Ценностные установки одного из социальных слоев населения Украины в 16-17веках.
Для этого исследования избрано определяющее внешнюю и внутреннюю политику государства сословие-шляхта. Причем специально вычленен из исследования ее верхний слой-магнаты, ибо их ценностная шкала значительно отличалась от обычной для сословия. Не рассматривается также "новая шляхта", то есть казацкая верхушка после перехода Левобережья под руку Москвы (потому что она равнялась на старую, отличаясь в основном тем, что православных уже не преследовала).
История шляхты Речи Посполитой (и как часть ее - история шляхетских ценностных ориентаций) несмотря на ряд особенностей, лежит в общем русле европейской истории. Основные этапы этой истории: преодоление феодальной раздробленности, внешняя экспансия, попытка освоить результаты экспансии, концентрация усилий в виде абсолютизма, истощение внутренних сил и уход со сцены как деятельной силы общества. Разумеется, есть и значительные отличия. Полностью феодальная раздробленность преодолена не была и на смену ей не пришел абсолютизм. Эти два этапа слились в один, при котором феодальная раздробленность и абсолютный монарх слились в единое целое, именуемое "абсолютный монарх - сословие". Поскольку дворянство - не совсем единое целое, а состоит из множества отдельных личностей и их воль, то "монарх - сословие" выглядит то как типичный монарх-завоеватель, то как типичный монарх-реформатор, то как пустое место на троне. Правда, наиболее точной аналогией "монарха-сословия" будет король Георг III, страдавший душевным заболеванием, имевшим светлые промежутки. Во время этих промежутков он был почти нормален, а вне их - абсолютно неадекватен. Продолжая аналогию, у "монарха - сословия" светлые промежутки становились все короче, а темные периоды все темнее.
Следует еще сказать несколько слов о формировании шляхты. Она изначально было не единой по происхождению, но быстро прогрессировала в своей унификации. Сначала она состояла из части польского дворянства, перешедшей на украинские земли после завоевания их в XIV веке, литовско-белорусских нобилей, пришедших на украинские земли после победы на Синих Водах, и из переживших татарское завоевание остатков боярства Киевской Руси.
Первоначально это были в основном не очень богатые роды: при татарах жилось не сильно роскошно, а пришедшие из Польши и Литвы тоже были не самыми богатыми у себя на родине. Магнатство фактически тоже формировалось заново, поскольку удельных князей Киевской Руси тоже уцелело немного, служилые литовские князья тоже быстро вымерли, а в поражении на Ворскле погибла основная масса княжеских родов Литвы. Вновь пришедшие нобили, составлявшие основную массу, пришли на богатые земли, будучи сами не богатыми. Сохранить и приумножить богатство они могли в условиях угрозы постоянных татарских набегов только при условии единства между собой, и чем эффективнее было это единство, тем успешнее было выживание. Поэтому шляхтич очень рано ощутил свое единство с другим шляхтичем. При этом много позднее шляхтич-католик не чувствовал религиозного врага в шляхтиче-мусульманине из посаженных в Белоруссии на землю татар, но чувствовал такого врага в своем крестьянине-православном. Уже в XVI веке шляхтич ощущал себя частью целого сословия, которое он почитал лучшей частью населения страны, владычицей всего, что есть в стране, воином и рыцарем, жителем просвещенной страны.
В первую очередь шляхтич ощущал себя воином, ибо существование его как сословия базировалось на военно-ленном праве. Оттуда он появился, основная и единственная его обязанность была ПОГОНЯ, то есть необходимость военной службы в военное время. Для того он и владел землею и людьми, чтобы на доход от владения вооружаться для похода. Шляхетское ополчение долгое время было основой армии, поэтому он ощущал, что сила его есть сила ополчения и есть сила всей страны. Военное дело являлось для него основой его жизни, судьбой, наградой, целью его существования, и все иные виды деятельности считались менее ценными. Исключение составляла церковная карьера, хотя пример Арамиса для Речи Посполитой менее характерен, чем для Франции. Поэтому доблесть, ратное искусство и иные подобные качества были важнейшими для шляхтича, он овладевал ими постоянно, совершенствовался в них даже вне войны - на охоте, на поединках, иногда на большой дороге. Следует сказать, что идеал и необходимость хорошо сочетались и способствовали выживаемости шляхтича на поле боя.
Как воин, он должен был уметь подчиняться своему начальнику на поле боя (но вне поля боя это достигалось с трудом).
Как добрый подданный, шляхтич должен был уважать своего короля, оказывать тому подобающий почет, но при этом король считался "первым среди равных", и теоретически всякий шляхтич мог сам стать королем. Поскольку шляхтич никогда об этом не забывал, то подобающий почет по отношению к королю далеко не всегда был подобающим.
Как хозяин и господин своих владений, он в идеале должен быть великодушным, справедливым и блюсти законы государственные и божьи, поощрять добрых слуг своих, карая по вине нарушителей и не притесняя слабых сверх меры (но чем дальше, тем трудновыполнимее становилось это).
Как добрый христианин, он должен быть примером соблюдения норм христианства во всех сферах жизни, и знак креста должен был осенять всю его жизнь - от колыбели до могилы. А как воин страны-соседа Османской империи, он должен был хранить христианскую веру от неверных.
В семейно жизни идеалом его был брак, освященный церковью; сыновья, родившиеся в этом браке, должны были стать тоже воинами Речи Посполитой, а дочери - матерями воинов. Разница между шляхтичем-католиком и православным здесь не наблюдалась.
Шляхтич должен был быть образованным (по крайней мере в некоторой степени). Условия страны этому немного помогали, так как приходилось знать 2-3 языка, да и походивший походами по всей территории Речи Посполитой и соседним землям, шляхтич успевал увидеть разнообразие мира. Конкретный уровень образования в этом случае догмой не являлся.
Богатство рассматривалось идеологией как результат награды за усилия и подвиги шляхтича, и в этом варианте пожалование за отвагу в бою было идеалом. Ни в XVI, ни в XVII веках шляхтичи торговлей и промышленностью не занимались. Обогащению помогали как идеологически допустимые способы сделать это посредством женитьбы, конфискации богатств мятежников и т.д. Но основным способом обогащения было присвоение прибавочного продукта, созданного трудом крестьян. Практически состояние достигалось всяческими способами, но в идеологии не было признания богатства как показателя успешности существования, дарованного Богом (как в протестантской этике). Меценатство поощрялось, но больше в виде подношения церкви. Когда же шляхтич набирал общественный вес и начинал ощущать себя почти что магнатом, то меценатство становилось практически обязательным. Но шляхтич любого достатка не должен быть скупым, пиры, развлечения и мотовство были вполне обычным явлением, на которое все смотрели благосклонно (до сумасбродного мотовства XVIII века был еще далеко).
Шляхтич, определяя свое место в мире и Европе, ощущал себя хранителем христианской веры, защитником ее от мусульманского мира (а также от схизматиков). Он причислял себя к христианскому и западному миру, к цивилизованному миру. Но, разумеется, такого четкого ощущения он еще не имел, ибо сама Европа себя еще не ощущала как единое целое даже идеологически. Впрочем, в Европе родина шляхтича считалась окраиной, недостаточно известной и недостаточно знаменитой; а в Германии, например, ее польские окраины успешно онемечивались и звание поляка там не котировалось. Шляхтич ощущал себя выше московского сына боярского, много выше турецкого тимариота, и не хуже немецкого или шведского дворянина (в последнем случае исключительно за счет военных побед над ними).
Подводя итоги, можно сказать, что шляхтич видел себя воином, опорой страны, оплотом христианской веры на границе с иноверцами, вершителем судеб своих подчиненных, ровней полководцам и монархам, добрым семьянином и христианином. Это мироощущение поддерживалось не только его внутренним убеждением, -его поддерживала авторитетом католическая церковь, геральдика, законодательство. С XVI века этот идеал поддерживала литература. Одним из первых литературных портретов, каким должен быть истинный шляхтич, является " Песня о зубре" Николая Гуссовского 1523 года. В ней описывалась охота как подготовка, необходимая воину в будущих сражениях, как единственное достойное занятие благородного человека. Упоминается, что так принято было еще при Витовте, что послужило основой его успехов; восхваляется мужественность охотников и критикуется трусость как недостойная и несовместимая со званием благородного человека. Есть также легкое сожаление, что раньше с этим было лучше, а сейчас уже не то время.
Количество подобных произведений росло со временем, и трилогия Г.Сенкевича - это все тот же идеал благородного шляхтича, того, каким он должен жить и сражаться. За 300 с лишним лет после Гуссовского литературный идеал не сильно изменился, добавилось лишь то, что шляхтич способен, даже отклонившись от правильного пути, вернуться к своему идеалу.
Разумеется, идеал есть идеал, и большинство людей до него не дотягивало. Но за XVI век польская и полонофильствующая часть шляхты выработала для себя образец поведения в быту, семье, военном совете, шляхетском собрании, бою и вела себя соответственно ему. В идеале православной шляхты основные части были те же, за исключением религиозной нетерпимости по отношению к православной церкви. Шляхетский идеал фактически являлся доведенным до логического конца идеалом гуманистов, то есть идеалом их был человек свободный, ничем не скованный, человек во всем - человек (а фактически, хотя об этом вслух не говорилось,- человек, равный Богу).
Воплощение этого идеала гуманистов в жизнь сделало Речь Посполитую притчей во языцех. Хотя слова "после нас - хоть потоп" не в ней родились, но Речь Посполитая вполне самостоятельно выстрадала этот девиз, воплотила его в жизнь и придерживалась до самого своего конца. Она только не сказала его вслух. Кстати, эти слова так и просятся по отношению к жизни Речи Посполитой в первой половине XVII века; и потоп действительно случился (событие 1648 - 1667 гг. уже тогда назвали "кровавым потопом", а Сенкевич тоже воспользовался этим названием).
В стране образовался огромный слой людей, имеющих много привилегий и только одну обязанность. Шляхты было настолько много, что еще в XIX веке, несмотря на огромные потери в предыдущих войнах, польские земли Российской империи значительно превосходили все остальные по дворянской прослойке. Неограниченность привилегий шляхты и своеобразное понимание ценности своих прав привели к параличу судебной и административной системы страны. "Первый среди равных" поэтому с трудом мог управлять только коронными владениями. Все остальные сословия зависели то шляхты и поили ее своей кровью, дабы она могла жить как хотела. К тому же со временем единственная обязанность стала тяготить шляхту. "Петушиная война" с Молдавией была первым звонком, под Берестечком еле-еле удалось склонить шляхетское ополчение к бою, а после убедительной победы ополчение дальше идти отказалось, и окончательно добить казацкое войско не удалось. В Северной войне шляхетское ополчение вообще ни на что не годилось.
Поскольку каждый шляхтич что хотел, то и творил, а государство должно было как-то функционировать, истинными хозяевами Речи Посполитой стали магнаты. Только их усилия могли трансформировать этот хаос броуновского движения многих воль в некоторое движение в нужную сторону. Только магнаты могли, как-то объединившись и подкупив часть шляхты помельче, решить долго пережевывавшийся вопрос с налогами на войну. Перейдя на чью-то сторону, они решали, кто победит в войне и междоусобице. Князья Острожские в меру сил выполняли защиту православных от притеснений и не давали угаснуть православной культуре, ибо королевская власть не могла этого делать, а шляхта не хотела. Князья Радзивиллы вместо королей пытались провести нечто вроде реформации. Разумеется, магнаты старались не столько для других, сколько для себя, поэтому хаос не всегда двигался в нужную сторону. Поэтому, поскольку шляхта с трудом могла консолидировать себя, она утрачивала творческую силу, передавая ее магнатам, покорно идя за ними, либо противодействуя. Из-за этого шляхтич ощущал, что, несмотря на то, что он как бы хозяин Речи Посполитой, но, как единица он бессилен, а обладает силой только в единении (в отличие от магната, который был силен и сам по себе). Это приводило к тому, что шляхтич пытался сам стать магнатом, если не в реальности, то в поведении. Это также привело к тому, что право на рокош в XVII веке было реализовано в самом начале века (но время конфедераций шляхты было еще впереди). Впереди было и превращение большей части шляхты в малоземельную, либо безземельную, которая во всем зависела от магнатов. Но процесс этот пошел еще в XVII веке, как фактически так и идеологически.
Когда закончился XVI век, то что оказалось в Речи Посполитой? Всевластная шляхта, бесправные крестьяне и мещане, кучка магнатов и короли, которые не могли ничего. Трансформировалась также шляхта: процесс ее полонизации и окатоличивания пошел так быстро, что вскорости шляхтичи и крестьяне стали восприниматься друг другом как два разных народа, а точнее - как завоеватель и завоеванные. Масло в огонь подливала и религиозная рознь, уния же не скрепила государство, а стала дополнительным орудием давления на православную часть. Магнаты, защищавшие православие, постепенно сходили со сцены - к 1648 году таковым остался только Адам Кисель. Общество Речи Посполитой расслоилось, и каждый слой ощутил себя врагом другого слоя.
Что же произошло с идеалами? Они остались в принципе такими же. Но они выхолостились, и их прежнее содержание все больше расходилось с реальностью, а несоответствие идеала и жизни вызвало душевный надлом. А как сохранить в неприкосновенности уверенность в рыцарской части своего идеала мог, скажем, шляхтич Минщины, если он вынужден был вместе с соседями в 1655 году принять московское подданство, а года через 3-4 снова кланяться Яну Казимиру (а помимо того, еще и покланяться многим другим не столь высоким особам, чтобы остаться при жизни и имуществе)!? Разве что тем, что есть много таких, как он, и еще похуже, вроде братьев Радзивиллов. Но надлом не заживает, и уходит в трещину уверенность в себе, в своей избранности, в своей необходимости для страны. Поэтому поведение шляхты напоминает поведение человека, испытавшего стресс, сила которого превышает защитные механизмы личности: сначала он пытается жить, как будто ничего и не было, потом ищет защиту в механическом обращении к эмоционально значимым событиям дострессового времени, а когда постепенно понимает, что нет сил бороться, у него падает энергетический потенциал личности. Затем душеный мир ломается и происходит либо разрушение личности, либо компенсация процесса (но душевное здоровье уже хуже прежнего). Это же произошло с идеалом шляхты, и с самой шляхтой, и со страной. После выстраданного последними усилиями Андрусовского перемирия и победы под Веной, наступило долгое падение в пропасть, и лишь потом - некоторая компенсация в виде осознания себя уже не как самодостаточной и наиболее ценной части Речи Посполитой, а лишь как составной части населения Российской империи и довоенной Польской республики.
Идеалы остались, позже их прославляли все новые и новые авторы, вроде А.Мицкевича и Г.Сенкевича, а также экранизаторов трилогии Г.Сенкевича.
Осталось добавить, что шляхта так ничему и не научилась. В воззваниях времен восстания Костюшко все так же утверждалось, что Речь Посполитая была идеалом государства, в ней религиозных диссидентов никто не преследовал, оттого и все должны идти в бой за восстановление Речи Посполитой в прежнем виде. Восстания 1830 и 1863 года прошли под тот же идеологический припев. Да и в Польше 1918-1939 гг. ее шляхетская верхушка на восточных землях вела себя как блаженные времена короля Яна Казимира. Результат не заставил себя ждать.
Какой же урок должны усвоить мы из старой и кровавой истории Речи Посполитой? Нынешняя Украина не едина, как и Речь Посполитая. Существуют довольно большие различия в ее разных регионах, в вероисповедании, языках, культуре, отношении к историческому прошлому, в ином. Как и Речь Посполитая, Украина окружена государствами, не все из которых приветствуют ее существование. Но разные идеалы Галичины, и Левобережья не должны разрывать страну и общество на противоборствующие фрагменты. Прошлое служит опорой новому, а прошлое разное у разных регионов. Но это разное прошлое не должно стать границей между хорошим и плохим. Поэтому либо жители Украины будут мирно жить, уважая другие идеалы, язык, историю и т.д., либо страна станет ареной нового "Потопа". Можно назвать это взаимоуважение "европейской моделью поведения", можно и по-другому (ибо это придумано не Евросоюзом). Либо Украина будет единой и полифоничной, либо снова станет мечтой, а не явью. Третьего не дано.