Аннотация: Этот рассказ не входит, на самом деле, в цикл, хотя дело и происходит в Ютте. А по жанру это скорее детский детектив, а не фентези.
Милорд потерял кольцо
Сегодня у нас переполох - у папы пропало кольцо. Пропало оно вчера, а спохватились только сегодня. Колечко не какое-нибудь, а старинное, что от деда Эрнана осталось. Ну, который в Андалан плавал и сильно там разбогател. Чем и живем.
Я деда помню, еще застала. Здоровенный, вся морда седой щетиной заросла, носище баклажаном свисает, а глаза как синие бусины. И спереди зубов нету. Я его боялась до визга. Мама рассказывала, что только он меня на руки возьмет и улыбнется - я в крик. Вот стали у меня молочные зубы выпадать, так я, помню, перед зеркалом страдала и все ждала, когда щетина полезет.
Помирая, дед каждому чего-то подарил. Мы тогда в Ютте жили, в городском доме. И папа служил в замке у лорда Элспены. Поместье "Андаланские львы" нам перешло, когда умер дядя Ланс, папин старший брат. Вот как Маретта родилась, наша младшая сестричка, так мы сюда, в поместье, и переехали.
Я запомнила этот год, много всякого случилось - и хорошего, и плохого. Из хорошего - поместье и маленькая Маретта. А из плохого - померли дядя Ланс и Мира, дочка моей кормилицы. Только дядя себе шею свернул на охоте, а Мира чем-то потравилась. Миру было жалко, а дядю - нет, я его никогда и не видала.
У деда Эрнана целая шкатулка добра всякого была. Вот эта шкатулка мне и досталась. Правда, пустая. Папе - кольцо с огромадным рубином, а маме - жемчужное ожерелье. Длинное, мне пять раз вокруг пояса обмотаться. На нем еще замочек золотой, под кулоном в виде кораблика с парусами. А паруса из меленьких жемчужинок выложены. Мама сказала, что это корабль Бракены. Лива получила два браслета, только мужских, отчего сестрица долго ревела у себя в комнате. Радовалась бы - вон, Маретте вообще ничего не досталось, опоздала рождаться.
Моя шкатулка красивая: костяная, и резная вся. Можно долго сидеть и разглядывать эти кружавчики. Не простые кружева, а картинки. Тут тебе и дом, и люди, и деревья, и зверушки всякие. Даже мыши из травы выглядывают. Хорошая шкатулка, жаль только, что пустая. Я там буду хранить любовные письма и всякие ненужные штуки, что женихи подарят. Как Лива. Только Ливе уже пятнадцать, и женихов у нее завались, целых два. Хоть у нее и рот как у жабы - от уха до уха. Я, когда злюсь, всегда ее жабой обзываю. А она в ответ дразнит меня Рыня-дыня. А я отвечаю, что дыни все любят, а от жаб плюются. Но она взрослая жаба, а мне пока одиннадцать, и в женихи подходит разве что Дарька Таркалан, который у папы в пажах. Он младший братец нашего соседа, лорда Нолана. Дарьке всего семь, и он дурак.
Можно, конечно, записать в женихи Тугу, мы с ним дружим. Но я - дочка нобиля, а он - простец, и мне не пара. Так мама сказала, когда я спросила, почему Тугу не взяли с нами в Ютт, на турнир. Но тогда я совсем маленькой была и думала, что молочный брат - это как родной.
А пока у меня в шкатулке только красивый лоскуток, который я нашла на чердаке среди старых гобеленов, одна архента и подаренные Ливой бусы из кораллов. Тоже мне, подарок! Эти бусы леди Флавен прислала маме на День Цветения. Мама передарила кораллы Ливе, а сестрица не захотела их носить. На тебе, Рыня, что мне противно! Я ей так и сказала. Лива губы надула и ответила, что настоящая леди должна принимать подарки с благодарностью. Повезло тебе, говорю, что есть я - можно дарить всякую ерунду, которая не нравится! Лучше отдай мне сэна Риго, он тебе не пара. Лива нахмурилась и спросила: отчего он мне не пара? А оттого, говорю, что нобили на жабах только в сказках женятся.
Риго Флавена, младшего лорда Альмандина, каждая себе захочет! Он красивый и смуглый, не какая-нибудь бледная моль вроде Дарьки, и у него локоны - цвета граната - до середины спины. Старый он, правда, как папа. Зато дареная кровь. Вон, лорду Нолану всего девятнадцать, а кому он сдался, хоть и молодой?
Сэн Риго на турнирах побеждает часто, вот и выбрал бы себе какую-нибудь королеву любви и красоты. Я один раз турнир видела. Нет, я не надеялась, конечно, что меня выберут в эти королевы. Не хотела просто. Зачем оно мне надо? Вот нисколечко не хотела!
На свой день рождения Лива просила, чтоб папа тоже турнир устроил. А он только рукой махнул. Конечно, кому на том турнире сражаться? Папа меча в руки не брал с тех пор, как мы переехали в поместье. Бревольд, наш единственный рыцарь - дедушкино наследство - уже старый. Его все так и называют - Старый Сэн, почти в одно слово. Я когда в первый раз услыхала, то решила, что это имя такое - Старсен. Он долго смеялся, а потом объяснил, что сэн - значит "рыцарь", а старый - это старый и есть. А еще Бревольд слепой как крот. Хотя по виду и не отгадаешь - ходит твердо и уверенно, и голову держит высоко. Говорит, что знает каждый камень в "Андаланских львах". Но на турнире дерутся-то не с камнями...
Остаются дядя Лагаш, папин младший брат, и лорд Нолан Таркалан. И, конечно, сэн Риго. Ну, какой это турнир на троих? Тем более, что королева - ясно кто получается. А если ясно, то нечего и мечи тупить. Я так думаю.
Мама потом Ливе рассказывала, как это хлопотно и накладно. А подлый Дарька заявил, что турниры только Высокие лорды объявляют, а не какие-нибудь занюханные Шари. А я сказала: ну и вали к своим Высоким лордам! И для порядку в ухо дала. Ишь, лорд выискался, блоха соседская. У его брата даже усадьбы нет, одна башня. А земель - три села, два двора.
Дарька меня за косу, а я ему в нос! Пока нас растаскивали, я успела еще и плюнуть ему на макушку. Меня потом на полдня в комнате заперли. Ну, заперли - не страшно, а вот что заставили Реестр повторять - это уже серьезно. Сидела я и никак не могла заглавие до конца выговорить: "Реестр домов Благословенной крови, именуемой тако же Дареной, каковая была ниспослана Господом Богом Нашим через чудо Святой Невены Высоким лордам Лавенгам, Макабринам, Арвелям, Маренгам, Флавенам..." На этом месте мне начинал мерещиться Риго Флавен, и я сбивалась.
Хуже зубрежки только танцы. Хорошо, что все думают, будто танцы - это развлечение. Если бы меня в наказание заставляли танцевать, я б из дому сбежала. Как принцесса Летта. Правда, принцесса сбежала потому, что ее хотели выдать замуж за нелюбимого. Но, по-моему, танцевать - все равно, что жить с дураком каким-нибудь, вроде Дарьки. Особенно когда мама все время хлопает ладонью по спине и твердит: "Выпрямись! Не сутулься!".
Так что день рождения Ливы решили справлять, как нормальные люди - гости, пир, охота и прочие скучные увеселения. Гости съехались быстро, дня за три, да и сколько тех гостей? Нолан Таркалан - дарькин братец, он же первый жених Ливы, дядя Лагаш и Мелан Кресель - папин банкир. Он - прокурадор юттского банка, и следит за папиными деньгами.
А сэна Риго, второго жениха Ливы, мы давно ждали. Сперва на Остару, потом - на Бельтайн. Мама даже письмо ему писала. Но он приехал только вчера, на ночь глядя, когда все уже поужинали.
Жаль, Маретты не было, ее весной в монастырь отправили учиться. Когда провожали сестру, она больше всего рыдала не за нами, а за Шнурком. Это ее кот - белый, с черным хвостом. За этот хвост Маретта его и назвала Шнурком. Лезет в бричку и воет: "Шнуро-о-ок!". Невенитка не поняла, думала, что у Марьки что-то там на платье развязалось. Я ей объяснила, дернула же нечистая за язык! Монашка обрадовалась, сказала, что кошечку можно взять. Тут уже я заревела во весь голос: "Шнуро-о-ок!". Хорошо, папа рявкнул на возницу, да они и поехали. Мне Туга потом долго поминал этого Шнурка.
* * *
Вчера был пир. Все пили за здравие Ливы, а я объелась пирожными с кремом. Да так объелась, что сил нет описать. Сижу, отдуваюсь и стараюсь не смотреть на стол. А тут, как назло, Нолан-таракан спрашивает: хотите ли еще пирожное, леди Эрнана? И сует мне под нос блюдо с целой горой этих пирожных. Я рот зажала и вылетела из-за стола. Мама потом меня выговаривала. А я спросила: что, лучше, если б меня стошнило прямо в блюдо? Она только головой покачала. Но я пообещала, что извинюсь перед Ноланом. Мне не трудно. Главное - маму не расстраивать. Она на сносях. Ждем, когда же братик родится. Больше всех папа переживает. Конечно, хочет наследника, а у него три девки.
Сегодня все отлеживались после пира, а когда к середине дня проснулись - тут и начался переполох. Слуги мечутся как ошпаренные, папино кольцо ищут. Мама с Ливой велели накрыть завтрак в саду - день теплый и солнечный выдался - и сами туда ушли, гостей занимать. Наверное, чтобы гости не слышали, как папа на слуг кричит. Он когда расходится, то становится "ужасен во гневе", как сказал отец Алуш. А Маретта говорила проще: "папа злющенький".
Про кольцо мне кормилица объяснила, когда помогала причесываться и наряжаться. Правда, особых нарядов у меня и нет. Это Ливе новое платье пошили - красивое, синего бархата. Мама дала ей кораблик Бракены поносить, наверное, чтоб женихи любовались. А у меня всего два праздничных платья - зеленое и "то, другое". Вчера я была в зеленом, так что сегодня черед "того, другого". Оно странного цвета. Мама говорит, что абрикосового, а Лива - пыльно-розового.
Оделась я быстро. А косы Ама мне заплела, сама бы я возилась до вечера. Волосы у меня длинные и пушистые. Если не заплетать, мучение получается. Хоть третью руку заводи, чтоб их придерживать за столом. А леди неприлично вытягивать волосинки из тарелки с супом, когда они случайно туда залезут. Все забываю спросить, как же в таком случае выкручиваться? Осторожно обрывать волосинку и есть вместе с супом, что ли? А если в горле застрянет? Так и погибают настоящие леди.
Наконец Ама пришпилила мне за ухо темно-лиловый ирис и отпустила.
* * *
Спускаюсь я по ступенькам и слышу, как родители под лестницей ругаются. Мама шепотом, а папа на весь коридор.
- Вальмер, это просто неуважение к гостям! Что они о тебе подумают?
- Пусть думают, что хотят, - ярится папа, но уже тише. - Может, кто-нибудь из них и украл...
- Да провались он пропадом, этот перстень! - приглушенно вскрикивает мама. - Он для тебя дороже родной дочери!
Папа страшно засопел, и мама заговорила мягче:
- Я понимаю, перстень старинный, и это наследство отца...
- Ничего ты не понимаешь! Это не простой перстень! Это...
Папа умолк, а я замерла на месте, забыв опустить ногу. Ничего себе!
- Довольно, не хочу больше ничего слышать! - наконец прорычал отец. - Иди, занимайся гостями!
И так злобно он это сказал, что я не выдержала и побежала вниз, изо всех сил стуча башмачками по лестнице. Мама мне кивнула и пошла к двери, спина прямая как копье, хоть и нелегко ей так ходить - живот уже большой и красивый. Все равно, мама у нас - чистая принцесса. А у папы щеки красные, и кончик вислого носа - белый. Хорошо, что мы в маму пошли, а то были бы у всех троих носы как баклажаны.
- Эрнана!
Он уже не злющенький, но пока и не добренький.
- Здравствуй, отец.
И юбкой многозначительно помахиваю, как Шнурок хвостом. Из коридора высунулся старый Сур, открыл было рот, да передумал и нырнул обратно. Слуги давно знают: если мы с папой сцепляемся, лучше не подходить.
- У меня пропал перстень, - начал он.
- Ама мне сказала. Я его не брала.
- Ты видела его вчера?
- Видела, у тебя на руке.
Папа поджал рот и задумался. Тут я возьми и скажи:
- Я найду! Только обещай, что подаришь его мне.
У него брови дернулись, и все. Смотрит на меня и молчит. Все же знают, что я часто нахожу пропажу. Лива даже думала, что это какое-то колдовство. Я не стала ее разубеждать, пусть думает. А на самом деле нужно только представить себя хозяином потерянной вещи - и сразу понимаешь, где он мог ее положить. Вот Ама, например, оставляет свои побрякушки в наших с сестрами комнатах - снимает колечки и браслеты, когда возится с нами, а потом кольца надевает, а браслеты забывает. Или наоборот. Мама любит гулять по саду и, бывает, положит книгу на перильца беседки, да и пойдет дальше. Это я не сама догадалась, это Туга мне подсказал.
Мы с ним даже играли когда-то - прячешь что-нибудь и говоришь: Лива потеряла перчатку. Или Сур потерял ключ. Самые трудные его загадки были - Шнурок потерял хвост и Эрнана потеряла бант. И если веревочку, которую Туга назвал хвостом кота, я все-таки нашла под сараем, то бант меня сломил. Я сдалась. А Туга - вот хитрый! - выдернул ленту у меня из-за спины. Он ее к поясу, оказывается, привязал. Мы даже поссорились.
- По-твоему, я не вижу дальше своего носа? - спрашиваю я.
- Нет, просто у других ты видишь все хорошо, а на себя оглядываться забываешь.
Я так обиделась, что не нашла ничего лучшего, чем огрызнуться:
- Не умничай!
А он сморщился, оттопырил нижнюю губу, и мы хором завыли:
- Шнуро-о-к!
Ну как на него сердиться? Пусть себе умничает, все равно я за него замуж не пойду.
И вот смотрю я, как папа думает, и обмираю. Найду кольцо - и будет у меня волшебный перстень. В том, что я его найду и что он волшебный, я не сомневалась. Это кольцо я уже два раза находила. Отец его только в праздники надевает, великовато оно. Папе приходится чуть-чуть поджимать палец, чтоб не соскочило. И, бывает, он устанет поджимать, да и снимет. А потом ходит злющенький и кричит на всех. Первый раз я отыскала пропажу в кубке с вином - зачем он туда его сунул? - а второй раз вообще на полу у кресла, в кучке пепла. Трубку выбивал о край стола, а колечко возьми и соскочи.
А что кольцо волшебное - это и дураку понятно. Если папа сказал, что оно не простое, значит... какое? Волшебное, а какое ж еще?
Посмотрел он, посмотрел, и кивнул.
- Найди его, Эрнана.
- Значит, обещаешь?
- А тебе нужно мое слово?
- Да.
Нагличать, так до конца.
- Обещаю! - звереет папа, разворачивается и быстрым шагом уходит в коридор под лестницей.
Бедный Сур!
* * *
- Опиши мне его, - первым делом попросил Туга.
- А то ты его не видел!
- Стал бы я пялиться на лордские кольца! Видел, но издалека. Там красный камень, да?
- Да, рубин. Такой... круглый.
- Это кабошон.
- Нет, рубин!
Он глаза завел под лоб и давай объяснять, что кабошон - это когда камень круглый, а не граненый. Я едва сдержалась, чтоб не дать пинка, - мне его помощь нужна.
- Ладно, - говорю, - кабошон так кабошон. Камень вот такой... нет, вот такой...
Мы сидели в саду, так что я быстро отыскала камешек подходящего размера. Туга присвистнул.
- Что, на полпальца кольцо было?
Я приложила камешек к своей руке, потом к его.
- Ну да. Там еще оправа, конечно, место занимает.
- Золотая?
- Ага. Вот так вот кругом идут два дракончика. Они друг друга за хвосты кусают.
Туга посмотрел на серый камешек, потом спросил:
- А драконы с крыльями или без?
- С крыльями. Крылья такие, чуть-чуть растопыренные. Вот так.
Я встала со скамейки и показала как. Он засмеялся, а я не выдержала и пнула его в колено.
- Чего ты ржешь? Помогай искать!
Братец вскочил и поклонился, а потом прогнусавил:
- Милая леди, я ваш покорный слуга. Давайте представим, что мы... вы - ваш лорд-отец, и поиграем. Милорд потерял кольцо.
Я замерла и представила.
- Пошли, - говорю.
* * *
Кубки уже все на буфете стояли - чистые. Тростник с пола вымели и успели настелить новый. Я пометалась по залу, как собака, потерявшая след, и остановилась в нерешительности. Повернулась к Туге. Он стоял, прислонившись к стене, и смотрел на камин. Я тоже посмотрела. Камин как камин - большой и просторный как комната, внутри очаг, подставки для вертела, полки по бокам и две скамьи. В отчаяньи я обшарила полки, заглянула под скамьи - ничего, только корка сухая в щели между камнями застряла. Я выколупала эту корку и даже раскрошила, хотя видно было, что она сама размером с кольцо.
Села я на скамью, постучала ногтями по зубам - это так я думаю - и принялась вспоминать, что вчера было. Вот я объелась - папа только приступил к пирогу с утиной печенкой. Вот я вернулась и села на тот край стола - подальше от очага, откуда тянуло жареным мясом. Папа уже спорил с Креселем о каких-то долях и процентах. Даже до меня долетал папин голос, хотя наши музыканты старались вовсю. Слепой Бревольд играл на сетаре, Туга дудел в окарину, а Тин, сурдов внук, - он у нас конюхом - вовсю стрекотал ожерельем из овечьих бабок. Остальные танцевали. Кроме дяди Лагаша и Дарьки. Дядя еще не доужинал. В одной руке он держал копченую свиную рульку, а в другой - наш самый красивый серебряный кубок с оленями. У него под ногами крутились собаки, а дядя время от времени весело их попинывал. Дарька стоял за дядиной спиной с кувшином и уныло отрабатывал пажескую науку. Когда дядя нетерпеливо тыкал кубком в сторону, Дарька подливал ему вина.
Лива танцевала с Тараканом, а мама - с сэном Риго, который только приехал, и едва успел снять дорожный плащ. Мама что-то тихо ему рассказывала, и сэн Риго все время склонял голову набок, отчего волосы пересыпались по плечам красным дождем. И лицо у него было не праздничное. Видно, мама уговаривала его поскорее жениться на Ливе. Будто других девиц у нас нету!
А потом папа ушел с Креселем наверх. Наверное, надоело перекрикивать музыкантов.
- Не здесь, - объявила я Туге. - Наверху, у него в комнате.
Туга разочарованно присвистнул.
- Мне туда нельзя.
- А если с тряпкой и совком, будто прибираться?
- Там мать прибирает.
- А если...
- С цветами! Леди велела, чтобы в каждой комнате были цветы. А значит...
- А значит, у папы тоже! - закончила я.
* * *
Пока Туга водружал на стол букет разноцветных роз, я обшарила папину одежду. Правда, не надеясь на удачу, потому что и догалин из желтой замши, и рубашка ворохом лежали прямо на сундуке. А значит, там уже искали. Потом мы с Тугой встали посреди комнаты, которую папа называл кабинетом, и огляделись. Я выбрала письменный стол, а Туга - подкроватье в спальне, которая была рядом, за гобеленом. Гобелен этот вообще старинный, на нем наш герб вышит и девиз: "Врагам только пепел". Его вышивала жена Ульго Шари, чтобы выкупить мужа из ваденжанского плена. Но Ульго в плену помер, и гобелен остался в семье. Он сильно обтрепался по краям, потому висел здесь, а не в большом зале.
Верхний ящик стола был заперт на ключ, но я с этим ящиком давно знакома. Отстегнула шпильку, на которой держался ирис в волосах, поковырялась в замочке и - щелк! - можно открывать. Внутри было все, что бывает в таких местах, и даже то, чего не бывает: бумаги, мешочек с монетами, кисет с дорогим табаком, россыпь медяков, старая треснувшая трубка, красивый кожаный футляр для свитков, печатка и дохлый паук. Все, как и прежде, только футляр добавился. На всякий случай я его открыла и потрясла над столом. Оттуда вывалился рулон пергаментов, желтых как сухие листья. Я расправила скрученные листы, и увидела на каждом сверху надпись: "Закладная, копия".
Туга возился в спальне, из открытого окна доносился смех Ливы, а я стояла у папиного стола и читала закладные на "поместье, именуемое `Андаланскими львами', с хозяйственными постройками", на "бронзовый светильник в форме круга, о пятьдесят больших свечей, с пластинами цветного стекла", на "ожерелье из трехсот белых жемчужин, работы мастера Бракена"... на все, что было в нашем доме, даже на этот проклятый письменный стол. Но папина подпись стояла только под корабликом Бракены, остальные подписывал лорд Ланс Шари, то есть старший папин брат.
Когда в коридоре раздались шаги, я даже сжалась. На миг показалось, что это идут злые дядьки отбирать наш дом. А потом услышала голос отца и очнулась. Мамочки мои!
Я сунула закладные в футляр, футляр - в ящик. Запереть все равно не успела бы, поэтому просто задвинула ящик на место и шмыгнула за гобелен. Из-под кровати высунулась тугина голова. Увидав мои выпученные глаза, голова все поняла и спряталась обратно. Когда в кабинете открылась дверь, я уже лезла под кровать, путаясь в подоле "того, второго" платья. Мы с Тугой лежали, не дыша, и таращились друг на друга, а я некстати вспомнила, что эта большая дубовая кровать тоже заложена. Я знала, что значит "заложена": была ваша, стала наша; а хотите вернуть ваше обратно - платите.
- Бокал вина, Кресель? - послышался папин голос. - Попробуйте, не какая-нибудь лошадиная моча. Настоящий рестаньо! Сэн Риго привез из Альмандина. Сказочный вкус...
- Нет, спасибо.
- Может, табачку?
Мне подурнело. Сейчас он полезет в стол за кисетом...
- Чуть позже. Лорд Вальмер, я все думал о нашем деле, и пришел к выводу, что стоит попытаться еще раз. Следующая выплата через две недели. Я переговорю с нашими прокурадорами, и, если потребуется, с лордом Элспеной. Написали бы вы ему, что ли?
- Лорду жаловаться я не буду, - звякнул железом папин голос.
- Ну почему сразу "жаловаться"? - протянул Кресель, и я прямо увидела, как он морщит утиный нос. - Вы же служили у него, в конце концов. Да и батюшка ваш, лорд Эрнан, не последний человек в провинции был.
Папа молчал. А я молилась, чтоб ему не вздумалось полезть в стол.
- Прекрасные цветы, - подал голос Кресель. - И прекрасный дом. Было бы жаль его потерять.
Я начала злиться. Какое ему дело! А потом заговорил папа, и я узнала - какое.
- Значит, вы передумали и больше не требуете Ливу?
Наверное, Кресель всплеснул руками. По крайней мере, в кабинете что-то зашуршало.
- Помилуйте, какие слова! Милорд, как я могу...
- Как все, - грубо отрезал отец. - В прошлый свой визит вы прямо сказали: Ливу за выкуп закладных.
- А вы сказали, что добудете средства.
- И повторю сейчас!
Кресель в ответ заговорил так тихо, что я с трудом разобрала его слова. Сильно мешал Туга. Он надышался пыли и теперь отчаянно крутил пальцами нос, стараясь не чихнуть.
- Я понимаю ваши резоны, лорд Вальмер. Отложим этот разговор. Как я вчера говорил, мне удалось очень выгодно пустить ваши деньги в оборот. В крайнем случае, есть еще ростовщики...
- А у ростовщиков есть проценты.
- Проценты я беру на себя. В надежде, гм... на будущее.
- Только учтите, - фыркнул папа, - ваши надежды я оплачивать не собираюсь.
Заскрипело кресло, прокурадор встал.
- Мы вернемся к вопросу о надеждах через полгода, милорд. Не забывайте: эта выплата - не последняя.
Когда скрипнула и закрылась дверь, в соседней комнате долго было тихо. Мы с Тугой пучили глаза и дергали бровями - никак не могли понять, ушел папа вместе с банкиром или остался. А потом кабинет огласило такое слово, что Туга даже зажмурился. А я нет, потому что это слово у меня вертелось в голове с тех пор, как я увидела закладные. Мало того, что мы должны платить за наш дом, так еще и замуж никто не возьмет! Кому я нужна без приданого, с одной шкатулкой?
Но тут я про все позабыла, потому что папа все-таки полез за табаком.
* * *
Даже когда отец ушел, мы не рискнули выйти в коридор из кабинета. Прокрались через мамину комнату на балкон, а уж оттуда скатились по лестнице в сад.
Я не выдержала и рассказала Туге про закладные. Если б не рассказала - лопнула бы месте! Но обсудить это мы не успели, потому что Тугу окликнула Ама и погнала помогать на кухне.
- А цветок ты уже потеряла, Эрнана? - укорила она меня.
Я схватилась за волосы. Так и есть! Ирис мой, вместе со шпилькой, остался в кабинете. Ну и ладно. Если папа спросит, скажу, что искала перстень. Все честно! А внутри пискнула надежда, что, может, он ничего не заметил. А заметил, так не понял, что это мой ирис.
Я повыше вздернула нос и пошла к гостям.
Между старых каштанов слуги поставили козлы с досками, застеленные самой настоящей скатертью. Красной, с золотой вышивкой по краям. Ее бабушка вышивала. Дед рассказал ей про южных диковинных зверюг, и она вышила львов. После чего, по словам папы, они крепко поругались. А дед Эрнан был человек крутой и норовистый. Чтобы доказать бабке, что это моськи, а не андаланские львы, он выписал из самого Андалана две мраморные статуи. Они теперь на въезде стоят. Мы с сестрами дали им имена. Один - Пятнаш, а второй - Безухий, потому что я лично отбила у него правое ухо.
Возле куста шиповника я спугнула Нолана. Он как раз ощипывал розочку и, судя по губам, гадал: любит - не любит. Но я и так могла бы ему сказать, что Лива любит, да не его. Бедный таракан! Он же не виноват, что у него такая фамилия. Но рядом с сэном Риго любая фамилия вянет. Пусть даже и Элспена. Помню я наших лордов - ничего особенного. А все потому, что не дареная кровь.
Увидев меня, Нолан стиснул в кулаке злосчастную розочку, да видно укололся. Но не дернулся и кулак не разжал. Мигнул только странно. Я его даже зауважала.
- Гадаете? - спрашиваю.
Он весь залился красным, стал как шиповник. Выкинул мятую розу и заблеял что-то про красивые цветы. А я вспомнила проклятущего Креселя и разозлилась.
- А вот скажите, лорд Нолан, женились бы вы на Ливе, если б она бесприданницей была?
Сама не знаю, что меня за язык дернуло? Бес попутал. Толстый старый бес, в юттском банке служит.
А Нолан вдруг насторожился.
- Отчего вы спрашиваете, миледи?
- Просто так, - буркнула я и хотела убежать.
А он поймал меня за плечи, развернул к себе и даже чуть приподнял над землей. Смотрит в упор, а глаза дурные.
- Я люблю вашу сестру, - шепчет, - и взял бы ее любую. Если бы лорд Шари отдал ее за меня.
Я дрыгнула ногами, и Нолан меня выронил.
- Ладно, - говорю, - постараюсь, чтоб папа Ливу из дома выгнал. Вы только поймать ее успейте.
Он заулыбался, а я наконец убежала. Терпеть не могу любовных соплей. Вот когда Тин-конюх втрескался в дочку сельского старосты - это да! Туга рассказывал, что он всех деревенских парней излупил, поймал в Белом бору самого зайца-непоймайца и заказал из него рукавички. Девка рукавички даже летом носила, а все равно корячилась. Тогда Тин схватил ее на руки, отнес к реке и пригрозил бросить в воду. Поженились, конечно. Она сейчас у родителей живет, малого нянчит.
Вот это любовь, я понимаю. А розочки общипывать - бабье дело.
* * *
На завтраке-обеде сэн Риго рассказывал про пиратские набеги. Этой весной островные пираты доплыли до Альмандина, и флот лорда Флавена гнался за ними вдоль всего западного берега, до самой Альты Мареи. Сэн Риго вернулся домой только в начале лета.
- Поэтому я едва не опоздал на ваш праздник, Лива, - закончил он, улыбаясь. - На корабль голубя не пошлешь.
Лива захлопала рыжими ресницами.
- Главное - что вы приехали, милорд.
Сказала, как сиропом плеснула. Рядом с сэном Риго почему-то глупеют все, кто носит юбки.
- Конечно, - буркнула я, - а то перед кем хвастаться новым платьем?
Сестра сделала вид, что поправляет ожерелье, а сама расстегнула замочек под кулоном. Все триста жемчужин белой змеей скользнули под стол. Лива ахнула и всплеснула руками. И Нолан, и сэн Риго бросились поднимать ожерелье. Хорошо, они сидели по разные стороны от сестрицы.
Наши псы, Быстрая и Гош, тоже ринулись под стол - подумали, что им косточка перепала. Пошла возня.
- Рядом с твоим платьем, - прошипела Лива, склоняясь ко мне, - любой мешок - обновка! Рыня-дыня!
Не успела я придумать ответ поядовитей, как женихи вынырнули из-под стола. Нолан сиял - еще бы! - он первым ухватил кораблик Бракены. Наверное, думал, что будет вознагражден и так далее... но подлая жаба взяла у него ожерелье и повернулась к сэну Риго.
А чего там застегивать? Застежка-то спереди. Тут даже мама не выдержала и приструнила Ливу. А мне стало противно на нее глядеть, поэтому я схватила с блюда последнее пирожное, оставшееся после вчерашнего пира, вылезла из-за стола и пошла на кухню.
* * *
Туга сидел в углу и чистил песком большой котел. Рубашку он снял, чтоб не испачкаться.
Я села рядом на скамеечку.
- Ты поняла, да? - спросил Туга, сдувая челку с глаз.
Я встала, оторвала от чистой тряпки полоску и подвязала ему челку хохолком. Пока подвязывала, думала, но ничего не надумала. Села обратно и честно призналась:
- Нет.
Туга облокотился о грязный край котла. Глаза горели, как у Шнурка, зеленым огнем. Красивые все-таки глаза у моего молочного братца.
- Ну как же! Сперва господин Кресель хотел жениться на твоей сестре, а потом передумал.
Я оглянулась на старую кухарку, Сурдову жену. Но она подхватила кувшин с вином и вышла.
- Ну? - повернулась я снова к Туге.
- Но он не передумал, просто отложил на полгода, так?
- Так...
- Потому что нашел, чем заплатить по закладным.
- Не по закладным, - поправила я, - а это... выплатить... ну, вроде вовремя деньги дать, чтоб дом не отобрали.
Туга кивнул.
- Вот я и говорю, что он нашел деньги для лорда.
- Да у него этих денег прорва! - не выдержала я. - Только он их задарма не отдаст.
Туга нетерпеливо хлопнул тряпкой по боку котла, и я заткнулась.
- Свои не отдаст. А если он вчера нашел то самое кольцо и решил его продать? Или наоборот: кольцо оставить, а своими деньгами заплатить?
Я даже отодвинулась от Туги.
- Он что, больной? Что ему мешает и деньги не тратить, и кольцо прикарманить?
- Может, он не хочет, чтобы лорд Вальмер разорился? Думает: сейчас заплачу, а через полгода женюсь на Ливе, и все поместье мне достанется.
- А при чем тут перстень? - не унималась я.
- А при том, что вчера милорд с ним беседовал в кабинете. Банкир кольцо стянул и сказал: ах, я подумаю. Подумал, а сегодня заявил, что деньги будут.
У меня даже в глазах потемнело. Точно, так и было! Я прямо услышала слюнявый голос Креселя. У-у, жаба! Все, больше ни разу не обзову Ливу жабой. По сравнению с этой пупырчатой тварью моя сестрица - просто розочка. Шипастая, но розочка.
- А если кольцо у него, - привел меня в чувство голос Туги, - значит...
- Значит, его можно украсть обратно! - закончила я.
Туга радостно качнул хохолком.
- Он наверняка носит его при себе, - пробормотала я и постучала ногтями по зубам. Потом посмотрела на полуголого братца, и меня осенило. - Нужно сделать так, чтоб он снял одежду!
- Может, ночью? - с сомнением предложил он. - Ночью все голые.
- Не подходит. Когда засыпают, то все время прислушиваются.
- К чему?
Я заерзала на лавке, отводя глаза.
- Ну, не лезет ли чего из-под кровати...
Туга заржал прямо в котел, и его смех, отраженный медными стенками, раскатился по всей кухне.
Я сидела и не знала, что делать - то ли выдрать ему хохолок, то ли разреветься. Тут самое дорогое доверяешь, а он... скотина неблагодарная.
Поэтому я просто встала, одернула юбку и сказала почти ровным голосом:
- Свинья ты свинячья, Туга. Я с тобой больше не дружу.
И пошла, держа спину как копье. Сзади затопотало, он опередил меня и хлопнулся на порог кухни. Раскинул тощие руки и лежит.
- Топчите меня, миледи. Нету мне этого... прощенья. Во веки веков, аминь.
И ухмыляется. Я мстительно занесла ногу, чтобы пнуть его под острые ребра, но тут увидела папу. Он стоял в дальнем конце коридора и смотрел на нас. И лицо у него было такое, что я поставила ногу на место.
- Туга! - андаланским львом рявкнул папа.
Мой братец взлетел с пола как птица. Я ткнула кулаком ему в спину, к которой прилипли крошки и хвостик укропа, и Туга отступил. Я проплыла мимо него, мимо окаменевшего отца, в большой зал. Папин баклажан грозно следил за мной. Когда я уже была в арке под лестницей, отец меня окликнул. Я повернулась.
- Дочь моя, ты ничего не хочешь мне сказать? - спросил он.
- Пока нет, - ответила я, глядя прямо и честно.
Кольцо еще не нашлось. А сказать про закладные - значит признаться, что я шарила в его столе. Поэтому я кивнула папе, как настоящая леди, и ушла.
* * *
Солнце уже перекатилось через крышу усадьбы, во дворе стало жарко, и гости пошли в дом. На ступеньках у главного входа стоял сэн Бревольд, с сетаром за спиной. Когда с ним поравнялся угрюмый Нолан, старик тронул его за руку.
- Лорд Нолан, будьте добры, проведите меня в сад, к виноградной беседке.
Ага, подумала я. Бревольд всегда просит его проводить, если хочет что-нибудь сказать. Виноградную беседку Старый Сэн может найти быстрее, чем заезжий поводырь. Только Нолан про это не знает.
Я пробежала мимо них, по мощеной дорожке, которая шла вокруг дома, стараясь не наступать на щели между плитками. Сама не знаю, что будет, если наступишь, но почему-то немножко пугаюсь каждый раз, когда оступаюсь.
Завернув за угол, я припустила к беседке. Добежала и спряталась за ней, среди виноградных листьев. Сижу, отдуваюсь. Виноград еще не созрел - на гроздьях висят пока маленькие зеленые пупырышки, а не ягоды. Но я не удержалась, сунула одну в рот, и тут же выплюнула. Кислющая, зараза!
- ...не спешите отчаиваться.
Это сэн Бревольд.
- Легко сказать. Разве можно сравнивать меня и Флавена? Кто я рядом с ним? Третий лишний.
Это Нолан со своими соплями.
- Э-э, не говорите. Вот, наша миледи родом из Альмандина, а там этих Флавенов - пруд пруди. Но почему-то вышла замуж за лорда Вальмера, по тем временам даже не наследника. Эти крашеные господа не любят жениться на обычных девицах, чтоб породу не разбавлять.
Они подошли к беседке. Голос Старого Сэна негромко рокотал прямо у меня над головой.
- А что до третьих лишних... Вы - молодой и здоровый. Поглядите на меня, это я везде лишний, никому не нужный. Держат из милости.
Я едва не выскочила из листьев с криком: "Ты - самый лучший! И очень нужный!", но вовремя удержалась.
- Так что не вздумайте уезжать, - закончил самый лучший Бревольд. - Главное: не опускайте руки и не развешивайте уши.
Нолан смущенно хихикнул и ушел. А Старый Сэн уселся на скамейку в беседке и начал возиться с сетаром.
Я понадеялась, что за дребезжанием струн меня не будет слышно, и осторожно полезла из виноградных зарослей.
- Это ты, Эранана? - окликнул меня рыцарь.
- Ага.
- Подслушивала, егоза?
Ясен пень. Отсюда вообще хорошо подслушивать. Как-то я сидела в зарослях винограда, выискивала уже созревшие ягоды, и подслушала разговор мамы и Ливы. Мама рассказывала, как она рожала Маретту. Я потом неделю ходила, как пришибленная.
- Почему ты сказал, что никому не нужный? - не удержалась я. - Ты всем нужный!
Бревольд хмыкнул так громко, что сетар зазвенел.
- А чтоб мальчишка думал: есть те, кому хуже. Пожалел меня, а не себя.
Не знаю, как Нолан, а я чуть от жалости не лопнула. Вбежала в беседку, прыгнула на шею сэну Бревольду и зашептала в колючую щеку: