Шакилов Александр : другие произведения.

Земля-3000. Пусть умрут наши враги, глава 1-4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Ядерная бойня обрекла планету на вымирание. Но небеса даровали нам спасителей, а уж те очистили воздух и воду, высадили леса и населили их животными. Женщины рожали от чужаков здоровых детей. А когда спасители ушли, между их отпрысками и чистокровными разразилась война, которая длится поныне, то затухая, то вспыхивая вновь...
    Зил - леший. Он живёт вдали от взорванных городов и мечтает сражаться с полукровками, потомками спасителей. Однако ему предстоит распутать клубок интриг, чтобы изменить то, для чего он рождён, и не позволить друзьям превратиться в бездушные машины смерти. Только от него, обычного парня с необычным даром, зависит существование жизни на Земле и далеко за её пределами.
    А раз так, он бросит вызов тем, кто походя решает судьбы миров.
    СКАЧАТЬ роман "Земля-3000. Пусть умрут наши враги"
Земля-3000, часть первая [Александр Руденко]
  
  
  
  Глава 1
  ХОЛОД И ТЬМА
  
  Куда ни глянь, всё мёртвое. Настил из досок - дохлый. Скамейки жестоко убиты рубанком. Трибуны, сколоченные живодёром-плотником, разлагаются который день. Ну зачем было истязать их гвоздями?!
  Зил представил, как в древесную плоть впивается сталь, рвёт, ломает... Передёрнуло, кислый ком подступил к горлу.
  Ай, как хотелось сдавить ноздри пальцами, покрытыми вязью татуировок!..
  Ну не мог Зил, потомственный леший, вдыхать этот смрад, не мог!
  Не сбавляя шага, он закрыл глаза. Ему здесь не нравилось. Одежда настойчиво щекотала кожу - ей тоже здесь не нравилось.
  - Смотри, куда прёшь! - В лицо дохнули чесночной вонью, более приятной, чем городские запахи, щедро наполнившие собой промозглый воздух. Молодой леший уткнулся в спину рыжеволосого здоровяка, топающего в колонне чуть впереди, и того возмутило столь панибратское отношение к его пояснице и лопаткам.
  Ерунда, пусть ругается. А вот выпади Зил из строя, пришлось бы несладко.
  Подтверждая его догадку, хриплым лаем зашлась волчарка - здоровенная тварь, в холке по грудь Зилу, а ведь он не карлик какой, почти две мерные палки ростом. Когти у волчарки с указательный палец, клыки в вечно ощеренной пасти - с мизинец. Короткая, но плотная шерсть в мороз защищает зверюгу от холода, а в жару - от зноя. На большой голове хватает места маленьким закруглённым ушам и умным глазам, изучающим жертву с неподдельным интересом: мол, какого цвета у жертвы кишки, а?!
  Зил - непроизвольно! - отшатнулся.
  И поймал насмешливый взгляд княжьего ратника, едва удерживавшего псину на поводке из кожаных шнуров. Не насмешка даже, а презрение было в том взгляде, который скользнул по лешему и чуть задержался на его ушах, будто было в них что-то особенное. Взгляд ратника, затянутого в латы из железного дерева, так и говорил: 'Слабак ты, парень. Червь, а не соискатель!' На плоском невыразительном лице его явственно выделялась здоровенная бородавка - будто прилип ком серой слизи под глазом.
  Поддавшись злому, смертельно опасному порыву, Зил закатил рукава, как делал это перед трудной работой, и, выскользнув из строя, протянул ладонь к волчарке:
  - У-у, какая! Дай за ушком почешу!
  Лютая тварь, вопреки присущей ей взрывной свирепости, обомлела от такой наглости. Потому-то Зил и успел коснуться её загривка, прежде чем она пришла в себя и атаковала.
  Но парень ведь не просто так прибыл на Праздник, отец не зря сказал ему: 'Зачем испытывать себя? Ты же знаешь, что готов'.
  Стремительно - легко! - он отскочил от волчарки. Её клыки клацнули, укусив лишь воздух. А ведь могла оторвать ему руку, а потом сожрать!..
  В животе у Зила забурчало. А вот зверюга выглядела ничуть не голодной: на боках вон какие складки жира. С таким-то запасом можно неделю одним воздухом питаться.
  Волчарка зашлась лаем.
  - И как зовут собачку? - в отместку за презрительный взгляд спросил леший у ратника. Тот как раз потянулся за кнутом, чтобы загнать в строй блудного соискателя, то есть Зила. - Чего молчишь, служивый? Язык проглотил?
  Лицо княжьего воина мгновенно налилось кровью, серой осталась только бородавка. Он замычал, указывая Зилу, куда пройти, - и Зил тут же воспользовался советом, угодить под кнут ему не хотелось. А мычал ратник потому, что все ратники немые. Языки у них отрезаны. Бойцы должны безмолвно подчиняться владыке, их мнение никого не интересует. Да и не выдаст немой военную тайну, не расскажет врагу секрет.
  А врагов у города Моса и князя его Мора хватает.
  У людей вообще много врагов...
  В полдень, после утреннего лета, опять началась зима.
  Небо затянула серая хмарь, из которой сыпанул мелкий снег. Тонким саваном холодное ложилось на Мос, город-кладбище, город-крепость, и тут же таяло, превращаясь в стылые лужи. Древние руины, оплетённые плющом, и новостройки, окружённые высокой стеной, покрылись прозрачной плёнкой. Арену погода тоже не щадила, погоде плевать было на грядущий Праздник.
  Вернувшись в строй соискателей, торжественно топающих вдоль трибун, Зил, как подобает парню его лет, смиренно опустил голову, но всё же заметил: бородавчатый ратник жестами сообщил что-то лысому, как колено, командиру, стоявшему дальше по проходу. В ответ бородавчатый получил серию взмахов рукой, пальцы которой при этом причудливо сплетались. Смысл бесед ратников скрыт от прочих, поэтому Зил ничего не понял, и всё же ему не понравилось, как лысый посмотрел на него. Небось бородавчатый нажаловался.
  Мос - город хоть и большой, но тихий. Жизнь в нём неспешна, и чужаков тут не привечают. Местные ценят спокойствие и размеренность. Однако сегодня в городе царила предпраздничная суета.
  Лязгая ржавым металлом, мимо пронесли древние инструменты, извлечённые из княжеских хранилищ по случаю грядущего торжества. Торговцы, с головы до ног обвешанные промасленными сумками, истошно орали, расхваливая еду и напитки. Один такой - руки что соломинки, а живот выпирает - подбежал было к Зилу, сунул ему под нос отвратительно пахнущий кусок мяса на бамбуковой щепке, да тут же и отвалил, увидев, как парень брезгливо поморщится и отвернулся.
  - Мне давай! - Рыжеволосый здоровяк отобрал у торговца товар и в одно движение затолкал в рот, измазав толстые губы жиром.
  От этого мерзкого зрелища лешего отвлёк кукольник, череп которого был покрыт пигментными пятнами и редким седым пушком.
  - Нравится? - Прихрамывая, кукольник подошёл к колонне.
  От пальцев его, сплошь зелёных от татуировок, тянулись нити, привязанные к игрушкам, - мертвым деревяшкам, украшенным мёртвым мочалом. Кукольник шевелил пальцами, и деревяшки судорожно дёргались в ответ.
  - Купи, - предложил он. - Всего пару монет. Девушке своей подаришь.
  - У меня нет девушки. - Зил не взял бы игрушку и даром.
  Лицо кукольника стало злым. Дёрнув деревяшками, он сцедил сквозь гнилые зубы:
  - Так и ты, леший. Так и тобой управлять будут!
  Конечно, Зил тотчас забыл о пророчестве старого дурака.
  А вот и напрасно...
  Наконец колонна добралась до загородки, предназначенной для соискателей. Тут уж леший постарался никого не толкнуть, не обидеть отказом и вообще вёл себя прилежно и скромно. Ему пришлось сесть на мёртвую лавку, чтобы не выделяться среди прочих парней и девушек, - разных, не похожих друг на друга ни манерами, ни одеждой, но с одной и то же целью собравшихся здесь со всех Разведанных Территорий.
  Лавка жалобно скрипнула - на неё опустился тот самый рыжий увалень, которого Зил не нарочно толкнул и который не брезговал плотью животных. Увалень снял с плеча сплетённую из прочных трав сумку, в которой можно было уместить пару мешков картошки. Он уже забыл о столкновении с Зилом - его щекастое лицо растягивала добродушная улыбка.
  - Я рядом, брат, - поприветствовал он лешего.
  - Мы вместе, - кивнул Зил.
  - Меня Трастом кличут. - Рыжий протянул ладонь-лопату.
  - А меня... - начал было Зил, но не закончил, потому что Траст уже вовсю знакомился с соседями, братьями-близнецами. Судя по цветастым нарядам, те прибыли с юга. Одному брату здоровяк сжал лапищей руку так, что у бедолаги лицо побагровело, а второго хлопком по плечу едва не сшиб с лавки.
  - После Праздника, когда пройду испытание, - всё ещё сжимая руку южанина, заявил рыжий, - я отправлюсь к Родду. Это колдун такой. Он всё-всё знает. Я спрошу у него, как жить дальше, чем заняться: вернуться домой и пасти свиней или же наняться в легион?
  Зил едва не фыркнул: этот напыщенный болван настолько глуп, что считает, будто его с распростёртыми объятьями примут в легионеры!
  Точно тетерев на току, Траст продолжал услаждать слух окружающих своими планами на будущее:
  - Или попроситься в услужение к князю? Буду в замке - как сыр в масле! Столько возможностей! Сам я вот никак не могу выбрать. А Родд всё обо всех знает, всеми судьбами ведает... И вообще, друзья, скажу вам по секрету: я - ментал, у меня есть дар!
  - Это какой же у тебя дар? - не выдержав, прищурился Зил и с головы до ног окинул здоровяка оценивающим взглядом. - Умеешь коз доить?
  - Я знаю: дар у меня есть, я чувствую. - Траст приложил лапищу к груди, показывая, чем именно он чувствует. - И дар мой особенный, редкий. Только пока не знаю, какой.
  Надо же - дар у него! Поразительная самоуверенность. Проучить бы рыжего за это... Зил заметил на груди Траста кулон из высушенного жёлудя, внутри которого сидела блоха. Северяне так развлекаются: ловят насекомое, обитающее на теле избранницы, и суют в такой вот сосуд с множеством мелких отверстий, через которые блоха кусает нового хозяина до крови и тем живёт.
  - Это у тебя там клоп? - Зил притворился, что не знает о странной традиции. - Или муравей?
  Трасту польстило внимание лешего. Оставив в покое искалеченных им близнецов, он гордо надулся и задрал подбородок, из которого произрастали редкие рыжие волосины:
  - Блоху, что в кулоне, я словил на груди моей прекрасной возлюбленной, с которой я повенчан ещё до рождения. После ночи страсти взял добычу. А у тебя, братец ушастый, ничего такого нет? Ты небось и не целовался никогда, верно? - Круглое лицо Траста расплылось в ухмылке, отчего веснушки на нём слились в одно сплошное пятно.
  Потирая ушибленное и отдавленное, близнецы прекратили стонать и замерли, ожидая ответа молодого лешего.
  И Зил, само собой, не мог их разочаровать.
  Ведь рыжий напрасно помянул его уши.
   - Да уж куда мне. - Леший смирено склонил голову, поросшую короткими русыми волосами, сбритыми на висках и затылке. - Это же такая честь - быть женихом той, которая ещё не родилась... И раз на твоей возлюбленной живут кусачие насекомые, то никакая она не красавица, а такое же грязное чудище, как ты!
  Быть может, он перестарался, подшучивая над Трастом, но уж больно неряшливо тот выглядел и корчил из себя непонятно кого. Без шуток, здоровяк отвратительно следил за своей одеждой: на штанах его тут и там виднелись пожухлые и вовсе отмершие латки, а куртка вообще выглядела так, будто её не кормили пару недель.
  Траст сжал кулаки-арбузы:
  - Да я тебя!..
  На трибунах вдруг стало тихо-тихо.
  Рвавшиеся с поводков волчарки разом поумерили пыл и заткнули пасти, а ратники прикипели взглядами к центральному выходу на Арену.
  Зил почувствовал, как напряглись соискатели вокруг. И Траст вмиг позабыл, что собрался проучить острого на язык соседа. У всех будто спёрло дыхание. Трибуны источали волны страха и ненависти, ведь на Арену, ту её часть, что присыпана толстым слоем песка с опилками, ратники вывели связанную лианами, хорошенько избитую, но всё ещё непокорную тварь.
  Тяжело задышав, Зил подался вперёд.
  Да это ж полукровка, чтоб его! На Арену вывели тайгера!
  Судя по седым проплешинам на большой голове, тайгер достиг уже того возраста, когда следует нянчить внуков, давно позабыв о вылазках в земли чистокровных. Всё его тело, несмотря на почтенные годы бугристое от мышц, покрывал густой мех - полосатый, рыже-чёрный. В такой шубе даже лютая зима не страшна, потому-то всей одежды на тайгере была одна набедренная повязка по колени с множеством карманов... Разглядывая пленного, Зил зябко повёл плечами.
  Тем, кто взял полукровку живым, пришлось изрядно попотеть, ведь тайгеры - превосходные рукопашники: в схватке они одинаково ловко орудуют всеми четырьмя конечностями и не брезгуют использовать клыки и хвост, на конце которого есть короткий прочный шип. Ядовитый к тому же. Попав в безвыходное положение, этим шипом полосатые полукровки протыкают себе сонную артерию. Так что в плен котята - так называют тайгеров старые воины - попадают крайне редко.
  На груди у тайгера среди меха что-то блеснуло, заставив Зила чуть зажмуриться.
  Вслед за полукровкой на Арену внесли два сбитых накрест бруса. Ратники пристроили тайгера к брусьям и колючей лианой примотали его верхние лапы к горизонтальной перекладине, а нижние - к вертикальной. Полосатый мех, и так схваченный коростой свернувшейся крови, тут же обагрился. 'Надо же, - злорадно подумал леший, - у полукровок кровь такого же цвета как у людей'. Рыжий здоровяк рядом довольно осклабился и разве что в ладоши не захлопал.
  Крест подняли и закрепили с помощью растяжек и крючьев, вбитых в насыпь Арены.
  При виде тайгера, извивавшегося от боли, трибуны разразились радостными криками. И на этот раз Зил не притворялся, стараясь быть как все, но был таковым по велению сердца. Он искренне ненавидел распятую тварь. Он желал ей лютой смерти после долгих мук.
  Полукровка замер. Тяжёлый взгляд его немигающих кошачьих глаз упёрся в трибуны. У многих сразу в горле запершило. Иначе с чего бы крики разом поутихли, и люди потянулись за бурдюками и тыквенными флягами, чтобы промочить глотки брагой и вином?..
  В наступившей тишине пронзительно взвыли дудки, и залязгал металл древних инструментов, возвещая о прибытии князя в окружении личной охраны.
  Как и все, Зил почтительно склонил голову. Иначе не только кнутом вдоль хребта получил бы, но и лишился головы. Терпеливо дождавшись, пока прекратится какофония, которую в Мосе считают торжественной музыкой, леший взглянул на молодого князя, проследовавшего в свою ложу. Та располагалась как раз напротив загона для соискателей.
  Князь Мор - высокий, худощавый и светловолосый - носил одежду, сшитую из выделанных шкур животных. При виде этой одежды, выкрашенной в чёрный цвет, Зилу вновь стало нехорошо. Он ни за что в такую дрянь не вырядился бы! Но тут, в городе, другие порядки, и эта... как её?.. мода. Модно в Мосе всякую мерзость на себя напяливать!
  Лешего вновь всего передёрнуло, ведь княжеская ложа была обтянута шкурами и отделана резной костью, а креслом Мору служил устланный меховыми одеялами хитиновый панцирь птера.
  Вслед за князем в ложу вошёл и встал рядом с креслом плечистый командир личной охраны князя, он же командир всех немых ратников, единственный из них не лишённый дара речи. За ним проследовали приближённые Мора: парочка юных фавориток, - князю что, десятка жёнушек мало? - бородатые толстяки-бояре, их надутые сыночки и мамаши... С удивлением леший заметил среди элиты Моса парочку весьма низкого сословия: ментала, забившегося в угол ложи, и следопыта, который держался особняком.
  Ментал, несомненно, был говорцом. Он ведь альбинос, а все альбиносы становятся говорцами, если доживают до двенадцати лет. Последнее, впрочем, случается крайне редко. Поэтому говорцов вельможи очень ценят.
  Следопыта тоже ни с кем не спутаешь. И вовсе не из-за широкополой шляпы и грязного, но крепкого плаща с неровно обрезанным по локоть правым рукавом. Его повадки, жесты и манера держаться выдавали в нём прирождённого убийцу без страха и совести. Торчавшее из-за спины топорище боевой секиры аж блестело - так его отполировали ладони хозяина. К предплечью, не покрытому рукавом, прирос файер, в любой момент готовый выплюнуть сгусток пламени.
  Файер? Ну ничего себе! Зил о таком оружии только слышал. Батя Лих говорил, что от тех немногих людей, у кого есть файер, надо бежать со всех ног. Зил поспешно отвёл взгляд от следопыта, пока тот не почувствовал, что за ним наблюдают. Да и князя хотелось рассмотреть внимательней, чтобы потом в подробностях описать маме и сестре. Когда ещё придётся увидеть столь именитого человека?..
  В точности как говорили о нём, Мор прятал глаза от подданных с помощью древней штуковины, название которой - 'солнцеочки'. Даже до хуторов, удалённых от торговых путей, дошёл слух, что зрачки у молодого князя такие же чёрные, как линзы его солнцеочков. И волосы свои он обесцвечивает особой ворожбой, хотя на самом деле они цвета воронова крыла. Правду-то от людей не скроешь. Да и кожу никакими штучками приглашённых в Мос научников и механиков добела не отмоешь. Она, кожа то есть, у князя такая, будто он долго - очень долго! - пробыл под солнцем, и с тех пор загар с него никогда не сходит.
  А ведь все чистокровные Разведанных Территорий - голубоглазые и сероглазые, и лишь иногда глаза у них бывают цвета первых трав. И все - светловолосые, русые или рыжие. Это потому, что в Третьей Мировой применялись боевые вирусы, убившие тех, у кого кожа, волосы и глаза тёмные. Об этом как-то обмолвилась мать. Зил тогда полез к ней с расспросами, - что такое 'боевые вирусы'? и почему так важен цвет кожи? - но мама осадила его, не захотела рассказывать...
  - Слышь, братец, - едва слышно прошептал увалень Траст, - мы ещё не закончили!..
  Очнулся рыжий вместе со всеми своими веснушками, вспомнил о нанесённом оскорблении, поквитаться ему захотелось. А не проблема. Зил кивнул ему. Мол, как только, так сразу решим разногласия:
  - После испытания я буду рядом.
  - Мы будем вместе. - Толстые губы Траста сжались, превратив рот в узкую щель, в которую не протиснулась бы и блоха, пойманная на теле суженой.
  Но его гримасы меньше всего занимали лешего. А вот лысый и бородавчатый ратники беспокоили тем, что то и дело поглядывали на Зила. Ласково так поглядывали, по-доброму, чуть ли не улыбаясь от уха до уха. Ну да ничего удивительного. Зил ведь легко сходится с людьми, а уж заводить друзей умеет как никто другой.
  Куснув губу, он вновь посмотрел на князя.
  Года ещё не прошло, как внезапно скончался прежний владыка Моса.
  В народе поговаривали, что сынок его, Мор, как никто другой умеет обращаться с ядами, что только тем и занимался с детства, что всякие научные опыты проводил в подвалах замка, днями и ночами там пропадал. А ещё шептали тихонечко на ушко, - сосед соседу, тесть свёкру, сноха золовке - что Мор люто ненавидит всё, что имеет отношение к Спасению. Потому-то Арену окружают новые трибуны, сбитые из мёртвых досок, а не живые, как раньше.
  - Ты гляди, какая умора! Ну просто!.. - Рядом захихикали.
  Это близнецы развеселились. Подмигивая брат брату и скаля белые, но неприлично кривые зубы, они грязными пальцами - ногти-то давно пора остричь - указывали на очень даже симпатичную девчонку.
  Природную бледность её правильного лица подчёркивали яркие глаза редкого фиалкового цвета и густые смоляные ресницы. Левую щёку красотки пересекали три оранжевые полосы. Это ж за племя так метит своих детей? Длинные светлые волосы девушка заплела во множество косичек и уложила их большим пучком на затылке.
  Да что там говорить, девочка - загляденье!
  Но красота её была не той, что призвана завлекать женихов для зачатия детишек в мягкой постели. Зил заметил, что татуировки на тонких пальцах девчонки соседствовали со шрамами. Видно же, что она не привыкла подчиняться и принимать ухаживания. Да и одежда у блондинки была хоть и опрятная, но... мужская.
  Ох и намучается с ней будущий супруг!
  - Ха-ха-ха, - тихонько, чтобы не привлечь внимание ратников, забавлялись близнецы.
  Куртка блондинки была из молодых зелёных побегов, сцепившихся с более плотной порослью брюк. А вот чего Зил совсем не заметил, так это девичьих штучек-украшений, вроде припорошенных пыльцой шишек, ярких ягод и букетиков орхидей. Её нарядом даже леший не побрезговал бы. Да и вообще всё было ладно у девчонки. Только чего это она замерла в напряжённой позе? Спина прямая, будто от ягодиц до макушки пророс через тело побег бамбука, не даёт согнуться. Наверняка это показалось близнецам смешным. Не моргая, блондинка смотрела...
  Проследив за её взглядом, Зил скривился.
  Оказалось, она с молодого князя своих фиалковых глаз не сводила.
  Жаль, девчонка - всего лишь очередная дурочка, мечтающая о ласках богатеньких вельмож. И в Мос она явилась, чтобы покрасоваться перед Мором, показать товар лицом...
  Отвернувшись от красотки, леший провёл ладонью по большому родимому пятну на левом предплечье. Похоже оно было на хищную птицу, что расправила крылья.
  Не за тем Зил выбрался в город, чтобы на девчонок пялиться.
  Ему домой быстрее вернуться надо, пока родные волноваться не начали. Батя Лих хоть и говорил, что Зил готов к любым испытаниям Праздника, однако же настрого запретил покидать хутор без особого его на то дозволения. И уж точно он не отпустил бы Зила в Мос.
  Начался бы уже Праздник, что ли?..
  Князь Мор вскинул перед собой руку - кисть его обтягивала перчатка из чёрной кожи - и тут же пронзительней прежнего взвыли дудки, ослепительней заблестел металл древних инструментов.
  С трудом перекрикивая 'музыку', глашатай заорал дурным голосом:
  - ПРАЗДНИК!!! НАЧИНАЕТСЯ!!!
  И завертелось.
  Первыми выступили лучшие жёны князя.
  Под оглушительное хлопанье и убыстряющийся рокот барабанов они извивались, как змеи, ничуть не целомудренно показывая подданным мужа свои прелести, однако не обнажая их до конца и тем сильнее распаляя мужчин. Трибуны выли от восторга. Здоровяк Траст аж вспотел от вожделения.
  Зил украдкой взглянул на блондинку.
  Она всё так же пялилась на князя. И Мор смотрел вовсе не на жён-искусительниц, но на неё, молоденькую соискательницу. Трудно определить направление взгляда, если глаза скрыты за чёрными линзами. Но леший был твёрдо уверен, что не ошибся.
  Далее выступала четвёрка лучших ратников Моса, и лешему стало не до блондинки с князем. Первая пара метала друг в друга дротики из кедровицы, ловко их перехватывая в воздухе и резким неуловимым движением посылая в обратный полёт. А ведь шипы на концах дротиков отравленные. Просто коснись шипом кожи - и смерть в корчах за считанные мгновения гарантирована!.. Вторая пара с остервенением рубилась алебардами, чудом не отсекая один другому конечности и головы.
  - Хватит! - Князь оборвал выступление лучших из лучших.
  С оружием в руках они спешно покинули песчаную площадку.
  И на Арену вышел первый соискатель.
  Точнее - соискательница. Та самая девчонка, над которой потешались близнецы!
  Окружённая высоким забором Арена находилась ниже уровня трибун и делилась на три сектора: два сухих и один мокрый. Первый сухой предназначался для показательных выступлений и схваток между людьми. Во втором на соискателя натравливали дикого, но не очень опасного зверя - испытание ведь, а не казнь. Правда, не в этот раз... А мокрый сектор - это всего лишь небольшой, но глубокий пруд, накрытый пока что пологом и таящий в своей пучине сюрприз для тех, кому не повезёт искупаться. Говорят, пруд этот соединён с затопленной канализацией древнего города. А ещё говорят, менталы Мора умеют призывать монстров, обитающих в канализации.
  Но Зил не верил в эту чушь.
  Он с рождения понимал травы под ногами и деревья, растущие неподалёку, и даже научился просить их о помощи. К примеру, чтоб колосились быстрее и плоды давали послаще. Но даже эти несущественные просьбы отнимали у него много сил, он потом больной был пару дней. А уж призвать сильного кровожадного монстра... Для этого надо обладать поистине великим даром.
  - Инструктор, - велел князь.
  Это означало, что блондинке приказано вступить в бой с тем, кто тренирует ратников. На Арену вышел обнажённый по пояс мужчина, посечённый шрамами. Был он мускулист и подчёркнуто медлителен. Он двигался так, будто ему жалко было сделать следующий шаг.
  Зил порадовался за девчонку.
  Бой с инструктором - самое простое испытание для соискателя. Совсем не умеешь сражаться? Получишь пару оплеух, упадёшь на песок с расквашенным носом или - что крайне редко случалось - со сломанным ребром. Но испытательный срок тебе уже гарантирован. Так что повезло блондинке с фиалковыми глазами. Не зря она на Мора пялилась, владыка Моса вон как ей благоволит...
  Не только Зила так подумал, вон и рыжий верзила Траст, криво ухмыльнувшись, пробормотал что-то про бабские прелести и привилегии для красавиц.
  Толпа ахнула.
  Зил вцепился в левое предплечье. Когда он нервничал, родимое пятно-'птица' нестерпимо зудело.
  Красотка отказалась от подарка князя!
  Проявив поистине чудесную ловкость, она перепрыгнула через частокол загона. А ведь там её поджидал вовсе не безобидный барашек. Дикий необъезженный птер высотой две меры, шириной три, а длиной так все пять - вот кого на этом Празднике выставили против соискателей.
  Брызги голубоватой слизи вырывались из его дыхательных отверстий с такой силой, что сметало песок с опилками. Блестящее хитиновое тело монстра заранее обмотали крепкими лианами, чтобы не поднял надкрылья и не расправил прозрачные, сплошь в прожилках, полётные плоскости. К тому же, ратники заранее избили птера древками алебард, чем довели его до бешенства.
  Скрестив руки на груди, князь крикнул ратникам внизу:
  - Убрать её оттуда!
  Но было уже поздно.
  Заскрипели от напряжения путы, щёлкнули мандибулы. Птер метнулся к девушке.
  Был он быстр и проворен, а места для манёвра в загоне хватило бы разве что младенцу, поэтому птер обязан был своей бронёй размазать девчонку о частокол или же перекусить её тельце пополам, но нет - она легко ушла от атаки!
  Ноги блондинки изогнулись в коленях - почему-то в противоположную сторону, не так, как у всех. Вздулись могучие мышцы, едва не разорвав брюки. И девчонка взвилась в воздух, пропустив птера под собой. Ух какой кульбит! Кузнечик она, что ли?..
  С глухим стуком врезавшись в частокол, птер развернулся на месте.
  На его фасеточные глаза падали снежинки.
  Отворилась дверца, в загон сунулся ратник с алебардой. Птер как раз вновь со всех лап ринулся на чистокровную, на лице которой блестели капли пота. Девчонка устала. Похоже, не очень-то просто так высоко подбрасывать своё тело. Но всё же она вновь прыгнула.
  И на этот раз приземлилась прямо на спину птера!
  Птер завертелся на месте. Походя он сбил с ног ратника, разок лишь рубанувшего алебардой ему по суставчатой лапе. Бедолагу-ратника швырнуло на частокол. Не спасли его ни доспехи, ни шлем - на песок он обрушился с неестественно вывернутой головой. Птер же принялся скакать, как блоха по горячей сковороде. Так он намеревался сбросить с себя блондинку. Та же не свалилась только потому, что крепко вцепилась в лиану, опоясывающую хитиновое тело.
  Жестом князь велел ратникам не вмешиваться. На его лице застыла гримаса, должная изображать улыбку. Князя забавляло противостояние хищного птера и тщедушной девчонки.
  Сообразив, что прыжками он ничего не добьётся, птер сменил тактику: остановился, поджал под себя лапы с одного бока, из-за чего заметно накренился. Прижмётся спиной к частоколу - размажет блондинку по брёвнам.
  - Чего медлите?! - Зил вскочил с места. - Спасайте девку!
  Ратники, конечно, даже не пошевелились. Мало ли кто что вопит. Если не будет приказа от Мора, пусть хоть весь народ в Мосе птер перегрызёт, приятного ему аппетита.
  Вот потому Зил побежал по лавкам к Арене.
  Он наступал на ладони соискателей, становился кому на плечо, а кому и спину пощупал пятками. Вслед неслись проклятья. Его хватали за лодыжки, пару раз он едва не упал... И при этом леший знал: тому, кто пошёл против воли владыки Моса, откажут в испытательном сроке. Но не мог же он позволить девчонке умереть просто так, на потеху вельможе?!
  Рискуя сорваться с гладкой спины птера, та подобралась к его голове, к подвижным отросткам с фасеточными глазами на концах и обеими руками вцепилась в отростки эти. Тут же птер опустился брюхом на песок и затих, показав тем самым готовность подчиняться.
  На бегу Зил радостно вскрикнул.
  Молодец попрыгунья! Знает, где у птеров болевые точки!
  Вторя ему, трибуны взорвались аплодисментами. И соискатели, и зрители вскочили, чтобы воплями и свистом выразить восхищение блондинке.
  Не остался без внимания почтенной публики и Зил: его окружили ратники. И вовсе не для того, чтобы похлопать ему по плечу и пожать ему ладошку. Под яростный лай волчарок ему руки предплечье за спину. Он, конечно, брыкнулся. И, конечно, его старый знакомый, ратник с бородавкой под глазом, воспользовался поводом, чтобы хорошенько приложить строптивцу рукоятью кнута меж лопаток. Удар был таким сильным, что Зил едва устоял на ногах.
  Вот и всё, для него Праздник закончился.
  Если повезёт, просто выведут из Моса, и пойдёт он домой, и будет завтра, и послезавтра и всегда вообще собирать душистые травки да вкусные грибочки, растить огород да оберегать его от сорняков и жучар. И до конца дней не забудет, что обрёк себя на такую жизнь из-за какой-то девчонки, имени которой даже не знает!
  Но это если не повезёт, а если нет?..
  Леший заметил блондинку-попрыгунью рядом с собой, только когда она заговорила. Занят ведь был приятным общением с ратниками.
  - Мне помощь не нужна была. Тем более - от такого жалкого слабака, как ты.
  Это она так пошутила, да? Но нет, улыбки на её лице. Серьёзная такая девица перед ним стояла, скрестив руки на груди. Сосредоточенная. Только чуть растрепался пучок косиц на затылке да на влажных от пота щеках проступил румянец.
  Глядя как мимо лешего, она лениво выдала:
  - Так что зря ты, кролик, по трибунам скакал.
  Зря девица намекнула на особенность Зила, заметную издалека и враз покрасневшую до самых мочек. Врезать бы за это соплячке по мягкому месту! Так ведь ратники, не отпустят, не разрешат, даже встань он перед ними на колени. А потому оставалось лишь едко ответить на оскорбление. Он даже рот уже открыл, но...
  Стало не до бесед с глупыми блондинками.
  Краем глаза Зил заметил странное.
  Лысый дружок бородавчатого что-то жестами сообщил командиру. Того сообщение впечатлило настолько, что он склонился к Мору и, что-то сказав, указал на своё левое предплечье. После этого князь изменился в лице так, что с него солнцеочки едва не слетели. Он вцепился пальцами в кресло, будто хотел вскочить, но неимоверным усилием удержал себя на месте.
  Зил скосил взгляд на родимое пятно. Оно, что ли, так заинтересовало смуглокожего владыку Моса и его прислужников? Да ну, ерунда какая-то...
  - Князь говорит!!! - От крика глашатая Зил вздрогнул. - Мальчик так рвался на Арену!!! Так пусть выйдет!!! Князю интересно!!! Чего он стоит!!!
  До крайности удивлённого лешего ратники развернули лицом к Мору и его прихвостням-вельможам.
  Трибуны загудели, точно пчелиное дупло, в которое медвежара сунул когтистую лапу. Впервые нарушителю спокойствия разрешили проявить себя на Арене. Многие принялись восхвалять безграничную доброту князя, однако нашлись и такие, кто предлагал гнать прочь зарвавшегося щенка.
  - Выбросить из Моса! Щенок! Вон!!! - встав в полный рост, орал рыжий здоровяк Траст, и лёгкие у него были то что надо.
  Оторвав пальцы от кресла, подчёркнуто неторопливо поднялся Мор. Даже издалека Зил почуял смрад его мёртвых кожаных одежд. Трибуны враз затихли. Один лишь Траст, увлёкшись, не заметил, что ситуация изменилась.
  - Из Моса! Щенок! Прочь! - надрывал он глотку, мстя лешему за шутку о невесте.
  К нему бесшумно приблизились ратники и умело отходили его кнутами, а потом, взяв под руки, вывели из загородки для соискателей. Рыжий не сопротивлялся, плетёная сумка так и норовила упасть с поникшего плеча.
  Стало совсем тихо.
  И тем весомей над Ареной прозвучал скрипучий, неприятный голос князя:
  - Больно ретив этот мальчишка. Мы думаем, надо дать ему шанс, верно? - На этот раз никто не возразил Мору. - Пусть пройдёт испытание, если сможет!
  Это 'если сможет' резануло слух. Зилу почудилась угроза в словах владыки Моса.
  - Да, он провинился. Но с кем не бывает? Молодой ведь... - Князь подался вперёд, упёрся руками в деревянные перила ложи. Линзы его чёрных солнцеочков, точно два бездонных провала, обратились к Зилу: - Ну что, мальчик, хочешь стать воином?!
  Потомственный леший хмыкнул. Мальчик? Да князь всего-то на пару годков старше... Нутром Зил чуял подвох, поэтому не спешил отвечать. Следовало отказаться от предложения Мора. Ловушка ведь, точно ловушка, что-то точно не так, но...
  Отец Зила - фермер и охотник. Отличный человек. Но не воин. Зил же мечтал стать лучшим легионером Разведанных Территорий. А для этого нужно пройти испытание и получить испытательный срок. И раз уж владыка Моса - пусть из милости или блажи - дарит шанс чуть приблизиться к мечте, разве можно отказаться?!
  Ветер злорадно швырнул в лицо Зилу мокрого снега.
  - Хочешь стать воином?! - Ещё немного, и Мор сломает перила.
  Глядя в непроницаемые линзы, леший кивнул.
  Колени князя подогнулись, и он плюхнулся на подушки кресла-панциря.
  Ратники только того и ждали - они подтащили Зила к частоколу, за которым желтел песок Арены. Леший не сопротивлялся. Наоборот - он готов был бежать со всех ног. Ведь там, на песке, его будущее, его свершения и новая жизнь, полная побед. Сейчас он шагнёт в эту жизнь с гордо понятной головой и...
  Пинком под зад его втолкнули на Арену.
  Зил упал, тонкая стеклянистая корочка льда хрустнула под его коленями, легко проломившись до песка с опилками.
  Конечно, он сразу вскочил, но величие момента было безнадёжно испорчено.
  И с трибун, не добросив всего-то пару мер, в него швырнули полупустой бурдюк с вонючей, точно отрыжка толстяка, брагой. Да ещё эту отвратительную выходку поддержали хохотом и свистом. Шум над Ареной поднялся неимоверный. Удивительно, как Зил не оглох и умудрился услышать рык опасного хищника, прорвавшийся сквозь беспорядочные крики чистокровных:
  - Не подведи! Учителя не подведи!
  Он удивлённо кинул взглядом по сторонам: лица на трибунах, раззявленные рты, облачка брызжущей слюны, опять лица...
  И уткнулся в кошачьи зрачки тайгера, распятого на кресте. Да-да, презренный полукровка вызывающе, точно сильный на слабого, пялился на Зила!
  Кулаки сжались сами собой, хрустнули суставы. Лешего, как любого, с которым такое непотребство случилось бы, обуял праведный гнев. Кто разрешил полосатому котёнку разевать пасть, по недосмотру ратников ещё полную клыков?! Это Зил, что ли, обязан не подвести полукровку?! Да не просто какого-то, а прямо-таки учителя?!
  У лица щёлкнул кнут, кончиком - стальным шариком - едва не своротив Зилу нос. Так бородавчатый привлёк внимание лешего. И на этот раз язык его жестов был понятен: 'Иди-ка ты, слабак, в мокрый сектор, там будет твоё испытание'.
  - Уже бегу, разговорчивый ты мой. - Леший ему подмигнул.
  Источая смрад давно немытых тел, ратники протопали к пруду и сняли с него сплетённый из соломы полог, обнажив чёрную, как растопленная смола, воду и перекинутое от берега к берегу бревно толщиной с ногу мужчины. Бревно было уложено на чуть утопленные опоры.
  Бородавчатый взмахнул руками, намекая, что Зилу всего-то надо прогуляться по этому бревну.
  Всего-то...
  Со ствола содрали кору, а потом его облили водой, на морозе превратившейся в корку льда, задорно блестевшую в редких лучах солнца, пробившихся из-за туч. Леший упадёт в пруд, только встанет на него. А купаться ну никак не хотелось! Вода же холодная. Да и провалить испытание не входило в планы Зила. К тому же, - он чувствовал это - в чёрных глубинах таилось нечто большое, сильное и очень опасное. И это нечто очень хотело, чтобы он оступился, окунулся с головой, и уж тогда...
  На лбу выступила испарина, хотя на Арене не стало теплей, наоборот - мороз усилился. Родимое пятно зудело так, что хоть впейся в него зубами и выгрызи с мясом.
  Под чёрной гладью пруда наметилось движение, вода пошла едва заметной рябью.
  Может, показалось?..
  Лицо князя превратилось в посмертную гипсовую маску, вскрытую матовым лаком. Трибуны ждали. Леший чувствовал взгляды тысяч глаз, они давили на него, толкали в спину, принуждая действовать. Отказаться от испытания? Он взглянул на ратников и понял, что в таком случае ему живым с Арены не уйти. А значит...
  Лёд - вот главная проблема.
  Зил плюхнулся задницей на песок и принялся гладить подошвы своих ботинок, да не просто абы как их трогать, но определённым образом - против дыхательных устьиц. Со стороны небось его старания выглядели глупо и странно. Но не объяснять же всем, что подошвы сплетены из особого растения - каблучника? Этот виноградный суккулент произрастает только в лесовнике неподалёку от родного хутора Зила и больше нигде.
  Благодаря его стараниям покрытые кутикулой подошвы через устьица начали выделять прозрачную клейкую жидкость. На это леший и надеялся: если обувь будет липнуть ко льду, он пройдёт по бревну, каким бы скользким оно ни было.
  Или упадёт не сразу.
  Жаль, ему не дали толком подготовиться - схватив под локти, рывком поставили на ноги.
  - Ладно-ладно, иду уже, отпустите... - Зил дёрнулся. - Лапы свои уберите!
  Мерзко ощерившись, бородавчатый жестами велел отпустить его.
  Обретя свободу, Зил решительно двинул к бревну, однако прежде, чем встать на него, с разворота, от души, врезал кулаком бородавчатому в нос. Хрустнуло и брызнуло.
  - Рад знакомству, дружище! - Леший легко запрыгнул на ствол.
  Его немного повело, он накренился...
  И не соскользнул.
  Значит, подошвы с задачей справились, прилипли ко льду!
  Разведя руки в стороны, он сделал шаг, другой, и ещё чуть продвинулся...
  Он не видел, - другим был занят - но прочувствовал, что ли, как бородавчатый схватился за расквашенную рожу, затем, совладав с болью, развернул кнут - и со щелчком перетянул им лешего по спине. Одежду вместе с кожей безжалостно рассекло. Из куртки, смешиваясь с кровью Зила, потёк сок. Остро запахло скошенной травой.
  Куртке враз стало плохо, а Зилу - ещё хуже. На миг его глаза застила мгла. Царапая кожу, одежда взмолилась больше не мучить её. Ах если бы это зависело от лешего!..
  Возбуждённые первой кровью зрители на трибунах закричали, засвистели.
  Вновь раздался щелчок. Однако на этот раз кончик кнута лишь слегка чиркнул по бритому затылку Зила, хотя бородавчатый явно метил в висок. Не попал служивый только потому, что, несмотря на боль и жалобы одежды, Зил на пару шажков переместился по бревну - и эта малость спасла его. Замешкайся он хоть на миг, упал бы с пробитым черепом.
  Кнут опять свистнул в воздухе. Бородавчатый знал, что не достанет дерзкого соискателя, он просто хотел сорвать злость. Зил тоже понимал, что выбрался из зоны поражения, но разве телу прикажешь? Разум - одно, а мышцы с костями иногда будто сами по себе. Вот плоть и засуетилась, уходя от удара. И подошва правого ботинка - слабо смазалась клеем! - скользнула по ледяной поверхности. Охнув, Зил взмахнул руками, и ещё раз, и ещё, - ну точно взлетающий лебедь! - и тысячи глоток на трибунах издали восторженный рёв, желая лешему упасть.
  Но он сумел-таки сохранить равновесие.
  - Не дождётесь! - Его крик утонул в разочарованных воплях зрителей.
  Однако положение у него было аховое: один ботинок ещё как-то лип ко льду, а вот второй...
  Чёрную, как нефть, гладь мерах в пяти от бревна разодрал фонтан брызг. Лешего от темени до пяток окатило холодной водой. Большой лопатообразный хвост-плавник - белёсый, в серых разводах - прорвал поверхность пруда и, ударив по ней, поднял волну.
  Представив размеры твари, у которой один только хвост такой, Зил едва не рухнул в пруд из-за предательской дрожи в коленях.
  А тут ещё глашатай переорал толпу:
  - УСЛОЖНИМ ИСПЫТАНИЕ!!!
  Под радостные вопли трибун к рядовым ратникам присоединилась та самая четвёрка лучших, что участвовала в открытии Праздника. Они тогда превосходно метали дротики из кедровицы и замечательно рубились алебардами. Ну а теперь не иначе как в лешего метить будут, сволочи!
  К сожалению, Зил не ошибся.
  От первого дротика уклонился лишь чудом: оскользнувшись, неловко взмахнул руками, нога оторвалась от бревна, и он накренился так, что должен был рухнул в воду, но не рухнул, удержался. И дротик пролетел у самой его щеки, едва не оцарапав кожу.
  Леший облегчённо выдохнул: пронесло.
  И сорвался-таки с бревна.
  Падая, схватился рукой за ствол, но всё равно по колени погрузился в чёрное и холодное. Быстро коченея, пальцы заскользили по льду. Нащупать хоть какую неровность, закрепиться! Иначе нырнёт в пруд по темечко! Извернувшись, Зил чуть приподнял себя над водой и мазнул второй рукой по гладкому, покрытому коростой льда бревну. Тотчас между средним и указательным пальцами в лёд врезается дротик. Чуть бы вправо-влево - и всё, прощайте, мама с папой, и ты, сестрёнка, прощай!
  Что-то коснулось лодыжки Зила.
  Сын Лиха никогда не был трусом. Но тут он испугался. У самой поверхности воды обозначилось нечто белое и очень большое!..
  Леший сам не понял, как взобрался на бревно и как пробежал по нему пяток мер. При этом один дротик едва не проткнул ему бедро, а второй чиркнул по волосам на макушке. Прогудев в воздухе, алебарда ударила в ствол у ботинка и, сковырнув пласт льда, плюхнулась в пруд.
  Ствол под ногами дрогнул. С трудом удержав равновесие, леший остановился.
  Трибуны дружно ахнули и замолчали.
  Похоже, чудовище, до сего момента бороздившее глубины, таки явило себя - и оно за спиной Зила. Потому-то ратники, призванные до смерти усложнить соискателю жизнь, скоренько покинули мокрый сектор. Дверь захлопнулась за последним из них, засов со скрипом встал на место.
  До желанного берега пруда - и до мечты получить испытательный срок, а потом стать легионером - осталось всего ничего, самая малость. Но только Зил дёрнется, чуть ускорится - и тварь достанет его. А если так и будет стоять, то примёрзнет к бревну.
  Руки в стороны, Зил медленно развернулся всем телом. Встретить опасность лицом к лицу - разве можно лишить себя такого удовольствия?
  - Я рядом! - Он подмигнул обитателю пруда, глядя в бледно-розовую пасть полную острых клыков, потому что взглянуть ему в глаза не представлялось возможным. Монстр был слеп как кротоид.
  Ответного приветствия всех чистокровных 'Мы вместе' Зил не дождался. Зато белёсая туша, точно древесная лягушке на охоте за бабочкой, выплюнула из пасти змееподобный язык. Зил вовремя пригнулся - язык облизал воздух над его головой. Однако резкое движение едва не сбросило лешего с бревна. А ещё взглядом он скользнул мимо и выше монстра - и зацепился за крест с тайгером.
  Пока трибуны следили за мокрым сектором, полукровка умудрился высвободить правую верхнюю лапу. Из разрезов, нанесённых колючками, ручьями текла кровь, но полосатый ублюдок, казалось, этого не замечал. Пристально глядя на Зила, пальцами он вцепился в серебристую штуковину у себя на груди. В ту самую, что, блеснув, заставила лешего прищуриться.
  Бревно вздрогнуло, заскрипело. Это водный монстр - от него несло тухлой рыбой - сделал очередной неторопливый шаг. Прокалывая лёд, когти-кинжалы его коротких лап с перепонками глубоко врезались в древесину. Монстр намеревался сожрать лешего и тем позабавить зрителей на трибунах. Его язык запросто мог достать до Зила, но монстр знал, что жертве некуда деваться, вот и наслаждался своей властью, потому и оттягивал момент атаки.
  Как же Зил замёрз! И болела рассечённая спина. А ещё он клял себя так и эдак: пожалел, дурак, неблагодарную девчонку! Вот и вляпался...
  И вот тут его накрыло.
  Будто кто накинул на лешего багровое прозрачное покрывало.
  Он заорал на монстра, не столько надеясь испугать его, сколько раззадоривая себя:
  - Ты! Червяк! Давай ко мне! Ну давай!
  Говорят, сражаясь, берсерки Кия впадают в боевое неистовство - и дерутся, не замечая полученных ран, часто - смертельных. Одержимый воин способен бежать на врага, даже если у него отрублены ноги. Но Зил - не берсерк, поэтому на него просто накатывало иногда.
  Он даст отпор глубоководному чудовищу! Надерёт ему жабры, которые, точно ладони с растопыренными красными пальцами, торчали по бокам большого уродливого черепа!
  Рыча, не думая, что может поскользнуться и упасть, Зил пошёл на слепого монстра.
  Испугался ли тот громких звуков, исторгаемых глоткой лешего, или просто у него пропал аппетит? Перебирая лапами, монстр попятился. А такие манёвры не очень-то удобно проводить на узком древесном стволе. Особенно - если у тебя столь массивная хвостатая туша.
  Отступление воодушевило лешего сильнее, чем похмельного гуляку поутру супругой поднесённый кубок браги:
  - Червь! Ко мне!
  Монстр квакнул, выгнул спину и, завалившись набок, нырнул в чёрную глубину. Напоследок ещё хвостом-лопатой ударил по воде, да так что брызги во все стороны да волны. Отказался, значит, от честной схватки! Бежал с поля боя!
  Подняв лицо к небу, леший расхохотался.
  Он, сын Лиха, победил порождение древних туннелей!
  Честно победил, нахрапом взял!
  Снежинки залетали в рот, путались в ресницах и таяли на щеках. Лешего трясло от радости. Если надо, он может Мос до основания, до древних руин, свернуть, а потом поставить на место!
  Но главное - отвага лешего привела в восторг трибуны!..
  Будто что-то твёрдое упёрлось в висок. Повернув голову, Зил поймал взгляд Мора. Это его отрезвило. Испытание ещё не закончено. Да, до желанного берега можно доплюнуть, но расслабляться не стоит.
  Леший медленно двинул по бревну. Шаг. Закрепиться, позволить подошвам ботинок надёжно прилипнуть ко льду. Ещё шаг...
  Голова закружилась. Колено пронзила боль, будто по нему рубанули топором. И вырвали позвоночник, а вместо него сунули горящую обугленную палку.
  Да что ж такое?! Почему вдруг?..
  Ещё шажок. В глаза будто напустили дыма. Но это ничего. Если надо, леший пойдёт на ощупь. Чуток до берега, а уж там, на ровном, и прилечь не зазорно...
  Леший сорвался с бревна, не добрав до цели каких-то пару мер.
  Вода встретила его холодом и тьмой.
  
  
  Глава 2
  НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ
  
  Скальный дракон - или просто скальник - кровожадно разевал пасть на того, кто сидел в роскошном кресле и силился согреться, кутаясь в толстое одеяло. Клыки у скальника - камни грызть, рогами кого угодно пронзит насквозь. Костные пластины вдоль морды туго обтянуты матово-чёрной кожей, от которой рикошетят не только стрелы, но и пули. И всё же его башка - в глазах навек застыла свирепая жестокость - стала трофеем того, кто нещадно мёрз у камина.
  Генерал Барес вот этими руками скальника. Вот этими!.. Разве что тогда они не тряслись той старческой дрожью, от которой избавит только смерть, и шерсть была куда гуще, без седины...
  Огладив пучки вибриссов над глазами, генерал подмигнул драконьей башке. Она до сих пор слегка фонила, ведь там, где обитают скальники, уровень радиации ещё о-го-го. Об этом свойстве чучела над камином знали все в Минаполисе, поэтому в генеральские покои захаживали исключительно по делу и старались не задерживаться, что более чем устраивало хозяина.
  Пожирая сучья, трещал огонь. От него волнами исходило тепло, но Барес лишь сильнее зарывался в одеяло. Пахло золой.
  В это трудно поверить, но когда-то старина Барес, Барес Непобедимый-И-Неустрашимый, был молодым. Шла война. На передовой ударили такие морозы, что влага из выдыхаемого воздуха осыпалась замёрзшими кристалликами. Он, совсем ещё котёнок, вдруг сильно заболел, - чего с ним никогда не случался ни раньше, ни после - но отказался покинуть окопы и отлежаться в тепле, ведь гибли его друзья, его братья. Так и ходил в атаки - выкашливая лёгкие и надрывно сипя, вместо того, чтобы рычать на проклятых людишек. Тогда рядовой Барес даже не мечтал стать генералом. Да что там, он даже не надеялся выжить... С тех пор мёрзнет и в холод, и в жару.
  В гулкую броню двери постучали негромко, но требовательно - адъютант пожаловал. Прочие со страху едва слышно скреблись или же норовили двинуть со всей дури, с намёком, что старый плешивый кот для них не авторитет.
  Глупцы, все глупцы.
  Барес тоже.
  - Давай уже, - выдохнул он на озябшие пальцы, когти которых хоть и затупились, но ещё крепки. Он никогда не запирался, и потому отрывать пушистую задницу от кресла, чтобы впустить посетителя, не требовалось. - Да не стой на пороге! Но если ты, жаба, опять принёс плохую весть...
  Скрипнули ржавые петли. Генерал запрещал их смазывать. Ему нравился звук окисленного металла. Нравился тем, что всех раздражал.
  В кабинет вошёл - точнее втёк - молодой ещё в сравнении с Баресом рептилус.
  Любого рептилуса в полумраке легко спутать с чистяком, не заметишь ведь, что кожа светло-голубая и что её будто обтянули мелкоячеистой сеткой, от которой навсегда остались следы-пролежни. Даже по меркам людишек адъютанта можно было назвать красавцем: высок, строен, длинные чёрные волосы на затылке перехвачены серебристой проволокой.
  - Хороший день для смерти. - Глядя в сторону, - это сразу насторожило Бареса - адъютант проследовал к рабочему столу начальника. От присосок на последних фалангах пальцев с чмокающим звуком отлепились принесенные им папки и легли на край дубовой столешницы. При этом рептилус едва заметно - но всё же заметно! - скривился. Его неизменно раздражал царящий на столе бардак.
  Ожидая указаний, адъютант встал у камина. Никогда не упустит возможности погреться. В этом генерал и его подчинённый были похожи. Но и только.
  - Ну? Чего молчишь, жаба? - Жабами рептилусов называют чистокровные, как тайгеров - котятами. Генерал перенял кое-какие привычки врагов, что неимоверно раздражало его соратников.
  Вертикальные зрачки адъютанта на миг затянуло мигательными перепонками. Но главное - он промолчал в ответ. Это означало, что опять пусто, вообще нет вестей.
  Опять!..
  Рыкнув, Барес вскочил.
  Одеяло слетело с него, кресло с грохотом опрокинулось, на пол легла тень, похожая на хищную птицу, раскрывшую крылья. В один прыжок генерал оказался у стола, снёс лапой папки и врезал кулаком по полированному дубу. Сейчас в Баресе не было ни грамма стариковской немощи, и руки у него не дрожали. Генерал вновь превратился в того, кто на поле боя разрывал хвалёных берсерков и легионеров пополам!..
  Невозмутимо собрав разбросанные по полу папки, адъютант вернул их на стол:
  - Вас ждут на военном совете. Решение должно быть принято. Это очень важно. Я понимаю, вы взволнованы отсутствием каких-либо результатов по вашему делу, но всё-таки постарайтесь взять себя...
  Скрипнув клыками, генерал бросился прочь из кабинета. Едва на четыре лапы не встал, как в молодости, чтоб быстрее. Рептилус поспешил за ним.
  На столешнице, где ударил кулак, осталась вмятина.
  
  * * *
  
  Холодно, мокро и темно. И белёсый монстр глубин рассекает воду хвостом-лопатой. А в розовой его разверстой пасти - острые клыки и длинный-предлинный язык!..
  Зила аж подбросило на лавке.
  Жалобно чвякнул под седалищем тюфяк, сплетённый из упругих ветвей и листьев душицы. Спать на нём одно удовольствие: такую сладкую негу навевает, что просыпаться не хочется.
  Но не в этот раз.
  Раздумав выскакивать из груди, сердце постепенно успокоилось.
  Протерев глаза, леший осмотрелся. Всё как обычно: стол, которому много лет, и новые стулья, выращенные пару месяцев назад. У дальней стены - каменная печь. Стеной, кстати, надо бы заняться: пустить молодые побеги от старого основания и верно заплести, а то совсем захиреет, в труху рассыплется. За домом глаз да глаз нужен, иначе расти будет абы как, потеряет форму, и под корой заведутся жучары-древоточцы.
  Леший зевнул так, что едва не вывихнул челюсть.
  Надо же, бледный монстр, одетый в чёрное князь и следопыт в шляпе... Так долго Зил маялся в ожидании Праздника, что кошмары сниться начали. Надо сменить тюфяк, а то что-то не справляется. Удобрений мало, поливать чаще?..
  - Мама! - позвал Зил.
  Вместе с мамой Селеной, батей Лихом и сестрёнкой Даринкой юный леший обитает на хуторе неподалёку от Моса. Стараниями бати с детства Зил обучен выращивать всяческое съестное, а также стрелять из лука, ставить силки и другими способами убивать животных. Но сам мяса в пищу он никогда не употребляет. От мяса его мутит и в теле появляется слабость.
  - Мама? Даринка?
  Тишина в ответ.
  Ещё вчера батя Лих отправился в лесовник по лечебные грибы. Сказал, что далеко уйдёт, его пару-тройку дней не будет. Но мама-то дома. Сколько Зил себя помнил, она никогда не выходила за ворота хутора. Даже в паломничество к Древу Жизни не собралась ни разу.
  В доме, как всегда, пахло хвоей и печёной картошкой.
  Вскочив с лавки, Зил натянул штаны и куртку, надел ботинки.
  Он решил, что немножко соврёт родственникам. Немножко ведь не считается. Скажет, что пойдёт на луговник за душистой чайной травой, попрощается - и бегом в путь, в город Мос. Праздник-то назначен раньше обычного. Из-за этой странной прихоти князя Зил едва не пропустил сбор соискателей, а ведь он твёрдо решил в этом году, не откладывая больше, попытать счастье. Сколько ещё на отшибе прозябать? Пора стать настоящим мужчиной, воином!
  Он представил, как вернётся домой и с порога расскажет, куда ходил и что с ним было. Конечно, батя Лих нахмурится, он ведь строго-настрого запретил ходить в Мос, а мать огорчённо всплеснёт руками. Одна только Даринка обрадуется. А уж потом и родители сменят гнев на милость.
  Взгляд упал на исчёрканный углем кусок бересты на столе. Записка от мамы? Или от Даринки? Батя грамоте не обучен, не мастак он в этом. Зил шагнул ближе.
  И тут бахнуло так, что стены дрогнули и порвались паутинные сетки в оконных проёмах.
  Пригнувшись, как учил батя, Зил обхватил голову руками.
  Это ж хлопок взорвался, не иначе!
  Вызревший хлопок для людей безвреден, хоть и несъедобен. А вот сними с лозы зелёный ещё плод да недельку подержи в сухом прохладном месте - и опасное оружие готово. Наступит на него кто или брось им в кого - убьёт сразу. Ну или просто руку-ногу оторвёт. А если совсем правильно хлопок высушить, то внутри его ещё образуются ядовитые споры, вызывающие удушье.
  Со всех сторон хутор окружён ловушками. И хлопками тоже. Если не знаешь правильного пути, к воротам не подойдёшь. В начале каждого месяца батя меняет рисунок закладки, чтобы по следам и тропкам нельзя было сориентироваться. Да и зима нынче, замело всё снегом, не разглядеть закладку, сколько ни пытайся.
  - Куда?! Назад! В обход!!! - не жалея глотки, закричал кто-то и тут же зашёлся кашлем.
  Как по команде, залаяли волчарки.
  И сразу вспомнилось из сна-кошмара: колонна соискателей, бородавчатый ратник недобро смотрит, Зил протягивает руку, чтобы погладить свирепую псину...
  Откуда тут, на холме, волчарки?! Они ж все в Мосе, за высокой охранной стеной!
  Вновь раздался грохот. Ещё одним хлопком стало меньше и одним неудачником больше.
  - Стоять!!! - тот же голос. - Иначе сам всех порублю!!!
  Не дожидаюсь третьего взрыва, Зил ринулся к двери, выскочил на уютное вечнозелёное крыльцо, пробежал чуть по снегу до ворот, отворил их - и остолбенел.
  Княжьи ратники!
  Почти три десятка бойцов, вооружённых не только алебардами и кнутами, но ещё и луками, двуручными мечами, булавами и копьями. Некоторые зачем-то - утро уж давно - держали зажжённые факелы, коптящие чёрным. А на здоровенном ящере-зоге, у мускулистых ног которого исходила лаем свора волчарок, в пристежном кармане восседал командир отряда.
  Даже издалека было видно, что череп у ящера массивный, хвост - длинный и тяжёлый, передние лапы - по два пальца на каждой - крохотные в сравнение с телом, но с такими когтями, что человека разрубят пополам играючи. Около пяти мер было от земли до темечка наклонённого вперёд зога, не брезгующего падалью и жрущего траву, если больше нечего. Почуяв слабину, ящер без сожаления и поблажек схарчит своего наездника. Так что мужчина, его обуздавший, ну очень крут.
  Взглянув на этого героя, Зил вздрогнул.
  Широкие поля шляпы скрывали лицо наездника. Правый рукав грязного плаща был укорочен по локоть, чтобы на руке мог спокойно, со всеми удобствами разместиться файер, то и дело фыркающий чёрным дымком. Из-за спины наездника торчало блестевшее от частых прикосновений топорище секиры.
  Ущипнуть себя за руку? Опять, что ли, сморило?.. Зил мог поклясться, что в своём последнем сне видел этого мужчину. Мужчина этот - следопыт. И он, как и Зил, был на Празднике. Разве что его пригласили в княжескую ложу, а не на Арену!
  Кстати, за спинами ратников в отдалении стоял на снегу чёрный, как сажа, паланкин, окружённый жилистыми рабами-носильщиками. Это что за вельможа почтил своим благородным вниманием крохотный, ничем не примечательный хутор, подобных которому великое множество на Разведанных Территориях?! Кем бы он ни был, Зил устроит ему достойный приём!
  Холм, на котором батя Лих построил хутор, нависал над луговником, что на востоке тонул в топком болото, а на юге упирался в лесовник, что протянулся до реки и вдоль неё. Река же несла свои воды по глубокому разлому, который образовался когда в Третью Мировую планету сотрясали не только взрывы, но и сдвиги земной коры.
  Выйдя за ворота, Зил неспешно, как подобает хозяину на своей земле, двинул вниз, к пусть незваным, но дорогим гостям. Пусть уж простят, что хлеб-соль не захватил, визит-то нежданный.
  Он внимательно смотрел себе под ноги. Уж очень не хотелось присоединиться к тем ратникам, что наступили на хлопки и запятнали сугробы алым. Одному вон оторвало левую ногу, второму - правую. Ещё двое умерли тихо и выглядели как живые, будто им всего-то отдохнуть захотелось на снегу, а что лица посинели, так это мужчины не заметили низкорослый куст с ядовитыми шипами, такими острыми, что они легко прокалывают одежду и обувь. Синька - так называется это растение. И ещё трём волчаркам звериное чутьё не помогло подобраться к хутору.
  Так что не зря княжье воинство нервно перетаптывалось на безопасном расстоянии от первого ряда ловушек. Чуть бы ещё вперёд прошли - полегли бы все.
  Строй ратников сломался, на суровых лицах расцвели улыбки, когда леший приблизился. Рады его видеть, рады!
  - Я рядом, братья! - крикнул Зил и замахал руками над головой, показывая, что оружия у него нет.
  Гаркни немые в ответ 'Мы вместе!', он изрядно удивился бы. Но того, что случилось дальше, он ожидал ещё меньше.
  Помечая путь дымными следами, в него полетели зажжённые стрелы. Вот для чего ратникам нужны были факелы. Почти все стрелы погасли в воздухе, но всё же не все. Пробив штанину, острый наконечник впился Зилу в икру. Это было больно. Больно и обидно. Зил наклонился, зачерпнул ладонью снега и потушил им стрелу. Затем, схватившись за древко, дёрнул из себя зазубренную сталь. И взвыл. Наконечник вошёл в плоть глубже, чем хотелось бы!..
  Над головой свистнуло. Мелькнуло яркое оперение, предназначенное для того, чтобы было легче отыскать стрелу, попавшую не в цель, а, к примеру, в заросли кустарника.
  - Что вы делаете?! - крикнул Зил, спрятавшись за большим сугроб и выглянув из-за него. - За что?!
  Тишина в ответ.
  Княжьи ратники - мужчины неразговорчивые.
  Вместо них, скаля клыки и натягивая поводки, рычали и лаяли волчарки. И одну, самую толстую, едва удерживал ратник, на плоском лице которого выделялись только распухший нос...
  И серая уродливая бородавка под глазом!
  Леший так и замер с открытым ртом. Всё к одному. Значит, сон был вещим? Или?..
  С шипением стрела воткнулась в снег всего-то в мере от него. Зил вскочил и, хромая, побежал обратно к дому. При этом он петлял точно зайчер, уходящий от погони. Тут и там в снег впивались стрелы. А когда Зил добрался до ворот, в створку воткнулось копьё, брошенное чьей-то сильной рукой. От удара в препятствие копьё со звонким хрустом переломилось, оставив половину себя торчать в раненной древесине. Ратники использовали только мёртвое оружие, но дом и вообще всё на хуторе - живые, нельзя с ними так!..
  Закрыв за собой ворота, леший вбежал во двор и остановился, не зная, как дальше быть. Неужели Праздник не приснился, и он побывал-таки в Мосе? Но тогда что случилось на бревне? Почему, потеряв сознание, он свалился в воду? И ведь там поджидал белёсый монстр...
  Как вообще он очутился дома?!
  И главное - почему ратники хотят убить его?!
  Вопросов много - и ни единого ответа.
  Думать Зилу мешала боль родного дома, выращенного из многих растений. Лавки, тюфяки, стол и стулья и даже скатерть молили больше не мучить дом, не тыкать в него острым. Зил вцепился ногтями в родимое пятно на предплечье. В крышу раз за разом встревали горящие стрелы. И когда она вспыхнула, у Зила будто на голове занялись волосы. Стены загорелась, забор с воротами уже в дыму... Хутор корчило в агонии, а Зил - ментал-леший с рождения - был связан с хутором незримыми нитями дара.
  - Хватит! - потребовал Зил. - Убирайтесь в Мос, вам тут не место!
  Нужно срочно потушить огонь, пока не поздно. Над забором мелькнуло радужное оперение, из дыма вынырнула стрела и, едва не проткнув Зилу ухо, пролетела мимо.
  И тогда его накрыло: на глаза точно набросили багровую пелену, в глотке заклокотало.
  Это его дом! Никто не смеет стрелять в его дом!
  Тяжело дыша, Зил выбрался за ворота и, сжав кулаки, побежал на ратников. Он мчался, проваливаясь по колени в снег и уворачиваясь от стрел, оставляющих в морозном воздухе дымные полосы.
  - Не убейте! - рявкнул следопыт, и ящер под ним, подняв целую вьюгу, ударил в сугроб длинным тяжёлым хвостом. - Кто убьёт - тому не жить!
  Верно, не жить. Лешего распирало от желания наказать тех, кто поджёг хутор. Он больше не смотрел под ноги - менталу не нужны глаза, чтобы видеть выращенные ловушки. Леший знал, где они пустили корни, и попросил.
  Просьба его была столь сильна, что разом взорвались все хлопки вблизи от воинства.
  Аж в ушах зазвенело!
  Первый ряд волчарок и ратников посекло веером осколков из затвердевшей кожуры и накрыло оранжевой тучей спор, вызвав слепоту и приступы удушающего кашля. Даже зог всхрапнул и, отворотив массивный череп, замахал передними лапками. Следопыт с трудом удержал его от галопа, отведя мер на двадцать от зоны поражения. Ошалевшие от грохота псины, поджав хвосты, просеменили следом.
  Схватившись за неопасное основание, Зил на бегу вырвал из сугроба куст синьки, сплошь облепленный ядовитыми шипами, и, проскочив через тучу спор, к которым у него с детства привычка, ворвался в скоплении тел в доспехах из железного дерева, которые не разрубить ни мечом, ни алебардой. Но зачем рубить, если врагов можно отхлестать колючками по рожам?! Да-да, по наглым рожам, исклёванным оспинами и покрытым шрамами! Сплошь в нарывах-прыщах и просто грязных - некоторых мамы не научили умываться по утрам! Колючками - по обветренным губам, скрывающим плохие зубы! По красной, в бисере пота морде! Вот так! С оттяжкой!..
  Лешего окружило смрадное дыхание десятков ратников. Шипы синьки путались в их рыжих неопрятных бородах, с застрявшими в них крошками хлеба и кусочками гнилого мяса. Кого-то он ударил локтём в кадык, из раскрытого в немом крике рта плеснула кровь. Ногой - в колено, до хруста!.. Зил дрался так, что самому стало страшно. Кулаком в нос. И в висок. Он был свиреп точно берсерк, впавший в боевое безумие. Пальцами в глаза!.. Кто бы мог подумать, что сын Лиха настолько силён в рукопашной?! Никогда ещё Зил так хорошо не сражался. Вот что значит - защищать свой дом!
  И всё же на него навалились, облепили со всех сторон, повисли на нём, заставив упасть на снег. Тяжесть давно немытых тел выдавила из груди воздух. Но леший не сдался, сумел локтём двинуть в поросшее рыжими волосами ухо. На миг стало чуть свободнее, чуть легче. Всего на миг! Но и этого хватило для одного быстрого вдоха. И ещё удар! И ещё!..
  Его перевернули на живот и заломили руки за спину. Он дёрнул головой так, что едва не треснули шейные позвонки. Затылок врезался во что-то хрусткое, и на волосы брызнуло горячим. Тут же ребра лешего принялись отхаживать ногами. Перед помутневшими от боли глазами мелькнули чьи-то пальцы - кто-то наклонился проверить, жив ли ещё строптивец. Драться он не мог, но мог дотянуться зубами. Рот враз наполнился чужой кровью. Оглушительно визжа, Зила ударили по затылку. Челюсти сами собой разжались. Мир вокруг затянуло чёрной хмарью...
  'Только не теряй сознание, слабак! - приказал себе леший. - Не смей! Это слишком просто - уйдя во мрак, расстаться с мучителями. Это - сдаться!'
  Носки ботинок раз за разом врезались в живот, в лицо, в рёбра - уже сильно ушибленные, но ещё не сломанные. Ратники растягивали удовольствие, наслаждаясь тем, что леший выл и всхлипывал, иначе уже забили бы его до смерти.
  - Не перестарайтесь, - услышал Зил скрипучий голос повелителя Моса. - Он нужен живым. Пока что нужен.
  Вот, значит, кого рабы доставили сюда в чёрном паланкине.
  Там, куда повалили лешего, снег хорошенько утоптался. На поясницу, на локти и на затылок Зилу поставили ноги, чтобы он не мог пошевелиться. Единственное, что он видел, - это сапоги князя, сшитые из крашеной кожи рептилуса: высокие, по колено, с костяными вставками и шнурками-жилами. Опять мертвечина! Зила защищают от холода растения-симбионты, которые питаются его выделениями и подкормками. Как всякий чистокровный, он искренне ненавидел полукровок, но это слишком - делать обувь из их шкур!
  Зил обмяк, как будто потерял сознание. Никаких больше резких движений да и плавных тоже. Пока - никаких.
  - Отрубите ему кое-что ненужное. - Мор издал неприятный звук, вроде как зубами заскрежетал. - Руку с пятном отрубите.
  Рядом всхрапнул ящер, волчарки зашлись лаем.
  Прискорбно, но речь шла о конечности Зила. Ратники от него отпрянули: чужие пальцы больше не впивались в его плоть, затылок и поясницу не топтали каблуки. Над лешим, точно молния в грозовом небе, сверкнуло лезвие алебарды - тяжёлое, заточенное так, что перерубит лепесток розы в воздухе. Зила не убьют, - сразу не убьют - но покалечат. А вот если дёрнется, рискнёт встать, ему сразу снесут башку.
  Выбирай, леший, что дороже. И поторопись - через миг будет поздно!..
  - Нет. - Над локтём Зила алебарда выбила искры из вовремя подставленной секиры. Угрожающе зашипел файер на руке, держащей топорище.
  К ужасной обуви Мора добавилась пара сапог следопыта, от которых жутко разило потом всего в полумере от лица Зила. Сплетённые из особой хищной травы сапоги эти ощетинились древесными шпорами-шипами. Если траву вовремя не покормить, она с удовольствием обглодает хозяину ноги. Зато такие сапоги никогда не промокают, надёжно хранят лодыжки по самые колени в тепле и в изнуряющий зной отводят лишнюю влагу от конечностей. Да в такой обувке можно по раскалённым углям ходить! Но запах...
  - Князь, а как же дознание? - Голос был сиплый, простуженный. Задав вопрос, следопыт зашёлся кашлем. И всё же от него так и веяло хищной силой, от которой хотелось держаться подальше. - Убьём его сразу, и как узнаем, жива ли его мать? И где она скрывается?
  - Довольно, - оборвал его Мор. - Мы согласны с тобой, верный наш Сыч. Мы хотим всё это знать, мы любопытны. Но разве небольшая экзекуция помешает дознанию?
  - Помешает. - В голосе следопыта по имени Сыч прорезались усталость и раздражение. - Лишившись руки, мальчишка сдохнет, и тогда мы из него ни слова не вытащим. Или у тебя, князь, есть на услужении хороший некромант, способный развязать язык мертвецу?
  Мор не ответил. Значит, ментала с таким даром у него нет. Повезло Зилу. Если всё, что с ним случилось, можно назвать везением.
  - Поднимите его, - велел князь.
  Лешего вздёрнули со снега и поставили перед вельможей на ноги. Чтобы хоть как-то досадить ратникам, он повис у них на руках. А чтоб жизнь малиной не казалась!..
  Теперь Зил мог в подробностях рассмотреть припудренное лицо владыки Моса, его солнцеочки и гримасу, отдалённо похожую на улыбку. Он смотрел на князя - и видел, как умирает хутор: обваливается крыша, падают в потускневшие сугробы головешки, и снег вокруг горящих руин плавится... Вся его жизнь сгорела. Всё, чем он был, превратилось в пепел: его тюфяк и лавка, стол и книги предков, пропитанные специальным соком и потому сохранившиеся до сих пор. По ним мама научила его, мальчишку совсем, читать... В глотке заклокотало. Жаль, от ярости Зил потерял дар речи, иначе такого бы наговорил Мору, такого!..
  Согнувшись вдвое, полуголый раб поднёс князю древнюю жестяную кружку с парующим отваром и керамическую бутылочку. Хлебнув сначала из бутылки, Мор в три глотка залил в себя кипяток и отшвырнул опустевшую кружку. Раб поспешил её поднять.
  - И этот сосунок одолел столько наших воинов?! - обратился Мор к следопыту. С десяток трупов разлеглись на холме вовсе не по своей воле, но благодаря лешему, так что вопрос прозвучал глупо. - Верный наш Сыч, это невозможно! Ты же всё сделал, как велел наш отец. А теперь утверждаешь... Ты уверен, что это он?
  - Нет, мой князь. - Шляпа чуть качнулась. На миг из-под широких полей показалась нижняя часть лица следопыта: тонкие бледно-розовые губы, обрамлённые паутиной шрамов. - А пятно у него на руке - это просто грязь налипла. - Сыч издал звук, который мог быть и кашлем, и смехом.
  На загорелых щеках Мора под слоем пудры явственно проступили багровые пятна.
  Следопыт тут же прекратил кашлять-смеяться:
  - Уверен, мой князь. Пятно ни с чем не спутать.
  Значит, всё из-за родимого пятна? Ратники, волчарки, пожар и визит владыки Моса? Но что такого особенного в метке на предплечье обычного лешего?! Батя частенько говорил, чтобы Зил прятал 'птицу' от посторонних глаз, но на хуторе не было посторонних, только свои. Однако, будучи в Мосе, Зил...
  ...закатил рукава, как делал это перед трудной работой, и, выскользнув из строя, протянул ладонь к волчарке...
  Это случилось не во сне. Бородавчатый ратник наяву увидел родимое пятно на предплечье соискателя, сообщил о том своему лысому товарищу, а уж тот - командиру охраны, от которого о 'птице' узнал князь Мор.
  - И всё же, Сыч, ты предаёшь слишком много значения дефекту кожи этого мальчишки. Так что обойдёмся без дознания. Признаём, мы поддались твоему обаянию и, немножечко свихнувшись, отправились в погоню за... За этим лопоухим ничтожеством. Но мы не будем карать тебя, наш верный следопыт, за излишнюю нервозность. Она оправдана. Мы просто вернёмся в Мос. - На лице князя образовалось нечто вроде благостной улыбки. Он лениво махнул рукой, и к нему поднесли паланкин. Встав на спину раба, сплошь в рубцах, князь взобрался на мягкие подушки, и его тут же заботливо укрыли одеялами. Прежде чем полог опустился, владыка Моса широко зевнул и велел: - А лопоухого убейте. Умереть - лучшая участь для столь бессмысленного существа. И не забудьте отрубить меченую руку и доставить в наши покои.
  - Вот так сразу убить? Князь, ты уверен? - Выдав недовольство хозяина, файер, обвивающий предплечье Сыча, стравил облачко копоти.
  Ответа не последовало.
  Проваливаясь по колено в сугробы, но всё же соблюдая правильный ритм, чтобы не растрясти хозяина, рабы с паланкином на мозолистых плечах зарысили к Мосу. Наискось двинули вниз с холма, а уж потом им вверх, по следующему холму.
  Все ратники, кроме опекавших Зила, с явным неудовольствием - уж очень им хотелось поквитаться за погибших товарищей - поспешили за паланкином.
  - Слышали князя? - Когда те, кому суждено было стать палачами Зила, кивнули, Сыч - так звали следопыта - сплюнул в снег и двинул к зогу, нетерпеливо топтавшемуся в отдалении.
  Зил отчаянно задёргался, пытаясь вырваться из воняющих луком и чесноком объятий убийц, за что трижды отхватил кулаком в голову и - повезло! - всего-то разок коленкой в пах.
  Мыча и сплетая пальцы особым образом, казнить лешего вызвался бородавчатый. Судя по тому, как задумчиво он разглядывал свою алебарду и пробовал на остроту лезвие, быстрая расправа Зилу не грозила. Зарубить обидчика? Что вы, это слишком просто. Проткнуть живот трёхгранным копейным остриём и, освежевав им мальчишку, крюком поддеть содержимое его брюшной полости, а затем... Предвкушая муки лешего, бородавчатый аж засопел.
  - Погодите. - На полпути передумав усаживаться на ящера, Сыч двинул обратно. Над его шляпой со свистом раскручивалась громадная боевая секира. - Я сам убью мальчишку.
  Мечтательное выражение на лице бородавчатого сменились удивлением, затем обидой, тоской и яростью. Даже уродливый серый нарост под его глазом выказал решимость лично исполнить приказ князя, пусть ради этого придётся устранить досадную помеху в шляпе и грязном плаще. Однако совершить самоубийственный поступок - Сыч вмиг расправился бы с ним - глупый ратник не успел.
  От лесовника так отчётливо, будто в ухо гаркнули, донёсся крик:
  - Не сметь! Прочь с моей земли!
  - Уходи!!! - заорал Зил, вывернувшись так, что хрустнули суставы. - Мать ушла! Даринки нет! Уходи!!!
  Сердце его едва не порвалось в клочья, на мелкие-премелкие кусочки, ведь он не только услышал, но и увидел отца, который как раз выбрался из густых зарослей.
  В широкую грудь бати Лиха крестом впивались травяные ремни, поддерживающие на спине короб, полный лечебных грибов. Батя собрал их далеко отсюда, у истока быстрой реки Кипяточки, не замерзающей даже в самые лютые зимы. В мускулистой руке Лих - под ногтями у него всегда были чёрные венчики, сколько бы ни ругала мама - сжимал лёгкое копьё, способное даже птера свалить с лап ядовитым шипом-наконечником. Обычно копьё это растёт у дома, слева от крыльца, но, покидая хутор, Лих обязательно выдёргивает его из хорошенько удобренной почвы, аккуратно оборачивает вокруг ровного гладкого ствола тонкие усики-корни и обмазывает размоченной глиной, чтобы не пересохли в походе.
  - Прочь с моей земли! - Батя Лих потряс копьём над головой и двинул к Зилу и ратникам. На ходу он сбросил с себя короб, и целебные грибы, собранные им, рассыпались серо-коричневыми шляпками по белому снегу.
  На изрубленном глубокими морщинами лице Лиха застыла решимость убивать, не щадя обидчиков и врагов. Двигался он быстро и уверенно, как бы пританцовывая. Не чистокровный спешил на помощь сыну - хищный зверь жаждал наказать тех, кто посмел прикоснуться к его выкормышу.
  Зил не видел ещё батю Лиха таким. Батя Лих ведь добрейший человек. Он муху не обидит, сколько бы она его ни кусала до крови, а тут - повадки опытного воина.
  Как? Откуда это у него?!
  - Зил! - Лих стремительно приближался. Проваливаясь в сугробы чуть ли не по пояс, он выбирался из них так ловко, как рыба проходит через запруды водорослей. - Найди Селену! И Даринку! Расскажи всё! И пусть она всё расскажет!
  Леший удивлённо вскинул брови. Конечно, раз мать и сестра пропали, нужно их разыскать как можно скорее. Но что такого важного могла рассказать ему мать? Как тесто месить и хлеб в печи выпекать? Так он всё это давно знает и умеет.
  Остановившись, рабы опустили паланкин.
  Ратники, сопровождавшие Мора, натянули луки. Тревожно взвившись в морозный воздух, оперённая стая стрел приземлилась перед отцом, за ним и чуть в стороне, но ни одна стрела его не клюнула.
  Сычу и бородавчатому с компанией стало не казни, так что хватка ослабла. А Зил только того и жал: рванувшись изо всех сил, он сумел высвободить руку и тотчас ребром ладони рубанул в переносицу ратнику, не удержавшему его, и, развернувшись, коленом ударил в живот второму, более усердному. Охнув, и тот отпустил пленника. Обретя свободу, леший кувыркнулся вперёд - ушел от алебарды, рассёкшей над ним пустоту, и вскочил прямо перед своим бородавчатым палачом.
  - Я рядом, брат. - Зил врезал ему локтём в и так уже расквашенный нос.
  Уронив оружие, ратник схватился за лицо и рухнул на колени. Из-под пальцев потекла кровь.
  Не дожидаясь, пока враг придёт в себя, по пологой дуге Зил помчался прямо через сектор ловушек. Батя Лих видел что и как произошло, он наверняка понял, что задумал сын, но шагу не сбавил, не остановился. Он что, лично хотел поприветствовать незваных гостей, пожав им руки? Что он вообще задумал?! Не теряя времени, надо отступить в лесовник, затеряться там. В густых зарослях батя Лих и Зил все-все тропки знают, и знают где валежника слишком много и не потому не пройти, где болотце, где колючий кустарник. А пришлые о том ведать не ведают, так что у беглецов будет преимущество. Зато сражаться с ратниками на отрытом пространстве, на холме - всё равно, что добровольно обречь себя на неминуемую погибель.
  Над головой пролетела стрела, но Зил не залёг, он даже не пригнулся. Где-то прыгая, где-то резко сворачивая в сторону, он петлял меж ловушек, заметённых снегом. На бегу обернулся и увидел, что ратники сломя голову кинулись в погоню.
  Очень хорошо, что сломя голову. На то и был расчет.
  Грохнул взрыв. Будь княжьи воины чуточку умнее, двинули бы след в след за лешим. Но у них, похоже, вместе с языками мозги отняли.
  Пристраивая на место оторванную ногу и собирая в брюшину вывалившуюся требуху, в снегу под облаком спор задёргался в последних корчах бородавчатый. Двое его подельников, не такие быстрые, а потому живые, замерли, где были в момент взрыва. Эти теперь шагу не сделают вперёд, хоть бей их, хоть режь. А вот следопыт не растерялся, смертельное ранение бородавчатого его не смутило. Боевого ящера он направил так, чтобы перехватить Зила до того, как тот достигнет лесовника.
  Двигался ящер трёхмерными прыжками. Перед каждым следующим прыжком он на миг замирал, высматривая, куда бы приземлиться, чтобы не подорваться на хлопке. Снег ему не мешал, он легко выдирал мощные нижние лапы из самых высоких сугробов. А яд колючей синьки вообще не берёт зогов. Так что у Сыча есть все шансы догнать лешего.
  Но разве это повод, чтобы остановиться и сдаться?!
  Сдаться - нет.
  Остановиться - да.
  И сжать кулаки. И, хорошенько зажмурившись, увидеть тонкие бледно-зелёные нити, много-много нитей. От каждого растения на холме они протянулись к Зилу, ко всем его частям тела. Выбрать нужные совсем просто. Но хватит ли у него дара, чтобы попросить все нужные растения сразу, как бы дёрнув за их нити? Зил-то ведь уже воспользовался даром перед тем, как его пленили. А просить после столь короткого перерыва ему ещё не доводилось. Но ведь он - потомственный леший, а это что-то да и значит. Он решил подорвать все хлопки рядом с ящером.
  Мир вокруг завращался.
  Лешего будто подхватил смерч. Только швырнуло его не вверх - засосало огромной воронкой куда-то глубоко-глубоко, где была одна лишь непроглядная тьма...
  Он едва не свалился без сознания.
  Нельзя пользоваться даром слишком часто! Тело должно отдохнуть. Он часто-часто задышал, борясь с тошнотой. По самые волосы в череп насыпали раскалённых углей, а кишки в брюхе завязали десятком узлом да ещё проткнули вилами и провернули - такое вот было ощущение.
  - Сынок, беги! - раздалось рядом.
  Пока Зил боролся со слабостью, батя Лих прикрывал его от стрел, ловко отбивая их на подлёте голыми руками. Похожее мастерство Зил видел на Арене Моса, когда выступали лучшие воины. Но чтобы такое умел делать батя?!..
  - Зил! - Рык отца вновь ударил по ушам, заставил лешего встрепенуться. Отбив все выпущенные стрелы, Лих выставил перед собой копьё, приготовившись достойно встретить врага. - Найди Селену и Даринку! Спаси их! Прошу! Умоляю! А теперь беги! Беги, Зил!..
  И что-то такое было в его голосе и взгляде...
  Сказать бы твёрдо, мол, батя, я уже не мальчик, я мужчина, воин, и потому должен остаться с тобой, должен принять бой, и ничего, что мы не победим, нам никак не победить, зато мы умрём вместе, плечом к плечу!.. Все эти слова клокотали в глотке Зила, но наружу не смогли бы вырваться и под пытками. Невозможно отказать отцу. Ну никак! Ведь мама и сестра... Батя Лих прав: кто-то должен позаботиться о женщинах. И старший в семье решил, что должен - Зил.
  - Отец, обещаю: я их найду. Я спасу их! - Пошатываясь и прихрамывая из-за стрелы, до сих пор торчавшей в ноге, Зил побежал к лесовнику.
  С каждым шагом густые заросли - зелёные в любую погоду, хоть зимой, хоть летом - становились ближе, вот-вот примут Зила в свои ласковые объятья. Лесовник ждал лешего и радовался грядущей встрече...
  Будто шипом кедровицы в сердце кольнули.
  Почуяв неладное, Зил остановился и медленно обернулся.
  Парочка ратников застряла посреди сектора ловушек. Зил мысленно пожелал им приятно провести время. А вот остальные княжьи воины с волчарками, обрывающими поводки, спешили в обход. Плохо. Если спустят псин, даже в лесовнике лешему несдобровать...
  Следопыт на зоге добрался до отца!
  Щёлкая слюнявыми клыками и когтя воздух короткими передними лапами, боевой ящер навис над Лихом, который ловко уклонялся от его выпадов. Прыгая по сугробам, батя Лих поднял целую снежную бурю. И он не только защищался, но и атаковал. Ящер зашёл слева, чтобы наезднику-следопыту было сподручней рубануть секирой, но Лих разгадал манёвр и, тут же оказавшись на пути у зверя, ткнул его копьём. Жаль, не достал - повинуясь следопыту, дёрнувшему за повод, зог отпрянул. При этом он чудом не наступил на закладку хлопков. Ну почему ящер не поставил лапу дальше всего-то на треть меры?!.. Метнувшись вперёд, Лих достал-таки ящера копьём. Кончик-шип вонзился в складки кожи на длинной шее, застрял в них и сломался, когда зог дёрнул массивным черепом.
  Целую вечность - всего миг! - Зилу казалось, что укол не причинил зогу ни малейшего вреда. Но нет, ящер застыл вдруг на месте, будто все его суставы разом заклинило, а мышцы свело. Жалобно заверещав, он рухнул на снег. И только его тучный бок подмял сугробы, как всё тело стали сотрясать судороги, хвост беспорядочно задёргался, начисто срывая снег и дёрн под ним.
  Сыч ловко спрыгнул со спины зога за миг до того, как туша, содрогающаяся в конвульсиях, похоронила бы его под собой. С головы следопыта даже шляпа не слетела.
  Почувствовав взгляд Зила, батя Лих чуть обернулся, подмигнул ему и махнул рукой, что означало: 'Уходи, не жди меня!' И тут же с обломком копья бросился к следопыту.
  Зил помчался-похромал к лесовнику. Лишь добравшись до зарослей, он ещё раз взглянул на родной холм. Увиденное останется в его памяти до конца дней и будет преследовать Зила в кошмарах.
  ...Лезвие секиры вырвалось из веера алых брызг, как щучара, атакующая себеля, - из воды. Оное отделило голову с морщинистым лицом от туловища, сжимающего в мускулистых руках обломок копья...
  Следопыт переступил через поверженное тело.
  Только что это тело было отцом Зила, любимым батей Лихом, тем, кто держал когда-то Зила-малыша на руках, вытирал ему сопливый нос, учил ловить мелкую рыбёшку и лягушек в ручьях лесовника и отличать ядовитые грибы от вкусных. А теперь?!..
  - Зачем бежишь?! - прокашлял Сыч. Обращался он, понятно, к застывшему на месте Зилу. В одной руке у Сыча была обагрённая секира, на предплечье другой шевелился файер. За спиной же у него, пошатываясь, встал на лапы зог, яд лишь ненадолго парализовал боевого ящера. - Малыш, иди ко мне! Всё равно ведь поймаю!
  Внутри у лешего стало пусто и гулко. Сердце в груди остановилось. 'Бати больше нет, бати больше нет, бати больше...' - зазвучало эхом меж пульсирующих висков. Из глаз брызнуло, потекло по щекам.
  - Я отомщу... - шевельнулись обветренные губы, разбитые ратниками в кровь. Горло закупорил кислый ком, Зил едва дышал, родимое пятно на предплечье зудело так, что хотелось оторвать руку и зашвырнуть её как можно дальше. - Клянусь: отомщу. За батю. За дом. За всё... Когда мать и сестра будут в безопасности, отомщу!
  Родной холм враз стал чужим, неприветливым. Ноги налились тяжестью. Из раны на ноге тёк алый ручеёк. Каждый шаг отдавался болью в ушибленных рёбрах. Зила душили рыдания, из-за них он не видел, куда шёл.
  Не соображая, что дальше делать, куда идти и как быть, ведомый лишь чувством долга, - пообещал отцу! мама, Даринка, где вы?! - Зил продирался через заросли, кидаясь то влево, то вправо, а то и вовсе возвращаясь назад, когда жажда мести одолевала его, и кулаки сжимались сами собой.
  Мать никогда не покидала хутор. Даже в лесовник, до которого рукой подать, не вышла ни разу. И Даринка под стать ей, такая же домоседка. Они вместе волновалась, дожидаясь у ворот, когда Зил с батей Лихом забредали надолго в чащобу, чтобы набрать полные короба ягод и грибов.
  Случилось что-то нехорошее, раз женщины оставили дом.
  На них напали?! Увели силой? Кто?! Куда?..
  Где-то далеко перекрикивались ратники. Надсадно лаяли волчарки. Зилу показалось, что рядом хрипло закашлялся Сыч, он поковылял на звук, но, сообразив, что ошибся, остановился на едва заметной звериной тропке. Хватит беспорядочно метаться. Он ладонью стёр с лица лишнюю влагу. Прежде всего - уйти от погони, а уж потом всё остальное: поиски и месть.
  Бежать через подлесок, сплошь оплетённый лианами, приютившими на себе суккуленты сотен различных видов, было тяжело для обычного человека, но не для лешего. А вот ратникам небось несладко в зарослях. Да и зогу - сильная зверюга, ничто её не берёт - вряд ли легко продираться через лесовник. Далеко не всякому дано без труда двигаться по большому организму, состоящему из великого множества могучих деревьев, кустарников, трав и животных.
  Кроны кедровиц и елей, дубовиков и сосен загораживали небо. Солнечный свет отражался от снега, запутавшегося в верхнем ярусе деревьев. Вокруг завывало, ухало и стрекотало покрытое мехом и роговыми пластинами зверьё, зверьё многолапое и когтистое, с клыками, выпирающими из пасти и с пёстрыми крыльями. Тут и там, извиваясь, скользили по земле ползучие гады всех цветов и оттенков. И шелестели в ветвях насекомые - мелкие и крупнее, а некоторые так размером с голову чистокровного. Под ногами Зила то и дело хлюпало и квакало - в лесовнике много болот и ручьёв, и есть вполне полноводные речушки, образованные тем, что, растаяв, капало с крон, а то и низвергалось целыми водопадами, когда зима сменялась весной и жарким летом. Который раз уже Зила окатило с головы до ног ледяной водой!..
  Он спешил прочь от родного холма.
  Внутри у него клокотало, точно в котле над огнём.
  Его переполняла ненависть, мысли путались, он никак не мог сложить разрозненные куски событий, свидетелем которых стал, в нечто целое, связанное. 'Прости меня, батя Лих! Прости! - металось эхом в голове. - Я должен был остаться с тобой и принять бой. Должен был!..'
  Зил вскрикнул, зацепившись за трухлявый пень торчащей из ноги стрелой. Древко сломалось, теперь наконечник будет сложней извлечь, зато боль прочистила башку.
  Леший осмотрелся. Всё вокруг было серо-зелёным и влажным. Серо-зелёными и влажными были листья папоротников, разросшихся меж деревьев-исполинов. Корни деревьев - толщиной как целые стволы - зависли над каменистым обрывом, глубины которого гудели, будто бессчётные ульи пчёл, собранные в одном месте.
  Сам того не заметив, Зил добрался до реки Кипяточки.
  Русло её располагалось в разломе земной коры шириной с полсотни мер, не меньше. Зил осторожно подошёл к краю разлома. Осторожно - потому что скалистый край покрыла корка льда - часть влаги, выброшенной гейзерами из-под земли, опала тут и замёрзла. Если бы боль не привела его в чувство, Зил запросто мог сверзиться с обрыва.
  Внизу, между валунами, клокотала вода. От перекатов клочковатым туманом поднимался пар. Бурный поток Кипяточки не замерзал даже в самую лютую зиму. Отличное местечко для самоубийц.
  Но не для Зила. Он-то ещё собирался пожить.
  Отойдя от края разлома на пяток шагов, - вдруг земля осядет? - он прислушался.
  Лесовник звучал вполне обычно: фырчали среди валежника ежи, выискивая червячар, долбил по трухлявой сосне дятел, в болотце рядом, чвякая грязцой, ворочалось что-то пучеглазое, подозрительно розовокожее. И рокотал внизу поток. Фыркнув, из потока устремился вверх столб пара и брызг, завис на миг в воздухе радугой и шумно обрушился на голые валуны, не способные удержать на себе ни клочка растительности.
  Сыростью, грибами и гниющей после естественной смерти древесиной пахло в лесовнике.
  Всё было как обычно.
  Так что погоня, похоже, сильно отстала. Хотя странно, что по следу беглеца не пустили волчарок. Ратники берегли псин, наивно рассчитывая и так поймать лешего? А ведь волчарки найдут его в два счёта, хоть залезь он на верхушку дерева, хоть заройся в заброшенную барсучью нору, лаз в которую темнел неподалёку.
  И только Зил об этом подумал, лесовник огласился радостным скулежом!
  Действовать надо было быстро. Кстати, насчёт верхушек деревьев... Зил задрал подбородок, аж шея хрустнула, и завертел своей слегка ушастой башкой, высматривая нужное дерево. Он глядел до рези в глазах, и уже не рассчитывал... Есть, вот оно, с толстым, в три обхвата, бугристым стволом, покрытым белой с чёрными пятнами корой, и с множеством массивных ветвей, произрастающих от самых корней. Ветви покрывал мох, сквозь него проросли, ощетинились мягкие, не способные причинить вред иголки.
  Но листья, ствол и прочее - ерунда. Само дерево - ерунда.
  Главное - то, что выросло на дереве, тот небольшой серый кустик, который своими корешками крепко вцепился в пятнистую кору, чтобы бессовестно вкушать чужие жизненные соки. Да-да, Зила интересовало как раз это растение-паразит, обосновавшееся на ветке, которую ещё и самозабвенно долбил дятел. Точнее - заинтересовали спелые плоды мерзавки, похожие на желтобокие с красными разводами груши.
  Именно они спасут его от волчарок.
  Однако единственное в округе растение-паразит присосалось к древесине не где-нибудь в сторонке и на уровне человеческого роста, а у самого обрыва, над клокочущей и парующей рекой, да ещё высоко в кроне!..
  Будто отговаривая лешего от опасной затеи, как раз под грушами радостно - вмиг сварит свежее мясцо, вмиг! - взревел гейзер и выбросил из себя струю кипятка и мельчайших капель пара.
  Ту ветку, где обосновалась мерзавка, струёй не забрызгало, до корней дерева даже не достало. Значит, пора отринуть сомнения и вскарабкаться на дерево. Ведь отвадить волчарок можно только одним способом: хорошенько натереться плодом мерзавки, тщательно размазав его по коже, волосам, одежде и обуви - запах плода, похожий на запах листика полыни, растёртого пальцами, отвратит блохастых шавок, они его терпеть не могут. Так что ни одна по следу Зила не пойдёт, что с ней не делай.
  Ловко сманеврировав среди ветвей, над макушкой Зила со стрекотом пролетела сорока. Лесовник как бы намекнул: 'Поторопись, дружище леший'. Вот Зил и ускорился, срывая руками и ногами с веток налёт мха и рискуя сорваться следом.
  Но ведь не сорвался!
  Зато быстро добрался до ветки с мерзавкой.
  Правда, стоило коснуться ветки, шершавая кора легко сползала, обнажив древесину, изрытую ходами червячар. Мерзавка досуха высосала основание, зато на сером кусте желтели две груши. Достаточно - с запасом! - для задуманного Зилом. Он протянул руку и взялся за ближайший плод. Тот удивительно легко оторвался от куста.
  И, выскользнув из пальцев, полетел вниз.
  Леший цокнул языком от досады.
  На сером паразите осталась всего одна груша. Последняя груша, последний шанс на спасение. А волчарки-то разлаялись уже совсем близко. Так что урони Зил и второй плод, никак не успеет слезть с дерева и найти в лесовнике новую мерзавку. И потому, чтоб на этот раз наверняка без упущений, он чуть продвинулся вперёд по натужно заскрипевшей под ним ветке. Его пальцы впились в податливый плод, точно когти хищной птицы - в бок зайчера. Ладонь сразу измазались брызнувшим пахучим соком.
  Есть! Получилось!
  Над головой у Зила оглушительно застрекотала сорока.
  Лесовник не намекал, он кричал уже о грозящей лешему опасности. Сороку ведь вспугнула волчарка, вынырнувшая из папоротников у корней дерева. Псина была куда хитрей своих сородичей: не только обогнала их, но и проскользнула по лесовнику тихо - без протяжного воя и хриплого лая. Ощерившись, она показала Зилу клыки - каждый с палец длиной, да и когти у неё были внушительные. Задрав морду, волчарка с такой злобой уставилась на лешего, что её взгляд едва не сбросил его с ветки.
  - Ах ты ж бурая гниль! - выругался он, когда зверюга запрыгнула на нижнюю ветку дерева, затем перебралась выше, ещё выше и ещё...
  Отваживать волчарку неприятным запахом мерзавки было уже поздно. Схватки не избежать. Но что леший мог противопоставить клыкам и когтям?! Ему нужно хоть какое-то оружие, чтобы, если уж суждено погибнуть, хоть напоследок нанести своей убийце увечье или ранить её!..
  Взгляд сам опустился на раненную ногу.
  Сунув плод мерзавки в карман и стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, он выдернул из своей плоти обломок стрелы. Конечно, стальной наконечник не проткнёт волчарку насквозь, разве что поцарапает, но не сражаться же со зверюгой голыми руками?!
  Из открывшейся раны тут же плеснуло алым. Залепить бы её комом пережёванной целебной травы, да сверху наложить сухих листьев, а потом тонкой лианой перевязать, враз бы кровь остановилась. Но лешему сейчас не до того. Чего о ноге печалиться, если глотку вот-вот перегрызут?
  Рыча, псина двинула по ветке к Зилу. Из ощеренной пасти резко пахнуло гнилым мясом. Он замахнулся на зверюгу обломком стрелы.
  - Не подходи, гниль бурая! Назад!
  Тварь чуть отпрянула и сразу же атаковала. Зилу пришлось бы несладко, - у самого носа щёлкнули слюнявые клыки - если бы трухлявая ветка под ним с треском не сломалась, не выдержав его тяжести и веса волчарки.
  И бурный поток на дне разлома устремился ему навстречу.
  
  
  Глава 3
  ХОРОШИЙ ДЕНЬ ДЛЯ СМЕРТИ
  
  Боль обожгла кожу на груди, - так обычно жалит слепень - и Траст, который от самого Моса топал в задумчивости, ничего не видя перед собой, за собой и вокруг себя, просто хлопнул ладонью по больному месту. Только так можно избавиться от навязчивого насекомого раз и навсегда. Раздался треск.
  - Ах чтоб мои кишки раздуло! - выругался Траст, сообразив, что никакой слепень его не грыз, а укусила его блоха, которую после страстной ночи он словил на груди прекрасной возлюбленной, повенчанной с ним ещё до рождения. Ну, по крайней мере так он соврал ушастому лешему, из-за которого всё пошло наперекосяк. Траста ведь не только отходили кнутами, но ещё и выперли из столицы, запретив когда-либо являться на Испытание. Это был крах всех его планов, всех надежд и чаяний!..
  Попадётся ему лопоухий гадёныш - уж Траст с ним раскланиваться и ручкаться не станет! Даже веснушки на его круглом лице побагровели от ярости. Он сжал кулаки, заскрипел зубами.
  И печально вздохнул, вспомнив о блохе.
  Сидела она себе в кулоне из высушенного жёлудя, специально продырявленном так, чтобы можно было грызть хозяина до крови и тем жить. А Траст, грязное недостойное чудище, взял и прихлопнул её!
  Он сунул руку за пазуху и вытащил обломки кулона, среди которых обнаружилось крохотное насекомое - мёртвое, конечно. Траст если уж бьёт, - аж две лапки оторвало! - то всерьёз, по-настоящему, а не как мамка детку по головке гладит.
  - Прости. Я хотел бы, чтоб ты ожила, но я не могу... - Он уронил обломки кулона вместе с блохой на дорогу.
  Пусть колдун Родд, наимудрейший среди чистокровных, расскажет, как дальше жить. Дома мать с отчимом по головке Траста не погладят за срыв Испытания. Наследства могут лишить... Размышляя о своей печальной доле-судьбе, Траст двинул дальше по втоптанным в глину камням шляха. А из-под кусочка жёлудя выбралась мёртвая блоха и, за раз преодолевая по полмеры, криво запрыгала следом за бывшим хозяином-кормильцем.
  После пятого прыжка блоха упала в пыль без движения.
  Как и положено тем, у кого больше нет жизненных сил.
  Жаль, Траст всего этого не видел.
  
  * * *
  
  Не стоит и надеяться, что воздух удержит того, кто падает в бездну, но всё же Зил взмахнул руками, его пальцы впились в пустоту и...
  И чуда, конечно, не случилось.
  Воздух не превратился в твердь только для того, чтобы спасти от неминуемой гибели молодого лешего. Наоборот - пустота неумолимо потянула его вниз, туда, где бурный поток разбивался в пену о громадные валуны, и откуда навстречу Зилу - будто ему и без того неприятностей мало! - устремился вверх столб кипятка и раскалённого пара.
  Сломайся ветка под Зилом мигом раньше или позже, и его непременно обварило бы. А так он разошёлся с отрыжкой гейзера, не добрав до неё пару мер. Будто побрезговав лешим, кипяток достиг предельной высоты и обрушился в реку, а следующая порция ещё не исторглась. Но волчарке - она была вдвое тяжелей Зила и потому обогнала его в падении - повезло куда меньше, чем Зилу: её нещадно ошпарило, окутав паром, и чуть задержало в воздухе, сорвав с тела клочья меха и кожи, враз отбелив окровавленное мясо.
  А леший просто рухнул в реку.
  Его, дважды счастливчика, даже сразу не поломало о камни. Любому другому раздробило бы все кости и смяло бы череп, а он лишь пребольно ударился о горячую воду и погрузился в промоину, очень кстати оказавшуюся под ним. А чуть в стороне пятками вошёл бы в поток - и стал бы отбивной котлетой. Промоина, кстати, ещё и защитила лешего - трижды счастливчика! - от следующего всплеска гейзера. Так что впору было радоваться, жив ведь, вопреки всему - жив! Да только промоина оказалась слишком уж глубокой, и Зила в неё засосало, как проглоченный кусок - в пищевод.
  Он отчаянно сопротивлялся, рвался вверх за глотком живительного воздуха, потому внизу была только вода, и она отрывала его пальцы от каменистых своих краёв, и ею могли дышать только рыбы, а Зил не мог. Однако его упорно тащило дальше и глубже, и в уши нестерпимо давило, и в груди жгло. Он едва сдерживался, чтобы не открыть рот, ведь спасительный вдох оказался бы смертельным - река вмиг бы наполнила собой его лёгкие.
  А потом промоина вдруг извернулась и стала такой узкой, что лешего рёбрами протащило по её стенкам, ободрав одежду вместе с кожей. Скорость тока резко увеличилась. Зила завертело так, что он уже не понимал, где верх, а где низ, а потом его будто сжали в огромной ладони и, размахнувшись, швырнули. Давление в ушах ослабло, в глазах посветлело. Не в силах больше сдерживаться леший сделал вдох, ожидая, что в глотку хлынет вода.
  Но в лёгкие ворвался воздух!
  Впрочем, в следующий миг леший наглотался-таки воды.
  Исторгнув из глубин на поверхность, река толкала его перед собой, норовя размозжить о валуны, окружённые бурунами. Хорошо, хоть разлом становился всё более пологим, кое-где в щелях гранита обосновались пучки травы, попадались даже чахлые кусты. Дальше уже виднелось то, что можно было назвать берегом. Однако пока что не стоило и надеяться вскарабкаться по камням - слишком уж велик был риск расшибиться, подплывая к ним.
  Но главное - он жив! Жив!!!
  И только он осознал это, как перед лицом у него возникли ощеренные клыки, и мощные когти оцарапали ему ногу.
  Леший дёрнулся всем телом, замолотил руками по воде, чтобы убраться как можно дальше от волчарки, всплывшей рядом с ним. Он не сразу вспомнил, что тварь мертва, ведь её обварил гейзер, так что никакого вреда она никому уже не причинит.
  Но Зил ошибся.
  Ещё и как причинит.
  Выше и ниже по течению над поверхностью воды показались узкие змееподобные тела, покрытые чёрной блестящей чешуёй. Их было не меньше десятка. Извиваясь и перебирая короткими лапками, они устремились к дохлой волчарке, привлёкшей их внимание запахом и тем, что от костей отваливались кусочки мяса. Зил же находился от волчарки слишком близко, опасно близко, чтобы падальщики его не заметили.
  За считанные мгновения змееподобные твари - саламандры, так их называют - достигли отварного трупа и разорвали его на части. Всё произошло так быстро, что Зил не успел отплыть от пиршества на безопасное расстояние, хотя изо всех сил грёб к берегу - ощутимо замедлившись, река текла уже между берегов, а не в провале отвесных скал. До спасительной суши оставалось с десяток мер, когда саламандры, разделавшись с волчаркой, заинтересовались Зилом. Из раны на его ноге текла кровь, а для хищников это было сродни приглашению отобедать им.
  Челюсти, полные острых зубов, звонко щёлкнули, едва не оттяпав ему кисть. А он-то всего лишь ударил по чёрному гибкому телу, первому к нему подплывшему. После второго удара - ногой по жабрам - саламандра ушла на глубину. Зато другая всплыла прямо перед лицом Зила. К счастью, он предотвратил её атаку, ухватив тварь за шею чуть ниже узкой змеиной башки так, что хрустнули позвонки. Победа! Пусть маленькая, но...
  Но саламандр было слишком много.
  Они окружили его, и неудача родственниц их ничуть не смутила. Аппетитно, наверное, он выглядел. Плохо дело. Вот-вот попрут все сразу, и уж тогда быть Зилу их живым кормом. А ведь ему мало победить саламандр, надо ещё добраться до берега, увернувшись от торчащих из воды валунов и плывущего по течению мусора: палок, листьев и целых древесных стволов.
  Невыполнимая задача!
  - Ну давайте, чего ждёте?!..
  Однако саламандры вдруг оставили его - только мелькнули чёрные тени в глубине под ним.
  Это взволновало Зила. Не к добру, если стая отказывается от добычи, которой никак не избежать зубастых пастей и вместительных желудков. Что-то вспугнуло хищниц.
  Или кто-то вспугнул.
  Леший схватился за проплывающий мимо ствол дерева - всё ж легче будет держаться на поверхности воды - и увидел, как с правого берега в реку вошли трое.
  Двигались они плавно, - так вытекает из жбана свежий мёд - но Зил знал, что эти твари способны быстро атаковать. Все трое походили на людей, были высокими, стройными, с длинными чёрными волосами, собранными пучками на затылках. Но назвать их людьми язык не повернулся бы ни у одного чистокровного. Троицу выдавала кожа: светло-голубая, разделённая на множество равных мелких секторов, издали казавшихся чешуёй. Благодаря этой 'чешуе', которую непросто рассечь мечом и алебардой, рептилусов - лютых врагов истинных людей! - ни с кем не спутаешь.
  Но так далеко потомки спасителей не вторгались в земли чистокровных даже во время последней войны. А ведь перемирие длится уже двадцать лет! И что же жабы-диверсанты забыли здесь, вдали от Минаполиса, своей столицы?!
  Искренне ненавидя рептилусов, Зил со стыдом понял, что благодарен им, ведь, вспугнув саламандр, они спасли его от гибели. Эта благодарность была неприемлемой и позорной. Хорошо, что жабы не видели его покрасневшего от стыда лица и малиновых ушей - ветки и листья дрейфующего по Кипяточке дерева хорошо замаскировали лешего.
  Войдя в реку по пояс, рептилусы без единого всплеска ушли под воду. Они отлично плавают и могут надолго задерживать дыхание, когда хотят скрытно подобраться к чему-либо. Или к кому-то.
  Зил сорвал пару листьев и разжевал их. Поучившейся вязкой кашицей залепил дыру в ноге - так рану не залечить, не то растение, но хотя бы кровь остановится.
  Скорость течения заметно уменьшилась, вода стала чуть прохладней, а сама река расширила русло чуть ли не втрое в сравнение с тем местом, где под Зилом сломалась ветка. На песчаные берега, поросшие редким камышом, теперь можно было выбраться без особых усилий. И Зил обязательно пощупал бы пятками сушу, но рептилусы!..
  Он не мог позволить им сотворить задуманное зло. Не мог! Вот только как обычному хуторскому парню справиться с тремя опытными диверсантами?!
  Головы полукровок показались над водой в сотне мер ниже по течению, у самого поворота реки, и вновь скрылись в глубине.
  На прибрежном дереве в гнезде сидела серая цапля. Обычно цапли поднимают жуткий ор при малейшей опасности. Но эта лишь покосились на проплывающий мимо ствол. Он послужил отличным укрытием для лешего, но поток слишком медленно толкал его вперёд!.. Стараясь поменьше шуметь, - не шлёпать по воде ногами-ладошками и при этом дышать равномерно, без пузырей - Зил поплыл следом за полукровками. Тягаться с ними в скорости он, конечно, не мог, но всё, что от него зависело, он делал.
  Вскоре Зил достиг изгиба русла.
  Заставив поморщиться, в нос ему ударил запах просоленной и гниющей рыбы. Впереди на обоих берегах реки расположился рыбацкий посёлок. Берега были соединены между собой живым деревянным мостом, низко нависающим над водой. Местные умельцы сплели ветви моста хоть и криво, зато обсадили их лианами так, что получились крепкие надёжные поручни. С десяток чумазых ребятишек, пища и хохоча, развлекались тем, что поплавочными удочками ловили с моста вечно голодных верховодок, жадно, без разбору хватающих с поверхности реки упавших в неё мух, жучар и вообще любой мелкий мусор. Справа от моста, у берега, где прямо над водой сушились на растяжках сети из хищных водорослей, пятеро молодиц ополаскивали спальные тюфяки и складывали их в большие корзины. Неподалёку от женщин покачивались на течении склеенные густой смолой листья гигантских кувшинок - лодки, в которых лежали уже высушенные и свёрнутые сети.
  Зил не бывал в этих местах, но батя Лих рассказывал ему об этом посёлке, который зовётся Щукари.
  Копчёных карпов размером с упитанного мужчину, таких вкусных, что пальчики до костей оближешь, запечённых с икрой судаков и жареных сомов под сладким соусом - и многое другое - в Щукарях оптом скупали хитрые торговцы и на птерах, чтоб побыстрей, чтоб не протух товар, развозили по окрестным городам и дальним весям. Но не только дарами реки был славен посёлок - в нём жил знаменитый Родд, которого наивные увальни, вроде Траста, считали всеведущим колдуном и повелителем судеб.
  Вряд ли жабы хотят встретиться с Роддом или полакомиться сомом.
  Скорее всего, они атакуют посёлок дерзко, при свете дня, когда никто не подозревает, что рядом, в воде, дающей пищу, притаился враг. Грабить казну и жечь дома не будут. Трое не совладают с сотнями разъярённых рыбаков. Так что цель у них иная: способные к размножению женщины. Пленниц жабы переправят в свои земли, где поместят в специальный родильный Инкубатор, где рабыни будут плодить новых полукровок, пока не умрут от истощения. И как раз пять молодиц по колено и по пояс стоят в мутной воде, будто сами предлагают выкрасть себя!..
  Жабы опять подняли головы над водой. Слишком близко они подобрались к молодицам, занятым настолько, что они не заметили бы и скального дракона над собой и плеска, плыви рептилусы шумно, не услышали бы. А всё потому, что тюфяки не любят помывку и норовят вырваться, глаз да глаз за ними, да и детский хохот на мосту стоял оглушающий.
  Лучшего момента, чтобы напасть, рептилусам не стоило и ждать.
  Вдохнув побольше воздуха, Зил заорал:
  - Бегите! Тут жабы! Бегите!
  Его услышали, но вместо того, чтобы спасаться бегством, молодицы уставились на него, изо всех сил гребущего к ним. На миг смолкли на мосту детишки, а затем, бросив удочки и заверещав десятками тоненьких голосков 'Папа! Папа!', гурьбой помчались в посёлок. Ах если б мамаши последовали примеру самых юных! Но нет, с тюфяками в руках они таращились на орущего и размахивающего руками Зила, то и дело с головой уходящего под воду. И при этом не сделали ни шагу к берегу!
  Высокая, широкая в плечах, будто мужчина, молодица с длинной, ниже пояса, русой косой испуганно вскрикнула. В воде рядом с ней что-то было. Её страх передался подругам, их лица стали настороженными. А уж когда широкоплечая, взмахнув руками, выронила тюфяк и ушла под воду, - только мелькнул кончик косы! - все молодицы разом заголосили.
  Река взбурлила - широкоплечая была достаточно боевитой, чтобы дать отпор: её руки мелькали над поверхностью воды, со шлепками обрушиваясь на рептилуса, который её атаковал. Будь в том месте глубже, схватка уже закончилась бы. При всей мужеподобности у широкоплечей не было бы ни единого шанса против диверсанта, тренированного для сражений в воде. Но на мелководье она сумела встать на ноги и вытащить из воды 'чешуйчатое' тело. Мелькнул пук мокрых чёрных волос, стянутых золотистой лентой на затылке, брызги зависли в воздухе радугой, и рептилус - Зил видел, как вздулись мышцы под голубой кожей - и рептилус вновь утянул жертву под воду.
  Молодицы бросились на помощь подруге, вцепились в широкие плечи и выдернули её на поверхность.
  - Папа! Папа! Там чужой! - наперебой кричали дети.
  Бежали они к домам, установленным на сваях-столбах, с оконными проёмами, затянутыми мутными плёнками рыбьих воздушных пузырей.
  Услышав крики, из домов выскочили мужчины в одеждах из рыбьей кожи. А кое-кто спрыгнул на землю вообще в чём мать родила. Все схватили с собой остроги и с большие разделочные ножи.
  Но мужчины были слишком далеко и никак не успевали помочь молодицам. А Зилу до берега, к которому он грёб изо всех сил, оставалось совсем чуть-чуть.
  Несмотря на яростный отпор и спешащее подкрепление, полукровки - глупцы или совсем бесстрашные?! - явно не собирались отступить с пустыми лапами. Молча, без суеты, они окружили женщин. Те же щитами выставили перед собой корзины с тюфяками и сплочённым строем попятились к кромке прибрежного песка, обильно усыпанной рыбьей чешуёй.
  Но не так-то просто было выбраться на сушу.
  Растопырив лапы, полукровка с золотистой лентой на башке атаковал молодиц. За что тут же получил тюфяками по роже. Но это был всего лишь манёвр, позволивший двоим рептилусам зайти в тыл. И уж там-то парочка заулюлюкала, чтобы, напугав, загнать чистокровных самок поглубже в реку и спокойно переловить. Растерявшись, женщины обернулись на шум, и тотчас рептилус с золотистой лентой в волосах обездвижил одну из них ударом в висок. Обмякнув, молодица хлопнулась в воду вниз лицом.
  Началась паника.
  Женщины беспорядочно метались из стороны в сторону, поднимая облака брызг. Взмучивая и так мутную воду, одуревшие от страха бабы окончательно лишили её подобия прозрачности - и тем помогли жабам незаметно подплыть к себе. И вот ещё одна, лишившись сознания, не устояла на ногах!..
  Размазывая сопли по лицу и призывая маму, на мосту разревелся босоногий карапуз. Не выдержали нервы у рыбака, обогнавшего прочих - он швырнул острогу, метя в рептилусов и рискуя попасть в женщин, но не добросил, острога угодила в развешенные для просушки сети.
  Наконец-то Зил достал кончиками пальцев ног до дна. Но прийти на помощь он всё равно не успевал. А раз так...
  Решение принял, не раздумывая.
  Перевернулся на спину и, широко раскинув руки и ноги, лёг на воде.
  Он закрыл глаза - только так можно увидеть тьму. Как назло лучи солнца проникали через тонкую кожицу век, но Зил заставил себя не замечать свет. Вместе с пульсацией меж висков накатила боль, от головы по позвоночнику волной поплыл обжигающий жар, заставив лешего корчиться в муках. Потому что нельзя - нельзя! - так часто пользовался даром. Иначе расплата настигнет лешего, и боль - самое малое, на что он обречёт себя, пытаясь помочь жёнам рыбаков. Для него последствия могут стать необратимыми.
  В голове зазвенело, глаза застило багрянцем. Леший впал в полуобморочное состояние, когда непонятно, где явь, а где видения, рождённые мозгом. Из носу потекли струйки крови и, попав в воду, стали частью реки. В багрянце вспыхнула сеть из нитей-связей, ближайшие из которых протянулись к лодкам-кувшинкам и хищным водорослям, сплетённым в сети, в них. Вот этих-то нитей Зил и коснулся. Ему как раз хватило остатков сил, чтобы попросить о помощи. А вот если бы нужные растения оказалась на полмеры дальше...
  Сорвав побеги с прикола, лодки-кувшинки вклинились между рептилусами и молодицами и вывалили из себя заботливо уложенные сети. Двое рептилусов сразу угодили в ловушку, стоило им только нырнуть под лодки. А уж намертво запутаться в зелени, выделяющей клейкий сок, проще простого. Десятимерные сомы не могут вырваться из таких сетей, куда уж полукровкам!..
  Зил сам не понял, как добрался до мелководья.
  Он стоял на коленях, упираясь руками в песчаное дно. Его подбородок задрался так, чтобы в широко открытый рот - воздуха не хватало, дышалось хрипло, со свистом - не попадала вода.
  Рывок вперёд. Вперёд!
  Руки в локтях подогнулись, лицо погрузилось в воду.
  Хлынуло в рот и в нос. Зил закашлялся. Это немного взбодрило его. Багровый туман в глазах чуть рассеялся, и он увидел, как молодицы вытащили своих подруг на берег. К ним как раз подоспели мужчины. Двое рыбаков подхватили Зила под локти и, бросив его на песок, встали рядом. Остальные схватились за сети, в которых запутались рептилусы, и выволокли их из воды. Все вокруг радостно загалдели, принялись хлопать друг дружку по спине. Говорили много и громко, смеялись. Даже как-то неловко было портить этот маленький праздник.
  - Трое, - сказал Зил, сев на песке.
  Его услышали. Сразу стало тихо-тихо, только натужно сопели рептилусы в бессильных попытках выпутаться из сетей. Улыбки на лицах рыбаков сменились мрачной сосредоточенностью. К Зилу шагнул высокий худой мужчина, щёки которого так впали, что, разговаривая, он наверняка кусал их изнутри.
  - Что ты сказал?
  - Жаб было трое. - Подтверждая слова Зила, рядом с мостом показалась над водой башка с золотистой лентой в волосах. Взгляды рептилуса и лешего встретились.
  Пасть рептилуса раскрылась:
  - Эй ты, мы ещё встретимся! Я отомщу!
  Надо было достойно ответить, но горло свело судорогой, Зил опять закашлялся, да и вообще сил его хватило только на то, чтобы показать жабе кулак. Мол, давай, жаба пупырчатая, греби сюда, я тебя одним мизинцем по темя в песок вгоню!.. Рука Зила на миг зависла в воздухе, прежде чем опасть срубленным сорняком, но этого хватило, чтобы взгляд рептилуса переместился на закатанный рукав куртки и родимое пятно, распластавшее птичьи крылья вдоль предплечья. При этом морда полукровки сделалась удивлённой, а затем почему-то радостной. Жаба вновь открыл пасть, - вот захотелось ему поговорить с кровником - но в воду перед ним вошла острога, и жабу аж подбросило, он на полмеры пятки взлетел над рекой. Зубчатый наконечник остроги впился ему в плечо. Тут же, извернувшись гибким мускулистым телом, полукровка мягко, без всплеска, ушёл под воду. И он бы уплыл, конечно, но от древка остроги к запястью тощего рыбака - это он так метко поразил рептилуса - протянулась зелёная веревка из водорослей. Провисшая, было, она со звоном натянулась над рекой, вторым концом утонув вместе с жабой. Тут же тощий дёрнул верёвку, подтянув к себе раненного врага на меру. И вновь рывок, и опять!.. Трое щукарцев кинулись в воду, забежали по пояс. У них с собой были разделочные ножи. Жабу, только рядом окажется, враз посекут на куски.
  Рывок! Ещё рывок!
  Рептилус сопротивлялся, барахтался, но тощий всю жизнь только тем и занимался, что выуживал улов, для него вытащить из воды полукровку было всё равно, что босоногому мальцу подсечь верховодку. Лёгкая добыча.
  И всё же тощего опрокинуло назад, он рухнул спиной на песок и витиевато, помянув щучью задницу и карасёвую мать, выругался. Верёвка порвалась, так что жабе ничто уже не мешало скрыться в глубине. Что он и сделал, оставив после себя на воде багровое пятно, быстро порозовевшее, а там и сгинувшее совсем.
  - Ты кто такой?! - Тощий вскочил с песка, явно намереваясь на лешем, к которому он кинулся с кулаками, выместить горечь поражения.
  - Меня зовут Зил, и я... - начал было Зил, но тощему и остальным уже было не до него.
  Ведь рыбаки принялись мутузить пойманных рептилусов, которые и так страдали от впившихся в кожу плотоядных сетей, поэтому тощий, перепрыгнув через Зила, поспешил присоединиться к сородичам.
  Задул промозглый ветер, намекая, что вот-вот закончится лето.
  Зил поёжился. Его изорванная одежда спешно втягивала в себя влагу с поверхности тела. Это хорошо. Мокрым сидеть на ветру не очень-то приятно.
  Рыбаки распеленали рептилусов, чтобы удобней было их бить ногами, а то, понимаешь, носки ботинок липнут к сетям, непорядок.
  - Ты леший, да? - Узнав от молодиц, что чужак предупредил их об опасности, и что лодки и сети сами кинулись на помощь, тощий рыбак разом подобрел лицом. Протянув жилистую руку-клешню, он помог Зилу подняться. - И не просто леший, у тебя дар есть, верно? Хороший дар: кувшинками и водорослями управлять.
  Зил кивнул.
  Осклабившись, - во рту не хватало половины зубов, а те, что были, сплошь почернели - тощий хлопнул лешего по плечу, едва не сшибив его с ног.
  - Как там девки наши? - Он обернулся к сородичам, склонившимся молодицами, пострадавшими от нападения рептилусов.
  И услышал в ответ:
  - Ортис, нормально всё. Очнулись!
  Щедро пиная, жаб поволокли в посёлок. Следом потянулась процессия из рыбаков, детей и женщин. Берег быстро опустел.
  - А ты чего стоишь?! - Ортис отвёл руку, чтобы вновь хлопнуть Зила по плечу, но не хлопнул, передумал испытывать чужака на прочность. - Тебя ведь Зил зовут, верно? Плохо выглядишь, Зил. Покормим тебя, отдохнёшь, а там расскажешь, кто ты и что за беда с тобой приключилась... Идём-идём, не стой! - Обняв лешего, рыбак настойчиво повёл его к домам, за которыми уже скрылась процессия.
  Надо было возразить, вежливо отказаться, потому что князь Мор и следопыт Сыч не оставят его в покое, и батя Лих погиб, и неизвестно, куда подевались мать и сестра, а ведь Зил обещал найти их, и даже не пообещай он, всё равно... Но как было сопротивляться Ортису? Удивительно, что Зил не упал ещё, он едва переставлял ноги. Голова клонилась к груди, глаза закрывались сами собой, веки словно намазали клеем. Лишь боль в ушибленных рёбрах при каждом вдохе не давала Зилу потерять сознание. Хорошо, хоть из раны в ноге не текло...
  - Что-то ты совсем нерадостный. На-ка, это взбодрит. - Ортис протянул Зилу буро-зелёный брикет чего-то растительного, плотно спрессованного. От брикета пахло тиной и почему-то розами. - Чтобы набраться сил, мы, щукарцы, жуём тонжерр, спасибо нашему благодетелю.
  Зил отломил от предложенного брикета кусок и сунул в рот. Рот тотчас наполнился липкой, вяжущей слюной. Вкус был приятный, медовый...
  Ортис привёл лешего на большую площадь в центре рыбацкого посёлка. Только что под ботинками шуршал песок, а вот он посреди радостно галдящей толпы. И главное - ему было лучше, значительно лучше. Ничего не болело вообще! Слабости как не бывало! Помогло чудодейственное средство рыбаков.
  Все вокруг норовили раздавить своей лапищей ладонь Зила, дёргали за рукава и так разодранной куртки, улыбались и что-то наперебой говорили. А девушки - красавицы! - пристраивались поближе, касались его бедрами, игриво подмигивали. Зил просто млел от внимания к себе - с ним, обычным парнем никогда такого не было!..
  Избитых, шипящих жаб привязали к лестницам ближайших домов.
  - Бывает, крупная хищная рыба убивает кого из наших. Тогда мы устраиваем Большую Рыбалку. Мы ловим эту рыбу и наказываем. Мы делаем ей очень больно. Вот этим. - Вокруг Ортиса и Зила образовалась пустота мер на пять в каждую сторону, куда ни глянь. Из кармана своей куртки Ортис вытащил покрытый мелкой рыбьей чешуёй чехол, а из чехла осторожно извлёк острую рыбью косточку длиной в два указательных пальца. Кончик кости был измазан чёрной маслянистой дрянью. Воздев руку с костью к небу, Ортис продолжил: - Сородичи, щукарцы, уверен, не откажете! Право убить первого врага мы даруем нашему новому другу!
  - Да!!! - грянуло над сборищем.
  Ортис протянул Зилу кость.
  Обведя взглядом толпу, Зил поморщился. Одно дело - убить полукровку в бою, в лютой сече или в реке, а другое - казнить безоружного, не способного дать отпор. То, что предлагал ему сделать Ортис, - работёнка для княжьего палача, но никак не для честного парня с дальнего хутора. Ему оказали честь, которой он с лёгкостью пренебрёг бы, но отказ означал бы, что сын Лиха не дорожит гостеприимством щукарцев и чуть ли не плюёт на весь род людской!..
  Чувствуя, как предательски покраснели его роскошные уши, вечно обгорающие на солнце, Зил глубоко вдохнул, резко выдохнул - и не смог выдавить из себя ни слова. И шею заклинило - ни кивнуть, ни мотнуть головой.
  По толпе прокатился возмущённый гул, кто-то презрительно свистнул. Почтенных рыбаков, их верных жён и прекрасных здоровых отпрысков весьма огорчила нерешительность нового друга. Подозрительная нерешительность. Любой чистокровный с радостью расправился бы с диверсантами из Минаполиса, да будет проклят этот город, да станут бессонными ночи его жителей, стул их - болезненным, еда - безвкусной, вода - протухшей, жёны - бесплодными, земля под ногами - выжженной!
  - Бери. - Ортис прищурился, глядя в лицо Зилу. Чёрная слизь на кончике кости угрожающе блеснула.
  Аккуратно, чтобы не оцарапать себе кожу и не поранить руку дающего, леший взял-таки смертельное оружие. Провожаемый сотнями глаз и напряжённым молчанием толпы, он медленно подошёл к лестнице, на которой висел рептилус. Дом, к которому вела лестница, был перекошен, заброшен, никто в нём не жил, - не жалко его - вот почему пленника сюда определили, осквернив то, к чему прикоснулся потомок спасителей.
  Глядя на Зила, рептилус принялся извиваться всем своим гибким телом, аж заскрипели путы, сдерживающие его. Вот-вот порвутся!
  - Ты... однажды... - Звуки из глотки полукровки вырывались со змеиным шипением, при этом даже по человеческим меркам его красивое лицо искривилось презрительно, мерзко. - И с тобой однажды случится такое! Это судьба!..
  Леший не снизошёл до ответа врагу, только недобро усмехнулся.
  Полукровки верят в судьбу и прочее подобное - в отличие от чистокровных, которые над всей этой ерундой смеются.
  Однажды батя Лих завёл Зила далеко в лесовник, где поведал о 'религии' и о том, что раньше люди строили 'храмы', чтобы умилостивить 'богов' кровавыми жертвами. 'Из-за религии, - сказал он, - случилась Третья Мировая, едва не уничтожившая весь мир. С тех пор у чистокровных кое-какие словечки запрещены. Того, кто их произнесёт, ждёт суровое наказание: его заживо сожгут на центральной площади Моса'.
  - Ваши квакают: 'Хороший день для смерти'. - Зил отвёл руку с отравленной костью, чтобы одним ударом поглубже вогнать остриё в зазор между 'чешуйками' жабы. Убивать безоружного и беззащитного было противно, но как иначе, как?!
  Как отвратительно на площади пахло солёной рыбой!
  А ещё жареной, копчёной, свежей и не очень.
  И даже ледяной ветер не мог выдуть из ноздрей эту трупную вонь!..
  Зила едва не вывернуло.
  Хорошо, рядом оказалась девчонка, похожая на Даринку, - волосы рыжие, огонь прямо - она несла мимо блюдо с парными карпами, обложенными ломтями вареной моркови. Булькнув горлом, леший подхватил с блюда тёплый оранжевый кругляш и, едва не проткнув шипом себе щёку, прижал к носу.
  Рептилус победно зашипел, изогнул губы в мерзостной ухмылке. Толпа щукарцев недовольно зарокотала.
  А вот Ортис поступок лешего понял по-своему:
  - Верно наш новый друг намекает. Полукровок позже накажем. Кто ж доброе дело на пустое брюхо затевает?!
  - Гость проголодался! Все к столу! - Приняв объяснение странного поведения Зила, толпа загудела и враз потеряла интерес к казни. - Отпраздновать надо, готово всё! Стынет! К столу!..
  Стол - полсотни мер длиной, не меньше - стоял прямо под небом и был накрыт сшитыми из рыбьей кожи скатертями, поверх которых на блюдах, кроме приготовленной так и эдак рыбы, лежали речные моллюски, зеленели, синели и чернели салаты из водорослей, краснели раки с четырьмя клешнями и розовели крупные креветки. Одних запечённых на вертеле тюленей и уток хватило бы, чтоб накормить половину Моса. И когда только успели приготовить всё?! Справа от стола возвышались чаны, кишащие жучарами-плавунцами, - Зилу опять стало плохо - которые почитались у щукарцев деликатесом.
  Только сели, Ортис забрал у него кость и сунул обратно в чехол.
  - Потом верну, - пояснил рыбак. - После обеда.
  И началось.
  Засовывая в рот ломти рыбьей плоти и очищенных от панциря креветок, Зила чествовали как спасителя, называли храбрым воином. Ведь он не только предупредил об опасности, но и сбросил на жаб сети, воспользовавшись своим даром!..
  О даре рассказал Ортис, вызвав новый всплеск внимания к Зилу со стороны девушек. Хихикая и покусывая губки, они подмигивали ему. А женщины постарше смутили лешего чересчур откровенными взглядами. К его ушам прилило столько крови, что удивительно, как она не просочилась через кожу.
  Ортис поднял за две ручки братину, полную вовсе не колодезной воды. Зил сразу почуял кислый запах хмельного.
  Его родители хмельного не пили вообще и сына наставляли не пробовать, ведь от кислого пойла чистокровные становятся глупее и злее. А вот Ортис не прочь был поглупеть - он щедро отпил из ведёрной братины, аж по груди потекло, после чего пустил её вдоль стола так, чтобы к лешему она добралась в последнюю очередь - похоже, обычай такой в Щукарях: одни лишь остатки новому другу предлагать.
  Подвывая, клянчили еду собаки. Лениво разгуливали между ногами пирующих пятнистые кошки-трёхцветки. Зимородки - мелкие, сине-зелёные с отливом - нагло воровали мелкую копчёную рыбёшку с блюд. Задорно чирикали воробьи, высматривая, чем бы поживиться на столах, пока захмелевшие рыбаки обнимались и хлопали друг дружку по плечу, выспрашивая извечное 'Ты меня уважаешь?!'
  Лешего уже не мутило - принюхался. Но всё равно он так и не притронулся к еде.
  - Дружище, может, кто на днях видел поблизости двух женщин? - спросил он у Ортиса, немало выпившего и обильно закусившего. - Одна младше меня. А вторая старше. Старшую зовут Селена. Она чуть ниже, чем я, волосы косой собраны вокруг головы, глаза голубые, яркие, одевается всегда скромно, в зелёную плетёнку до пят, без украшений, говорит тихо...
  - Как все приличные женщины, - кивнул Ортис и с намёком подмигнул: - Ты мне лучше про молодую расскажи. Про молодую всегда интересней слушать.
  Зилу сразу расхотелось продолжать расспросы, но ведь с чего-то надо было начинать поиски.
  - Она совсем девчонка, двенадцать годков только-только исполнилось. Волосы рыжие, остра на язык - если такую кто встретит да заговорит с ней, точно не забудет. Зовут Даринка, сестра моя. А Селена мне мать. Я их ищу.
  С лица тощего ураганом сорвало пьяную похабную ухмылку и унесло прочь, как и не было:
  - Так бы сразу и сказал. А я уж подумал...
  - Были, значит, похожие в киломере от посёлка, на шляхе у перекрёстка, - шамкая, к их беседе присоединился старик, на котором не осталось ни единого пятнышка кожи, свободного от татуировок. Веки и те были исколоты, в чём всякий мог убедиться, когда он моргал. - Бабы те к паломникам прибились. Я туда, значит, к перекрёстку, рыбу оттащил волокушей. С утреца вьюнов много наловил. Рыба, конечно, дрянь, торгаши не берут, морщатся, вот и пришлось ковылять самому, но это не задалось у меня, так-то уловы о-го-го, всем молодым на зависть, но в то утречко...
  Дунуло сильно, порывом сорвало со стола перед Зилом скатерть и сбросило на землю блюда с угощениями. Рыбу, креветок, раков - в пыль-грязь. А сверху салатами из водорослей присыпало. То-то радости собакам да кошкам. Наедятся от пуза.
  А вот щукарцы происшествию не обрадовались - дружно вскочили с лавок и задрали головы. Самых проворных окропило голубоватой слизью, стравленной через дыхательные отверстия молодого птера. Его хитиновое тело - длиной все четыре меры, вдвое меньше шириной и в высоту - блеснуло в лучах солнца и метнулось вниз, к центру площади. Не успев сложить прозрачные, в прожилках крылья, птер врезался в утоптанную землю и брюхом прорыл в ней канаву, не добрав до стола каких-то пару мер. В зеркалах его фасетчатых глаз отразились все празднующие. Хищно щёлкнули мандибулы.
  Щукарцы попятились: рыбаки прикрывали собой женщины, а те - детей. Зилу тоже захотелось оказаться подальше от хищника, опасней которого на Разведанных Территориях разве что скальный дракон.
  Рывком птер встал на суставчатые лапы - и не удержался, опрокинулся на бок, затем, накренившись, завалился на спину. Но прежде с него ловко соскочил невысокий наездник в добротной зелёной куртке, скрепленной с брюками плотной вязки. Голову его скрывали от пытливых взоров специальные обмотки, в полёте предохраняющие от обморожения. Чтобы в глаза не попадали насекомые и пыль, на лице наездника раскорячился жучара, живущего в симбиозе с обмотками, его тонкие крепкие крылышки были вроде солнцеочков князя, только бесцветными.
  Выставив перед собой вилки, - на некоторых были наколоты жирные куски - рыбаки медленно двинули к птеру. Птер захрипел - и щукарцы, возомнившие себя бесстрашными воинами, испуганно дёрнулись назад. Глядя на них из-под 'солнцеочков', наездник птера широко расставил ноги и скрестил руки на груди.
  Ноги его - причудливо неровные, не всё же не уродливые - показались Зилу знакомыми. Он где-то видел эти колени и лодыжки. Но где?..
  Пытаясь перевернуться на брюхо, - лапы махали в воздухе беспорядочно, жалко - птер захрипел и выдул через дыхательные отверстия слизь со сгустками свернувшейся крови. Воздух с присвистом вырывался из его легочных мешков. Только сейчас Зил заметил, что из хитина птера торчали стрелы, - пять штук, - а в левый бок ему кто-то воткнул алебарду. Две из шести лап были обрублены у основания.
  Вздох, выдох - и дыхательные отверстия птера выдали два фонтанчика алых брызг. Птер перестал молотить воздух лапами и затих, убедив лешего в своей полной безвредности. Ну какой вред может причинить труп?
  - Ты кто такой?! - Испив из братины, Ортис расправил плечи и сжал кулаки.
  Храбрый мужчина, но глупый. С кулаками - на того, кто сумел подчинить птера?.. Слабые и ничтожные наездниками не становятся - только храбрецы и герои!
  Даже не взглянув на Ортиса, наездник опустился на одно колено у бездыханного птера и положил на хитин ладонь - попрощался так. Потом поднялся и, развернувшись к толпе, снял с лица жучару - недовольно зажужжав, тот спрятал крылья - и сдёрнул обмотки с головы. Блеснули яркие фиалковые глаза, обрамлённые угольными ресницами. Левую щёку наездника пересекали три оранжевые полосы. А длинные светлые волосы наездник заплёл косичками и уложил пучком на затылке. Если кто ещё не понял, наездник оказался вовсе не мужчиной, но девушкой-красавицей, из-за которой у Зила в Мосе всё пошло наперекосяк.
  Она! Точно она!
  Увидев, что это девчонка пожаловала, щукарцы оживились. Старик, продавец вьюнов, заулыбался щербатым ртом, а Ортис чуть ли не обниматься к ней полез.
  - Ларисса! Что случилось, почему ты вернулась?! Как прошло испытание?!
  Опустив глаза, Ларисса - так звали блондинку - прошла к столу, подняла братину - её со стола не сбросило, уж больно тяжёлая - и хорошенько отхлебнула хмельного.
  Только после этого Ларисса заговорила, глядя поверх голов щукарцев:
  - Князь Мор совсем обезумел. У него злое сердце. Если его не остановить, он уничтожит Разведанные Территории!.. Он заточил меня, но я сбежала, пока его не было в Мосе, и мне помог в этом... - Увидев рядом с Ортисом Зила, она оборвала себя на полуслове.
  - Я рядом, сестрёнка, - леший помахал ей рукой, как бы намекая, что не в обиде.
  Подумаешь, наговорила ему гадостей, с кем не бывает?..
  Ни улыбки как старому знакомому при встрече, ни вежливо-равнодушного 'Мы вместе' он так и не дождался. Наоборот - красивое лицо девчонки исказилось: лоб скомкался морщинами, глаза спрятались за прищуром, губы чуть раздвинулись, обнажив ровные белые зубы. Ларисса зарычала. Ладонь её скользнула по бедру в поисках оружия, не нащупала, поэтому блондинка схватила со стола двузубую деревянную вилку и, выставив её перед собой, шагнула к Зилу:
  - Кролик, ты как здесь очутился?! Жалкая тварь! - Лицо Лариссы покрылось багровыми пятнами.
  Зил так и обомлел. Чего это с девкой? По голове сильно стукнули, что ли?
  - Ларисса, успокойся. - Ортис хлопнул лешего по плечу. - Это Зил, наш друг. Он спас Щукари от нападения жаб. Они приплыли по реке, а он заметил и предупредил женщин, он...
  - Он был на Празднике два дня назад! - перебила тощего блондинка.
  Зил немного ошалел от этой заявки. Если Ларисса не врёт, после того, как он окунулся в пруду в Мосе, миновало аж двое суток, о которых он ничегошеньки не помнил. Домой от Моса как раз столько времени занимает путь пешком...
  - Он предатель рода людского, - не унималась девчонка. - Он освободил тайгера. Я сама видела! Предатель!
  Этого леший стерпеть уже никак не мог. Сбросив с плеча ладонь Ортиса, он шагнул к Лариссе:
  - Что ты мелешь, бурая гниль?! Головой ударилась?!
  Блондинку точно катапультой швырнуло вперёд, - прыгучая! - она тут же оказалась рядом с Зилом. Вилка впились ему в кадык. Чуть дёрнется - и ополоумевшая девка убьёт его.
  - Щукарцы, он предатель! Он приплыл сюда вместе с жабами! - закричала она. - Это он привёл тварей к посёлку!
  К ужасу Зила рыбаки поверили ей безоговорочно. Даже Ортис. Да что ж это, а? Почему слово Лариссы - чуть ли не закон для местных?! И почему она - дура, истеричка и бурая гниль! - оговорила его, назвала предателем?! За что?!.. Обвинения были настолько чудовищными, что у лешего из-за глубокой этой несправедливости отнялся язык. Ор же вокруг поднялся несусветный. Зила проклинали, желали зла его роду. Его толкали, плевали ему в лицо. Ортис ударил нового друга кулаком в живот - лешего согнуло вдвое, он упал на колени.
  И перед выпученными глазами замелькало вдруг прошлое, выдернув его из настоящего.
  ...седые проплешины на большой голове...
  ...тело, бугристое от мышц...
  густой мех - полосатый, рыже-чёрный...
  ...тайгер!..
  ...на груди у тайгера что-то блеснуло, Зил зажмурился...
  Предмет на груди тайгера - очень важная штука. Очень-очень. Зил был уверен в этом. Но что такого особенного в ней, он не знал.
  ...колючая лиана держит тайгера на кресте, полосатый мех обагрён...
  ...в горле першит, воют дудки, лязгают древние инструменты...
  ...и рык полукровки:
  - Не подведи! Учителя не подведи!
  Это Зилу. Именно Зилу...
  Он моргнул - и очнулся.
  Его куда-то тащили. Глаз заплыл, а во рту было солоно от крови.
  Неужели Зил действительно в чём-то виноват?.. Он упал с бревна - и всё, ничего больше в памяти. Был в Мосе на испытании, проснулся дома. И сразу родной хутор атаковали княжьи ратники. Да что ж такого Зил натворил-то, а? Получается, за ним явились, чтобы законно, по делам его, наказать? Значит, из-за проступка Зила погиб батя Лих, который вступился за него, как вступился бы любой отец, любящий своего отпрыска, пусть и нерадивого?!..
  Перед Зилом возникло злое лицо Лариссы:
  - И ради этой ушастой сволочи я дар использовала, чтобы прогнать глубинного монстра! Ненавижу!..
  Лицо исчезло.
  Дар? Неужели блондинка - ментал? Точно, она умеет заговаривать животных, подчинять их волю. Потому и справилась с птером, и потому там, на бревне, белёсый монстр передумал жрать Зила...
  Рывком лешего подняли и прижали лопатками к лестнице дома. Крепкие веревки, прижав его к перекладинам, до онемения передавили вены чуть ли не до костей врезались в мясо.
  - Ты будешь умирать долго и мучительно, - пообещал ему Ортис.
  И выхватил из чехла отравленную рыбью кость.
  
  
  Глава 4
  МОХ В ВОЛОСАХ
  
  Когда зог всхрапывал, - он делал это часто, только очередной слепень садился на морду - файер просыпался и выдувал из себя струйку чёрного дыма.
  Брюхо огнедышащего - в походном состоянии он обвивал правое предплечье Сыча от локтя до кисти - было набито вяленым мясом. Перевариваясь, пища газами распирала желудок. При необходимости клацая передними резцами, файер искрой поджигал излишки. 'Закончу последний поиск - и сорву с себя эту дрянь! - Сыч с ненавистью уставился на чужие жгуты мышц на руке. - Мне давно пора на покой...'
  Над камышами пролетел аист. В воздухе зазвенела кусачая мошкара. Поставив ноздри по ветру, - верной дорогой иду, да, господин? - зог вновь всхрапнул. Ему тоже достался неприветливый взгляд: 'А тебя продам на скотобойню. Вместе с волчарками'.
  Струйка дыма, исторгнутая файером, на этот раз получилась слишком уж обильной, жирно-копотной. Пора ослабить давление на его кишечник и заодно проверить оружие перед визитом.
  Выбрав цель, Сыч сжал пальцы правой руки в кулак.
  Вдавил ногти в ладонь - и файер проснулся, сильнее обхватил предплечье, выдвинув дополнительные жгуты мышц до самых кончиков пальцев, как бы уговаривая Сыча: 'Управляй мной, хозяин! Ну же! Управляй!'
  Следопыт пошевелил мизинцем - в пищеварительном тракте огнедышащего тотчас началась химическая реакция, призванная довести газы до боевого состояния. Сыч дёрнул средним пальцем, сняв тварь с предохранителя. Руку отставил так, чтобы не зацепить зога и свору. И произвёл залп, согнув указательный палец, - из раскрывшейся глотки файера, шипя и смердя, вырвалась струя огня, метнулась к одинокой сухой сосне в десятке мер правее и облизала её вспышкой от корней до лысой верхушки.
  'М-м-м, а что такой же силы залп делает с человеческим телом! - Сыч осклабился и перевёл файер во второй режим. - А с тушей полукровки!..'
  Второй режим следопыт использовал, чтобы продемонстрировать силу и безграничную власть. Беглецы должны понимать, что сопротивление бесполезно и грозит жестокой расправой.
  Зог хлопнул себя хвостом по боку. Снизу вверх глядя на хозяина, свора затявкала обеспокоенно, осуждающе.
  Следопыт пошевелил безымянным пальцем - и пасть огнедышащего затопило слюной. Она обволокла гортань клейкой плёнкой-пузырём. Внутренние стенки кишечника выделили фермент. Вступив в реакцию с газом, он образовал жидкость, которую Сыч называл жаром. Не раскрывая пасти, файер рыгнул. Жар поднялся по пищеводу, влился в рот, на миг прорвав стенку пузыря и заполнив его собой. Направив огнедышащего на аиста, который как раз зашёл на второй круг, следопыт согнул указательный палец. Из пасти с хлопком выдуло пузырь и швырнуло в птицу. Пузырь всего лишь зацепил кончик змеиного хвоста аиста, но этого хватило, чтобы ёмкость из слюны прорвалась и наполнявший её жар мгновенно окислился - рвануло так, что заложило уши, зог присел, а свора дружно распласталась на земле. От аиста не осталось ни единого пёрышка, ни единой чешуйки. Он сгорел мгновенно до лохмотьев пепла.
  Проверкой файера Сыч остался доволен.
  - Кара, ты как? В порядке? - спросил он у своей боевой секиры, лаская взглядом изящный изгиб её топорища, до блеска затёртого его ладонями. - Проголодалась, родная? Потерпи немного, скоро накормлю.
  Сыч частенько разговаривал с Карой. Не с волчарками же ему общаться? Зогу и файеру, что ли, комплименты делать? Беседовать по душам со зверьём - это уже безумие какое-то. А с Карой он точно муж и жена. Они столько вместе пережили... Секира - единственная подруга следопыта, ни разу не изменившая ему. Она всегда выслушает внимательно, не перебивая. Перебивать она не любит, а вот перерубить может запросто.
  - Добудем труп - и на покой, да, Кара?
  Князь потребовал отыскать тело паренька, устроившего переполох на Испытании и сумевшего вырваться из лап ратников у хутора на холме. Понял, наконец, дурашка Мор, какую опасность несёт в себе меченый. Дошло-таки. Сыч сам видел, как малолетний ублюдок рухнул в реку, чудом умудрившись разойтись с выбросом гейзера. Конечно, парень должен был обвариться или, нахлебавшись воды, утонуть, разбить башку о камни и стать жертвой водных хищников. Но ведь мог и уцелеть.
  Живой или мёртвый, - если его не сожрали речные обитатели - он наверняка угодил в сети. Мимо рыбацкого посёлка он проплыть никак не мог.
  Обернувшись к отряду ратников, следовавшему за ним, Сыч велел:
  - Оставайтесь здесь. Дальше я сам. Ждите.
  'А если ты не вернёшься?' - жестами спросил его ратник, ставший заместителем следопыта после гибели бородавчатого.
  - Я вернусь. - Горло Сыча распирал рвущийся наружу кашель.
  Он направил зога к домам на сваях.
  
  * * *
  
  Чёрная дрянь на кончике кости - яд, вызывающий страшную боль перед смертью. И кончик этот притягивал взгляд, как ни верти башкой, сколько ни закрывай глаза. И нестерпимо чесалось родимое пятно.
  А ведь девчонка лжёт. Никакого тайгера Зил не освобождал, и потому не заслуживает смерти в муках! Он ещё должен найти мать с сестрой и отомстить за отца!
  Зил открыл рот, - пусть знают, что он думает о доверчивых рыбаках, поверивших вздорной девчонке! - но его опередила Ларисса.
  - Ортис, этот парень, этот предатель... Он спас женщин от рептилусов? В его честь накрыли стол? - Ей вроде как забавной показалась эта очевидная для неё глупость.
  Ортис замер и, скривившись, мол, нельзя говорить под руку палачу, медленно повернулся к Лариссе.
  - Верно, - кивнул он. - Парень предупредил баб, затем направил лодки на жаб и скинул на них сети. Хороший парень, тонжерра для такого не жалко. Так я подумал, когда его увидел. Но теперь... Спасибо, деточка, ты помогла нам избежать страшной...
  Блондинка резко сменила тему:
  - А как мой отец, Ортис? Что с папочкой? Как его здоровье?
  - Староста плох, как и прежде. - На лице тощего появилось выражение натужной озабоченности, а в голосе явственно прозвучала плохо скрытая радость. - Твой папочка, Ларисса, наша надежда, наша защита, не встаёт совсем. Облегчения, пока тебя не было, не случилось. Вот так-то, деточка моя, вот так...
  Пока тощий говорил, местные ребятишки подобрались к Зилу и, выкрикивая наивные детские ругательства, принялись лупить его палками и швырять в него гальку.
  На соседней лестнице заворочался, зашипел рептилус, которого леший должен был казнить да смалодушничал.
  - Эй, чистяк, ты верно сказал: 'Хороший день для смерти'. Сдохнешь раньше меня! - Рептилус зашёлся тихим лающим смехом. Громче выражать радость ему не позволяли верёвки, передавившие грудь.
  - А из твоей шкурки, жаба, сошьют отличные сапоги. - Зил улыбнулся ему так радостно и широко, что губам больно стало и челюсти едва не свело. - Для владыки Моса. Одна пара у него есть, я лично видел. Ты будешь на подмену.
  Речи лешего не понравились не только полукровке, - тот сильнее задёргался и яростнее зашипел - но и щукарцам.
  - Что ты там бормочешь про князя, падаль?! - К нему шагнул престарелый ловец вьюнов и ударил по лицу дрожащей ладонью сплошь в пигментных пятнах. - Не смей поминать князя, светоча, опору нашу!
  - Кто-нибудь, заткните ему рот! Ортис, чего ты медлишь?! - послышалось со всех сторон. Людей, готовых выпить с лешим из одной братины, чествовавших его за столом, будто подменили: вместо улыбок и смеха - перекошенные рожи и скрежет зубовный.
  - Я не предатель, - едва слышно прошептал Зил, потому как в горле стало сухо. - Я свой. Очнитесь, чистокровные. Что вы делаете?..
  Его слова лишь раззадорили щукарцев: тычки и пощёчины стали ощутимее, лешего разве что ножами ещё не резали и вилки под ногти не втыкали. Он был обречён. И тем сильнее ему хотелось вырваться из западни.
  Ортис поднёс отравленную кость к его лицу:
  - Ты будешь умирать долго-долго. А начнём мы с твоих глаз. Целых два глаза - это слишком много для одного предателя.
  Помеченный чёрным кончик кости приблизился настолько, что Зил почувствовал, как остриё коснулось влаги на поверхности зрачка. Толпа радостно заулюлюкала. А вот Ларисса почему смотрела на пленника неуверенно и даже вроде бы с сочувствием, будто не по её обвинению его вот-вот казнят.
  В воздухе над щукарцами - не иначе лешему из-за волнения померещилось - повисла зеленоватая, едва различимая дымка, а потом резко, будто перерубили опоры, её державшие, она рухнула на толпу, мгновенно окутав собой рыбаков и их жён, только детей не достала, потому что они ниже ростом. Зажав ладонями рты и носы, малыши в страхе ринулась прочь. Да и было чего бояться - вон лица родителей превратились в каменные маски: ни одна мышца не дёрнется, губы чуть разомкнуты, глаза не моргают. Вдох - потоки спор ворвались в щели ртов, втянулись в ноздри. Выдох - и щукарцы молча в едином порыве опустились на колени.
  Завораживающее зрелище. У Зила холодок прошёл по спине. Значит, ему всё-таки не привиделась зеленоватая дымка. Это споры были в воздухе, пыльца какая-то, способная влиять на сознание чистокровных. Все взрослые щукарцы разом лишились воли, Ортис тоже. Одна лишь Ларисса замешкалась, оказав сопротивление пыльце: её лицо стало бесстрастным не сразу - целый миг глаза девушки яростно блестели, затем на лбу выступили капли пота и ярко-фиолетовые радужки потускнели, и только тогда, присоединившись к сородичам, она хлопнулась на колени.
  Только все щукарцы подчинились неведомой лешему силе, зелёное облачко устремилось к нему.
  Вдохнув побольше воздуха, он дунул на облачко - его отнесло от лица всего на четверть меры и тут же швырнуло обратно. Зелёная пыльца прилипла к куртке и, просочившись в прорехи в ней, прилипла к коже - Зил сразу почувствовал жжение. И тотчас пыльца проникла в рот, набилась в нос. Она была везде! И нестерпимо захотелось слезть с лестницы и уйти. Куда? Неважно! Пыльца подскажет!
  Да это же зов! Где-то рядом есть сильный ментал, умеющий пыльцой неизвестного Зилу растения подчинять людей. У ментала этого страшный дар, он способен безжалостно сломать волю любого. Вот и Зил с радостью подчинился бы ему, если б не был привязан к лестнице.
  Мышцы Зила свело от напряжения, они стали твёрже древесины железного дерева. В голове зашумело, глаза заволокла багровая пелена. И пусть. Главное, что верёвки из водорослей, хоть и были они крепки, с треском лопнули. Там, где путы впивались в плоть, кожу разрезало до мяса. Из ран на утоптанную землю площади брызнула кровь. С лестницы Зил свалился, точно мешок с прошлогодним картофелем, выброшенный в компостную загородку.
  Однако долго валяться ему не позволил зов.
  Зов поднял Зила и повёл, переставляя за него ноги, управляя им, точно куклой. Так что прав оказался торговец марионетками из Моса, когда предрёк, что такое с Зилом обязательно случится.
  Он отчаянно сопротивлялся, хотя внешне его борьба никак не проявилась. Бой с чужой волей происходил в его разуме, в том ментальном пространстве, которое он использовал, когда нуждался в помощи растений и где также обитал дар врага. Зил отлично видел тонкие нити, связывающие его сознание с окружающим миром. Эти нити были облеплены мерцающей зелёной слизью, под весом которой провисли так, что в любой момент могли порваться. Это надолго, а то и навсегда, лишило бы лешего его дара. Чтобы избежать этого, он со всей силы - в голове будто хлопок взорвался, его стошнило - дёрнул за нити, и те завибрировали, сбросив с себя пласты слизи. Чуть облегчив давление на них, Зил даже сумел споткнуться, а ещё через пару шагов он вообще остановился, совладав-таки с чужим зовом.
  Он закашлялся и, прочистив горло, выплюнул зелёную слизь. И всю без остатка пыльцу выдул из носу.
  - Я тебя победил, бурая ты гниль... - прошептал Зил, обращаясь к могущественному менталу.
  Он улыбнулся и даже рассмеялся бы, если б его не кольнули острым меж лопаток.
  Медленно обернувшись, он увидел Лариссу с ножом в руке.
  - Я вырежу твой позвоночник и засуну тебе в рот, если хоть дёрнешься или сбавишь шаг, - бесстрастно пообещала она. Глаза её при этом были поблекшими, ничего не видящими. Блондинка себя не контролировала: не она угрожала Зилу, а тот, кто подчинил её волю.
  Все, как один, щукарцы поднялись с колен и слаженным строем, в ногу, - левой-правой - двинули к лешему. На каменных лицах застыло одинаковое сосредоточенное выражение, выпученные глаза не моргали. Они были точно один человек в разных телах одновременно. Так проще управлять ими, понял Зил. Когда все одинаковые, неотличимые - легче всего сделать людей заодно и заставить их работать на себя и совершать самые гнусные поступки.
  - Вперёд, - скомандовал неведомый ментал голосом Лариссы.
  Леший подчинился. Из разрезанных верёвками мышц текла кровь. С такими ранами ни один нормальный человек не сделал бы и шагу, но Зил шёл, как ни в чём не бывало. Всё благодаря тонжерру, гостинцу Ортиса. Крепкая штука этот тонжерр, действенное болеутоляющее с долгим действием.
  В сопровождении Лариссы - её тела, вооружённого ножом, - Зил выбрался из посёлка. Толпа таких разных и таких пугающе одинаковых щукарцев остановилась у последнего дома на сваях. Хозяин больше не нуждался в их услугах или просто устал управлять ими. Очнувшись от забытья, люди молча двинули по своим делам, избегая смотреть соседям в глаза.
  Самое время напасть на вздорную девчонку, отобрать у неё нож и отшлёпать её по упругой попке. Вот только Зила шатало, пару раз он едва не упал - колени подгибались, мышцы будто превратились в студень. Истечь кровью до смерти - вот, что грозило ему. Но при этом он чувствовал себя лучше, чем когда-либо. Даже воспоминания о гибели бати Лиха не могли испортить его отличное настроение. Улыбка сама растягивала губы. Ха-ха, отшлёпать! Вот бы Зилу ещё кусочек тонжерра!..
  Мер через триста от посёлка начался массив бетонных коробок, в которых когда-то жили люди. Эти белёсые скелеты, высушенные ветрами и солнцем, сдобренные снегом и дождём, не рассыпались до сих пор только потому, что их оплели толстенные лианы и лианы потоньше, и совсем тонюсенькие. Их сеть крепко держала тяжёлые блоки, не давая ни единому кусочку отвалиться.
  Сыпанул мелкий снег, быстро укрывая собой утоптанную тропу, по которой, похоже, часто прохаживались к бетонным надгробиям прошлого. Ветер холодил бритые виски Зила. Рыбья вонь посёлка сюда уже не доносилась, в нос приятно шибало запахом перегноя, дарующего жизнь мху и тысячелетним дубам. Прямо как в родном лесовнике! Леший приободрился.
  - Куда мы идём, деточка? - копируя манеру Ортиса, спросил он у девицы-конвоира, чуть повернув к ней голову. Не снизойдя до ответа, Ларисса тычком между лопаток направила его по длинной широкой улице. Хорошо, хоть не воспользовалась ножом.
  - Направо сворачивай, - велела она, когда они подошли к перекрёстку.
  И вот тут у Зила отвалилась челюсть.
  Ничего подобного он ещё не видел.
  Высотка, построенная незадолго до Третьей Мировой, устояла, когда с неба падали бомбы и вся планета содрогалась в агонии землетрясений. Теперь же высотку сплошь облепили цветы всевозможных оттенков, размеров и форм, в редких проплешинах между которыми яркой подложкой зеленел мох. Леший, поражённый этой красотой, не сразу заметил тёмный провал входа в здание и очередь молодых людей примерно его возраста у этого входа. Судя по одеждам и внешности, молодёжь тут собралась со всех Разведанных Территорий. Выстроившись цепочкой, парни и девушки нервно перетаптывались в ожидании. Ни смеха, ни единой шутки слышно не было. Все молчали.
  - Так мне туда, что ли? - Не дожидаясь подсказки Лариссы, Зил похромал к очереди. Вызванная тонжерром эйфория сменилась раздражением. Кружилась голова. Слабость сковывала движения, сплетала ноги и норовила уронить его, ткнув лицом в землю.
  Присыпая собой измученную куртку Зила и хорошенько утоптанную площадку перед зданием, с неба падали крупные разлапистые снежинки. Но ни одна из них не упала на цветы, облепившие высотку. Стороной, за десяток мер и дальше, снег облетал громадную клумбу. Но главное - над высоткой висело зеленоватое облако пыльцы, которое целый рыбацкий посёлок поставило на колени. Ежу ясно, а не только Зилу: высотка-клумба есть обиталище того самого могущественного ментала, который не чурается играть людьми, как кукольник - марионетками!..
  Силы лешего иссякли, ноги подкосились. Падая, он ухватился за кого-то в очереди.
  - И ты тут?! Ты чего тут?! - В лицо ему дохнули чесноком, и стало чуть легче, потому что неприятный запах выдернул Зила из накатывающего забытья. Перед глазами всё плыло и качалось, но Зил всё же рассмотрел того, кто послужил ему опорой. Ба, да это же старый знакомый - рыжий увалень Траст!
  Зил отшатнулся от него.
  - Братец ушастый, опять ты?! - сжав кулаки-арбузы, взревел Траст. За спиной у него по-походному была закреплена безразмерная сумка. - Да я тебя!..
  На Траста тут же зашикали. Мол, ты чего, совсем с головой не дружишь, тишина должна быть, великий Родд не терпит шума, волнения отвлекают колдуна от постоянного единства с миром. Лица у стоявших в очереди враз стали злыми, будто Траст для всех и каждого тут - заклятый враг. Это заметно поумерило пыл рыжего: он разжал кулаки и опустил руки.
  - Ладно, потом разберёмся, - сцедил он сквозь зубы. - Освобожусь только и оторву твои здоровенные оттопыренные...
  - Ага, конечно. - Подгоняемый Лариссой леший двинул вдоль очереди к входу в высотку-цветник.
  Это стало перебором для Траста, этого он уже не смог вынести.
  - Куда?! Самый умный?! В конец очереди! - Всей своей внушительной тушей Траст навис над лешим, который и сам был вовсе не младенцем и не карликом. Очередь, понятно, вновь возроптала, но на этот раз Траст был неумолим: - Сдохну тут, а не пущу этого ушастого вперёд всех! Нечего этому доходяге делать в покоях уважаемого Родда! Ещё окочурится, нарушит связь с мирозданием, а нам потом как?! Ну вот как мы все узнаем, что делать, как жить дальше?!
  Доводы его показались более чем серьёзными для тех, кто выстроился у входа в цветник. Ропот смолк. Все недобро уставились на Зила.
  За лешего, только сейчас сообразившего, куда его привели, заступилась Ларисса.
  - Этого лопоухого урода, - она указала ножом на Зила, - вызвал великий, ужасный и наидобрейший колдун Родд, повелевающий всем и всеми на Разведанных Территориях и за их пределами.
  Откровенно говоря, заявочка была так себе, но кровь на ноже выглядела весьма убедительно. Лица поклонников Родда вытянулись, кое-кто моргал без остановки, одна симпатичная девчонка икнула. Под впечатлением от этой сцены Зил хихикнул - и тут же застонал. Действия тонжерра безвозвратно улетучилось. Болело всё тело от пяток до кончиков волос на макушке, кричало каждым хрипом из лёгких, требовало спокойствия и ухода. К тому же, Зил потерял много крови...
  И всё-таки он выдавил из себя:
  - Траст, дружище, и тут я тебя уделал. Так что не мне, красавчику, а тебе, куску сала, не стоит беспокоить почтенного Родда своей никчемной судьбой. Да, ребятки?!
  Очередь заворожённо кивнула - ну пря как щукарцы под воздействием пыльцы. Узрев такую поддержку врагу, Траст побагровел.
  А Зил не унимался:
  - Зачем беспокоить Родда, если даже я могу предсказать твоё будущее? До самой смерти ты будешь пасти коз и выгребать дерьмо из-под свиней, а женишься на самой отвратительной шлю...
  Рыжий ударил раньше, чем леший договорил.
  Кулак-арбуз свистнул в воздухе там, где только что была коротко стриженная башка с выбритыми висками - вопреки ранам и усталости Зил увернулся и, не дожидаясь повторной атаки, ударил в ответ. Однако сейчас даже мышь-полёвка навредила бы Трасту больше, чем Зил. Его кулак лишь мягко шлёпнул по веснушчатому лицу, так что и речи быть не могло о том, чтобы свалить рыжего, или хотя бы сломать ему нос и разбить губы в кровь. Да от укуса комара было бы больше вреда! И потому неудивительно, что в следующий миг кулак-арбуз обрушился на голову лешего, едва не вбив её по макушку в плечи. Из глаз посыпались искры. Падая, Зил уцепился за локоть Траста и умело, хотя никто и никогда его этого не учил, ногами оплёл лодыжки здоровяка. Тот потерял равновесие, и рухнул бы на Зила, упавшего с ним вместе, если б Зил не откатился чуток, на меру всего. И вскочить бы да навалиться на Траста или лучше отпинать его по веснушкам на щеках, по выпирающему животу, в пояснице двинуть хорошенько...
  Но Зил не смог подняться.
  А вот выдохся он.
  Что хотите с ним делайте, а больше и пальцем не пошевелит, не будет ни атаковать, ни защищаться. И всё же он оторвался от земли, упёршись в неё локтями и коленями. Рыжий здоровяк как раз собрался наподдать ему ногой по рёбрам, а Ларисса с ножом зашла здоровяку со спины, и вроде бы в её глазах мелькнул проблеск сознания, собственной воли...
  Еще немного - и она проткнула бы лезвием почку Траста.
  А Траст сломал бы Зилу рёбра.
  Но случилось иначе.
  Из логова колдуна вырвалось нечто стремительное и сильное. Что те лианы - заброшенные бетонные здания предков, существа очень похожие на древесные корни, покрытые коростой почвы, оплели блондинку и Траста, и лешего в своих петлях сжали так, что захрустели кости. В носу стало щёкотно и влажно, потекло по губам солёное. Из-за резкой боли Зил едва не потерял сознание. И он заорал бы, оглушив криком рыбаков в Щукарях, но из лёгких выдавило весь воздух!..
  Но ведь точно не бывает растений с корнями, ветками или ещё чем, которые передвигались бы со скоростью убегающего от волчарок зайчера. У растений нет костей и мышц. Да и чтобы быстро двигаться, нужно расходовать много энергии, которой попросту неоткуда взяться у травы и кустарников, так уж они устроены. Напавшие твари - или одна-единственная тварь? - были чем угодно, но только не корнями дерева.
  Парни не сумели, а вот Ларисса вырвалась из ловушки. Выплюнув густой ком слюны вперемешку с пыльцой и выдав такое крепкое словцо, что у Зила покраснели уши, хотя он вовсе не считал себя стеснительным малым, она отлично заточенным рыбацким ножом ударила по 'корню', обвившего её талию. Упав на снег, обрубок брызнул зелёным. Резко запахло тиной. От метнувшего к ней ещё одного 'корня' девчонка отпрыгнула, как кузнечик, изломав колени в обратную сторону, как это было в Мосе на испытании. Однако следующий 'корень' настиг её в пяти мерах над землёй, обвил лодыжку и дёрнул вниз. Взмахнув руками и выронив при этом нож, Ларисса хряпнулась спиной о твердь, после чего с десяток 'корешков' потоньше тут же оплели её с головы до ног.
  Троицу пленных поволокло по снегу к входу в апартаменты колдуна. Жаждущие встречи с великим Роддом завистливо смотрели вслед. Их ничуть не смущал способ, с помощью которого троица проследовали вне очереди.
  
  * * *
  
  Брызгая вспененной слюной, волчарки лаяли яростно, взахлёб.
  Уж слишком много народу собралось на центральной площади посёлка.
  А ведь середина дня, и потому все должны быть при деле: мужчины положено рыбачить, а женщинам заниматься готовкой и уборкой. Разве что седым старцам разрешено бездельничать, сидя на солнышке и обсуждая проделки юных сорванцов, которые ещё настолько малы, что им не доверяют даже латать сети.
  Работа брошена из-за рептилусов, засиженные мухами трупы которых были привязаны к лестницам брошенных домов. Два трупа - две лестницы. И ещё на одной лестнице Сыч заметил окровавленные обрывки верёвок. А ещё, подъезжая к посёлку, Сыч увидел, как на дома на сваях опустилось зелёное облако.
  Он нахмурился, заметив столы с остатками закусок. У щукарцев сегодня праздник? Или просто решили отметить казнь полукровок? Вполне может быть и первое и второе, в этом нет ничего особенного... Но среди опустошённых блюд и пустых кувшинов стояла братина. Значит, в посёлке побывал чужак. С роднёй ведь не братаются. И с рептилусами тоже.
  Выжил-таки мальчишка, и он тут, в Щукарях.
  Или - был здесь совсем недавно.
  В любом случае не стоило показывать местным, что Сыч понял это. Вон как на него уставились, схватив кто нож, кто вилку, а кто и за острогой домой сбегав. Если б не верный зог и не ощеренная свора, уже накинулись бы, изрубили бы да порезали на наживку. Ну, попытались бы это сделать.
  - Что ты сказал?! - услышал Сыч крики за пару улочек от площади. - Как - здесь?! Ортис, ты сам её видел, вот как меня перед собой видишь?! Ларисса, дрянная девчонка, ты куда задевалась?! Солить мне жабры, крюк мне в хребет! Где ты прячешься?!
  Крики стали тише и вскоре вовсе прекратились.
  Впрочем, Сычу не было дела до слишком громких рыбаков.
  Будто бы не видя местных со всем их 'оружием', направленным на него, он проследовал через толпу - щукарцы спешно расступились, образовав широкий коридор. Зога неимоверно возбудил запах страха, исходивший от людей. Сычу понадобилось все его навыки, чтобы удержать зверя от немедленной атаки, иначе зверюга остановилась бы не в центре площади, а посреди моря крови и гор разорванных тел.
  - Молчать, - велел Сыч волчаркам, и те сразу утихли.
  Он чувствовал, как сотни взглядов ощупывали его, пытались разгладить складки плаща и заглянуть под широкие поля шляпы. Щукарцы выискивали изъяны, отмечая его слабые места, - интересно, какие? - чтобы потом напасть. И при этом ни слова. Даже дети не смели пикнуть. А раз им всем нечего было сказать, заговорил Сыч. Заговорил не тихо и не громко, а так чтобы услышал тот, кому сказанное предназначалось. При этом Сыч смотрел поверх голов щукарцев - со спины зога так просто смотреть поверх голов - на возвышающиеся за посёлком безжизненные бетонные глыбы прошлого. Где-то там, среди бетона, располагалось логово Родда.
  - Умерь пыл своих рабов, - потребовал Сыч. - И даже не думай насылать на меня свою дрянь.
  Он вскинул десницу с уже снятым с предохранителя файером. Исторгнутый из пасти огнедышащего факел пожрал зеленоватую дымку за миг до того, как она опустилась бы на голову Сыча.
  Рыбаков взволновал поступок незваного гостя. Ещё не смея выказать гнев, они стали переглядываться, трогать друг друга за плечи и одобряюще кивать, найдя поддержку у родственников и друзей. Вот-вот шептаться начнут, потом заговорят, заорут, а уж там и накинутся на следопыта. Его зверьё уничтожит многих, но не всех, так что самому придётся помахать Карой. А это всё займёт какое-то время, это пустые хлопоты и лишняя суета. И потому надо пресечь бойню на корню.
  - Натравив на меня сброд, ты, Родд, а не я, обречёшь всех тут на погибель. - Сыч коснулся пыльной тульи, чуть поправив шляпу. - Предположим, что случится чудо, и рыбаки убьют меня. Но тогда на закате говорец Мора не свяжется со мной, и потому сюда придёт целое войско, и ратники будут драться между собой за право первым изнасиловать самую красивую местную девку. Ты этого хочешь? Чтобы посёлок вырезали? И кого тогда будешь травить своими благовониями? Кстати, княжье войско может наведаться и в твои развалины...
  Сыч замолчал, и щукарцев согнуло от кашля. Из распахнутых ртов выплеснулись брызги вязкой зелёной слизи. Глядя на страдания рыбаков, следопыт осклабился. Конечно, Родд ни за что не допустил бы, чтоб в его вотчину вторглись ратники князя. Ведь не зря столько лет затворник-колдун наставлял юных глупцов, внушая что и как им делать в жизни, столько тысяч чистокровных слушаются его, поверив каждому слову. Если Родд призовёт их, они с радостью встанут под его знамёна.
  Просмотрели владыки Моса у себя под носом серьёзного врага, просмотрели.
  Впрочем, Сычу нет дела до всяких заговоров против престола.
  
  * * *
  
  Ларисса обмякла. 'Корни' зарылись в светлые волосы и, растрепав пук кос, едва не сорвали с неё скальп.
  На черепе Зила не за что было ухватиться, поэтому 'корень' сунулся ему в рот, настойчиво раздвинув губы и надавив на резцы с намёком, что кое-кто останется без зубов, если не расцепит челюсти. Испытывая брезгливость, Зил тут же укусил 'корень'. Тот был вовсе не древесно-твёрдым, скорее напоминал хрящ, покрытый кожей, но хрящ крепкий, не разгрызёшь. Из продавленной кожи 'корня' в горло хлынула жидкость, пахнущая тонжерром, то есть тиной и розами. Да и на вкус она была как тонжерр, только ярче, насыщенней. Ортис что-то говорил о благодетеле, снабжающем щукарцев. Похоже, Родд он и есть.
  - Ах чтоб тебе кишки раздуло! - Траст хрипел, пытаясь высвободиться. И сопротивление здоровяка оценили по достоинству: в рот ему кляпом впился не один 'корень', но целая охапка заставила его заткнуться, расслабиться и утихнуть.
  Головокружения у Зила как рукой сняло. И никакой тошноты, никакой боли. Ну да если уж сухой тонжерр, предложенный Ортисом, взбодрил лешего, то свежий сок точно придаст сил надолго. К тому же, кожица 'корней', обвивших Зила, кое-где треснула от напряжения, через щели просочилось довольно много жидкого тонжерра, который, стекая по телу пленника, постепенно превратился в вязкую смолу, закрывшую все его раны. Так что кровотечение прекратилось, у Зила появился шанс выжить.
  Он осмотрелся.
  В просторном помещении - в той части, куда 'корни' приволокли пленников, - было светло, хотя ни камина, ни факелов с лучинами, ни гнилушек, ни дорогущих ламп, наполненных светляками, Зил, как ни крутил башкой, не обнаружил. Казалось, светились сами стены и высокий потолок из шлифованного белого с серыми прожилками камня. А вот дальние углы, до которых было не меньше сотни мер, оставались затемнёнными. И если снаружи здание представляло собой одну большую клумбу, то внутри всё было выхолощено, мертво: ни травинки, ни листика, ни даже пылинки. Идеальная чистота.
  Было холодно, морозно даже.
  Во мраке дальнего угла раздался странный звук, будто зашелестели по дубовой коре тельца тысяч древесных змеек, заскребли лапками по полированному камню тысячи жучар. Ларисса и Траст переглянулись. Значит, Зилу не послышалось.
  Гулкими ударами в груди лешего сердце отмеряло ток времени. Казалось, миновала вечность, две вечности, а то и десять, а то и больше, прежде чем из мглы явился тот, кто издавал все эти звуки. Тот, кто наслал на щукарцев облако зелёных спор. Тот, кто взял в плен Зила и ещё двоих чистокровных.
  Его ярко-зелёная борода спадала до чистейшего пола, наступать на который даже тщательно вымытыми пятками казалось кощунством. Из бороды произрастали тончайшие травяные спирали, а по ним ползали мерзкие рыжие муравьи. Несмотря на то, что в помещении было холодно, над колдуном Роддом, - а это, несомненно, был он - жужжа и пища, вились полчища комаров и слепней. Зил сразу заметил, что насекомые не удалялись от него на лишние полмеры, старались держаться поближе к голове. Лицо Родда покрывали глубокие морщины. Набившаяся в них пыль превратилась в почву, давшую приют мелким, едва различимым побегам. В локти и колени колдуна вросли толстые 'корни', от которых ветвились 'корни' потоньше, от них - ещё тоньше, и так далее, до тех, что опутали троицу. И непонятно было, то ли Родд волочит их за собой, то ли они управляют им.
  Колдун Родд явился не сам.
  Такие, как он, не могут и шагу ступить в одиночестве. Им никак без верных соратников и фанатичных последователей, благодарных учеников и угодливых слуг. На худой конец сгодятся и рабы, готовые день и ночь преданно лизать господину ноги.
  Свиту колдуна Зил мысленно назвал детьми цветов, потому что самому старшему из них едва исполнилось двенадцать и потому что члены свиты украсили свои тела цветами. И если обычные мальчишки и девчонки, порезвившись на луговнике, надевают на себя венки или оплетают усиками суккулентов запястья, то для свиты колдуна это было бы слишком просто. Дети цветов буквально превратили себя в грядки. Корни растений брали жизненные соки из-под их кожи. Их волосы и ногти покрылись буро-зелёным налётом мха, и кожа отдавала зеленцой. С их появлением зал переполнился удушающим запахом тины и роз, запах тонжерра.
  Зил часто-часто задышал. Ларисса тоже в точности изобразила рыбину, выброшенную на берег. А Траст побагровел - ему кляп мешал восполнить нехватку кислорода.
  Ещё немного - и все трое задохнутся!..
  Втянув воздух через мясистые ноздри, Родд недовольно махнул рукой, потянув за собой целый массив 'корней'. Тотчас концентрация аромата уменьшилась до приемлемой. По лбу и лицу лешего ручьями потёк пот. Ларисса закашлялась, лицо её посинело. Траст то ли просто закрыл глаза, то ли потерял сознание.
  - Они так охотятся, - сказал Родд, кивнул на своих приспешников. Голос у него был густой, рокочущий. Если он вдруг заорёт, своды зала не выдержат, цветник обвалится, а следом осядут грудами битого бетона все здания мёртвого города. - Идут на цветочную поляну, а там уж... Они умеют не шевелиться, не дышать, сердца их перестают биться. Я научил их этому. Они - прилежные ученики.
  'Корень' выскользнул изо рта Зила, путы заметно ослабли. На щеках блондинки появился румянец. И Траст наконец лишился ненавистного кляпа и встрепенулся, однако у него хватило ума не воспользоваться обретённой долей свободы, и потому колдун не услышал его проклятий.
  Огладив бороду, Родд продолжил:
  - Они замирают среди ромашек и тюльпанов. А когда на поляну, чтобы пощипать травку, выходит косуля, или присаживается птер, уставший облетать охотничьи угодья, цветы моих учеников - особые, выведенные мной вид - выделяют ядовитое вещество...
  - Тонжерр, - буркнул леший.
  Родд покачал косматой головой:
  - Так называют моё детище рыбаки. Глупцы! Они получают жалкие отходы, мусор... У моих учеников иммунитет к отраве, а зверюшки погибают и становятся пищей. Нет, не нашей. Мы не пожираем плоть животных. Хотя рыбаки говорят, что мы не гнушаемся человечиной...
  Траст громко сглотнул.
  - Однако это не так, - Родд подмигнул ему.
  Рыжий сглотнул ещё раз.
  Колдун повернулся к Зилу и, не моргая, уставился на него:
  - Хоть ты и леший, а я нет, у нас много общего. Ты ведь тоже не ешь мяса?
  Ларисса и Траст покосились на Зила. И если здоровяк смотрел снисходительно, с сочувствием, - как так, не вгрызаться в шашлык из барашка? не обгладывать свиные рёбра?! - то блондинка окончательно уверилась в том, что Зил сотрудничает чуть ли не со всеми подонками Разведанных Территорий.
  - К тому же, ты воспротивился моему зову. - Муравьи быстрее забегали по спиралям-травинкам в бороде Родда. - Ты единственный, больше никто. У тебя дар - ты обладаешь властью над растениями. Наши дары сродни.
  - Я не подчиняю себе людей. Не ломаю их волю. - Зилу польстило, что могущественный ментал считает его ровней, но при этом стало и противно. - Люди не растения. Они лучше! С ними нельзя так!
  Родда удивил его ответ.
  - Ты столь наивен? Рыбак Ортис хотел убить тебя. Он лучше безобидной березки? А те, кто устроил Третью Мировую, добрей дубовой рощи, кормящей из года в год стадо свиней? А что ты скажешь о том человеке, который убил твоего отца?
  Зил вздрогнул. Батя Лих... Оказывается, колдун Родд не только подчинял тела, но и обладал куда большими способностями. Сильнейший ментал. Никто на Разведанных Территориях с ним не сравнится. А ещё Зил разозлился на себя за то, что был полностью согласен с колдуном. Не лучше. Не добрей. Но всё-таки... А вот не мог он придумать достойного возражения. И ладно. Беседы о том, кто круче, оставим на потом. Пока же следовало позаботиться о семье. Родд доказал, что на многое способен. Восторг и признание его поклонников заслуженны. Так что зря леший смеялся над Трастом, мечтавшим о встрече с колдуном. А раз так, следовало расспросить Родда о самом важном.
  - Ты знаешь о гибели моего отца, - осторожно начал Зил. - Может, тебе известно, что случилось с моими мамой и сестрой? Помоги мне, Родд, расскажи!
  На лице колдуна возникла гримаса, должная изображать то ли улыбку, то ли крайнюю степень раздражения. Слепни и комары ускорили полёт над его головой, жужжание и писк усилились.
  - Тебе не нужна моя помощь! - чересчур громко пророкотал он, и его свита испуганно зашевелилась, попятилась. - Спрашивая о тех, кого нет, ты издеваешься надо мной?!
  Внутри у Зила похолодело.
  - Как это - нет? Почему ты сказал, что их нет?! - выдавил он из себя.
  Жужжание слепней и комариный писк превратились в сплошной неразборчивый гул. Насекомые летали над головой Родда уже с такой скоростью, что невозможно было рассмотреть их по отдельности - слились в кольца. Траст сделал круглые глаза, намекая, что не стоит злить колдуна.
  - Потому что у тебя нет матери, леший. Уже много лет. И никогда не было сестры.
  Сказанное им было настолько нелепо, что Зил не нашёлся с ответом.
  Он расхохотался.
  Даринки, значит, нет и не было?! И мама давным-давно мертва?!..
  Разочарование и презрение - вот, что он испытывал, глядя на зелёнобородое чучело. Родд - великий ментал?! Что вы, обычный ярмарочный шарлатан, обманывающий великовозрастных дурачков вроде Траста! И чем меньше у дурачка уверенности в себе и знаний, чем сильнее он надеется, что добренький дядя подскажет, куда идти и как маршировать, тем сильнее власть шарлатана над дурачком.
  Но не над Зилом.
  - Зачем ты лжёшь, старик? - оборвав свой смех, спросил леший. - Ты тронулся? Ну, в твоём-то возрасте неудивительно...
  Вжикнув напоследок, слепни и комары попрятались в густой бороде Родда. Лица детей цветов исказил ужас. В зале приёмов запахло вовсе не тонжерром, но постыдной детской слабостью.
  Колдун Родд развёл руки в стороны, и 'корни', вросшие в его локти, заскрипели точно стволы деревьев на ветру в лютый мороз.
  - Понимаю. Тебе, леший, больно слышать правду. Но у меня есть твой геноматериал и налажена связь со всем миром... Впрочем, ты не поймёшь... Я не чувствую ни твою мать, ни твою сестру. Их попросту нет.
  - Ах попросту нет?! - Зил действительно не понимал. Да он и не собирался вникать в бредовые фантазии сумасшедшего шарлатана. - Я тебе не верю, Родд. Ты ошибаешься. Или лжёшь.
  Дёрнулась зелёная борода. Траст покачал рыжей головой. Ларисса тихонько, но грязно выругалась. От свиты колдуна потянуло, как от общественной городской уборной в летнюю жару.
  Зил ощутил чьё-то присутствие в дальнем тёмном углу зала. Существо, которое скрывалось там, точно не было человеком. Оно следило за лешим. Внимало каждому его слову и напряжению мышц лица, оно вдыхало его запах, чтобы запомнить, оно внимало его голосу, когда он говорил, надеясь узнать ответ на важный вопрос, и когда дерзил от волнения и разочарования.
  Наконец Родд нарушил затянувшееся молчание:
  - У тебя, леший, интересная судьба. Изменчивая. Только от тебя зависит, как и что с тобой случится. Мало кому дано такое счастье - счастье ли? - определять русло своей реки жизни. Потому я вижу очень мало о тебе, всего на шаг вперёд. Но я точно знаю: тебе суждено отправиться к Древу Жизни.
  - Я не верю в судьбу. - Зил осклабился. - И да, я - хозяин своей жизни. Я и только я решаю, куда идти и что делать! Хоть на шаг, хоть на сколько вперёд!
  - Хозяин? Раз так, иди куда хочешь. - Родд заухал точно филин перед случкой, так его позабавили попытки Зила вырваться из удавки 'корней'. - Ну что же ты, хозяин?!
  Он перевёл немигающий свой взгляд на Траста:
  - А твоя судьба, рыжий, - сопровождать лешего в странствиях. Ты ведь затем ко мне пришёл, чтобы узнать, каков твой жизненный путь? Теперь тебе известно твоё призвание.
  Родд вновь заухал. Его свита радостно зашушукала. А Траст, узнав своё предназначение, возопил так, будто ему в седалище воткнулись когти волчарки, в пах - иглы ежа, в пятку - кончик хвоста тайгера с загнутым острым шипом, а в язык - жало шершня. Он призвал все беды и сто смертей-болячек на голову ушастого ублюдка, которому не будет спокойствия ни сейчас, ни завтра, ни когда его тело скормят свиньям. Досталось и великому Родду вместе с его молодой командой: Траст пожелал им всем удавиться морковью, испортить желудок гнилой свеклой, и чтоб им всем кишки раздуло из-за прокисших ягод и червивых клубней! Надо же, горе какое! Думал вернуться домой, пасти свиней, козочек доить, коров ещё, да девок на сеновале щупать и детей потом растить, а тут! Тут!.. Да на кой ему этот ушастый, из-за которого одни неприятности?!
  Траст ещё причитал, а Родд уже повернулся к Лариссе:
  - А твоя судьба...
  Но договорить ему не дали.
  - Ты где прячешься?! А ну покажись! - басовито-хрипло донеслось из кишки коридора, ведущего в зал.
  Зелёнобородый колдун попятился. На лице его появилось выражение крайней озабоченности, которое Зил назвал бы гримасой страха, если б перед ним был кто другой, а не могучий ментал, просто не способный кого-либо бояться.
  Не способный - кроме одного человека на всей планете.
  Того, который, рыча и плюясь, ворвался в зал.
  - Крюк вам в хребет! - взревел этот самый толстый, самый широкоплечий мужчина, которого Зил когда-либо видел. - Солить вам жабры!
  Его недоброе лицо, покрытое рытвинами оспин, было багровым. Его ноги-окорока с гулом впечатывались в полированный пол, оставляя за собой кровавые отпечатки. Похоже, перед тем, как войти в цветник, он хорошенько потоптался по очереди юнцов.
  Увидев связанную 'корнями' Лариссу, широкоплечий - ну точно поперёк себя шире - давно уже немолодой мужчина попытался что-то сказать, но не смог, у него лишь судорожно задёргался кадык, поросший седой щетиной. Мужчина перевёл взгляд на Родда, и его голосовые связки родили звериный рык, от которого лешему стало не по себе, Траст втянул голову в плечи, а Ларисса наоборот заулыбалась во весь рот.
  - Здравствуй, любимый брат, - обратился к пришлому Родд. - Давно не виделись, Майдас. Уж и не мечтал о приятной встрече. Думал, ты до самой смерти не почтишь меня, затворника...
  - Заткнись, ур-род! - оборвал его широкоплечий Майдас, от которого разило кислым потом так, что куда там тине с розами. - Не смей, ур-род, раскрывать свою вонючую пасть в моём присутствии! Гони прочь мальчиков-одуванчиков! А не то!..
  - Но, брат, я же... - растерянно повёл руками Родд, 'корни' вяло отозвались на его движение.
  - Крюк вам всем!.. - Удивительно резво для своих необъятных размеров Майдас метнулся к свите. Его нога-окорок врезалась в цветочное сборище, разом подняв в воздух троих послушников Родда, подбросив их чуть ли не до потолка, до которого было с десяток мер. Остальные дети цветов с визгом бросились наутёк. Майдас поспешил было за ними в дальний тёмный угол, но, пробежав, половину расстояния, остановился и, вглядевшись во мрак, передумал.
  - Солить мне жабры!.. - Отдуваясь и потея вдвое больше прежнего, чуть прихрамывая на ударную ногу, он двинул обратно. - Крюк вам в хребет!..
  - Зачем ты так, Майдас? Ведь ты у меня в гостях, и я...
  - ЧТО?!! - рыкнул широкоплечий и выпучил глаза. Удивительно, что не порвались его голосовые связки, а глазные яблоки не лопнули и не выпали ему под ноги. - ЭТО Я У ТЕБЯ В ГОСТЯХ?!!
  Далее Майдас разразился такой отборной бранью, что уши у Зила свернулись трубочкой. Причём часть выражений лешему уже была знакома, он слышал их от Лариссы.
  - Всех отпустить! Немедля! Всех!!! - надрывался Майдас. - Или я разнесу тут всё на куски! Лично мотыгой выполю все твои одуванчики!
  Родд плавно отодвинулся на пяток мер к тёмному углу, подальше от бушующего Майдаса. Зил не поверил своим глазам. Могущественный ментал отступал! Он до жути боялся широкоплечего братца!
  'Корни' отпустили пленников. Зил и Траст рухнули на колени. Лариссу же мягко поставили на пол. Она бросилась к свирепому Майдасу, обняла его, прижалась всем телом и зачирикала что-то ласковое на ухо, отчего Майдас размягчился, что ли, бугры-мышцы опали, от лица отхлынула кровь - грозный воин враз превратился в пожилого безобидного толстяка.
  - Ну что ты?.. - прощебетала блондинка. - Тебе же вредно нервничать. Ты же знаешь: надо лежать, настои пить. Лекарь говорил...
  - Крюк в хребет лекарю! - раздражённо оборвал её Майдас. - Я же велел тебе держаться подальше от дядюшки! - Он указал на Родда. - И вообще, доченька, что ты здесь делаешь?! Ты ведь должна быть сейчас в Мосе. Я с князем договорился. Он обещал жениться на тебе.
  Ларисса - дочь Майдаса? Зил и Траст переглянулись - мол, ты это слышал? У обоих от удивления челюсти отпали. А Родд - дядюшка? Тут что, семейное сборище, и парни приглашены поприсутствовать и выказать почтение?..
  - Я никогда не выйду за Мора! - взвилась Ларисса, отстранившись от родителя, на которого она, к счастью, ничуточки не была похожа. - Слышишь, отец?! Никогда не выйду! Никогда!
  Пожилой безобидный толстяк вновь стал свирепым, не знающим жалости берсерком:
  - Если надо, в колодках отправлю тебя в Мос! Кнутом буду гнать! Дура! Ты не понимаешь, что творишь!
  Он сгрёб её в охапку и забросил себе на плечо так легко, будто она соломенная. При этом одной рукой он умудрился ухватить за шкирку Траста с Зилом и поволок их за собой. Все трое отчаянно вырывались, но их тычки и удары не причиняли Майдасу неудобств. Он пёр точно гора, у которой вдруг выросли ноги.
  Выбравшись из логова Родда, отец Лариссы - вот бы взглянуть на её мать, с такими-то родственниками! - швырнул парней в снег, как нашкодивших щенят. Пока они гостили в цветнике, насыпало изрядно. От очереди на приём к колдуну остались только замерзающие алые лужи. Нетрудно представить, как некто возмутился, мол, старый толстяк, чего прёшь в обход всех, становись в хвост. Ещё легче представить, что после этого началось.
  - Не знаю, на кой вы понадобились моему братцу-прощелыге... - Майдас задумчиво уставился на парней, так и не посмевших в его присутствии выбраться из сугроба. Ларисса мутузила его руками и ногами, требуя отпустить её, но папочку это совсем не беспокоило. - Может, вы и хорошие люди, а всё равно убирайтесь подальше от моего посёлка. Валите, пока я добрый. И больше в Щукари рыл своих поганых не суйте. И даже смотреть в нашу сторону не смейте!
  Более не говоря ни слова, Майдас двинул к рыбацкому посёлку вместе со своим брыкающимся грузом на плече.
  Зил приподнялся на локтях. Снег прекратился, свинцовые тучи разметало ветром, выпустив на небо яркое солнце. Быть может, это добрый знак?..
  Леший поднялся, как бы заново привыкая к телу, излеченному соком-тонжерром: ни пореза, ни царапины. Ну и куда теперь? Что делать? Где искать маму и сестру?..
  И тут Траст ударил его в ухо.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"