Все произошло как-то внезапно. Питера начало тошнить. Не от несвежей ветчины съеденной на завтрак или тухлых устриц, а от людей. Нет, конечно, окружающие раздражали его и раньше, но чувство физического отвращения, когда рот наполняется солоноватой жидкостью и к горлу подкатывает противный липкий ком, появилось в начале недели.
Дело давно шло к этому. Сначала начали раздражать знакомые. Люди, которые вспоминают, как тебя зовут только по большим праздникам, кружились вокруг и задавали бестолковые вопросы. Они сбивали его с толку, крали время и криво ухмылялись за спиной. Но постепенно они исчезали один за другим.
Дольше всех продержался Арни. Веселый и забавный он умел рассмешить Питера, болтать с ним о всякой ерунде за кружкой холодного пива в пабе.
Мир стремительно уменьшался. Он скукоживался, отсекая все ненужное и наносное. Песок лишнего сдувался ветром вечности. Питер пил чай на кухне и смотрел на темное окно. Но там не было ничего, кроме бетонной стены соседнего дома и ярких золотых квадратов, за которыми скрывались такие же любители чая.
Пропадали друзья. Их шаги стихали в темных переулках, подъездах, у входных дверей. Они были своими, родными, испытанными трудностями и невзгодами. Но они таяли как дым и утренний туман, превращаясь в воспоминания, часто очень горькие. Его стало раздражать их превращение во что-то другое, отличное от тех людей, с которыми Питер учился в университете, ездил на рыбалку, отмечал день рождения.
Все происходило так постепенно и незаметно, это были просто капли недовольства, они были так малы и незначительны, но смогли образовать то чувство раздражения, что плескалось внутри.
Питер часто вспоминал детство. Тогда все было просто и ясно. Его ждал целый неизведанный мир, полный открытий и мест, где непременно нужно было побывать. Как не ощущать себя первооткрывателем неизведанного, пробираясь через камыши на старенькой лодке, в которой под скамейкой лежат удочки с яркими поплавками. Куда делись те эмоции, что он испытывал при возвращении домой, с гордостью рассказывая маме о своих приключениях.
У него был дом. Место, где можно спрятаться от внешнего мира и отдохнуть, не думая ни о чем.
Затем пришлось расстаться с девушкой. Невыносимо больно было осознавать, что это неизбежно. Жажда одиночества оглушала и требовала новых жертв. И он пошел на это, хотя понимал, что Катерина лучшее, что у него было в жизни. В ушах до сих пор раздавались горькие слова, которые они наговорили друг другу. Как он был бы счастлив остаться с ней, но трещина, которая пролегла между ним и окружающим миром неумолимо расширялась. Сначала она была похожа на небольшую канавку, потом на ров, а потом превратилась в пролив разделивший материк остального мира и островок его одиночества.
Но Катерину он вспоминал, хотя забыл, как она выглядит. Только обрывочные образы вертелись в голове. Растрепанные волосы на подушке, запах кофе, который она заваривала по утрам, ее смех. Последнего не хватало больше всего. Своим смехом и весельем она разгоняла сгущавшиеся над их отношениями тучи, и он наслаждался каждой нотой звучавшей в ее голосе.
Когда он, наконец, остался один, то думал, что все кончится. Квартира превратилась в тот оазис, к которому он стремился через пустыню дня. Никакого телефона или Интернета, никаких связей с той действительность, что хотела засосать его обратно.
Люди перерастали для него существовать, превратившись в неразличимую массу, пылевое облако, переносимое ветром транспорта с места на место. Он поменял работу и устроился туда, где никого не знал и не планировал узнать. Все было неплохо. Но его внезапно начало тошнить.
Питер влетел в квартиру и захлопнул за собой дверь. Но этот звук больше не успокаивал его и не означал надежности и уверенности в способности пережить еще один вечер. Реальность долго преследовала его и все-таки догнала, загнав в угол, лишая последнего шанса. Он слышал звуки музыки, гудки автомобилей, радостные крики прохожего, увидевшего своего знакомого.
Питер сел в кресло, стоявшее напротив старого зеркала в массивной деревянной раме. Оно было старше Питера лет на сто и досталось ему от прадедушки. Это зеркало было единственной вещью, которую он не выбросил из своих старых вещей. В детстве он так любил смотреть в него в сумерках и представлять таинственные миры, которые скрываются за этим напылением. Иногда ему казалось, что какие-то смутные тени шевелятся в глубине, ему становилось страшно, но следующий вечер заставал его у зеркала снова.
Он сидел и вспоминал о своем детстве, когда в зеркале что-то отчетливо задвигалось, словно пробираясь к самому краю. Питер затряс головой, пытаясь стряхнуть внезапно навалившуюся, как он думал, дремоту, но движение не прекращалось. И вот у самого края зеркала стояла точная копия Питера и немного саркастично улыбалась, глядя на него.
Любой бы подумал, что он сошел с ума и попытался разбить зеркало или свою голову, в зависимости от темперамента. Но Питер давно понимал, что с ним далеко не все в порядке и наличие еще одного симптома не показалось ему чем-то из ряда вон выходящим. Во всяком случае, до тех пор, пока другой он не заговорил.
- Здравствуй, Питер.
- Здравствуй, - он замялся, не совсем понимая как обращаться к собеседнику.
Двойник негромко засмеялся, словно наслаждаясь его смущением, и сказал:
- В сущности, я тоже Питер, так что не стесняйся называть меня именно так. Для удобства, конечно, можно придумать что-то вроде Питер-один и Питер-два, но предлагаю не тратить время на такую ерунду.
Питер молча смотрел, ожидая, что зеркальный Питер скажет дальше. Тот удивленно приподнял бровь:
- А как же куча вопросов? Впрочем, я вряд ли бы заговорил с тобой, если бы ты еще мог удивляться. Поэтому давай сразу к делу.
Питер согласно кивнул.
- У меня к тебе небольшое, вернее большое и важное предложение. Как я понимаю, ты уже не хочешь, вернее не можешь жить как раньше. Ну а у меня возникли свои трудности, так что я предлагаю тебе обмен. Я займу твое место и спасу от твоих фобий, да еще и подарю целый мир, где ты сможешь наслаждаться одиночеством.
Двойник хочет занять его место, Питер содрогнулся, подумав об этом. И решительно замотал головой, собираясь отказать жителю зазеркалья в его претензиях.
- Подожди, - тот упреждающе вскинул руки, - подумай сам, ты уже не можешь, да и, скорее всего, не сможешь никогда принять свой мир. Представь, как ты завтра выйдешь из дома.
Питера тут же затошнило. Он резко сглотнул.
- Вот видишь, а это только начало. Брось, когда я увидел тебя в детстве, то уже тогда понял к чему ты придешь. А я предлагаю тебе решить твою проблему.
Питер знал, что в словах двойника таится подвох, да и что за проблемы тот испытывал. Но его захлестывал страх и он решился.
- Я согласен, - твердо произнес он.
- Вот и хорошо, протяни руку.
Они вытянули руки навстречу друг другу и мир начал меняться. Переливаясь и мерцая, незнакомец проходил через зеркало, а Питер погружался в темноту отражений.
Все закончилось быстро. Питер, вылезший из зеркала, придирчиво осмотрел свой костюм и смахнул несколько пылинок. Питер, погрузившийся в зеркало, растерянно осматривался. Внутри зеркала все было очень похоже и все же по-другому.
- О бойся Бармаглота, сын, - пробормотал он и улыбнулся впервые за долгое время. Впервые за долгое время он ощутил себя свободным и решительно направился к двери.
Питер с этой стороны зеркала, осматривал кухню, когда услышал крик и лишь печально улыбнулся и несколько напыщенно произнес:
- Сarpe diem.
После этих слов он начал листать записную книжку.
Друзья в один голос твердили, что Питер внезапно изменился, забыл свою придурь и с ним стало весело проводить время. Он стал рубахой-парнем и душой компании. Он даже пытался вернуть Катерину и попросил общих друзей устроить им встречу. Она вначале лучилась счастьем, но внезапно пристально взглянула ему в глаза и выбежала из комнаты, предварительно влепив ему пощечину. Он перевел все в шутку, но больше не искал встреч. Она плакала всю ночь и пугала родных своим бледным и несчастным видом, а через несколько дней пропала, но никто так и не узнал, что же с ней произошло.