|
|
||
Лекция 11. Коммунитаризм
Коммунитаризм - это философское течение, получившее распространение в 80-90-х гг. ХХ века как критика либерализма ролзовского типа, ролзовской либеральной теории справедливости. Основые представители коммунитаризма: Майкл Сэндел, Аласдер Макинтайр, Чарльз Тейлор, Майкл Уолцер, Амитай Этциони. Согласно базовой мысли коммунитаризма справедливое общественное устройство не может рассматриваться как то, с которым согласны все затронутые индивиды или которое равным образом учитывает интересы затронутых индивидов, поскольку само понятие не зависящего от общества индивида слишком абстрактно и не соответствует действительности. Коммунитаристы утверждают, что любой человек является продуктом общества, поэтому его ценности, интересы и воззрения предопределены обществом. Человек укоренен в конкретном месте, времени и культуре. Не бывает полностью изолированного от общества индивида. Человек это всегда чей-то сын или дочь, друг или враг, гражданин какого-то государства и так далее. А это значит, что нет смысла спрашивать, в чем состоит интерес такого индивида безотносительно интереса общества. Но если так, то не следует гипертрофировать свободу от общества и даже равенство индивидов. Возможно, в триаде свобода-равенство-братство ключевым идеалом является братство, то есть общность! В общем и целом получается, что коммунитаризм противостоит индивидуализму. Проблема с этой позицией вот в чем. Если не существует изолированного от общества индивида, то это значит лишь то, что попытки вывести теорию справедливости из некой гипотетической ситуации общественного договора или "исходного положения", как у Ролза, сомнительны. Но следует ли из тезиса коммунитаристов о связи индивида и общества нечто большее, чем критика теории общественного договора? В этом большой вопрос. (На самом деле даже и критика теории общественного договора не полностью убедительна. Ведь можно представить себе некие базовые потребности человека, которые заданы биологией, а не социумом, и можно представить себе способности суждения (абстрактного мышления), речи и планирования, которые, хотя и вырабатываются в обществе, но всё же универсальны для любых социализированных индивидов. Короче говоря, существуют характеристики личности, не связанные с конкретным обществом. А значит, на самом деле мы, вероятно, всё-таки можем помыслить неких абстрактных индивидов, не связанных с конкретной культурной средой, и договаривающихся о принципах социального устройства в некой гипотетической ситуации. Тем более что либералы, такие как Ролз, ставящие во главу угла индивида, вполне открыто признают, что они имеют в виду вполне определенного индивида, а именно стремящегося к автономии, поскольку именно защита индивидуальной автономии есть задача справедливости). Допустим, мы примем аргумент коммунитаристов, и согласимся, что никакого обсуждения принципов социального устройства в гипотетической ситуации быть не может. Но ведь это не значит, что не нужно учитывать интересы, ценности и воззрения реальных индивидов! И это не значит, что некие культурные ценности и традиции мы должны ставить выше этих реальных индивидов. Короче говоря, из того, что человек формируется социумом, еще не следует, что интересы общества первичны по отношению к интересам индивидов, а общество ценнее индивидов, из которых оно состоит. На самом деле может быть как раз наоборот - общество ценно лишь постольку, поскольку оно приносит пользу членам этого общества. Оно не ценно само по себе! Здесь дело вот в чем. Действительно, личность не мыслима вне общества. Но и общество не мыслимо без личностей! Общество влияет на нас. Но и мы влияем на общество. Вопрос тут не в том, кто на кого больше влияет, а в том, что для нас более ценно. И вопрос о ценности на самом деле не зависит от вопроса о фактическом влиянии. Если мы рассматриваем человека как высшую ценность, то мы признаем, что общество должно служить людям, а люди служат обществу лишь постольку, поскольку общество, так скажем, полезно для его членов. Человек самоценен, даже если бесполезен. Общество ценно лишь потому, что служит своим членам. Так вот если мы примем эту ценностную позицию, то не может быть никаких "интересов общества", из-за которых одни индивиды приносятся в жертву другим, дискриминируются, преследуются за свою веру и так далее. Справедливость не есть нечто, не отвечающее интересам реальных, а не абстрактных, индивидов. Отсюда, кстати, и этика дискурса Хабермаса, которая пытается найти золотую середину между абстрактными индивидами (у Ролза) и приматом общества (у коммунитаристов). По Хабермасу, справедливость - это то, на что согласились все затронутые реальные индивиды. Правда, у этики дискурса есть свои слабости, но это уже тема отдельного разговора. Во всяком случае, здесь можно сказать, что коммунитаристы критикуют позицию, согласно которой для возникновения у человека обязательства перед другими людьми всегда требуется его согласие. Отсюда и критика понимания справедливости как общественного договора. Обязательства, говорят коммунитаристы, могут возникать также из членства. У нас есть обязательства перед своими родителями, хотя мы родителей не выбираем. У нас есть обязательства перед согражданами, хотя мы не выбираем, в какой стране родиться, и по большому счету не выбираем с кем именно вместе жить в одной стране. Поэтому, если и учитывать интересы реальных индивидов, то, по всей видимости, не через конструкцию договора. Интерес индивида - это одно, а согласие индивида - это другое. Согласие учитывается не всегда. Коммунитаристы показали, что обязательства возникают не только из согласия, но и из членства (но тогда и права тоже, а не только обязанности! - на этот аспект коммунитаристы обращали меньшее внимание, но он разумеется сам собой). Таким образом, если Ролз исходит из согласия абстрактных индивидов, а Хабермас из согласия реальных индивидов, то коммунитаристы не хотят превозносить ни согласие (отсюда и критика теории общественного договора в любом варианте) ни абстрактных индивидов (ориентируясь скорее на реальных индивидов). Но проблема коммунитаристов состоит в том, что порой они склонны превозносить "интересы общества" над интересами реальных индивидов (отсюда и термин "коммунитаризм", акцентирующий внимание на общем, а не частном). Кроме того, коммунитаристы обращают внимание на значимость некой общей идентичности для нормального функционирования общества, на значимость гражданских добродетелей, социальных связей и так далее. То есть на некие общие нормы и устои. Но опять же, почему эти общие нормы и устои важны? Не потому ли, что они служат, в конечном счете, индивидам? Основная проблема, которая возникает с коммунитаризмом - это опасность доминирования целого над частью, своего рода диктат Большого Брата. Что, если какой-то человек не согласен с теми нормами, которые приняты в его обществе, и считает свои интересы несправедливо нарушенными со стороны большинства? И что если часть членов общества уже не считает существующую традицию и культуру достойной сохранения? Как мы можем разрешить подобные конфликты? По всей видимости, мы должны принять во внимание, что хотя (вопреки Ролзу) любое общество вынуждено защищать некоторую минимальную общую для всех концепцию блага, но всё же (теперь уже в соответствии с Ролзом), должны существовать некоторые минимальные права и свободы, на которые эта концепция блага не вправе покушаться. И действительно, большинство коммунитаристов признает идею прав человека, и не призывают защищать существующие устои и традиции во что бы то ни стало. К чему же тогда сводится коммунитаризм? К тому, что для устойчивого функционирования общества важны общие для всех гражданские добродетели, важно чувство общности и привязанности, важны социальные связи, социальный капитал и так далее. Но это не должно приводить к дискриминации, нарушению прав человека и так далее. А значит, философская основа у коммунитаристов по-прежнему индивидуалистична. Они лишь напоминают, что для того, чтобы защитить интересы индивидов, надо содействовать целому, то есть обществу (причем на разных уровнях, в том числе путем поддержки локальных сообществ), но делать это именно ради индивидов, а не общества или самого по себе, т.е. не ради какого-то диктатора, не ради доминирования одного класса, не ради абстрактных идей, не разделяемых членами общества. Можно сказать, что коммунитаристы преодолевают крайности либерализма. Они говорят: нельзя просто дать людям набор прав, который позволил бы людям свободно реализовывать свои цели. Недостаточно просто установить обязанность каждого не причинять вред другим (мол, у каждого есть набор прав, и мы должны реализовывать свои права, не нарушая аналогичные права других людей). Более того, если мы будем проводить политику, направленную на формирование уважения к этому базовому набору прав, и возложим на каждого некоторые общие обязанности, необходимые для защиты основных прав, этого всё равно мало, говорят коммунитаристы. Должны быть еще и обязанности служения некоторой общей идее, иначе ничего не выйдет, институты развалятся, права будут нарушаться, произойдет дезинтеграция общества. К тому же, самореализация, исполнение своего предназначения, следование смыслу жизни каждым из индивидов на самом деле предполагает ориентацию на других, стремление заслужить признание с их стороны. Поэтому по большому счету нельзя просто оставить каждого индивида в покое, и дать ему жить так, как он хочет. Ведь если индивид хочет самореализоваться и самосовершенствоваться, то он нуждается в обществе. Я бы сказал, что коммунитаристы, как и либералы, признают высшей ценностью индивида (и равенство индивидов), хотя и склонны превозносить общество как таковое. Но в отличие от либералов коммунитаристы показывают, что защищать эту ценность нужно не так, как либералы, не через полную нейтральность к тому, какой жизнью живут индивиды, и не через максимизацию их свобод. Правительство не может быть полностью нейтральным по отношению к тем целям и ценностям, которых придерживаются индивиды, а индивиды не могут быть ограничены лишь минимальным набором прав других индивидов. И вот тут ключевой вопрос: если мы ставим во главу угла индивида, относимся к индивидам с равной заботой и уважением, то как вообще возможно навязывать им общие ценности? Тут три момента. Во-первых, общие ценности не должны противоречить неким базовым правам человека, универсальным правилам справедливости. С этим коммунитаристы не спорят. Правда, некоторые из них считают, что права человека могут быть обоснованы лишь внутрикультурно, а не надкультурно. И я бы сказал, что тут у коммунитаристов проблема, потому что они впадают в моральный релятивизм. Нет подлинной защиты от Большого Брата, от несправедливых культурных практик, если права человека относительны и сами поставлены в зависимость от культуры. Тем не менее, отметим, что большинство коммунитаристов уважают права человека, и по всей видимости, считают их бесспорными. Во-вторых, если мы действительно хотим обеспечить социальное единство, то общие ценности должны вырабатываться в диалоге и дискуссии, а также через какие-то общественные практики (будь то выборы или субботники, праздники, обычаи, традиции и ритуалы, местное самоуправление и членство в общественных организациях), через установление новых социальных связей и через институты социализации. А это уже подразумевает, что людям нужно обеспечить соответствующие права и возможности! Люди должны иметь право вступить в диалог, право на уважение со стороны других членов общества и так далее. Короче говоря, свобода и равенство как минимум в какой-то части не менее значимы, чем солидарность и братство. Правда, если коммунитаристы считают, что права и обязанности возникают не только из согласия, то, по всей видимости, полного согласия членов общества по результатам диалога они не требуют. Отсюда, и это уже третий аспект, мы можем спросить: что если по результатам дискуссии и в ходе осмысления общих практик люди не приходят к единому мнению? Тут я должен предупредить, что уже скорее домысливаю коммунитаристов, потому что их собственная позиция по данному вопросу весьма неопределенна. Так вот, в данной ситуации, когда нет согласия, следует, по-видимому, ориентироваться на большинство. А если меньшинство активно сопротивляется, и компромисс невозможен, то, по всей видимости, нужно предоставить этому меньшинству некоторую автономию, в рамках которой оно само окажется большинством. Потому что только так возможна социальная стабильность. Суть даже не в количестве, не в большинстве и меньшинстве в буквальном смысле, а именно в стабильности. Нужно избегать такого принудительного навязывания ценностей, которое разрушит те положительные следствия, ради которых мы и пытаемся сформировать общие ценности. Принуждение не может создать подлинное сообщество. Но и полное согласие в области ценностей не достижимо. Поэтому золотая середина - уважение к мнению меньшинств, но ориентация всё-таки на устойчивое большинство. Я думаю, эти соображения, по крайней мере, не противоречат коммунитаристскому подходу. Но еще я думаю, что без принятия базовых прав человека, которые имеют надкультурную значимость, этих соображений недостаточно. В итоге получается, что защищаемое коммунитаристами братство - это важно, но оно не должно возвышаться над свободной равенством. В заключение хочется сказать следующее. Подобно утилитаризму, коммунитаризм как минимум отчасти представляет собой некорректную экстраполяцию личностных идеалов на социальную сферу. Утилитаризм исходит из того, что каждый из нас стремиться к пользе и хочет избегать страданий. И поэтому он провозглашает высшим принципом справедливости формулу "наибольшее счастье наибольшего числа людей". Но проблема в том, что хотя каждый стремится к удовольствиям, справедливость - это скорее вопрос о том, как соотнести эти стремления различных людей, как урегулировать конфликты, когда удовольствие одного достигается через страдание другого. И поэтому когда мы жертвуем счастьем меньшинства ради счастья большинства, это не вполне убедительная концепция справедливости. То же самое касается и коммунитаризма. Коммунитаризм исходит из того, что каждый из нас имеет собственное представление о том, как прожить жизни, к каким целям стремиться, каким человеком быть, в чем смысл и предназначение человека. Это так называемые сильные этические предпочтения. Но проблема в том, что хотя каждый хочет достигнуть своего идеала, справедливость - это скорее вопрос о том, как соотнести эти различные представления о достойной жизни, как сделать так, чтобы дать каждому возможность жить так, как он хочет. И поэтому попытка навязать некоторый образ жизни каждому (а навязывание неизбежно, потому что полного согласия каждого достичь нереально, к тому же не ясно, кто имеет право на мнение, и как агрегировать различные мнения) - это не вполне убедительная концепция справедливости. Вот почему коммунитаристы всегда оглядывались на права человека, некоторые универсальные правила и так далее. Если мы говорим об убедительной теории справедливости, то она, по всей видимости, должна исходить не из утилитаризма, и не из защищаемой коммунитаристами этики добродетелей, которая вслед за Аристотелем ставит во главу угла некие общие цели сообщества, а из этики правил. Этика правил, или деонтология, часто ассоциируется с Кантом. Ее узкий смысл в том, что важны не последствия действий, а то, соответствуют ли они некоторому универсальному принципу. Но можно понимать этику правил несколько шире. И тогда она состоит в том, что важны не индивидуальные удовольствия и не индивидуальные представления о достойной жизни, а универсальное правило их соотнесения. Но что это за правило? Сторонники естественного права пытались вывести такое правило из природы. У них ничего не получилось. Кант пытался вывести такое правило априори из человеческого разума как такового. Его выводы тоже сомнительны: ему не удалось показать, что некоторые правила поведения самопротиворечивы, а потому неверны. Неокантианцы следовали Канту, и по сути признавали, что высший принцип должного, идеал справедливости, является непосредственно очевидным, априорным. Но что если для кого-то этот идеал не очевиден? Неокантианцам было бы сложно что-то возразить такому человеку. Возможно, выходом могло бы стать обращение к Гегелю, и понимание справедливости в соответствии с текущим состоянием развития общества и человечества в целом. По крайней мере, в этом есть что-то объективное. Но и тут есть свои проблемы, ведь должна быть какая-то основа для критики существующих общепринятых устоев как несправедливых, а не только восприятие этих устоев как идеала справедливости. Тогда авторы типа Ролза и Хабермаса попытались обосновать универсальную этику в русле общественного договора. Сегодня у них все еще много сторонников, хотя понимание справедливости как договора также не идеально. Так или иначе, я думаю, что утилитаризм и коммунитаризм - это два примера, которые не учитывают, что справедливость представляет собой именно универсальное правило сопоставления различных стремлений и урегулирования их конфликта, а не защиту одних стремлений в ущерб другим. И хотя справедливость может допускать защиту неких общих представлений о благе, о достойной жизни, или способствовать росту благосостояния, но сама по себе к этим целям не сводится. Вот почему и утилитаризм, и коммунитаризм на самом деле хотят предложить какое-то этическое правило, но предлагают неверное. В частности, неправильно считать, что справедливость тождественна некой единой для всего общества концепции блага, общей для всех цели существования, и уж тем более утверждать, что у человека есть некий объективный телос, т.е. объективное предназначение, обязательное для всех.
- Комментарии: 1, последний от 10/12/2022.
- © Copyright Шавеко Николай Александрович
- Размещен: 10/12/2022, изменен: 17/04/2023. 18k. Статистика.
- Эссе: Политика
Связаться с программистом сайта.