я не глупый мальчик".
"Я рад, что мои опасения оказались напрасными. С Вашего разрешения, я уйду".
"Идите, я Вас не задерживаю" - я вернулся к себе.
Татьяна уже спала в кресле. Я укрыл её пледом, выключил свет и подошел к окну...
Поезд отъезжал от границы, начиналась Россия. Ехал я специально поездом, не хотелось лететь самолетом, поэтому доехав до Белоруссии на автобусе, купил билет на поезд и теперь еду. Остались позади хамоватые русские таможенники, у которых в глазах написана одна мысль на двоих: "заплати и езжай спокойно". Можно было конечно отключить их и забрать всю дань, собранную за сутки, не потому, что мне нужны деньги, а в воспитательных целях. Но не в моих обычаях проводить воспитательную работу, грандиозные планы по внедрению моральных ценностей в стране оставлю философам, для них это благодатная почва, во времена распутья, они плодятся как грибы после дождя. Вдруг кто-нибудь из них додумается до реально действующей идеи, интересно будет посмотреть. Будучи в XVIII веке в Пруссии, ходил я на несколько лекций известных, в то время философов. Оригинальные идеи у них были, подчас бредовые и утопичные, но определенно интересные. Никто, к счастью не решился их внедрять в жизнь, но послушать было интересно. Я даже подошел к одному из них после лекции, пригласил на ужин, чтобы больше узнать о его мыслях. Хельмут, так звали того философа был твердо уверен, что счастье человека в простоте. Животные счастливы потому, что довольствуются малым, утверждал он. Если у людей все отобрать, и оставить только самое необходимое для жизни, они будут счастливы. Закон возрастающих потребностей, на его взгляд следовало запретить и забыть, а стремиться к скромности. Мои доказательства, что не будь у человека стремления к лучшему, он бы дошел до животного состояния, и не было бы таких теоретиков, поняты, видимо не были. Определенный здравый смысл в его словах был, но слишком он все загонял в крайности.
Состав начал тормозить, показался какой-то городок, я сел поближе к окну. Город выглядел довольно убого, после европейских аккуратных и ухоженных домиков, облезшие 5-и этажки и кое-как побеленные домики выглядели не лучшим образом и нагоняли тоску. Я уже стал сомневаться в своем решении побывать в России. "Хотя, с другой стороны - увижу другую сторону жизни" - успокоил я себя и сел наблюдать за суетой на вокзале.
Напомнило мне это мое детство, когда я путешествовал по Европе, такая же суета уезжающих и приезжающих. Еще будучи обычным человеком, я много путешествовал. Отец, разбогател на торговле, но любил книжную науку, был эрудированным человеком и собирал библиотеку, по отзывам - возможно лучшую в Португалии. Поэтому вполне понятно, почему своему сыну он решил дать самое лучшее образование, и я поехал учиться в университеты Европы. Это решение изменило всю мою жизнь...
Поезд дернулся, притормаживая, я вернулся от воспоминаний к текущим событиям.
Надоело мне в Чехии, ностальгия по прошлому меня не мучила, чтобы любоваться архитектурой, хотя, надо признаться, сохранились здания хорошо, видно, что за ними ухаживали. И вот, еду я в эту странную страну, мечущуюся из одной крайности в другую. Последний раз я там был еще в конце XVIII века, когда Россия была еще царской. Помню, мне тогда не понравилось, что "светское общество" всеми силами пыталось быть похожими на французов, пряча национальные корни как можно глубже. Хотя, надо признаться, были люди, пытающиеся сохранить исконно русскую культуру, но их было слишком мало. Русским всегда кажется, что у соседа все лучше, чем у них, может быть поэтому и не получается у этого народа идти по своему пути. Часто я встречал среди интеллигенции мнение, что "если бы у нас было все как в Германии, мы бы жили припеваючи!", и это повальное увлечение французской модой и языком...
Я тогда подумал, "наверное, у немцев не возникает мыслей, что надо сделать всё как в России, и жизнь будет лучше, они делают так, чтобы стало лучше, делают по своему, медленно, но педантично, не пытаясь воспользоваться чужими методами. Как видим, получается, раз им завидуют".
Поезд остановился, люди начали заходить в вагон. В основном это были просто одетые люди с огромными сумками, их провожало много людей, все шумели, разговаривали, смеялись, прощались. Не вписывались в общую картину несколько командировочных, их было видно по деловому и уверенному виду, и портфелям в руках. И пара - девушка провожала парня. Они не замечали никого вокруг, просто стояли и ждали. Девушка стояла, положив голову на грудь парню, а он гладил её по голове и что-то шептал ей, мимо них пробегали люди, что то кричали, но для них не существовало никого в этом мире, кроме них. Существовали только он, она и бесконечность. И только когда проводник начал звать всех уезжающих в вагон и выгонять провожающих, они расстались. Он поцеловал её, сказал что-то успокаивающее, она грустно улыбнулась, и, отпустив его, смотрела, как он поднимается в вагон.
Солнце поднялось уже высоко, я закрыл шторы и лег...
...Сам не знаю, почему я решил учиться именно в Пруссии. Наверное, это судьба повела меня туда, ведь никаких особых достижений в науке немецкая профессура тогда не показывала. Какой-то внутренний голос тянул меня туда.
Приехав в Кёнигсберг, я остановился на квартире у относительно молодой вдовы, возраст я не спрашивал, на вид ей было лет 30-35. Её муж был офицером, и погиб на войне с поляками, с которыми воевала Пруссия несколько лет назад. Большого богатства он ей не оставил, поэтому Герта, так звали хозяйку, сдавала часть дома, в котором жила сама. Вместе с ней жила 15-и летняя дочь Анхен и 9-и летний сын Вальтер. Мне в то время только исполнилось 19 лет.
Я поселился в западной половине дома, заняв 2 комнаты. В восточной части жила Герта, там же жила служанка и находились гостиная и столовая. Дети жили на втором этаже.
Каждое утро запах кофе притягивал всех в столовую. Я умывался, одевался и выходил к столу к 8:00, Герта всегда была уже там, хозяйничая. После завтрака я отправлялся на лекции, приходил уже ближе к вечеру. Иногда заставал гостей, обычно это был пастор. Но они долго не засиживались, это считалось неприличным.
Поступив в университет, я окунулся в мир медицины, познавая тайны человеческого тела и попутно изучая теологию и философию, без которых не обходилось тогда никакое образование. В основном обучение было теоретическое, но когда был подходящий труп, его привозили к нам. И мы под руководством нашего наставника изучали строение человека уже на практике. Тогда бытовало мнение, что душа хранится в сердце человека и при смерти, через специальные каналы уходит из тела. Что это за каналы, и где они проходят, я так и не понял, да и мнения профессуры университета расходились. Каждый отстаивал свою точку зрения и приводил "железные" доводы в пользу своей теории.
Днем я находился в университете, а вечерами обычно был у себя в комнате, изучая философию и медицинские труды. Гулял я редко, а общался в основном в университете и с Гертой, хозяйкой дома. Герта была дочерью немца и испанки. Женщиной она была привлекательной и хотя одежда скрывала это, было видно, что фигура у неё ничуть не испорчена рождением детей, стройные ноги были видны из под платья, которое не могло скрыть аккуратную талию. Волосы были обычно собраны и убраны, но я видел несколько раз их распущенными, они спадали ей до плеч и были иссиня-черными, кожа была смуглой, глаза черными и большими. Она была совсем не похожа на немок, живших в городе, внешность свою она явно взяла от матери. Хотя образованные женщины в то время были большой редкостью, у неё был гибкий ум, по вечерам она читала книги из библиотеки мужа, а не вязала, как другие женщины. Пастор был желанным гостем в этом доме, я часто слышал, как он обсуждал с Гертой не только библию, но я ряд книг, которые вполне могли попасть в разряд еретических. В один из вечеров, мы сидели в столовой комнате и ужинали, за ужином разговорились, и Герта, уложив детей, вернулась в столовую, чтобы продолжить беседу. Поскольку ужин был закончен, мы взяли бутылку вина с бокалами и сели поближе к камину.
Не знаю, сколько времени мы разговаривали, мы успели выпить 2 бутылки и начали третью. Разговор шел уже на отвлеченные темы, голос у Герты стал тихим и волнующим, я видел как зрачки у неё, и без того большие расширились, дыхание стало глубоким. Я чувствовал странное ощущение в груди, в глазах у меня немного плыло. Не помню, как взял её за руку и притянул к себе. Распустив ей волосы, я поцеловал её в губы, переходя постепенно к шее. Она обвила мою шею руками и шептала на ухо слова, которые сводили с ума. Постепенно снимая с неё одежду, я целовал каждую часть её тела. Вскоре мы оказались на полу перед камином. В свете огня её тело казалось идеальным, четкие очертания, соблазнительные округлости, манящий взгляд... дьявол знал, как можно повлиять на мужчину. Наверное, Ева была похожа на Герту, видя её, я думал, что понимаю Адама, даже если он знал, что расплата последует - устоять такому соблазну невозможно. Оторваться друг от друга мы смогли только под утро, когда уже рассвело.
Одевшись, я ушел к себе. Не зная, как теперь жить в этом доме, мне казалось, что каждый раз, когда я буду видеть её, буду вспоминать об этой ночи. Тем не менее, собравшись с мыслями, я вышел к завтраку. Все были уже за столом. Анхен допивала кофе, а Вальтер судя по всему, как всегда не хотел есть и заставлял себя проглотить печенье. Мне было неловко смотреть на них, а Герта вела себя так, как будто ничего не было. Обычным голосом спросила, буду ли я завтракать и налила кофе. Я сел за стол, решив вести себя как обычно. Анхен на меня вообще не смотрела и ушла быстро, почти сразу, как я пришел. Вальтер вслед за ней спросил, можно ли ему пойти поиграть? Услышав положительный ответ, он радостно убежал во двор.
В комнате стало тихо, только часы стучали, отсчитывая секунды.
"Мне, наверное, стоит съехать из вашего дома?" - решился я прервать молчание..
Она с непонимание посмотрела на меня - "Почему?" - спросила она в ответ.
"Ты, наверное, не хочешь меня теперь видеть?".
"Ты из-за этой ночи? Ничего особенного не случилось, я не вижу, почему тебе надо менять дом, или я тебе теперь противна?".
"Ну что ты такое говоришь, мне как то не по себе теперь, такое чувство, как будто я тебя напоил и воспользовался моментом".
"Если тебе так не хочется вспоминать события прошлой ночи, просто забудь. Но я забывать не стану" - улыбнулась она. "И почему ты решил, что это ты меня напоил, а не я тебя?".
"Так это ты меня напоила?"
"Немного, но и ты меня слегка напоил. Признаем вину обоюдной и помилуем виновных" - засмеялась она.
"Я был пьян не вином, а тобой, а теперь страдаю похмельем, глядя на тебя. И только одно средство может помочь от него избавиться" - сказал я, подходя к ней...
Через 20 минут после происшествия на мосту, мы сидели в маленьком, пустом кафе. Катерина, так звали эту девушку, пила горячий кофе и на удивление спокойно рассказывала, что у неё рак, сегодня днем ей сказали результат анализа, единственные слова, что она запомнила: рак, неоперабельный, от 2 до 5 месяцев. С момента, как она услышала диагноз, весь день она просто ходила по городу как в тумане, не зная, куда пойти, и пыталась привыкнуть к мысли, что она практически труп...
Позже, когда я ехал с ней в такси (отпускать её одну я отказался категорически) она пообещала, что больше попыток суицида не будет, по крайней мере, в ближайшие 3 дня. Проводив её до дома, я поехал к себе в гостиницу со смешанными мыслями. Казалось, ничего хорошего не случилось, но я чувствовал, что депрессия, которая не проходила уже несколько лет сменяется забытыми чувствами. Какую то симпатию чувствовал я к этой девушке.
На следующий день я понял, что хочу её увидеть, и что немного волнуюсь, думая, жива ли она, не зря ли я её отпустил домой одну. И я поехал её проведать.
Через 2 недели, гуляя с неё по городу вечером, мы вышли к тому же мосту, на котором встретились.
"Пойдем отсюда, я не хочу тут быть" - попросила она. Я согласился, и мы пошли в сторону её дома.
"Поздно уже, я боюсь идти в темноте, в газетах пишут, в городе объявился маньяк, который убивает людей" сказала она.
"Странно слышать это от человека, который 2 недели назад хотел покончить с собой" - подумал я, но вслух сказал: "хорошо, давай вызовем такси". Домой мы доехали молча.
"Зачем ты приехал в наш город?", спросила меня она дома.
"Просто ехал мимо и решил задержаться", ответил я.
"А куда ты ехал?".
"Я просто ехал, без цели, я не знал куда ехать" - ответил я.
"Странно как то, не похож ты на человека, который бесцельно слоняется по свету", сказала она задумчиво.
"Может быть у меня есть цель, но я её еще не понял" - улыбнувшись ответил я.
"Как ты думаешь, зачем кому то убивать других людей?" - спросила Катя, глядя мне в глаза.
Я растерялся, "Не знаю, наверное, у всех свои причины", ответил я.
"Я, наверное, не смогла бы лишить другого жизни, а ты?" - спросила Катя сев в кресло.
"Зависит от обстоятельств, если для этого есть веские причины, смогу".
"А меня смог бы убить?".
"К чему эти вопросы, мне не нравится тема разговора" - раздраженно ответил я.
"Просто любопытство, мы почти не видимся днем, только вечером, ты не остаешься на ночь и ничего о себе не рассказываешь".
"Странное, какое-то любопытство, днем я занят, ночью сплю, а о себе я не рассказываю, потому что нечего рассказывать, а связи с убийствами я вообще не вижу".
Катя опустила глаза и замолчала. Разговор затух сам собой, и я ушел, обдумывая, к чему эти вопросы.
На следующий день я узнал, что Катю ночью увезли в больницу, ей стало очень плохо. Вечером я пришел к ней. Её было не узнать - кожа бледная до синевы, голос слабый, вся истыкана трубками. Поговорив с лечащим врачом, я узнал, что срок, который ей дали, оказался излишне оптимистичным, Раковые клетки проникли в печень и почки и она будет медленно угасать под аппаратом.
"Помочь её почкам мы можем, но печени нет" - прямо сказал врач. "Если вы знаете её родных, самое время звать их". Я молча кивнул и пошел к ней.
Она еще нашла в себе силы улыбнутся мне и спросить: "что, я стала пугалом, да?".
Я вдруг понял, что всю жизнь после той ночи, перевернувшей всё, я был одинок, но даже не осознавал этого. И теперь, поняв это, снова остаться один не смогу. Я попросил медсестру выйти, пообещав, что если Кате станет плохо, сразу её позову, сел рядом с кроватью и рассказал ей все о себе, прямо, и не приукрашая
Она долго молчала, пауза казалась вечностью, но к счастью, в момент, когда она смотрела на меня, я не видел в её глазах ужаса или отвращения, скорее это было удивление. Видимо она пыталась понять и разобраться, что она чувствует. Я не мешал ей, не каждый день слышишь такое.
Наконец, она решила заговорить...
"Ты правда хочешь, чтобы я жила?"- спросила она, глядя мне в глаза.
"Да, иначе меня бы здесь не было".
"Но мне придется убивать людей? Нет другого пути?".
"Не знаю, у меня другого пути нет. Но я единственный в своем роде. Испытания, после того, что я сделал с собой, я проводил, но результаты очень противоречивы. Со мной получилось так, возможно с тобой будет иначе, надеюсь, что будет иначе!".
"А если не будет? Я стану убийцей, буду убивать людей не задумываясь? Как маньяк!"
"Маньяк убивает ТОЛЬКО ради удовольствия, а у меня это неизбежность. Хищник убивает затем, чтобы выжить. Я похож на маньяка, получающего удовольствие от вида крови или страданий других? Если тебе жаль других людей, подумай обо мне. Если тебя не станет, что буду чувствовать я?"
"Я не знаю, я не могу решить так быстро, я не знаю, что меня ждет, какой я стану! Я устала, мне страшно" - она заплакала, но было видно, что она согласилась.
"Скоро все кончится, обещаю, я сделаю тебя здоровой и надеюсь, счастливой" прошептал я ей, взяв её на руки, и вынес из больницы, подальше от капельницы и аппарата, которые ей скоро будут не нужны. Хорошо, что на посту никого не было, медсестра куда то вышла, а доктора, наверное, спали, несоблюдение своих обязанностей спасло им жизнь.
Таксист с опаской поглядывал на странных пассажиров: мужчина, одетый в костюм и девушка, в строгом мужском черном пальто из под которого выглядывала больничная одежда. Пришлось наплести про аварию, что в больнице забрали окровавленную одежду, но травмы были не серьезными, и она попросила забрать её домой. Таксист удовлетворился рассказом, или сделал вид, что поверил. На всякий случай, мы вышли в соседнем дворе. Если таксист надумает вызвать милицию, сразу они нас не найдут. Убивать его при Кате я не хотел.
Дома я положил Катю на кровать и включил отопление на полную мощность. Катя была без сознания, пульс был слабый, вся холодная. Время поджимало, нужно было торопиться, отнимать жизнь я мог и умел, а вот возвращать её - нет. Да и вряд ли умение возвращать мертвых к жизни, в духе Стивена Кинга, было бы полезным.
Оставив её на кровати, я вышел на улицу и осмотрелся. Мне нужна была машина, ждать такси не было времени, в этот район ночью мало кто ездил на такси, все либо приезжали на своих автомобилях, либо их привозили личные водители. Недалеко от дома я увидел стоящую возле дома Audi, наверное, кто-то приехал в гости, раньше я её тут не видел. В машине сидели 2 парня, на вид - типичные представители сынков богатых родителей. Один из них, ерзал в кресле, вытирал пот со лба, и смотрел на часы..
"Синдром отмены, наверняка дозу ждут" - понял я,- "вы то, мне и нужны".
После того, как за несколько секунд кто-то выкинул их из машины, даже не поняв, что произошло, все возражения против моей "просьбы" одолжить на время машину, испарились. Я слышал, как их сердца бьются со скоростью, близкой к критической. Наркоман, даже забыл про ломку на время. Оставив их обдумывать произошедшее, я уехал в ближайшую больницу. Мне нужна была машина скорой помощи - с мониторами, инструментами и препаратами. Рисковать Катей я не мог. То, что мой опыт удался, и я стал тем, кем я стал - это была та случайность, которую люди называют чудом. Второй раз, "чуда" могло не получится, а я не восторженная религиозная фанатичка, исступленно верующая в то, что бог непременно ей поможет и спасет. Слишком много я видел такого, что навсегда избавило меня от веры.
Возле городской больницы стояло несколько машин скорой помощи, часть была старыми, видно, что на них отъездило уже не одно поколение медиков. Но было несколько машин нового образца, наверное, подарок больнице от зарубежных спонсоров. Такие же машины я видел в Европе, их комплектации мне было достаточно. Одна машина стояла незапертая и пустая. Наверное, водитель куда то отошел, и оставил дверь открытой, понадеявшись на то, что никому в 4 часа ночи не придет в голову угонять "скорую помощь". Даже ключи оставил в замке. "Надо бы поблагодарить его, его халатность оказалась как нельзя кстати, времени у меня было не так много, чтобы еще искать водителя и забирать у него ключи." - подумал я.
Сев в машину, я осторожно выехал со двора и, отъехав на пару километров - включил сирену и помчался обратно....
...Через неделю после первой нашей с Гертой ночи, я вышел из библиотеки, и решил погулять по улицам Кёнигсберга, обдумывал ситуацию. Смешанные у меня были чувства. Герта мне нравилась, и я не хотел отказываться от её любви. Но я чувствовал себя неловко перед Анхен и Вальтером. Они ничего не замечали, но я не знал, как себя буду вести, когда они узнают. Они относились ко мне по-разному.
Вальтер как к другу - рассказывал новости, делился впечатлениями от походов к морю и наблюдениями за кораблями в порту. Я помогал ему в математике, истории, рассказывал анатомию человека, основы химии.
Анхен же, уже превращалась в девушку, стройную, красивую и похожую на мать. Когда она смотрела на меня...взгляд был такой, как смотрела на меня Герта, перед тем, как снять с себя одежду. Если она узнает о наших отношениях с её матерью, наверное, это будет удар для неё. Видно было, что она смотрит на мужчин уже как женщина, а не как девочка. Да и мужчины смотрели на неё с желанием. Я старался отгонять от себя мысли насчет неё, но удавалось это с трудом. Я решил придерживаться хирургического принципа решения вопроса - решать вопросы по мере их поступления и не думать о том, что будет если.
По улицам ходили люди, мне интересно было наблюдать за ними, угадывать, кто они, что думают, куда идут. Женщина с корзиной, полной овощей наверняка идет с рынка, по лицу её видно, она обдумывает покупку, не прогадала ли она, торгуясь с продавцом, что лучше приготовить сегодня на ужин, когда придет муж.
Парень, пробежавший мимо, наверное, торопиться на службу, лицо его омрачено тем, что он опаздывает, а немцы очень не любят не пунктуальных людей, все у них по часам и правилам.
Девочка, стоящая у магазина кукол, мечтает о новой кукле, одежде для неё.
Походив еще немного по улицам, я пошел домой, приятная усталость чувствовалась в ногах, хотелось уже присесть и поужинать. Я ускорил шаг, примерно минут через 20 я уже подходил к дому. Уже стемнело, в окне был виден свет от свечей. В доме Герты темнота была не в почете. Вальтер побаивался темноты, Анхен любила смотреть на себя в зеркало при любом удобном случае, а Герта... Герта любила заниматься любовью при свете, чтобы видеть мои глаза, мое тело, и видеть, с каким желанием я смотрю на неё.
Подойдя к дому я постучал, Анхен посмотрела в окно и улыбнулась мне, "Вальт! Открой дверь - Элиас пришел!" - крикнула она.
Вальтер оторвался от солдатиков, в которых он играл, и побежал открывать мне дверь. "Привет, Элиас!" поприветствовал меня он. "Привет" - ответил я, заходя. Герта посмотрела на меня с легкой улыбкой, "Ужин почти готов, ты, наверное, проголодался?" - спросила она.
"Да, я с удовольствием поужинаю" - ответил я.
Пройдя в гостиную, я сел в кресло, в то самое где я сидел, когда мы пили вино с Гертой. Камин не горел, на улице было не холодно, и в доме было комфортно. На столике возле кресла лежала книга, которую читала Герта. Это была "Орлеанская девственница" Вольтера. Полистав немного книгу, я услышал, как кто-то вошел. Подняв от книги глаза, я увидел, что это Анхен. Она подошла и села в кресло рядом.
"Где ты был столько времени?" - спросила она.
"Решил погулять по городу".