В тот вечер, когда в огороде из-под старой картофельной ботвы собаки вырыли трехметровый скелет "чебурашки", Пашки Степанова уже не было в живых. Его раньше побаивались - шалопут, парень из таких, у которых по лицу и не поймешь - то ли улыбается, а то ли уже потянулся за ножиком, запрятанным в голенище.
Отслужив в армии, куда Пашку загнал отец, подальше от дворовых да от тюрьмы, Степанов вернулся. Вроде присмирел, хулиганить перестал, но на все вопросы о службе только коротко отвечал, что было нормально, служил в Монголии, крутил баранку.
Только однажды, крепко подвыпив, принес в клуб свой дембельский альбом - необычный, обшитый белым металлом, с тяжелым цифровым замочком.
- Секретно, - пояснил коротко, но потом пьяно похлопал себя ладонью по острому кадыку. - А мне вот где уже их секретность! Я - сам свои секреты храню! А тут все свои, чего бояться.
Он покрутил колесики замка, открыл альбом - и пацаны обалдели. Там на всех фотографиях высились горные пики, блистающие как алмазы; там синели ледники, и надо всем этим распахивалось страшное небо, ярко-синее, как взгляд Бога. А под небом на снегу стоял Пашка - в странном обмундировании, похожем на суконный полушубок, в высоких сапогах и фуражке.
- Седьмая сводная дивизия Шамбалы. Рота разведки! - важно хмыкал Степанов, а пацаны листали альбом и только сопели от зависти. - Начальником у нас в Агартхе был такой человек. что даже имени его назвать нельзя. А может и не человек вовсе. Там даже бригада была, составленная из йети. А вот, тут я, третий справа, в тырлыке нараспашку, с ташуром и саблей, - он водил пальцем по фотографиям.
- А что это у тебя за погоны такие, а, Пашка? - прищурился Мишаня Зеленин, сам только недавно отслуживший на флоте, и не износивший еще бушлата.
- Ну... Вензеля такие. Мандала нарисована, ваджра сверху, - неохотно ответил Степанов, и альбом быстро закрыл, но над непонятным словом вволю посмеялись.
- Манда? Ну ты, Пашка, даешь! - хохотал Мишаня, пока крепкий кулак не разбил ему губы в кровь. Степанова еле оттащили от бывшего приятеля, которого он успел крепко попинать ногами.
Со временем стали замечать, что каждый раз, когда Пашка напивается и рассказывает про службу в Шамбале, жители деревни видят всякие странности. То пройдет по улице Федотовки старик в длинном черном плаще, ни на кого из местных жителей не похожий, а потом окажется, что снег нигде не примят. То ночью у дома Пашки заметят черную тень - не то собаку, не то свинью. То среди бела дня на небе полыхнет полярное сияние, стожары в пол-горизонта.
А однажды, когда Степанов выпил уже совсем крепко и кричал, раздирая ворот рубахи, что обратно не вернется - из леса вышли три существа. Мужики похватали вилы, у одной из бабок, углядевших "чебурашку", случился испуг, так что еле отлили водой, а то все только мычала да дергалась. А то, что чебурашка, так по другому и не назвать. Сами под три метра ростом, все в шерсти, глаза маленькие и красные - и огромные уши, в которые, казалось, можно корову завернуть. Когда Никодим Чаплин, горячий мужик, кузнец, кинулся на одного с дрекольем, то "чебурашка" кол у него из рук вырвал и мужика так крепко помял, что тот не отлежался, и через неделю помер. Приезжала милиция из района, но вся деревня уговорилась молчать - и рассказали что кузнеца, мол, копытами помяла взбесившаяся лошадь, которую он ковал.
Пашка Степанов все это время прятался на старом меловом карьере, который, старики говорили, забросили еще при царе Николае. Только пару раз его видели грибники. Да в последний раз - уже в августе, девчонки, бегавшие за малиной.
Пашка сидел на камне - худой, оволосатевший, в драном полушубке-тырлыке, и о чем-то громко разговаривал. "Не понять только, с кем, - рассказывали потом девчонки боязливо, - вроде и никого, а вроде как марево какое-то перед ним дрожит. А он говорит, говорит тихо, да потом как закричит - да иди ты, мол, со своей Агартхой, да пусть хоть сам Ригден Джапо (тут девчонки сильно запинались, но вспомнили), пусть хоть Майтрейя сам приходит! Не пойду, мол, пусть дезертиром считают! Там пресвитеру и передай!" Малинницы потом говорили еще, что марево на этих словах надвинулось на Пашку, и что-то страшно затрещало.
Когда жители Федотовки, измотанные ожиданием, собрались у сельсовета и решили идти на карьер и там искать Пашку - хоть какого, живого или мертвого, тут-то и прибежал Санька, сын Клюевых, с криком о том, что на степановском огороде собаки разрыли кости.
Это был один из "чебурашек", и понятно стало, что Пашка бежал не столько от испуга, сколько убоявшись отвечать за убийство.
А на карьере Степанова не нашли. Лежала у закопченного камня только оплавленная пряжка от ремня - странный рисунок на латуни: крученая спираль и посредине какая-то буква, но уж больно мудреная. Не арабская, не русская. Это уж потом разобрались, что написано на санскрите.