Аннотация: Может ли Чужой изменить ход истории, прекратив войну?
Проблема горячего чая
- Рота, подъём!!!
Вопль дневального заставляет мгновенно придти в себя. Серый потолок, ряды коек. Казарма. Кстати, откуда я вдруг знаю, что это казарма и дневальный?
Всё происходит наяву. Не дома. И, как ни странно, я знаю язык и что нужно делать. Быстро одеваюсь и встаю в строй. Вторая рота готова. Мы идём на зарядку.
Пока рота бежит, оцениваю своё состояние. Сержант сильно гонит, тело намного слабее моего, лёгкие плохо справляются с возросшей нагрузкой и начинают болеть. Мысленным усилием, как учили, отключаю боль. Не получилось. Подобным же мысленным усилием пытаюсь усилить кровоток. Команда вроде как прокатывает, и боль начинает уменьшаться.
Во время заправки кроватей и умывания обдумываю ситуацию. Чужая память к моим услугам.
Тыловая часть. Мне 18 лет, я в армии третий месяц, новобранец, 'слон', только что из "учебки", буквально второй день. Меня зовут Дмитрий Золотарёв. Но это не моё имя. Это - имя моего тела. Своё не помню. Не помню, как сюда попал. Не помню имена своих прежних сослуживцев и Наставника. Не помню даже название своей страны. Но помню все те навыки, которыми обладал. Где? У себя дома, наверное. Я ведь тоже солдат. К новому телу, правда, не всё применимо. Нервная система, похоже, отличается, проходит только часть команд. Придётся приноравливаться. И пока играть по их правилам. Кстати, а куда тогда переместился разум из этого тела, когда я его занял? Неужели в моё? Вот ему не повезло...
Завтрак. "Молодых" сержант загоняет в конец строя. Пища так себе - каша и хлеб с маслом, но есть можно. Только приходится это делать быстро - 'старые' уже поели. Примитивные местные обычаи! Беру в руки отбитую эмалированную кружку и тут же ставлю обратно на стол - чай горячий... Когда брал с раздачи, она ещё не нагрелась. Ненавижу кипяток! Звучит команда и, сделав наспех, обжигаясь, несколько глотков, я иду сдавать посуду.
Сегодня вторник, второй день занятий. Маршируем перед разводом на занятия. Ничего особенного, у нас там всё примерно также, только чуть попроще, за показухой не гонимся, главное - манёвренность и боеспособность.
На занятиях - разборка и сборка автомата. Оружие, по сравнению с нашим, примитивное, но надёжное. В "учебке" старый хозяин моего тела делал это плохо, я же так не могу. Собираю на 'отлично', в ответ на это старые косятся. Далее идёт занятие по РХБЗ - радио- хим- био- там защите. А вот этой ерунды у нас не было, мы предпочитали воевать живой силой, с использованием техники. В этом случае больше шансов уцелеть мирному населению, и нет вредных дальнейших последствий. Заодно оттачивается воинское мастерство. Эти же варвары готовы тупо город взорвать для достижения своих фанатичных целей. Чужая память услужливо подсказала слово 'террорист'.
На обеде всё происходит примерно так же, как и за завтраком, только суп не очень горячий и менее съедобный. Поесть на этот раз вполне успеваю.
После обеда - развод на работы. Копаем землю. 'Старые' стоят в стороне и курят. 'Черпаки' на нас покрикивают, но не трогают. Ручной труд непроизводителен, их ли командирам это не понимать. Используя портативный комбайн, у себя я бы эту яму вырыл минут за десять. Потные и вымотанные, мы, 'слоны', плетёмся в казарму привести себя в порядок перед ужином. Мысленно снимаю усталость, боль в мышцах. Прокатывает, но руки и ноги всё равно как деревянные. Надо бы как-то потренировать новое тело, пригодится...
Вечером ко мне подходит Васька - мы с ним были в "учебке", как-то сдружились, хотя и особенно вместе не держались. На гражданке он состоял в коммунистической партии и в "учебке" давал почитать мне кое-какие газеты. Хороший паренёк.
- Второй день. Как думаешь, почему нас сегодня не били?
- Не знаю, может так принято. 'Черпаков' не спрашивал?
- Нет. И не буду. Ночью, судя по всему.
- Готов?
- Вроде.
Не знаю, что и делать. Терпеть от 'своих' - не в моих правилах. Ладно бы, допрос врага. Показать, что я не отсюда? Заинтересуются командиры, потом сообщат спецслужбам. Не воевать же в одиночку со всем миром.
После отбоя сержант Кашин построил молодых на 'взлётке' и отработал на каждом, включая меня, по серии ударов. Так себе, ниже среднего, я думал он сильнее, командир всё-таки. Нашему и в подмётки не годится.
В туалет вызывали поодиночке - нас, молодых, в роте немного. Почему вызывают в туалет? Видимо, чтобы смыть кровь, если будет. Оттуда выходили на своих ногах, пошатываясь, некоторые - со следами плохо замытой крови - первый 'закрытый урок' оказался достаточно деструктивным. Мне это не понравилось, и я решил действовать по обстоятельствам, смотря что подскажут память бывшего хозяина и прежние навыки бывалого солдата своего мира.
Их шестеро - трое 'старых', трое 'черпаков'. Самые активные и злые. Посмотрел бы я на вас, клоунов в реальных боевых условиях...
Первым стал наезжать сержант. В течение примерно полминуты он пытался объяснить мне, какой я нехороший человек, что они тут полтора года кашу хлебают, а ты вот на гражданке прохлаждался, да ещё с бабами... В принципе, то же самое мне, вернее хозяину моего тела, говорили сержанты ещё в "учебке". По сравнению с тем, что я пережил на той, своей, 'гражданке', эта служба для них просто рай.
Затем последовала команда:
- Встал к стенке и опустил руки.
Подчиняюсь.
Он, скорее всего, ничего не понял. Замер с занесённым кулаком. А я вот удостоверился, что одна болевая точка наших тел совпадает. Как же медлительно это тело! Если бы вместо сержанта был враг из нашего мира, тот успел бы за это же время нанести мне как минимум два подобных удара.
Сержант чувствовал себя плохо. Он сполз на пол и жадно вдыхал воздух. Окружающие, тоже ничего не понимая, поочерёдно смотрели то на меня, то на сержанта.
- Ты чо с ним сделал? - тихо спросил другой "старый", ефрейтор.
- Ничего. Может у него с сердцем что?
- Я те счас дам, с сердцем, - он стал поднимать кулак и тут же моментально опустил, схватившись за предплечье.
Ещё одна болевая точка проверена...
- Не... трогайте... его, - это подал голос сержант. - И вышли все на х..., я с ним один поговорю. Не поняли что ли?
- Серёг, ты чего, он же какими-то приёмами владеет. Мы счас всех соберём...
- Вышли все!!! - сержант уже почти орал.
После того, как туалет опустел, он с усилием сел на подоконник.
- Ты куда меня ударил? И как?
- Я вас не ударял, товарищ сержант.
- Блин, я нормально спрашиваю. Сам когда-то боксом занимался, попадало по полной, но чтоб так больно...
- Это не удар, в прямом смысле, просто прижал одну болевую точку.
- Карате?
- Нет. Ка-юги.
- Что? Каюки?
- Нет, ка-юги. Боевое искусство.
- Чего ж ты раньше не сказал, что мастер? Сразу бы другое отношение...
- Я не мастер, простой солдат.
- Да ну, не ври. Смотрел я с командиром твоё дело, ты ж простой, деревенский, без образования. Где ж ты мог научиться? В Китае?
- Это не китайское. Это наше.
- Русское?
- Нет, не русское. Но наше.
- Не, ну чо за загадки, - он стал подниматься, но тут же сел обратно. - Это скоро пройдёт?
- Часа через два, если расслабить мышцы.
- Давай завтра, когда в себя приду, поговорим с глазу на глаз. Я же вижу, что ты какой-то не такой. И как тебя в эту тупую армию занесло? Харе?
- Ладно.
На следующий день сержант мне в глаза не смотрел, видимо боялся. Хороший он, крепкий, но видно доставалось ему от прежних 'старых'. Постараюсь с ним поработать. А вот тот ефер, Иванов, которому я 'прижёг' предплечье, злобу затаил, смотрел искоса и шептался с другими 'старыми'. От него можно было ожидать чего-то подлого.
Вечером, в ленинской комнате, с сержантом Кашиным мы говорили очень долго, почти до отбоя. Я рассказывал ему про наш мир, про свою жизнь. Не знаю, верил ли он мне, во всяком случае, слушал внимательно, не перебивая. В заключение спросил его:
- Сейчас где-нибудь у вас идёт война?
- Слышал тут, басаевцы прорвались в Дагестан. Перебрасывают несколько частей ВВ. Не из нашего, правда, округа.
- И что это значит?
- Что? Чеченская война снова началась, вот что это значит. Сам спрашивал.
Да, подсказала память хозяина, уже была Первая. Жестокая, кровавая, очень много неподготовленных молодых солдат погибло. Тогда ещё не знали, с кем имеем дело.
- Ну, я пойду, мне ещё подшиваться, - сказал я
- Научишь меня приёмчикам? Я могу тебя выцепить завтра до обеда.
- Можно, конечно. Но сразу ты всё не освоишь. Это довольно сложно.
- Сколько успеешь.
- Ладно.
Ночью меня разбудил Васька. Трое стояли около кровати.
- 'Старые'. В туалет.
Я понял.
В туалете их стояло восемь. У некоторых в руках ремни, а у Иванова, - где он только её взял, - арматурина.
- К стене встал! Счас мы тебя отп...м как никто никогда не п..л! Приёмчики он знает, салага!
Я подчинился, так же как и в прошлый раз. Переключил сознание на бой.
Через несколько мгновений всё закончилось. "Старые" полным составом лежали на полу, держась за разные места. Арматурина отлетела к окну, чудом его не разбив. Подошёл к Иванову, взглянул в глаза. Внезапно вспомнил теорию и тренировки по "командному тону". Вот только будет ли действовать на них и в этом теле?
- Молодых не трогаешь. Следи за тем, чтобы и остальные не трогали. Как понял? Повтори.
- Молодых не трогаешь. Следи за тем, чтобы и остальные не трогали.
Попугай, честно слово! Проверяю действие ещё раз, заставляя его отжиматься. Работает...
Вышел из туалета. В коридоре стоял Васька.
- Ты как?
- Нормально. Спать пойду.
Он смотрел на меня круглыми глазами, не понимая. В туалет зайти не решился.
Командир роты смотрел на меня как на идиота. На столе лежало заявление.
- Ты в своём уме, Золотарёв? От этой Чечни отбрёхиваются, как только могут. Адреналина захотел? Доброволец, блин.
- Я тогда пойду к командиру части.
- Сдурел. Не пустят.
- Пробьюсь, не впервой.
И плавно перетёк в боевую стойку. Он, видимо, понял и испугался.
- Ладно, ладно. Я сам отнесу в штаб.
До обеда мы тренировались с сержантом на спортплощадке. Он оказался понятливым и усвоил основные моменты. Жалко с ним расставаться.
Следующие дни и ночи, благодаря моим стараниям, прошли спокойными. Слух о том, что я хочу добровольцем на войну, видимо, благодаря 'стараниям' ротного, уже растёкся по казарме. И вот, день настал.
- Завтра, утром, у штаба. Едут несколько офицеров. Есть ещё возможность передумать, - сказал ротный.
- Нет.
Я в бригаде оперативного назначения. Нас, вроде как, готовят. Живем в походных условиях. Выдали оружие, новую форму, каждый день занятия, стрельбы. Стреляю, естественно, метко, командир предлагает учиться на снайпера. Будто не умею! Зам командира по воспитательной работе, - или, как привычнее - замполит, у нас хороший и знает чеченский. Попросил меня подучить. Удивился, но дал несколько уроков. Ещё я у него выпросил Коран на русском и учебник английского. Читаю в любой свободный момент и даже ночью. Видя мои успехи в языках и стрельбе, замполит предлагает пойти в разведотряд. Отвечаю, что подумаю.
Начинает надоедать вездесущий примитивизм. Оружие только пулевое, до плазмы не созрели. А может это и к лучшему... Организация действий неоптимальная, если не сказать дубовая. Дневальные и караульные спят. Про спецстимуляторы и не слыхали. Десять наших могли бы вырезать целую часть за ночь, а они бы не спохватились, наверное, и через сутки. Даже офицеры не знают элементарных приёмов рукопашного боя. Был, правда, один лейтенант, знал ушу, карате, дзюдо. Перевели, куда - не сказали. Жалко, мог бы с ним позаниматься...
Как "молодого", сперва отправили на блокпост. Через день надоело, попросился в зачистку. Людей постоянно не хватало, поэтому не отказали.
На улице лежат убитые "чехи", стелется густой дым от горящих домов. Отовсюду раздаётся стрельба и взрывы ручных гранат. Где-то близко долбит "РПК". Уже смеркается, а дело ещё не сделано. Из-за полуразрушенного забора появляется лейтенант Симонов.
- Отходим. "Бэшка" за углом.
Далеко от села не отъехали. Из-за холма стреляют из гранатомёта. Чувствую что-то мокрое и тяжёлое на себе. С трудом открываю глаза. Это Гарин, его располосовало взрывом, кровь течёт на меня. Если бы не он...
Слышны голоса. Их примерно шесть человек. Не могу нащупать автомат. Меня и живых извлекают, обыскивают и связывают руки проволокой. Толик вроде не пострадал, вот Симонов и Коротов серьёзно ранены, остальные, включая водителя, убиты. Те, кто сидели слева. Боевики советуются на своём языке. Вечереет, и они торопятся, ругаются, спорят. Начинаю продумывать план действий.
Пинками нас заставляют идти по тропинке в соседнее село, до него примерно километра два. Странно, слышал, вроде как пристреливают раненых, а тут заставили идти. Может быть, из-за того, что офицеры... Не развязывая, кидают в сарай. Нашу судьбу будут решать утром. План действий готов. Говорю Толику:
- У меня под мышкой десантный нож. Попытайся достать.
- Я то ничего, по рёбрам прошлось. А Коротов плох - голова пробита.
- Сможете его вдвоём дотащить до наших?
- Почему вдруг вдвоём?
- Я помогу, но только до края села. Остаюсь.
- Сдурел! Оставаться! Контузило тебя что ли?
- Хотите прекратить войну?
- В смысле?
- Да или нет?
- Ну...
- Лейтенант, в том мире, откуда я пришёл, и пришёл не по своей воле, мы воюем долго и жестоко. Наши методы и подготовка намного выше ваших. Не говоря уж о технике. У меня хороший опыт... в некоторых вещах. Ночью и в одиночку я зачищу село. Дальше буду действовать по обстоятельствам. Если доберётесь до своих, передайте, что километрах в трёх на север, у водопадика, у них в лесу крупный лагерь, смотрите точнее по карте. Постарайтесь вызвать авиацию для удара, там крупный арсенал и полевой командир.
- Но откуда?...
- Слышал из разговора. Товарищ лейтенант, ещё раз спрашиваю, хотите прекратить войну?
- Да, но...
- Тогда уходите без вопросов, - говорю в "командном тоне", смотря прямо ему в глаза.
Он замолкает.
За прошедший месяц мои чувства обострились. Чужое тело перестраивается под более развитый разум. Я стал лучше видеть в темноте. Чувствовал чужеродность людей, даже не видя их. В своём мире у меня тоже был высокий уровень этого... пси-восприятия, подсказывает, наконец, чужая память. И видимо, если судить по Иванову и Симонову, возрос и потенциал пси-воздействия.
В этом селе всего два дома, где ночуют боевики, ещё в одном живёт старейшина, ещё в двух - "нейтральные" селяне, но, видимо, снабжающие боевиков продовольствием. Остальные или пустуют, или разрушены.
У первого на веранде, рядом с пулёмётом, кимарит часовой. Убираю его бесшумно и прислоняю к стенке, вроде как уснул. Осторожно пробираюсь внутрь. Ещё трое готовы. С одного снимаю одежду и "разгрузку" с гранатами. Быстро переодеваюсь. Во втором доме находится главный. Часовых уже двое, дожидаюсь, пока один по нужде встаёт за кустами вне поля видимости другого. Первый беспокоится, идёт посмотреть, чего так долго. И его туда же. В доме на полу валяются вещи, чуть не спотыкаюсь об сваленные автоматы. Пол слегка скрипит, как бы осторожно я не продвигался. Один просыпается, тянет руки к фонарю и автомату. Едва успеваю. Другие тоже зашевелились. Тороплюсь, запинаюсь об автоматы на полу и чуть не падаю к "чеху" в руки, в последний момент успевая вонзить нож в горло и отскочить, чтобы не залило кровью. Ещё один уже вскочил, заорал, стал дёргать затвор автомата. Прыгаю на него, отвожу автомат, и мы катимся по полу. Он перехватывает руку с ножом. Свободной рукой нащупываю горло. Сильный, гад! Чувствую, что слабею, вонзаю нож во что-то первое попавшееся. Он орёт и отпускает, откатившись. Я устал и стал хуже видеть в темноте. Отпрыгиваю за стену и достаю из кармана "разгрузки" гранату. Кидаю в комнату, в два прыжка вылетаю из дома. Видимо, там располагался арсенал, и дом разносит до основания, с огромным огненным облаком. Шумно, далеко слышно, не надо бы так. А что поделаешь...
По "чеховской" тропинке, огибая растяжки, иду к базе. Останавливаюсь метрах в двухстах. Светает. Маскируюсь в гуще леса, мысленно настраиваю себя на "тревожный сон". Надо отдохнуть, дождаться возможных действий со стороны наших. Сплю урывками, по два часа, каждый раз передвигаясь в другое место и снова маскируясь.
К вечеру понимаю, что или Симонов не дошёл, или же наши не разрешили вылет. Утром, составив план действий, без оружия и боеприпасов, выхожу к боевикам.
- Салам Алейкум. Аллаху Акбар, - говорю часовым, вскинувшим автоматы. И добавляю на ломаном чеченском, с примесью ничего не значащих слов из своего родного языка:
- Командир... Дело... Важно...
Звучит моя речь очень необычно, и боевики задумываются. Затем, толкая стволами, ведут к командиру. Он в палатке один, но у входа стоят два охранника.
- Ты кто такой? - спрашивает он по-русски. Я отвечаю на ломаном чеченском, переходя на английский.
- Салам Алейкум. Аллаху Акбар. Я Дамир, я знать важно и мне надо к главному в Ичкерии. Do you speak English? I'm ...
Договорить не успеваю, командир бьёт меня в челюсть. Почему? Не похож на иностранца? Трёхдневная щетина, по идее, должна была бы замаскировать мой молодой вид...
- Говори, что там важно, - его ястребиные глаза смотрят в мои. - И на нормальном языке.
- Только одному командир сказать, - я оборачиваюсь и показываю на боевиков, которые меня привели.
- Обыскали его?
- Да. Ничего.
- Возвращайтесь на пост. А ты говори.
Не мешкая, перехожу на "командный тон". Действовать надо очень аккуратно, не напрямую, поскольку меня могут слышать охранники у входа в палатку.
- ... Сведения, очень важно для Ичкерии. Победа. Уничтожим неверных. Надо ехать к Хаттабу. Как можно быстрее, - и добавляю суру из Корана.
Затем небрежно "прошу" командира, как узнал, его зовут Азиз, проводить меня до арсенала. Палатки боевиков стоят полукругом около него. Мне становится смешно. Заставив его отвернуться, нахожу и цепляю радиодетонатор дальнего радиуса действия.
Наутро, вместе с Али, одним из помощников Азиза, мы выходим к дороге, садимся в "джип" и едем к границе. Примерно в двух километрах от базы нажимаю кнопку на пульте радиодетонатора.
Не слишком ли сложный план я придумал? Не переоценил ли я свои силы? Смогу ли я помочь этой стране? Не знаю. Если план сработает - да. При любом исходе я всё равно не жилец. Но один солдат - ничто, по сравнению с теми пацанами, погибшими ещё в Первую и продолжающими гибнуть сейчас. Волей непонятных обстоятельств мой разум оказался перенесён в тело война России и поэтому я буду ей помогать до последнего вздоха.
Вспоминаю Васькины газетные вырезки. Сейчас конец 1999. С 1991 года у власти стоит дряхлый президент "Поднимите мне веки". Чего уж говорить о стране. За 8 прошедших лет в 20 раз увеличилось число граждан, живущих за чертой бедности. В 2,5 раза возросла детская смертность. 3 млн. детей перестали ходить в школу. В 48 раз увеличилась детская смертность от наркотиков. В 2,4 раза возросло число людей, больных туберкулёзом, в 10 раз - наркоманией. В 3 раза снизился объём промышленной продукции. В 96-ом в Хасавюрте Александром Лебедем был подписан мирный договор с "чехами", а из плена так никто и не вернулся. Государству свои ребята стали уже не нужны.
Али хочет пить и берёт фляжку. Я смотрю ему в глаза, и он отдаёт её мне. Делаю глоток. Чай оказывается приятно тёплым.