“И низвергнут был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную.”
[Откр. 12:9]
Фауст
Ты кто?...
Мефистофель
Я дух, всегда привыкший отрицать.
И с основаньем: ничего не надо.
Нет в мире вещи, стоящей пощады.
Творенье не годится никуда.
Итак, я то, что ваша мысль связала
С понятьем разрушенья, зла, вреда.
Вот прирожденное мое начало,
Моя среда.
И. В. Гёте “Фауст” [1]
Дьявол, диавол (от греч. diabolos - клеветник, у славян - сатрап) - по религиозным представлениям - предводитель сил зла, главный противник Бога и враг спасения человечества, источник всех бед и всех несчастий... падший ангел самого высокого ранга, не захотевший подчиниться Богу, за что Бог изгнал его с небес вместе с частью последовавших за ним ангелов.
Из словаря
Фигура дьявола (сатана, Вельзевул, “злой дух”, “князь тьмы”, “лукавый”, “нечистый” и т.д.) самым загадочным образом то появляется, то исчезает от религии к религии, при этом его образ перекочевывает в почти неизменном виде от эпохи в эпоху, лишь отчасти изменяясь в оттенках.
Что порождает “дьяволов”?
В одних религиях дьявол выступает как неотъемлемый компонент картины мира сверхъестественного бытия, без которого не мыслится объяснение причин мира естественного - земного мира людей - арены извечного противостояния небесных сил, невольным свидетелем и участником которых является весь человеческий род.
Такова, к примеру, религия древних иранцев - маздеизм, или зороастризм, как ее часто называют по имени основателя религии Зороастра (Заратустра - в европейской транскрипции). Для зороастризма характерно резкое разделение светлого и темного начал в мире, олицетворенных в образах духов света и добра - агуров и духов тьмы и зла - дэвов. Во главе светлых духов стоит Ахурамазда, во главе духов тьмы - Анхра-Майнью [2]. Оба они сыновья “Бесконечного времени” - бога Эрвана. “Оба великих духа (бога) признаются равноправными творцами всего существующего. Но Ахурамазда создал все светлое, чистое, разумное, полезное для людей, а Анхра-Майнью, напротив все злое, нечистое и вредное” [3]. В Авесте, священной книге зороастризма, процесс этот описан следующим образом: “Вначале была пара близнецов, два духа, и у каждого из них своя деятельность... Это были добро и зло, в слове, деле и помышлении... И, соединившись, эти два духа создали жизнь (действительность) и отсутствие жизни (недействительность), чтобы определить, как будет устроен мир в конце концов, для злодея самая ужасная жизнь, для святого наилучшее духовное состояние. Затем, когда они закончили каждый свою часть в делах творения, они выбрали себе каждый отдельное царство. Тот, который был злым, выбрал злое, от чего получается наивозможно худшее, а благодетельнейший дух выбрал праведность... “. Поэтому, по учению Авесты, добрый бог не может отвечать за зло мира, так как оно произведено другой, независимой от доброго бога силой. Есть основания полагать, что “такой резкий дуализм светлого и темного начал, составляющий основную мысль Авесты и всего зороастризма, представляет собой явление, для древних религий весьма необычное. Его не было в религиях Китая, Японии, Индии, он слабо заметен в религиях Египта и Двуречья. Своим столь подчеркнутым дуализмом иранская религия выделяется чуть ли не из всех религий мира” [4]. Скажем, в Китае, где получила распространение идея двух начал, двух космических сил: ян - светлого, животворного, положительного (мужского) начала и инь - темного, мертвого, отрицательного (женского) начала, - обе эти силы даже графически изображаются, как две неотделимые половины, находящиеся в соприкосновении и взаимопроникновении. “Все вещи произошли от взаимосвязи инь и ян. Взаимодействие инь-ян порождает и доброе, и злое в природе и в жизни. Не стоит рассуждать о том, что лучше, что хуже - свет или тьма, покой или движение, - и то и другое необходимо, одно без другого немыслимо, одно переходит в другое, поэтому может быть и плохим и хорошим - в зависимости от времени и ситуации” [5]. Только вместе обе космические силы и образуют дао - всеобщий закон Вселенной.
Другие религии - как, например, христианство - увидев в образе дьявола “соперника” и антагониста Бога, долгое время боролись с его даже гипотетическим присутствием и лишь перед лицом жестокой и, как казалось, очевидной дихотомии добра и зла в конце концов были вынуждены признать его наличие как источник воспроизводства земных зол.
В первые века нашего тысячелетия идея двух начал в мире, светлого и темного, возвышенного и земного, доброго и злого, Христа и демиурга [6] находилась в центре внимания гностицизма, а затем и манихейства, “которое все пронизано мыслью об изначальной и постоянной противоположности света и тьмы, бога и дьявола и которое с момента возникновения (середина III в.) стало одной из основных христианских ересей. Этический дуализм находился в противоречии с идеей всемогущества бога... Идея вечности борьбы дьявола и бога таила в себе взрывоопасные для церкви следствия: если мир не отличается изначальной благостью и зло в нем занимает столь же фундаментальное место, что и добро, если дьявол так же силен, как и бог, то возможно ли вообще спасение человека? И какую надежду в этом случае может предложить церковь? Получается, что сути бытия не столько соответствует опосредствующая, умиротворяющая роль церкви, сколько позиция борьбы, открытой схватки с социальным злом” [7]
Впрочем, с противоречием этического дуализма идее всемогущества Бога мы сталкиваемся гораздо раньше, причем, на западе так же, как и на востоке.
В древнем Китае, например, проблема зла поставила человека перед необходимостью ответа на вопросы, пытаясь разрешить которые, он входил в явный конфликт с основами своего собственного мировоззрения: “Небо всемогуще, и человек от него полностью зависим (“Небо, рождая на свет человеческий род, тело и правило жизни всем людям дает”). Но в таком случае источник зла - небо. Но бог не может быть причиной зла. Значит, зло от человека и “зависят распри только от людей”. Но если это так, тогда “нельзя уповать лишь на волю творца”. Однако идя по этому пути древнекитайское мировоззренческо-нравственное сознание доходит до тезиса, что “все зависит от людей”, хотя при этом и восхваляется значимость Неба. Так или иначе , но уже в древнекитайских книгах “Ши-цзин” (“Книга песен”) и “Шу-цзин” (“Книга истории”), входящих в состав “Пятикнижия”, зарождается теодицея (оправдание бога), согласно которой не бог - источник зла. Но в таком случае он не всемогущ - вечная проблема религиозного мировоззрения, проблема сочетания в боге благости и могущества при невозможности отрицания наличия в мире зла” [8]
В Европе ту же проблему, но уже более жестко и определенно, без двусмысленных экивоков на Бога или волю неба, сформулировал Эпикур (342/341 - 271/272 гг. до н. э.): “ Бог или хочет устранить зло и не может, или может, но не хочет, или и не хочет, и не может, или же хочет и может. Если он хочет, и не может - он бессилен, а таковым бог быть не может. Если может, но не хочет - он завистлив, что тоже чуждо божеству. Если не хочет и не может - он бессилен и завистлив, а следовательно он не бог. Если же он и хочет, и может, что единственно пристало божеству, то откуда возникает зло? Или почему бог его не устранит?” [9]. Гораздо позднее, на рубеже ХVI-ХVII вв., Томмазо Кампанелла, автор знаменитой утопии “Город Солнца”, в трактате “Побежденный атеизм” задался аналогичным вопросом: если Бог беспредельно добр и всемогущ, откуда низвергается на нас такая тьма невзгод? “Почему Бог отдал дьяволу власть над своими тварями большую, чем оставил себе? Из-за бессилия? По неведению? Или не желая прийти к нам на помощь? Но в таком случае он стар, слаб или ленив, либо невежда, либо нерадивый ко всему и жестокий... Почему Бог не предотвращает голодовок, мора, войн?” [10]
Мучаясь теми же вопросами, я попытался найти на них свои ответы.
Размышляя, я постепенно пришел к заключению, что мои именитые предшественники [11] сами приговорили себя к мученичеству сомнения, оказавшись в плену иллюзии зла. Все дело в том, что их убеждение в очевидности и абсолютной достоверности существования последнего вовсе не является аксиомой, как они простодушно полагали, и должно было бы быть доказано. Противоречия разрешаются сами собой, когда вместо безысходного стремления понять почему существует зло? и почему Бог допустил к управлению миром дьявола?, мы зададимся целью проанализировать сами исходные посылки, а именно: действительно ли “зло” является злом? и существует ли дьявол? В этом случае любое полученное “нет” разрывает порочный замкнутый круг, поскольку если само исходное допущение оказывается ложным, то должны быть признаны ложными и его следствия.
Существует, правда, два взгляда на природу зла.
Согласно одному из них, назовем его традиционным, зло есть порождение дьявола. Опровержение этого взгляда будет, в таком случае, напрямую зависеть от того, удастся ли нам показать, и насколько убедительно, неистинность идеи самого дьявола.
Сторонники второго взгляда не связывают источник зла ни с чем конкретным. Для них не важно, откуда исходит зло: от Бога, от дьявола или от человека, - для них важен сам факт его существования. Для того, чтобы поколебать эту позицию, уже не достаточно доказать, что дьявола нет, их следует убедить в том, что нет зла самого по себе. Но этому мы посвятим отдельную главу, а пока... вернемся к дьяволу.
Бог и дьявол.
Если исходить из наличия в мире двух сил - Бога, как силы положительной, обладающей всеми положительными качествами в превосходной степени, и противостоящей ему силы дьявола, как воплощения всех отрицательных качеств в столь же абсолютной превосходной форме, то законно установить, что глаголом Бога является СОЗИДАНИЕ, а глаголом дьявола - РАЗРУШЕНИЕ. Если Бог - созидатель, а дьявол - разрушитель, то все созданное и существующее могло быть создано только Богом, но ни в коем случае не дьяволом. Будучи антиподом созидающего Господа, дьявол нацелен на разрушение и не способен созидать.
В таком случае логично представить и проанализировать 3 возможные ситуации: а) Бог сильнее дьявола, б) силы Бога и дьявола равны, и в) силы дьявола превосходят силу Бога. Какую бы из этих ситуаций мы не взялись рассматривать, мы изначально обязаны предположить, что действия каждой из этих сил должны существенно проявляться, или, говоря иначе, что наличию каждой из этих сил должно иметься в мире явное подтверждение.
В пользу Господа говорит уже тот факт что есть мы, есть мир, в котором мы живем и есть все то, что нас в этом мире окружает. Таким образом, все три “есть” однозначно указывают на существование созидающей, творящей силы, то есть Бога, созданиями и детьми которого мы являемся.
Но если Господь Бог все силы устремляет на совершенствование и преумножение своего творения, то дьявол должен бы был стремиться к противоположному и, реализовывая свой разрушительный потенциал, пытаться свести результат Божественного созидания к абсолютному нулю. Однако мы не имеем ни одного факта, подтверждающего наличие такого разрушения. Любое действие на земле, вне зависимости от того называем ли мы его смертью, или разрушением, таковым не является. Разрушение, если оно и имеет место, всегда только временно, не абсолютно, оно - пролог созидания и происходит с целью созидания. Что бы мы ни воспринимали за “разрушение от дьявола”, это на самом деле лишь моменты, этапы, элементы созидания нового и дьявол к этому созидающему разрушению не имеет ровным счетом ни какого отношения.
Впрочем, это даже и не разрушение вовсе, это только превращения, метаморфозы, которые только мы, люди, в силу своей ограниченности и приземленности воспринимаем как разрушения, ибо не понимаем, не способны охватить всего глобального смысла созданного Богом мирового механизма. Нас не смущают даже факты истории, которые неустанно учат, что разрушение чего-либо всегда вело к возникновению нового, что своим рождением любое новое всегда обязано смерти предшествующего ему старого. Творение, следовательно, никогда не уничтожается, а только перетекает во все более новые и совершенные формы, и потому, при всем желании, я не могу отметить в окружающем меня мире ни одного примера действия разрушающей силы дьявола.
Таким образом ни допущение превосходства силы дьявола, ни допущение равенства сил Бога и дьявола не могут быть нами приняты. В первом случае, дьявол, вероятнее всего, не допустил бы самого акта творения, или же погубил бы его еще в стадии формирования, а во втором, на день созидания, приходилась бы ночь разрушения. Но, как я уже сказал, наличие нас в мире и наличие вокруг всего того, что мы видим, осязаем и обоняем служит неопровержимым доказательством абсолютного превосходства Бога над дьяволом (либо отсутствия последнего!).
Но если дьявол слабее Господа (а из трех вариантов, допускающих его существование, остается только этот), то обладая даже маломальской логикой нетрудно заключить, что в этом случае дьявол не способен разрушить Божье творение, он, более того, не способен разрушить его не только полностью, но и даже частично сколько-нибудь значительно, и в его силах, следовательно, остается лишь доля разрушения крайне мизерная в сравнении с размерами творения. Но тогда возникают новые сомнения.
Даже если оставить в стороне вопрос о том, зачем Богу, способному уничтожить дьявола в силу своего превосходства, сохранять существование тому, что вмешивается в дела Творца, стараясь ему препятствовать, мы вправе спросить: “А тот ли это тогда дьявол, которым пугают людей? Что общего между грозным Сатаной, перед которым трепещет человеческая фантазия, и жалким шутом, мелким пакостником, каким он предстает, если способен в океане созидания разрушить не больше капли? И что же это за “гордый” [12], дерзкий и настырный соперник, который всегда проигрывая, будучи вечным неудачником, обреченным оставаться всегда вторым, тем не менее предпочитает жить в позоре, чем отступить и уйти?...” Умножая эти вопросы, я, наконец, задаю себе последний: “А был ли дьявол?!...”
Существование дьявола имело бы хоть какой-то смысл, если бы этот “гений зла” хоть в малой степени соответствовал своей литературной характеристике: “... Это враг рода человеческого, человекоубийца от начала, ангел смерти, друг смерти и вор жизни. Кроме того, дьявол - это разрушитель и клеветник, лжец и Отец лжи, обезьяна Господа Бога, потрясатель правосудия, источник зла, корень пороков... дьявол еще и совратитель людей, начало всех споров и раздоров, поставщик горестей, предатель народов...” [13]
Нет логики, нет смысла содержать рядом бессилие, которое изо всей мочи пыжится тебе помешать. Содержать нечто абсолютно бессмысленное и беспомощное. Оно ведь ничего не способно привнести в мир. Дьявол, по определению, ничего не производит, он только потребляет, питаясь разрушением крох со стола Божественного творения. И как тут не воскликнуть: “И это посмешище, эта “Моська, лающая на Слона”, и есть дьявол??...” Так посмеемся над ним все вместе!
А вообще же, если вопреки логике, здравому смыслу и очевидности фактов все таки допустить существование дьявола [14], то мне представляется, что в этом случае:
ВЕЛИЧАЙЩАЯ ХИТРОСТЬ ДЬЯВОЛА СОСТОЯЛА БЫ В ТОМ, ЧТОБЫ УБЕДИТЬ МИР В СВОЁМ СУЩЕСТВОВАНИИ!!!
[1] Гёте И.В. Фауст. Лирика. - М.: Худож. лит., 1986. - с. 51. Мефистофель - имя дьявола, образ злого духа в фольклоре и художественном творчестве народов Европы; в многочисленных произведениях о докторе Фаусте, в том числе и в “Фаусте” И.В.Гёте, - спутник и искуситель Фауста, предлагающий ему власть, знания и все земные блага в обмен на душу.
[2] Интересно, что в древнейших текстах, по свидетельству специалистов-религиоведов, вместо имени Анхра-Майнью, употребляются слова “давранд” и “даруж, то есть “лжец”, а ведь и в христианской Библии сатану называют клеветником. [См. Откр. 12:10]
[3] Токарев С.А. Религия в истории народов мира. - М., 1986. - с. 340.
[4] Там же, с. 341.
[5] Сидихменов В.Я. Китай: страницы прошлого. - М.: Наука, 1978. - с. 6.
[6] В обычном смысле греческое слово “демиург” - “мастер”, “знаток”, “созидатель” - употреблялось для обозначения ремесленников, мастеров, врачей, художников, либо должностных лиц. ( См. Философская энциклопедия. В 5-ти т. - Т.1.- М., 1960.- с. 453). Со временем за этим понятием закрепилось значение идеального первоначала, творящего мир, “творца”, “созидателя”. Таков, в частности, демиург, “творец и отец этой Вселенной”, у Платона который и ввел этот термин в философский лексикон. Однако одно время демиург полагался источником мирового зла, поскольку его “материалом” является косная материя, олицетворяющая собой абсолютное зло. Идея “злого демиурга” была особенно присуща гностицизму, сыгравшему важную роль в формировании начального христианства, а затем (во 2 в.) ставшего главным его соперником. В этом смысле демиург долгое время считался носителем отрицательного, негативного, по своей сути, начала.
[7] Гусейнов А.А., Иррлитц Г. Краткая история этики.- М.: Мысль, 1987. - с. 213-214.
[8] Чанышев А.Н. Курс лекций по древней философии.- М.,1981. - с. 30.
[9] Цит. по: Философская энциклопедия. В 5-ти т. - Т.2. - М., 1962. - с. 27-28.
[10] Цит. по: Валовой Д., Лапшина Г. Имена на обелиске. - М.,1980.- с.121.
[11] Разумеется, речь не идет о всей философии, и обо всех философах.
[12] Ср., например: “Первым [на земле] явился Сатанаил и причтен был к ангелам, а за гордость [выделено мной - Г.Ш.] его назвали сатаной-дьяволом, и он был низвержен ангелом на землю за четыре дня до создания Адама” ( “Беседа трех святителей”.- В кн.: Златоструй. Древняя Русь. Х-ХIII вв. - М.: Мол.гвардия, 1990. - с.263).
[13] Климов Г. Протоколы советских мудрецов. - Сан-Франциско: Глобус,1981. - с. 8.
[14] Такой известный философ как Н.О.Лосский в своей оригинальной концепции абсолютного добра считает, к примеру, вполне естественным определить и для сатаны надлежащее ему место. Вот что он пишет: “У сатаны, как и у других существ, конечный идеал есть абсолютная полнота жизни. Борьба против Бога и зло, вносимое им в мир, есть явление, производное из его гордыни, вступление на путь, противоречащий его же конечному идеалу. Поэтому жизнь сатаны полна разочарований, неудач и все возрастающего недовольства жизнью. Таким образом, у нас есть достаточные основания утверждать, что даже и сатана рано или поздно преодолеет свою гордыню и вступит на путь добра” (Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. - М., Политиздат, 1991. - с. 125).