Аннотация: На конкурс фэнтези: "Под землей, под водой, в небе"
Лазоревое чудо
Прохладная кромка воды сомкнулась над головой, увлекая тяжелое тело все глубже и глубже. Сопротивляться ей не было смысла, оставалось только смотреть, как неподвижная толща отделяет тебя от внешнего мира, от твоего прошлого и будущего, от жизни... Сквозь призму воды, все еще удавалось различить, где-то там, невообразимо далеко, сияющие звезды и освещенный их светом силуэт, удаляющийся по пути к городу.
Надежда не покидала мое сердце до последнего момента, когда темнота глубины скрала последние отблески света. Я не верила, не хотела верить, что человек может быть настолько безжалостным и безразличным, но раз за разом возвращалось видение растворяющейся во мгле спины.
Легкие начало саднить. Все мысли расступались перед одним желанием - ВДОХНУТЬ(!), а невозможность его исполнения приносила почти ощутимую боль. Но вдруг, низ живота скрутило спазмом, да таким, что я лишь чудом удержалась от крика. Все предыдущее, показалось легким недомоганием.
Я бережно охватила живот руками, в безуспешной попытке защитить, утешить еще не рожденное дитя. Но, возможно ли утешить умирающего? А, еще не рожденного, но, уже обреченного на смерть?!
Господи! Ну, почему так?! Да Бог со мной, только бы его спасти!.. И малыш, будто следуя моим мыслям, продолжил попытки выбраться из ставшего ненадежным укрытия с утроенной силой, заставляя мое тело выгибаться немыслимой дугой при каждом толчке.
Даже не знаю, слезы ли или въедающаяся в кожу вода, но глаза стало ужасно пощипывать. И, в последний раз взглянув в сторону, где по моим ощущениям находилась поверхность, я прикрыла воспалившиеся глаза, оставив любую надежду.
А ведь все могло бы быть иначе...
***
Немногим ранее
На мостке, совсем близко к окраине, стояла молодая девушка, устремив свой взгляд к дальнему берегу озера. Длинные вьющиеся волосы цвета вороного крыла, невесомо раздувал редкий ветерок, временами приоткрывая задумчивое лицо незнакомки. Миловидные черты и ярко выраженные, просто огромные, глаза цвета молодой листвы, сейчас были затенены печальным, раздумывающим выражением лица. Но это ее нисколько не портило, возможно, потому, что сейчас она находилась в том состоянии, в котором любая женщина просто не может быть не красивой... Округлившийся живот не удалось бы скрыть ничем и тем более, его не скрывало длинное зеленое платье, одетое на девушке.
Она настолько была погружена в раздумья, что не заметила, приближающегося неспешным шагом, молодого человека. А он и не думал о тактичности.
- Аяне, у тебя ровно пять минут на объяснение: что же такого важного могло произойти, что мне пришлось, на ночь глядя, поспешным образом покинуть ложе Мирики и ринуться сломя голову, по твоему первому зову, на эту богом забытую заводь?! И поверь, лучше бы тебе найти слова, чтоб убедить меня в этой важности. - Голос звучал раздраженно, с едва уловимой ноткой угрозы.
От неожиданности, девушка слегка вздрогнула, что не укрылось от пристального взгляда мужчины. Но более она ничем не выдала своего минутного испуга, так и оставшись стоять спиной к вновь прибывшему.
- А ты не так уж и спешил, да, Тройден? - сказано это было ровным, ничего не выражающим голосом.
- Не выводи меня! - скрипнул он зубами, сделав несколько шагов к девушке, - Зачем нужно было присылать с мальчишкой это дурацкое послание? Неужели так трудно было прийти самой? - вдруг он усмехнулся, - Повидалась бы с подругой... Знаешь... А ведь Мирика до сих пор верит в вашу дружбу! О, как она переживала, когда после праздника ты бесследно исчезла... сколько тебя не было? Больше половины года? Так для чего же ты объявилась именно сейчас?! - его голос снова зазвучал со злостью, он уж было хотел преодолеть разделявшее их расстояние, когда тихий голос Аяне его остановил.
- Восемь месяцев... долгих восемь с половиной месяцев...
- Прости, что? - Тройден немного помедлил, но потом сообразил о чем идет речь, - А! Ты об этом. Да мне это не важ...
Он замер на полуслове, потому как его собеседница стала аккуратно, поддерживая спину руками, оборачиваться к нему лицом. При малейшем сдвиге, сразу же стал виден немного выпирающий живот, от вида которого Тройден впал в ступор. Так они и стояли - Аяне смотрела в невероятно голубые глаза отца своего ребенка, об этих глазах многое говорили, считалось, что других таких больше нет в целом мире, а Тройден не сводил глаз с живота, нежно поддерживаемого руками Аяне.
- После той ночи... нет, после, как ты говоришь, "праздника", я ушла в лес. Знаешь, что-то не очень мне хотелось тебя видеть, после того, что ты... нет, что мы сделали... - первой нарушила молчание Аяне. - Старую избушку травницы помнишь? Там я и пережила все это время. Сначала думала, просто отсижусь, а там, глядишь, и позабудется, а через месяц - вот, узнала... А ведь ты Мирике так ничего и не сказал? Что же мы теперь делать то будем...
- Что ты говоришь, несчастная?! - его голос прозвучал глухо, с хрипотцой, - Ты что, хочешь сказать, что ЭТО - он ощутимо ткнул пальцем девушке в живот, - Мое?!
Аяне даже растерялась от такого заявления.
- Но чье же еще? Если ты не забыл... ты стал у меня первым! И...
- Вот именно - первым, а сколько было потом, а?! Да тебя почти год не было, откуда же мне знать, чем ты занималась все это время!! - он уже почти кричал, подступая все ближе.
- Как ты можешь?! Да после того... Я думала, что больше никогда не подойду к мужчине! Я...
- Хватит вешать мне лапшу на уши! Меня совершенно не интересует, о чем ты думала. Этот ребенок - не от меня и точка.
- Не смей говорить так! Я... если ты не признаешь ребенка своим... я... я пойду к Мирике... да, она поймет...
- Шлюха!
Он размахнулся и со всего размаха ударил девушку по лицу. Та пошатнулась. Немаленький вес не дал уставшим ногам устойчивости, а наоборот, потянул в воду. Слишком близко они подошли к краю...
***
Воздух неумолимо заканчивался. Боль в груди все нарастала, а в животе и не думала переставать. Кончики пальцев потеряли чувствительность, а все еще чувствительной кожей лица, отстраненно улавливались пробирающие до кости холодные подводные потоки, тянущие все вниз, вниз, вниз... Никогда не думала, что это озеро настолько глубоко!
В голове испуганными птичками витали мысли, одна другой страшней. На фоне других: робких и не заслуживающих внимания, одна мысль воспринималась на удивление четко: "Только бы спасти! Неважно, как... только не дать ему умереть!"
Внезапно, чьи-то уверенные руки, нежно, но настойчиво обхватили меня над животом. От неожиданно взметнувшегося огонька угасшей было надежды, нашлось немного сил, чтоб приоткрыть веки, и тут же потерять ее снова - всего лишь водный дух - озерная русалка, видимо решила помочь своей стихии в нелегком деле утопления...
Она бережно обхватывала меня и не причиняла никакого вреда, но все же тянула за собой - на дно. Мне даже хватило сил улыбнуться: глупая, все равно бы, рано или поздно, но оказалась бы я именно там.
"...Говорила - неважно... только спасти?.. Будешь сестрой?.. Спасу!" - как гром среди ясного неба, прозвучал в моей голове мелодичный перезвон, я не сразу поняла, что это голос. Но, когда до меня дошел смысл сказанного...
Теперь уже я, изо всех оставшихся сил, вцепилась в руку русалки.
- Буду!.. Прошу... - не знаю, как она меня услышала до того, но эти слова я произнесла вслух, тут же набрав полный рот воды и наконец, погрузилась в успокоительную тьму беспамятства.
Уже то, что я очнулась, стало для меня неожиданностью, но вдох свежего, сладковатого воздуха, просто поверг меня в шок. Сначала показалось, что все это мне приснилось, но вот боль никуда не ушла. Она ощущалась словно сквозь пелену густого тумана: будто, и есть она, но, в то же время, ничего не болит. Попыталась раскрыть глаза, но они настолько распухли, что это простое движение удалось мне только с невероятным усилием.
Первым, что пришло в голову от увиденного, было: "Как красиво!". Со временем удалось привыкнуть к полумраку и разглядеть более мелкие детали в окружающем меня месте. Очень уж все вокруг походило на подводную пещеру: темное пятно воды, темнеющее за мною, и сияющие тусклым светом сталактиты и сталагмиты, что вырастали из стен в самых неожиданных местах. Именно они и не давали пещерке полностью утонуть во мраке.
Рядом раздался плеск. Не в силах повернуться на звук, я лишь ожидала, что будет дальше. Пространство за моими ногами было не доступно моему зрению. Из воды показалась белокурая головка русалки, ее темные глаза сияли в неверном свете пещеры.
- Ты очнулась? - в этот раз она произнесла слова вслух, но ее голос все также походил на перезвон водной капели. - Скоро боль вернется. Воды отошли, дитя рвется на волю.
Эти слова стали пророческими. Как только затих ее голос, пелена, отделяющая меня от боли, исчезла. Теперь, боль накатывала волнами: от низа живота, до самой груди, затапливая этим нарастающим ощущением все сознание. Не помню, по-моему, я все же кричала...
Когда мне удавалось сосредоточиться на чем-нибудь помимо боли, я ощущала бережные, нежные прикосновения, но неизменно возвращалась к прежнему состоянию, не успевая больше ничего осознать. В моменты, когда становилось совсем худо, и я почти растворялась в непрерывном потоке боли, мне слышались чудесные звуки, не то слова, не то журчанье, что не давало мне уйти за грань.
Когда боль сошла на нет, я еще долго лежала неподвижно, в любой момент ожидая продолжения. Но боль не возвращалась, возвращались только ощущения: сначала вернулось осязание - я ощутила себя лежащей наполовину в воде, затем - зрение и обоняние, а последним - слух. Я услышала тихий детский плач, очень близко от себя. Этот звук послужил сигналом - я последним рывком приподнялась на колени, нервным движением оглянулась на звук и застыла, увидев его. Мой малыш, мое солнце, мой свет, моя жизнь. И как-то, неважной стала боль, предательство. Все на свете забылось, отошло в сторону, отступило перед этим хрупким существом.
Он лежал на руках русалки, почти затерявшись среди спадавших ей на руки волос. На малюсеньком личике, яркими звездами горели лазурные глаза, точь-в-точь как у отца... Невольное совпадение позволило вспомнить: Я ЧУТЬ БЫЛО НЕ ЛИШИЛАСЬ ЭТОГО ЧУДА! От такой мысли все внутри похолодело. Чтоб справиться с собой, я неловко протянула к русалке руки, а она, не мешкая, уложила голубоглазого малыша на эту ненадежную опору. Аккуратно я прижала крохотное тельце к груди. И плавно опустилась без сил на сырую землю.
- Мой маленький... мой хороший... - на меня смотрели необычайно серьезные глаза, будто все-все понимая и запоминая каждую черточку моего лица, движений губ, - мое лазоревое чудо... - сил больше не осталось, и кажется не только на разговоры, но и на поддержание жизни. - Ты полежи вот так, мой хороший, полежи. А мама немного поспит. Да... Совсем чуть-чуть...
Глаза закрылись сами собой, но руки продолжали нежно сжимать ребенка в объятиях...
***
К вечеру весь город гудел от ужасающей новости. Ну как же, сам сэр Тройден погиб! Да не просто так - утоп! В фонтане!!! Такое событие никак не покидало умы встревоженных людей. И тут и там звучал возбужденный шепот, наверняка, не в первый раз пересказывая историю.
В тени деревьев, неподалеку от злополучного фонтана шел неспешный разговор между тремя пожилыми кумушками.
- Ох, не к добру это, не к добру, говорю! Вот припомните еще мои слова, не к добру! - вещала баба Поля, местная сваха. - Где ж это видано - в фонтане топиться?! Да и с чего бы? Вон, только свадебку сыграть успели, и на ж тебе - помер!
- Это да. Как жиж теперь молодка то одна будет? - это уже Ифросия, повитуха бывалая, откликнулась. - Как ее там? Мирика, коль память еще не подвела? А что же слышно, дык, как она? Небось, горюет сердешная.
- Горюет, горюет. Бедняжка, точно покойника повстречала: сидит за столом, руки трясутся, губы трясутся, глаз бегает и все шепчет что-то, все шепчет...
- А что шепчет то?
- Да отколь жиж мне знать? Я там не бывала, возле нее не стояла, к словам не прислушивалась. Передаю, так сказать, новость из рук в руки, а коль чего, так не с меня спрашивай!
- Шепчет она имя, - вступила в разговор третья собеседница, чудачка городская да на сплетню скорая, баба Ляся, - все повторяет и повторяет: "Аяне", а глаза у ней мертвые, неразумные, глядят в пустоту, и будто видят то, чего другим видеть не дано!
- Да Бог с тобой, чудные вещи ты говоришь! Аяне - кто такая? Не припомню чтось такой...
- Была, была такая, уж год как пропала, а мужичье, чтоб их! Как-то из лесу вернувшись, и сказали, мол, задерли девку звери в гуще, только рванье и осталось...
- Да как же задерли, когда недавно видели ее у озера?!
- Да что ты?! И что ж, неужто жива, может, вернулась, кто видел?
- Миколка, сын мой, как с тракта домой возвращался утречком, так видел. Подошла она, значится, к воде, ноги окунула - и давай чешуей обрастать! - вещала с азартом баба Ляся, - Миколка глаза протер и глядь - а нет уж никого на бережку, только на середине озера хвост синий мелькнул...
- Э, несчастная, все тебе языком мести да сказки детям рассказывать. Девку жалко, а ты вона как о ней!
- А я говорю, не к добру все это! - снова принялась за свое баб Поля, - небось, точно, дух какой, нашего молодца и того, в фонтан! Эх, попомните еще мои слова...
- Да, а все же жаль парня. А какие у него глаза были, какие глаза! Теперь же, точно, таких на всем свете не сыскать. Да, жаль...
***
А в то же время, на окраине городка, неподалеку от широко раскинувшегося полноводного озера, травница Амира услышала невнятный звук, доносящийся с крыльца. Так как к ней всегда обращались за помощью, она сразу же кинулась к двери. Но за дверью, внезапно наткнулась на чернокудрого малыша, завернутого в зеленые женские одежи. Больше ничего не указывало на присутствие поздних посетителей. Редкий ветер раздувал листву на высоких деревьях; в закатных лучах, синели небесной лазурью воды озера; доносился едва уловимый плеск, будто кто-то решил поплавать на ночь глядя, но и он вскоре затих.
Амира растерянно разглядывала малыша, не решаясь сделать что-либо. На крохотной груди, еще совсем младенца, поблескивал синевой необычный кулон, чем-то очень похожий на рыбью чешуйку, но значительно превосходящий ее размером. В лучах уходящего солнца, он играл и переливался всеми оттенками синего и голубого, а иногда проскальзывала зеленоватая искорка.
Но, ни в какое сравнение с кулоном, не шел цвет глаз ребенка. Голубой, синий, немного фиолетового и совсем капля зеленого, создавали непередаваемый оттенок.
Нет, не цвет глаз отца, а цвет, давшего жизнь и убежище, водного простора - лазурный цвет.
