- Не ной, идём быстрее-подгонял еле тащившуюся по темному лесу наследницу рода. Да было тяжело, да еле ушли от напавших, и да, наследница вряд ли в своей жизни подвергалась чему-то подобному. Представить ситуацию, в которой стройная белоснежная крольчиха могла бы в платье и сапожках на себе тащить два объёмных тюка и увесистую дорожную сумку, было сложно. Она конечно молодец. Держалась сильно лучше, чем можно было от нее ожидать. Но все равно требовалось прилагать силы, чтобы ее высочество, окончательно не раскисло посреди этого леса.
Цапковски не был профессиональным охранником или бойцом, в эту авантюру его заставило влезть безденежье. Толковых заказов на не упокоенных давно не было, дикие в преддверии зимы попрятались по своим логовам и в целом не беспокоили селян, а сбережения очень неожиданно и к большому сожалению закончились. Цапковски относился к деньгам очень легко, многие сказали бы - легкомысленно. Даже для своего вида, что имел весьма определенную репутацию, Цапковски был с одной стороны жаден до них, а с другой, очень просто их транжирил. Главным образом на разгульное веселье. Он сильно отличался от своих сородичей. Он не имел дома, с бесчисленными кладовыми и хранилищами, не вел как прочие еноты финансовых дел, не имел даже лавки, что казалось и вовсе не мыслимым, для его вида. Все знали, что енот или имеет свою лавку, или работает в ней на своего родственника. И живет в одной большой и многочисленной семье. Многим бы хотелось наложить лапу на полные серебра, по слухам и сплетням, закрома енотовой семьи. Но вот начинать вражду с целой енотовой семьей или того хуже кланом, было себе дороже. Кроме того, хоть енотов многие не любили, но признавали, они были нужны и очень полезны в ряде ситуаций. Торговля с пустынниками и займы под проценты, многим казались если уж и не постыдным занятием, то очень близко к этому. Но Цапковски был не таков.
Его влекла жажда странствий, приключений и легкой наживы. И когда знакомый проныра предложил выгодное дельце, отказываться не стал, хотя и сразу почувствовал, что будут проблемы. Во-первых, сама цель, казалась странной. Препроводить из земель Ротозвока до границ Пашен ХьельдСквара, юною особу из древнего и почитаемого рода. В дела высокородных Цапковски никогда особо не вникал. Но тем не менее, у него сразу же возник вопрос, почему для такого дела, собирают наемных бойцов, а не выставляют собственных живых? Род Червоннохвостых был многочисленней, в нем хватало младших сынов, коих вполне можно было отправить с такой миссией, но вместо этого, во главе был поставлен всего лишь десятник. Следующий момент что с одной стороны сильно обрадовал, а с другой премного удивил его. Выплата задатка серебром и в полном объёме. Ну и на последний, и, пожалуй, самый важный момент, это состав их отряда. Во главе десятник псовый с двумя своими подручными, безродными метисами, но весьма крепкими и молчаливыми малыми. Десяток копытных, что должны были тащить паланкин с особой, и прочею поклажу. Тоже большей частью метисы, кто из них от кого произошел понять было сложно, разве что главный среди них точно имел в отцах быка. Не будь он туп как пробка и столь неуклюж, был бы первый среди бойцов. В качестве охраны, были выбраны крысюки, подлое племя, но как бойцы слыли неплохими как минимум. Их Цапковски не переносил на дух. Сам же енот, был одним из тех, кто значился как следопыт, хотя и тут возникали сомнения. Лис и кот, что были эдакими напарниками, не вызывали никаких сомнений в себе, к ним спиной поворачиваться было не разумно и крайне опасно.
Проблем Цапковски ждал, и ждал не напрасно, они не заставили себя долго ждать. На третий день, они угодили в засаду, достаточно грамотную и добротно организованную. Один секрет кошачьих Цапковски вскрыл удачно, те через чур понадеялись на свой нюх, а это не всегда оправданно. Если бы по примеру других он позволил бы себе выпивать и потреблять нюхательную соль, то тогда бы закончил свои дни, как раз в том овражке, где расположились стрелки кошачьих. Но вышло удачно, и ветерок благоприятствовал, да и засадники были безалаберно расслаблены. Гросс мессер, служивший Цапковски основным орудием смертоубийства, не подвел и на этот раз. По одному удару в спину ближним двум, все такие уверенные, такие якобы ловкие и неуловимые коты, в предсмертной агонии. Третий же, то ли самый осторожный, то ли более опытный, сумел парировать, первый выпад, но на этом его удача и воинское искусство и кончалось. Мало взять клинок или лук в лапы, надо уметь еще ими пользоваться. Добивал кошачьих деловито, выворачивать карманы сподручнее уже у мертвых, а то мало ли, напоследок решат ткнуть железкой какой, да и бессмысленные мучения не приносят радости. Так всю жизнь считал енот. Особой неприязни к этим, Цапковски не испытывал, жизнь такая скверная сука, сегодня ты, завтра тебя. Так вышло, что оказался чуть хитрее, чуть удачливее, а от того это он прятал медяки себе в кошель, а не его мертвую тушку обирали.
Но вот дальше, все пошло кувырком, вернуться и предупредить, как честно и хотел сделать Цапковски, не вышло. Звуки битвы разносились далеко, к тому времени как удалось вернуться к отряду, там вовсю кипела самая настоящая резня. Знамен не было видно, официально никто и ничего не объявлял, и это было скверно. Значит, настала "плохая война". Что именно дернуло Цапковски ринуться на выручку юной особы, он и сам не очень понял, по-хорошему надо было немедленно драть когти, довольствуясь задатком да медью. Но вместо этого, он дождался, когда здоровенный волчара вынырнул из-за спин копейщиков, увлеченных шинкованием остатка его недавних сотоварищей, и подскочив к нему резким ударом снизу-вверх вспороть его плоть. Гроссмесерр для таких дел подходил плохо, воспользовался штурмножом, своим запасным клинком. Он то, как раз легко скользнул под кирасу, рассекая плоть и высвобождая потроха.
Дальнейшее помнилось смутно, в основном бег, с буксируемой за лапу белоснежной особой. Та вообще видимо уже свыклась с мыслью что она, эдакий переходящий приз, и не особо возмущалась, вначале. Бежать пришлось долго, очень долго. Когда успел подцепить еще и сумку волка, Цапковски припомнить не смог, видимо сработал рефлекс. Вопрос о том, кто на них конкретно напал, что за дом или клан, естественно волновал авантюриста, очень не хотелось оказаться в немилости у кого ни будь из влиятельных. Напрягая память, пытался соотнести внешний вид и цвета хоть к одному из известных домов, выходило плохо. Мешал и бег по пересеченной местности, и груз, да и особа уже начала канючить, прося остановиться. К тому же местность была незнакомой, в этих краях Цапковски бывал и редко, и давно. Что творилось в здешних лесах, одному прародителю известно. Как дела обстояли с неупокоенными, бушуют ли болезни, сколько диких, как тут себя чувствует церковь, енот не знал, полагаясь больше на чутье да на авось, такие вещи узнавал обычно редко. До сего дня, он был еще одним авантюристом, не сильно интересовавший влиятельных мира сего, знай себе делай разного рода заказы на упыря или трупоеда, отлавливай обнаглевших диких, да прогуливай в свое удовольствие серебро, снимая на ночь понравившеюся, а то и понравившегося живого. Желающих поднять хвост за серебро хватало.
Но теперь, все изменилось. Один только взгляд на лапки Крольчихи, выдавал в ней весомую потенциальную проблему. Как алмаз грязью не замазывай, алмаз останется алмазом. Пальчики тоненькие и холеные, шерстка белоснежная, не знавшая что такое грязь и пыль дорог. Пожалуй, ничего тяжелее чаши эти лапки и не подымали. От того сейчас особа буквально изнывала от усталости.
-Не ной говорю, вроде бы тут где-то должна быть дорога. Если мне память не изменяет. И не просто дорога, а имперский пост сборщика податей. А при нем вроде как была корчма. Вот в ней ваше высокородие и заночуем. - Успокаивал наследницу рода. В отношении неё пока еще не сложилось определенных планов, скорее было интуитивное понимание, что в отличие от его жизни, её стоила дорого, и теоретически, можно рассчитывать на солидную прибавку, если суметь, сохранив свою довести ее до места назначения. Но с другой стороны, если уж роду Червоннохвостых был брошен вызов, если речь идет охоте на наследниц рода, то находится рядом с ней, значит ежеминутно рисковать. И не просто умереть, а умереть, как-нибудь особо затейливо, чего вовсе не хотелось. Пока с выбором дальнейших действий не определился, Цапковски, выискивал признаки дороги, боясь признаться себе в том, что видимо заплутал. Организм требовал передышки и осмысления, видимой погони пока не ощущал, но то, что она будет не сомневался. Вот так просто взять и забыть о высокородной, кто бы не устроил охоту в мирных вроде бы землях, не сможет. Как и смириться с убийством одного из своих важных живых.
-Слушай, высокородие, как тебя звать то? И второй вопрос, ты того серого, у которого я тебе отобрал, не знаешь случаем? Чей он пёс? - решив прекратить тихое, но постоянное и уже порядком надоевшее нытьё, задал вопрос крольчихе. На ответ, впрочем, особо не надеялся, просто хотел, чтобы она наконец прекратила, -"давай остановимся, и дай передохнуть". Пару минут крольчиха и вправду молчала, за это время енот наконец заприметил дорогу, правда не ту которую искал. Узкую сельскую, упиравшуюся в хутор посреди леса. Огней никаких, признаков живых тоже, но оно было и к лучшему. Утаить принадлежность крольчихи к благородным было нереальным. Даже в сумерках, что уже опустились, одного взгляда было бы достаточно, чтобы понять, она даже на мещанку не тянет. Слишком гордо держит осанку, слишком много властных ноток в словах, да и взгляды что бросала она на Цапковского, нет, так простые живые не смотрят. -Меня зовут Оливия, из рода Червоннохвостых, я одиннадцатая из шестнадцати наследников рода. Повенчана с рождения с виконтом Албозоном, сыном Форре Верного. Мой брак был бы очень неприятен, некоторым из окружения графа Форре Верного. Старый хряк плотно окружен как завистниками, так и прихлебателями. Перечислять их всех, займет очень много времени. Стоит упомянуть лишь наверное, самых влиятельных. Это управляющие пашнями Высокодуцбовы, почитаемы ловчие Серого Дома, и пожалуй, самые вероятные исполнители этого бесчестного нападения. Молодые и амбициозные - ревнители света Создателя. Хотя уверенности у меня нет. На него замахнуться в открытую никто не осмеливается. Брак давно одобрен, что-либо менять не в привычках графа, а ведь несмотря на старость, этот кабан еще запросто подымет на клыки любого, тем более, что он по-прежнему доверенное лицо самого императора. - Голос крольчихи чист и нежен. От усталости как будто не осталось и следа.
Глава 2.
Речь крольчихи заставила Цапковски по-новому взглянуть на неё. Высокая, стройная, с неожиданно очень умными глазами, она не была привлекательна с точки зрения енота. Он предпочитал, чтобы самочку было за что подержать, тут же шкура да кости. Но помимо отсутствия привлекательных форм, было еще и четкое понимание, что на достоинство крольчихи не стоило даже думать покуситься. За это могли уже младшие сыновья Червоннохвостых устроить охоту на одного не в меру разгоряченного пушистого в маске. Пускай каких то особых зверств за ушастыми не водилось, они славились крепким хозяйством и большим количеством живых под их началом.
- Ревнители света? Мда, и если вправду это они, то дела наши ваша ушастость, сильно плохи. Я с ними особо не связывался, но наслышан, наслышан. Ладно, кажется я нашел, где можно будет переждать ночь, да привести себя в порядок-
Брошенный хутор, всегда плохой знак. Причин может быть много разных, но все они сулят проблемы разного толка. Но если живая мертвечина, поднятая отродьями Мортис или дикие, что смогли перебить живших здесь, не пугали Цапковски, с ними привык иметь дело и довольно успешно справлялся с ними и раньше. То вот чумные поветрия, что порой случались, развеять гросс мессером не выйдет. Ступая осторожно, тщательнейшим образом принюхивался, пытаясь уловить сладковатый запах разложения, или сырный дух. Но вместо этого учуял острый тяжелый запах, что с одной стороны и порадовал и встревожил. Дикие!
Дикие бывают разными, в силу разных причин, порой живые возвращались к состоянию пращуров, теряя разум, взамен приобретая чудовищные силы и нескончаемый голод. Какой-то зависимости от рода не было, одичать мог любой, и толстый рогатый увалень, и поджарый псовый. Единственное что роднило всех диких, это бедность и зачастую голод. Высокородным, дикость не грозила, у них то всегда сыто брюхо. Цапковски же по себе знал, каково это когда уснуть было невозможно из-за рези в животе. Когда голод толкал на поиск хоть чего-то съестного, в любую погоду, знал каков на вкус вареный ремень. Обычные живые относились к ним по-разному. Одни диких презирали, другие боялись, третьи старались не замечать их и не думать, до тех пор, пока дикие не выходили к живым в поисках пропитания. Случалось, порой, что диких, даже пытались приручить и использовать в хозяйстве. И каждый раз потом находили поутру растерзанных умников в лужах крови.
Диких было не много, оставив крольчиху у изгороди, в бою она бы только мешалась, Цапковски обошел хутор по кругу осматриваясь и принюхиваясь. Три дома образовавшие собственно двор, собственно общий жилой, сеновал и сарай. С сеновала и сарая опасностью не веяло, только сырость и запах прелого сена и инструментов. А вот в общем доме было минимум пять диких. Не больших, с большими, Цапковски в одиночку даже и не подумал бы связываться, не малых, с такими можно было бы даже не раздумывать. А соизмеримых, причем все одного вида, что несколько упрощало дело.
Если бы не необходимость в доме, и не опасения насчёт погони, енот просто бы подпер бы выход поленом, да поджог бы хутор. Все одно серебра там быть не могло, чего-то особо ценного тоже. Разве что в подполе, в крепком сундуке, да только подпол вряд ли сгорит, и можно потом разобрать пепелище да вынуть то, что беднота могла считать ценным. Куски ткани, новые железные ножи и топорища, да горсточки меди. На хуторе вряд ли дела шли как-то очень хорошо, чтобы можно было заподозрить наличие чего-то действительно ценного. В лучшем случае думалось Цапковски, найдется новенький топор, ну или зеркальце, полученное в приданное вместе со стеклянными бусами.
Бить диких енот приготовился как обычно наверняка пускай и не быстро. Оконца были маленькими, через такие особо не сбежишь. Целая слюда не даст дыму выходить, а значит у дикого иного выхода кроме как через сенцы не будет. Готовясь, выход забаррикадировал поленом, благо дверь отпиралась наружу, а не вовнутрь. Из сарая притащил деревянных вил и рогатин, сподручнее было бы бить копьем, вот только копье стоит денег. А его не было, обычно еноту оно было без надобности, да для диких сойдут и деревянные рогатины. Следом, занялся отработанным выкуриванием диких, с собой давно и всюду таскал запас сушеных травок, что давали едкий раздражающий нос и глаза дым, и почти не давали собственно огня. Пещера ли, нора, берлога или как сейчас бревенчатый дом, все едино, дикие ломились от такого дыма, не разбирая дороги. Жаль дом был большой, и на то чтобы выкурить ушла половина запаса. А это значит, что скоро вновь надо будет покупать у травников восполняя запас, ведь впереди длинная зима, и кто знает, вдруг травки опять понадобятся.
Травки не подвели, глиняный горшок служившей жаровней, исправно чадил густым жирным белым дымом, от которого чесался нос и хотелось чихать. Печную трубу Цапковски забросал прелым сеном, и заткнул старым подранным ватником, найденным на сеновале. Горшок ухватом выставил в дом, и тут же метнулся за дверь, готовясь встречать диких. Дверь и без того узкая, не позволяла бы выйти сразу двоим, была заблокирована пустой кадкой. За раз ее не отбросят, об этом енот позаботился, навалив увесистых чурбанов в нее, и уперев, чтоб не откатили каменный пресс. Судя по запаху, кадка была для капусты. Та щель что осталась, как раз и была нужна еноту, в нее намеревался бить диких когда полезут.
-Кто там?- голос крольчихи заставил натурально подпрыгнуть от неожиданности. Она сумела подкрасться к нему незамеченной, что изрядно испугало и встревожило Цапковски. -Ваша светлость... Это было очень неразумной идеей , я бы сказал крайне необдуманной...- старательно подбирая слова, вспоминая все немногочисленные изъяснения высокородных, что когда либо слышал в своей жизни, вертя головой то ожидая диких, то пытаясь сообразить, как спровадить крольчиху пока не поздно, первого дикого прозевал.
Мощный удар едва не снес дверь и баррикаду. Голова с крутыми спирально изогнутыми рогами, казалось, была подобна осадному тарану. Удар рогатиной пришелся вскользь, лишь еще больше приводя в бешенство дикого. Глаза его были залиты кровью, и тени разума в них не читалось, лишь злоба и гнев. Рогатый был плох собой, шерсть с него сползала клочьями, являя шелудивое тело с розовыми болезными пятнами, сам он был весьма тощ, с провисшим пузом, а за его спиной раздавалось недовольное блеяние его братьев по несчастью. Крольчиха подхватила запасную рогатину, и в целом неумело, ткнула дикого в глаз, считая, что таким образом помогает, на деле, вызвала целый фонтан крови, что окатил их с головы до ног. Времени что-либо объяснять ей, у енота не было, дикие ломились, не обращая внимания на то, что калечат друг друга. Дать им выбраться, значит серьезно осложнить дело, с призрачными шансами на выживание. Прокляв про себя весь род Червоннохвостых и в частности наследницу рода, перехватив рогатину, нанес прицельный удар в глотку дикому. И крови брызнуло куда меньше, и дикий с хлюпающим звуком опал на порог, освобождая дорогу следующей жертве.
Укол, выдернуть и отступить, давая диким самим пытаться освободить место. Чуть показалась незащищенная шея, снова укол, и еще один безумец подыхает, заливая все своей кровью. Диких оказалось не пять, а девять. Цапковски понял, это и были обитатели хутора, все семейство. Неурожай ли, или еще, какая нужда, но обратились почти все. Проклятье дикости пощадило лишь потомство, их забили насмерть взрослые.
Схоронить бедняг не было сил, вытащив их из сеней, оставил трупы у ограды. Ночной холод уже наступил, да и земля была тверда как камень уже последние несколько недель. Кроме того, Цапковски не считал похороны чем-то ну прям, ну очень необходимым. Хотят последователи церкви зарывать в землю останки, ну и на здоровье, поверхность и впрямь будет чище, но самому ковыряться в грязи, Цапковски не желал. Оливия с невозмутимым видом наблюдала, как енот сначала таскал туши диких, затем как вытаскивал останки потомства, но помогать не рвалась. Более того, она бросила всю поклажу у ограды, видимо считая, что раз представилась, и прямо сейчас враждебно настроенных живых нет, то енот автоматически стал этаким мальчиком не побегушках. Пока Цапковски возился на улице, а он не забыл вывернуть карманы с остатков одежды, что были на убитых, она прошмыгнула в дом, и через некоторое время смогла открыть окна, проветряя дом от дыма. Вынести из дома сам горшок впрочем, тоже не додумалась, и вскоре дом стали оглашать её звонкие чихи.
-Поди прочь! - встретила она с порога енота, когда тот вернулся в дом. Горшок с едва тлевшими травами он таки вынес, и намеревался растопить печь, благо было чем, да и трубу он уже большей частью освободил, и тут такое заявление, от пускай и благородной, но наглой сверх всякой меры крольчихи. -Ваша светлость или как там правильно. Вы чего-то видимо не понимаете. - начал было относительно вежливо объяснять Цапковски, как его тут же прервала Оливия словами
- Я сказала топ топ отсюда- и небрежный жест пальчиками, словно стряхивал сор со стола. Тут нервы у енота не выдержали. В два скачка он оказался у раздевшейся до нижнего платья крольчихи, и схватив за плечи усадил ее на табурет, вроде бы относительно чистый. -Слушай сюда, чудом выжившая. Если бы не я, то быть бы тебе или трахнутой во все пихательно-дыхательные, обесчещенной, или просто расплющенной. Что из этого хуже, решай сама, мне плевать. Раз уж я ввязался в это дело, то доведу его до конца. С кем там ты повенчана? С молодым поросём? Как бишь его там? "Аболваном ?" Ну так вот, я сделаю всё, чтобы он таки познал тебя на своем ложе, надеюсь, что ему понравится такая худая как ты, или он сначала будет откармливать, не знаю, да и плевать. Ты - пальцем ткнул в ее плоскую грудь - пойдешь со мной до самых Пашень ХьельдСквара. Где тебя и передам тебя живым Высокодубцевых, получу свою долю серебром, пожелаю вам приятной брачной ночи, и свалю зимовать, например, в Лодейск, или еще куда. Но подальше отсюда. Ваши игры высокородных, меня мало волнуют. - Смотря в глаза крольчихи, енот тряс ее каждый раз, когда пытался донести до неё простые по его разумению мысли. - Мне нет дела, кто и зачем решил устроить плохую войну, да еще и в преддверии зимы. Мне плевать на твой род, на то какая ты там по счету и сколько еще наследников рода. Все что меня интересует, это серебро. Вы высокородные, хуже любых диких.
Глава 3.
Поняла или нет, Цапковски не смог определить. Не возражала и примолкла, и более не пыталась вмешиваться. Этого было достаточно еноту. Более внимание на неё не обращал до самого отбоя, хватало забот и без того. Печь растопить, развесить пучки валерьяны, что перебили запах дымовой ловушки, накидать соломы, чтобы хоть немного закрыть кровавые пятна, да притащить воды из колодца. Чужая кровь уже успела спечься на шерсти, от чего шкура зудела и чесалась. Не хватало еще подцепить какой ни будь заразы от диких, или того хуже, самому ощутить зов предков.
Отмывался, прямо в доме, на крольчиху Цапковски наплевал. Вряд ли она что-то новое для себя увидела, ну подумаешь, один голый енот плещется бадье, поливая себя горячей водой из ковшика. По-хорошему надо было бы сходить в баньку, да только её прежние жильцы не сподобились сделать, видимо это и стало одной из причин, почему и обернулись в диких. Крольчиха впрочем, тоже слегка привела себя в порядок, долго и тщательно вычесывая шкуру частым гребешком, пользуя шайку горячей воды, умыла шею, мордочку и лапы. Заголяться дальше нижнего платья, видимо считала ниже своего достоинства в присутствии безродного енота. На что Цапковски только фыркнул, это даже не задевало его.
-Есть что будешь? Есть орехи и вяленая рыба, извини, конечно ваше высочество, но изысков не имею.- предложение было сделано от сердца. И от того отказ крольчихи, пусть и вежливый, был обиден еноту. - Ну не хочешь как хочешь, ходи голодная, а я спать. Надумаешь что пожрать, оставлю на столе. И это, ты не дури и залезай на печь, уже холодно, а будет еще холодней. Я не кусаюсь...
К еде судя по всему Крольчиха подошла только после того как Цапковски утихомирившись затих на печи. Как и многие из его вида енот спал очень чутко, тем паче, что погоню со счетов нельзя было сбрасывать. Его даже немного удивляло, что до сих пор ее не было слышно, да и тревожный нерв не беспокоил. Что-то ему сильно не нравилось во всей этой истории, да и в крольчихе заодно. К долгим умозаключениям енот не привык, обычно все было довольно просто. Да, живые любили друг друга обманывать, кидать и предавать. Но все обычно было просто и зачастую лежало на поверхности. Да и в принципе достаточно было быть всегда настороже, внимательно смотреть по сторонам и не доверять никому, чтобы избежать большинство проблем. Но в мире высокородных, все было совсем не так просто. Взять того же виконта, на кой черт ему сдалась эта ходячая жердь? Ни жопы, ни сисек, разве что мордаха смазливая. Хотя, виконта, наверное, можно было понять, когда ты хряк, выбирать не приходится. Даже с его положением и деньгами, с самками, очевидно, были проблемы. С высокородными самками естественно. Простолюдинок поди пользовал направо налево. Сам Цапковски пользовал бы точно. Рассуждал про себя енот, перед тем как забыться, на теплой печке. Про то помолвку с рождения он попросту не подумал и не учел этого факта, примеряя себя на место неведомого ему виконта. Прикосновение не просто холодных лап, практически ледяных, мгновенно пробудило его. Крольчиха все же пересилила себя, и дабы не околеть, все же легла рядом с енотом, и именно ее лапки его и пробудили.
Поворчав, енот поделился своим одеялом, точнее бывшим некогда хозяйским. О запахе, чистоте и прочем, Цапковски старался не думать, главное, что в темноте оно казалось относительно приличным, а главное было теплым. Печь продержало тепло до рассвета, а большего еноту было и не нужно.
Утром предстала довольно удручающая картина. Дом был откровенно грязным и запущенным, одеяло заставило содрогнуться от мысли, что совсем недавно в него старательно кутался, да и в целом хотелось покинуть дом как можно скорее. С трудом взяв себя в руки, заставил себя осмотреть все комнатки, все углы и закутки. Нашлось немного ценного, полированное медное зеркало, побрякушки самок, и главное старый шлем, и топор. Видимо глава семейства, некогда был в ополчении, иного способа получить такое добро, на общем фоне бедности, Цапковски не представлял. Жратвы вот не было в доме, дикие они хоть и теряют рассудок, все же кое-что понимают насчет пожрать и попить, а еще насчет плотских утех. Этого за время своих скитаний и охоты на них, енот насмотрелся.
Покончив с осмотром дома, занялся осмотром содержимого сумки возможно покойного волчары. Рану в пузо волк получил знатную, енот понимал толк в таких делах, но также он осознавал, что рана была не обязательно фатальной, и с более страшными увечьями порой выживали. И пока крольчиха потрошила один из тюков, извлекая на свет божий шмотки, Цапковски вдумчиво осматривал содержимое. Письма, красная восковая свеча, моток пеньковой бечевки, круглая, довольно увесистая печать с символом, который не был знаком еноту. С уверенностью он мог сказать, что ничего подобного он раньше не видел. Пускай енот в принципе не много и видел печатей, тем паче до сего дня он их и вовсе в лапах и не держал, но обычно символы были похожи на те, что малевали на щитах и вышивали на знаменах. На этой же печати, скалился какой-то кот в короне.- Может быть ловчие Серого Дома?- сам у себя спросил енот, и понял, что понятие не имеет, какой символ пользуют представители этого дома. Цвета их хорошо знал, а символа вроде как у них отродясь не было, да еще и корона. Тут или они обнаглели в край, что вообще-то на них не похоже, то ли и вовсе они не причем. Второй вариант казался еноту более вероятным, но решил на всякий случай узнать у крольчихи, что она знает о такой печати, но пока она подбирала себе наряд, поверх нижнего платья.
Выходило у нее не очень, к таким фасонам она явно не привыкла. Решив несколько обождать, продолжил капаться в сумке, выкладывая содержимое на стол. Туба с чистыми листами бумаги, мешочек песка, писчие перья, чернильница - с каждым новым предметом енот понимал, он пырнул в живот не воина, а писаря представленного к отряду для донесений, или что еще хуже и вероятнее, младшего сына какого-то неизвестного ему дома. От того волчара так легко дался, в силу своей молодости и не опытности. Не помогло ему от природы могучее телосложение и сила. С тех пор как железные ножи сменили когти и дубины, шансы здорово уровнялись, а когда появились арбалеты, так и вовсе высокородные почувствовали себя неуютно. Болту плевать, кто ты по рождению, есть на тебя защитный панцирь или нет. Даже большие живые, как-то тигры, туры или медведи опасались арбалетчиков на поле брани, не говоря уже про всех остальных.
Из интересного оказались ещё и письма, их к своему сожалению Цапковски отложил в сторону. Если считать его еще в родном доме обучили, до того, как он решил покинуть отчий дом, то вот научится толком читать так и не успел, о чем часто жалел. В других тюках, оказались одежды Оливии, собственно она-то их и не выпускала все это время, пока они бежали, куда глаза глядят.
Подытожив, осмотр, енот пришел к несколько грустному выводу. Местность не знакома, хотя бежали все это время вроде на юг, в сторону пашен. Другой вопрос, что в Пашнях ХьельдСквара Цапковски был один раз, давно и пьяным, и не долго. Все что о тех местах помнил, так это история названия, что была по-своему забавна. Завоевателя уже давно похоронили, а имя его так и закрепилось за местами. Уже сколько поколений прошло, а память живых все не отпускала могучего Лося Завоевателя с Севера.
-Вот что леди Оливия, нам надо идти, и идти быстро. Если мы хотим выжить, и попасть к встречающим вас. А потому, вам придется бросить свои наряды, по крайней мере, часть - голос енота был предельно сух и деловит. Напряжение вчерашнего боя спало, и теперь он в полной мере осознавал, что перед ним не простая крольчиха, и дерзить ей, все не в его пользу. Да она самка, ее слово мало что значит в этом мире, но, тем не менее, она не простая самка. Как ни крути, наследница рода, а значит, за нее могут и вздернуть. Мысли о бонусном серебре сменились размышлениями, как уберечь свою шкуру в случае чего. Чем больше енот думал обо всем, тем меньше ему нравилось все происходящее. На его удивление Оливия не стала протестовать, и забросила на спину всего один тюк, и тот сильно уменьшавшийся в размере. По-хорошему надо было бы спалить ее оставленные шмотки, но на это банально не поднялась лапа.
Для дальнейшего путешествия крольчиха выбрала темно-зеленое платье, подпоясанное под грудью черным широким поясом. Голову свою она покрыла традиционным убором всех длинноухих, не мешавших им вслушиваться, и вместе с тем, не позволявший обвинить их к неуважению церковных запретов для самок, да и в целом в одежде всегда теплее, чем без неё. -Я готова мой верный серв, можем выступать.- голос крольчихи тоже не баловал на теплоту и мягкость. Да и на серва в ином положении Цапковски мог и взъестся, сейчас же мягко поправил.
- Егерь, ваша светлость. Я ваш егерь. Так числюсь в грамотах. Но это потом, идемте, нам предстоит длинный путь. - Пытаясь чуть сгладить углы в их вынужденно близком походе, енот подпустил теплоты и елейной патоки в свой тон. На что крольчиха казалось, не отреагировала никак. Свои пожитки енот собрал много раньше, свою суму за спину, трофейную волчью справа сбоку, гросс мессер слева, штурм нож в ножны за спиной, вот и все сборы, бывало и хуже.
Лес встречал их тишиной и морозцем. Вода еще не замерзала, но пар уже вырывался при дыхании. Долгое время, шли молча. Оливия то ли игнорировала енота, то ли не знала, что спросить, Цапковски же берег дыхание. Окружающее его все больше тревожило, в первую очередь, он не видел следов жизни. Какой бы ни был дремучий лес, вездесущие живые везде оставляют свои следы, там зарубку, в другом месте тропинка, а местами и вовсе метят как дикие. Здесь же даже запахи казались пустыми. По пути енот не брезговал пополнять запас еды, собирая грибы, чем пожалуй, удивил Оливию, да так, что она наконец прервала свое молчание.
-Мне казалось, мы спешим, или егерь вдали от городов всегда должен так себя вести. Напомню, за нами с ваших слов должна быть организована охота. Или что-то изменилось, о чем я не ведаю? -
Цапковски срезая очередной гриб, лишь беззлобно ухмыльнулся.
- Ваша светлость, моих скромных запасов нам едва ли хватит на ужин. А хочу обратить ваше внимание, лес этот как будто и не думает кончаться. Очень неприятная ждет нас перспектива в нем и заночевать. И хотя я всячески пытаюсь вывести нас хоть на какую ни будь дорогу, к моему глубокому сожалению никаких признаков, не вижу. Думается мне, что лучше будет заночевать, хотя бы на сытый желудок. Поголодать еще успеем. Кроме того, мы только вчера столкнулись с дикими. Правду ли говорят иль брешут, но ученые мужи с церковью заодно, твердят как заведенные. Голодать нельзя, стяжательствовать грешно, нужно избегать чрезмерных лишений и не скупиться на пропитание. Вот поэтому мы поспешаем не торопясь. Заодно делаем запас, пусть и малый. Говорю как ваш верный егерь, пожалуй, это одна из моих любимых обязанностей и при этом, самая легкая.- Оглянувшись, посмотрел с улыбкой на неё. А заодно сверился с солнцем, по памяти им нужно было всегда идти строго на юг, Пашни большие, там хватало и хуторов, и деревушек. Рано или поздно они должны были показаться.
Глава 4.
Запах жилища Цапковски учуял ближе к полудню. Пустой лес все никак не кончался, и уверенность понемногу покидала спутников. Крольчиха стойко переносила тяготы пути, для неё этот переход был явно в тягость, и от того, енот все больше проникаться к ней неким уважением.
- Чу! Где то рядом жилище, мы на верном пути!- обрадовано сообщил ей. - Да слышу, вон там, кто-то топает - указала лапой направление Оливия. Цапковски от неожиданности округлил глаза, он точно мог поклясться, что в лесу была полная тишина. Конечно, ушастые слыли отменными слухачами, но и на свой слух никогда не жаловался. Вначале он даже было, не поверил, вслушиваясь в звенящую тишину. И лишь когда был уже готов решить, что Оливия его разыгрывает, уловил отдаленный звук, вроде как хруст ветки. Пришлось признать себе, что стереотипы о запредельном слухе ушастых имеют под собой реальную почву.
По направлению к звуку рванули не сговариваясь, вариант того, что это были преследователи, енот даже не рассматривал, что же до крольчихи, та не спешила делиться своими соображениями. Старый конь сгорбленно шел под тяжестью мешка, что нес за спиной, но при этом, не издавал лишнего шума. Он без сомнения услышал пару, что неслась к нему со всех ног. -Постойте любезный, подскажите нам...- на бегу закричала Оливия, голос ее при этом был чуть более хриплым и низким чем обычно. Цапковски же не пытался кричать во время бега, старик не спешил, а потому орать было ни к чему, да еще и срывать голос при этом. -Уфф, уважаемый, как же я рад тебя видеть здесь. Подскажи, далеко ли до Пашен ХьельдСквара? - чуть отдышавшись, задал вопрос енот, разглядывая старика. Старик, несомненно, когда-то был воином, на то указывали не ширина плечи и в целом стать, но шрамы, что виднелись на руках и шее. Исполосован был он в свое время знатно. Это же указывало и на то, что был он из простых воинов, если и не вовсе из городского ополчения. Шумно вздохнув, сбросив мешок с плеч и остановившись, старый воин с недовольной мордой, обернулся к еноту.
- До Пашен хмм... До Пашен миль пятьдесят, если по прямой. Да только по прямой вы вряд ли пройдете. - его слушали не перебивая, видом давая понять, что ждут дальнейших объяснений. Чуть помолчав, старик продолжил. - Скоро ночь, а неупокоенные встревожены запахом крови. У живых короткая память, и двух поколений не прошло, опять кровь друг другу пускают, да и опять на том же месте.
Цапковски после этих слов весь вытянулся и стал очень внимательно поглядывать меж деревьев. Сейчас еще не хватало наткнуться на восставших для полного счастья.
- А то же место, далеко отсюда ?- вкрадчивым и вновь очень нежным голосом поинтересовалась Оливия. Старик аж расплылся в улыбке, так его голос наследницы рода пронял.
-Да ваша светлость, не так чтобы и далеко, всего то полдня пути. За раз с той стороны речки. Там была сеча между домом и отступниками, много тогда на берегу полегло. Сейчас вот встают помаленьку. Третий день считай, как мал по малу кровь пускают, а мертвякам от того, как лежать то смирно? Когда их так ... - А кто пускает ? Не знаешь? - вновь поинтересовалась крольчиха. Несмотря на мягкость тона, в глазах такая твердость, что и скалы могли бы позавидовать. Старик смущенно помялся, переминался с ноги на ногу, и все же выдавил из себя. -Знаю ваша светлость, как есть знаю. Только вам это не понравиться. Вы ведь, как я разумею, из дома Червоннохвостых? Вы уж не серчайте на меня, мой вот внук за вас кровь свою пролил, как до этого проливал его отец, мой сын. Как и я когда-то пролил свою. Да только, родич ваш пришел третьего дня. Не один пришел, с войском. Кто такие, откуда, не ведаю, да только серых ловчих за раз смели, даже не поморщились. Ваша светлость, отпустите меня, у меня внук лежит меня дожидается, худо ему.
-Ну так, веди нас к внуку своему, а заодно говори, что знаешь. Кто из живых пришел, какие цвета, какие знамена, как выглядят то в конце концов . - вмешался в разговор енот.
Что-то на ночь глядя идти к пашням, когда идут такие разборки высокородных и рыщут неупокоенные, ему совсем не хотелось. Конь, подхватив свой мешок, повёл к своей землянке, несмотря на возраст шел споро, то и дело оглядываясь. Несмотря на темноту, еноту стало не по себе при виде раненого внука. Рана на шеи была опасной, по опыту Цапковски решил, что нанес его не городской дружинник или какой ополченец, а как минимум ратник. Да и то не совсем простой. У простого ратника меча не окажется. Большей частью, все по-прежнему пользовали копья и луки, потому енот и гордился своим гросс мессером.
Его он снял с трупа, о чем вовсе не жалел. Купить такой он вряд ли бы смог, за него просили минимум семь десятков серебряных. На одну серебряную можно было купить два мешка зерна, на пять серебряных топор, которым хочешь дрова руби, а хочешь приголубь по голове кого на дороге. Провожать наследницу рода он и вовсе подрядился за двадцать серебряных. Семь из которых ушло бы в счет погашения долгов, еще на десяток смог бы снять себе угол в Ладейске до самого лета, как изначально и планировал. Ну и на три оставшихся можно было бы прожить, если конечно затянуть пояс и не спускать их на выпивку и гулянки. Так во всяком случае по началу грезилось Цапковски, хотя умом то он понимал, что вновь пытается сам себя обмануть.
-Эк его так? С высокородным что ли пересекся?- почесав затылок спросил он старика, глядя на рану. Старик её зашил и обработал как смог, Цапковски понимал, что сам бы сделал немногим лучше, но если уж молодой жеребец все еще не откинул копыта, то у него были все шансы выкарабкается. Енот не был лекарем, с такими ранами уже сталкивался, и каждый раз все заканчивалось холодной землей. Хотя, здесь с учетом заботы со стороны старика, и могучего тела юного внука, были шансы на иной исход. - Как давно он так лежит ?- подала голос Оливия. - Его нужно обмывать, чем чаще тем лучше.- Лапой отстранив всех, подошла к телу молодого жеребца, и откинула покрывало. Под ним жеребец был абсолютно наг, если не считать повязки на боку. Оливия совершенно без внешних каких-либо эмоций взяла влажную тряпицу и принялась обтирать тело. На фоне могучего тела, она казалось такой тоненькой, такой невесомой и хрупкой. - Не стой столбом! Принеси воды, разогрей её, найди повязку, надо эту сменить, от нее уже запах, давай - давай, живее!- принялась командовать она. К кому конкретно обращалась енот не понял, но под ее напором тоже принялся суетиться. То и дело бросая взгляд на нее и на раненного. Всякое крутилось в его голове, он тоже видел естество жеребца, что чуть выглядывало из "кожаных ножен", и почему-то думалось исключительно о похабном, в разных позах, но с неизменным окончанием. Хотя наследница рода не давала весомых поводов о таком даже думать.
- Госпожа... Позвольте мне, вам все же не пристало самой...- в какой-то момент вмешался старик. На что Оливия лишь отмахнулась, она на полном серьезе принялась ухаживать за раненным жеребцом. Цапковски с тревогой наблюдал как крольчиха ворочала могучее тело, не позволяя ей помочь в этом. Белоснежные лапки, были на удивление проворны и умелы в деле перевязки. Видя заинтересованный взгляд Цапковски, крольчиха снизошла до пояснений. - Наш род не самый воинственный и не самый богатый. Но именно это то и проблема. Очень многие в разное время пытались опробовать нас на зубок. За всю историю рода, разных стычек было не счесть, и смерть, и ранения, верные спутники нашего рода. От того, у нас всех наследников рода обучают, делу врачевания и перевязок. Слишком многих братьев уже схоронено, их было бы больше, не умей мы заботиться о своих раненных. Практики хватает даже в относительно мирные времена. Там бунт, там не в меру наглые разбойники, а когда и внутри рода разногласия.- тут Оливия чуть нахмурилась, и прямо взглянув на старика вновь властным тоном повелела. - Ты говоришь мой родич, я не припомню никого, кто мог бы откуда то вернуться и уж тем более осмелиться претендовать на власть отца. Всех своих братьев знаю, ни один из них, не посмел бы совершить такое. Говори, с чего ты решил что это мой брат ? - Тык, ваше светлость, я и не говорил что он ваш брат. Я не знаю кем он вам приходится. Высокий такой, статный, шкура у него чудная разве что. Такая шкура в пору кошачьему племени. Черные рыже серый. Без единого белого пятнышка, ну... Вроде того, как там под доспехом простите ваше светлость не могу знать. Железа на нем было много, он считай из него и не вылазил. Я его к тому же только на той стороне реки и видел. - А как ты понял, что он мой родич? -закончив с перевязкой продолжила свои вопросы крольчиха. Енот сам для себя неожиданно обрадовался тому, что пальчики Оливии больше не касаются тела жеребца. С одной стороны, он по-своему жалел беднягу, с другой стороны, ему было не очень приятно видеть, как она касается его, когда ухаживала. Да и вообще, почему столько внимания наследница рода уделяет этому деревенскому увальню, а не интересуется им, Цапковски. Ведь он, красив, молод, статен быстр и удачлив. Ведь это он ее спас от лап волчары. Неужели только потому, что жеребец имеет, как и все прочие ему подобные между ног такой... Такой, в общем не из-за этого же она так с ним возится? Или поэтому ?
- Дык, ваша светлость, сами посудите. Почти ваш стяг, почти что ваши цвета. Разве что поле не зеленое как у вас, а золотое. Опять же, ваш род всегда славился своими сынами, их тяжело хоть с кем-то спутать. Он правда вам не в братья годится, скорее в отцы, но... Да и потом, в пашнях то, только все и говорят, что пришел наследник рода, привел с собой пустынников, и хочет вернуть своё. Это все знают, ну все здесь я имею сказать. Енот слушал старика не сказать чтобы внимательно, но все же слова о пустынниках его зацепили. - Слушай, а что пустынники здесь то забыли? Далековато они забрались, не подмораживали они себе ничего ?