- А то? На вот сумку, запихивай. Ну все, сматываемся, а то застукают - не сдобровать нам!
Хорошо в Архангельских краях весенним утречком. Солнце выкатится на зубчатую бровку леса, в утреннем тумане сощурится - и такие тонкие лучики во все стороны сквозь ресницы-веточки пускает - залюбуешься! Петушки проголосят три разочка кряду - звонко поутру у них получается, телочек свой голос подаст, тут и сторож кудлатый клацнет зубом спросонья, да и переложит морду с одной лапы на другую. Василий Кузьмич выйдет во двор, окинет взглядом палисадник, с солнышком поздоровается, левый глаз зажмуря. Хорошо!
Во весь рост потянется, хрустнут старые косточки. Руки в поясницу, наклон влево, наклон вправо. Есть еще порох в пороховницах! Взглядом пройдется по околице, по дороге, засыпанной щебнем, лесом вековым залюбуется. Хорошо!
Хорошо, что Соня, супруга Кузьмича, будить спозаранку не стала. В одиночестве на базар снарядилась. У Анисимова Василия Кузьмича после вчерашних его подвигов - законный выходной. Уж очень супруга гордилась им, когда из большого города цельный майор приезжал, руку жал и говорил слова всяко приятные. И даже угоститься из Сонькиных припасов не погнушался, и хозяев уважил, и на водочку чрезмерно не налегал. Старая тут совсем растаяла, из трофеев Кузьмича воблочки сушеной завернула - на дорожку, да в придачу грибков белых связочку дала. Хороший гость, разговорчивый. На службу снова звал - опыт передавать молодежи.
"Знает, старая лиса, что пенсионный я человек, отслужил свое. А помоложе был - и не такие выкрутасы выделывал! - размышляет Кузьмич, - Чего уж там! Медали за здорово живешь не дают.
А то, что бандитов залетных к порядку призвал - так ведь мое село, родное. Я теперь только со смертью свой участок сдам - как был участковым, так и в могилу строевым зашагаю. Даром, что Самохину участок перешел - разве ж он один справится? А так вдвоем, почему ж нет?"
Солнышко тем временем и бровку лесную перемахнуло, дальше, к речке Вычегде отправилось, посмотреться в свинцовое ее зеркало. Кузьмич тоже к делу приступил - вытащил из заначки мешочек крепкого самосаду, свернул из загодя заготовленного листа козью ножку. Всыпал две щепотки, смачно втянул носом терпкий запах отравы. Сунул самокрутку в зубы, чиркнул спичкой, затянулся довольно. Не продашь старую привычку, не выдашь. "И что Сонька никак не смирится, воюет день и ночь? Со мной на погост и моя козья ножка запрыгает. Так вот."
Вышел Кузьмич за околицу. Бабы мимо прошли с пустыми ведрами, поздоровались. Себе, что ль воды, принесть, Соню порадовать? Такой сегодня Кузьмич добрый к супруге был и заботливый. Повернулся к дому, схватил ведро с крыльца - и за бабами на колонку. Во дворе, конечно, имелся колодец. С него Соня супы варила, стирала и всяко разно по хозяйству пользовала. Но вот чтобы чаю попить, только с колонки. Со всего поселка на колонку ходили, вода там - вкусней не бывает! Артезианская скважина.
Нагнал Аниськин баб уже у главной площади, народу там всегда хватает. А поутру особливо. Дети в школу идут (она отсюда близко совсем), учительницы, опять же. И продуктовый магазин, и почта, и кинотеатр, единственный на весь Первомайский район, - все здесь. Отсель и автобус к Первомайскому леспромхозу трудовой народ забирает.
Смотрит Кузьмич на утреннюю суету, самому себе удивляется, что некуда спешить ему ни сегодня, ни завтра. Одно слово - пенсия.
Через дорогу девочки в школу бегут, опаздывают, видать. Одна соседская, Мариша, увидала Василия Кузьмича, поздоровалась.
- Что ж ты, Маня, мать подводишь, опаздываешь, - зубоскалит Кузьмич, - небось, по дороге всех ворон пересчитала.
- Да это Любку долго ждать пришлось, у нее об забор платье зацепилось, так бегала переодеваться, - две девчонки прыснули, а третья, должно быть, Люба, с обидой от них отвернулась.
- Ну поспешайте, проказницы, - бросил Кузьмич им во след и подошел к поселковой скважине. Там уже сгрудилось несколько баб, колонка была у них всегда чем-то вроде пункта обмена информацией - форума по-научному.
Сегодняшняя новость возмущала всех без исключения. Вчера неизвестные ворвались в дом к Захаровне и подчистую обворовали. Особый цинизм событию придавало то, что Захаровна уж полгода как с постели не встает, парализованная. Мужа нет, сын - Женька, еще в школе учится. У них и воровать-то нечего. Замок-щеколда, кто хошь заходи, все одно, если парнишки дома нет, Захаровна ворам нипочем. Только Женя говорит, что мать спала и слыхом ничего не слыхивала.
- И кто ж на последнее-то позарился! Вот ироды! Я б им руки-ноги-то повыдирала!
- Говорят, и занавесок не оставили, белье, одежду - все подчистую. Женька уже и заявление в милицию написал. А толку-то! Сколько ж денег понадобится, чтоб на первое время прикупить, разве потянут?
- А может, поможем Захарихе - кто чем?
- Да что ты! Женька гордый - не возьмет.
- Да, парень что надо растет.
- Кузьмич, мож скажешь, что нашел чего, как бывший участковый. Хоть пару простыней белых - принесли б тебе, что их, метит кто?
Кузьмич стоял все это время чуть в стороне в ожидании своей очереди, прислушиваясь к разговору. Прикидывал. Получалось, что спихнуть краденое преступники могли только за пределами Первомайского района - поселок уже жужжит, личные вещи легко опознать. Либо припрятали, любо увезли. Пройтись бы с обыском по всем домам неблагонадежным! А-а, в милиции заниматься не станут, и без того забот хватает, а Кузьмича без ордера и на порог не пустят.
- Да-а, веселое утро получается, хорошо за водичкой сходил,- Кузьмич зло сплюнул, схватил пустое ведро и зашагал от колонки.
Дело это он так не оставит. Всегда прижимал и будет прижимать подонков к ногтю. Совсем совесть потеряли! Аниськин перебирал в уме бывшую свою картотеку. Заезжие сделать не могли, только если по наводке, что очень маловероятно. Гости здесь редки, да чтоб из-за такой мелочи в таежную глушь- вряд ли. Похоже, что свои. Ничего, Аниськин все дворы обойдет!
****
- Василий Кузьмич! Выручай! Ой, не поспеваю за тобой, обожди!
Аниськин обернулся:
- Чего тебе, Матрена?
- Кузьмич, пошептаться бы надо, зайди за ворота.
- Да что с тобой?
- Ты новость вчера у водокачки слыхал?
- Ну, слыхал.
Матрена приблизила лицо к Кузьмичу под самое ухо:
- Мои это безобразники натворили! Выручай!
- Памха тебя забери, - У Кузьмича от удивления на лбу гармошка из морщин заиграла, не ожидал, чтоб преступники так быстро отыскались. Да и не очень-то похоже на Матрениных ребят. Люба и Артем еще в школе учатся. Старший Максим вот только - баламут, любит и к бутылочке приложится, и на работе другой раз запишут прогул. Но чтобы заподозрить Максима в краже - Аниськин бы еще подумал. Не проходил тот у него в картотеке! Вот ведь как - дурная дорога - не хитрая!
- Ну, давай, рассказывай, Матрена.
- Я как услыхала, что Захариху обворовали - прямо домой и побежала,- говорила бедная баба, а сама тряслась, как травинка на ветру, - Максим не так давно тунеядствовал, шатался где-то с друзьями, пил, видно, два дня без просыху. А потом денег просил, а я не дала, нету, говорю, денег. Для чего деньги - не сказал, а только, видно, очень были нужны.
Так я испугалась, думаю, он, мерзавец. Не дай бог, еще и Темку приобщил. Обыскала весь дом, а сумка, моя же, с чужими вещами, прямо под носом, в сенях стояла. Три раза через нее перецепилась, пока открыть догадалася! Открыла - а сверху занавесочки в цветочек, точно Захаровых! - тут Матрена схватила Аниськина за руку, а у самой слезы из глаз так и заструились, - Кузьмич, родненький, выручай!
Ну, как, мне, матери, на родных детей в милицию доносить? Я уж их пожурю, а ты забери вещи от греха подальше! А то и представь, что Любанька в одном классе с Женькой Захаровым учится. Ты представь, сором-то какой! Как ей-то в школу ходить, если скандал получится?
- Ты Матрена, жури, не жури, а отвечать им хотя б и передо мной, но придется. Любаньку, конечно, стыдить ни к чему. Встречал давеча с подружками, невеста прям! Ты вот что, юнцам-то ничего не говори, загляну к тебе к вечеру. Давай, что ли сумку, отнесу пострадальцам.
***
Вечер выдался славный. Подходя к Матрениному дому, Кузьмич вспоминал, как расплакалась Захаровна, получая назад свое добро, называла его и самым лучшим в мире участковым, и борцом за народ, и архангельским ангелом-хранителем. Жалко, конечно, бабу. Да ничего, вдвоем с сыном и беда не так страшна. Женьку вот только не застал Кузьмич - снова тот на тренировках, не оставлял бы мать одну надолго.
Батюшки, Матрена уж и стол накрыла! Зря старается, всыплю ее молодцам по всей строгости. Оставлять безнаказанно такое никак нельзя. Статья *** Уголовного кодекса, от года до трех. А вот как, чтоб без скандала вышло, Кузьмич еще не придумал.
Матрена сыновей позвала и дверь в комнату затворила. Анисимов оглядел сперва старшего, пожелтевший синяк над бровью приметил, ссадину на руке. Однако Максим при этом вел себя сдержанно и как будто даже очень спокойно, а малый, Темка, наоборот, глядел исподлобья и, казалось, был немного напуган прибытием Василия Кузьмича.
- Ну что, Максим, - приступил к допросу Аниськин, - на правах бывшего участкового спрашиваю тебя - где ты был 19 апреля настоящего года?
- Да где был? Я уж и не припомню, с ребятами на речку ходили.
- А таких Захаровых, с Семеновской улицы, аккурат 19 апреля.
А ребята-то крепкие, отпираются. Знать не знаем, говорят, ничего не видели.
- Мели Емеля, твоя неделя.
- Дядь Вась, ты ведь за руку не ловил, так что докапываешься? - Максим натурально обижается.
- А деньги, - говорит Кузьмич старшему, - зачем тебе понадобились?
- Ни за чем.
- Максим, не ври! - это уже мать на него шипит.
- Да он крале своей подарок сделать хотел, а у него из зарплаты удержали - не хватало, - Темка ни за грош брата выдал.
- Ять твою в кочерыжку, - Василий Кузьмич кипятится, - на подарок, говоришь, не хватало?
Матрена охнула, притворила плотнее дверь - в другой комнате Любаня уроками занимается. Тут с околицы девичьи голоса послышались, подружку зовут. Любанька вышла на крыльцо, а потом в сени вернулась и долго чего-то там возилась. Ну и в нашу компанию, наконец, заглянула. Сердито так на мать зыркнула:
- Ма, сумку нашу синюю большую не видала? Девочки пришли - мы договаривались белье постирать для Захаровых к праздникам, - видя, как все тупо уставились на нее, Любаня прибавила: - Ну, больная же она, Женька, что ли постирает? Сюрприз типа.